Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему

По прошествию часа, он увидел открывшуюся в глубине галереи дверь и кортеж, направляющийся к часовне.

В этот день шел дождь, и мадам д`Игомер изъявила желание помолиться.

Молодые женщины шли за мадам д`Игомер, важной и чопорной; длинные волны золотистых кружев спускались вниз и подчеркивали богатство их одежд. Но какими же бледными были их лица! Девушки были похожи на статуи, высеченные из мрамора. Непередаваемое чувство охватило Армана-Луи, узнавшего Адриен и идущую рядом с ней Диану. Крик был готов сорваться с его губ. Магнус, опустившись на колени рядом с ним, сжал его руку и прошептал:

— Прошу вас, ни слова, в противном случае мы все погибнем.

Г-н де ла Герш с трудом подчинился, дрожа, как дерево на ветру.

— Протяните руку, разве вы не странник, просящий милостыню?

Кортеж прошел так близко, что край платья Адриен коснулся одежды странника. Не в силах удержаться, Арман-Луи прижался к нему своими губами.

Мадам де Сувини замедлила шаги и, протягивая милостыню страннику, произнесла:

— Помолитесь за меня.

Ее голос был таким грустным, что глаза г-на де ла Герша наполнились слезами.

— Наклоните голову, идет сеньор Матеус, — прошептал его невозмутимый страж.

Колени Армана-Луи остались прикованными к земле, но когда он поднялся, ярость и гнев охватили его.

— Или я здесь погибну, или я спасу ее!

На четвертое утро после приезда драгун в лесу снова заиграли трубы. Это был эскадрон хорватов, пересекших всю Австрию, чтобы вступить в бой. Изнуренный длинным переходом, он решил сделать остановку.

Несколько гугенотов решили нанести ему визит. Коллонж вернулся к вечеру, довольный прогулкой.

— Радуйтесь, сеньоры, — поведал он, — мы многое обсудили. Обстоятельства складываются удачно и мы сможем провести несколько поединков. Будем считать, что эти зерна можно сеять.

— А мы будем собирать урожай, — согласился Эгрофой.

Поединки должны были состояться на восходе солнца, на поляне, расположенной на одинаковом расстоянии от двух лагерей.

Два солдата из лагеря хорватов были убиты, троих тяжело ранило. У г-на Вольраса была поцарапана рука. С такими темпами получалось, что хорошо подготовленный эскадрон хорватов мог продержаться дней пятнадцать.

— После этого мы тоже будем иметь бледный вид, — заметил Сан-Паер.

Драгуны уже не находили пребывание в лесу столь тоскливым.

Тем временем, Магнус заметил молодую и красивую цыганку, которая свободно проходила в замок. Цыганка эта жила в таборе, шатры которого виднелись недалеко от Драшенфельда, у подножия холма. На вид ей было лет шестнадцать или семнадцать. Девушку часто можно было встретить с бубном около потайной двери замка; редкий офицер не пропускал её.

Магнус разговорился с двумя или тремя женщинами и несколькими слугами и узнал, что цыганка часто видится с кузинами и, похоже, она с ними в дружбе. Цыганка хорошо танцевала и предсказывала судьбу. А ещё она очень нравилась лейтенанту Патрицио Бемпо.

Услышав это, Магнус навострил уши.

— Быть может, это дорога в замок? — подумал он про себя, — если есть цыганка — будет Патрицио Бемпо, а будет Патрицио Бемпо — будет и Драшенфельд.

В свою очередь, он долго бродил вокруг маленькой дикарки, смеющейся и показывающей свои тридцать два белых зуба каждый раз, когда Патрицио заговаривал с ней.

Больше всего нравилось Магнусу то, что когда цыганка смотрела на него глазами, черными, как уголь, в её взгляде было что-то особенное, и это его трогало. Еще ему казалось, что он уже где-то видел это смуглое лицо. Но как ни пытался вспомнить, не мог.

— Я столько видел лиц, молодых и старых, веселых и грустных, красивых и уродливых! Их было так много! — вздыхал он про себя.

Однажды вечером, на опушке леса, не боясь гнева Патрицио Бемпо, Магнус решился подойти к девушке. Цыганка остановилась в недоумении.

— Не могли бы вы, дитя мое, оказать услугу дворянину, который был бы счастлив преподнести вам за неё в подарок колье, стоимостью сто золотых дукатов, и кольцо, которое так красиво будет блестеть на вашем пальчике?

Цыганка даже не бросила взгляд на кольцо, предложенное Магнусом.

— А не могли бы вы меня проводить к этому дворянину? — спросила она, — когда я его увижу, быть может смогу ему чем-нибудь помочь.

Магнус заколебался.

— Испанский лагерь недалеко отсюда, пойдемте, я вас провожу, — наконец, улыбаясь, произнес он.

Но цыганка не шла за своим провожатым, наоборот, она шла впереди.

Магнус следовал рядом с ней, наблюдая краем глаза за девушкой. Постепенно в его сознании возникал образ, похожий на тот, который он видел перед собой. Цыганка ускорила шаг. Она прыгала, как молодая козочка.

Через четверть часа, не поворачивая головы, она достигла лагеря и, поднявшись на пригорок, огляделась вокруг.

— Почему вы ищете кавалера, которого не знаете? — спросил Магнус.

— А почему вы думаете, что я его не знаю? Вы сомневаетесь, что я принадлежу к людям, живущим на первый раз?

Группа драгун расположилась на границе лагеря. Цыганка быстро направилась к ним и подошла к одному из них, сидевшему на спиленной березе.

— Господин де ла Герш, — спокойно она обратилась к нему, — что я могу сделать для вас?

Арман-Луи схватил цыганку за руку.

— Постой, постой! Ты знаешь вещи, которые тебе знать не нужно!

Девушка и не думала отступать, внимательно глядя на г-на де ла Герша.

— Если вы не помните Вирту — Вирта помнит все! — наконец произнесла она.

— Вирта! Маленькая Вирта, это ты?.. — воскликнул Арман-Луи.

— Да, это именно я… И если вы прошли мимо меня, не узнав, мои глаза и сердце вспомнили вас с того самого момента, как я вас увидела.

— Так вот почему я все время видел перед собой эти черные глаза!.. — воскликнул Магнус, отпуская цыганку. — Но раз ты знала, что мы здесь, почему не объявилась?

— Господин де ла Герш был одет в чужую одежду, но это могло обмануть кого угодно, но только не меня… Я решила, что вы не хотите быть узнанным, и сделала вид, что не знаю вас.

— Вот ребенок с сердцем мужчины, — заключил Магнус.

— У меня сердце женщины, которое все помнит. И если вы сейчас нуждаетесь во мне — я в вашем распоряжении. Девушка окрестила руки на груди и застыла в ожидании. — Вирта, — обратился к цыганке г-н де ла Герш, — ты можешь за один день заплатить сторицей за все, что я сделал для тебя.

— Приказывайте, я подчиняюсь!

— Ты свободно входишь и выходишь из замка?

— Так же свободно, как птичка, летающая по лесу.

— Тогда ты наверняка должна была видеть двух узниц в замке.

— Да, я их там видела, обе женщины прекрасны, как утро.

— Вирта, помоги мне их спасти!

— Вы говорите о двух молодых женщинах, но сердце мечтает лишь об одной. Вы думаете о той, блондинке, с глазами, голубыми, как небо и грустными, как ночь. Ее зовут Адриен.

— Как, ты знаешь ее?

— В вашем шатре, во время Лейпцигского сражения, я случайно увидела медальон. Увидев в замке женщину, черты которой похожи на лицо, изображенное на медальоне, я поняла, что вы когда-нибудь вернетесь сюда и ждала вас.

— Славная Вирта! — только и мог произнести г-н де ла Герш.

— Она стоит того, чтобы вы шли к ней через тысячу смертей! Не зная её, я догадывалась о её печали.

Вздох вырвался из груди Вирты; глядя вдаль, она продолжила:

— Скажите, что я должна сделать для вас, я все исполню!

— Можешь ли ты провести меня в замок? Сможешь сделать так, чтобы потайная дверь сегодня была открыта? — допытывался Магнус. — Мне кажется, что эта дверь не всегда закрыта.

Вирта ответила, покраснев:

— Да, вы правы, иногда через неё выходит мужчина, он влюблен в меня, и, следовательно, он слеп. Если я захочу, дверь будет открыта.

— О, Боже! Адриен будет спасена! — воскликнул г-н де ла Герш радостно.

Но тут облачко сомнения омрачило славное личико девушки.

— Я буду обманывать мужчину.., — произнесла она через силу.

— Патрицио Бемпо? — спросил Магнус.

— Да, Патрицио Бемпо: если суждено пролиться крови, вы обещаете, что оставите его живым?

— Я клянусь тебе в этом! — торжественно произнес Арман-Луи.

Вирта сняла кольцо, Магнус одел его на свой палец.

— Возьмите эти драгоценности: пусть между нами не будет ни золота, ни денег. Сегодня вечером я увижу Патрицио Бемпо.

— Одно лишь слово! — крикнул вслед удаляющейся девушке г-н де ла Герш. — Хочу пожелать тебе удачи; я должен спасти Адриен — постарайся её увидеть и сказать, что друзья здесь и готовы спасти её. Пусть она будет готова следовать за нами, когда пробьет час освобождения.

Вирта остановилась на мгновение. Перед г-ном де ла Гершем была уже совсем другая девушка, не веселая цыганка, а гордая и печальная красавица с блестящими глазами.

— Будьте завтра в час ночи перед потайной дверью замка, в том месте, где растут густые дубы. Их видно отсюда. У меня будет ключ, а свет в верхнем окне башни, рядом со спальней, будет свидетельствовать о том, что та, которая вас любит, не спит и ждет вас.

Вирта медленно исчезла в лесу, г-н де ла Герш проводил её взглядом. Вскоре и шагов её не было слышно. Девушка шла и слезы медленно катились по её щекам.

— Какая же она счастливая, эта пленница, — шептала она про себя, но этот шепот никто не мог услышать. Опустив голову, она вышла на дорогу, ведущую к замку. Немногим позже она была уже в галерее, где мадам Игомер любила собирать гостей. В этот раз людей было много.

Вирта, поигрывая бубном, пробиралась между приглашенными, и её острый, как у птицы, взгляд повсюду искал и не находил ту, ради которой она пришла сюда. Наконец дверь открылась и появилась Адриен.

— Как всегда вы опаздываете, моя дорогая, все ждут вас! — воскликнула баронесса и приблизилась к девушке.

Но Вирта опередила её, взяв руку м-ль де Сувини в свою, начала гадать.

— Заря сменяет ночь, соловей поет после грозы.., — пела цыганка, — я читаю по вашим линиям, что не пройдет и года, вы выйдете замуж за молодого и богатого человека, который вас любит.

— И который скоро будет здесь, не так ли? — прибавила мадам д`Игомер, имея виду Жана де Верта.

— Да, скоро он будет здесь… Как вы, я это знаю, как вы, я это вижу.

Адриен быстро убрала свою руку.

— Вы не хотите, чтобы я сказала вам его имя? — продолжала Вирта.

— Поскольку судьба вам покровительствует, предоставьте это ей, милая, — произнесла баронесса, удаляясь и окидывая взглядом цыганку.

Вирта опять завладела рукой Адриен.

— Арман-Луи, — прошептала она тихо.

Адриен задрожала с головы до ног. Но цыганка, изучая линии прекрасной руки Адриен, продолжала:

— За вами наблюдают, не волнуйтесь, попытайтесь улыбнуться, я видела вашего возлюбленного; он здесь, рядом, он освободит вас… Будьте готовы к первому сигналу; оставьте свою лампу зажженной. И если вы услышите, как я пою ночью, откройте вашу дверь… А сейчас заставьте думать мадам Игомер, что вы расстроены. Нужно пострадать немного ради того, кто вас так сильно любит.

Вирта отпустила руку Адриен и, перебирая пальцами на тамбурине, нежно запела:

Я люблю! — говорит бледная луна,

Которая купает в волнах

Свой золотой диск.

Я люблю! — говорит увядший цветок,

Которого небрежно несет ручей.

Бубен звенел, звенели медные кольца, и Вирта продолжала, бросая украдкой взгляды на Патрицио Бемпо, в свою очередь неотрывно глядевшего на нее.

Я люблю! — Говорит луне волна,

Набегая на песчаные дюны.

Я люблю! Говорит птица, парящая в небе

Меж струящимися облаками.

— Ну, что ж? — проговорила мадам д`Игомер, бросая на ладонь цыганки золотую монету.

— Ну, что ж? — повторила Адриен, — нужно заплатить, чтобы узнать свою судьбу.

Мадам д`Игомер поцеловала её в лоб.

Вирта незаметно исчезла, но галереи не покинула. Патрицио неотступно следовал за ней. Девушка остановилась на краю рва и бросила туда золотую монету, которую дала ей баронесса. В то время, как золотой кружок исчезал в воде, Вирта всплеснула руками с чувством гнева и наслаждения.

Патрицио тем временем заговорил с ней:

— Эти слова, который я только что слышал в вашей песне, скажете ли вы их мне когда-нибудь?

Вирта внимательно оглядела его.

— А почему я должна говорить их тому, кто их не заслуживает?

— Что заставляет вас так говорить? Я весь перед вами! Командуйте, приказывайте! — воскликнул Патрицио, шагая рядом с девушкой, очарованный её красотой.

— Это все слова! — возразила Вирта. — Другие предлагают мне золото, драгоценности, богатство, вызывающее зависть, все, что может завоевать шпага солдата. Но ещё никто мне не сказал: «Вот мое сердце, вот моя жизнь, чтобы ни было, я ваш!»

— Разве вы не знаете, что я принадлежу вам? Разве вы этого не видите?

Вирта закрыла своей рукой рот Патрицио и, приблизив к нему свои горящие ярким пламенем глаза, прошептала:

— Хватит обещаний! Если я попрошу вас о двух вещах, поклянитесь, что вы исполните их.

— Я? Говорите, — произнес лейтенант Матеуса, прижимаясь губами к руке цыганки.

— Всего две вещи, ничего более: ключ от этой двери, находящейся у входа в замок…

— От этой двери, которую я обязан стеречь?

— А также пароль, позволяющий свободно войти в замок и миновать с десяток часовых, охраняющих стены.

— Пароль тоже? Но, Вирта, поймите, вы требуете мою жизнь, а вместе с ней и честь солдата. Вирта прикрыла глаза, затем резко открыла их:

— Обещайте мне их доверить!

— Вирта, все, кроме этого.

— Что вы сказали? Не будем об этом больше, вы такой же как и все! Печально, когда любовь не может ничего дать.

Вирта повернула к лесу, не глядя на Патрицио. Он последовал за ней.

— Но этот ключ и пароль, для чего вам это? — снова начал он.

— Для чего? — переспросила Вирта, медленно ступая по дорожке. — Я мечтала с помощью этого ключа, незаметно, на закате дня, вместе с вами проникнуть в Драшенфельд. С помощью пароля мы легко и быстро минуем часовых. Утром мы вернемся, как птицы возвращаются в гнездо, и мои родные из табора не узнают, что я не ночевала дома.

— Вирта! Это правда? Вы обещаете?

— Я ничего не обещаю. Я прилетаю и улетаю, как ласточка. Случай привел меня к подножию этих стен, случай заставил искать дверь. Но зачем её открывать, когда за ней прячется трусливый, как заяц и скользкий, как угорь, лейтенант? Ах, Патрицио, вы, как пожар, бушующий вдалеке. К нему бегут, но когда приближаются — это всего лишь пепел.

— Вирта, вот ключ! — вскричал побежденный Патрицио.

— Ключ — это хорошо, но это ещё не все. Еще есть пароль.

Патрицио вздохнул, как человек, над которым довлеют непреодолимые обстоятельства:

— Герцог и император! — произнес он.

И, упав на колени перед Виртой, он спрятал голову в её коленях.

24. Потайной ход Драшенфельда

На следующий день, ближе к вечеру, Арман-Луи, не теряющий ни на минуту из поля зрения Драшенфельд, заметил на вершине башни, в которой жила м-ль де Сувини, свет, похожий на мерцающую звезду.

— Глядите, — обратился Арман-Луи к Магнусу.

— Да, цыганка не теряла времени, — ответил Магнус. Предупредили Рено и посовещавшись, решили, что операцию можно будет провести ближе к ночи.

— Тем лучше, — произнес Коллонж, — а то я уже начал побаиваться, что убью слишком много хорватов.

Час спустя после этого разговора, группа драгун, во главе с Магнусом, Каркефу и Рудигером, остановились у кромки леса. Сзади, на небольшом расстоянии, несколько солдат держали за уздцы оседланный лошадей. Ими командовал Агрофой. Наконец тронулись в путь. Остатки отряда замаскировались в зарослях вереска; немного впереди, скрытые от постороннего взгляда складками местности, залегли Арман-Луи и Рено со своими слугами. Ночь была ясной и звездной.

Арман-Луи и Рено пробыли на своем посту около четверти часа, когда вдруг до них донесся шум легких шагов. Женщина, завернутая в плащ, прошла мимо них и направилась к замку.

— Вирта! — прошептал Магнус на ухо г-ну де ла Гершу.

Цыганка появилась на фоне черных теней, отбрасываемых стенами замка. За ней по краю рва, как ужи в вересковых зарослях, ползли Магнус и Каркефу. Недалеко от них стоял на страже Рудигер.

Лежа совсем рядом с ними, затаив дыхание, Арман-Луи и Рено неотрывно смотрели на потайную дверь, казавшуюся черной дырой на фоне земляного рва.

Вирта остановилась на секунду перед дверью, вставила ключ в замочную скважину и быстро открыла её.

Не успела она это сделать, как перед ней возникла фигура часового.

— Герцог! — произнесла девушка приглушенным голосом.

— И император! — ответил часовой.

Железная дверь скрипнула, и девушка проскользнула под своды замка.

Стоящий на страже Патрицио Бемпо слышал все: и осторожные шаги девушки, и легкий шум отворяющейся двери, и шепот двух голосов.

— Она! Это она! — прошептал он.

Вирта была уже на вершине лестницы, ведущей в комнату Патрицио. Перешагнув порог, она быстро пересекла её и открыла балкон.

Патрицио следовал за ней легкими шагами. Цыганка была сильно бледна. Ее сверкающие глаза скользили по темному лесу, по откосам, по рву, с растущими по краям деревьями, по низкой башне, где мерцал огонь лампы.

— Что там? — спросил Патрицио.

— Золотой обруч, который я держала в руках и который спасет меня, — отвечала девушка.

Патрицио обнял цыганку и хотел увести её с балкона.

— Нет, — удержала она его, — нужно остаться здесь.

И, положив голову на плечо Патрицио, она запела дрожащим голосом.

Я люблю! — говорит черная бабочка

Ветерку, колышащему камыш.

Я люблю! — говорит бегущий ручей

Впадающий в море.

Легкий ветерок понес звуки песни в пространство; свет заколебался в окне башни, и Вирта, на которую Патрицио смотрел с обожанием, снова запела:

Я влюблен! — поет ветер, проносящийся в вышине, где сверкает божественное солнце.

Я влюблен! — говорит осенний цветок,

Трепещущий от поцелуев

Алого заката.

Тень промелькнула перед окном, где мерцала одинокая лампа, и гравий заскрипел под ногами у подножия стены.

— Кто-то ходит, — произнес Патрицио, перегнувшись через балкон.

— Вы слышите шаги косули в лесу и не видите ту, которая с вами рядом, — прошептала Вирта.

Патрицио запечатлел пламенный поцелуй на щеке цыганки и заключил е в объятия.

— Ах! Теперь вы уже не скажете, что я не люблю вас?

И её прекрасное лицо залилось слезами.

В это время Магнус, медленно и бесшумно, как ящерица, подобрался к потайной двери, поднял ключ, выскользнувший из рук цыганки, вставил его в замочную скважину. Дверь открылась. Арман-Луи хотел пройти первым.

— Не вы, сначала я, — оттеснил его Магнус. — Кто знает, может быть за этой дверью вас ожидает удар кинжала и он может оказаться смертельным не только для вас, но и для мадемуазель де Сувини.

— Герцог! — произнес часовой, показавшийся в глубине.

— И император! — ответил Арман-Луи.

Часовой отвел ствол мушкета, и они проскользнули в замок.

Пройдя вперед по плохо освещенному коридору, они столкнулись со следующим часовым. Обменявшись с ним паролем, двинулись дальше.

Солдат, насчитав четырех человек и увидев пятого, нахмурил брови.

— А знает ли комендант, что вы здесь?

— Конечно, знает, — отвечал Магнус, быстро нагнувшись к уху Рудигера.

Поляк кивнул головой в знак согласия и пропустил друзей в галерею.

Дверь осталась открытой. Обеспокоенный часовой обратился к драгунам:

— А вы разве не закрываете дверь?

Тем временем Магнус, шедший первым вместе с тремя солдатами, исчез в глубине коридора.

— За нами идут другие, — спокойно произнес Рудигер, присаживаясь на каменную скамью.

— Но дверь не может быть открыта!

— Ну так закройте её, если хотите!

Часовой хотел подойти к двери и закрыть её, но в тот момент, когда он повернулся к Рудигеру спиной, тот прыжком ягуара настиг его и нанес удар кинжалом в спину. Раскинув руки, часовой упал на землю.

— Один есть! — прошептал Рудигер, вытирая лезвие ножа о плащ мертвеца. И снова присел на скамью, открыв дверь.

Магнус, хорошо ориентировавшийся во внутренних покоях замка, пересек длинную галерею, арки которой соединяли крылья замка, и быстро провел Армана-Луи и Рено к башне, где томились в ожидании Адриен и Диана.

Увидев двух молодых людей, кузины проскользнули в проход, соединяющий башню с другими помещениями замка. Внезапно мадам Лиффенбах появилась на пороге.

Крик вырвался из её уст, но Рено, не растерявшись, навел на неё пистолет и произнес:

— Мадам, одно слово, — и вы покойница!

Мертвенно бледная, мадам Лиффенбах покачнулась и потеряла сознание.

— Она может очнуться и позвать на помощь прежде, чем мы покинем этот замок, — прошептал Каркефу оглядываясь.

— Вы правы, — согласился Магнус.

И, прикрыв дверь, он завернул дуэнью в полы широкого плаща и поместил её в глубине кабинета.

Адриен и Диана упали в объятия Армана-Луи и Рено.

— Будем продвигаться осторожно и тихо, — прошептал старый солдат.

Когда они уже достигли глубины галереи, внезапно перед ними вырос силуэт мужчины, крадущегося, как кошка.

— Берегитесь! Матеус Орископп! — прошептал Рудигер Арману-Луи.

Хотя эти слова были произнесены шепотом, все услышали их.

Окинув галерею быстрым взглядом, Магнус направил женщин за большую штору, тяжелые складки которой скрывали маленькое окно в глубине стены. Арман-Луи и Рено, готовые к бою, расположились рядом, с пистолетами наизготовку. Магнус и Каркефу переглянулись и спрятались за высокие столбы, на которых была развешана коллекция оружия.

Все это происходило в темноте и очень быстро. Как будто привидения появились и тут же скрылись. Таким образом, когда Матеус вошел в галерею, там уже было тихо. Только лунный свет освещал огромный зал.

На мгновение Матеус остановился, — чувство опасности, которому он вначале не придал значения, овладело им. Прислушавшись и не услышав ничего, он снова двинулся вперед. Обход, который он делал этим вечером, не входил вкруг его ежедневных обязанностей, хотя он все время был начеку. Но сегодня какое-то необъяснимое чувство, какое-то беспокойство не давало ему спать. Матеус был вынужден покинуть комнату и обойти замок. Этого обхода можно было ожидать в любое время дня и ночи.

Его глаза блуждали по тяжелым складкам штор, по силуэтам окон, по стенам… Матеус как раз достиг середины галереи; луна освещала зал; длинная тень летела впереди Орископпа.

Он уже был недалеко от двери, как вдруг ему показалось, что край драпировки зашевелился, как будто легкий ветер приподнял его.

— Ко мне! — закричал комендант сдавленным голосом.

Но звук его голоса растворился в темноте, и тут Каркефу набросил веревку на шею коменданта. От неожиданности Матеус споткнулся о труп солдата и рухнул на пол.

Рено сделал знак рукой и Каркефу подхватил Матеуса под руки. Тем временем они уже миновали галерею, затем длинный коридор и спокойно прошли через потайную дверь.

Тем временем Матеус содрогался с головы до ног. Вены на его шее пульсировали, лицо приобрело темно-красный оттенок, тело билось в страшных конвульсиях. Он, конечно, не узнал Рено и Армана-Луи. Присутствие двух женщин заставило его сомневаться, кому же принадлежали эти лица, белевшие в темноте. Наконец глаза Матеуса закрылись и он застыл в позе человека, тело которого покинула жизнь.

Рудигер, тем временем ожидающий всю группу снаружи, ничего не видел и не слышал.

— Все спокойно, — доложил он Магнусу. Вдалеке виднелись очертания леса. Нужно было уходить.

— Герцог и император! — произнес г-н де ла Герш в от-вет на оклик часового.

Минуту спустя рвы и откосы замка были позади.

25. Первые потери

В нескольких шагах от леса, на краю поляны, засохшее дерево протянуло свои ветви через трещину в земле. Прислонив Матеуса к дереву, Каркефу обвязал его веревкой, конец которой он держал в руке. Магнус ослабил кляп, чтобы пленник мог говорить и, поместив между его скрещенных рук маленький деревянный крестик, скомандовал:

— Твой час пришел, Матеус, молись!

Скрюченные пальцы Матеуса отбросили крест.

— Будьте вы прокляты, Жан де Верт уже недалеко, — проскрежетал он сквозь зубы. Каркефу потянул веревку и посмотрел на Рено.

Натяжение веревки приподняло наполовину тело пленника.

— О! Это ужасно! Не здесь, пожалуйста! — воскликнула Диана, протягивая руки к Рено.

— О! Нет! Нет! — присоединилась Адриен, — ради Бога! В то время, как провидение нам дарит свободу, мы не должны думать о мести.

Г-н де Шофонтен, который порывался заговорить, замолчал.

— Адриен права, он — пленник и ничего нам не сделал, помилуем его, — вновь заговорила Диана.

— Если вы так желаете — пусть он живет! — воскликнул Рено.

Тело Матеуса, наполовину приподнятое благодаря усилиям Каркефу, снова упало на землю.

— Да, это был хороший повод и хорошее дерево, — произнес солдат и последовал за Магнусом, направившемуся к Эгрофою, ожидающему вместе с драгунами исхода дела.

Адриен, Диана, Арман-Луи и Рено исчезли в глубине леса.

Рудигер следовал за ними; что-то вроде жалости шевельнулось в его душе при виде тела, лежащего на земле c лицом, искаженным приближением смерти.

Оглянувшись назад, он заметил, что комендант уже сидел на траве. Уходя, Каркефу несколько ослабил веревку, накинутую на шею Матеуса, но тем не менее, Матеус не мог свободно двигаться.

Рудигер решил вернуться.

Матеус, услышав его шаги, приподнял голову и поглядел на солдата.

— Я умираю, — еле слышно прошептал Матеус голосом, уже не имеющим ничего человеческого.

Рудигер, наклонясь над ним, перерезал веревку со словами:

— Уходи, ты свободен!

— Но я не могу двигаться, не могу поднять голову, я задыхаюсь, — прошептал Матеус.

Рудигер нагнулся и обхватил тело Матеуса, хотел помочь ему приподняться. Вдруг дьявольская радость зажглась в глазах пленника; внезапно выхватив пистолет из-за пояса Рудигера, он приставил его к груди поляка и нажал на курок с криком:

— Мертвец!

Выстрел отозвался эхом со стороны замка.

— Итак, ещё не все потеряно, — прошептал комендант, глядя на Рудигера, лежащего на земле.

Но тот, кого уже считали мертвым, вдруг приподнялся и пополз к нему. Жуткий страх заставил встать дыбом волосы на голове Матеуса.

Прикрывая рукой рану, из которой сочилась кровь, Рудигер приближался к Матеусу. Взор его горел лютой ненавистью. Вот он уже уцепился пальцами за ноги коменданта.

— О! Я не умру один! — сквозь силу заговорил Рудигер, — ты хотел убить меня, ты, которого я спас! Ну, что ж, то, чего не сделал де Шофонтен, сделаю я!

И, превозмогая боль, Рудигер изо всех сил толкнул Матеуса в пропасть. Матеус хотел ухватиться за корни дерева, но страх сковал его жилы, сделал бесполезными его усилия. Он почувствовал, что сползает вниз, в пропасть.

— Спаси меня! — взмолился комендант.

— Спасти тебя? Ты смеешься, Матеус! Нет-нет, ты должен умереть и умереть побежденным.

И он с новой силой толкнул Матеуса в бездну. Руки коменданта цеплялись за корни деревьев, пальцы царапали землю. Вдруг Рудигер замер, тело уже подчинялось ему с трудом, он пошатнулся и упал лицом вниз.

— Ага, ты обессилел, негодяй! — вскричал Матеус.

Но Рудигер снова встал на колени и вцепился в коменданта.

— Послушай, умри спокойно, не трогай меня и я закажу мессу за упокой твоей души, — дрожащим голосом заговорил Матеус.

Но слабеющие руки умирающего изо всех сил тянулись к несчастному, висящему над бездной. Следы кровавой борьбы виднелись повсюду. Голова Матеуса уже достигла края пропасти и висела в пустоте. Рудигер мог только ползти.

— Ты получишь тысячу золотых дукатов, десятки тысяч! Ты будешь иметь все, что захочешь! Сжалься, палач! — хрипел Матеус.

Голос его постепенно становился все тише. Рудигер, в свою очередь, чувствуя приближение смерти, силился оторвать руки и плечи Матеуса от земли. Матеус постепенно скользил в бездну. Наконец, он исчез в пропасти. Веревка натянулась и труп остался висеть на корнях дерева.

Рудигер задыхался, свесив голову над пропастью. Кровь, текущая длинными ручейками, капля за каплей покидала его тело и уносила жизнь. Приподнявшись изо всех сил, он прошептал:

— Исчезни, негодяй, и пусть ад примет тебя! Глаза его затуманились, дрожь пробежала по всему телу. — Бог мой, сжалься надо мной! — прошептал он еле слышно и упав лицом в траву, больше не шевелился.

Тем временем, второй выстрел, нарушивший тишину ночи, отрезвил Патрицио. Держа шпагу наизготовке, солдат выскользнул из комнаты, где находилась Вирта, прислушиваясь к каждому шороху. Итальянец уже прошел галерею и направлялся к крепкой стене, как вдруг ему почудился в глубине кабинета шум, похожий на приглушенный хрип и долгий стон; открыв дверь ударом ноги, Патрицио очутился перед привидением, окутанным в плащ. Привидение заговорило человеческим голосом, указывая рукой на открытую дверь: — Туда, скорее! Их похитили!

Патрицио поспешил туда, куда указывала дрожащая рука мадам Лиффенбах. Его шаги гулко отдавались под сводами замка. Когда он достигнул низкого зала, в конце которого виднелась лестница, струя свежего воздуха вдруг ударила ему в лицо. Догадка сверкнула у него в голове, и он нырнул в темный переход, ведущий к потайной двери.

Примерно через тридцать шагов нога Патрицио поскользнулась в луже крови. Приглядевшись, он увидел труп солдата, лежащего около стены и многочисленные следы около двери. — К оружию! — громко закричал Патрицио.

— К оружию! — подхватил невидимый в темноте часовой. Звуки десятка труб были ему ответом. Патрицио быстро направился в свою комнату, чтобы предупредить Вирту о происходящем. Время любви кончилось, началось время войны.