Джармоны - Весенние сны

– В самом деле, глаз не оторвать, – с благоговением в голосе согласилась Анастасия, продолжая смотреть по сторонам и любуясь полосами розового, желтого и оранжевого цветов, что бежали по небу от горизонта к зениту.

– Видишь, вон там, вдали, горы? Они еще светятся пурпурным.

– Ты о Вершинах Святого Франциска? О тех, мимо которых мы проезжали?

– Да, о них.

– Вижу. Очень красиво, хотя и ужасно далеко.

– А вон та извивающаяся темная ниточка – это Колорадо Чикито. Посмотри вот туда, – показал рукой Хок.

– Вижу! Литл-Колорадо. Потрясающе!

– Согласен, – шепнул Хок, обдав ей ухо горячим дыханием.

– А воздух, Хок, какой здесь воздух! Чистый, свежий, даже голова кружится. Теперь я понимаю, почему у тебя в северной Аризоне прибавляется сил. У меня их теперь тоже прибавится.

– Я так рад за тебя, – сказал он и серьезным взглядом посмотрел Анастасии в глаза.

Она улыбнулась ему несмелой улыбкой и легонько прикоснулась кончиками пальцев к шраму на щеке.

– А у меня на кисти тоже останется шрам?

Хок нахмурился, сразу вспомнив в мельчайших подробностях шипение змеи, ее молниеносный бросок и весь последующий кошмар.

– Думаю, что останется. Хочешь посмотреть на рану? Мы ее перевязали, чтобы заживала побыстрее.

– Нет, не сейчас, – покачала головой Анастасия. – Как вспомню о происшедшем, меня начинает трясти. Все произошло так неожиданно! Откуда только она взялась? Мне и в голову не пришло как следует оглядеться.

– Прости меня, Стейси. Я бесконечно виноват перед тобой.

– Но, Хок, ты же спас меня! Честное слово, я была уверена, что умру, до сих пор не понимаю, как вам удалось меня спасти.

– Видишь ли, ты сама себя спасла. Все время с тех пор, как я отсосал яд из раны, и до того момента, когда тебе дали лекарство, ты жила только за счет своего крепкого здоровья и воли к жизни.

Анастасия с нежностью погладила его по щеке.

– Основное сделал все-таки именно ты, Хок. Но давай больше не будем об этом. Отнеси меня к другому краю крыши, я хочу посмотреть на селение, а ты мне про него расскажешь.

– Хорошо, – согласился Хок и понес Анастасию к противоположному краю крыши. – А рассказывать особенно и нечего.

– Сделай мне приятное. Я хочу узнать про твой народ все.

– Уговорила, – хмыкнул Хок и остановился у края крыши.

С высоты здания они смотрели на главную улицу селения, которая одновременно была и внутренним двором для всего пуэбло. По обе ее стороны тянулись отстроенные стенка к стенке приземистые трехэтажные дома. Выглядели они довольно необычно, как трехступенчатая лестница. Второй этаж строился прямо на крыше первого, причем был отодвинут довольно далеко от края. Точно так же надстраивался и третий. Вход на каждый этаж выходил на крышу нижнего. Получалось так, что все этажи, кроме первого, имели в качестве довольно просторной террасы часть крыши нижнего этажа. На некоторых домах Анастасия заметила простые лестницы, сделанные из толстых, аккуратно обтесанных деревянных жердей, которые были приставлены к наружным стенам, чтобы по ним можно было взобраться на крышу следующего этажа. В нескольких местах пуэбло прямо из земли торчали каменные лестницы. Они никуда не вели и были украшены причудливым орнаментом и птичьими перьями.

– А почему из земли торчат лестницы? – спросила Анастасия.

– Это кивас, – объяснил Хок. Голос его исполнился благоговейного уважения. – Их целиком вытесали из скалы. Это места поклонения богам разных кланов народа хопи. Мужчины, собираясь здесь, отправляют торжественные церемонии, ткут или обсуждают, как проводить следующую церемонию.

– А женщины чем занимаются?

– Мужчины выделывают ткани для всего пуэбло, – продолжил, кивнув, Хок. – Любая одежда здесь сделана из материи, которую соткали мужчины. Делают они это великолепно, и все ценят их работу. Если готовится свадьба, мужчина уже за много месяцев начинает ткать очень тонкую белоснежную ткань для брачных одежд.

– Выходит, что женщины не ткут?

– Они плетут корзины. Корзины, которые ты видела в доме, сплетены женщинами. В них хранится кукуруза.

– А у женщин есть свои кивас?

– Нет, кивас – это привилегия мужчин. Женщины поклоняются своим божествам, и у них разные с мужчинами обязанности. Женщины занимаются домом. Внутреннее убранство, огород и семена – это безраздельное царство женщин, причем секреты мастерства передаются от матери к дочери.

– Получается, что работа и собственность честно и поровну поделены между мужчинами и женщинами?

– Ты права. Утром мужчины уходят на целый день работать на поля. Они выращивают кукурузу, другие зерновые, фрукты, дыни. Женщины в это время работают или здесь, в пуэбло, или внизу, на огородах. Чтобы заполнить кладовые запасами еды, нужно долго и тяжко трудиться. Одну только воду для поливки замучаешься таскать. Все источники внизу, в долине, и женщинам приходится идти чуть ли не милю, наливать воду в глиняные кувшины и возвращаться ту же самую милю обратно, да еще в гору.

– Хок, неужели нельзя как-то по-другому получить эту воду?

– Посмотри вон туда. Видишь, ближе к краю горы стоят большие бочки, наполовину врубленные в скалу? Когда идут дожди, в них набирается вода.

– Понятно. Но скажи, как в этой пустыне вообще что-то может расти и созревать?

Хок рассмеялся и с гордостью за свой народ ответил:

– Для хопи самое священное растение – кукуруза. Это основная их пища, и они выращивают ее веками, приспособившись к здешним условиям. Вся хитрость в том, что кукуруза высаживается довольно глубоко в землю, примерно на фут – таким образом зерна не страдают от солнца и получают достаточно влаги. Летом же здесь часто идут дожди. Ты их можешь и за дождь не считать, но этого вполне хватает для того, чтобы все росло как надо.

– А если дождей не бывает? Ведь такое может быть?

– Может, конечно. Тогда хопи просто меньше едят и пользуются своими запасами. Им всегда приходилось переживать трудные времена, и, уверяю тебя, они справляются. Хопи верят, что являются избранным народом, который поселился здесь для того, чтобы присматривать за этими землями, которые у них считаются священными. Они не просто обитают здесь, а живут для того, чтобы охранять эту землю и молиться за ее благополучие.

– Мне это трудно понять, Хок, – покачала головой Анастасия. – Но я чувствую, что эти земли до сих пор полны такой древней мощи, которой мне нигде больше ощущать не доводилось. Даже озноб пробирает.

– Тебе вовсе не обязательно верить в то, что я тебе только что рассказал. В это верит народ хопи. Дома сделаны из камня столовой горы, на которой стоит селение, – кивнул Хок, возвращая разговор к тому, с чего его, собственно, и начала Анастасия. – Камни соединяются саманной глиной, и получается очень удобное, надежное жилище. Зимой в нем тепло, а летом прохладно.

– Знаешь, что меня больше всего поражает? То, что селение строили, подлаживаясь под форму горы, и из камня этой же горы. Если кто-то окажется тут в первый раз, то, глядя снизу вверх, никогда не догадается, что на вершине горы стоит селение, живут люди... Теперь я понимаю, почему ты мне говорил, что здесь безопаснее.

– Да, но все же не настолько, как хотелось бы, – покачал головой Хок и с грустью в голосе продолжил: – Всегда найдутся, люди, которым потребуются земли хопи, а они мирный народ. Они не воюют, потому что верят, что все споры можно решить другими способами, не развязывая войны. Но кто с ними сегодня согласится?

Они замолчали, наблюдая за оживленной суетой внизу. Мужчины спускались по крутой горной тропе в долину, гоня перед собой несколько ослов, женщины занимались домашними делами и огородами.

– Мы находимся в селении, которое называется Хано, – продолжил разговор Хок. – Оно как бы охраняет вход на плоскогорье. Здесь на протяжении столетий живет народ тева. Можно сказать, что Хано почти незаметно переходит в другое селение – Валпи, так что оба они составляют одно большое пуэбло. Тем не менее хопи и тева говорят на разных языках, и их священные церемонии тоже разнятся. Индейцы очень ценят обычаи своих предков и гордятся ими.

Анастасия с пониманием кивнула, потому что в ее семье издавна воспитывалось чувство уважения к предкам, которые многие десятилетия назад заложили и привели к процветанию их семейную плантацию. Вот только война все порушила, оставив семью Спенсеров ни с чем.

Хок вытянул руку, показывая на видневшиеся в стороне две другие столовые горы:

– На каждой их них есть пуэбло – там тоже живут хопи, и каждое пуэбло совершенно самостоятельно и независимо. Хопи очень свободолюбивый народ.

– Вроде тебя, да? – поддразнила его Анастасия. Хок засмеялся и согласно кивнул:

– Верно, вроде меня. Но на сегодня рассказов хватит. Я не хочу, чтобы ты растеряла те немногие силы, которые успела набрать. Тебе пора отдыхать. Я тебя сейчас уложу поудобнее прямо здесь, на крыше, и ты поспишь, пока солнце не поднялось высоко. Если не захочешь спать, последи за облаками.

Он осторожно положил Анастасию и с такой трогательной, прямо-таки материнской заботой подоткнул со всех сторон одеяло, что она не выдержала и заулыбалась.

– Ничего, если я тебя на время оставлю? Мне нужно переговорить со старейшинами.

– Конечно, иди, Хок, не волнуйся. Мне здесь просто замечательно. По правде сказать, я уже и не помню, когда чувствовала себя так спокойно.

Хок улыбнулся, похлопал ее по руке и спустился с крыши.

Лучи утреннего солнца приятно грели лицо Анастасии. Легкий ветерок приносил запахи можжевелового дыма, что поднимался из многочисленных труб на крышах домов. Она лежала, умиротворенно думая о том, что рассказал Хок про хопи и тева. Такие разные, такие непохожие, и столько общего. И прежде всего они такие же люди, как она, как ее родители, как Хок, и все они живут бок о бок в северной Аризоне. Ей очень хотелось, чтобы для всех них настали наконец мирные времена, потому что Спенсеры тоже мирный народ, точно такой же, как и хопи.

Анастасия повернулась, устраиваясь поудобнее, и вдруг поняла, что понятия не имеет, какая одежда на ней надета. Приподняв одеяло, она оглядела себя и увидела, что на ней платье, похожее на те, которые она видела на Девушке-Кукурузе и на Несиэнгнум. Одеяние было на удивление удобным уже хотя бы потому, что девушка вспомнила об этом только сейчас. Анастасия погладила рукой ткань, поразившись, какая та тонкая и мягкая.

Удовлетворенно вздохнув, Анастасия сонно зевнула и, полуприкрыв глаза, стала бездумно провожать взглядом медленно плывущие высоко в небе пушистые белые облака. Она и не заметила, как уснула.

Глава 13

Прошло несколько дней. Ранним утром Анастасия стояла в небольшой комнате, которая целую неделю была для нее домом. Чувствовала она себя намного лучше. С трудом верилось, что совсем недавно ее жизни угрожала смертельная опасность, но две маленькие, уже затянувшиеся ранки на запястье свидетельствовали об обратном.

Хок предупредил, что прежняя выносливость вернется еще не скоро, и все эти дни обращался с ней как с тяжелобольной. Сегодня они наконец уезжают. Ей хотелось поскорее отправиться в путь, увидеться с родителями и в то же время жаль было покидать приветливых хопи и тева, которых она, чем дольше жила среди них, тем больше любила. Правда, Хок пообещал, что они еще приедут сюда, и Анастасия надеялась, что так и будет.

Она только что переоделась в свое прежнее платье – темно-зеленый костюм для верховой езды и почувствовала себя в нем стесненно и неудобно – не сравнить с манта. Так, оказывается, называлось то индейское одеяние, которое она носила все эти дни выздоровления. Анастасия все смотрела на лежащее на постели манта, втайне мечтая забрать его с собой.

– Мы жалеем, что ты уезжаешь, Женщина Весны, – сказала ей вошедшая в комнату Девушка-Кукуруза. Анастасия уже привыкла к тому, что та говорит медленно и с запинкой, с трудом находя немногие известные ей английские слова. – Мы ждем, ты вернешься.

Чуть ли не сразу следом за ней вошла Несиэнгнум и обратилась к дочери.

Девушка-Кукуруза внимательно ее выслушала, потом повернулась к Анастасии:

– Моя мать говорит, что Вухвухпа, ее брат, будет очень рад, если ты оставишь себе манта, которое он соткал и которое ты все эти дни носила.

Анастасия растерялась, не зная, как ответить на такое предложение, хотя соблазн увезти с собой понравившуюся одежду был силен.

Девушка-Кукуруза заметила ее нерешительность и смущенно улыбнулась:

– Кел... Хок очень обрадовался, когда узнал, что наш уважаемый дядя хочет сделать тебе этот подарок.

Анастасия с облегчением улыбнулась:

– В таком случае я сочту за честь взять манта. Это такая красивая одежда, и, по правде говоря, мне ужасно хотелось иметь ее. – В голове вдруг мелькнула мысль: значит, Хока здесь называют Кел? Надо будет не забыть порасспросить его на обратном пути.

– Моя мать тоже хочет сделать тебе подарок, – продолжила, улыбаясь, Девушка-Кукуруза.

– Что вы, больше ничего не нужно, – запротестовала Анастасия.

На лице ее собеседницы появилось выражение явного беспокойства, как если бы она сильно расстроила Анастасию.

– Ты не хочешь наши подарки?

Анастасия поняла, что, не желая того, сделала больно своим новым подругам.

– Прости меня, пожалуйста. Я очень рада вашим подаркам, вот только мне нечего подарить вам в ответ.

Девушка-Кукуруза снова заулыбалась, кивнула матери и добавила:

– То, что ты здесь, – уже нам подарок.

У Несиэнгнум в руках оказалась искусно сделанная кукла. Однако Анастасия понимала, что вряд ли ей дарят детскую игрушку, – уж слишком благоговейно и торжественно держала ее в руках Несиэнгнум. Сказав несколько фраз, она улыбнулась Анастасии и протянула ей куклу.

Анастасия бережно приняла подарок и принялась рассматривать небольшую фигурку.

– Это кукла Качина, – объяснила Девушка-Кукуруза.

– Правда? Но ведь Качина – это духи ваших предков, если я не ошибаюсь?

Девушка-Кукуруза радостно закивала и начала рассказывать, иногда замолкая, когда не могла подыскать нужное слово:

– Кукол Качина очень много. Эта называется Невеста-Воин. Когда тева пришли в эти места жить, они принесли ее с собой. У нее всегда волосы с одной стороны заплетены и высоко подняты, а с другой стороны висят в беспорядке. Как говорят, мать причесывала ее к свадебной церемонии, когда напали враги. Невеста выскочила из дома, оседлала коня, схватила лук со стрелами и бросилась на защиту селения.

У Анастасии не нашлось слов, чтобы передать переполнявшие ее чувства. Бережно погладив вырезанную из дерева раскрашенную фигурку, она сказала:

– Спасибо... я буду беречь Невесту-Воина как зеницу ока. – И она подняла на женщин глаза, полные слез.

Обе радостно закивали, явно довольные произведенным впечатлением, и Девушка-Кукуруза снова заговорила:

– Качина много, но мы решили, что эта лучше всего подойдет тебе и лучше всех поможет тебе.

– Спасибо, – еще раз растроганно поблагодарила Анастасия и наконец повнимательнее рассмотрела подарок.

Искусно вырезанная фигурка изображала молодую женщину, одетую в манта, перехваченное в талии широким матерчатым поясом. На плечи была накинута длинная шаль, концы которой свисали почти до пяток. Манта и шаль были выкрашены в цвет индиго и по краям отделаны красной и зеленой вышивкой. Женщина держала в левой руке лук, а в правой боевую трещотку. За спиной у нее был колчан, полный стрел, на котором Анастасия разглядела изображение бобрового когтя. В ее волосы было воткнуто три пера. На лице куклы была маска, а на ногах – мокасины из оленьей кожи.

– Ты всегда желанный гость у нас, – сказала Девушка-Кукуруза. – У меня тоже есть для тебя подарок. Может быть, он не долго сохранится, но я все равно хочу, чтобы он был у тебя, – договорила девушка и смущенно переглянулась с матерью.

– А что же это такое? – поинтересовалась заинтригованная Анастасия.

– Сначала ты должна знать.

– Что именно?

– Мне говорили, что у американцев мужчина всегда просит женщину о свадьбе.

– Это правда.

– У хопи не так.

– Не так? – озадаченно переспросила Анастасия. Сердце ее почему-то забилось чуть быстрее.

– Здесь, если нам нравится мужчина, мы оставляем гоми, сладкий хлеб, на пороге его дома. Если он его берет и съедает – значит, принимает предложение о свадьбе.

Анастасия улыбнулась и подумала, как это далеко от всего, чему ее столько лет учили. Но результаты получались неплохие, судя по тому, что счастливые семьи, в которых регулярно рождались дети, продолжая род, не переводились.

Несиэнгнум протянула Девушке-Кукурузе туго завязанный узелок. В свою очередь, Девушка-Кукуруза передала этот узелок Анастасии, которая развязала его и с любопытством заглянула внутрь. Увидев кусок мягкого темного хлеба, она посмотрела на Девушку-Кукурузу, вопросительно приподняв брови.

– Это гоми, – улыбнулась ей Девушка-Кукуруза. – Ты можешь его не выпекать, но скоро он может тебе понадобиться.

Анастасия сразу подумала о Хоке и почувствовала, что неудержимо краснеет. Выходит, они поняли, какие чувства испытывают друг к другу. Может быть, Хок, согласно обычаям своего народа, ожидает, что она сделает предложение первой? Но все же он прожил среди американцев и испанцев достаточно долго, чтобы... Хотя о чем это она? Ни о какой свадьбе никто не говорил ни слова – не время об этом думать. Но, завязывая узелок с гоми, Анастасия не могла не думать о любимом, о свадьбе и об этом самом гоми.

С улыбкой она еще раз поблагодарила обеих женщин и, повернувшись к Девушке-Кукурузе, шутливо добавила:

– Всегда нужно что-то держать про запас. Девушка-Кукуруза засмеялась и тут же быстро зажала рот ладонью. Ответ Анастасии пришелся ей явно по душе, и она с удовольствием перевела его матери.

Несиэнгнум с улыбкой закивала и, поглядывая на Анастасию, стала что-то говорить Девушке-Кукурузе.

– Мать говорит, чтобы ты приезжала, когда захочешь. Теперь для нас Женщина Весны всегда будет приносить с собой весну.

Анастасия была тронута до глубины души.

– Спасибо, большое спасибо. Так много чести для меня. Мне хочется вам тоже что-нибудь подарить, но это уже в следующий раз, когда...

Договорить она не успела, потому что в комнату вошел Хок, и обе женщины бросились наперегонки совать в руки Анастасии манта, быстро и умело спрятав под ним мешочек с гоми. Она сообразила, что нужно прятать гоми от Хока до тех пор, пока она не решит воспользоваться свадебным хлебцем.

Дав им понять заговорщицкой улыбкой, что все усвоила, Анастасия повернулась к Хоку.

Он окинул ее внимательным взглядом, и глаза его заблестели от радости.

– Уже собралась?

– Да. Я чувствую себя намного лучше. Посмотри, что мне подарили.

Оглядев подарки, Хок удовлетворенно кивнул:

– Я очень рад. Правда, со мной об этом уже говорили. Надеюсь, тебе все понравилось...

– Очень! Здесь были так ко мне добры.

Они тепло распрощались с Несиэнгнум и Девушкой-Кукурузой, а когда вышли на улицу, то прощаться им пришлось со всем пуэбло. Люди специально задержались в поселке и стояли по обе стороны улицы, чтобы проводить Хока и Анастасию. У каждого мужчины густые длинные черные волосы перехватывались узкой матерчатой лентой. Так как стояла поздняя весна, на большинстве были только холщовые штаны и мокасины. Индейцы были низкорослыми, жилистыми и дочерна загоревшими. Малышня голышом носилась среди взрослых, во все горло крича слова прощания. Женщины, одетые в манта, приветливо махали руками.

Наконец Анастасия и Хок вышли из пуэбло и, ведя своих лошадей под уздцы, начали спускаться по узкой горной тропе в долину. Оказавшись внизу, у основания столовой горы, они сели верхом и устремились вперед через пустыню. От палящего солнца их защищали широкополые шляпы, столь популярные здесь, на Диком Западе. Ехали молча, оба погруженные в свои мысли, жалея в глубине души о том, что дни мира и покоя, проведенные у хопи, закончились. Впереди их ожидало неведомое, и встретиться с ним они пока еще не были готовы. Что они будут делать, они тоже не очень себе представляли, но понимали, что какой-то план принять все равно придется, если северная Аризона должна стать мирным и безопасным местом для всех живущих в этих краях.

Они скакали вперед, и Анастасия то и дело поправляла прядки волос, выбивавшиеся из-под сомбреро. Вчера вечером она вымыла голову в мягкой ключевой воде с мылом из юкки, и теперь волосы ее были в полнейшем беспорядке, но она не обращала на это внимания, потому что впервые за много дней наслаждалась ощущением чистоты. За время своего недомогания она изнывала от невозможности выкупаться и, будь ее воля, не пожалела бы воды и вымылась бы по-настоящему, а не ополаскивалась бы из тазика, который ей время от времени приносили. Что она с наслаждением предвкушала, так это возможность по возвращении домой понежиться в горячей ванне столько, сколько захочется. Только тогда она наконец почувствует себя чистой от змеиного яда, хотя воспоминания об этом ни в какой ванне не смоешь. Она покосилась на свою левую руку и невольно содрогнулась при виде двух близко расположенных друг к другу дырочек на кожаной перчатке.

Сердито тряхнув головой, Анастасия отогнала нахлынувшие мрачные мысли и посмотрела на Хока. Скакал он с поразительной легкостью, чуть придерживая лошадь, чтобы сил ей хватило до самого дома. Почувствовав ее взгляд, он, в свою очередь, посмотрел на нее, и мимолетная улыбка смягчила суровые черты его лица. Анастасия с улыбкой отвернулась, еще раз мысленно поблагодарив его за спасение своей жизни. Сколько всего случилось за эти дни, сколько ей еще придется осмыслить! На какое-то мгновение ей даже стало страшно, но она твердо решила, что обязательно очень скоро сама во всем разберется.

В конце концов, родители ее живы и здоровы. У них замечательный дом, ранчо, которому процветать бы и процветать, если бы Ти Эл Латимер оставил их в покое. Если бы только он остановился, прежде чем решится...

Анастасия вновь бросила взгляд на Хока. Ее сердце переполняло чувство, слишком новое и непривычное, чтобы она могла выразить его словами. Сколько же она обрела теперь! А ведь совсем недавно была уверена, что война отобрала у нее все. Хок... Она не может без него, как и он не может без нее, в этом она ни капельки не сомневалась, но судьба в лице Ти Эл Латимера встала на их пути к счастью.

Она почувствовала, что Хок смотрит на нее, чуть повернула голову и поразилась напряженному, настороженному выражению его лица. О чем он думает? Ее вдруг охватило непонятное беспокойство. Возможно, он думал и чувствовал то же самое, что сейчас думала и чувствовала она сама. Они по-прежнему вместе, впереди целая жизнь, но все это пока заслонил Ти Эл Латимер. Как же Анастасии не хотелось мыслями возвращаться к этому, омрачать мирное утро, утратив обретенный в пуэбло покой. Они еще успеют все обсудить – на ранчо Спенсера они окажутся только к концу дня. Так по крайней мере ей сказал Хок.

Анастасия улыбнулась ему, отдаваясь блаженному ощущению его близости. Как бы уловив ее состояние, Хок подъехал ближе, положил руку на луку ее седла и, наклонившись, запечатлел на ее губах долгий страстный поцелуй. Сев прямо, он с улыбкой сказал:

– Путь долог, и его невозможно будет вынести, если нам хотя бы пару раз не поцеловаться...

Анастасия рассмеялась, остро чувствуя вкус его губ, и заметила:

– Неделя вообще-то тоже была долгой, Хок. Он расхохотался:

– Точно! Признаюсь, я так за тебя переживал, что думал об этом в последнюю очередь.

– Вот как? – удивилась Анастасия, притворно надув губы. Хок снова засмеялся и ласково потрепал девушку по колену.

– Ладно, не в последнюю очередь, конечно, это я приврал. Каюсь, виноват. Но если совсем уж честно, я ни за что на свете не согласился бы пройти через такое еще раз. Право слово, я за эти дни постарел на несколько лет.

Анастасия молча кивнула. От его слов у нее сладко заныло сердце.

– Не переживай так, Хок. Теперь, где бы я ни была, всегда буду высматривать гремучих змей.

Глаза Хока потемнели.

– Конечно, ты можешь высматривать гремучих змей, это правильно. Но кроме них, здесь существует куча других опасностей. Масса возможностей покалечиться или... погибнуть.

Сейчас он вовсе не шутил, и тон, которым были сказаны эти слова, поразил Анастасию. Происшествие с ней, похоже, произвело на Хока более сильное впечатление, чем можно было подумать. Она постаралась развеять его мрачное настроение:

– Хок, ведь я все равно когда-нибудь отчего-нибудь умру, как ни крути.

Получилось ровным счетом наоборот – Хок нахмурился еще сильнее, помрачнев как туча.

– Никогда больше так не говори, Анастасия! Этими вещами нельзя шутить! Мы все когда-нибудь покинем этот мир, кто спорит, но до этого нам еще предстоит дожить, понимаешь?

Озадаченная его болезненной реакцией на то, что она сказала, Анастасия осторожно ответила:

– Хорошо, Хок, я не буду больше так говорить. Но ты же прекрасно понимаешь, что самое большее, что мы можем, – быть осторожными и внимательными, так что за тобой я тоже буду присматривать.

– Ну, о себе я и сам могу позаботиться, – пожал плечами Хок.

– А я – о себе!

– Черт возьми, ты даже не знаешь, что нужно делать, если с тобой здесь что-нибудь случится!

– Я научусь. И я, между прочим, давно уже не беспомощный младенец.

От ее слов он как-то даже немного растерялся и, помолчав, сказал:

– Я это знаю. Просто я... Да я просто не вынесу, если с тобой еще что-нибудь случится.

– Я понимаю, Хок, ценю твое отношение ко мне, но ведь дни и ночи напролет ты не можешь обо мне заботиться, правда?

Он бросил на нее мрачный взгляд и проговорил не терпящим возражений голосом:

– Вот уж это я чертовски хорошо могу делать и делать буду!

После этого он пришпорил лошадь и умчался вперед, прекратив дальнейшую дискуссию.

Анастасия какое-то время оторопело смотрела на удаляющуюся спину Хока, потом легонько стукнула каблуками в бока мустанга. Мотнув головой, тот поскакал вдогонку за Хоком.

Анастасии не понравился ни тон, которым Хок разговаривал с ней, ни то, что он ей сказал. Неужели на него так подействовал этот случай со змеиным укусом? Единственное, на что она надеялась, – что Хок на самом деле все-таки не такой упрямый. Многое ей еще предстояло узнать и многому научиться в этой жизни. Но никакие запреты с ней не пройдут. Да, она прошла по самому краешку небытия, но осталась жива, теперь пора подумать о родителях и о ранчо. Анастасия была полна решимости помочь Хоку в его намерениях, и, если он решил все время заслонять ее своей широкой спиной, она быстро убедит его, что это излишне. Она не собирается отсиживаться в безопасном месте, когда нужно действовать.

Вскоре ее лошадь поравнялась с мустангом Хока, который немного сбавил ход, и они поскакали рядом.

Хок повернул к ней голову и дрогнувшим голосом сказал:

– Стейси, прости меня. Я не должен был уезжать вперед, особенно после обещания все время тебя охранять.

– Ничего страшного, Хок. У меня в голове тоже все время вертятся эти гремучие змеи. С того дня я больше не чувствую себя в безопасности и скорее всего уже никогда не почувствую. – Она глубоко вздохнула и в очередной раз взглянула на свою прокушенную перчатку. – Но я не собираюсь портить из-за этого себе жизнь и жить, боясь всего на свете. Пока я жива, я хочу жить полной жизнью, понимаешь?

Наступило долгое молчание. Наконец Хок медленно выговорил:

– Да... понимаю... Но всегда...

– Давай не будем сейчас об этом, ладно? – перебила его Анастасия умоляющим голосом.

Они снова надолго замолчали.

– Хорошо, – кивнул Хок. – Но для меня это дела не меняет. Я все равно всеми силами буду тебя защищать. Из-за моей глупости ты чуть не погибла.

– Что ты такое говоришь! При чем здесь твоя глупость? Или моя? Лучше костери эту чертову змеюку! Ругай на чем свет стоит день! Погоду! Прерию! Бога ради! Только прекрати изводить себя попреками. – Она замолчала и тихо добавила: – Пожалуйста.

Хок горько рассмеялся:

– Надо же – пожалуйста! Ладно, больше никаких попреков. Но защищать я тебя все равно буду.

Теперь рассмеялась Анастасия, но в голосе ее не было веселья.

– Оказывается, ты можешь быть поразительно упрямым. Если что вбил себе в голову...

– Может быть, ты и права, – покосился на нее Хок. – Я по-прежнему собираюсь заняться Ти Эл Латимером, но это не значит, что заботу о тебе я отставляю в сторону и перестану оберегать тебя.

– Знаешь, я сейчас подумала, что ты уже дважды спас мне жизнь. Может быть, порой мне действительно нужно помогать. Я вовсе не против, но...

– Еще бы ты была против!

Анастасия, вздохнув, замолчала. Она пыталась рассуждать здраво, но сейчас Хок был просто несносен. Хотя скорее всего он все еще мучился чувством вины перед ней. Создавалось впечатление, что он уже все для себя решил: Анастасия под замком, в безопасности, а он смело подвергает себя риску, исполняя то, что задумал. Но ей-то хотелось совсем другого – быть вместе с ним и в радости, и в горе. Если с ним что-то случится, она должна оказаться рядом. Он не может этого не понимать.

– Хок, послушай... – нерешительно заговорила она.

– Да?

– Я не могу без тебя.

– Так ты со мной.

Анастасия начала было возражать, но передумала. Они вместе, и это главное.

– Ты прав.

– Я рад, что ты наконец начала прислушиваться к голосу разума.

– Я всегда бываю рассудительна, – возразила она, готовая снова защищаться.

– Стейси, ты не представляешь себе, каково здесь жить, а я знаю. И моя обязанность – защищать тебя. Пожалуйста, больше не спорь со мной по этому поводу, – закончил он, пристально посмотрев на нее.