Капитан же считал, что причина здесь иная: наверно, какая-нибудь невинная девушка, ухаживание, мечты о женитьбе - безумие, от которого Дороти была бы хорошим лекарством, верным средством исцеления. Полковник не соглашался ни с тем, ни с другим, он считал, что Васко уже очень давно, задолго до начала всех этих любовных историй, страдал постоянно неизлечимой меланхолией. Лейтенант Лидио Мариньо не имел на этот счет определенного мнения, он мог только констатировать, что этот дуралей Васко, имея все возможности жить весело, предается почему-то ипохондрии. Может быть, у него печень не в порядке? Человеку с такими средствами грустить - да это идиотизм! Во всяком случае, в одном все были согласны - надо разгадать причину печали, снедающей душу Васко Москозо де Араган.
Молодость, богатство, железное здоровье, хорошая компания, приятная беседа... и все-таки создавалось впечатление, что Васко тайно страдает и рана его неизлечима. Приятели были озабочены, особенно Жорж Диас Надро, человек настолько веселый по натуре, что, если кто-либо из его друзей казался грустным или огорченным, он воспринимал это как личное оскорбление.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О начальнике порта с его негритянками и мулатками и о тошнотворной девице Мадалене Понтес Мендгс
Начальнику порта Жоржу Диасу Надро нравилось видеть вокруг себя веселые, улыбающиеся лица. Он не выносил угрюмых людей, чем, возможно, объяснялось и отсутствие привязанности к домашнему очагу, ибо его жена представляла собой олицетворение печали и набожности. Она целиком посвятила себя церкви и благотворительности, обожала больных, страждущих, вдов и сирот. Во время святой недели, когда устраивались процессии и омовения ног беднякам, когда всюду виднелись огромные свечи и черные покрывала, а мрачные звуки трещотки заменяли веселый перезвон колоколов, эта женщина чувствовала себя совершенно счастливой.
Каким образом веселый моряк женился на девушке со столь чуждым ему темпераментом? Дело в том, что, когда они познакомились в салоне Клуба моряков в Рио и Жорж влюбился в нее, Грасинья отнюдь не страдала склонностью к меланхолии. Она непринужденно, с молодым задором смеялась шуткам юного лейтенанта и находила их весьма остроумными, несмотря на то, что старые адмиралы не всегда одобряли его юмор. Ее разочарование в преходящих радостях мира сего было вызвано смертью десятимесячного сына. Она обожала мальчика, а он умер внезапно, от лихорадки. Грасииья с мужем были в то время на празднике на одном военном корабле. Когда пришло известие о смерти ребенка, она танцевала в объятиях Жоржа. Сочтя себя виновной в смерти сына, она оделась в траур и навсегда распрощалась с балами и развлечениями. Все свои помыслы Грасинья теперь обратила к небесам, где, без сомнения, находилось невинное дитя, и к церкви, - может быть, она сумеет заслужить прощение и ей будет дарована возможность снова увидеть сына после смерти, о которой она ежедневно молила бога. Отвращение ее к мирским радостям распространилось и на мужа.
Жорж остро переживал смерть ребенка, не раз он мечтал о его карьере, о его успехах и звал мальчика Морячком. Но он не согнулся под тяжестью удара, он хотел убедить жену в том, что им следует иметь других детей и заполнить пустоту, оставшуюся после смерти Морячка. Но Грасинья с отвращением оттолкнула его и, заливаясь слезами, умоляла никогда больше не подходить к ней с такими греховными намерениями. Она пожелала даже иметь отдельную спальню, а Жоржу посоветовала тоже забыть пустые мирские удовольствия и обратиться к богу, который в своем милосердии простит его за грехи. Жорж в изумлении разинул рот.
Сначала он сочувствовал ее отчаянию, но надеялся, что за два-три месяца она придет в себя. Однако за этот короткий срок ничего не изменилось. Напротив, Грасинья еще больше погрузилась в свое горе. Она бродила по дому, как призрак, постоянно плакала, бормоча бескровными губами молитвы, черные одежды скрывали ее едва расцветшую красоту. Теперь она спала в комнате покойного ребенка и, выполняя обет, превратила ее в своего рода часовню. Первое время Жорж пытался пробиться сквозь стену скорби и страданий, которой она окружила себя, но это ему не удалось. Он перевелся в другой город, однако Грасинья по-прежнему оставалась равнодушной ко всему на свете, кроме памяти сына и будущей жизни на небесах. Тогда Жорж отступился и зажил по-своему.
Он старался как можно меньше бывать дома.
Управлял портом и руководил морским училищем, работал в саду, окружавшем их дом, выходивший на море. Вечером он снимал свою форму, облачался в штатское платье и отправлялся к Жеронимо, во дворец, в штаб 19-го батальона к полковнику или прямо на Баррис, где в унаследованном от деда доме, в котором прошли первые годы его детства, жил Васко Москозо де Араган. Они играли на бильярде и в кости - на рюмку аперитива, вместе ужинали, потом наступало время идти к женщинам или начинать партию в покер.
Именно капитан Жорж ввел Васко в круг людей, занимающих столь высокое положение. Одетый в штатское, Жорж, со своими голубыми глазами и белокурой шевелюрой, походил на путешественника-иностранца, никто и не догадывался, что имеет дело с бразильским капитаном. Однажды Васко один сидел за столиком возле эстрады, где выступала Сорайя, танцовщица, недавно приехавшая в город. Васко слышал о ней и о ее танцах от одного приятеля шведа, у которого была в нижней части города контора по импорту табака, пиасабы
и какао. Шведа звали Иоганн, что по-португальски невозможно ни написать, ни выговорить. За соседним столиком сидел начальник порта. Васко, приняв его за европейца, некоторое время развлекался тем, что пытался отгадать, какой он национальности: итальянец, француз, немец или голландец? Пшеничные волосы, небесно-голубые глаза и то, что он был в обществе соблазнительной темной мулатки, говорило, что он гринго. Васко задумался. Любопытно, почему иностранцев так привлекают негритянки и мулатки? Они не могут видеть их равнодушно, прямо в исступление приходят. А вот он, бразилец смешанной крови, отдал бы жизнь за блондинку с белой розоватой кожей. Чем объяснить такую разницу во вкусах? Не успел он найти ответа, как в кабаре появились три типа с угрюмыми физиономиями и, проходя мимо, с силой толкнули стол гринго. Они пришли с недобрым намерением, это видно было по их вызывающему поведению, и оно, как тотчас же догадался Васко, состояло в том, чтобы избить гринго и отобрать у него мулатку. Чертов иностранец, соблазнитель... Вскоре ссора превратилась в жестокое побоище, полетели бутылки, стулья; европеец оказался крепким орешком. Васко возмутило, что трое напали на одного, он не смог удержаться и вмешался в драку на стороне незнакомца. Мулатка кричала, один из субъектов дал ей несколько затрещин. Васко был сильным, он с детства привык таскать тяжести, кроме того, Джованни научил его приемам бокса.
Битва разгорелась вовсю и закончилась поражением и изгнанием агрессоров. Хозяин кабаре, знавший Жоржа, также принял участие в потасовке. Он и его гарсоны окончательно укротили трех парней. Позже стало известно, что это был возлюбленный мулатки с приятелями, решившими отомстить ей за измену и избавить друга от невыносимых страданий, которые причиняли ему рога. Выйдя победителем из схватки, Жорж не согласился на предложение Васко вызвать полицию. Растроганная благородным порывом возлюбленного и силой его чувства, проявившейся в бесстрашном нападении на начальника порта, мулатка с рассеченной губой покинула победителя и с воплем любви кинулась вслед за побежденным героем.
Васко принял приглашение Жоржа пересесть за его столик, они обменялись визитными карточками.
Узнав, с кем он имеет дело и кому помог в трудную -минуту, коммерсант оживился.
– Как я рад, капитан! Представьте, я принял вас за иностранца...
– Мой отец француз, но я родился в штате Минас Жераис, в городе Вила-Рика.
– Такое знакомство для меня честь. Сеньор может всецело располагать мною...
– Давайте бросим все эти разговоры насчет сеньора. Ведь мы друзья.
К концу вечера они подружились с Сорайей. К ним присоединился Иоганн, они стали аплодировать танцовщице - дочери араба из Сан-Пауло, потом угостили ее шампанским и увезли вместе с двумя другими женщинами. На следующий день Васко был представлен полковнику, лейтенанту и доктору Жеронимо. Последний не замедлил попросить у него взаймы денег, что окончательно скрепило их союз и ознаменовало вступление Васко в избранный круг.
А также - в высшее общество. Его стали приглашать на праздники во дворец, на приемы, балы. Теперь на парадах Второго июля и Седьмого сентября он стоял на трибуне рядом с губернатором, представителями высшей власти и офицерства. С Жеронимо они были неразлучны. Впрочем, все четверо, а также и прочие: майоры, капитаны, судьи, депутаты, правительственные чиновники - все, кто случайно оказывался в их компании и принимал участие в беседе, партии покера или в кутеже, уважали Васко. Поскольку он сделался теперь близким другом начальника канцелярии губернатора, приятелем адъютанта для особых поручений, командира батальона и начальника порта, перед ним гостеприимно распахнулись двери всех городских салонов. Васко расстался со своими прежними друзьями, коммерсантами из нижней части города, - эти люди не отличались ни блестящим остроумием, ни широкой образованностью. Только с Иоганном - так как ему симпатизировал Жорж Васко сохранял дружеские отношения. Швед появлялся время от времени, все еще влюбленный в Сорайю, и говорил, что вытащит ее из кабаре. Великолепная женщина, но танцовщица самая жалкая из всех, каких ему когда-либо приходилось видеть. А ведь он объездил полмира до того, как поселился в Баие.
Васко Москозо де Араган имел, таким образом, все, чтобы чувствовать себя счастливым. Деньги, общественное положение, здоровье, хороших друзей, успех у женщин. В карты ему везло, особенно в покер, забот у него не было никаких. Тогда почему же, черт возьми, легкая дымка грусти туманит его чистые глаза, почему так внезапно обрывается его искренний смех?
Капитан Жорж Диас Надро любил видеть вокруг себя веселые лица. Он решил разузнать, в чем секрет этой необъяснимой печали, найти подходящее лекарство и разогнать тучи на лице друга. Одно время он предполагал, что Васко страдает от безответной любви и ревности, и надеялся, что рана зарубцуется со временем, когда вспыхнет новая страсть, как сейчас, например, к Дороти. Не так давно Васко проявил интерес к одной сеньорите из общества, которой был представлен на празднестве во дворце. Это была жеманная девица по имени Мадалена Понтес Мендес, дочь судьи. Жорж встревожился: неужели эта тошнотворная манерная особа, плоская как доска и с таким выражением лица, будто ей всюду чудится дурной запах, могла пленить сдержанного Васко Москозо де Араган, который так разбирается в женщинах? Нелепо! Впрочем, Жорж с каждым днем все больше убеждался, что мир соткан из нелепостей.
– От этой самой Мадалены меня тошнит... - сказал начальник порта полковнику, командиру 19-го батальона. - Кривляка!
Он надеялся исцелить Васко при помощи Дороти, ее жгучих глаз, ее губ, жаждущих поцелуев. Эта женщина создана для любви (достаточно взглянуть ей в лицо, все сразу понятно!). Ей нужен настоящий мужчина!
– Ради этой действительно стоит поломать голову... А он страдает из-за какой-то надутой лягушки, просто глупо!
По мнению озабоченного Жоржа, Васко следовало разом решить вопрос о Дороти. На эту тему капитан имел длительную беседу с Карол.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
О реальности и о мечте в связи с титулами и званиями
Да, Мадалена Понтес Мендес и ее наморщенный нос имели некоторую связь с тайной печалью Васко Москозо де Араган. Дело было, однако, не в любовных муках, не в страданиях ревности и не в страсти без взаимности, как воображал капитан Надро. Может быть, коммерсант и питал матримониальные намерения в отношении гордой девицы, но сердце его никогда не билось учащенно при встрече с этой спесивой, тощей особой. Гораздо больше времени и внимания он уделял ее задыхающемуся от астмы отцу - судье верховного трибунала - и матери, происходившей от баронов.
Если ему Когда-нибудь и приходило на ум жениться, то лишь в связи со стремлением проникнуть в общество людей, обладающих гербами и титулами, добраться до недоступной вершины. Однако даже если в его голове, кружившейся от внезапной перемены жизни, от дворцовых огней, близости губернатора, элегантности всех этих "их превосходительств", и мелькнула такая мысль, она все же не воплотилась в конкретное намерение, а просто осталась туманным мимолетным ощущением, горьким и неприятным.
Браком со знатной особой Васко надеялся соединить свое честное плебейское имя, благоухающее треской и вяленым мясом, со звучной дворянской фамилией, еще пахнущей кровью невольников. Впрочем, местное дворянство несколько обеднело после отмены рабства. Наш незадачливый комбинатор остановил свой выбор на Мадалене Понтес Мендес, у которой в роду по материнской линии был барон, а в архиве деда по отцовской линии хранились письма императора Педро П.
Дед этот был ученый-юрист и держался весьма надменно, хотя поместье его и пришло в упадок. И вот Baскo изо всех сил старается понравиться родителям и ухаживает за Мадаленой.
Но однажды во время вальса его постигло страшное разочарование. Он танцевал с Мадаленой и говорил о том, о сем... Случайно разговор коснулся помолвки и свадьбы какой-то ее приятельницы. И тут Мадалена - этот мешок костей - заявила, что единственное, чего она требует от человека, который пожелал бы повести ее к алтарю, это чтоб у него был титул или звание. Необязательно дворянство, хотя, конечно, ее идеал - граф, маркиз или барон. Но теперь, при республике, после низкого предательства, совершенного по отношению к бедному императору, другу ее деда, с которым он даже переписывался, это так трудно; она имеет в виду республиканские титулы, свидетельство об окончании университета, докторский диплом, звание офицера армии или флота. Она, внучка барона, дочь судьи верховного трибунала, не выйдет замуж за кого попало, чтобы стать скромной супругой безвестного сеньора такого-то" - "сеньора" Белтрано или "сеньора" Сикрано. Она хочет быть сеньорой докторшей или сеньорой капитаншей. Деньги для нее ничего не значат, имя, звание - это да. Это для нее все.
Васко сбился с такта, побледнел и сник. Он завел разговор, рассчитывая намекнуть на сватовство, но тощая гордячка тут же бросила ему в лицо, что он и есть "такой-то", один из тех "сеньоров", о которых она говорила с таким презрением. Он не решился предложить ей свою кандидатуру, сконфузился, растерялся и молчал до тех пор, пока не прозвучали заключительные аккорды вальса. После этого Васко стал еще грустнее.
Ибо единственной причиной его печали было то, что у него нет титула. Почему, например, он не бросался на завоевание Дороти, связанной с Роберто лишь деньгами? Васко мог бы дать ей гораздо лучшее содержание, собственный домик и к тому же веселую жизнь, наполненную празднествами, прогулками, вечеринками и шампанским. Не говоря уж об освобождении от ужасной необходимости терпеть возле себя такого борова, как Роберто. Васко вздыхал по Дороти, и сердце его тревожно билось. Что же мешало ему вырвать ее из рук Роберто? Страх? Да, он боялся Роберто. Нет, это был не физический страх, можно ли бояться этой жирной туши? И потом известно, что мужчина, который бьет женщин, всегда трус и не способен оказать сопротивление другому мужчине. Да и кто осмелился бы выступить против Васко Москозо де Араган, друга Жеронимо, своего человека в полиции, который, если бы захотел, мог бы получить в полное распоряжение отряд солдат или матросов? Стоило только сказать слово полковнику или капитану...
Однако Васко все же ощущал страх, хотя это был страх другого рода, страх коммерсанта перед человеком, получившим университетское образование, имеющим звание доктора, ученую степень, перед человеком, защитившим диссертацию. Никогда Васко не сможет преодолеть расстояние, отделяющее его от людей с дипломами. Он не смел с ними равняться, он знал, что они выше.
Вот какова была причина печального выражения его лица, вот что мучило его постоянно, отнимало радость жизни и беспокоило друзей. Васко казалось, что люди с титулами и званиями представляют собой особую касту, что это высшие существа, вознесенные над простыми смертными.
Он ощущал свое унижение на каждом шагу. Когда он входил в пансион "Монте-Карло", Карол нежно приветствовала его "сеньор Араганзиньо", а четырех его друзей называла полковник, доктор, капитан, лейтенант. Если новая женщина присоединялась к их компании за столиком кабаре, она непременно интересовалась их званиями и, когда доходила очередь до него, нередко пыталась угадать:
– Дайте-ка я отгадаю... Вы майор, я готова поклясться.
Когда на правительственной трибуне они были представлены главою штата одной важной персоне, то после провозглашения звучных титулов послышалось:
– Сеньор Васко Москозо де Араган, крупный оптовый коммерсант.
Сеньор Васко... Целый день он слышал эту ненавистную приставку к своему имени и страдал от нее, как от пощечины, как от оскорбления. Он был унижен до глубины души, краснел, опускал голову. Праздник больше не радовал его. День был испорчен. Что значат деньги, симпатия и дружба влиятельных людей, если на самом деле он все-таки не был им равен, если что-то их разделяло, какое-то расстояние всегда оставалось между ними? Многие завидовали Васко, считая, что ему повезло в жизни и у него есть все для счастья. Но это было не так. Васко мечтал о звании, которое заменило бы унизительное словечко "сеньор", безличное, вульгарное, смешивающее его с толпой, чернью, сбродом.
Сколько раз размышлял он об этом в тишине своего холостяцкого дома после веселых пирушек, и его добродушное лицо мрачнело. Он отдал бы все на свете за диплом зубного врача или хотя бы фармацевта, ведь тогда он имел бы право носить особое кольцо - символ высшего образования - и писать перед своим именем "д-р..."
Он стал подумывать о покупке звания полковника национальной гвардии. В первые годы существования республики многие помещики из глубинных районов покупали такое звание за несколько конто. В те времена в сертане было столько полковников, что это слово стало синонимом богатого помещика. Оно утратило военную окраску, перестало связываться с представлением о чести мундира. Этим полковникам давно уже не оказывали воинских почестей, даже не козыряли.
Носить форму им тоже не разрешалось. Какой же смысл покупать звание полковника? Просто смешно...
Он мечтал - мечтать ведь никому не запрещено - о папском дворянстве, но это было слабым утешением, всего лишь фантазией, исчезающей перед лицом суровой действительности. Титул ватиканского графа стоил громадных денег, всего состояния Васко не хватило бы на него. В Салвадоре был всего один папский дворянин - Магальяэнс, компаньон крупной фирмы, по сравнению с которой торговый дом "Москозо и К°" казался не больше придорожной харчевни. Этот Магальяэнс построил за свой счет церковь, послал папе золотое изображение Христа, давал деньги священникам и братствам, заплатил двести конто за дворянство, совершил паломничество в Рим и при всем том едва добился титула командора. Одних денег тут мало, необходимо оказать церкви важные услуги, отличаться религиозным пылом и быть своим человеком в монастырях. Беспутный Васко Москозо де Араган редко бывал в церкви, совершенно не имел связей в церковных кругах, и имя его никогда не произносилось в епископском дворце.
Иногда, лежа в постели, погруженный в размышления, Васко проклинал своего покойного деда, этого грязного тупицу, который думал только о деньгах. Вместо того чтобы заставлять несчастного ребенка подметать пол в доме на Ладейре-да-Монтанья, бегать по поручениям и таскать грузы, лучше бы дед отдал его в школу, а потом на медицинский или юридический факультет. Вот тогда Васко поднялся бы на вершину социальной лестницы! Но где там! Старый Москозо думал только о фирме, о том, чтобы внук смог когда-нибудь заменить его.
Васко старался отвлечься от воспоминаний о деде: среди них не было таких, которые стоило бы хранить.
Он давал волю своему воображению и с наслаждением мысленно ставил перед своим именем желанные, недосягаемые титулы. В эти минуты он был совершенно счастлив.
"Васко Москозо де Араган, адвокат", - и он видел себя на судейской трибуне, в мантии и парике; он направляет на прокурора обличительный перст и блестящей речью уничтожает его; дрожащим от волнения голосом он рассказывает историю своего подзащитного, который оказался жертвой, бессильной жертвой рока.
Добрый, работящий человек, нежный отец семейства и преданный муж, обожающий свою жену, она же - легкомысленная женщина - наставляет ему рога...
Мет, это неподходящее выражение для суда... И вот легкомысленная женщина, презрев любовь мужа и невинных детей, оскверняет святость семейного очага, забывает клятву верности, данную перед священником, и на ложе измены втаптывает в грязь честное имя мужа... Вот так, это хорошо... Фраза понравилась ему самому, он растрогался... Его имя гремит по всему штату наравне с именами крупнейших адвокатов, о нем говорят, со всех сторон слышатся похвалы: "Какой талант! Какое красноречие! Он заставляет плакать даже людей с каменными сердцами! Нет такого суда присяжных, который не согласился бы с ним!"
Итак, Васко добился оправдания убийцы. Теперь он видел себя в халате с засученными рукавами, в очках, в резиновых перчатках, лицо его закрыто марлевой повязкой - он доктор Васко Москозо де Араган, знаменитый хирург (другой специальности он не признавал), работавший в больницах Парижа и Вены.
Уверенными, но осторожными движениями он вскрывает живот губернатора под напряженными, полными страстной надежды взглядами родственников, Жеронимо, политических деятелей, студентов и медицинских сестер. Внезапная болезнь губернатора вызвала тревогу в обществе, губернатору грозит смерть. Необходима немедленная операция. Такую операцию никто в Баие еще никогда не осмеливался делать (Васко не знал в точности, что именно он оперировал, какое место губернаторского живота приходится ему вскрывать и зашивать, но это были второстепенные детали). Испуганные врачи колеблются, боясь страшной ответственности. Знаменитый профессор отказывается от операции.
А между тем жизнь губернатора в опасности, дела штата заброшены, политическая жизнь бурлит и оппозизиция потирает руки в радостном ожидании. Жеронимо горячо взывает к дружеским чувствам Васко, они нуждаются в его знаниях, в его таланте. Напряженная обстановка в операционной, на устах Васко улыбка...
Он собирает все свое мастерство, хладнокровие, опыт и знания. Извлекает из сиятельного живота... что бы вы думали? - огромный камень! (Ему приходилось слышать о камнях в почках как о смертельной, неизлечимой болезни.) Студенты не выдерживают и разражаются аплодисментами и криками ура, профессора приходят поздравить Васко.
Вслед за спасением человека от тюрьмы и спасением жизни губернатора Васко переносится в другую область: инженер Васко Москозо де Араган, прошедший практику в Германии, сумел прорезать железнодорожными путями суровый сертан и принес прогресс всему краю. Он идет по дикой каатинге во главе отряда рабочих, обливаясь потом, под палящими лучами солнца. Он преодолевает все препятствия, борется с унынием и усталостью. Но он озабочен. И вот неожиданно на фоне тоскливого равнинного пейзажа вырастает огромная гора. Она мешает проложить рельсы, преграждая путь цивилизации. Туннель, один из самых крупных в мире, бессмертное творение Васко, о котором пишут в учебниках географии. Открытие туннеля...
Машинист уступает Васко свое место... Первый паровоз, украшенный цветами, поведет великий инженер, человек, победивший пустыню, горы и реку. Появляется Дороти, оказывается, она жена секретаря управления путей сообщения, ограниченного и пренеприятнейшего субъекта, который всегда пренебрежительно относился к коммерсанту Араганзиньо, другу Жеронимо и лейтенанта Лидио Мариньо, и, здороваясь, холодно подавал ему два пальца; Дороти, волнующе прекрасная, разбивает о переднюю решетку паровоза бутылку шампанского в честь открытия туннеля и ищет глазами славного инженера. Робкая любовь зарождается между ним и женою секретаря.
Майор Васко Москозо де Араган, кавалерийский офицер - конь ведь выглядит так благородно и романтично, - гарцует перед строем. Громовой голос, аристократизм, выправка, ордена на груди. Войны избежать не удалось. Аргентинские войска вероломно нарушили границу штата Рио-Гранде-до-Сул, и парад Седьмого сентября превратился в отправку войск на юг, по пути долга, славы и смерти. Жители города высыпали на улицы, женщины с плачем обнимают солдат, девушки бросают им под ноги лепестки роз. На сером в яблоках коне майор Васко Москозо де Араган - само воплощение боя и победы: в руке сверкающая сабля, взоры мечут молнии. Его карьера была баснословно быстрой - от подвига к подвигу, от повышения к повышению и через несколько месяцев - он генерал. Он участник множества великих битв, и вот, в самом конце войны, когда его войска под грохот канонады вступили в Буэнос-Айрес, он погиб смертью храбрых - шальная пуля пробила его грудь. Но и тут Васко Москозо де Араган не упал с коня. С простреленной грудью он поник в седле и небывалым усилием воли доскакал до дворца. О нем слагаются легенды, о его подвигах рассказывают детям в школах.
Но ведь война велась не только на суше, а также и на море, и преимущественно на море... Корабль под командованием адмирала Васко Москозо де Араган, самого молодого в военно-морском флоте (он начал с капитана в первые дни войны), прорвал заграждение аргентинского флота и в одиночку бомбардировал Буэнос-Айрес, заставив умолкнуть вражеские форты. Адмиральский крейсер вошел в порт с развевающимся на корме флагом молодой Бразильской республики. На капитанском мостике, опираясь на орудие, стоял сам адмирал. Он сказал: "Пусть каждый на своем посту умрет за Бразилию!" Фраза немного пессимистична.
Лучше изменить ее: "Пусть каждый на своем посту будет готов отдать жизнь за победу Бразилии!" Так лучше и больше волнует. Адмирал осматривает в бинокль позиции врага. Звучит его твердый голос: "Огонь!" - и орудия изливают смерть на заносчивый город. Быстрыми, невиданно смелыми маневрами он топит одно за другим все аргентинские суда, разрушает форты, прорывает оборону, и наконец среди дыма и зарева пожаров адмирал Васко Москозо де Араган, стоя на капитанском мостике своего крейсера, вступает в завоеванный порт. Война окончена...
Очередная возлюбленная Васко открыла сонные глаза, узнала комнату и подумала, как ей повезло, что накануне вечером он выбрал именно ее. Надо постараться ему понравиться, может быть, он даже влюбится... Она протянула руки и сказала кокетливо и томно:
– Сеньор Араганзиньо...
Мечта разбилась вдребезги. А ведь только мечтая, человек свободен, и только такую свободу нельзя ни подавить, ни отнять, ни украсть. Она последнее и единственное счастье человека. Женщина разрушила это счастье, она сбросила Васко Москозо де Араган с капитанского мостика...
ГЛАВА ПЯТАЯ
Где снова появляется скотина-рассказчик и пытается всучить нам книгу
Разрешите мне прервать рассказ о приключениях капитана в том виде, в каком их излагал Шико Пашеко (а рассказ этот, как известно, повлек за собой весьма важные для Перипери последствия), и торжественно заявить, основываясь на собственном опыте, что вышеупомянутый вопрос о титулах и званиях вовсе не пустяк. Хотя времена переменились, еще и сейчас одно дело - доктор или офицер и совсем другое - неудачник без диплома. Первым - все привилегии и льготы, на вторых закон обрушивается со всей неумолимой суровостью. Людей с дипломами, не говоря уж об офицерах, если и задержат в казино, так сажают даже в особую тюрьму, и то только для виду.
Нынче некоторые смеются над докторами и адвокатами и говорят, будто кольцо - символ высшего образования - отнюдь не всегда доказывает осведомленность его владельца в данной области знаний. Как-то я даже читал в газете весьма аргументированную статью, в которой как дважды два четыре доказывалось, что все беды Бразилии проистекают от бакалавров.
Вполне возможно, что это правда, я и сам так думаю, но я ни с кем не вступаю в спор, я уважаю свободу мнений. Тем не менее я готов поклясться, что автор статьи непременно доктор каких-нибудь наук или офицер, иначе он никогда не решился бы на подобные заявления. Спорить же с доктором - верх идиотизма, совершенное безумие, и я - живое тому доказательство.
Вот почему я хорошо понимаю капитана (хотя версия Шико Пашеко не вполне доказана и я не меняю ничего в заголовке эпизода - историк не должен проявлять поспешности); причина меланхолии Васко Mоскозо де Араган представляется мне весьма основательной. Даже имея деньги и хорошее положение в обществе, он терпел унижения и неприятности из-за того, что не получил высшего образования и у него не было звания доктора или майора. Впрочем, звания дают зачастую вовсе не за усердные занятия, их дают всяким бездельникам, которые даже и не заглядывают в аудитории. Вот, например, Отониэл Мендонса - приятель Телемако Дореа, от нападок которого я защищал в свое время сеньора Алберто Сикейру. Этот неуч - бакалавр права. Годы учения в университете он провел в дешевых домах терпимости или болтая с приятелями у входа в книжный магазин "Ливрариа Сивилизасан" на улице Чили. Профессора едва знали его в лицо, - впрочем, уважаемые метры мало что потеряли. Тем не менее, откладывая экзамены, получая переэкзаменовки, всячески изворачиваясь, он добился в конце концов диплома и, снабженный таковым, ухитрился раздобыть себе место из числа тех чудесных должностей, где не требуется никакой работы, и продолжал в своей компании на улице Чили злословить обо всех на свете. На выполнение служебных обязанностей у него уходило не больше часа в день. Однако и этого показалось ему много, он придумал, будто у него поражена верхушка левого легкого. Начальство, не моргнув глазом, дало отпуск для лечения. Толстый, краснощекий, он и поныне пребывает в отпуске и отравляет своим дыханием воздух Перипери.
Видите, какая разница; а я, чтобы добиться отпуска, бросался туда и сюда, как собака, потерявшая хозяина! И все потому, что у меня нет диплома. Один приятель уверил меня, будто жалоба на глаза всегда дает хороший результат: врачи, растрогавшись, подписывают справку без всяких разговоров и осмотров.
