Темное солнце: Хроники Атхаса (№4) - Тени Киновари

* * *

К утру Орекэл прорезвел, вино и эль вышли из него вместе с потом. Когда они дойдут до своей далекой цели, Какзима и черного дерева, Руари не поверит ему даже на ноготь гита, но в более простых делах — вроде того, как проложить дорогу через каменные россыпи у подножья гор — он дал дварфу вести их: лодыжки Орекэла рискуют ничуть не меньше, чем их.

Каменные россыпи, которых они достигли незадолго до рассвета, были, наверное, самым противным местом на Атхасе. Камни самых разных видов и размеров, от огромных обломков скал, размером с мекилота, до булыжников, размером с кулак халфлинга, заполняли дыру между двумя горами. Можно было только гадать, сколько их здесь или сколько времени понадобилось, чтобы собрать их вместе, но было не до того, куда важнее было не сломать ноги во время ходьбы для длинноногого народа, вроде него самого или Матры.

Руари горько пожалел о своем посохе, который он оставил рядом с загоном для канков в Джекте, но остальное имущество, оставленное там, здесь бы им не помогло. Самые важные вещи: полоски кожи для починки сандалей, запечатанные кувшинчики с заживляющим бальзамом, которые они несли из Квирайта, набор огненных камней для костра, кремень, топор и еще дюжины полезных вещей, которые он вез во вьюках на седле канка, висели у него на плечах. Самой важной вещью — не считая белого куска коры, который надежно спрятан в рукаве и вовсе не так полезен, как надеялась эта женшина, Мади — был нож Павека со стальным лезвием, слишком большая драгоценность, чтобы нести ее в рюкзаке. Руари хранил его в ножнах, надежно привязанных к поясу. Он воспользуется им, чтобы вырезать себе новый посох из первого же молодого дерева, которое они увидят, хотя, кстати, когда они уже выйдут из гор, он ему будет меньше нужен, чем сейчас.

Наконец к середине утра они вышли из каменной россыпи, отделавшись только расцарапанными коленками и лодыжками. Но самое худшее лежало впереди, в самой крутой щели между двумя горами. Орекэл сказал, что будет и безопаснее и легче, если они вытянутся в цепочку, так как придется идти по узким тропинкам по краям почти отвесных откосов. С другой стороны, они могли двигаться по этим опасным и предательским местам так медленно, как было нужно: глядя обратно, в сторону Джекта, они не видели никаких столбов пыли, признаков погони, над пустыней.

Больше всего проблем с карабканием по скалам прохода было у Звайна. У мальчика были самые короткие и слабые руки и ноги. Однажды он упал, когда его нога не смогла дотянуться от одной точки опоры до другой. К счастью, ничего серьезного не произошло — он скатился на два или три своих роста вниз и упал на достаточно широкий выступ, который остановил и поддержал его. Он и Оракэл подняли парня вверх, используя длинную шаль Матры как импровизированную веревку.

Звайн получил пару плохо-выглядящих царапин, зато потерял добрую часть уверенности в себе, что было намного хуже, и в который раз Руари захотел всем сердцем, чтобы Павек был еще жив и находился вместе с ними.

Даже Орекэл старался ободрить убитого горем мальчика, предлагая ему свою счастливую шапку, на время.

— Этот маленький весс спас мне жизнь не один раз, сынок, — настойчиво сказал дварф, натягивая меховую шапку на руку, а не на уши, как обычно. — Эти вессы — осторожные маленькие бестии. Заставили меня думать, что я нахожусь где-то в другом месте, а не там, где был. Старались заманить меня к себе в логово. Сгрызть мои косточки, вот чего они хотели. Но я поймал этого за хвост. Сжал так сильно, что он показал мне, где я был. Так что я съел его на обед, а из его шкуры сделал счастливую шапку. Но сегодня ты выглядишь так, что тебе счастья надо больше, чем мне, так что поноси ее.

Это была искренняя, хотя и абсурдная попытка заставить их двигаться вперед, и она сильно подняла дварфа в глазах Руари, но ничего не сделала для Звайна, который прижался спиной к утесу и отказывался сделать следующий шаг.

— Просто оставьте меня здесь. Я и так зашел так далеко, как мог.

Руари и Орекэл попробовали все, от ободрения до мольбы, но магические слова нашла только Матра.

— Если это так далеко, как он может зайти, почему бы нам не сделать то, что он просит и не оставить его здесь, одного? Солнце уже всходит. Скоре здесь будет жарко, как на Кулаке Солнца, а из-за этих камней и еще больше. Мы все должны умереть, потому что он не хочет идти?

— Она права насчет солнца, сынок, — тихо сказал Орекэл Руари, хотя Звайн был между ними и слышал каждое слово. — Мы должны двигать отсюда, сынок, иначе изжаримся.

Они и так уже страдали от жажды, но Руари мог исправить это при помощи магии друидов. В горах было намного больше жизни, чем на Кулаке Солнца. Если бы здесь было ведро, он смог бы наполнить его несколько раз. Ни и без ведра он надеялся, что рано или поздно они найдут яму в камнях. Здесь, на краю обрыва, не было никаких ям, и он мог просто сложить руки в чашку и вытащить немного воды из водуха.

— Пойдем, Звайн, — молящим тоном сказал Руари.

Матра уже пошла вперед. — Я ухожу. Найти Какзима важнее.

Орекэл пожал плечами. — Леди права, сынок. Мы не можем оставаться здесь. Будь. — Он пошел за Матрой.

— Звайн-?

Мальчик медленно отвернулся от Руари и сделал шаг в направлении Орекэла.

Руари нашел свою ямку у самой вершины прохода. Встав на колени с закрытыми глазами и вытянутыми руками, он прочитал друидское заклинание добывания воды в присутствии камня и воздуха. Страж этого места природы оказался остым, как утесы вокруг, и тяжелым, как сами горы. В первый раз Руари не сумел его удержать, и заклинание не сработало. В конце фразы яма осталась пуста и суха, как и в начале. Полуэльф мрачно достал нож Павека из ножен и сделал небольшой надрез на запястье. Его кровь послужила искрой, заклинание начало действовать и в ямку стала набираться вода. Когда ее набралось уже достаточно, Руари уселся на пятки, дав остальным попить, пока он восстанавливался после использования магии в незнакомом месте.

— Маг, а? — спросил Орекэл.

— Друид, — поправил его Руари, назвав правильное имя для его сорта магии.

— А, не убиваешь растений, да?

— Ветер и огонь, конечно нет — я не осквернитель, но и не сохранитель. Я вообще не волшебник. Моя сила происходит от самой земли, от всех ее видов и особенностей.

— То есть ты не перекачиваешь растения в золу. Западло брать в лес того, кто из них делает пепел.

— Не беспокойся.

Звайн напился. Орекэл пил следующим, с разрешения Руари, потом Руари пил сам, пока не почувствовал, что сейчас лопнет. Когда он выпрямился, вода все еще с бульканьем текла в ямку, быстрее, чем он мог бы ее выпить. Вот она заполнила ее целиком и полилась через край, замочила подошвы его сандалей, а Матра все стояла и смотрела.

— Тебе лучше попить, — посоветовал ей Руари. — Я не смогу вызвать воду по меньшей мере до заката, а нести ее нам не в чем.

— Не пока вы все здесь. Почему бы вам не пойти вперед. Я догоню.

Мальчику и дварфу второго приглашения не понадобилось, но Руари остановился на противоположносй стороне ямки с кулаками, упертыми в бедра.

— После всего этого времени — после всего того, через что мы прошли — ты до сих пор на самом деле думаешь, что мы засмеемся или убежим с криками прочь?

— Да, можете, — честно сказала она, оставив в голове Руари больше вопросов, чем ответов.

Полуэльф покачал головой и опустил руки. — Ты сама выбираешь свой путь, — разочарованно сказал он, отвернулся и пошел. Не успел он сделать и нескольких шагов, как она позвала его:

— Подожди!

Руари повернулся. Руари повернулся как раз в тот момент, когда она опустила руки с задней стороны головы, держа маску перед собой. Да, маска — хорошая мысль, немедленно решил он. Ее лицо было так необычно, что он не смог удержаться, чтобы не вытаращить глаза. У Матры вообще не было носа, просто две совершенно одинаковых щели. Не было ни подбородка, ни губ. Рот был крошечный — размером примерно с те бусины киновари, которые она так любила — и наполнене острыми зубами, которые он мог видеть даже издали. И при всей своей странности, ее лицо не казалось искаженными или деформированным. Учитывая ее глаза и кожу, обычное человеческое лицо пришлось бы деформировать, чтобы получить такое. Но лицо Матры было ее собственное.

— Другое, — вслух признался Руари. — Настолько другое, что лучше носить маску, но это твое лицо и оно принадлежит тебе, как и все остальное.

— Уродина, — возразила она, и он увидел, как и ожидал, что ее рот произнес что-то совсем другое, не соответствующее голосу и словам.

— Нет — Павека… — Он вздохнул, и начал сначала. — Лицо Павека было уродливо.

— Акашия сказала, что нет. Она сказала, что он не урод.

Еще один вздох. — Каши сказала, на самом деле? — Было слишком поздно думать о том, что Каши имела в виду. — А что она сказала обо мне?

— Ничего. Совсем ничего — мы не говорили о тебе.

— Пей быстрее, — сказал он, потирая запястье, хотя болела не эта часть его тела. — Я посижу здесь, наверху. Конечно мы можем нагнать этих двоих в любой момент, но медлить нечего.

Руари уселся на камень, спиной к Матре, так что она могла чувствовать себя в безопасности, и какое-то время приходил в себя, глядя на Звайна и Орекэла, которые продолжали подниматься к перевалу. Он вытащил нож Павека и спросил себя, чей волос вделан в рукоятку. Не Каши, точно. И Павек вообще ни разу не упоминал об этом человеке. Может быть их привязанность усилилась бы, если бы у них было побольше времени. Может быть нет. Но одну вещь он знал точно: он был полный дурак, когда пытался привлечь к себе внимание Каши; Павек уже опередил его.

Матра появилась опять, с маской на лице, и вместе они полезли вверх, легко догнав Звайна и Орекэла. Безжалостное полуденное солнце обжигало их тела в ошеломляющей тишине. Трое жителей равнин — которые никогда даже не видели горы так близко, не говоря уже о том, чтобы взбираться на них — думали, что подьем к перевалу никогда не закончится, но они все-таки добрались до конца подъема, когда солнце уже садилось. Черное сменилось зеленым, и они увидели впереди себя густой лес, который протянулся перед ними настолько, насколько они могли видеть.

Для Руари это зрелище было ожившей мечтой. Роща Телами в Квирайте помнила леса, и глядя на нее оживала надежда, что леса должны вернуться. А это огромное пространство — это было тем, чем перестали быть пустыни и пустоши Атхаса, и, если надежды Телами когда-нибудь исполнятся, чем станет Квирайт. Он мог бы просидеть здесь всю ночь, просто глядя на лес, но в горах ночью еще холоднее, чем в пустыне, и он замерз бы раньше, чем даже осознал бы это.

Они сгрудились все вместе среди камней, стараясь сохранить тепло, но не получилось. Орекэл сказал, что в темноте спускаться вниз слишком опасно, легко сбиться с пути и упасть в пропасть. Разжечь костер было не из чего, и хотя друидские заклинания Руари могли привлечь воду и безвкусную но питательную еду прямо из холодного воздуха, тем не менее даже он не знал заклинания, которое обеспечило бы их теплом.

Быть может Павек знал такое заклинание. Павек утверждал, что он запомнил все заклинания, которые был способен прочитать в архивах Урика. Но скорее всего за всю долгую историю сожженных солнцем Пустых Земель никто даже не подумал найти заклинание, создающее тепло, так что им оставалось только прижиматься потеснее друг к другу и ждать рассвета. Когда первые лучи солнца показались из-за горного кряжа, они застали их окоченелыми, мрачными и неотдохнувшими.

Спуск с перевала оказался для их ног даже труднее, чем вчерашний подъем. Руари обнаружил на голени и бедрах своих ног множество новых мускулов, и каждый из них болел не переставая. Было бы лучше всего, если бы все его тело одеревенело, а так он чувствовал каждый шаг, от пятки до основания черепа. Ему было трудно даже думать о том, что чувствуют другие; весь его мир начинался и заканчивался болью во всем теле.

Когда Орекэл попросил его показать карту, Руари, не думая, вынул ее из рукава и молча протянул дварфу.

— Сынок, это что-то, но это не карта, сынок.

— Я никогда не говорил, что это карта, — возразил Руари, слабо улыбаясь и ища глазами куда бы сесть так, чтобы потом сидеть долго и уютно.

— Сынок, у нас проблема.

Руари уже сидел на стволе поваленного дерева и хотел бы никогда не вставать с него. Он хотел бы, что у него хоть что-нибудь перестало болеть. Лес был совершенно замечательным местом — обещанием, которое каждый друид давал в своей роще, выполненным в максимально возможной степени. Тут были птицы и насекомые, дополняющие деревья, были и серые невысокие облака, обещавшие настоящий — не магический — дождь. Земля здесь кипела жизнью, все ползло и копошилось, в пригорошни грязи здесь было больше жизни, чем в пустыне на протяжении дня пути.

Но Руари никак не мог заставить себя восторгаться этим. И не только потому, что у него все болело. Он пришел сюда не для того, чтобы погрузиться в мечту всех друидов. Он пришел в лес, чтобы найти черное дерево, найти Какзима и совершить над ним правосудие. За Павека. Все правосудие, какое только возможно, потому что Павек мертв, и только из-за Какзима. Он возьмет Какзима в Урик и швырнет его к ногам Хаману. Потом он поедет домой, в Квирайт, и посадит дерево за своего друга.

— Сынок. — Орекэл потряс его за рукав, — Сынок, я сказал, что у нас большая проблема.

— Ты больше не можешь помочь нам, — медленно сказал Руари. — Это и есть твоя проблема, не так ли? Ты не в состоянии найти черное дерево. Все, что ты говорил в Джекте о сокровище халфлингов, которое ты приносил из леса и пропивал из-за своих «маленьких слабостей», это был просто порыв ветра в пустыне. Ты ничем не отличаешься от Мади: ты думаешь, что у нас есть карта, но мы слишком глупы, чтобы воспользоваться ею.

Орекэл снял с себя шляпу. — Ты поставил слишком тонкую точку на вещи, сынок. Черное дерево, оно в лесу, и под его корнями зарыты сокровища, клады, золото, все что хочешь. И оно не дальше, чем в двух днях ходьбы отсюда, это факт. Но это, — он протянул карту. — Ты не умеешь говоришь на языке халфлингов, и ты не умеешь читать на нем. Так что поверь мне, сынок, это не карта, как дойти до черного дерева, это скорее карта, как дойти до твоего места, Урика, я думаю — ведь вы все оттуда пришли, точно?

Руари попытался вспомнить, упоминал ли он, Звайн или Матра Урик, с тех пор, как повстречались с дврфом, но его память отказалась иметь с ним дело. Может быть и да, тогда Орекэл разыгрывает из них дураков, а может быть и так, что он действительно умеет читать эти каракули, и одна из них означает Урик. В любом случае Руари слишком устал, чтобы врать.

— Да, рядом с Уриком.

— Самое лучшее всегда быть честным, сынок, — посоветовал Орекэл, и внезапно его глаза стали острее, а движения решительнее. — А теперь может быть ты сам сможешь решить нашу проблему — в конце концов ты же друид, или как — может быть ты сможешь найти черное дерево без всякой карты. Так или иначе, встань, например, на колени, как ты это сделал на кряже, пробормочи чего-нибудь себе под нос, и покажи нам дорогу, очень просто.

Руари сказал нет, покачав головой.

Звайн приковылял к нему. Мальчик поглядел на ствол дерева и — мудрее чем Руари — решил не садиться. — Конечно ты можешь, Ру. Просто попробуй. Давай, Ру — пожалуйста.

Он опять покачал головой; он уже пытался. Как только Орекэл предложил свою идею, Руари — почти не думая — положил руку на покрытую мохом кору и открыл себя лесу. Поток хлынувшей жизни смыл бы его и унес за собой, если бы у него было желание сопротивляться ему — а так он просто потек через него, как через пустую колоду, вливаясь с одной стороны и выливаясь из другой.

Тем не менее Руари решил, что ему повезло, так как этот поток унес с собой изнеможение и приглушил боль. Но та часть местной природы, которая стала стражем, не привыкла иметь дела с друидами и вообще не привыкла, чтобы ее касались, ни друид вообще, ни он в частности. На мгновение листья вокруг стали открытыми глазами и открытыми ртами, с зубами вместо прожилок.

Это мгновение прошло только тогда, когда он поднял ладони и сознательно выбросил себя из потока жизни. Листья опять стали листьями, но ощущение, что на них смотрят, осталось. Большую часть своей жизни — даже в своей роще, в которой были главным образом кусты и трава, и совсем немного редких деревьев — Руари или был внутри четырех стен или глядел на горизонт, до которого было по меньшей мере четыре дня пути. Здесь в лесу он мог дотронуться до горизонта из зеленых листьев, и лес, который казался раем, пока он не уселся на это дерево, стал местом скрытой угрозы.

Сейчас он боялся даже подумать о том, чтобы вырезать себе посох, так как тогда все вокруг стало бы еще более враждебным.

— Сынок, давай, пытайся, — настойчиво сказал Орекэл. — Что нам терять?

— Я слишком устал, — ответил Руари, и это была правда, хотя и не вся. — Может быть позже, — а вот это была ложь, просто он не хотел напугать остальных.

— Ну, и что мы собираемся делать? — спросил Звайн тем самым слезливым, детским голосом, которым он говорил когда был напуган, устал, или то и другое одновременно. — Сидеть здесь, пока ты не отдохнешь?

Орекэл взял Звайна за руку и осторожно развернул его. — Лучше всего идти дальше, сынок. Те, кто слишком долго стоят на одном месте, привлекают аппетит местных.

— И куда идти? — прежним плаксивым тоном спросил Звайн.

— А разве это имеет значение, — спросила Матра. Карабкаться вверх, спускаться вниз, ей было все равно, ее это волновало не в большей степени, чем любое другое событие в жизни. Если все Новые Расы сделаны из чего-то, то, чтобы это не было, это не эльф, человек или дварф. — У нас больше нет карты. Одно направление ничем не хуже другого, если мы не знаем настоящей дороги.

Она предложила свою руку Руари, который принял бы любую помощь, лишь бы встать на ноги. Они не успели уйти далеко, когда притаившееся чувство, что за ними наблюдают, стало хуже, а потом еще через несколько шагов он почувствовал, как старые упавшие листья, покрывавшую землю разноцветным ковром, зашевелились под его ногами.

Удар сердца позже их бросило одного на другого, они оказались в сети, которая подняла их с земли. Звайн заорал от ужаса, Орекэл выругался, как если бы это случилось с ним не в первый раз и — хотя это было глупо — Руари почувствовал себя лучше, вися на веревке, чем стоя на ногах.

Удар защитной силы Матры прошел через тело Руари, а потом еще раз. Звук был достаточно силен, чтобы сорвать листья с веток и заставить их заплясать в воздухе, а потом они опустились на сеть, облепив ее со всех сторон, так что они стали похожы на бусину на нитке. Но недостаточно силен, чтобы разорвать сеть и заставить их упасть на землю, а третий удар Матры был слабее, чем первые два. Четвертый оказался просто вспышкой света, даже без грома.

Через несколько ударов сердца они услышали шевеление под кустами и на тропе под ними появились халфлинги. Посмотрев вниз, Руари решил, что их здесь слишком много. Никто из них не выглядел дружелюбно, но у одного, который поднял копье и ткнул им полуэльфа в бок, было по-настоящему угрожающее лицо, его щеки покрывала паутина выжженных шрамов, а глаза были темны и глубоки, как тьма между звездами. Он еще раз ткнул Руари своим копьем под ребра.

— Уродливый человек — Темплар Паддок — где он?

Глава 14

— Я слышал, что в дне езды отсюда есть деревня охотников. Они называют ее Джект. — Это перевалочная стоянка для зверей по дороге на арену в различные города. Там полно негодяев, мошенников и шарлатанов всех мастей, но некоторые из них могут провести группу людей через горы и леса халфлингов. Это неблизко, в дне езды на юго-восток, зато там мы могли бы нанять проводника и дорога станет легче, Лорд Павек.

В отличии от поездки из Квирайта в Урик, на гигантском канке, на котором ехал Лорд Павек, не было колокольчиков, так что нельзя было не услышать слова Командора Джаведа и не ответить на незаданный вопрос.

Тем не менее, под предлогом тщательного обдумывания предложения Командора, Павек нашел время, что пошевелиться, расслабить напряженные мускулы и суставы. Лучшую часть этих трех дней он провел на спине канка, и те части его тела, которые не болели, стали просто деревянными, когда стены Урика еще виднелись вдали.

Павек подумал, что установил своеобразный рекорд скорости, когда он сам, Матра, Руари и Звайн доехали в Урик из Квирайта за десять дней. С тех пор, как он выехал из Кело после вскоре после разговора с Лордом Хаману, Павек узнал много нового о выносливости, как канков, так и своей.

Вместе с Командором Джаведом из военного бюро, двумя манипулами и столькими же рабами, Павек день и ночь скакал без остановки на самых больших и выносливых жуках военного бюро, следуя за линией, которую он видел, подвешивая вырванные с корнем волосы халфлинга внутри маленького ящика, который свешивался с его седла.

И теперь, когда они были почти у подножия гор, которые они в первый раз увидели только вчера утром, командор предлагает сделать петлю, и они потеряют два дня. Даже больше чем в два дня: безусловно придется дольше идти пешком через лес по ту сторону гор, и это после того, как они прискачут в этот Джект и обратно. Но за эти несколько дней Павек научился проверять ценность советов Командора Джаведа.

— Это рекомендация, Командора? — На этот раз Павек использовал любимый трюк темпларов, отвечая на вопрос Джаведа вопросом. Так он казался несколько умнее, чем был, и иногда избегал ловушек командора.

— Факт, Лорд Павек, — сказал Джавед с улыбкой, на его лице не было ни малейшего признака боли, которая терзала Павека. — Вы возглавляете отряд. Вы принимаете решения; я просто сообщаю вам факты. Мы сворачиваем на юго-восток или едем прямо?

Выбор. Еще один вопрос, такой же, но отличающийся.

Хаману сказал, что темплары в сдвоенном манипуле все добровольцы, но Лев ничего не сказал о командоре; интересно, хотел ли Джавед побегать по пустыне в поисках халфлинга или не хотел, а если хотел, то почему? Эти факты могли бы помочь Павеку понять, что скрывается за улыбкой Джаведа.

Командор Джавед служил Урику и Льву уже шесть декад, и здорово прославился. Он давно перешел в тот возраст, когда большинство эльфов перестают бегать по пустыне, оседают где-нибудь и спокойно проводят остаток дней, но единственной уступкой, которую командор сделал своим старым костям и старым ранам, была спина канка, на котором он ездил так, как если бы родился в седле.

На стальном медальоне Джаведа пламенели три рубина, один за тот раз, когда лично Хаману признал его лучшим воином Урика, и еще два в ознаменование его подвигов, как Героя Урика.

Тогда он командовал четырех тысячной армией и повел их в Раам, чтобы спасти посла Урика из дворца великого визиря. Как наиболее доверенный командир Короля-Льва Джавед водил корабли по Иловому Морю. Он водил экспедиции через те самые горы и леса, которые были перед ними сейчас, и даже дальше, за легендарные горы Короны Дракона на краю мира.

Среди немногих наиболее дорогих Павеку воспоминаний о его жизни до приюта, было и такое, когда он стоял на Королевской Дороге, держа руку матери, и смотрел за парадом, когда великий Командор Джаред возвращался победителем после войны с Галгом.

Фермеры и друиды Квирайта называли Павека героем; Павек сохранил эту честь для чернокожего и черноволосого эльфа, едущего рядом с ним.

— Решение, Лорд Павек, — потребовал командор. — Решение сейчас, пока мы еще легко можем повернуть. — Он указал жестом на скачущих позади него темпларов. — Время решает все. Не дайте решению стать несчастным случаем или потерянной возможностью, милорд.

Замечательный совет. Великолепный совет. Но тогда почему не Джавед возглавляет эту экспедицию? Не имеет значения, что высшие темплары выше по рангу, чем командоры: для Павека это доказывало только то, что Командор Джавед более успешно сохранил свой стальной медальон, чем он сам свой керамический регулятора.

Тогда почему Джавед вообще здесь? Почему победив во всех вызовах, которые ему предлагало военное бюро и успешно отказавшись от золотого медальона, почему Командор Джавед решил отправиться в леса халфлингов вместе с регулятором и ожидать от него приказов?

— Немедленно, Лорд Павек. — Командор опять улыбнулся, желтые зубы показались в черной прорези рта выдубленного погодой лица.

Павек отвернулся от этого лица и уставился на горы впереди.

— Никаких проводников, — сказал он. — У нас уже есть проводник. — Он стукнул по ящику позади себя, и бросил короткий взгляд на командора, чья улыбка превратилась в менее-чем-одобрительный хмурый взгляд. — Когда мы принесли пещерный яд Лорду Хаману, он сказал, что у нас еще есть время уничтожить его, потому что Рал еще не «закрыл» Гутей — что бы это не означало — и есть еще тринадцать дней. Хорошо, от яда мы избавились, но мы не поймали Какзима. Может быть он отправился домой зализывать раны, и тогда у нас в запасе все время мира, но может быть и так, что у него есть еще кое-что за пазухой, и он может спустить это с цепи через четыре дня, когда одна луна «закроет» другую.

— Если мы отправимся на юго-восток и наймем проводника, мы, я уверен, потеряем по меньшей мере два дня, чтобы вернуться на след халфлинга. Может быть и больше двух дней, без канков на дальней стороне гор. Мой зад оценит более легкий переход, но лично я нет, особенно если упущу случай схватить Какзима.

Недовольный взгляд командора стал еще более тяжелым, пока Павек объяснял тонкую логику своего решения. Он подумал было поменять мнение, но упрямство, которое держало его в ловушке в нижних рангах гражданского бюро, схватило его за шею и укрепило его решимость.

Он неторопясь повернул голову к Джаведу, искаженная шрамом усмешка против тяжелого взгляда эльфа. — Вы хотели моего решения, Командор. Теперь оно у вас есть: Мы едем прямо, в эти горы впереди и в лес за ним. Я хочу своими собственными руками свернуть Какзиму шею прежде, чем луны закроют друг друга.

— Хорошо, — сказал командор настолько тихо, как если бы говорил сам себе, хотя его светло-желтые глаза глядели в лицо Павека. — Лучше, чем я ожидал. Лучше, чем я надеялся услышать от Героя Квирайта. До тринадцати осталось четыре дня. Тогда надо прибавить скорость, Лорд Павек. Я могу вести отряд быстрее, чем сейчас. Этой ночью мы будем спать на перевале, и мы найдем этого халфлинга прежде, чем Рал пройдет через лицо Гутея. Мое слово, Лорд Павек.

* * *

Слово Командора Джаведа оказалось таким же твердым, как и та сталь, которую он носил на шее. Оставив у подножия гор канков, рабов и вообще все, что темплары не могли нести на спине, эту ночь они спали на верхушке кряжа, и на опушке леса на следующую. По дороге они потеряли двух темпларов, одного при подъема, второго на спуске.

«Безалаберность», оба раза сказал Джавед, и отказался замедлить шаг.

У лесистого подножия гор темплары, включая Павека и Джаведа, переоделись, заменив рубашки на туники с длинными рукавами и кожаные доспехи, которые закрывали тело от горла до пояса и спускались перекрывающимися полосами до середины бедра.

Это все было частью оборудования, которое Павек получил в начале пути, и он не думал ничего особенного о приказе Джаведа, пока не коснулся тускло-коричневой плотной материи нижней рубахи.

— Шелк? — недоверчиво спросил он, ощупывая пальцами непривычный материал, который ассоциировался в его сознании с расфуфыренными аристократами, глупо-улыбающимися купцами и женщинами, которыми он не мог обладать.

— Он плотнее, чем выглядит, — невозмутимо ответил Джавед. — Крепче, чем кожа или даже сталь, в особых обстоятельствах. Эти халфлинги очень любят засады. Они прячутся на своих проклятых деревьях и пускают стрелы из своих крошечных луков; эти стрелы могут тебя только поцарапать, зато яд на них убъет тебя почти мгновенно. Кожа, конечно, предохранит твои самые главные органы, а это-, — Джавед разгладил ткань на своей руке. — Нравится это им или нет, но стрелы халфлингов соскользнут с шелка — а даже если нет, твоя собственная кожа скорее лопнет, чем этот шелк, и стрела вобъет его внутрь тебя.

— То есть это защита от стрел? — Из всего того, что командор приказал им надеть в лесу халфлингов, Павек первым выкинул бы эту скользкую рубаху.

— Конечно, что б я пропал. Шипы на головках стрел не вопьются в твои кишки. Распусти шелк и сбросишь с себя стрелы, вместе с ядом на них.

— С ядом на них?

На лице Джаведа мелькнула загадочная улыбка. — Я сам не верил в это, пока не поучаствовал в бою с белгами к северу от Балика. Сам видел, как целитель вынимал стрелу из человеческого живота; шелк был как новый, и таким же был мужик, десять дней спустя. С тех пор поверил. Мой совет, милорд, не снимайте ее. Мы знаем, что ваш халфлинг без ума от ядов.

* * *

Защита, которую создатели дали Матре, действовала только против живых созданий, и никак не повредила сети, сплетенной из лиан. К сожалению она истощила ее всю против сделанной халфлингами сети прежде, чем осознала это. Так что у нее не осталось ничего, когда халфлинги опустили их на землю, и она беспомощно стояла, едва не падая, пока Какизм лично связывал ее запястья за спиной и срывал с нее маску.

Пять дней позже, запертая под огромным Черным Деревом, окруженная мокрой, темной грязью, когда Звайн и Орекэл были не многим больше, чем голосами во тьме, она еще вздрагивала от воспоминаний.

Эта кража была личной местью Какзима, и именно ей. Он, конечно, унижал и остальных, особенно Руари. Когда полуэльф сказал Какзиму, что Павек уже мертв, бывший раб Элабона Экриссара так отшатнулся назад, как если бы Руари ударил его в самое чувствительное место, а потом перенес всю свою злобную ненависть с Павека, который был вне его досягаемости, на Руари, который был совершенно беззащитен.

Во время двух дневного, тяжелого и голодного пути через похожий на лабиринт лес, Какзим не только издевался и подкалывал Руари, но и регулярно избивал его. Так что полуэльф был весь в крови от могочисленных ран и едва мог стоять на ногах, когда они достигли своей цели: Черного Дерева.

Ни на одном витке своих воспоминаний Матра не видела ничего, что бы даже отдаленно напоминало зрелище крепости халфлингов. На грубой карте из куска коры, которую они нашли Кодеше, было нарисовано одно единственное дерево, такое же большое, как Вулкан Дымящаяся Корона, мимо которого они проехали по пути в лес. И когда они приехали в этот мир, в котором деревья находились от тебя на расстоянии вытянутой руки, черное дерево казалось чуть ли не выше вулкана.