Согласен, что вы превосходно владеете немецким языком. Согласен, что в Ровно к вашему приезду все готово. Но не почувствуют ли гитлеровцы вас чужаком в своей среде, инородным телом? Вам же никогда не приходилось вращаться в такой среде. Думаю, вам необходимо устроить нечто вроде выпускного экзамена - свести с глазу на глаз с вашими будущими "коллегами". Надо бы раздобыть "длинного языка", по возможности, старшего офицера, выяснить, какое впечатление вы на него произведете. К тому же сейчас нам такой "язык" необходим и для общей информации.
      ...Командование собралось в штабном шалаше. Началось обсуждение операции. Было известно, что по шоссе Ровно - Костополь движение довольно оживленное: проходило немало легковых машин со старшими офицерами. Кто-то предложил устроить обычную засаду. В обе стороны от нее расставить наблюдательные посты. Как только один из них увидит подходящий объект, тотчас даст красную ракету - сигнал приготовиться.
      - Но ведь там местность открытая, возможности хорошо замаскировать засаду нет. Да и красная ракета насторожит фашистов, - сказал Медведев. Нет. Не годится.
      Предложили перекрыть шоссе лентой с шипами и таким образом остановить машину.
      - А если на шипы наедет вовсе не та машина, которая нам нужна?
      Предлагали кавалерийский налет и еще несколько хитроумных замыслов. Медведев улыбался - романтика! - и безжалостно их отвергал. После долгого обсуждения и споров был принят замысел Кузнецова - "подвижная засада"...
      По шоссе Ровно - Костополь двигались три подводы, на которых разместились партизаны, одетые кто как придется, но с белыми нарукавными повязками полицейских. На первой ехал Кузнецов в форме гитлеровского офицера. Вся эта "процессия" представляла обычную для оккупированных районов картину: полицаи во главе с фашистским офицером направляются в какое-то село громить жителей за непокорность.
      Кузнецов зорко всматривался в мчавшиеся навстречу машины. Так продолжалось часа три. Но вот показалась большая, комфортабельная легковая машина. Кузнецов привстал и осмотрелся вокруг: на шоссе больше никого не было видно. Он поднял руку. Партизаны приготовились. Приходько, сидевший рядом с Кузнецовым, соскочил с подводы и, едва машина миновала его, швырнул под задник колеса гранату - блестящий "опель-адмирал" свалился в придорожный кювет. В автомашине оказалось два гитлеровских офицера: начальник отдела рейхскомиссариата майор граф Гаан и имперский советник связи Райс из Берлина.
      В портфеле Райса среди многочисленных секретных бумаг оказалась топографическая карта, на которой были детально нанесены все пути сообщения и средства связи гитлеровцев на территории Украины. Изучая эту карту, Кузнецов обратил внимание на линию, которая начиналась между селами Якушинцы и Стрижевка, в десяти километрах западнее города Винницы, и шла на Берлин. При допросе Райса выяснилось, что линия эта обозначает многожильный подземный бронированный кабель. Таким образом, добытая карта при сопоставлении с уже полученными разведывательными данными помогла уточнить местонахождение ставки Гитлера на восточном фронте под Винницей...
      Райс принял Кузнецова за немецкого офицера, предавшего своего фюрера и начавшего сотрудничать с партизанами, настолько безукоризненно он играл свою роль.
      Только теперь Медведев решил, что Пауля Зиберта можно отправлять в Ровно.
      А тем временем немцы не дремали: над партизанским лагерем как-то появился вражеский самолет-разведчик, следовало ожидать после него бомбардировщиков. Поэтому подыскали место для нового лагеря, примерно в километре от старого. Ночью отряд перебазировался туда. Медведевцы тщательно замаскировались. С рассветом фашистские самолеты стали бомбить старый лагерь. Они разворачивались на очередной заход над новым лагерем, но его так и не заметили, а старый смешали с землей.
      После этого случая Медведев почти ежедневно стал выделять группу бойцов для устройства ложных лагерей. Группа отходила за 8 - 10 километров от настоящей стоянки и строила там ложные шалаши, жгла костры из сырых дров, чтобы дыма было побольше. Когда появлялся вражеский самолет-разведчик, "декораторы" уходили. Летчик всегда успевал отметить на своей карте нужный квадрат леса и вызывал бомбардировщики. Те аккуратно сваливали свой груз на пустые шалаши, а фашистские газетенки после вовсю трубили о разгроме еще одной партизанской базы.
      4
      В начале осени разведчики встретились с командиром небольшой местной группы партизан Николаем Струтинским. В эту группу входили отец Николая Владимир Степанович, братья Георгий, Владимир и Ростислав и еще несколько человек. Люди эти изъявили желание присоединиться к "Победителям", и вскоре вся семья - мать Николая Марфа Ильинична, младшие братья и сестры стали медведевцами. Для отряда такое пополнение оказалось чрезвычайно полезным. Будучи исконными местными жителями, Струтинские великолепно знали районы Ровенской области, во многих селах и городах у них были родственники и многочисленные знакомые.
      Вскоре после этого на разведку в Ровно были посланы десантник Николай Приходько, являвшийся тоже местным жителем, и Николай Струтинский. В Ровно у Приходько жил родной брат Иван с женой. Они сразу согласились помогать партизанам. Николай Струтинский пробыл в городе свыше двух недель и добился значительных успехов: он связался с рядом людей, заручился их согласием помогать медведевским разведчикам и достал через них образцы документов, по которым партизаны могли свободно ходить в город. К этому следует добавить, что Николай Струтинский вскоре наловчился блестяще вырезать из резины любые немецкие печати и штампы, был бы только образец.
      В отряде имелась трофейная пишущая машинка. На ней можно было печатать по-латыни, а всевозможные печатные бланки добывали подпольщики, связанные с немецкими учреждениями и типографиями. Таким образом наладилось изготовление фиктивных гитлеровских документов. Они, естественно, использовались в самых различных операциях сотни раз и, насколько известно, не подвели ни одного разведчика. В отряде даже ходила шутка Николая Струтинского, что "наши документы лучше настоящих".
      Незадолго до октябрьских праздников отряд перебазировался на новые места, ближе к Ровно: теперь до города по тропам и лесным дорогам было девяносто километров. Наступила пора появиться там и Кузнецову: судя по донесениям разведчиков, обстановка в городе сложилась относительно спокойная.
      - Вы разведчик, - напутствовал Медведев Николая Ивановича, - ваше дело добывать данные о гитлеровцах. А это куда труднее, чем поднять шум на улице. И еще: от вас потребуется величайшее самообладание. Играя роль фашистского офицера, вам придется черт знает с кем водиться, строить на лице приятную мину в тот момент, когда захочется своими руками задушить палача.
      Вместе с Кузнецовым отправился Владимир Степанович Струтинский. У него в двух десятках километров от города проживал на хуторе родственник Вацлав Жигадло, у которого можно было остановиться и передохнуть перед въездом в "столицу".
      Проложили до Ровно и запасной маршрут, организовали базы для смены коней и отдыха связных. На каждой из них стояло по паре лошадей, на которых в обычные дни хозяева хутора работали. Партизаны приезжали к ним примерно раз в неделю. Пока перекусывали в доме, хозяин в клуне перепрягал лошадей. Подкрепившись, на свежих конях отправлялись до следующей базы. Там тоже меняли лошадей и на рассвете добирались до хутора, где жил Жигадло.
      Первый раз Кузнецов пробыл в городе недолго, но остался поездкой очень доволен: его появление не вызвало никаких подозрений, значит, по-настоящему перестроился на немецкий лад. После этого он стал часто наезжать в Ровно, обычно с Николаем Струтинским или Николаем Приходько. Останавливался либо у Ивана Приходько, либо у Казимира Домбровского родственника Струтинских, польского патриота, пылавшего ненавистью к оккупантам. Кузнецов стал знакомиться с фашистскими офицерами - в столовых, ресторанах, магазинах. Мимоходом, а иногда и подолгу беседовал с ними. В то время они были не на шутку встревожены слухами о том, что армия Паулюса под Сталинградом на грани катастрофы.
      В Ровно направлялись и другие разведчики, но они, как правило, не знали, кто из коллег находится в городе. А на случай, если кто-то кого-то встретит, предупреждали, чтобы проходили мимо и "не узнавали" знакомых.
      В ноябре отряду удалось принять самолет из Москвы. Он доставил письма, подарки, боеприпасы, и забрал раненых, много важных военных документов и ценностей, отобранных у фашистов. В переданном жене письме Медведев писал:
      "Уже давно ожидал оказию, чтобы переслать тебе несколько строк, но все не удавалось.
      Дела у меня идут неплохо, хотя могло бы быть лучше. В зависимости от обстановки приходится все время приостанавливать начатую работу, чтобы продолжить ее через несколько дней. А время уходит. Настроение как у меня, так и у всех товарищей бодрое, хорошее, уверены в том, что задание выполним.
      Я чувствую себя хорошо: живу в полном понимании смысла жизни. Каждую минуту или борюсь или обдумываю предстоящую борьбу. Свободного времени у меня нет. С первого же дня я начал крутиться как белка в колесе, и не напрасно: все опасности предусматриваю и предупреждаю. Ребята у меня хорошие, боевые, так что все складывается хорошо.
      Один из товарищей - Костя Пастаногов - напишет тебе письмо из госпиталя. Ты навести его, узнай нужды всех наших раненых, навещай их почаще и тормоши начальство, чтобы о них заботились. Они заслужили внимание и заботы о себе.
      Крепко целую. Не болей, не тоскуй. Все будет хорошо".
      Разведывательная сеть отряда ширилась с каждым днем - разведчики проникали все дальше от Ровно, в села и города не только Ровенщины, но и за ее пределы.
      Правда, надо отметить, что в вопросе организации разведывательной работы Медведев на первых порах испытывал определенные трудности. Молодой, талантливый его помощник по разведке Творогов пропал без вести, поэтому Дмитрию Николаевичу пришлось большинство этих сложных проблем решать самому.
      Учитывая это, Центр помощником по разведке назначил А. А. Лукина, что, конечно, не снимало с Медведева главной заботы по сбору и обработке разведывательной информации о противнике. Командование боевыми операциями было поручено комиссару Стехову, проявившему недюжинный талант боевого командира и завоевавшему огромный авторитет и любовь среди "Победителей". (Начальник штаба Ф. А. Пашун тяжело заболел и был эвакуирован в Москву.)
      Тем временем отряд все разрастался, ширились его контакты с местным населением. Боевая и разведывательная деятельность отряда причиняла все более заметный ущерб фашистским оккупантам. Против отряда немцы послали карательную экспедицию. Медведев и Стехов долго водили карателей по лесным дебрям, ловко ускользали от них, но в конце концов пришлось дать бой и разгромить карателей. В этом бою был убит командир карательной экспедиции - гитлеровский генерал. Так "Победители" открыли счет уничтоженным фашистским генералам.
      Партизаны старались не ждать нападения противника, а сами нападали первыми, что, собственно, являлось непременным законом партизанской войны еще со времен Дениса Давыдова. И вскоре последовали три блестяще проведенные боевые операции, которыми руководил Стехов.
      В Сарнах гитлеровцы ожидали прибытия эшелона с офицерами - "героями" Сталинграда, которые должны были "пожаловать" сюда на отдых. Группа медведевцев подорвала этот эшелон и обстреляла его. После чего немцы долго возили на дрезинах и автомашинах убитых и раненых. Число уничтоженных гитлеровцев установить не удалось, но только в Сарны они привезли сорок семь трупов.
      Приближалось рождество. Фашисты начали усиленно грабить крестьян заготавливать продукты к празднику. Неподалеку от села Виры медведевцы напали на обоз этих "заготовителей" и разгромили его.
      Сарненскими лесами гитлеровцы интересовались с каждым днем все сильнее. Чтобы отвлечь их внимание от базы отряда, в противоположной стороне был взорван эшелон на участке дороги Ровно - Ковель.
      Диверсионные действия многочисленных партизанских отрядов настолько усилились к концу 1942 года, что даже Гитлер в своем приказе вынужден был отметить: "Действия партизанских отрядов на Востоке за последние несколько месяцев стали крайне опасными и ныне представляют серьезную угрозу нашим коммуникациям, идущим к фронту".
      Постепенно Медведев и Стехов выработали свою собственную, особую тактику, удачно сочетавшую успешную работу разведывательной сети с боевыми действиями.
      Сущность этой гибкой тактики состояла в том, что штаб отряда с одним или несколькими боевыми подразделениями постоянно перемещался по лесным массивам, не прекращая руководства разведывательными группами в городах и селах. Руководство осуществлялось через курьеров, доставлявших в штаб отряда разведданные от связных и передававших приказы командования группам. Штаб перемещался, но зато "маяки" - узлы связи, расположенные по краям лесных массивов, были более или менее постоянными. Они представляли собой строго засекреченные, тщательно замаскированные посты, где дежурило 10 - 20 самых опытных разведчиков. Связные приходили из города, передавали донесения пешим или конным курьерам, которые доставляли их в штаб, а сами тем временем отдыхали, пока курьеры не возвращались с новыми заданиями. Подле "маяков" были устроены тайники - "зеленая почта" в дуплах деревьев, под корнями, камнями и в других местах - на тот случай, если "маяк" по каким-либо причинам вынужден был перебазироваться. Тогда связные оставляли пакеты в тайниках, а курьеры потом их забирали.
      Постоянное передвижение штаба отряда гарантировало его безопасность. "Движение есть лучшая позиция для партизан", - как говорил М. И. Кутузов. Боевые же действия отдельных подразделений, диверсии на железных дорогах не только не мешали основной разведывательной деятельности штаба, но, наоборот, в значительной степени содействовали ей.
      Во-первых, они отвлекали внимание гитлеровцев от места основной базы отряда, ибо велись на значительных расстояниях от нее - за десятки, а иногда и сотни километров.
      Во-вторых, боевые группы также вели разведку на местах и дополняли сведения о противнике.
      Наконец, боевые операции крепче сплачивали бойцов, придавали им больше уверенности в своих силах. Уничтожая врага непосредственно в бою, "Победители" получали моральное удовлетворение - они видели результаты своих ратных дел.
      Гитлеровцы пытались ликвидировать отряд Медведева, о существовании которого им было хорошо известно, но сделать это им не удавалось. Тогда они решили его обезглавить. Вот как об этом рассказывает Л. Цессарский:
      " - Как показал себя в бою ваш новый партизан? - спросил как-то при мне Медведев у Маликова после очередной стычки с гитлеровцами.
      - Вы говорите о том, который пришел позавчера? О Герое? - уточнил Маликов.
      - О нем.
      Я заметил, что Медведев внимательно наблюдает за каждым новым человеком в отряде, изучает его характер, его поведение... Видел я, как издали подолгу смотрит он на нового бойца роты Маликова. "Что он там изучает? - думал я. - Ну, ест человек, спит, оружие чистит..."
      Медведев любил смелых людей. Я видел, как теплели его глаза, когда ему рассказывали о храбрости Базанова, о бесстрашии Кузнецова. Я знал, что он привязывается к таким людям, скучает, когда их долго не бывает в отряде...
      А сейчас, решил я, он, очевидно, не без планов на будущее расспрашивал Маликова о новом партизане. Ведь этот человек рассказал, что он Герой Советского Союза, показал зашитые в подкладку документы. Тяжело раненный, он попал в плен, затем бежал и вот пришел к нам.
      Маликов нахмурился и пожал плечами.
      - Что вам сказать, товарищ командир? Ничего. Стреляет, как все.
      - Говорите правду! - резко перебил его Медведев. И, помолчав, коротко спросил: - Плохо?
      - Плохо! - твердо сказал Маликов. - В засаде нервничал... В атаку мы пошли, он где-то там сзади плелся. Без команды отступил...
      Медведев помрачнел.
      - Досадно.
      - Но может быть, сник человек, нервы ослабели... Ранение, плен, попытался оправдать его Маликов.
      - Что ж, возможно, и так, - задумчиво проговорил Медведев. - Окружите его вниманием, дружбой... И через несколько дней доложите, как он себя будет вести.
      - Хорошо, товарищ командир!
      Прошло дня три. Медведев, обходя лагерь, зашел и в санчасть, когда никого, кроме меня, в шалаше не было, и, расспрашивая о больных и раненых, между прочим сказал:
      - Доктор, через полчаса пройдите, пожалуйста, в штаб. Туда придет один из новых бойцов, поговорите с ним о его здоровье. Он чем-то болеет, но скрывает.
      Через полчаса я вошел в штабной шалаш. Перед Медведевым стоял человек с лицом женственным и странно подвижным, казалось, что он все время кокетничает - то улыбнется, то заведет глаза...
      - Как приняли вас в роте?
      - Спасибо, товарищ командир, прекрасно.
      - Что ж, воюйте... Вам не привыкать.
      - Конечно! - человек многозначительно улыбнулся.
      - Вы за что звание Героя получили?
      - Под Ленинградом воевал... Я один пробрался в тыл к немцам, уничтожил несколько пулеметных точек, пушку вывел из строя, расчет ликвидировал...
      - Ясно. Молодец, - серьезно похвалил командир и быстро взглянул на меня.
      - А как здоровье? - задал я приготовленный вопрос - Не болеете?
      - Да нет, спасибо, все в порядке! - он чувствовал себя все свободнее и даже развязно пошутил. - Медицину люблю, но не уважаю!
      - А порошки? - вдруг резко сказал командир.
      Боец осекся и даже побледнел.
      - Какие порошки?..
      - Порошки, которые принесли с собой в отряд и не сдали, как это у нас полагается!
      - А-а... Порошки... Те, что я... Ну да, я от гриппа... Я их оставил... Разрешите, я принесу...
      - Не трудитесь, вот они. - На ладони у командира лежали три порошка.
      Боец протянул за ними руку.
      - Нет, нет. У меня к вам просьба, - сказал командир, - примите, пожалуйста, один из этих порошков при нас, здесь, сейчас.
      - З-зачем?.. - заикаясь, проговорил боец.
      - Чтоб не заболеть гриппом.
      - Но я не хочу! Я здоров! - Он с ужасом всматривался в нас. На лице его выступил пот.
      Я никак не мог понять, что происходит передо мной.
      - Так вы отказываетесь? - грозно спросил командир.
      - Я... я не могу... - еле слышно проговорил боец.
      И вдруг он рванулся к выходу. Но два партизана, внезапно появившиеся в шалаше, ужо крепко держали его за руки. Он стал вырываться.
      - Пустите! Не имеете права! Я Герой...
      Лукин взглянул на часы.
      - Дмитрий Николаевич, радиограмма уже, вероятно, получена.
      Он вышел и вернулся с листком бумаги. Медведев пробежал глазами написанное, помолчал. Потом спокойно обратился к бойцу:
      - Судя по документам, вы москвич?
      - Да.
      - Где же вы там жили?
      - Недалеко от Красной площади. Вы разве знаете Москву?
      - Ну, что вы! - усмехнулся Медведев. - Мы - местные жители...
      - Я жил на улице Кирова. Из окна моей комнаты Красная площадь видна как на ладони.
      Тут только стало доходить до меня происходящее: он врал. Уж я-то хорошо знал, что с улицы Кирова Красная площадь не видна.
      Медведев тем же спокойным голосом спросил:
      - А сколько обещали вам гитлеровцы за услуги?
      - Что?! - прошептал боец и затрясся.
      Медведь помахал листком.
      - Мы запросили Москву по радио. Герой Советского Союза с такой фамилией действительно существовал. В тысяча девятьсот сорок первом году он погиб под Ленинградом, был вынесен с поля боя и похоронен в родном селе. Но документы его пропали. Вот теперь они нашлись. А что же это за порошки?
      ...Человек этот рассказал, что несколько месяцев назад он был завербован гитлеровцами и направлен в специальную школу, где готовили диверсантов. Он прошел ускоренный курс обучения и получил задание проникнуть в наш отряд и отравить командира. Имя полковника Медведева было уже достаточно известно гитлеровцам, и они обещали за его голову большие деньги.
      - Я сразу почувствовал в этом человеке какую-то фальшь, - рассказывал потом Медведев. - А его трусость в бою подтвердила смутную догадку. Когда же Маликов рассказал мне, что его новый боец чем-то болен - кто-то из партизан заметил, как он старательно прячет какие-то порошки, - я решил, что нужно немедленно действовать.
      - Хорошо, что в Москве быстро все разузнали, - сказал я.
      Медведев с веселой усмешкой посмотрел на меня.
      - Вы наивны, доктор. Неужели вы думаете, что мы можем тратить питание на такие радиограммы, загружать командование, не испробовав всех средств на месте?
      - Значит, радиограмму... - с запоздалой догадкой сказал я.
      - Сочинил Лукин! - смеясь, заключил Медведев".
      5
      Кроме оккупантов и их прихвостней - полицаев, у партизан был еще один трусливый, хитрый и особенно подлый враг - вооруженные банды украинских буржуазных националистов.
      С начала войны на территории Западной Украины вслед за оккупантами появились представители так называемого украинского "провода", то есть главари националистов - Андрей Мельник, Степан Бандера и Тарас Боровец, именовавший себя "Тарасом Бульбой". Бросалась в глаза непримиримая вражда между этими махровыми выучениками гестапо, каждый из которых хотел играть непременно главную роль.
      Эти "атаманы" собрали вокруг себя остатки разгромленных петлюровских, махновских и прочих банд, эмигрировавших после гражданской войны в панскую Польшу, а затем и в гитлеровскую Германию. Гестапо "пригрело" их под своим крылышком, обучило во всякого рода разведывательных школах, вооружило и поставило на службу третьего рейха. По радио и в печати "атаманы" одурачивали народ Западной Украины, пытаясь внушить ему, что они борются за "вильну, самостийну" Украину, и призывали вступать в УПА - так называемую Украинскую повстанческую армию, которая якобы должна сражаться с оккупантами. Но это был всего лишь ловкий трюк гестапо - хозяев "атаманов". В действительности УПА по указке гитлеровцев в первые дни войны добивала советских солдат, попавших в окружение, а затем пыталась бороться с советскими партизанами и польскими патриотами. Однако, получив достойный отпор и проявив при этом редкую трусость, "атаманы" решили заключить "перемирие".
      Представители отряда Медведева, по инициативе самого "Бульбы", дважды встречались с ним для переговоров. После нескончаемых тирад и заверений о лояльности к партизанам командующего "армией Полесская Сечь", как именовал свою банду Тарас Боровец, было заключено временное перемирие, по которому партизаны дали согласие не выступать против бульбовцев при условии, если они начнут борьбу с гитлеровскими оккупантами. Однако вскоре "хлопцы" из "войска Бульбы" напали на группу наших партизан во главе с Кузнецовым, когда та возвращалась с "маяка". Сотня националистов была молниеносно разгромлена двумя десятками разведчиков. Таким образом, бульбовцы нарушили договор о нейтралитете, и это не явилось случайностью. Вскоре разведчики добыли документы, из которых явствовало, что "Бульба" состоял на службе в СД и отчитывался непосредственно перед шефом политического отдела СД Иоргенсом. С этого момента медведевцам пришлось вести постоянные стычки с бандами националистов. Большого ущерба они не приносили, но досаждали изрядно, часто сковывая действия, мешая работе "маяков".
      ...Успешно решать сложные и разнохарактерные задачи, стоящие перед отрядом, можно было только при условии высочайшей сознательности каждого партизана, вне зависимости от того, какое положение он занимал, и железной дисциплины. Командир и комиссар сумели этого добиться - постоянно проводились партийные и комсомольские собрания, разборы боевых операций, поощрялись отличившиеся, наказывались провинившиеся. К сожалению, приходилось прибегать и к крайним мерам.
      На "маяке", расположенном на хуторе, партизан Косульников чуть ли не ежедневно доставал самогон и напивался пьяным. Кроме того, связался с подозреваемой в сотрудничестве с гитлеровцами женщиной из соседней деревни и выболтал ей, что он партизан. Над "маяком" и семьей хозяина дома, в котором он помещался, нависла смертельная угроза. Медведев срочно снял "маяк". Отряд находился тогда в Рудне-Бобровской. На площади выстроились партизаны, собрались жители. Косульникова поставили перед строем. Медведев сказал краткое слово:
      - Однажды этот человек уже изменил своей Родине. Нарушив присягу, он сдался в плен врагу. Теперь, когда ему была предоставлена возможность искупить свою вину, он, этот клятвопреступник, нарушил наши порядки, опозорил звание советского партизана, дошел до предательства. Он совершил поступок во вред нашей борьбе, на пользу гитлеровцам. Командование отряда приняло решение расстрелять Косульникова. Правильно это, товарищи?
      - Правильно! - единодушно прозвучало в ответ.
      И Косульников был расстрелян.
      Нелегкой была партизанская жизнь, полная смертельного риска, изнурительного солдатского труда, постоянного недоедания, свинцовой усталости и тяжелых боев. И Медведев, как мог, старался облегчить тяготы, которые безропотно несли его подчиненные, напоминал им порою, что, помимо суровых воинских дел, есть еще праздники, веселье, простое человеческое счастье... Вот что рассказывает разведчик Валентин Семенов:
      "Однажды, ранним студеным утром, когда я, поеживаясь от холода, умывался в ручье, меня вызвали к командиру.
      - Послушай, Валя, - обратился ко мне Медведев, - тебе поручается особое задание... Надо достать немного хороших продуктов. Но крестьян не обижать! Вот тебе деньги.
      У нас в то время с продуктами было туго.
      - Кого возьмешь с собой и сколько необходимо времени? - спросил командир.
      - Николая Струтинского, больше никого не нужно. Думаю, что часов за пять управимся, - ответил я.
      - Хватит вам и трех часов. Знаю, что ты всегда планируешь с запасом. И имей в виду, чтобы ни одна душа об этом не знала, - строго сказал Дмитрий Николаевич, а глаза его при этом озорно блестели.
      Удивительные были у него глаза! Разговаривая, он всегда сохранял строгое выражение лица, говорил ровным голосом, как бы без интонаций. Но глаза! Они отсвечивали сталью, как два клинка, когда речь шла о врагах; темнели, когда осуждали провинившегося; словно вбирали в себя человека, когда он слушал доклад об очередной разведке: все ли приметил, все ли сказал; теплели, когда ему рассказывали об успешном выполнении сложного задания, в котором были проявлены смелость и смекалка; в них зажигались озорные огоньки, когда от него пытались наивно что-то скрыть. Глаза его словно говорили: "Знаю я вас, разбойников, что у вас на уме". Но лицо оставалось неподвижным.
      С заданием мы справились за два с половиной часа. Когда я подошел к шалашам разведчиков, радистка Валя Осмолова сообщила мне сенсационную новость: женятся разведчик Наполеон Саргсян и радистка Шура Мороз. Будем играть свадьбу. На штабной кухне уже испекли свадебный пирог из ржаной муки... Но ни Саргсян, ни Мороз пока об этом ничего не знают.
      Спустя час к штабному костру были приглашены разведчики и радисты. Там стоял длинный стол, накрытый скатертью из сурового полотна, на нем закуски: картошка, сало, борщ, большой свадебный пирог с горохом.
      Поблескивая глазами, Медведев сказал:
      - Позовите Мороз и Саргсяна. - А когда те пришли, обратился к ним: Вот что, дорогие! Вы уже стали мужем и женой, но ваш брак не оформлен по закону, а так не полагается. Я, как представитель Советской власти здесь, в тылу врага, спрашиваю вас: согласны ли вы вступить в брак?
      - Согласны, - пролепетали новобрачные.
      - Тогда поцелуйтесь! Поздравляю вас.
      После этого Сергей Трофимович Стехов вручил им свидетельство о браке, художественно оформленное нашим художником, архитектором Володей Ступиным и скрепленное печатью отряда".
      Эта первая партизанская свадьба дала всем понять, что в личных делах даже в такое трудное время надо быть честными, не опошлять случайными связями дорогое и высокое человеческое чувство - любовь.
      6
      Помимо Ровно, Москву интересовал Здолбуновский железнодорожный узел. Город Здолбунов находился в десяти километрах к югу от Ровно. По магистралям Львов - Киев, Минск - Сарны - Киев через Здолбунов шли на запад и на восток немецкие эшелоны. Командование отряда решило "оседлать" Здолбунов. Посланный туда Николай Приходько установил связь с Дмитрием Михайловичем Красноголовцем, бывшим работником железнодорожной милиции, которому было поручено создать падежную подпольную группу. Незадолго до этого Константин Ефимович Довгер порекомендовал привлечь к работе в Сарнах инженера-путейца Мурада Комбалатовича Фидарова, который тоже возглавил группу патриотов. В дальнейшем такие же группы были организованы еще в двух райцентрах и на железнодорожных станциях Костополь и Рокитное.
      Однако разведкой всего лишь в одной области Медведев не собирался ограничиваться. Весной 1943 года в Луцк по собственной инициативе для установления контакта с луцкими подпольщиками была направлена Марфа Ильинична Струтинская. Сопровождала ее группа партизан под командованием капитана В. Г. Фролова. В Луцке Струтинской удалось познакомиться с инженером А. Д. Ткаченко, являвшимся членом возникшей там подпольной организации, в рядах которой была девушка редкой смелости и отваги - Паша Савельева.
      Организация разведывательных групп шла быстро и успешно, охватывая все новые районы. Но достигалось это иногда дорогой ценой.
      Следуя на очередное задание в Ровно, вступил в неравный бой с жандармами Николай Тарасович Приходько и пал смертью храбрых. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
      Подлые украинские националисты выследили Константина Ефимовича Довгера, скрутили его колючей проволокой и бросили в прорубь под лед.
      От рук полицаев погибла Марфа Ильинична Струтинская, успешно выполнившая свое задание в Луцке и возвращавшаяся в отряд с небольшой группой партизан.
      Вскоре в отряд пришла Валентина Довгер - дочь Константина Ефимовича, чтобы заменить отца, отомстить врагу за его безвременную смерть. Вот что рассказывает она сама по этому поводу:
      "На рассвете показались землянки. Обменявшись паролем с часовыми, мы подошли к штабной.