Командир сильных духом

      - Разуйтесь! - приказал ему полковник. Тот снял сапоги. - А вы примерьте, - предложил он владельцу ботинок. - Как, впору, не жмут?
      - Никак нет, товарищ полковник!
      - Вот и носите на здоровье.
      Командир роты стоял красный как рак - он уже все понял.
      - Разойдись! - скомандовал Медведев и стал о чем-то беседовать с командиром роты.
      К первым заморозкам все мы были обуты более или менее прилично. Себя командир роты обеспечил в последнюю очередь.
      К тому времени, когда я пришел в отряд, традиции медведевцев прочно сложились и являлись неписаным уставом повседневной жизни партизан. В первую очередь это были, конечно, традиции боевые, но и своеобразный партизанский быт являлся тоже традиционным, и в нем сказывалось исключительное умение командира и комиссара максимально использовать для общего дела способности и профессиональные навыки отдельных людей.
      Первый самолет с Большой земли медведевцы приняли неудачно - помешал туман, и машина при посадке получила такие повреждения, что подняться в воздух уже не могла. Летчики, к счастью, не пострадали. Решено было снять с самолета все, что возможно, а затем сжечь его. Снят был, в частности, и крупнокалиберный турельный пулемет. Но возник вопрос, как его использовать, как приспособить в качестве пехотного оружия? Медведев вызвал к себе сержанта Григория Шахрая. Изучая анкетные данные своих подчиненных, он запомнил, что Шахрай до войны работал слесарем в ЦАГИ.
      - Сможешь с ним сладить? - спросил Медведев.
      - Постараюсь, товарищ полковник!
      И вскоре Шахрай соорудил для пулемета тяжелый лафет на колесах от телеги. Пулемет использовался в основном во время диверсий на железной дороге, главным образом против паровозов. Паровозный котел он превращал в решето и при этом производил чудовищный грохот, нагоняя на немцев невероятную панику.
      Испанец Ривас никак не мог найти себе применение в отряде - щуплый, физически слабый, он не способен был нести боевую службу наравне с другими. При переходах он так уставал, что его приходилось сажать на повозку вместе с ранеными. В конце концов ему предложили отправиться обратно в Москву с первым же самолетом, который прилетит в отряд. Ривас с горечью согласился.
      Однажды он увидел, что один из партизан возится с испорченным автоматом. Испанец подошел, посмотрел и предложил попробовать отремонтировать оружие - по специальности Ривас был авиационным механиком. Оказалось, что в диске автомата лопнула пружина. Ривас отыскал в хозчасти сломанный трофейный патефон, вытащил из него пружину и пристроил ее к автомату. Оружие вернулось в строй.
      Этот случай принес испанцу славу оружейного мастера, и к нему потянулись партизаны с "больным" оружием. Разведчики достали для него тиски, молотки, напильники, щипцы, и Ривас целыми днями пилил, сверлил, резал. Множество испорченного оружия всех систем и марок стало действовать. Так нашелся в отряде оружейный мастер.
      Запасы тола в отряде быстро истощались, его явно не хватало. Однажды разведчики обнаружили штабеля брошенных немецких снарядов. Медведев поручил Маликову и Шахраю попытаться их использовать в качестве взрывчатки. Маликов быстро сумел наладить весьма опасное производство, которое партизаны окрестили "фабрикой Маликова".
      Человеку малосведущему в этом деле могло показаться, что партизан, занимавшийся выплавкой тола, попросту отлынивал от службы. Сидит у костра, помешивает самодельной кочергой головешки под огромным котлом и покуривает. Те, кто знал, что варится в котле, считали, что опаснее и труднее работы вообще нельзя придумать: после такой работы у людей седели волосы.
      Добытчик тола должен был внимательно следить за тем, чтобы вода в котле нагревалась постепенно, чтобы костер был не большим, не жарким, чтобы огонь не лизал пузатые стенки котла, не покрытые водой, и не доставал своим языком тела снаряда. В противном случае...
      Николай Струтинский замечательно подражал голосам лесных обитателей. Как он рассказывал, в панской Польше его подростком взял к себе на службу богатый помещик в качестве "казачка". Помещик этот был страстным охотником и постоянно брал с собой Колю - парнишка таскал за хозяином тяжелую сумку с патронами и ружье. Вот тут он и узнал лесные голоса, вскоре научился их различать и, обладая тонким слухом, искусно подражать им.
      В отряде искусство Струтинского быстро нашло применение. Разведчиков, дежуривших на "маяке" и приходивших в отряд, Струтинский тоже научил подражать птичьим голосам, и, подходя к "маяку", разведчики подавали условный сигнал и получали соответствующий отклик.
      После длительного и тяжелого перехода отряда из-под станции Толстый Лес в Рудню-Бобровскую обувь у многих партизан пришла в полную негодность. Надвигалась зима. Обувная проблема казалась неразрешимой...
      Однажды боец Петр Королев попросил у своего командира взвода отпустить его на полчаса в лес.
      - Зачем? - спросил тот.
      - Липу драть, - ответил боец, - на лапти.
      Командир в недоумении пожал плечами, но отпустил Королева. Через полчаса тот действительно вернулся с полосами лыка. Он устроился на пеньке, свил два сборника, вырезал из дерева колодку.
      Уроженец Рязанской области, он хорошо владел этим старинным ремеслом. Собравшиеся зрители поражались, как ловко Королев плетет. Через час он уже примеривал готовые лапти. Командир взвода повертел их в руках и, не говоря ни слова, удалился. Вскоре он вернулся и сказал:
      - Твоя работа, товарищ Королев, одобрена. Комиссар Стехов просил сплести ему пару лаптей. Одновременно дал приказание всем командирам взводов выделить по два человека и направить к тебе на обучение.
      Через пару дней многие партизаны ходили уже в новеньких лаптях. Так на первое время была разрешена проблема обуви.
      Постепенно в хозчасти образовалась целая портновская мастерская недостатка в квалифицированных портных не было. В ней шили всё - начиная от тонкого шелкового белья из распоротых парашютов и кончая фуражками воинского образца.
      А первоклассный львовский портной, который находился некоторое время в гетто и шил фашистским офицерам мундиры, а затем бежавший в медведевский отряд, сшил по всем правилам немецкий мундир для Кузнецова.
      Наладилось и производство колбасы, и, надо отдать справедливость, по вкусу она превосходила лучшие фабричные колбасные изделия того времени. Конечно, не ради роскоши и прихоти занялись этим делом в отряде. Разведчики уходили из отряда на неделю, на две. По нескольку человек постоянно дежурили на "маяке". Им надо было питаться, а заходить в села за продуктами не разрешалось. Необходимо было им дать что-то с собой, кроме хлеба. Вареное мясо быстро портилось, и люди жили впроголодь. Производство колбасы явилось блестящим выходом из создавшегося положения. Специалисты колбасные мастера - нашлись.
      Сидор Артемьевич Ковпак, приехавший в гости к Медведеву, был удивлен, увидев на столе копченый окорок, сосиски и колбасы. А узнав, что медведевцы все это делают сами, тотчас прислал несколько своих партизан для обучения.
      Вообще вопросам питания командование отряда придавало большое значение. Боеспособность партизан находилась в прямой зависимости от здорового, по возможности, сытного питания. На должность повара в отряде мог попасть далеко не всякий - он должен был уметь готовить вкусную и разнообразную пищу, по большей части из скудных продуктов.
      Особой заботой пользовались раненые и больные желудочными болезнями. Таких было немало среди бывших военнопленных, бежавших из фашистских лагерей, - там гитлеровцы кормили людей гнилыми отбросами. В отряде для них организовали специальную диетическую кухню, куда отдавали лучшие продукты из тех, что удавалось достать.
      Хлеб пекли сами. Мука, конечно, попадалась редко. Поэтому мололи зерно на ручных жерновах, которые возили с собой. Крутили жернова, как правило, проштрафившиеся партизаны: это была физически очень тяжелая, но общеполезная работа. Так выглядела наша гауптвахта. Товарищи над ними незлобно подшучивали, да и сами получившие взыскание к своему положению относились обычно с юмором. Что и говорить - хлеб в отряде был трудовым и трудным в полном смысле этих слов.
      В свободное от дел время, а такового почти не было, талантливый художник Гриша Пономаренко делал беглые зарисовки нашего житья-бытья, а Боря Черный - фотографии. Впоследствии Пономаренко написал ряд волнующих полотен, удивительно точно передающих дух той далекой, легендарной поры нашей молодости и лесного братства.
      Самым сложным в партизанском быте оказалось соблюдение личной гигиены. Летом мылись в ручьях и реках. Зимой ограждали небольшую площадку хвойными ветвями, в середине зажигали два костра, на которых в железных бочках грелась вода. Мылись между кострами - вот и вся нехитрая партизанская баня.
      Соблюдался строжайший уход за ногами. "В ногах вся сила партизана, без них он не боец". А при постоянных длительных маршах огромную угрозу сулили потертости. Единственное средство их избежать - как можно чаще мыть ноги. За этим строго следили и нерадивых наказывали.
      Располагаться в селах партизаны избегали из-за боязни всевозможных эпидемий. А жизнь в лесу зимой комфорта не создавала. Посреди утепленного конусообразного шалаша, с отверстием для дыма вверху, горел костер, который все время поддерживали дневальные. Спали ногами к костру, головой - к стенке чума. Подошвы подгорали. Волосы, если шапка сваливалась с головы во время сна, иногда примерзали к жердям, образующим стены помещения. За считанные часы сна по нескольку раз приходилось вставать: греть голову и остужать ноги.
      Злейшими врагами являлись насекомые. С блохами боролись двояким способом: как только в лагерь приезжали разведчики на взмыленных лошадях, со всех сторон к ним устремлялись партизаны, бросая на спины разгоряченных животных верхнюю одежду. Блохи не терпят запаха конского пота и выпрыгивают из одежды. Был и второй способ: зимой следовало отойти в укромное место, раздеться догола и бросить белье на чистый снег. Непонятно, по каким соображениям, но блохи моментально выпрыгивали на снег.
      Гораздо хуже дело обстояло с платяными вшами, которых называли почему-то "бекасами". Обычно прожаривали одежду у костра, вши летели в огонь и вспыхивали яркими искрами. Но это помогало ненадолго. И все же случаев тяжелых инфекционных заболеваний в отряде почти не было - доктор Цессарский всегда был начеку.
      6
      7 ноября 1943 года в нашем отряде состоялся большой самодеятельный концерт. Из длинных сосновых бревен, расколотых пополам, партизаны смастерили грубые, но прочные подмостки. Читали стихи, пели песни соло и хором, исполняли народные танцы и показывали акробатические этюды.
      Часов в одиннадцать вечера, когда концерт продолжался при свете костров, из села Берестяны, расположенного от лагеря в семи километрах, прискакали конные разведчики и доложили, что туда прибыли крупные силы гитлеровцев. Это был передовой отряд карательной экспедиции самого бригаденфюрера СС Гейнца Пиппера - "мастера смерти", как фашисты называли эсэсовского генерала за его многочисленные кровавые расправы, которые он учинил над мирными жителями Франции, Польши, Чехословакии...
      О том, что он собирается уничтожить "Победителей", Медведев был заблаговременно предупрежден Кузнецовым.
      Собственно, отряд мог незаметно сняться и спокойно уйти. Такой маневр никого не удивил бы, ведь по заданию Центра мы должны были заниматься разведкой, а не ввязываться в крупные бои. Но обстановка складывалась так, что весь период пребывания нашего отряда на Ровенщине, кроме разведки, был до предела насыщен боевыми действиями: засадами, ударами по гарнизонам противника, диверсиями на железных и шоссейных дорогах, боями с карателями, актами возмездия над фашистскими главарями. Днем и ночью из расположения отряда одна группа уходила, другая возвращалась и нередко тотчас отправлялась на выполнение нового задания или несла караульную службу по охране лагеря. Естественно, что боеприпасов у нас не хватало, особенно к трофейному оружию, да кроме того наступала зима, а мы были плохо одеты и обуты. Не сомневаясь в благоприятном исходе, командование решило принять бой, чтобы за счет трофеев пополнить боезапас и экипировать бойцов.
      Медведев поднялся на подмостки и обратился к бойцам:
      - Товарищи! Получены сведения, что завтра с утра на нас пойдут каратели. Но мы уходить не будем. Останемся верными нашей боевой традиции: сначала разбить врага, а потом уходить!
      Мы ответили дружным "ура!" На рассвете 8 ноября, двигаясь вдоль узкоколейки из села Берестяны, каратели подошли к восточной заставе нашего лагеря, но, встреченные энергичным огнем, остановились.
      В отряде в это время насчитывалось около восьмисот человек: четыре строевые роты, два отдельных взвода - разведки и комендантский, штаб, санчасть и хозчасть.
      Как только восточная застава открыла огонь, по плану Медведева к ней была выдвинута первая рота старшего лейтенанта Базанова, которая вступила в бой с основными силами противника, намного превосходившими ее. Рота образовала левый фланг обороны и прикрывала северо-восточную часть лагеря. Часть четвертой роты лейтенанта Волкова поддерживала роту Базанова на левом фланге, часть ее заняла оборону на правом фланге.
      С первых минут Медведеву стало ясно, что бой предстоит тяжелый, что противник очень силен и вымуштрован. Но он верил в своих бойцов так же, как и они верили в него, и знал, что каждый из них стоит троих, а то и пяти гитлеровцев.
      Особенно наседали фашисты на левом фланге, видимо здесь наметив место прорыва. Атака велась ими двумя цепями: первая цепь, пройдя некоторое расстояние, ложилась; за ней следовала вторая, проходила через первую и тоже ложилась; затем снова вставала первая, шла через вторую и так далее. При этом огонь гитлеровцы вели бешеный - патронов не жалели. Ответный огонь наших станковых и ручных пулеметов лишь на время прижимал к земле атакующих. Затем слышалась немецкая команда, цепь поднималась, продолжая атаку. У нас с боеприпасами дело обстояло туго, мы берегли каждый патрон, огонь вели только прицельный, косили фашистов изрядно, но это их не сдерживало, и нам приходилось бросаться в рукопашные контратаки. В довершение ко всему каратели открыли артминометный огонь по лагерю.
      Вскоре противник пошел в обход нашего правого фланга, прикрывавшего восточную и южную стороны лагеря. Навстречу ему был брошен взвод Владимира Ступина из первой роты, который сдержал натиск эсэсовцев.
      Зато на левом фланге положение с каждым часом становилось все напряженнее: кое-где противник потеснил первую роту в сторону лагеря, его артиллерия все точнее пристреливалась к нему. Медведев приказал срочно эвакуировать санчасть и раненых. Он спокойно расхаживал со Стеховым по небольшой полянке, в накинутой на плечи длинной шинели.
      - Обстановка, Сергей Трофимович, мне кажется вполне ясной - она не в нашу пользу. Противник взял нас в клещи, и мы вынуждены вести оборонительный бой, требующий много патронов, а их нет.
      - Партизаны носят свою оперативную базу в самих себе, и каждая операция по их уничтожению кончается тем, что объект ее исчезает. Я думаю, что до темноты мы все же продержимся. А в сумерки уйдем.
      - Продержимся ли?.. Нам нужно вырвать инициативу у противника, лишить его главного преимущества - артминометных средств.
      - Что ж, - задумчиво ответил комиссар, - выход, по-моему, есть. Надо послать в тыл карателям одно из подразделений, нащупать их артиллерию и заставить ее замолчать.
      - Кого предлагаете?
      - Давайте снимем с охраны лагеря вторую роту лейтенанта Виктора Семенова. Очень решительный и беззаветно храбрый командир.
      - Добро!
      Около полудня Семенов начал свой обходной маневр в направлении села Берестяны.
      Тем временем противник усилил нажим на правом фланге, то есть на четвертую роту, и, хотя не пытался ее обходить, а атаковал в лоб, сдерживать его стоило больших усилий: у нас патроны кончались, а гитлеровцы били из пулеметов длинными очередями, не давая нам поднять головы. Положение с каждым часом становилось все тяжелее: было уже много раненых и несколько человек убитых.
      Из первой роты дали знать, что патроны на исходе и станковый пулемет уже молчит. Ей на помощь послали комендантский взвод. Но через некоторое время оттуда сообщили: патронов почти нет, присылайте, иначе не выдержим.
      Смеркалось. Бой длился уже более десяти часов. Стрельба приближалась к самому лагерю, мины давно уже разрушали землянки. А о роте Виктора Семенова ничего слышно не было. В дело вступил последний резерв легкораненые, но фашисты наседали все настойчивее.
      В шестом часу вечера Медведев отдал приказ: готовить обоз, грузить тяжелораненых и штабное имущество, а сам, с остатками комендантского взвода, направился на центральный участок обороны, чтобы распорядиться об отходе с боем.
      И вот в самый критический момент, когда казалось, что бой проигран, с той стороны, с которой стреляли вражеские пушки и минометы, отчетливо раскатилось партизанское "ура!", а затем орудийная стрельба внезапно прекратилась. Через несколько минут снова заговорили немецкие минометы, но уже по гитлеровцам...
      Растерянность и паника охватили карателей: бросая оружие, они стали разбегаться. Партизаны устремились в погоню.
      Рота Семенова блестяще справилась с поставленной перед ней задачей. Выйдя из лагеря и пройдя несколько километров на север, а затем свернув на восток, вторая рота оказалась перед большой поляной, на противоположной стороне которой виднелись телеги с лошадьми и люди. Как раз в эту сторону роте и следовало двигаться, так как, судя по звукам, где-то в том направлении находилась артминометная батарея противника. Чтобы не обнаружить себя, Семенов приказал переползти поляну по-пластунски, и рота неожиданно появилась перед группой крестьян. Они оказались жителями села Берестяны, которых каратели мобилизовали для подвоза боеприпасов к месту боя.
      Семенов послал разведчиков. Вскоре те вернулись и доложили, что батарея противника совсем близко. Осторожно пробравшись лесом, бойцы Семенова вплотную подошли к другой поляне, на которой расположились пушки, минометы, а чуть поодаль от них - большая палатка, возле которой сновали офицеры. Здесь находился командный пункт карателей с радиостанцией, откуда осуществлялось руководство боем.
      Семенов разделил свою роту на две группы и с криком "ура!" внезапно атаковал батарею и штаб одновременно. Орудия прекратили огонь, подразделения карателей лишились управления. Девятнадцать офицеров штаба и сам "мастер смерти" - генерал Пиппер были убиты.
      После этого начался окончательный разгром карателей. Никогда - ни до, ни после - не приходилось видеть мне, чтобы хваленые фашистские солдаты так метались в ужасе. Их преследовали и добивали оружием и прикладами. Вой стоял в лесу - гитлеровцам не было пощады... А ведь перед выходом из Ровно Пиппер, подобно Ильгену, хвастался, что будет разговаривать с Медведевым в его лесном лагере. И на этот раз беседа не состоялась по не зависящим от Пиппера причинам.
      Когда Медведеву доложили о действиях Семенова, он сказал:
      - Достоин высшей награды!
      Лишь к одиннадцати часам вечера все собрались в лагере.
      Командование не сомневалось, что каратели завтра с новыми силами пойдут в наступление и начнут бомбить лагерь с воздуха. Стало известно, что со станции Киверцы, расположенной в трех десятках километров, продвигается другая фашистская колонна. Решено было сняться и уйти на новые места.
      Однако нельзя было прерывать работу разведчиков в Ровно и других городах и селах. Поэтому в Цуманских лесах Медведев оставил небольшую группу под командованием молодого, но уже опытного и способного разведчика Бориса Черного. Ее снабдили рацией, а также всеми необходимыми бланками немецких документов, соответствующими печатями и деньгами. Черный должен был вести работу на "маяках" и сообщать Медведеву о всех событиях по радио, а от него принимать очередные указания.
      Из всех 118 боев, проведенных нашим отрядом, это был самый тяжелый: мы потеряли двенадцать человек убитыми и тридцать ранеными. Похоронив товарищей, стали собираться в поход. А это теперь было не так просто: мы отбили у карателей огромный обоз из ста двадцати телег, груженных оружием, боеприпасами и обмундированием. Взято было также: три 37-миллиметровые пушки, три батальонных и восемь ротных минометов, десятка полтора пулеметов, много автоматов, винтовок, пистолетов, гранат...
      По захваченным штабным документам удалось установить, что в карательный корпус генерала Пиппера входило более трех полицейских батальонов СС - две с половиной тысячи человек, из которых около шести сотен было уничтожено в бою, остальные разбежались.
      Так "Победители", руководимые Медведевым и Стеховым, одержали свою самую крупную победу над гитлеровцами, так проявился их талант как военных руководителей, так на деле выглядела традиционная русская партизанская тактика: разгромить и уйти, а затем вступить в бой на новом месте.
      А в партизанской песне, сложенной в отряде, появились новые строфы:
      Вел бойцов от победы к победе,
      На огонь отвечая огнем,
      Наш железный полковник Медведев,
      Непреклонный чекист-военком.
      Хоть враги и бесились от злости,
      Но отряд рос и крепнул в боях,
      И хрустели фашистские кости
      В партизанских медвежьих руках.
      А жандармы-ищейки отметят,
      В панихиде ноябрьских ветров,
      Октября двадцатишестилетье
      Шестьюстами дубовых крестов.
      IV. РЯДОМ СО СТАВКОЙ ГИТЛЕРА
      1
      Зимой 1941/42 года областной центр Винница стал глубоким тылом пока еще наступавших фашистских войск. И в это время в лесу, в семи километрах от города, с восточной стороны Коло-Михайловки гитлеровские саперные части начали сооружать объект, зашифрованный под наименованием "Вервольф" (оборотень). Строительство велось военной организацией "Тодт" под руководством имперского советника Классена и берлинского гестапо.
      Вскоре стало известно, что оккупанты сооружают ставку Гитлера на Восточном фронте. К весне 1942 года работы были завершены, а в начале лета Гитлер появился в ставке.
      Винницкое советское подполье возглавлял в это время бывший политработник органов НКВД, коммунист Трофим Корнеевич Кичко, проживавший в городе по документам учителя Самсонова.
      И он сам, и его товарищи по подполью прекрасно понимали, какое важное военное и политическое значение имели те сведения о "Вервольфе", которыми они располагали. Но как их передать на Большую землю, сделать достоянием советского командования? Ни винницкие подпольщики, ни местный партизанский отряд имени В. И. Ленина, с которыми они были связаны, радиопередатчика не имели. Нужно было найти какой-либо другой партизанский отряд с рацией. Но где и как его искать?
      Поиски продолжались довольно долго и, к сожалению, безуспешно. В конце концов на помощь патриотам пришла, как ни странно, некая фашистская газетенка "Заря", издававшаяся в Виннице в период временной оккупации. В одном из ее номеров в заметке под названием "Большевистская агентура разгромлена" говорилось, что крупный партизанский отряд какого-то Медведева, действовавший в лесах в районе города Ровно, якобы полностью уничтожен специальной карательной экспедицией. Самсонову показалось, что где-то недавно он уже читал об уничтожении партизанского отряда под Ровно. А спустя неделю фашистская газета "Дейтше централь цейтунг" снова сообщила о новых боях с партизанами в том же районе. После этого винницким подпольщикам стало ясно, что гитлеровцы не могут справиться с ровенскими партизанами, а сообщения об их разгроме - очередная ложь.
      Услышав фамилию Медведева, Самсонов вспомнил высокого, стройного, черноволосого человека, которого он встречал летом 1936 года в одесском санатории имени Дзержинского. Конечно, фамилия очень распространенная, а возможно, это был псевдоним партизанского командира, и все же... Тогда, семь лет назад, чекисты, отдыхавшие в санатории имени Дзержинского, с уважением говорили о Медведеве...
      Ровно провозглашалось "столицей" оккупированной Украины, там находилась резиденция гаулейтера Коха - об этом Самсонов знал, а чутье старого чекиста подсказывало ему, что советская разведка, бесспорно, должна была проявить повышенный интерес к этой "столице". И у Самсонова и его соратников возникло твердое решение: во что бы то ни стало установить связь с ровенским отрядом.
      У подпольщиков группы Самсонова была связь с винницкой типографией. Типографскую группу возглавляла Полина Ивановна Козачинская. Организовала эту связь героиня винницкого подполья Лариса Степановна Ратушная, незадолго до этого бежавшая из фашистского концлагеря. Она же рассказала Самсонову о том, что гитлеровцам изрядно доставалось в стычках с отрядом Медведева. Ей, в свою очередь, поведал об этом один из бывших партизан этого отряда, который был заключен в тот же лагерь. Теперь Самсонов не сомневался, что напал на верный след, и винничане решили послать на поиски отряда Козачинскую, которая добилась от своих "хозяев" командировки в город Ровно за новым рычагом для линотипа - старый она умышленно сломала.
      На третьи сутки путешествия по железной дороге Козачинская познакомилась с двумя людьми, одетыми в немецкую форму, хотя на немцев они были мало похожи. Смуглая кожа и черные волосы говорили о том, что они представители народов Востока. Это были разведчики-медведевцы Кулиев и Дзгоев, работавшие под видом солдат из так называемого "Туркестанского легиона". После долгих разговоров и проверок они доставили Козачинскую в отряд.
      Однако разговор, который начался у нее с Медведевым, скорее походил на допрос. Дмитрий Николаевич ясно понимал: малейшая неосмотрительность, любой опрометчивый шаг могли привести к крупному провалу, грозили гибелью многих людей, воевавших в стане врага, - ведь уже неоднократно фашисты засылали в отряд своих лазутчиков... И какое бы хорошее впечатление ни производила Козачинская, и то обстоятельство, что она приехала за несколько сотен километров, ничего не меняло - все это могло быть всего лишь хитростью врага. В Ровно у отряда были свои люди: любой человек, пришедший в отряд оттуда, мог быть сразу проверен ровенскими разведчиками. А кто разоблачит лазутчика, приехавшего из Винницы?
      Медведев послал в Москву радиограмму с полученными от Козачинской дополнительными данными о ставке Гитлера. В то же время он просил навести справки о Самсонове, которого Козачинская называла руководителем винницкого подполья и который, по ее словам, работал до войны в аппарате ЦК КП(б)У. Неделю спустя пришел ответ: "Сведения о Виннице представляют большой интерес. Ищите новые возможности их проверки и детализации. Личность Самсонова внушает подозрения. В списках бывших работников ЦК КП(б)У такой фамилии нет".
      Это сообщение потребовало дополнительной проверки Козачинской. На вопрос Медведева, почему данные о Самсонове не подтверждаются, она ответила, что, может быть, Самсонов - это псевдоним, а настоящей его фамилии она просто не знает. (В целях конспирации Кичко себя не назвал.) И все же было решено отправить Козачинскую назад в Винницу, дав ей для проверки ряд контрольных поручений: проверить личность Самсонова, собрать дополнительные данные о ставке Гитлера, установить, какие именно воинские части противника находятся в Виннице, где расположены военные объекты, выяснить также, чем занимаются подпольные группы, и, что очень важно, найти и доставить в отряд врача-хирурга.
      А месяц спустя разведчик Дмитрий Лисейкин привел в отряд мальчика лет одиннадцати, который твердо заявил, что будет разговаривать только с самим командиром Медведевым.
      По словам Лисейкина, мальчишка этот несколько дней кряду вертелся в Ровно около одной из часовых мастерских, как раз той, где была явка медведевских разведчиков. Когда его спросили, чего он здесь вертится, он прямо заявил, что ищет партизан Медведева. Столь откровенное заявление, конечно, смахивало на провокацию, хотя возраст "провокатора" не давал оснований так думать. Решили парнишку задержать и при первой возможности отправить в отряд. Так и поступили.
      Когда мальчика привели к Медведеву, он спросил, действительно ли тот Медведев, и, получив утвердительный ответ, заявил, что у него есть к нему секретное дело. Затем снял шапку, распорол подкладку и протянул ему письмо, напечатанное на машинке на ткани: "Податель сего, сын секретаря парторганизации отряда имени Ленина, Володя Саморуха, послан с заданием разыскать отряд Медведева..."
      Командир партизанского отряда имени В. И. Ленина просил сообщить в столицу о том, что такой отряд существует, действует, но не имеет радиостанции и поэтому не связан с Москвой. Далее командир давал свои координаты, назначал дни и условные сигналы для того, чтобы из Москвы прислали самолет и сбросили им груз с радиостанцией. В заключение письма следовала еще одна просьба: отправить Володю в Москву.
      Появление Володи Саморухи лишний раз свидетельствовало, как настойчиво ищут связи с отрядом товарищи из Винницы. Оказывается, юный разведчик, разыскивая отряд Медведева, шел пешком пятнадцать суток! Прошел он около пятисот километров. Ночевал то в лесу, а то и в каком-нибудь сарае. Питался тем, что подавали люди. Когда его спрашивали, откуда он, Володя говорил, что родители его убиты и он идет к тетке. Эта "тетка" каждый раз меняла свой адрес. В районе Проскурова мальчик рассказывал, что тетка живет в Шепетовке, в Шепетовском районе утверждал, что тетка его в Ровно. В городе мальчик бродил несколько дней, пока не присмотрелся к часовому мастеру.
      - Почему же ты решил, что этот мастер знает партизан? - спросил у него Медведев.
      - Так показалось, что знает. Да если бы он гадом оказался, я все равно убежал бы.
      Медведев в тот же день послал связного в Винницкий отряд имени В. И. Ленина. Впоследствии по координатам, которые были доставлены Володей и переданы Медведевым по радио в Москву, самолет из Москвы сбросил рацию и другие грузы, необходимые партизанам.