Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему

— Ну что ж, приятного аппетита, сеньоры, — холодно произнес Магнус, — я не хочу присутствовать на банкете по случаю похорон.

Тем временем Арман-Луи беседовал с г-ном Фалькенбергом о том, что он увидел и чего он опасался. Шведский военачальник нахмурил брови и обвел взглядом комнату.

— Я разделяю ваше мнение, но никто не желает меня слушать. Сам принц Кристиан-Гийом, который готов отдать голову на отсечение за наш город, прибыл на праздник. Я чувствовал бы себя счастливым, если бы имел около себя несколько подобных людей. В воздухе витает лихорадка свободы, она коснулась уже наших солдат.

И он указал в окно, где солдаты чокались кружками с вином с почтенными буржуа.

Арман-Луи и Рено вышли из дворца мрачнее тучи. Магнус шел молча.

Улицы, по которым они следовали, казалось, жили в празднике. Музыканты, стоя на возвышении, играли на инструментах и заставляли пускаться в пляс молодежь. Сотни столов, установленных прямо не улице, приглашали всех желающих. Их приглашали выпить и закусить. Играли трубы. Стаканы были полны вина.

Ноздри Каркефу раздувались, он с удовлетворением похлопывал себя по животу, следуя мимо кухонь. В одном месте он потребовал стакан доброго рейнского вина, в другом — ломоть хорошо зажаренного куриного мяса. Магнус смотрел на него с укоризной.

— Они объедаются и ты за ними, несчастный, а завтра враги будут в Магдебурге.

— Вот почему я не хочу, чтобы австрийцы и хорваты нашли хотя бы одну косточку, — приговаривал Каркефу за трапезой, набивая карманы тем, чего не мог унести.

Наступила ночь. Магнус накормил лошадей г-на де ла Герш и м-ль де Сувини и оседлал их, думая о том, что они всегда должны быть наготове.

Скоро лошади г-на де Шофонтена и м-ль де Парделан ничем не отличались от остальных. Провиант был заготовлен на несколько дней вперед. Арман-Луи и Рено не хотели посвящать своих возлюбленных в свои опасения. Магнус мог ошибаться в предсказаниях, и не нужно было, чтобы девушки провели ночь в страхе. Они только предупредили кузин, что отправляются в путь с первыми лучами солнца.

Городские гуляния продолжались всю ночь. Посты, заблаговременно расставленные Фалькенбергом вдоль крепостных стен, постепенно пустели. Солдаты, уставшие от долгого бдения, засыпали один за другим. Постепенно установилась тишина. Ни один звук не нарушал ночную тишь, только иногда можно было услышать неверные шаги какого-нибудь запоздалого путника, бредущего домой.

Такая же тишина опустилась на деревню. Огни бивуаков мерцали тут и там, ветер шумел и раскачивал деревья.

Тем не менее в этот ночной час, когда очертания домов и деревьев были едва видны, вдалеке можно было услышать глухой шум, похожий на тот, который издает отряд марширующих воинов. Беспокойство не давало уснуть Магнусу. Он бродил вдоль двери. Подойдя к часовому, старый воин тронул его за плечо:

— Не слышите ли вы ничего?

Часовой прислушался и разразился хохотом.

— Это уходит хорватская кавалерия, счастливого пути! — и, положив голову на спину своего дремлющего товарища, он закрыл глаза.

Шум продолжал доноситься с равнины, на мгновение Магнусу показалось, что он удаляется.

— Какая-то дьявольщина, — подумал он.

Белеющая линия на том берегу Эльбы навела его на мысль, что кавалерийский полк действительно покидал расположение имперских войск.

— Неужели граф Тилли отступает! — пробормотал Магнус, но решил взобраться на крепостную стену и внимательно все высмотреть.

Казалось, ничто не может потревожить глубокого спокойствия уснувших деревень. Однако, присмотревшись, Магнус смог различить впереди, среди густых кустов, какое-то движение. Вглядевшись внимательней, он увидел тонкую черную линию, медленно ползущую по дороге. Вдоль линии мерцали огни. Наконец поднялось солнце и освятило равнину своими лучами. Какой-то человек появился вдруг в конце тропинки. Быстро двигаясь, он спустился в ров, схватил в руку веревку и поднялся по ней на крепостную стену с быстротой кошки. Магнус узнал в этом человеке Каркефу и бросился к нему. Тот объяснил ему свои действия:

— Голод поднял меня с постели и мне пришла идея совершить небольшую прогулку в лагерь имперцев. Тем более, что я уже знал туда дорогу. Я проник на берег Эльбы и ещё дальше вглубь. О! Негодяи, они все на ногах!

— Кто? Имперцы?

— Конечно, не шведы же! Артиллерия, кавалерия, пехота, все одновременно продвигаются вперед! Я узнал Паппенхейма, он на лошади, в кирасе, позади него — полков десять. Все всадники готовы к бою. Они вооружены мушкетами, пиками, ружьями. Через час они могут быть в Магдебурге.

— И куда ты теперь?

— Пойду к Фалькенбергу!

— Ты настоящий человек, Каркефу!

Разговаривая таким образом, они миновали одну за другой несколько улиц. Везде по пути им встречались столы и скамейки, на которых расположились мирно спящие буржуа. Магнус и Каркефу пытались их разбудить, но их попытки оказались тщетными. — К оружию! — кричали они. — Враг на подходе!

Встревоженные криками, два или три человека проснулись. Один из них узнал Магнуса.

— О! Это человек из Мострича! — и тут же снова заснул.

— О! Несчастные, у вас есть уши и вы ими не слышите, у вас есть глаза и вы ими не видите! — пытался урезонить их Магнус.

Солдаты поспешили прочь от этого праздника, от всеобщего похмелья. Они уже почти были у дверей главного дворца, когда вдали послышался шум канонады.

— О! Слишком поздно! — произнес Каркефу.

Достав свою шпагу, Магнус вбежал по ступенькам дворца.

— К оружию! — кричал он.

4.

Плащ и пшага

На крик Магнуса выбежал Фалькенберг, окруженный несколькими офицерами. Новые удары пушек слышались вдалеке. К ним примешивался шум оружейных выстрелов.

— К оружиею! — подхватил швед.

Спешно собрав отряд из солдат и волонтеров, имеющихся у него под рукой, Тьерри Фалькенберг поспешил на встречу врагу. Достигнув площади, он столкнулся с г-ном де ла Герш и Рено, которых теснили буржуа, напуганные внезапным появлением имперцев. Вид шведской униформы отрезвил нападавших. Они остановились.

— Вперед! — скомандовал Арман-Луи.

Перепуганный бургомистр последовал за Фалькенбергом. Вдруг он увидел Магнуса с Болтуньей в руке.

— О, почему я вас не послушал! — воскликнул он с горечью в голосе.

— У нас нет времени на слезы, будьте решительней и примите бой! — отвечал старый воин.

Перед ними раскинулись валлонские деревни, бывшие уже в руках Паппенхейма. Над ними развевались имперские флаги. Жан де Верт, возглавлявший баварские полки, наступал с другой стороны Магдебурга.

Атака была сильной и быстрой. Отступив, имперская армия вновь перешла в решительное наступление. Это была тактика старого графа Тилли, хорошо знакомая Магнусу. Штурм был доверен самым смелым лейтенантам, возглавляющим лучшие отряды.

Практически не испытав сопротивления, имперцы проникли прямо в самое сердце Магдебурга. Тут они встретили Фалькенберга и шведов. Следуя примеру г-на де ла Герш и Рено, отряд солдат и волонтеров сразились с передовым флангом имперцев и оттеснили их к окраинам города.

На другом конце города тоже шел ожесточенный бой. Везде слышались крики сражающихся, гул канонады был беспрерывным. Он близился с каждой минутой.

Человек, раненый в самую грудь, упал прямо к ногам Фалькенберга:

— Жан де Верт! — воскликнул он и умер.

Арман-Луи и Рено переглянулись. Впереди — Паппенхейм, сзади — Жан де Верт. Два их самых заклятых врага объединились, чтобы победить. Оба сразу подумали о своих любимых. Обратившись к Фалькенбергу, Арман-Луи произнес:

— Вам, мосье, графа де Паппенхейма, нам — Жана де Верта и баварцев!

И они ринулись на встречу неприятелю, как два льва, окруженные врагами.

В этот момент страшно было смотреть на Магдебург. Женщины и дети, напуганные ожесточенной канонадой, бежали в разных направлениях по улицам и площадям; буржуа пытались собраться вместе; многие из них укрылись в церквях и наполнили их стонами. Повсюду раздавался звон колоколов, призывавший к защите города.

Со всех сторон гремели выстрелы из мушкетов. На защитников обрушилась лавина пуль — и поразила добрую сотню несчастных, которые своими стонами лишь увеличивали панику.

Многие кварталы Магдебурга уже охватил пожар; к небу поднимались столбы дыма, огонь приближался. Пушки в окрестностях города били не переставая.

Рушились дома, гибли люди. Жители города пребывали в панике.

Трупы мешали продвигаться хорватской кавалерии, которая ринулась в бой как ураган, подминая все на своем пути. Через час лошади хорватов уже скользили в крови…

Арман-Луи, Рено, Магнус и Каркефу были в первых рядах сражающихся. Им уже был виден Жан де Верт.

Время от времени Магнус оглядывался назад. Это удивило Каркефу. Группа солдат уже выбивалась из сил, но продолжала сражаться. В конце улицы Магнус увидел шведскую форму. Фалькенберга среди них не было. Магнус отбросил баварца, нападавшего на него, и направился к шведам.

— А где Фалькенберг? — спросил он у молодого офицера, истекающего кровью.

— Его сразила австрийская пуля, — прошептал он еле слышно.

Послышались страшные крики и валлонцы бросились вперед. Магнус присоединился к г-ну де ла Герш.

— Город потерян, — сказал он ему.

— Увы, — отвечал верный товарищ, — ещё немного, и мы должны будем спасать тех, кто нам предан!

Собрав последние силы, четверка храбрецов обрушилась на баварцев, круша их, как богатырь крушит стену. Дорога была очищена.

— Вперед! Путь открыт! — закричал Арман-Луи.

Все четверо исчезли в переулке. Некоторое время спустя, они уже вместе с м-ль де Сувини и м-ль де Парделан искали выход их горящего города.

Те, кто был ещё в силах защищать Магдебург, думали только о том, чтобы подороже продать свою жизнь.

Хорваты прямо на лошадях въезжали в церкви и безжалостно расправлялись с молящимися женщинами. Они не жалели никого.

Возбужденная толпа, покинув дома, двигалась по городу, преследуемая врагами, опьяненными чувством триумфа и запахом крови. Убивали, чтобы убивать, разрушали, чтобы разрушать. Пожар охватывал все новые и новые улицы.

Посреди этого пепелища, в которое был превращен Магдебург, Арман-Луи и его товарищи постепенно продвигались к воротам. Но сколько препятствий преграждало им путь! Сначала улица, заваленная обломками часовни, потом отряд имперцев. Пришлось принять бой.

Тем не менее, четверо храбрецов потихоньку продвигались вперед средь этого ужаса и разрушения. Если вдруг хорватские или венгерские всадники начинали им слишком досаждать, шпага Рено и Магнуса быстро пригвождали их к земле.

Лошади Адриен и Дианы переступали через трупы. Девушки от страха закрывали глаза.

Если врагов оказывалось слишком много, приходилось прятаться за ближайшим домом или укрываться под сводом церкви. Когда враги удалялись, они продолжали свой путь.

В тот момент, когда путешественники в очередной раз свернули за горящий дом, невдалеке вдруг появился отряд имперцев, следовавший за человеком в плаще из зеленого шелка. Перо украшало его серую шляпу; бледный профиль, рыжая борода, горящий взгляд.

— Граф Тилли! — прошептал Магнус.

Каркефу тоже узнал его. Приготовив на всякий случай мушкет, он произнес:

— Если он вдруг обернется — это будет последний день в его жизни.

Эскадрон проследовал мимо. Какой-то человек в широком плаще зеленого цвета скакал рядом с графом Тилли.

— Если это не граф Сакс-Левенбургский, то это его приведение! — произнес в свою очередь Арман-Луи.

Каркефу положил мушкет на место.

— Вот так, — с горечью произнес он, — пуля теряет возможность вонзиться в тело отъявленного негодяя!

Они уже были недалеко от выходя их города, когда мимо них проследовал отряд буржуа, преследуемый имперцами. В отряде было много раненых.

— О! Лучше умереть здесь, чем продолжать убегать! — услышали они слова одного из них.

Арман-Луи посмотрел вокруг — везде он видел только пики и мушкеты, хмурые лица и раненых.

Вихрь движения привел путешественников в сад, окруженный с трех сторон высокими стенами. В то время, как де ла Герш искал выход, имперцы бросились в сад по стопам буржуа.

— Смерть еретикам! — вскричал валлонский офицер.

Лавина пуль обрушилась на буржуа и смешала их ряды. Вдруг лошадь Адриен споткнулась и упала на колени. Пришлось Арману-Луи посадить девушку к себе.

— Бегите! — обратился де ла Герш к Рено. — Я догоню вас, если смогу!

В этот момент м-ль де Парделан подошла к м-ль де Сувини и сжала её руку в своей.

— Твоя участь будет моей, — прошептала она с чувством.

Конечно, можно было преодолеть стену сада и достичь ворот, но лошадь, уставшая нести двойную ношу и к тому же дважды раненая, была не способна к подобным усилиям.

Вдруг Магнус спешился и, указывая концом шпаги вдаль, произнес:

— Смотрите, Жан де Верт!

— И с ним капитан Якобус! — добавил Каркефу.

И оба посмотрели на де ла Герш.

— Нет! Нет! Только не это! — вскричал он.

Но было поздно. Жан де Верт уже узнал их и, указывая на отряд капитану Якобусу, прорычал:

— На этот раз они будут моими!

Окруженный баварцами, он бросился в сад, а в этот же момент новый отряд всадников показался в конце улицы. Их кирасы блестели на солнце, они шли в полном порядке, со шпагами наизготовку. Возглавлял отряд какой-то человек.

— О! Да это граф Паппенхейм! — вскричал Арман-Луи, узнавший его.

— Тигр и лев! — заметил Каркефу, смотря по очереди то на баварского капитана, то на великого маршала империи.

— Следуйте за мной! — громко скомандовал де ла Герш. И, не разбирая хорватов, валлонцев, круша и разбрасывая всех, кто попадался им на пути, четверка смельчаков проложила кровавую тропу к кирасирам Паппенхейма. Тот, удивленный происходящим, взирал на бой с лошади.

— Граф! — обратился Арман-Луи к своему заклятому врагу. — Вот две женщины, они ни в чем не виноваты. Я вверяю их судьбу в ваши руки. Если вы действительно тот, кто называется солдатом, вы спасете их. Что касается нас, мосье Шофонтена и меня, то мы ваши пленники — вот моя шпага!

— И моя тоже! — прибавил Рено.

Жан де Верт наконец пробился через ряды буржуа и очутился рядом с лошадью мадам де Сувини.

— Наконец-то! — прошептал он и дрожащей рукой сжал руку девушки.

Увидев это, Паппенхейм встал между нею и баварцем:

— Господин барон! — произнес он надменным голосом. — Вы, наверное, забыли, что мадемуазель де Сувини находится под моим покровительством? Я отомщу каждому, кто посягнет на её безопасность!

Взгляды двух капитанов скрестились, подобно двум шпагам. Паппенхейм стоял в окружении своих кирасир.

Жан де Верт понял, что положение не в его пользу и опустил шпагу.

— Мадемуазель де Сувини — узница генерала императора Фердинанда, — произнес он. — Я ничего не имею против этого. Выкуп за неё войдет в казну Его Величества Апостольского и Римского, также как и выкуп за мадемуазель де Парделан.

Поклонившись Диане, он продолжил:

— Я думаю, что эту добычу командующий имперской армии, граф Тилли, кстати знакомый с маркизом де Парделаном, оценит по достоинству!

И Жан де Верт с достоинством отступил.

5. Цена западни

Имя графа Тилли было упомянуто в этом разговоре со смыслом, который не мог ускользнуть от Паппенхейма. Сейчас он становился в каком-то роде ответственным за судьбу молодых женщин. Жан де Верт наверняка расскажет графу Тилли о том, что произошло, а граф любил, чтобы ему подчинялись беспрекословно. Поэтому Паппенхейм предвидел, что он уже не сможет действовать так свободно, как он хотел. Первой его мыслью была мысль отплатить долг г-ну де ла Герш, отдав ему м-ль де Сувини. Это был бы самый благородный способ доказать на деле, что он ещё способен на героические поступки. Но принадлежат ли ему м-ль де Сувини и м-ль де Парделан сейчас, когда имя Его Величества, императора Фердинанда было произнесено?

В то время, когда Паппенхейм обдумывал все это, Жан де Верт не терял ни часа, направляясь к графу Тилли, чтобы рассказать ему о факте, свидетелем которого он стал.

Прибыв в расположение его войск, баварец поспешил к графу. Обрисовав во всех деталях картину произошедшего и назвав имена обеих женщин, которых судьба привела во вражеский лагерь, Жан де Верт не посмел напомнить графу Тилли о том, что они связаны кровными узами с одним из самых известных шведских сеньоров. Он не преминул остановиться на том, что по законам войны имеет на часть выкупа. Также этим правом должен воспользоваться главный генерал армии.

— К тому же, — продолжал капитан свою мысль, — не забывайте о том, что мадемуазель де Парделан, по своему происхождению является графиней Маммельсберг по матери, и она более цыганка, чем шведка. Это может бросить тень на репутацию на Его Светлость императора. К тому же, у неё в Австрии обширные земли. Можно будет забрать часть их в виде выкупа. Свет зажегся в глазах графа Тилли.

— Теперь, — подумал граф, — Адриен будет всегда у меня под рукой.

Некоторое время спустя после этого разговора, офицер, посланный графом Тилли уведомил Паппенхейма, что генерал ожидает его в том же дворце, где некогда размещался Фалькенберг, и где некогда происходило всеобщее гулянье.

К визиту граф Паппенхейм одел свой самый красивый военный наряд.

— Не оставляйте этот дом, — сказал он г-ну де ла Герш, уходя, — ни вы и никто из ваших товарищей… Этот дом принадлежит мне… Город в руках графа Тилли.

Он отдал приказ своим кирасирам никого не впускать ни под каким предлогом и отправился к победителю Магдебурга.

Имена м-ль де Сувини и м-ль де Парделан скоро зазвучали в разговоре.

— Я ждал этого, — подумал Паппенхейм, глядя на Жана де Верта. Тот подкрутил усы и начал:

— Это драгоценная добыча, у одной из молодых женщин в Австрии обширные земли, который позволят опекуну не заботиться ни о чем; другая происходит из одной из самых знатных семей Германии. Нельзя терять возможность присоединить к короне земли, принадлежащие её матери. К тому же, мосье де Парделан не только богатый человек, но и советник нашего заклятого врага. Пленницы смогут послужить нашему общему делу.

— Когда они будут в ваших руках, мосье де Парделан сам примчит к нам, чтобы заплатить выкуп! — подхватили остальные.

— Кто знает, — продолжил граф Тилли, — быть может желание как можно скорее освободить девушек заставит его поведать нам секреты своего хозяина! Лишенный самого дорогого, старый служака посвятит нас в планы Густава-Адольфа.

— Мосье де Парделан — военный человек, — поспешил заметить Паппенхейм, — и он скорее всего не сделает этого никогда.

— Тогда ему не останется ничего сделать, как наполнить свои сундуки и заплатить за возвращение свое дочери и её сестры в Швецию. В случае раскрытия этого плана, император Фердинанд, наш хозяин, найдет золото, чтобы заплатить свои солдатам.

— Золото?.. — воскликнул Паппенхейм, — его достаточно в Магдебурге, чтобы содержать многочисленную армию в течении трех месяцев… Золото, что с ним стало?

В хитрых глазах графа засверкали искры, но не отвечая прямо на вопрос капитана, смелость и авторитет которого в армии он хорошо знал:

— Курьер, отправившийся сегодня в Мюнхен и Вену с новостью о взятии Магдебурга, назовет имена мадемуазель де Сувини и мадемуазель де Парделан, как главных пленников.

— Я не сомневаюсь, что император не замедлит призвать их ко своему двору. Они будут блистать своей красотой, как некогда блистали при дворе Александра Македонского дочери поверженных царей.

Удар был нанесен ловкой рукой.

— Если император мне позволит, я хотел быть лично гидом и покровителем мадемуазель де Сувини и мадемуазель де Парделан, — отвечал великий маршал.

— Лучшего покровителя им не найти! — воскликнул Жан де Верт; — я сомневаюсь только, что Его Светлость император Фердинанд откажется от услуг воина, который умеет побеждать.

— О! Жизнь предоставит ему новых, они смогут меня заменить!

Жан де Верт улыбнулся и больше на настаивал. Он уже не надеялся увести маршала империи от мысли о пленницах. Самое главное для него было то, что кузин не отправили сейчас в лагерь Густава-Адольфа.

— Мне также доложили, что у вас в руках находятся два французских дворянина! — продолжил разговор Тилли.

— Да, это мосье граф де ла Герш и маркиз де Шофонтен!

— О! Так это правда!

— Да! Удачная находка для нас! — добавил Жан де Верт с презрением. — Два врага, преданных во власть императора… Они не появятся при дворе, государственная тюрьма — вот что для них нужно.

— Вы забываете, капитан, что эти два дворянина отдали мне свои шпаги! — возразил Жану де Верту Паппенхейм, гордо понимаясь со своего места.

— О! Я вас понимаю! Вы, наверное, хотите предоставить им свободу? Это благородный поступок.

— А ведь вы сделали так однажды, даровав, как мне помнится, свободу мосье де Парделан в битве при Люттере, — язвительно заметил Паппенхейм.

Жан де Верт поджал губы. Аргумент был веским и ответить на него он не мог.

— А я? — вскричал граф Тилли. — Неужели я здесь никто? Я полагаю, что дымящиеся руины ясно говорят о том, кто хозяин Магдебурга!

— Если вы — генерал армии, то я, полагаю, маршал империи!.. То, что принадлежит мне, я не отдам никому.

— Граф, знаете ли вы, с кем говорите?

— Господин граф Тилли, вы говорите с графом де Паппенхеймом, вот в чем я уверен!

Два командира посмотрели друг на друга, как два волка, пришедшие пить к одному источнику; один — с высоты поста, который занимал, другой — с надменностью, которое давало его происхождение; оба были бледны, как никогда.

Доведенный до крайности, граф де Папенгейм уже готов был удалиться, и никто не смог бы его остановить; возможно, часть армии последовала бы за ним, она предпочла бы все потерять, чем подчиниться кому-либо другому.

— О! Сеньоры! — воскликнул Жан де Верт. — Мы решаем участь двух пленников, выкуп за которых не будет превышать десяти золотых экю! Хорошо было бы, чтобы наши враги знали, с каким презрением мы к ним относимся. Они поведают шведам о том, какая участь ожидает армию, не подчинившуюся приказам графа Тилли. Она одержала десяток побед и слывет непобедимой и я уверен, что немало побед ожидает её впереди.

Речь, наполненная комплиментами в адрес имперской армии, уменьшила гнев генерала. Легкая улыбка появилась на его лице.

— Жан де Верт прав, — заключил он. — Пусть маршал делает с этими авантюристами все, что ему заблагорассудится, коль случай отдал их в его распоряжение.

Паппенхейм в раздумье направился к дому, где группа кирасир несла службу. Он прекрасно осознавал, что только что вел себя вызывающе с человеком, который не сможет ему этого простить. Также, он хорошо знал Жана де Верта, чтобы быть уверенным в том, что тот не откажется от своих планов. Необходимо было теперь защитить графа де ла Герш и маркиза де Шофонтена от возможных вражеских поползновений.

По выражению его лица пленники сразу поняли, что что-то произошло. Адриен и Диана поспешили к нему, чтобы узнать последние новости.

— Вы, надеюсь догадываетесь, откуда я пришел, — начал Паппенхейм. — Не пугайтесь, ещё не все потеряно, но вам необходимо разъединиться.

— Разлука? Сейчас? — удивленно воскликнула Адриен.

— Имя человека, против которого я не могу ничего сделать, высочайшее имя было упомянуто в разговоре. Мадемуазель де Сувини — узница Его Величества великого императора Германии, её сестра — мадемуазель де Парделан, — тоже!

Удивление не позволило м-ль де Сувини возразить.

Паппенхейм воспользовался наступившей тишиной, чтобы передать содержание состоявшегося разговора. Узнав, что их возлюбленых собираются увезти в Мюнхен или в Вену, Арман-Луи и Рено набросились на генерала, как две пантеры, в которых были пущены стрелы.

— Обе узницы! А мы? — наперебой спрашивали они.

— А вы, сеньоры, свободны.

— Это предательство! — воскликнул Рено.

— А вот эти слова, сеньор, я бы вам не простил, не были бы вы моим гостем! — ответил Паппенхейм, побледнев. — Я сделал все возможное, чтобы спасти вас; но не все в моей власти, я не хозяин и тем более не Фердинанд Габсбург! Более высокие головы склоняются пред этим высоким именем. Тем не менее, будьте спокойны, девушки будут находится под моей опекой.

— И вы отвечаете за них своей жизнью и честью! — воскликнул де ла Герш.

— Нет никакой надобности мне об этом напоминать, граф. А сейчас, сеньориты, вы можете ехать!

— Как, уже? — воскликнул Арман-Луи, подходя к Адриен.

— Чем раньше, тем лучше!

— Чего вы боитесь? — спросила м-ль де Сувини.

— Я ничего не боюсь, и я сомневаюсь во всем. Откуда я могу предвидеть, что придет в голову человеку, командующему Магдебургом? Около него находится человек, ненавидящий вас, — быть может, он поддастся его советам.

— О! Поехали скорей! — закричала Адриен.

Граф де ла Герш поднялся.

— Объясните нам, наконец, — попросил он, — мы обязаны своей свободой графу де Паппенхейму?.. Это правда?

— Да! — тихо ответил граф.

— Мы находимся под вашим покровительством, но я вижу здесь кирасир, который по знаку своего генерала убьют каждого, кто посмеет посягнуть на его безопасность.

— Да, вы совершенно правы! — Но против вас граф Тилли, Жан де Верт и армия!

— Это значит сила, хитрость и гнев!

— Значит, если последовать вашему совету, нам нужно уезжать этой ночью?

— Лучше прямо сейчас.

— И мы должны следовать прямо к шведским позициям?

— Не оглядываясь назад!

Адриен и Диана глубоко вздохнули. Этот вздох отозвался в сердцах Армана-Луи и Рено.

— О! Я понимаю вас! — воскликнул маршал. — У вас есть тысяча вещей, чтобы сказать друг другу, тысяча мыслей, чтобы обменяться ими…быть может, это мечты о том, как и что предпринять, чтобы соединиться вновь и обрести свободу.

— И мы верим, что у нас будет свобода, и нам помогут наши шпаги и Бог! — воскликнул Рено.

— Останьтесь пока… Я вам даю ночь, это предосторожность, но, быть может, она будет содействовать вашей безопасности. Я не буду бороться с любовными советами, я знаю, каких глупостей можно натворить, если следовать им. Хорошо, что это будут только глупости!

Этот намек на события, произошедшие в Гранд-Фортеле, заставили покраснеть м-ль де Сувини. Г-н де ла Герш получил доказательство, что Паппенхейм уже не тот, каким был прежде; он взволнованно пожал ему руку. При виде этого, Рено подошел к великому маршалу.

— Две женщины в ваших руках, — произнес он взволнованно, — благородное желание сделать их свободными. Есть ли у вас силы, чтобы победить императора? Одно ваше слово, и эти женщины будут молиться за вас всю жизнь!

Не отвечая, Паппенхейм быстро подошел к окну и открыл его.

— Посмотрите! — указал он вдаль.

И молодые люди увидели вдали черный занавес дыма, озаряемого вспышками. Это были солдаты, стрелявшие из мушкетов.

— Там, вдалеке, валлонские отряды, а ещё дальше, баварские полки. О! Жан де Верт предпринял все меры предосторожности… Я думаю, вы не хотите сражения, где столь велики шансы потерять жизнь!

— Да, но мы думаем не о себе, а о них! — показал Арман-Луи на девушек.

Великий маршал закрыл окно.

— Я не могу сегодня исполнить вашей просьбы, — со вздохом ответил он. — Там, где командует граф Тилли, где находится Жан де Верт, нужно вверять свою судьбу Богу! Сегодня они на коне, а завтра, быть может — мы победим!

6. Шутки вокруг теста

В то время, как описанные выше события происходили в одном их уголков Магдебурга, вокруг дома, где расположился Жан де Верт, кружил монах, по виду принадлежавший к ордену капуцинов. Это был человек, длинный, как жердь, худой, как лапка зайца, сухой, как кусок веревки и, к тому же, бледный, как саван. Его живые глаза никогда не упускали того, что творилось вокруг; всегда в движении, с хмурым взглядом из-под нависших бровей, он производил впечатление человека беспокойного, нелюдимого и лукавого. Иногда монах забывал отвечать на просьбы солдат, ожидающих его благословения. Иногда он небрежно крестил их правой рукой, и в этот момент на его лице блуждала лукавая улыбка. Он старался не удаляться от окна, перед которым прохаживался баварский часовой.

Наступила ночь. Умолк шум. Несколько ещё горевших домов отбрасывали свет на потемневшее небо. Вдруг на соседней улице послышались тяжелые шаги. Люди шли быстро и звук их шагов отдавался в тишине. Тень капуцина уже четко вырисовывалась на стене дома, освещенного отблесками пожара.

Монах наклонился вперед, чтобы лучше разглядеть происходящее.

— Это он, — прошептал монах, — ещё немного через час я обрету то, что судьба некогда отобрала у меня.

Тем временем перед домом появился Жан де Верт.

Капуцин поспешил к нему и, скрестив руки на груди, поклонился ему с серьезным видом.

— Вы соизволите уделить несколько минут своего драгоценного времени, чтобы выслушать скромного служителя церкви? — обратился он к Жану де Верту.

— Прямо сейчас? — спросил баварец.

— Сейчас, если вас не затруднит, — попросил монах и с серьезным видом добавил. — Речь идет о человеке, которого вы особенно ненавидите, я говорю о г-не де ла Герш.

Жан де Верт окинул монаха острым взглядом.

— Пирог с мясом, дополненный четырьмя бутылками доброго вина, отвоеванными у ренегатов Магдебурга, вам пойдет, отец мой?

— Не смотря на то, что мы с вами делаем одно и тоже дело, вы — своей шпагой, а я — словом, склоняюсь в пользу пирога.

— А как насчет бутылки вина?

— Согласен, сеньор.

— Итак, пойдем, поговорим за трапезой.

Монах низко поклонился и последовал за Жаном де Вертом в низкий зал дома, где располагались хорваты.

Большой дубовый стол украшал огромный пирог, его дополняли блюда из дичи и рыбы; в комнате стоял дивный запах. Четыре бутылки с тонкими горлышками украшали стол.

Жан де Верт улыбнулся:

— Да, хорошо захватить Магдебург! — и, делая знак капуцину, предложил ему сесть. — Пейте и ешьте, отец мой!