Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Сборники стихотворений. Том 1

И проходит в сердце гнет.

Я вздохну, и Ангел спящий

Глянет на меня со сна,

Мир начнется настоящий,

Вечность синяя видна.

Этот сумрак полуночный,

Эти вещие глаза

Выше жизни лоскуточной,

В них бессмертия слеза.

Перед мертвыми лампада

Тихо теплится в тиши,

Ничего уж мне не надо,

Кроме бдения души!

1950

Крик в ночи

В груди моей узлы кровавых змей,

В мозгу моем классический камей,

В ногах моих чистилища шипы,

И я считаю с мукою стопы

Своих в железо кованных стихов,

Но не хватает мне уже верхов.

И чаще всё ползу я по низам

И предаюсь печали и слезам.

О, Ангел Божий, принеси Грааль

И утоли навек мою печаль.

Я думал, что спастись могу и сам,

И часто я не верил небесам:

Пугали звездные меня нули,

И спозаранку сжег я корабли.

Я инфузория, – и океан

Не слышит мой мучительный пеан!

Видение

Блестит асфальт, а на асфальте лужи,

И мелкий дождь в них каплет, как алмаз,

Но с лужами и с дождиком я дружен.

Ведь я не только честный богомаз:

Я мир люблю любовию Франциска

И от деталей прихожу в экстаз.

Другие все без солнечного диска

Попрятались под черными зонтами,

А я, в дожде косом не видя риска,

Стою над лужей с тихими мечтами,

Глядя на блеск, глядя на преломленья,

Глядя на лик свой, как глядел Гаутами.

Как хороши на луже отраженья

Безлиственных кораллов спящих лип:

Как вены голубые привиденья,

Как черный, притаившийся полип,

Как кружево портретов древних в Прадо.

И ни малейший не мешает скрип.

Всё нереально, ничего не надо,

Ни слов уже, ни солнца, ни кистей!

Я – опьяненная теперь менада,

Я – кружево задымленных ветвей

В великолепном в луже отраженьи, —

И так хотелось бы до крайних дней

Запечатлеться в суетном мгновеньи.

Нильская фантазия

Зыбилась рожь. Порхали мотыльки.

И жаворонки пели в небесах.

Синели меж колосьев васильки.

И было равновесье на весах

Души: ни зла господства, ни добра,

И тайны все сокрылись в камышах.

Но не было и нас уже: с утра

Времен мы сладко спали в пирамиде

За изваяньем истукана Ра.

И души лишь в совсем незримом виде

Витали меж колосьев золотых,

Как мотыльки, что спали в хризалиде.

И слышался веков печальный стих…

Но вдруг вблизи раздались чьи-то стоны,

И шелест золотых колосьев стих.

И косарей нагих на желтом склоне

Узрели мы с цепями на ногах,

Под свист бичей работавших в полоне:

И выжжено тавро на их плечах.

Как в пирамидное всё было время,

Исчезнувшее уж давно в веках.

Тисками охватило будто темя

От всколыхнувшихся внезапно дум, —

И предпочли небытия мы бремя,

Где никакой не страшен уж самум.

Раздвоение

Я выхожу по временам из тела

И на себя гляжу со стороны,

Как в зеркало глядят, когда нет дела.

И страшны мне потертые штаны,

И выцветшая, смятая рубаха,

И разлохмаченные седины,

И облик весь, от скуки и от страха

Напоминающий засохший гриб.

И кажется мне, что давно уж плаха

Приять должна б того, кто так погиб

В бездействии, как этот человек

С глазами вяленых на солнце рыб.

И он мне всех противнее калек

И торжествующих чертей Энзора:

Ведь я классический по духу грек,

И чужды мне Содомы и Гоморра.

Но я устал от сотни хризалид,

Устал от материального позора!

И всё же это мне сужденный вид,

И я вернусь под шутовскую маску,

В объятия суровых Немезид,

Чтоб досказать таинственную сказку

В железной вязи дантовских терцин.

Я заслужил лазури вечной ласку,

Низверженный я Божий Серафим!

Пастух

Я был пастух и гнал овечье стадо

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.