Диверсанты Сталина. Спецназ НКВД в тылу врага

В целях обеспечения координации разведывательной и контрразведывательной деятельности органов госбезопасности, погранвойск, НКО и НКВМФ 29 мая 1941 г. при НКГБ СССР был создан Центральный совет по координированию оперативной и следственной работы органов НКГБ, 3-го отдела НКВД и 3-х Управлений НКО и НКВМФ.

В условиях сложной предвоенной обстановки совершенствовалась специальная подготовка оперативного состава. С августа 1939 г. была введена обязательная оперативно-чекистская учеба всех оперативных работников органов госбезопасности, организована подготовка оперативных работников со знанием немецкого и английского языков, принято решение о зачислении в кадры органов госбезопасности и о специальной подготовке оперативных работников из поляков, румын и чехов, о подготовке шифровальщиков на военное время. Предпринимались и другие меры обеспечения органов государственной безопасности кадрами на случай возникновения войны.

Опасность военного нападения на СССР со стороны Германии и Японии диктовала необходимость укрепления органов государственной безопасности в целом и их основных оперативных управлений в отдельности. На XVIII съезде ВКП (б) отмечалось, что необходимо «не забывать о капиталистическом окружении, помнить, что иностранная разведка будет засылать в нашу страну шпионов, убийц, вредителей, помнить об этом и укреплять нашу социалистическую разведку».[163]

К моменту реорганизации (февраль 1941 г.) Наркомат внутренних дел СССР представлял громоздкий, трудно управляемый орган, в котором были сосредоточены функции обеспечения общественного порядка и государственной безопасности страны, в том числе Красной Армии и Военно-морского флота. Штаты центрального аппарата НКВД СССР и его органов на местах были непомерно раздуты. Оправданной мерой можно считать лишь укрепление кадрами органов Главного управления государственной безопасности, которые были призваны вести активную борьбу со шпионской и иной подрывной деятельностью разведок иностранных государств и зарубежных антисоветских центров.

При реорганизации органов НКВД СССР в феврале 1941 г., на наш взгляд, не были в достаточной степени учтены особенности организации контрразведывательной работы в военное время на таких важных объектах, как железнодорожный транспорт и оборонная промышленность. Ликвидация Главного экономического управления (ГЭУ) и Главного транспортного управления (ГТУ) была неоправданной, так как основные усилия разведки фашистской Германии накануне и в годы войны были направлены против Вооруженных Сил СССР, оборонных объектов и железнодорожного транспорта.[164]

С началом войны эти обстоятельства были учтены. При реорганизации органов государственной безопасности и внутренних дел приняты меры к усилению контрразведывательной работы на объектах промышленности и транспорта. В июле – августе 1941 г. в системе НКВД СССР были вновь образованы Экономическое и Транспортное управления.[165]

С целью улучшения разведывательной, диверсионной и контрразведывательной работы в тылу немецко-фашистских войск в январе 1942 г. в составе НКВД СССР было образовано 4-е управление.

В ходе реорганизации НКВД, естественно, встал вопрос о ведомственной принадлежности органов военной контрразведки. В тот период, видимо, не было уверенности, что оставление особых отделов в системе НКВД или передача их новому Наркомату государственной безопасности положительно отразится на их деятельности. Особые отделы были переданы в ведение НКО СССР и НКВМФ СССР.

Кроме того, передача в 1943 г. органов военной контрразведки в подчинение Наркоматов обороны и Военно-морского флота, по всей вероятности, диктовалась также изменением военно-политической обстановки, необходимостью совместных действий армии и военной контрразведки на освобожденной от противника советской территории и в тылу врага.

Вопрос о ведомственном подчинении органов военной контрразведки, по мнению автора, должен решаться однозначно: как в мирное, так и в военное время особые отделы должны входить в состав органов государственной безопасности. Нужно отметить, что советская военная контрразведка изначально являлась составной частью органов государственной безопасности с момента их образования. Особый отдел ВЧК был организован 19 декабря 1918 г. путем слияния армейских чрезвычайных комиссий и органов военного контроля Реввоенсовета. И хотя в последующем, вплоть до 1931 г., Реввоенсовет имел право давать Особому отделу задания и контролировать их выполнение[166], последний продолжал быть самостоятельным отделом в системе ОГПУ. Центральный Комитет партии и советское правительство уделяли большое внимание деятельности Особого отдела, укрепляли его партийными и военными кадрами.[167]

Подчинение особых отделов органам военного управления, как нам представляется, вело к отрыву военной контрразведки от органов государственной безопасности, создавало причины покрывательства противоправных и преступных фактов военного командования в связи с подчинением им особых отделов.

Существовавшая в годы войны структура органов государственной безопасности в целом себя оправдала. Она способствовала успешному выполнению задач, поставленных Коммунистической партией и советским правительством перед органами госбезопасности.

2.2. Организационные мероприятия в 1930-е гг. по подготовке к развертыванию партизанской борьбы

Борьба советского народа против гитлеровцев на оккупированной советской территории не сразу стала мощной и всесторонней. Рождалась эта борьба в муках, хотя подготовка в этом направлении велась задолго до войны.

Молодое Советское государство, окруженное врагами при постоянной угрозе нападения, после кровопролитной Гражданской войны не располагало еще сильной армией, в виду этого партизанской борьбе придавалось большое значение. Проводился учет кадров, прошедших большую школу подпольной и партизанской борьбы в период Гражданской войны и иностранной интервенции[168]. Органы государственной безопасности продолжали повышать искусство борьбы в тылу противника. Так, в начале 1920-х годов диверсионные группы, одетые в гражданскую одежду, переходили польскую линию фронта для развертывания партизанской борьбы в тылу польских войск на территории Западной Белоруссии.[169]

Позднее, в соответствии с решениями военно-политического руководства СССР, началась широкомасштабная подготовка к партизанской борьбе против возможной агрессии со стороны капиталистических держав.

К большому сожалению, по этой проблеме практически не осталось документов. Зачастую данные о подготовке органов государственной безопасности к партизанской борьбе в 1920—1930-х годах автор находил из документов, прямо не затрагивающих этот вопрос. Так, например, из справки на оперативного источника НКВД УССР Никитина от 25 декабря 1942 года прямо указано, что он в 1929 г. успешно окончил школу руководителей партизанского движения при ГПУ УССР и был назначен командиром отряда для действия в случае возникновения войны в Шепетовском районе УССР[170]. Это позволяет говорить о целой системе подготовки партизан, организованной ОГПУ, распространившейся, по крайней мере, на приграничные районы.

Опыт партизанской войны, накопленный в 1914—1920-е годы русской армией, был развит советскими военными теоретиками и положен в основу военной доктрины молодого государства.[171]

Несомненная заслуга в подготовке борьбы в тылу противника, начавшейся в СССР в начале 1920-х годов, принадлежит М.В. Фрунзе и Ф.Э. Дзержинскому, под руководством которых была развернута серьезная работа по написанию пособий по тактике партизанской борьбы и по созданию особых партизанских школ, а также приобретению специальной техники и вооружения для партизанских формирований.[172]

В июле 1921 года была опубликована статья М.В. Фрунзе «Единая военная доктрина и Красная Армия». Автор намеренно подчеркивал ту огромную роль, какую может сыграть в организации обороны страны подготовка к ведению партизанской войны: «Если государство уделит этому достаточно серьезное внимание, если подготовка этой «малой войны» будет проводиться систематически и планомерно, то и этим путем можно создать для армии противника такую обстановку, в которой при всех своих технических преимуществах они окажутся бессильными перед сравнительно плохо вооруженным, но полным инициативы, смелым и решительным противником».[173]

Обязательным условием успеха «малой войны», по мнению М.В. Фрунзе, была заблаговременная разработка ее плана и создание предпосылок, обеспечивающих ее успех. В основу партизанской доктрины была положена ленинская мысль о том, что «партизанские выступления не месть, а военные действия».[174]

М.В. Фрунзе сформулировал нормы и условия ведения партизанской войны: «Способы и формы ведения войны не всегда одинаковы. Они меняются в зависимости от условий развития и, прежде всего, от развития производства. Военная тактика в первую очередь зависит от уровня военной техники. Второе средство борьбы с техническим превосходством армии противника мы видим в подготовке партизанской войны на территориях возможных театров военных действий. Но обязательным условием плодотворности идеи «малой войны» является, повторяю, заблаговременная разработка ее плана и создание всех данных, обеспечивающих ее широкое развитие. Отсюда задачей нашего Генерального Штаба должна стать разработка идеи малой войны».[175]

До 1933 года Красной Армии внушалось, что в будущей войне с ее маневренными операциями крупная роль будет принадлежать «…партизанским действиям, для чего надо организовать и подготовить их проведение в самом широком масштабе».[176]

Именно, в соответствии с решениями военно-политического руководства СССР, в 1924—1936 годах производилась серьезная подготовка к партизанской войне. Она включала: создание тщательно законспирированной и хорошо подготовленной сети диверсионных групп и диверсантов-одиночек в городах и на железных дорогах к западу от линии укрепленных районов; формирование и всестороннюю подготовку маневренных партизанских отрядов и групп, способных действовать на незнакомой местности, в том числе за пределами страны; переподготовку командного состава, имевшего опыт партизанской борьбы в Гражданской войне, и подготовку некоторых молодых командиров в специальных партизанских учебных заведениях; отработку вопросов партизанской борьбы и борьбы с вражескими диверсионными группами на специальных и некоторых общевойсковых учениях; совершенствование имеющихся и создание новых технических средств борьбы, наиболее пригодных для применения в партизанских действиях; материально-техническое обеспечение партизанских формирований.[177]

В конце 1920-х и начале 1930-х годов подготовка партизан и диверсантов проводилась в специальных школах и учебных пунктах, различных по величине, по структуре и по способам конспирации. Спецшколы, как правило, размещались в городах и пригородах в нескольких зданиях. Они имели хорошие мастерские, лаборатории, а некоторые имели закрытые тиры и небольшие полигоны, на которых можно было устанавливать и даже подрывать различные мины и заряды до 1 килограмма.

В учебных пунктах, которые являлись филиалами основных спецшкол, обучались командиры и специалисты, диверсионные, разведывательные, организаторские группы и даже целые отряды. Здесь же готовили подпольщиков-одиночек и небольшие группы диверсантов для совершения операций на случай вторжения противника в приграничную полосу. Одновременно обучалось не менее 12 человек. Все имели псевдонимы.

Состав будущих партизанских формирований был самый различный, но на каждом сборе имелись партизаны, одинаковые по возрасту. Обычно в партизаны готовились мужчины в возрасте 45 лет и старше, а также молодые мужчины, освобожденные от военной службы по здоровью. На сборы призывались и женщины в возрасте от 20 до 40 лет. Большинство обучающихся были коммунистами и комсомольцами. В целях строжайшей конспирации их под различными предлогами «исключали» из партии и комсомола, и они «устраивались» на работу, где должны были действовать на случай вторжения противника. Таких диверсантов обучали 1—2 месяца.

Подбор для диверсионной борьбы в тылу противника из самых различных категорий населения, в частности лиц пожилого возраста, а также лиц, имевших опыт партизанской борьбы, был целесообразным и продуктивным. Их обучали только тому, что нужно было для выполнения конкретных задач. Например, пожилых партизан учили только совершению диверсий на транспорте и в отраслях промышленности, вблизи которых они проживали. Этот контингент не подлежал мобилизации и должен быть остаться на оккупированной территории в случае нападения агрессора.

При обучении диверсионных партизанских групп, предназначенных для базирования и действий в городах, особое внимание обращалось на соблюдение конспирации и поддержание тайной связи.

Диверсанты, которые предназначались для переброски в тыл противника через линию фронта, проходили и воздушно-десантную подготовку, вплоть до ночных прыжков с парашютом.[178]

Теоретические занятия проводились по 6 часов, а практические по 8—10 часов в сутки. Для маскировки эти курсы назывались, например, в одном случае «сбором собаководов», и тогда действительно на курсах было много собак. В других случаях – семинаром пчеловодов, и на участке дачи появлялись ульи; на берегу Днепра и в Одессе проводились курсы «рыбаков», в Полесье – «лесоводов».[179]

Почти всех курсантов пожилого возраста под различными предлогами переводили в новые районы, находившиеся к западу от строящихся оборонительных рубежей. Там они оседали, ничем не проявляя себя.

После обучения, начиная с лета 1931 года, на каждого подготовленного диверсанта закладывался один или несколько складов с оружием, боеприпасами, минно-подрывными и поджигательными средствами.

Командиры и комиссары будущих партизанских бригад и отрядов отбирались из числа активных участников партизанской борьбы в годы Гражданской войны. Начальники штабов комплектовались из общевойсковых командиров. Численность организаторской группы отряда, в зависимости от задач и местных условий, состояла от 8 до 12 человек, бригады от 30 до 40 человек. Отдельно действующие диверсионные и разведывательные группы в основном комплектовались из частей Красной Армии и пограничников, но почти в каждой группе были и опытные партизаны.

Личный состав организаторских групп отрядов и бригад подбирался при участии их командиров, комиссаров, начальников штабов. Как правило, заместители командиров имели опыт партизанской борьбы в годы Гражданской войны, а остальные были из рядов Красной Армии, пограничных войск, работников органов ОГПУ и из рабочих и колхозников, обладающих нужными данными.[180]

Как показало время, проблема подбора кадров для командного состава партизанских формирований остро встала в первые дни Великой Отечественной войны. Органы государственной безопасности СССР старались учитывать опыт 1929—1934 годов и подбирать людей, преданных своей Родине, а самое главное – имеющих опыт ведения зафронтовой борьбы.

Подготовка диверсантов в 1920—1930 годах не ограничивалась только краткосрочными курсами. Лица, окончившие курсы Осоавиахима и показавшие по всем данным свою пригодность к борьбе в тылу противника, зачислялись в секретные школы и там обучались специальным дисциплинам.

Вначале в специальных школах будущих партизан и диверсантов учили всему, что было нужно в тылу противника. Потом убедились, что для этого мало не только года, но и двух лет.

Обучение было 3-ступенчатым. Первая ступень включала заочную подготовку с продолжительностью около года. Вторая ступень – подготовку командиров и специалистов в школах в течение 6 месяцев. Третья ступень – сколачивание разведывательных, диверсионных и организаторских групп отрядов в течение 1 месяца, организаторских групп бригад – 2 месяца.[181]

Будущие диверсанты приобретали нужные им гражданские и военные специальности без отрыва от производства. Весь состав организаторских, диверсионных и других специальных групп еще до учебных сборов овладевал одной, двумя, а некоторые и тремя специальностями, необходимыми в тылу противника. Так, при организаторских группах отрядов, численностью в 8—12 человек, могли быть до 20—30 следующих специалистов: 2—3 радиста, 3– 4 подрывника, 3—4 стрелка, 1—2 фельдшера, 1—2 химика, 1—2 электрика, 2—3 водителя, фотографа, оружейника, переводчика, а в некоторых отрядах были летчики. Все могли плавать, ездить верхом на лошадях, на велосипедах, ходить на лыжах. Все, за исключением пожилых командиров и комиссаров, обладали большой физической выносливостью.

Начиная со второй половины 1929 года в спецшколах обучали только специальным дисциплинам, а именно: организации и тактике партизанской борьбы; специальной политической подготовке, в которой большое внимание уделялось борьбе с вражеской пропагандой, работе среди населения других стран; разложению войск противника; минно-подрывному и поджигательному делу; изучению иностранного оружия; использованию приемов конспирации и маскировки; воздушно-десантной подготовке; преодолению водных преград и др. дисциплинам.[182]

Специальная подготовка партизанских кадров обычно велась в составе групп диверсантов, разведчиков, снайперов, радистов. Группы, как правило, формировались в ходе предварительной подготовки. При отборе кандидатов для специальной партизанской подготовки особое внимание обращалось на морально-политические качества, физическую подготовку, выносливость, дисциплинированность, инициативность. При этом группы по обучению диверсантов комплектовались в основном из лиц, обладающих знаниями в области электротехники, химии; разведчиков – из лиц с острым зрением и отличным слухом, знающих топографию и фотодело; снайперов – из отличных стрелков; радистов – из радиолюбителей; оружейников – из слесарей.[183]

До 10 процентов занятий проводились в ночное время с выходом в лагеря. По всем дисциплинам были зачеты, по основным – экзамены, на которых требовалось показать не только знания, но и умения. Обучаемые делали мины и зажигательные снаряды, которые устанавливали на объектах, проводили различные «диверсии», решали тактические задачи. Таким образом, создавалась обстановка, максимально приближенная к боевой.

К концу обучения радисты могли не только принимать, передавать, шифровать и расшифровывать радиограммы, не только устранять неисправности в радиостанциях, но и из имеющихся в продаже деталей самостоятельно изготовить приемо-передающую радиостанцию.[184]

В годы Великой Отечественной войны, особенно в начальный период, проблема связи партизанских формирований с «Большой землей» стояла очень остро. А таких специалистов, которые могли самостоятельно изготовить приемо-передающую радиостанцию, практически не было.

После подготовки диверсанты и партизанские командиры могли изготовлять из подручных, продающихся в магазине материалов и деталей, взрывчатые вещества, зажигательные снаряды, электрозапалы, противопехотные, противотранспортные мины мгновенного и замедленного действия, производить диверсии как с применением самых совершенных по тому времени мин, так и без применения взрывчатых веществ на транспорте, промышленных и других объектах, имеющих военное значение. Особое внимание обращалось на умение произвести диверсии, не оставляя не только никаких следов, но и направляя противника по ложному следу.[185]

Данный момент, по мнению автора, очень важен, т. к. наибольший вред коммуникациям противника в годы Великой Отечественной войны, применяя мины замедленного действия, принесли именно такие «невидимые» для врага диверсионные группы советских партизан.[186]

После сдачи экзаменов группы выводили в лагеря, и там сами их командиры проводили занятия по плану, разработанному совместно с преподавателями. Не менее 75 процентов занятий проводилось в ночное время[187]. Данная практика оправдывала себя ввиду того, что партизанские операции зачастую проходят именно в это время суток.

С конца 1931 года одновременно производилась и закладка скрытых складов с оружием, боеприпасами и минно-подрывным имуществом.

Необходимо отметить, что в конце 1920-х и начале 1930-х годов специальные органы ОГПУ и 4-го Управления Генерального штаба РККА, занимавшиеся вопросами партизанской войны, оказали большую помощь народам других стран[188]. Так, на Украине готовились партизанские кадры не только из жителей районов, оккупированных Польшей и Румынией, но и из поляков и румын, которые были вынуждены покинуть свои страны, спасаясь от террора реакционных режимов. Из этого контингента готовили минеров, разведчиков, командиров групп и отрядов. Обычно это были небольшие группы и одиночки. Подготовка групп велась в спецшколе ОГПУ УССР в г. Купянске и на курсах разведотдела Украинского военного округа в Киеве и Одессе. Одиночки обучались на конспиративных квартирах.[189]

Диверсантов же предполагалось использовать, если будет необходимость, как партизанских командиров. Иностранцев готовили по особым программам с учетом особенностей страны, тоже иногда в несколько приемов.

Опыт партизанской борьбы, а также созданная в начале 1930-х годов специальная партизанская техника широко и весьма эффективно использовались в ходе национально-революционной войны испанского народа против фашизма. Один из самых известных курсантов этих школ, герой войны в Испании – генерал Вальтер (Кароль Сверчевский). В Испании на практике применяли опыт, полученный в партизанских школах, чекисты – будущие командиры партизанских формирований в годы Великой Отечественной войны: В.А. Ваупшасов, Н.А. Прокопюк, А.М. Рабцевич и др.

Диверсантов обучали обычно два, реже три инструктора. В их распоряжении всегда были мастерские и лаборатории, которые обеспечивались необходимой техникой.

Комплектовались преподаватели и работники мастерских и лабораторий из состава обучавшихся групп.

От старших инструкторов требовалось знание иностранных языков (на Украине польского и румынского). Иностранцев редко обучали через переводчиков. А если и привлекали, то только таких, которые после 2—3 сборов могли стать инструкторами.

В ходе обучения диверсанты и особенно бывалые партизанские командиры на основе опыта прошлого вносили серьезные предложения по усовершенствованию средств и способов ведения партизанской борьбы.

Уже тогда вместо наставления «Подрывные работы» и пособия по подрывному делу, предназначенных для войск Красной Армии, приходилось издавать конспекты «Минно-подрывное и поджигательное дело» для партизан, в которых менее одной трети бралось из указанного наставления, а две трети было специфически диверсионным.[190]

Если планировалась переброска групп в тыл противника по воздуху, то весь состав совершал один-два ночных прыжка. При этом дневные прыжки и предварительная подготовка к ним, как правило, проводились в кружках Осоавиахима.

К 1 января 1930 года в приграничной полосе Юго-Западной железной дороги глубиной до 200 км из личного состава погранвойск и военизированной охраны железных дорог были подготовлены, кроме подрывных команд двух железнодорожных полков, более 60 партизанских подрывных команд общей численностью около 1400 человек. На железной дороге и на объектах были оборудованы специальные минные трубы, ниши и камеры. Аналогичная работа проводилась в Белорусском и Ленинградском военных округах.

Детали и особенности этой работы хорошо представлены в воспоминаниях И.Г. Старинова, который в те годы занимался подготовкой диверсантов по линии 4-го управления Генштаба РККА. В БССР, например, создали Специальное бюро ГПУ. С 1930 по 1936 год оно провело целый комплекс мероприятий по подготовке к партизанской борьбе. Так, уполномоченный Спецбюро ГПУ Белоруссии А.К. Спрогис был начальником специальной школы, в которой прошли обучение многие будущие партизаны.[191]

Боеготовность и обучение этих кадров обеспечивались достаточным количеством учебных пособий. В партизанских школах было много специальной литературы, начиная с трудов Д.В. Давыдова, Н.С. Голицына, В.Н. Клембовского до труда по тактике партизанской борьбы П.И. Коротыгина, сборников боевых примеров из опыта партизанской борьбы и диверсий Первой мировой и Гражданской войн, а также большое количество пособий по тактике партизанской борьбы, средствам и способам диверсий. Большинство их до 1934 года было без грифа секретности и без указания о том, кто их печатал.

Качество подготовки, боевые возможности маневренных партизанских формирований проверялись на специальных и общевойсковых учениях. Целая серия этих учений помогла обобщить опыт и оценить эффективность системы подготовки партизанских кадров в 1920—1930-х годах. Были проведены специальные маневры в 1932 году под Москвой. В них участвовали дивизия особого назначения войск ОГПУ, Высшая пограничная школа, академии и училища Московского военного округа, партизаны-парашютисты под командованием С.А. Ваупшасова.

Диверсионные группы иногда участвовали в общевойсковых учениях. Особенно поучительными они были в Ленинградском военном округе осенью 1932 года. В них участвовали отборные спецгруппы Ленинградского, Белорусского и Украинского военных округов, всего свыше 500 партизан, подготавливаемых по линии 4-го управления штаба РККА и ОГПУ.[192]

У «партизан» было оружие иностранного производства, а у «диверсантов» учебные мины. Все были в гражданской одежде, в головных уборах с красными полосками, имели плащи и рюкзаки.

В ходе учений «партизаны» проникали в «тыл противника» наземным путем через «линию фронта» и по воздуху с парашютами. «Противник» проводил контрпартизанские мероприятия. Был успешно осуществлен ряд засад, но налеты на штабы армий оказались неудачными из-за бдительности охраны.

Исключительно эффективно действовали небольшие диверсионные группы на путях сообщения «противника». На сильно охраняемых участках «партизаны» ухитрялись применять так называемые «нахальные мины», установка которых занимала менее 30 секунд. На слабо охраняемых участках железной дороги «партизаны» успешно использовали учебные неизвлекаемые противопоездные мины.

Характерно, что если крупные партизанские отряды обнаруживались еще на подходах, то мелким диверсионным группам партизан удавалось проникать в населенные пункты, где располагались штабы, и с помощью учебных мин создавать тревожное положение. При этом все группы оставались неуловимыми.[193]

Одну из таких групп возглавлял Н.А. Прокопюк, будущий Герой Советского Союза, в годы Великой Отечественной войны руководитель оперативной группы ОМСБОН НКВД «Охотники». Умелые действия этой группы были положительно отмечены на разборе действий «партизан».

Полевые учения и командно-штабные игры 1928—1929 годов показали, что на местности, доступной для бронетанковой и транспортной техники, партизаны теряли преимущество перед регулярными войсками в маневренности и подвижности. Однако моторизация войск повысила эффективность засад. Это заставило обратить большое внимание на устройство засад и применение средств, дающих возможность наносить урон врагу, не вступая с ним в боевое столкновение и даже без проникновения исполнителей на объекты противника.[194]

Эти учения показали качество партизанских групп и отрядов: волю к выполнению боевой задачи, разумную инициативу, выносливость, дисциплинированность, но выявились и существенные недостатки в технике и тактике: группы и отряды долго собирались после десантирования, оставались следы, по которым «противник» начинал преследовать десантников, не все группы справились с обеспечением сохранности скрытых складов. Учения показали, что погоня за штабами, налеты на них при должной охране приводили к большим «потерям партизан» и только вызвали нервозность среди работников штаба, но действия групп и отрядов на коммуникациях превзошли все ожидания и были реально ощутимы. Весьма удачно действовали засады против автомобильных колонн и при захвате поездов.[195]

Все эти мероприятия практически показали, какие методы наиболее эффективны в партизанской борьбе. Опыт Великой Отечественной войны подтвердил правильность многих выводов, сделанных после этих учений, в частности, вывода о более высокой эффективности мелких маневренных диверсионных групп.

При подготовке партизанских формирований иногда учитывалось, что данные формирования могут перерастать в войсковые части, способные вести боевые действия и на фронте. Однако практика Великой Отечественной войны показала неэффективность действий партизанских формирований в случае использования их как кадровых армейских подразделений. Так, например, начальник оперативно-чекистских групп по Витебской области капитан госбезопасности С.В. Юрин 16 мая 1942 года докладывал в Центр о том, что «перевод руководством 4-й ударной армии партизанской бригады т. Шмырева на методы позиционной войны отрицательно сказался на оперативно-боевых качествах бригады и моральном духе партизан»[196]. Более того, противник умышленно старался объединить партизанские отряды и бригады в крупное соединение армейского типа, чтобы покончить с ними одним ударом.