Двойной Герой (№2) - 2-Герой-2

Только слаженная и творческая работа КГБ позволила раскрыть двурушничество неких Маллигана и Какалова и задержать их… Сейчас ведутся активные допросы и, как утверждают специалисты, информация, получаемая в ходе следствия скоро даст нам возможность организовать контратаку. Назрела настоятельная необходимость… нужно покончить с войной раз и навсегда. Остается только сожалеть, что в результате трагической… скажу даже – нелепой случайности… мы потеряли нашего опытнейшего и популярнейшего полководца – генерала Хелен Ларкин, Большого Шефа Запада… ты очень бы нам пригодилась, Мама Хелен…

Граждане Галактики! На протяжении десятков лет мы, избранные вами, мы делали все, все возможное, а часто – все невозможное… для того, чтобы вы спокойно жили, работали и любили… К моему стыду… я должен сейчас… сказать, что и… невозможных усилий оказалось недостаточно. Да, мы, облеченные вашим доверием, мы, обязанные защищать разум… жизнь и покой… величайшие достижения… свободу и целостность… не вполне справились со своими обязанностями… и мы готовы держать ответ перед вами, граждане Галактики. Но, как было сказано еще Первым Президентом СМГ Зурабом Цецетховели – мы вышли в большой космос, мы рискуем, мы должны рисковать, и мы выиграем риск – во что бы то ни стало… ибо человечество великой Земли не могло оставаться в колыбели вовеки – ибо это противоречит самому разуму… Мы выиграем и сейчас, граждане Галактики. Поэтому.

Граждане Галактики. Я, как Президент СМГ, Главнокомандующий Военно-Космическими Силами СМГ, властью, данной мне Конституцией… ввожу по всей территории Союза Независимых Миров – повсеместно – военное положение. Дальнейшие разъяснения прав и обязанностей добрых граждан при военном положении разъяснит после моего выступления Министр Обороны СМГ маршал Сухоручко…

Тяжело! Очень тяжело… Но с нами – боги, разум и Королева.

Заиграл гимн. Нурминен протянул руку с пультом по направлению к телевизору. Звук пропал.

– Конец Чандрагупте, – сказал Баймурзин.

– Конец Чандрагупте, – подтвердил и Нурминен. – Поделом.

– Ну и сволочь, – сказала Хелен Джей. – А? Как это он про власть, данную ему Конституцией?

Глава 10

ЗАБАВЫ И ЗАБОТЫ ПОСЛЕДНИХ МОГИКАН

– Мы с вами незнакомы, сударь? – спросил Монсур.

– Знакомы, – сказал маг.

Монсур задумался.

– А вы случайно не Петров? – спросил он с любопытством.

– Нет. Петров – псевдоним. Я магистр Кэр-Вэрг.

– То-то я смотрю… – сказал Монсур осененно. Потом он сказал с отвращением: – А-а, это опять вы!..

Сергей Жарковский«Сказка PRO»

Вокруг, как говорится, расстилались бескрайние просторы. В виртуальность просторов не верилось никак. Хелен Джей ощущала даже пыль за языке, жару за воротником мундира и под мышками. Солнце, желтое, непривычное ей, космонавту, сквозь водянистую подушку тяжелой атмосферы пропущенное, полуденное, тяжелое, тягучее, неторопливо жарило на ладони пустыни гигантские клыки разрушающихся поперечно-полосатых ярко-рыжих гор, сухие кусты и мясистые кактусы, зеленые с прожелтью, единственное что напоминало здесь о воде. Хелен Джей облизнула сухим языком сухие губы.

– Хотите пить? – спросил Нурминен. – Представьте себе стакан в руке.

Хелен Джей подняла руку, устроила пальцы так, словно бы держала в них стакан и угрожающе подумала: "Воды мне!" Рука осталась пустой.

– Так, – сказал Нурминен. – Секундочку. – Он исчез, Хелен Джей почувствовала неприятное щекотание где-то в районе макушки, но пока она морщилась, щекотание пропало, а Нурминен появился.

– Еще раз, – потребовал он озабоченно.

– Ты где был? – спросила подозрительно Ларкин. – У меня в голове?

– Ну надо же нервы отстроить, – сказал Нурминен, разводя руками. – Сложная система. В голове я, кстати, не был. В сетапе – был. Но он не в голове у вас. У вас вообще нет головы. Представьте себе стакан.

– Не хочу, – сказала Ларкин и заерзала в седле.

Прямо посередине всего Нурминен устроил нечто, напоминавшее манеж для младенцев – без поддона. В манеже стоял черный, блестящий от пота оседланный конь с судорожно сложенными крыльями, на котором и сидела неловко Хелен Джей.

– Осторожнее, мадам, – заботливо сказал Нурминен. Он парил рядом над почвой, руки скрещены на груди, на лице непонятное выражение. – Ножку надо сюда, в стремя, поводья держите легко, но крепко. Спина прямая… Н-да. Слушайте, Шеф, а вы уверены, что крылатая лошадь – то, что вам нужно? Вы, например, сами летать можете.

– Я вообще ни в чем не уверена! – сварливо сказала Хелен Джей. – Тихо, животное! Просто я всю жизнь мечтала покататься на пегасе под жарким солнышком… Представить себе не могла, насколько это сложно и неудобно! Кроме того, ты сам сказал, что пока мне будет сложно без подсобных средств.

Нурминен пожал плечами.

– Насколько я знаю, раньше были в ходу так называемые дамские седла, – сказал он.

– Как это?

– Я не уверен, но, кажется, сидеть на них можно было как-то боком. Ноги на одной стороне.

Ларкин выругалась.

– Вот вы очень неудобно себя чувствуете, мэм. А ведь лошадь-то у нас – виртуальная, – продолжал Нурминен. – Спокойная. Можно сказать, выращена и взлелеяна специально для вас, Шеф… Чайник вы, мэм, вот и все. Слушайте, давайте-ка плюнем на это, и я научу вас летать.

– Нет, – сказала Ларкин. – Не хочу. Коли мне теперь всю жизнь жить здесь, лучше уж все трудности – и сразу. Как ты там назвал то, где мы?

– Операционная форма "Wild West", – сказал Нурминен. – Демонстрационное поле. Среда для ползунков. Для туристов. Очень древняя. Мне неуютно здесь: очень уж медленно. Кроме того, если среду открыть вовне, то и людно. Огромное количество сумасшедших и чайников.

– Но остальное, что ты мне показал, вовсе ни на что не похоже!

– Мадам, это ж все-таки киберспейс, – объяснил Нурминен кротко. – Объективно существующая реальность, но с совершенно особенными свойствами. Мир магии, если хотите. – Он задумался. – Вам играть когда-нибудь приходилось, Хелен Джей?

– В карты?

Конь заржал.

– Да нет же… В игры, компьютерные игры… Ксавериус, стой смирно!

Хелен Джей, едва не сверзившаяся, взвизгнула и врезала пятками коня по бокам. Конь заюзал задом. Хвост у него задрался.

– Мисс Хелен, не тяните вы так за эти штуки, что у вас в руках!.. мне больно! – взмолился конь. – Я и так буду стоять смирно, я ж имею, все-таки, какое-никакое понимание!

Ларкин совсем бросила поводья, неуклюже сползла с седла и, потирая насиженную поясницу, пошла вокруг понурившегося коня, глядя на него нехорошо.

– В жизни бы не подумал, что мне придется вас терпеть, мисс Хелен, еще и таким образом! – сказал конь, стараясь держаться к ней мордой. – Когда вы существовали в истинной плоти, мне было с вами, да, трудно, не сахарная вы, мэм, женщина, но такого, как сейчас!.. Я компьютер! – заорал внезапно конь, стуча по спекшемуся песку Невады копытами. – Да, я на вас работаю, но мне не нравится, когда на мне сидят! Я ваш секретарь, и ныне, и присно, и вовеки веков, но я не лошадь! Мэм! – Последнее "мэм" было ругательством.

– Слушай, сынок, а какого он у нас будет пола? – спросила Ларкин вкрадчиво у Нурминена.

– Мерин, – немедленно ответил Нурминен.

Ларкин засмеялась. Конь смотрел на них коровьими печальными глазами.

– Эх, люди, люди! – сказал он горько. – Я категорически протестую против такого рода насилия! – сказал он угрожающе. – Это… это обидно, в конце концов! – воскликнул он высоко.

– Да ладно, Ксавериус. Расслабься, – произнес Нурминен. Конь мгновенно, с явным облегчением рассыпался на блестящие информационные сгустки, маленьким торнадо поднялся в воздух и исчез где-то возле солнца. – Хотя и пора тебя уже чистить. Надо же, обидно ему… Оставайся над формой, – крикнул вдогонку Нурминен. – В пределах досягаемости!

– Что я знаю о человеческом юморе, – сказал невидимый Ксавериус отовсюду, – так это то, что он глуп. Профессор, вы разрешите апеллировать к вам? Я давно заметил, что мэм Ларкин весьма прислушивается к вашему мнению.

– Не разрешу, – сказал Баймурзин. Он находился "наверху", смотрел за приборами и общался с компанией через ретранслятор.

– Так, Ксавериус, исключи из формы свои комментарии. Занимайся делом. Надеюсь, ты понимаешь, что стабильность и целостность мисс Ларкин неразрывно связана с твоей внимательностью? – сказал Нурминен. – Не отходи далеко от своего железа. Непрерывное сохранение среды в альтернативной памяти. Понял?

– Да, сэр. Я бы не догадался. Но вы сами виноваты.

– Это верно, – сказал Нурминен неожиданно для Ксавериуса. – Извини.

– Я так от него завишу? – недовольно спросила Ларкин.

– Да. А что вы хотите? Вы зависите от него всецело. Во всяком случае, пока. Пока вы новорожденная. Пока вы не вышли в Меганет, где вы можете размножаться, сохраняться, с миру по файлу – вечная жизнь. Видите ли, мэм, ныне вы – подсистема Ксавериуса, существуете в его памяти. Иначе, пока, придумать ничего невозможно. Вы – информационный массив, обладающий сознанием… – Нурминен помедлил. – Как тогда Адамсы. Только их создал Неведомо Кто, а вас – Баймурзин.

– Ладно, Ксавериус, проваливай, – сказала Ларкин. – Мы с Директором поговорим. Как Адамсы тогда, значит, – она оглядела себя. – Эйно, мальчик, но я выгляжу как обычно… вроде… и чувствую себя… тоже как всегда.

– Мадам, давайте расставим все многоточия над буквами и регламентируем наши отношения. Вы растеряны, вам неуютно, вы выбиты из седла, злы, мыслите странно?.. и так далее? Вам нужно знать, как вы выглядите? Хотите услышать мое мнение? Вы омерзительны, мадам. Вы мямлите, глупо хихикаете, стараетесь вспомнить, как повела бы себя НАСТОЯЩАЯ Ларкин… Вы напоминаете мне глупую бабу, у которой на людном пляже растаял в воде купальник. Или юбка в музее протекла. Понимаете меня? Чего вы ежитесь, мадам, так вас и так! Или это ошибка при копировании? Позвольте вам напомнить, повторяю, вы сейчас – всего лишь тяжелый массив сбалансированной информации, кто бы мне объяснил каким образом отображенной в киберпространстве… Баймурзин его знает! – но на вас нет метки "только для чтения", я могу вас редактировать и видоизменять. Может вам что-нибудь подправить? Покопаться у вас в основном сетапе? Я имею в виду – в голове?

– Если-ты-когда-нибудь-только-пальцем!.. – прорычала Ларкин, приближаясь к Нурминену, стаскивая с неба его на песок и беря его за горло. – Чтоб тебя…

Нурминен вырвался.

– Ну вот, теперь похоже на правду, – сказал Нурминен. – Отлично. Тестирование системы завершено. Система в порядке. Мисс Ларкин, забудьте навсегда, что вы не живой человек! – Он скривился. – Все равно вы не пса не понимаете в самопрограммировании, самотестировании, в компьютерных инфекциях, – вы не компьютерщик, и, насколько я вас знаю, никогда им не станете. Я написал для вас вполне… черт, ну что вы за невежа… как это по людски-то сказать… одним словом… Ух, херище! В общем… Я, Волчара-Никто, сказал вам, Хелен Джей: просто встань и иди! Вы встали себе и пошли. И идите, и идите. Не думайте о том, как вы ходите, как вы думаете, как вы запоминаете, как вы существуете. Вбейте себе в сознание – вы это умеете – что просто перешли в иное измерение, увидели обратную суть вещей, но от реального мира – хакеры называют реальный мир "верхним" – вы не ушли далеко. Навсегда, – но на расстояние прямой видимости, мгновенной связи, с неутерянной возможностью влиять на мировые события почти с той же интенсивностью, что и прежде. О! Вы за кулисами, Хелен Джей. Ксавериус – ваша плоть и память, а он так спрятан и обеспечен энергией, что отныне вы – бессмертны. Разве что вируса хватите, но я это я уж о вас позабочусь. В конце концов, отправляясь в отпуск, чтоб его так, вы знали, в отличие от меня, что вам предстоит… Эх, синдром бы Винтера вам привить… Мысль, кстати.

– Что это за синдром? – спросила Хелен Джей серьезно.

– Нетофилия. Видите ли, в современном киберспейсе человек может испытать любое "верхнее" ощущение. Даже секс вполне доступен. А уж наслаждение пищей, едой, алкоголем… вы ничего не потеряли. И многое приобрели, поскольку в киберспейсе навалом и невозможных "наверху" ощущений. Кроме того, вы, кажется, никогда не сибаритствовали, в общем… Так вот, раз уж ничего другого не остается, превратиться в нетофилика, может быть, вам и полезно… Выделить вирус можно, только надо подумать… – Нурминен как бы потрогал пространство вокруг себя, глаза у него стали серебряные. – В сеть выходить надо, – сказал он.

– Хорошо, – сказала Ларкин. – Позже. Ну и разошелся ты, сынок! Демосфен доморощенный. Как ты меня насчет сибаритствования! Но тут ты ошибаешься.

Нурминен обиделся.

– Сволочь вы, мамаша. Были вы сволочь, и сейчас ею остались. Знаете, как мы все… когда…

– Ну у тебя-то это "когда" недолго длилось? – спросила Ларкин, щурясь на солнышко. – С денек-другой, наверное, пока проф аппаратуру не настроил? Волчара, наверное, хватит чувств. Мне и так хреново, чтобы тебе опять нюни вытирать. В конце концов, это все-таки меня убили, а не тебя… – Она покачала головой. – Словно бы мне за Ореха с Ласонькой кто отомстил…

– Провалиться вам, Хелен Джей! – сказал Нурминен. – При чем здесь Адамсы? Это были не наши Адамсы. Все было правильно тогда. Вы всегда правы, как это не странно. Возможно даже, что и пятнадцатого, героически погибнув, вы были правы… Тогда – убив, теперь – погибнув. Действительно, хватит сопли пускать, – оборвал он себя. Ларкин смотрела на него. Нурминен вздохнул. – Но я так… я так рад, Хелен Джей, видеть вас живой… И мне так горько, что вы погибли…

Профессор Баймурзин выключил звук, оттолкнулся обеими ногами от станины стендового кресла с телом Нурминена в ложементе и отъехал на трехколесном стульчике прочь. Баймурзин не видел ничего такого особенного в слезах, но Нурминену было бы неудобно, ситуация внутри Ксавериуса вполне понятным образом перешла в разряд "третий лишний", – а проявлять такт, когда он делу не помеха, профессор полагал обязательным. Пусть его Волчара поплачет на груди у Хелен Джей. Пусть Хелен Джей вволю, наконец, погладит Волчару по голове. И ей это полезно сейчас, а Волчару просто-напросто спасет, поскольку довольно на "Предо" сумасшедших.

Это был очень эмоциональный момент. Обычно профессор старался исключить его, трудно предсказуемый и практически неописуемый математически, но за несколько десятков часов, минувших с момента смерти генерала Ларкин, Волчара превратился в блеклое свое подобие… да и предшествующие дни – ожидания смерти – Баймурзин ясно видел – очень сильно Нурминена подпортили… так что скрыться от эмоций Баймурзин не мог, он и сам их испытывал, а обнадежить Нурминена он заранее просто-напросто боялся – эксперимент мог провалиться. А все запасные варианты, разработанные Баймурзиным с Хелен Джей именно на случай провала воскрешения, были очень уязвимы для критики.

В углу инфоцентра Баймурзин устроил себе чайное гнездышко. На деревянном столе (пластиковом, на самом деле, но очень под дерево) располагалась у него дорогая фаянсовая чаеварка, расписанная египтянами, пакеты с чайными и табачными листьями висели над столом в льняных мешочках на проволочках с "крокодильчиками", роль сахарницы играл старинный кувшинчик с крышечкой, ложки, чашки – в самой последней модели посудомойке. Любил Баймурзин Сагат Варфоломеевич чайку попить. Он заправил чаеварку, включил ее и стал ждать, стоя над столом, в облаке чайных запахов нарастающей интенсивности, он смотрел в стеганную ромбами стену перед собой… о чем думает гений, когда он думает? Неизвестно. Положим, он вспоминал – просто от нечего делать.

Воспоминания начались с пришедшей вдруг на ум мысли о мухах – последней настоящей страсти Сагата Баймурзина. Как они там? Во дворце? Баймурзин построил себе дворец, совсем недавно завершили работы по внутренней отделке. Он выпросил у Ларкин три километра прибрежья на Геродотовом Мысе Аякса и построил там себе дворец-лабораторию и гигантские крытые плантации для привольного и безопасного житья миллиона мух… Баймурзин засмеялся. Угрохал чертовы деньги, а зачем? Давно я уже обхожусь без мух… давно я про вас, любимые мои, не вспоминал, подумал Баймурзин с усмешкой, пробуя ладонью горячесть чаеварки. Вылечился. Он засмеялся. Да, с Ларкин и не захочешь – вылечишься… Как английской соли под черепушку… – вспомнил он. – А ведь я ввязался в войну, во всю эту невероятную историю – только из-за мух. Точнее, из-за пауков, которые мух едят…

Ныне – уже довольно давно – Баймурзин сполна отдавал себе отчет в своей отступившей под напором личности Ларкин душевной болезни, и его теперь даже коробило от воспоминания, как он казнил пауков, съедая их живьем и сладострастно переваривая… одного тетрафесталу съедено – полтонны… Угораздило же вас, НК мои любезные, в один прекрасный сон явиться в обличье тарантула… с надписью "СМЕРТЬ ГАЛАКТИКЕ" на головогруди…

Баймурзин родился ровно семьдесят лет назад на планете Чапанка-1 (ЕН-1131) в большой семье технарей. Его отец был прикладным математиком и его со-отец был прикладным математиком, а мать была статистиком, и Сагатику с определенной неизбежностью светило то же поприще, хотя врожденные способности его были замечательно средними… Зеленый мир под желтым солнцем, Чапанка, был мир колонизируемый медленно. Он был очень богат разными полезностями и обещал стать в будущем крупнейшим на Западе торговым центром, но пока, из-за естественного сопротивления весьма насыщенной биосферы, имел статус перспективного, развивающегося… Впрочем, по оценке экспертного совета Академии Обстоятельств Перспектив, вложения стоили свеч, и финансирование по линии Государственного Банка СМГ шло непрерывно и по крупному, а краткосрочную автономию Чапанке обеспечивал экспорт обогащенной воды на Питтсбург и Лапландию с платформ "Blanching Water", установленных в Лесистом Океане. Под жилым куполом одной из этих платформ-фабрик-космодромов и родился Сагат Баймурзин, превзошел курс образовательных начал, получил специальность (начетчика третьей ступени) и счастливо жил до сорока почти лет. Однажды, во время отпуска, (уже со-женатый, отец и со-отец) во время пикника с семьей на пляже его укусила местная цеце. Родственники не растерялись, реанимация прошла успешно, но реабилитацию главврач платформы рекомендовал пройти где-нибудь на спокойной планете – родственники выбрали Питтсбург, а дирекция, считая Баймурзина весьма полезной рабочей и общественной единицей, взяла расходы на счет профкома. Бредящего в ядовитом тумане Баймурзина вывезли с Чапанки и поместили в Центральный Клинический Питтсбурга. К счастью, в коме он пробыл еще десять месяцев и потому был лишен возможности пережить гибель своего мира в реальном времени, вместе со всей Галактикой. Западная война была еще молодой войной, тревожные сигналы поступали медленно, и флот ППС не успел даже в кормовую дюзу арьергардному кораблю НК заглянуть, с ходу влетев в стылую минеральную кашу, оставшуюся на месте Чапанки после кавитации…

И затем двадцать пять лет, до 348 года Сагат Баймурзин считался и был душевнобольным, проживая на территории Психиатрического Центра Питтсбурга, разводя в себя в домике мух, нежно им любимых, и уничтожая пауков путем съедания… История болезни Сагата Баймурзина не сохранилась в библиотеке Центра, изъятая, по всей видимости, им самим… Легенда гласит, что однажды, во время ночного кошмара, слились у него в единое целое обидчики мух и убийцы семьи, и проснулся Баймурзин вполне сложившимся гением, с готовым математическим описанием орудия "баймурза", каковое он отослал по сети в адрес личной канцелярии Хи Джей Ларкин, Большого Шефа Запада. Текущую почту разбирал не кто иной как секретарь Ларкин Ксавериус, таким образом, письмо Баймурзино не пропало, а, наоборот, вызвало в Ксавериусе сенсацию, немедленно переданную им по команде, то есть, непосредственно Хелен Джей. Зная Хелен Джей, нетрудно понять, почему спустя всего несколько дней было резко урезано финансирование Плутону-2, а освободившиеся средства ушли на таинственный счет "Псих", а через два года армада НК в секторе RX-5 на своей шкуре поняла, что нечего в дурных компаниях по снам несчастных сумасшедших шляться…

Я здоров, подумал Баймурзин, макая в чашку сухую баранку. Я, наконец, здоров, мне плевать на мух, мне плевать даже на людей, страсть моя иссякла, высохла, я отравлен, и мне нравится вкус яда, отравившего меня, и я, не дурак и не псих, готов во имя чего угодно противостоять кому угодно, – лишь бы на стороне этой старой кошелки с неправильными чертами лица, с невозможной, убийственной для военного политика морально-этической системой, похерившей карьеру и погибшей во имя своих странных убеждений… как это называлось? любовь. Баймурзин засмеялся. У него вдруг возникла странная аналогия. Коровообразное животное, описание и изображение которого вывезли со Странной Какалов и Маллиган. Животное с умиротворяющим биополем, и при том весьма плотоядное и агрессивное… Да, вот уж коровой Ларкин еще никто не называл…

– Сагат, – услышал Баймурзин, поставил чашку, протер запотевшие очки, и вернулся к компьютеру. С центрального монитора системы смотрела на него Ларкин, и после смерти своей, как всегда, легкая на помине.

– Здравствуйте, Хелен. Я очень рад вас видеть, – произнес Баймурзин, ухмыляясь.

– У вас такой вид, Сагат, как будто вы мысленно пририсовываете мне рога и бакенбарды, – сказала Ларкин сварливо. Баймурзину будто мяч в живот попал. Удивленный его смехом, в монитор с той стороны экрана заглянул Нурминен.

– Сагат, у вас истерика? Вы так рады меня видеть? – спросила Ларкин.

– Хелен, я полагаю, странно было бы мне, вашему воскресителю, так реагировать, глядя на дело чар своих, – сказал Баймурзин, разгибаясь. – Я очень рад вас видеть, я испытываю большое удовлетворение, от того что в очередной раз у меня все работает, но не до такой же степени. Извините. Просто ваши слова попали в резонанс с моими мыслями. Вы не поверите, но я действительно пририсовывал вам рога.

– Н-да, – сказала Ларкин. – А вот любопытно… – Волосы у нее на голове зашевелились и наружу выглянули, неуверенно формируясь, два молодых рожка, в силуэте которых определенно просматривались некие фаллические мотивы. Теперь ржали все трое – Нурминен, Баймурзин и Ксавериус.

– Все по Фрейду, – сказал Ксавериус. – Вот теперь вы, мэм, обрели свои истинный облик. Я всегда подозревал…

– Ну я рада, что способна еще доставить удовольствие моим соратникам, – сказала Ларкин неприятным голосом. Рога исчезли. – И рада, что вы, Сагат, в полной мере сознаете степень моей благодарности за данную мне вами возможность снова жить.

– Знаете, Хелен, я где-то читал, что одним из столпов, на которых зиждется настоящая гениальность, есть осознание ее ее носителем. Не могу сказать, что я полностью согласен с этим утверждением, но, тем не менее, что-то такое я всю сознательную жизнь испытываю, – сказал Баймурзин. – Не перейти ли нам прямиком к делу?

– Мне надо поспать, – сказал Нурминен. – Ничего не соображаю. Двое суток все-таки в киберспейсе.

– Людишки, – злорадно сказал Ксавериус. – А вот мы теперь с мисс Ларкин…

– Хорошо, Эйно, – сказала Ларкин. – Иди спать. А вы, проф?

– Тело требует, – сказал Баймурзин, поразмыслив. – Волчара прав. Сегодня у нас семнадцатое марта, полагаю, что Маллиган и Какалов на связь не выйдут еще дней пять-семь. Можно и отдохнуть. Да и вам, Хелен, освоиться со средой обитания нужно. Вылезай наружу, Волчара, пойдем поедим, что склад пошлет и отдохнем.

Нурминен исчез с монитора, а тело его в кресле "метаплюс" зашевелилось.

– Сагат, – сказала Ларкин. – Пока мы одни. Спасибо.

(Документ 12)

ЗАПИСЬ СОБЕСЕДОВАНИЯ, СОСТОЯВШЕГОСЯ ПОЗДНИМ ВЕЧЕРОМ 18 МАРТА В ИНФОЦЕНТРЕ «ПРЕДО», ОБНАРУЖЕННАЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКОЙ ГРУППОЙ АКАДЕМИИ НАУК СМГ (ФИЛИАЛ «ИСТОРИЯ КИБЕРСПЕЙСА») ПРИ РАСКОПКАХ БОЛОТ В СЕКТОРЕ «ПОГОСТ». РЕСТАВРАЦИЮ УТРАЧЕННЫХ УЧАСТКОВ ПРОИЗВОДИЛ ИИ 1000000001 «ГЕРОРСТАТУС» ГЛАВНОГО ИСТОРИЧЕСКОГО АРХИВА ГАЛАКТИКИ, ХУДОЖЕСТВЕННОЕ РУКОВОДСТВО – СИСТЕМНЫЙ ОПЕРАТОР Д.АРДВИГОВ (СТАРАЯ ЛУНА, ГАГАРИН).

["Ксавериус":…дерьма. У меня половина мощности уходит на ликвидацию паразитного излучения, а вы требуете общий] телеканал. Что я вам – бог? Это первое. Второе. Телеканал – палка о двух концах. Что ж вам нужно, люди, полная секретность, или последние известия? Договорились – ждать, значит – ждать. Считайте мои слова официальной рекомендацией. Нам вполне хватит развлекательных радиостанций…

НУРМИНЕН: Он прав. Впрочем, Мама, вам решать, что сейчас важнее.

БАЙМУРЗИН: Тем более, предсказать содержание официальных сообщений по поводу событий вы и сами можете, Хелен Джей. Вы у нас теперь эксперт в политике. Я против.

ЛАРКИН: Почему вы-то против?

БАЙМУРЗИН: Попробую пояснить. Какалов.

Пауза.

НУРМИНЕН: Ну? Ну, Какалов, ну и что? Вы понимаете, Мама?

ЛАРКИН: Ни хрена я не понимаю.

БАЙМУРЗИН (со вздохом): Нельзя нам – вам, Хелен, – объявляться перед Какаловым. Он мгновенно нас вычислит, стоит нам хоть на секунду выйти в Меганет. Засечет, определит и найдет адрес. И в нашем деле возникнет то самое противоречие: герой не должен знать, что он не один. Герой наиболее эффективен в полном автономе. Герою нельзя помогать. Во всяком случае – явно помогать. Герою вредны подготовленные случайности. Все это не ново. Герой должен быть один. Все древние это знали. В новейшей же истории, героям раз и навсегда наступила на пальцы технология. Когда оперативная группа принимает решения в бою по рекомендациям целого института экспертов, когда богиней войны стала связь, а не артиллерия, наводимая по хрипящему проводному телефону грязным перепуганным пацаном в маскхалате, прячущимся в лысых кустах в зоне прямой видимости вражеских пулеметов… Э, да что там… В этом свете и война, сегодня начавшаяся, делу на пользу, как ни ужасно мне это говорить – она вносит хаос в мироздание…

Пауза.

ЛАРКИН: Ну хорошо. Поговорили. Постегали попки перышком. Пойдемте, полюбуемся на наших оловянных солдатиков. Если все пойдет, как планировалось, они нам здорово пригодятся.

Ущелье, в котором таинственно скрывались невидимые позиционные огни техбазы "Блиццард", начиналось на ровном месте. Планетоид 01 напоминал голову панка после драки в пабе – лысая, шишковатая поверхность планетоида вдруг не с того ни с сего вспучивалась, равнялась – и вот вам, нате, пожалуйте, вырастали два параллельных узких скальных гребня. Очень удобно заходить на посадку, очень удобно прятать в тени приемные столы-лифты.

"Предо" вела Ларкин. Киберпилот мейнджера был добавлен в подсистему Ксавериуса. Ксавериус моделировал для Хелен Джей точную копию ходовой рубки мейнджера и даже стаканчик с прохладительным под локоток любимой и родной подставил – ночью 18 марта "Предо" приблизился, а затем и благополучно сел на "ноль первый". "Блиццард" сам произвел постпосадочную процедуру, опустил мейджера в ласковые свои недра, задействовал в себе пилотируемый режим и распахнул приветливо все люки.

– Нравится мне, когда компьютеры выполняют только свою работу, без трепотни и никак не рефлексируя, – произнес Нурминен. Он осторожно, придерживая за поручень, спускал по пандусу тележку с системным блоком центрального процессора Ксавериуса. Баймурзин неотступно следовал позади, внимательно наблюдая за ходом кабель-катушки. Ксавериус работал только по проводам, медленнее, чем обычно, но и надежнее, и тише, утечка фона вовне – минимальная. В руках Баймурзин держал включенный монитор. С монитора вперед неукоснительно смотрела Ларкин. Мир перед ней раскачивался, вызывая даже и "морские" позывы, странные для нее, тем более, что тошнило на пустой, виртуальный, желудок.

– Эйно, – сказала она. – А нельзя сделать такой монитор… такую тележку для моего монитора, чтобы я сама могла кататься? – спросила она.

– Мониторов на вас тогда не напасешься, – смутно ответил Нурминен. – Не мешайте, Хелен Джей, а то я вас грохну… Вот же на фиг, хоть бы один киберуборщик на станции был! Пыли в направляющих!..

Тележка наконец встала всеми пятью колесами на твердый горизонтальный пол. Нурминен разогнул спину и огляделся. Ангар был изнутри выжжен в скале. "Блиццард" был станцией автономного развертывания – на планету или астероид или луну сбрасывался модуль-матка, который определялся, ориентировался, выбрасывал эффекторы и начинал сам себя строить – от момента посадки модуля до момента готовности техбазы проходило около месяца. Апгрейд мог продолжаться до бесконечности, его нужно было останавливать принудительно. Недостатком "Блиццарда" был только слабый устаревший бессознательный мозг.

Впрочем, в данном случае, слабость местного мозга была, во-первых, весьма полезна, а, во-вторых, вполне компенсировалась мозгами прибывших.

Так, или иначе, "Блиццард" был здорово рад посетителям. Станция, как и в прошлый раз, когда Нурминен и Баймурзин работали здесь, устроила общую вентиляцию, зажгла везде дневной свет, включила музыку и сказала несколько приветственных слов скрипучим побуквенным голосом. В ответной речи Нурминен выразил удовлетворение, приказал "Блиццарду" перевести себя в "тихий" режим и ждать дальнейших распоряжений.

Им всем троим не терпелось. Наскоро установив в спортзале консоль Ксавериуса, протащив по уровням дополнительные кабели и врезавшись в видеосети станции, Баймурзин и Волчара спустились в подвал. Ларкин присутствовала в виде переносной камеры, присаженной в плечевой зажим спецкостюма Нурминена.

Люк подвала открывался вручную.

– А лифт здесь есть? – с сомнением спросил профессор, глядя, как Нурминен, пыхтя, вращает штурвал на выпуклой крышке диаметром полтора метра. – Как они вылезать-то будут?

– Разберемся, Сагат, – пропыхтел Нурминен. Он поднатужился и отвалил крышку, словно инкунабулу открыл. В подвале было темно. Нурминен включил фонарик, встал с отверстием рядом на четвереньки и заглянул.

– Ящики, – глухо сказал он. – Родимые.

– Спускайся, – приказала комариным голоском, со спикера коммуникатора, Ларкин.