Двойной Герой (№2) - 2-Герой-2

Она ничего не могла сделать. Она была уже подозреваемая, неблагонадежная. Космонавт и воин в мыслях и делах, она не могла не проиграть опытному интригану Сухоручке в коридорных наземных войнах. Интрига – сложное искусство, это как стрельба в мишень, тренировка нужна постоянная; Ларкин проиграла и отправилась в отпуск.

Тем временем, Чандрагупта решился.

– Элеонора, девочка, ваше высочество, – сказал он, оливковый лоб его пошел скорбными морщинами, голос понизился и плечи упали. – Эти господа явились ко мне и сообщили мне скорбную весть только что… Да, Элеонора, девочка, генерал баба Лена Ларкин погибла на Амальгаме в результате несчастного случая… Скорбь и ужас ещё не успели даже поселиться в наших сердцах, так внезапно и необратимо это случилось… Мужайтесь, ваше высочество, ибо мы, слуги народов и миров Галактики не имеем права на… девочка моя, Элеонора, успокойтесь… Фон Марц, черт побери, дайте же какой-нибудь воды!

Принцесса взахлеб рыдала на впалой сухой груди Президента. Фон Марц попытался сунуть ей в руку стакан, – она отпихнула его, стакан разбился. Чандрагупта по очереди посмотрел на посетителей, поджал губы и приподнял плечи. Сухоручко сказал:

– Господин Президент, разрешите мне и войсковому есаулу Кребню идти и исполнять ваши приказания.

– Идите и выполняйте, – ответил Чандрагупта. – И – адмирал! – тщательное расследование смерти нашей любимой Хелен Джей! Идите!.. Я вас вызову, встретимся через три часа, и первичные результаты расследования обстоятельств смерти генерала Ларкин должны уже у вас наличествовать! Идите!

"И не грешите," – добавил про себя Кребень, щелкая каблуками и разворачиваясь через левое плечо к выходу. Он был рад уйти, явление сентиментальной принцессы неожиданно сильно на него подействовало, и он подумал, что ему и впрямь далеко ещё до Сухоручки, много нужно пройти порогов, подробно обстучав лбом и прочими частями тела каждый из них, чтобы приобрести подобную реакцию, точное знание сути дела и научиться точно оценивать соответствие данной сути своим собственным интересам… Однажды, не так давно, случился у них с адмиралом вечерок, штука редкая и невообразимо ценная для растущего карьериста, – вечерок с начальником… После третьей стопки "Казачьей Перцовой С Вишнями" Сухоручко сказал, сверля войсаула неопределимого наполнения взглядом, словно в стереоприцел разглядывал, то ли целясь, то ли просто заинтересовавшись… сказал: "Вижу я, Матвей, как ты иногда косишься на меня. Бывало, бывало, не юли… Это не страшно, вот не косился бы – хуже… Я тебе скажу сейчас, а ты запомни. Ведь очень просто! Да, я, адмирал Сухоручко, сукин сын. Но я – запомни, Матвей! – я сукин сын наш! Свой собственный, конечно, но и наш, правильный! Вот и думай. Я – тот, кто делает карьеру, одновременно делая историю… Наливай! И меня держись."

Сухоручко был не очень умен, как и все карьеристы. Но он обладал неизмеримо более важным качеством – чутье и скорость реакции его были беспредельными. "Галактика – очень зыбкая вещь, – говорил Сухоручко. – Мир очень плохо плавает, если представить мир пловцом по божьему океану. Такие как я – нас немного – мы отмели, оказывающиеся под ногами пловца, когда он уже захлебывается. Просто я не отказываюсь от медалей за спасение утопающих, вот и все…"

Кребень никогда никого не боялся. Но сейчас он испытывал неуверенность, ибо предстоял очень серьезный разговор.

– Кребень! – сказал адмирал, проходя к своему креслу и попутно мельком указывая войсаулу на стул. – Ну-ка, сядь и, мать твою за ногу, объясни мне, что же произошло? Был выстрел, или нет, так его и так?

– Мой человек утверждает, что не было. Там какая-то дикая случайность, господин адмирал.

– То есть прогадили бандиты операцию?

– А это, господин адмирал, вопрос сложный. Судите сами. Операция подготовлена, вероятность успеха громадная. За несколько секунд телохранитель явно что-то почуял, но Ларкин была перекрыта со всех сторон – она неминуемо погибала, в любом случае.

– Кребень! – сказал Сухоручко. – Если ты ждешь разноса от дурака-начальника, то ты сам дурак. Цель поражена, все остальное – уже детали. Я тебя даже за службу готов поблагодарить, но! Детали деталями, но я тебя, как специалиста, спрашиваю: нет ли оснований для расторжения договора с бандитами? Очень уж огромные деньги.

Кребень ждал этого. Ответ был готов, но явно не тот, которого хотел адмирал.

– Как специалист, господин адмирал, могу рекомендовать одно: сполна и в срок расплатиться.

– Твою мать! – заревел Сухоручко. – Но не стреляли же они!

– Но они были готовы, и, без всякого сомнения, выстрел был бы точным. Господин адмирал, не то нынче время, чтобы затевать с Корпорацией склоку. Ей-богу.

Сухоручко помолчал.

– А, – сказал он, – я понял. Боишься, что, как ты выразился, склоку, я повешу на уши тебе? По принципу: начал – заканчивай?

Кребень признался себе, что Сухоручко смотрит в корень. Основания не платить были налицо. Выстрела не было, клиент на встречу не явился. Никто заказ не перехватывал. Однако, Кребень ясно видел последствия: бандит, не получивший ожидаемого, – непредсказуем, тем более, когда речь идет о таких деньгах. Первое, что отказывает в подобной ситуации – здравый смысл. Ни в чем не виноватые непосредственные исполнители покушения сейчас, вероятно, уже мертвы, как прогадившие и не оправдавшие. Все так. Но Кребень действительно не хотел заниматься сейчас делом, не стоившим после смерти генерала Ларкин выеденного яйца. Сухоручко смотрел в самую тютельку.

– Ты допустил ошибку, Матвей, – сказал Сухоручко. Кребень и сам уже это понимал. – Ты подвел меня. Я усомнился в тебе. Что теперь делать?

– Я могу только повторить, что сказал, – произнес Кребень. – Возможно, я ошибаюсь.

– На хрена мне специалист, дающий, возможно, ошибочные рекомендации?

– Господин адмирал, разрешите мне говорить вольно?

– Валяй. Выпутывайся.

– Объективно моя рекомендация безошибочна. Поскольку нельзя терять времени. А любые торги с Корпорацией времени и сил займут – ого-го. Как я понял из беседы с Президентом, я назначен Большим Шефом Запада, правильно? Я – лично я – предпочел бы заниматься только этим. Считайте, что я беру у вас деньги в долг. Заплатите Корпорации, дайте мне год на освоение Запада, а потом я вам деньги верну – много больше.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Сухоручко, усмехаясь.

– Дело в том, Шеф, что я подготовил ликвидацию Корпорации. Я вам ещё не докладывал, но план готов. Гарантия успеха – стопроцентная. Разумеется, если командовать операцией буду я. Но дело долгое. Некогда. Сейчас, господин адмирал, – некогда.

– Ах ты лис степной, – сказал Сухоручко. – Некогда, говоришь… Выкрутился. Молодец. Что ж… Хорошо. Рекомендация принимается. Пиши отчет, вставляй туда пункт-обязательство… ну, что ты мне пообещал… кодируй, и ко мне на стол. С этим все. Что на "Стратокастере"?

– Пока нет информации. Приказ об аресте участников рейда в Пыльный Мешок я отдал, Полугай подтвердил получение приказа. Сейчас я собираюсь ему звонить. Господин адмирал, не стало ли целесообразным довести до меня причины этого ареста?

– Нет, Матюша. Пока что допуском ты не вышел, – ответил Сухоручко. – Однако – не дай бог их твой Полугай упустит…

– Приказ не очень… корректен, – осторожно сказал Кребень. – Сотня казаков… На огромный звездолет… А эти Маллиган и Какалов – не последние люди там, у себя, в Аяксе. Всякое может.

– А мне плевать. Взять и доставить. Пока кто иной не взял… Понял, Большой Шеф… войсковой атаман Кребень?

– Слушаю, – не дрогнув, сказал Кребень. – Разрешите идти?

Тотчас он переговорил с Кирьяном Полугаем. От разговора у него совершенно испортилось настроение. Побег Маллигана его не удивил. Странно было бы думать, что в хозяйстве генерала Ларкин не предусмотрены различные нештатные и даже невозможные ситуации. Попробовали бы, например, арестовать кого-нибудь из офицерского состава Собачьей Сотни, да ещё на базовом корабле… Кребень скорее был удивлен, что удалось захватить одного из аяксов и избежать широкомасштабного мятежа на "Стратокастере"… он даже предпочел бы мятеж… Кребень позвонил министру внутренних дел, с которым они за последний год сошлись коротко и по делу. Они поговорили недолго: расследование обстоятельств смерти Хелен Д.Ларкин порешили проводить всем скопом, и военная прокуратура, и МВД, да и Комитет ГБ – как забыть… Вот ещё что, сказал Кребень. Тут Генштаб пересматривает кое-какие решения Ларкин… Вызови-ка ты к себе, генерал, заторможенные дела аяксов… Выяснилось, что министр понятия не имеет, какие-такие аяксы? Генерал, сказал Кребень без нажима. Это ж совет… Я ж в твои дела не лезу… Ты вызови, посмотри, может и суетится тебе не придется… позже… это ж совет просто-напросто… Услуга. Министр помолчал, уставясь на Кребня. "Спасибо, Матвей Георгиевич, – сказал он. – Полагаешь, значит, пригодятся?" – "Предполагаю." – "Спасибо".

Дело было сделано. Насколько Кребень мог быть в курсе, сразу после смерти Ларкин не могла не сработать сверхсекретная программа по прикрытию тех работников ее личного подразделения, которые являлись преступниками. По меньшей мере две сотни отъявленных, дьявольски умных и опытных, в высшей степени свободных, пристрастных, вооруженных и богатых мужиков и баб. В тылу. Увольте. Половина, как минимум, кинется копать вокруг смерти любимой Мамы. Возись потом.

После разговора с министром Арвидом, Матвей Кребень позвонил в порт и повелел готовить "Коня Каурого" к старту.

(Документ 4)

НЕКИЙ БЕСПРЕДМЕТНЫЙ РАЗГОВОР ПО НЕЗАРЕГИСТРИРОВАННОМУ КАНАЛУ СВЯЗИ МЕЖДУ ДЭТЭЭСОМ ГЕНРИХОМ ФОН МАРЦЕМ И НЕИЗВЕСТНЫМ. РАЗГОВОР СОСТОЯЛСЯ 15 МАРТА 354 ГОДА В 14.47 СРЕДНЕГО ВРЕМЕНИ, ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ РАЗГОВОРА – 12 МИНУТ. ЗАПИСИ РАЗГОВОРА НЕ СОХРАНИЛОСЬ. ТЕКСТ:

ФОН МАРЦ: У тебя там что, ночь?

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Просто я, ну, шторы опустил. Ну, ты по поводу, ну, всех дел? Ну, все, как бы, нормально. Как всегда.

ФОН МАРЦ: Послушай, Саша, меня не интересует твое гениальное мнение по поводу всех дел. Ты мне просто ответь на поставленный вопрос. Вероятности, возможности и тому подобное.

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Ну, Генрих, скорее всего, все так и есть. То есть, если Призрак, ну, как бы, не резидент НК, то, это, дорогу к ним он знает. Я подумал сначала, может быть, он и сам про себя, ну, что он резидент, не подозревает, а потом подумал, – вряд ли. Не такой Призрак человек. Его невозможно хакнуть. То есть хакнуть, наверное, можно, но так, чтобы он не заметил, – я резко отрицаю. Это с ним говорить надо. Но он тебе ничего не скажет.

ФОН МАРЦ: Твои рекомендации – как его содержать?

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Отсеки, во-первых, от него военных. У тебя выйдет, им сейчас, ну, не до него будет. Тебе нужно-то – до восемнадцатого продержаться, а там уж… Второе: никакой электроники сложнее зажигалки в радиусе километра. Третье: насколько возможно тупые охранники. Инструкции по проведению медикаментозной атаки я тебе переслал, а наркотики доставит Индюшок. Ну, и вот так, в общем.

ФОН МАРЦ: А что ты думаешь по поводу Маллигана?

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Вот, Генрих, это, вот ну никак не считается. Он настолько примитивен, что ни в какую не предсказуем. Найти и убить, все что могу посоветовать. У него невеста была. Костанди Эндрю, техник "Ямахи", переведена на "Стратокастер". Но, смотри, невеста – слишком, ну как, элементарно, казачки ее наверняка сегодня же приберут к себе в обоз…

ФОН МАРЦ: Ты ничего мне не скажешь по Нурминену с Баймурзиным?

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Я не могу их найти. Ничего нового, Генрих. И не мудрено – это же все-таки, это, ну… Волчара-Никто, Генрих. В Меганете его даже я не поймаю. Да он и сам себя не поймает…

ФОН МАРЦ: Что по переговорам Кребня с бандитами?

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Тебе ход событий или прогноз?

ФОН МАРЦ: Прогноз хода событий.

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Сухоручко заплатит, Генрих. Ему некогда сейчас турусы разводить. А Брыло, дурачок, деньги примет. Такие деньги – он же удавится. И это их через год-два убьет. Посредством того же, этого, ну, как его, Кребня. У него давно план ликвидации Брыла готов. Я его читал. Хана Брылу.

ФОН МАРЦ: Хм… Саша, а может…

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Что ты мне, Генрих, это, ну, в самом деле, сказать не даешь! Не нужен тебе Брыло, это первое, а потом, ну никак его уже не выручить. Такие деньги. Я же говорю – он удавится. Все. Забудь про Корпорацию. А вот есть там у них полезный человечек, некто Шахматист, вот он, это, ну, полезен. Санкционируй – я ему брошу пару слов ни о чем. Он сам себя выручит, а пары слов не забудет. У него есть кое-какие контакты у японцев, ну, ты понял, у кого, так он наверняка работу у них будет искать. И очень полезно. Нам, я имею в виду.

ФОН МАРЦ: О! Вот так? Санкционирую.

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Ну я ему брошу пару слов. Кстати, вот, хорошо что ты напомнил. Как раз по поводу японцев и моего Шахматиста… Да! Слушай, я же чуть не забыл! Японцы Призрака заказывали тогда именно Шахматисту! Три года назад.

ФОН МАРЦ: Святые земли! И что?

НЕИЗВЕСТНЫЙ: И ничего, понятное дело. Аякс же, Ларкин, туда не сунешься. Шахматист порылся и отступил.

ФОН МАРЦ: Как мы можем этот заказ использовать сегодня?

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Надо подумать, Генрих. У меня, кстати, деньги кончаются. Субсидируешь?

ФОН МАРЦ (раздраженно): А куда я денусь? Сходи на мой счет… Возьми. Только не как в прошлый раз, имей, Саша, совесть! Ну, что, всё?

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Всё. Ничего.

(Документ 5)

СПРАВКА ИНФОРМБЮРО КАНЦЕЛЯРИИ ПО КАДРАМ ПРЕЗИДЕНТА СМГ: ФОН МАРЦ, ГЕНРИХ-ВОЛЬФ. 

Родился: 1 сентября 312 года, Земля, Дрезден.

Образование: начальное стандартное, ВГИК, режиссерский факультет, мастер-класс Кастагонова (Москва), Академия Комитета Галактической Безопасности (Геликония, ЕН-8969).

Занимаемые должности: полевой инспектор, стратег-мастер, советник Директора КГБ по пассивным ликвидациям. Рекомендован для прохождения службы в администрации Президента СМГ в 347 году.

Настоящий чин: действительный тайный советник.

Степень лояльности: 1.

Степень влиятельности: 0,6.

Подчинение: Президент СМГ.

Понятие "серый кардинал" к Генриху фон Марцу, конечно, не подходило. Он не управлял ни Президентом, ни, тем более, упаси господи, Королевой. Направление его работы, которую он исполнял с искренней ревностностью и степенью лояльности "1", определили давно, люди не ему чета, – совершенно очевидно, что Галактика, несмотря на взрывную, одночасную экспансию всех в разные стороны, осталось единым государством, почти без потерь миновавшим период анархии. Фон Марц не изобретал велосипеда. Фон Марц на нем ездил. Кто-то велосипед изобрел, и он, изобретатель, вечно у нас в сердце, но ездить на велосипеде иногда намного сложнее, чем его спроектировать. Фон Марц называл себя для себя спортсменом. И он был очень хороший спортсмен. Он был – чемпион мира. Равных ему полевых агентов Галактика не знала с начала времен. Три больших кризиса не разразились потому и только потому, что на место происшествия выехал фон Марц. После локализации беспорядков в системе ЕН-1265, когда даже сами участники беспорядков и не подозревали, что их локализуют и разворачивают вовнутрь, когда организаторы и вдохновители, не успев даже удивиться, оказались в политическом цейтноте и ничего им другого вдруг не осталось, как покаяться перед народом в заблуждениях и призвать к гражданскому повиновению, и при всем при этом не было пролито ни единой капли крови, даже из расквашенного в сутолоке митингов носа, Директор Комитета Галактической Безопасности, сам в прошлом оперативник не промах, переподчинил фон Марцу всю агентуру Комитета, выдал допуск "президент" и почти всерьез предложил занять его, Директора, кресло. После серьезных раздумий, фон Марц отказался от поста, но взамен предложил себя в менеджеры грядущих выборов и Чандрагупта был переизбран на второй срок. Это был первый случай переизбрания одного и того же человека на пост Президента СМГ.

Фон Марц служил Галактике, как самому господу богу. Круг его связей был невообразим. Единственным белым пятном на карте его интересов был – Аякс. Хелен Джей Ларкин.

Он ей не понравился сразу. Она – ему. Трезвый человек, Ларкин находила в себе, и даже без напряжения, силы для общения и рабочего взаимодействия с тем же Иосифом Сухоручкой, но на фон Марце она сломалась. Она его ненавидела.

Замечательно, что ее определение фон Марца точно совпадало с его собственным. Спортсмен. Чемпион всех видов спорта. Бескорыстный, в том смысле, что плевать ему на болельщиков; он сам себе болельщик. И это хуже всего – ибо болельщик фон Марц был беспощаден к своему фавориту Генриху-Вольфу, не прощал никакого сбоя и всегда сидел в первом ряду с биноклем. Таким образом – спортсмена фон Марца не могло остановить ничто.

Остается только порадоваться, что играл он, в общем-то, на нашей стороне.

– Тогда конь на эф шесть.

– Ну и пожалуйста. Ну и ничего… Как у тебя дела?

– Успешно, успешно… А что ты, собственно, имеешь в виду?

– Да это, ну, ничего, в общем. Рокируюсь. Как тебе понравилось шоу на Амальгаме? Ну это, ну, что утром, с Большим Шефом Запада?

– О господи! Что случилось?

– Да тут у нас на Столице такой бардак! А ты, ну, это, не слышал ничего? Вообрази: шла тетя на пляж, оступилась и рассадила себе череп! Насмерть. Трагическая, ну как бы, случайность. Ты ходить будешь?

– Генерал Ларкин?

– Ну да.

– Погоди, я не понял. Генерал Ларкин погибла?!

– Ну говорю же! Ходи. Трагическая случайность. Ты разве пресс-конференцию не смотрел? Вызови из сети, посмотри. А то ты там, ну, на своей даче, сидишь, как этот, ничего, что в мире творится не знаешь. Очень не вовремя, оказывается, дама погибла. В ППС как раз реорганизация начиналась… Теперь бардак; не дай бог НК нагрянут. Я только не понял, зачем эмвэдэшник битых полчаса распинался про какие-то ошибки генерала Ларкин в подборе кадров…

– В подборе кадров?

– Ну да, ну, что-то там вроде Иностранного Легиона организовала… а по мне, ты знаешь, ну, как бы, и хрен бы с ними, правильно? если дело люди делают… Ну и вот. Ты ходить будешь или нет?

– Ты сказал – несчастный случай?

– Ну. Череп раскроила. На бутылке, что ли, подскользнулась… Вот ирония, да? Ну там, судьба, все такое, я понимаю, но ужасно унизительно человек погиб. Не по рангу. Нет, чтобы хоть, ну, может, маньяк какой, или сексуальный застрелил…

– А кого прочат на ее место?

– Ай, да я не знаю его. Хмырь с лампасами. Казак. Усы, шашка – тихий Дон. Ну ходи же, Шахматист!

(Документ 6)

БЕЗАДРЕСНОЕ АНОНИМНОЕ СООБЩЕНИЕ, ПРОШЕДШЕЕ ПО МЕГАНЕТУ РАННИМ УТРОМ 16 МАРТА. ТЕКСТ: 

"СЕВЕР – 18. ЮГ – 19. СЕВЕРО-ЗАПАД – 19." 

Совершенно неизвестно, кто отправил этот текст, кто его читал. Но ныне – ретроспективно – текст представляется очень любопытным.

Глава 3

РАБ ЛАРКИН

– Ты кто?

– Алладин…

– Неправильный ответ!

Беседа современников

Эйно Нурминен, Волчара-Никто, действительный статский советник, Директор Школы Аякс, заместитель генерала Ларкин по кадрам получил печальное сообщение от Ттопа Лапы моментально. Коммуникатор Нурминена, постоянно включенный, имел вид наручных часов. Некоторое время назад Нурминен поставил на коммуникатор память-сигнал, поскольку вечно после сна забывал нацепить браслет, оставляя его под подушкой. Память-сигнал включался, стоило лишь Нурминену удалиться от коммуникатора более чем на два метра; всякий раз, направляясь ночью, утром – спросонок – в сортир, и слыша душераздирающее приглушенное завывание с постели, Нурминен чертыхался и путь продолжал только если уж совсем было невтерпеж. Однако обычно он возвращался к кровати, отбрасывал подушку и напяливал браслет на правое запястье. Оперативность торжествовала сполна: ничего нет лучше, чем получить секретное сообщение, восседая с сигареткой на унитазе, – апофеоз принципа "босс-в-курсе-всего-всегда-вовеки-начеку!".

Прочитав телеграмму, ту самую, что несколько позже прочтет и Дон Маллиган в нескольких десятках парсек от Нурминена, Нурминен почувствовал на веках влагу. Он не заметил, как она появилась, и он растер влагу по лицу: под рукой не оказалось никакой салфетки, хотя Нурминен сидел за обеденным столом и стояла перед ним тарелка с густым томатным супом. Стол был простой, пластиковый на железных круглых ножках, ни одного серва в каюте не было: не успевали уже благоустроить корабль по классу "А"… Мама Ларкин оказалась, как обычно, кругом права. Убили. А Нурминен ей не верил, он не верил, да и как было поверить: ее, безукоризненная, аргументация отталкивалась от сознания Директора, как струйка дейтериевой плазмы от слоя мезовещества. Нурминен отодвинул тарелку, отбросил ложку, налил в стакан яблочного сока и пригубил, глядя в стену перед собой. На стене беззвучно мерцал плохой телевизор, слепо пялились в ответ взгляду два выключенных монитора сторож-спутника. А выше, под часами среднего времени, прежний обитатель каюты криво налепил пластик с гербом Западной ППС. "Фальшиво все, – подумал Нурминен, ставя пустой стакан. – Никто не понимает. Ни один. Никакого смысла нет в заклинаниях и лозунгах – "Дух Патрульно-Пограничной Службы", "Проклятые Агрессоры", "Спасем Космос", "Граница – везде", "Национальная Безопасность", "Именем Королевы"… Бойскауты… комсомольцы, те ещё, с великих строек… Всего-то навсего – любовь. Да, – почти спокойно подумал Нурминен. – Была такая Женщина. Но убили же, гады!"

Однако, надо работать, господин действительный тайный советник. Как и было задумано… Нурминен попытался совладать с собой. Не вышло. Он попытался снова и снова, но достиг относительного успеха только с пятой или шестой попытки…

В дверь каюты постучали.

– Входите, профессор, – ответил Нурминен. На корабле, кроме них двоих, никого не было.

Вошел Баймурзин, полностью одетый. На нем криво висел рабочий клетчатый комбинезон, на азиатском носу Баймурзина чудом удерживались гигантские роговые очки, которые профессор недавно внезапно полюбил вместо контактных линз. Против обыкновения, профессор сразу, с ходу молчал. Остановился, едва переступив порог, и молчал.

– Все мы дети ее, Сагат, – сказал минуту спустя Нурминен, срываясь в торжественный тон.. – Вы, несмотря на все ваши возражения, тоже.

– Да, Волчара, – сказал Баймурзин бесстрастно. – Святая правда.

– И нам, детям ее, пора работать, профессор.

– Слушайте, Волчара, – сказал Баймурзин, поджав и без того тонкие губы. – Может быть, выпьем? Ну, расслабиться, получить удовольствие?..

Нурминена передернуло.

– Да нет, нет, – сказал Баймурзин, слабо улыбаясь. – Я же тоже не пью спиртное. Вот хотя бы соку. Вот я вижу у вас пачку яблочного сока. Давайте сочку выпьем.

– За что? – спросил Нурминен. – Вам, проф, не кажется фальшивым сейчас пить?

– Вы имеете в виду – за Хелен? – спросил Баймурзин, отклеиваясь, наконец, от двери и подходя к столу. – Ну нет, что вы, Волчара. Я предлагаю выпить сочку за нас с вами. Нам с вами это здорово понадобится в дальнейшем. Кто ж за нас с вами ещё-то выпьет? Кстати, обратите внимание на мою деликатность: я сдерживаюсь, чтобы не указать вам, Волчара, на излишний и недостойный пафос, прозвучавший во всех словах, что вы только что сказали. Ирония, любезный Волчара, ирония спасет мир!

– Заткнитесь, проф. Давайте выпьем, – сказал Нурминен. – Стакан вон там, в шкафу. Лакеев у нас нет.

– У меня есть свой стакан, я с собой принес, – сказал Баймурзин, раскрывая стаканчик. – Вот мой сосуд. До краев. А что касается лакеев – у кого это "у нас" их нет? У меня лакеи есть. Просто они дома остались.

– Сагат! Чудовищно интересно было бы пробраться в вашу империю… Я уверен, о правах человека…

– Ну какие могут быть права человека в сумасшедшем доме? – мягко спросил Баймурзин и легонько постучал донышком стаканчика о столешницу. – Наливайте же, Волчара!

– Всклень.

– От-менно!

Они лихо опрокинули. Яблочный сок, показалось Нурминену, ударил в голову почище всякой водки. Проклятая влага все наворачивалась в глаза. Баймурзин не замечал. Он подставил стакан под нос Нурминену и сказал громко:

– Усугубим, Эйно!

– Вы сказали, проф. За Маллигана и Какалова. Чтоб им вакуум намаслился.

– Солнцем и подсолнухом!

Опрокинули. Пакет с соком опустел. Нурминен вылил в свой стакан последние капли и твердой рукой отправил пакет через всю каюту в утилизатор, жадно хамкнувший навстречу обреченному белоснежной пастью.

– Предлагаю на "ты"! – предложил Баймурзин. – Ты да я.

– Смею ли… – пробормотал Нурминен, делясь с Баймурзиным последним. – Проф! Большая честь. Ведь вы – единственный гений, встретившийся мне воочию. Вот ответьте, проф, как вы делаете ваши гениальные открытия?

– Плевое дело! – сказал Баймурзин, покачивая стаканчик на уровне очков. – Придумываешь идею, составляешь уравнение, решаешь его и готово дело. Просто я недурной математик, и только. И паять умею. Вот вы, хакер, умеете паять? Пользоваться молекулярным паяльником?

Они допили сок. Нурминен огляделся. "Где-то у меня было…" – промолвил он. Баймурзин покачал головой.

– Все, друг Эйно. Прервем веселую посиделку. Сейчас мы пройдем в мое грязное логово под названием "информцентр", и установим любезного Ксавериуса. Он, наверное, совсем загрустил у себя в ящике. А пить вам… тебе уже хватит. На тебя же смотреть невозможно было! Глаза, как катафоты.

– Да, уметь надо, – сказал Нурминен. – Попил я, так уж попил…

Эйно Нурминен и Сагат Баймурзин, особо доверенные лица Большого Шефа Запада Хелен Ларкин, обретались на борту малого рейнджера "Предо". Вообще-то, строго говоря, "Предо" изначально был рейсовым стайером, но по распоряжению Ларкин его превратили, навесив под корму дополнительный сингулярник и установив боевой корпус, в нечто странного профиля с рейнджерским запасом хода и с рейнджерским же вооружением. Так что, пусть у нас с вами так и будет – малый рейнджер, мейнджер, – просто и понятно. Чуть послабже проектного рейнджера в коленках, зато с большими помещениями для установки таинственного Баймурзинского оборудования и Нурминеновской мощнейшей интеллектроники, плюс, вдобавок, – набитые всякой жизнеобеспечивающей всячиной склады. Плюс – абсолютная анонимность. "Предо" не существовало. Существовал стайер "Предо", бортовой номер такой-то, но несколько лет назад он неудачно исчез во время боя с НК в секторе RX-5. Ларкин частенько теряла в боях на один-два звездолета больше, чем можно было, куда они потом девались? Девались они, например, в район безымянного планетоида 01. Как правило, это были беспилотные звездолеты технической поддержки, несущие в тылу флота боеприпасы или кибертехнику.

На поверхности бросового беззвездного планетоида 01, медленно дрейфующего на периферии Западной Области, издревле сидела законсервированная необитаемая техбаза "Блиццард-13" выпуска двести одиннадцатого года, обслуживаемая чуть ли не "пентиумами", вследствие некоей оплошности не подключенными к Меганету. "Утраченные во время боевых действий" корабли погружались в бездонные доки и ангары базы, где и пребывали до поры до времени. Нынче пора и время пришли к мейнджеру "Предо".

Нурминен увел "Предо" от Безымянной-01 к Черной Бороде, искусно прячась от возможного обнаружения из киберспейса, работая с закрытым киберпилотом "Предо" только напрямую, с текст-программера. Нурминен не являлся классным пилотом, но у него давно была готова программка "Покрышкин", переделанная им из популярного космического симулятора. Этого было вполне достаточно, поскольку физических наблюдателей вокруг Безымянной, по пути от нее к Черной Бороде, и в секторе S-31 Обрыва, в центре которого Нурминен и остановил псевдо-рейнджера, никогда не водилось, а значит, особо сложных маневров не требовалось. Незачем. Ни одной обитаемой планетной системы, сектор S-80 "Погост" совсем рядом, а он закрыт Пыльным Мешком, и из прилегающих к нему приграничных пространств население (Лапута и Боромир) эвакуировано на юг Запада. По границе между S-31 и S-44, от Бороды на девяносто одну световую минуту, протянулись в Галактику два неподвижных пылевых хвоста, набитые сеющимся железом, и отлично экранирующие "Предо" от макролинзы "Холмогорск", единственной крупной в Западном Приграничье обсерватории, отстоящей, вдобавок, от сектора (Укрывище, нарек его начитанный Нурминен) S-31 на девять запятая четыреста пять парсек. Словом, Ксавериус, личный секретарь покойной Мамы постарался, рассчитывая Игру в Прятки, постарался, как для Мамы.

Прибыв в точку виса, Нурминен подорвал в мегаметре от рейнджера контейнер с обоймой пассивных сторожей-спутников, что, как он считал, было уже перебором. Словом, уже двенадцатого марта делать Нурминену и Баймурзину было нечего, кроме как ждать. Чем они и занимались, почти не видя друг друга, до утра пятнадцатого. Неизвестно, чем занимал ожидание Баймурзин. Нурминен вспоминал… не то чтобы даже вспоминал… само собой на ум шло, пополам со жгучим желанием хоть на полчасика заглянуть в Меганет, чего уж точно нельзя было делать…

После возвращения из Пыльного Мешка на целую неделю естественным состоянием Нурминена стало тяжелое, мрачное опьянение, после краткого очередного забытья в произвольно выбранном месте, сменяющееся похмельем – и обратно. Он пил непрерывно, последние дни недели не выходя из своей квартиры. Просто он больше уже не мог.

Ларкин ждала его на доклад терпеливо – семь дней. Затем, убедившись, что по доброй воле получить