Тюремные записки Рихарда Зорге

В интересах работы моей разведывательной группы Одзаки использовал двух или трех помощников. Один из них – Мидзуно, которого я знал раньше в Китае. С ним я встречался один раз в ресторане, и, насколько я помню, темой нашей беседы тогда было сельское хозяйство. Помощником Одзаки можно считать также и Каваи, хотя, как я уже говорил раньше, более правильно считать его иждивенцем Одзаки. Наконец, нужно упомянуть одного «специалиста»[51]. Он был старым другом Одзаки, и его вовлекли в нашу работу вскоре после моего прибытия в Японию. Он, однако, оказался далеко не тем человеком, на которого мы рассчитывали. Мы сначала рассматривали его как военного специалиста, но он, к удивлению, оказался экспертом по деньгам. Некоторые связи с подобными помощниками Одзаки имел и Мияги.

б) Источники информации Мияги

Самой старой связью Мияги был его давний друг, личный секретарь генерала Угаки[52], с которым он постоянно встречался[53]. Большая часть информации от этого секретаря касалась внутренней политики, главным образом изменений в японских политических кругах. Кроме того, иногда поступали сведения о японо-советских отношениях и японской политике в Китае, но, разумеется, преобладала информация о проблемах кабинета Угаки. После того как Угаки занял пост министра иностранных дел в кабинете Коноэ, этот источник смог предоставлять разнообразную обширную информацию. Одновременно он сообщил о сильной оппозиции попыткам Угаки сформировать свой кабинет. Когда Угаки был министром иностранных дел, им была передана нам подробная информация о напряженности в отношениях между Угаки и Коноэ по вопросам китайской политики и проблемам создания «сферы процветания Азии».

Мияги имел также давние связи с одним жителем Хоккайдо[54], который передавал подробную информацию о Хоккайдо и порой о Сахалине. Информация была главным образом по военным вопросам, таким, как масштабы мобилизации в оборонительном районе Хоккайдо, обстановка полного спокойствия в этом районе, переброска отдельных частей на Сахалин, строительство аэродромов на Хоккайдо и Сахалине и т. д. Иногда тот же источник сообщал экономическую информацию о трудностях с материальным снабжением северных территорий, а также сведения о запрещении поездок туда по военным и политическим причинам.

По словам Мияги, этот человек был его старым другом, который многие годы придерживался левых убеждений. Однако, насколько и слышал, он уже давно отошел от политической деятельности и сейчас, похоже, всецело поглощен бизнесом, по крайней мере, я так понял. Кажется, он занимался на Хоккайдо рыболовным бизнесом.

Кроме того, Мияги говорил, что у него имеются также давние связи с несколькими газетчиками, с одним или двумя из которых он был особенно близок. Один из них был человеком с откровенно правыми экстремистскими взглядами[55]. Информация о японских крайне правых организациях поступала к Мияги, главным образом, от него, так же как, похоже, и сведения о внутренней напряженности и экономических трудностях в стране. Еще один репортер[56], кажется, имел какие-то связи с военными кругами. Неизвестно, был ли он профессиональным газетчиком или работал на временной основе. Он тоже имел правые политические взгляды.

Среди тех, кто снабжал Мияги чисто военной информацией, я довольно хорошо знал Косиро. Кроме того, Мияги время от времени упоминал имена людей, которые только что оставили военную службу или были призваны на нее, но у меня создалось впечатление, что они не были в числе постоянных или регулярных источников информации. Думаю, что они были случайными знакомыми, а не настоящими приятелями.

По-моему, реальным его сотрудником был только Косиро. Когда Косиро вернулся из Маньчжурии, Мияги установил с ним близкие отношения. Решив, что и мне следует познакомиться с ним поближе, я встречался с ним один или два раза в ресторане. Кажется, что информация о мобилизации в Токийской и Уцуномийской дивизиях поступила от Косиро. От него также получены два или три сообщения о формировании смешанных частей на базе личного состава Токийской и Уцуномийской дивизий. Косиро предоставлял Мияги также разнообразные сведения об условиях жизни и деятельности войск на границе с Сибирью. Думается, что от него также были получены фрагментарные данные о новых артиллерийских системах и танках японской армии.

Мияги собирал военную информацию больше в оживленных местах Токио, в ресторанах и барах. В связи с этим он вынужден был часто посещать различные подобные заведения. Он часто жаловался, что ему приходится много выпивать в барах ради получения даже небольшой информации.

Мияги часто ездил в Осаку, но я не знаю, с кем он был там связан. Он говорил только, что посещал там двух или трех знакомых. Иногда он добирался и до Кобе, чтобы разузнать что-либо о ходе или отмене мобилизации размещенных там дивизий. В последнее время Мияги, кажется, часто встречался со своим старым другом, вернувшимся из Америки[57]. По моему впечатлению, Мияги использовал его не в качестве источника информации, а в качестве переводчика и помощника в повседневных делах. Мияги несколько раз говорил мне об Акияме и всегда твердо подчеркивал, что он заслуживает доверия, если я проявлял беспокойство о его дружбе с этим возвратившимся из Америки знакомым.

Кроме того, у Мияги было много случайных знакомых, от которых он время от времени также получал сведения, но нельзя считать кого-либо из них достоверным или регулярным источником информации. Поскольку Мияги переводил информацию Одзаки и раз за разом передавал мне донесения Одзаки, в последние годы я очень тесно сошелся с ним.

Я уже и ранее отмечал, что Мияги поддерживал контакты с помощниками Одзаки – Каваи, Мидзуно, так называемым «специалистом». Поэтому и этих людей иной раз нужно рассматривать в качестве источников информации Мияги. Как и с Одзаки, с Мияги у меня были близкие личные отношения.

в) Источники информации Вукелича

У Вукелича было две задачи. Одна касалась технической стороны нашей деятельности, другая заключалась в сборе информации.

Самым важным источником его сведений было информационное агентство «Домэй». По работе он бывал там каждый день и поэтому мог легко заполучить разнообразную информацию, как опубликованную, так и неопубликованную. Кроме того, он мог узнавать скрытые политические нюансы непосредственно в агентстве «Домэй» и его отделах. Информация, получаемая оттуда, была чисто политической, а некоторая просто отражала политическую атмосферу. Поэтому в принципе важной информации оттуда не поступало, но она была значимой и интересной как дополнение к огромному количеству сведений, полученных моей группой по другим каналам. Это впечатление особенно укрепилось после докладов Вукелича об атмосфере в агентстве в связи со Второй мировой войной и настроениях, связанных с развязыванием войны Германии с СССР. Агентство «Домэй» совершенно не было прогерманским, и такая позиция отражала чувства большинства японцев.

Вукелич часто мог получать сведения, которые были широко известны в «Домэй», но из-за цензуры обычно не публиковались. Благодаря этому мы могли изучать политическую обстановку в Японии и знать позицию правительства. Он также общался с французами из отделения агентства «ГАВАС» и получал от них различные отрывочные сведения. Благодаря этому он мог узнавать позицию своих друзей-французов после падения Франции по отношению к Германии и политику Японии по отношению к Индокитаю и Южным странам. Однако это были скорее материалы, отражающие общую атмосферу событий, чем достоверная информация.

Отделение агентства «ГАВАС» имело контакты с французским посольством, и Вукелич при случае лично бывал там, в связи с чем нас очень интересовали текущие сведения и капитальная информация, которые он там добывал. Вукелич также несколько раз встречался с военным атташе французского посольства, однако информация, полученная по этому каналу, не была особо важной.

В качестве корреспондента информационного агентства «ГАВАС» Вукелич, с разрешения японских военных властей, смог совершить поездку на Халхин-Гол, и нечего говорить, что благодаря этому случаю он собрал информацию для нас.

В последнее время он получал много информации от иностранных, особенно американских, журналистов, среди которой были очень интересные сведения, связанные большей частью с дипломатической политикой. Например, из представленной им информации наиболее важной была речь посла США Грю в 1941 году. В последнее время он, пожалуй, еще более сблизился с американскими журналистами.

г) Источники информации Гюнтера Штейна

Штейн был в Токио с 1936-го до начала 1938 года. Он симпатизировал нам, но никогда не был настоящим членом моей группы. Однако практически он активно сотрудничал с нами.

Штейн был близко знаком с послом Дирксеном, которого знал еще с Москвы. Посол считал его умным человеком и значительной персоной. Кроме того, для нашей работы ценным было то, что у него как представителя британской газеты были связи с послом Великобритании. В Британском посольстве он имел особенно тесные отношения с известным сэром Сэнсомом[58]. Он мог добывать в посольстве информацию, связанную, главным образом, с общей дипломатической политикой. Иногда у него бывала возможность лично побеседовать с послом и военно-морским атташе посольства. Штейн был очень дружен со всеми иностранными журналистами, особенно с английскими и американскими, от которых получал различную интересную информацию. В последнее время он имел тесные связи с информационным агентством «Домэй», в связи с чем через это агентство, как и Вукелич, мог добывать сведения об общей политической атмосфере и различных скрытых политических действиях. К тому же он сам был ценным источником информации, так как очень скрупулезно изучал экономическую ситуацию в Японии и писал прекрасные книги об этом. Благодаря его исследованиям прояснились многие факты экономической жизни, до тех пор не вполне понятные. В сферу его личных профессиональных интересов входили внешняя торговля и финансы Японии.

Мои собственные источники информации

Общие замечания

О германском посольстве, которое было моим важнейшим источником информации, я подробно расскажу в другом разделе.

Думается, я могу утверждать, что по сравнению с источниками информации, которые были у меня в германском посольстве, и с источниками, которые имелись у членов моей разведывательной группы, другие мои информационные каналы носили второстепенный характер. Информация, поступавшая из моих источников, кроме двух вышеуказанных, была только относительно значимой. Получить информацию по этим каналам я стремился лишь только в первое время после прибытия в Японию. После 1938 или 1939 года эти источники не играли никакой роли в моей разведывательной деятельности, и я полностью оставил их и к ним не обращался. Причиной «пересыхания» источников, из которых я ранее получал сведения, были постоянно ужесточавшиеся в связи с японо-китайскими событиями антишпионские законы в Японии. После начала этих событий перечисленные ниже информаторы из-за страха перед законом переставали передавать какие бы то ни было сведения. Объем информации, которой они располагали, также резко сократился.

Наконец, я хочу заявить еще об одном: я убежден, что никто из людей, общавшихся со мной, имена которых появятся ниже, ничего не знали ни о моей подлинной миссии, ни о характере моей работы. Все они считали, что я только известный журнал и ст.

Немецкие предприниматели и инженеры

Впервые приехав в Японию, я слышал много различных высказываний бизнесменов и инженеров об общей экономической ситуации. Однако дело не в том, что все они без исключения рассматривали только общеэкономические вопросы, а в том, что представленная ими информация ограничивалась узким кругом вопросов, которыми они занимались, притом в весьма общем виде. Кроме того, опасаясь, что о содержании наших бесед от меня смогут узнать конкуренты, они уверяли, что не знают каких-либо подробностей. Вообще-то говоря, я предпочитал беседовать с инженерами, которые были не так робки, как предприниматели, и, по крайней мере, знали свою специальность. После 1938 года я уже не имел дела с бизнесменами и инженерами. Работая в германском посольстве, я переключился на изучение еще более, чем раньше, конкретных экономических и особенно военных проблем. Используя собранные в посольстве соответствующие материалы, я готовил донесения и для военного атташе, и для себя. Поэтому для получения информации я больше не полагался на предпринимателей и инженеров.

Главным образом я поддерживал дружеские отношения с инженером Мюллером из Германской машиностроительной компании, а кроме того, у меня были тесные связи с их конкурентом, компанией «Гуден Хоффман», и использовал также г-на Кальбаума, представителя одной химико-фармацевтической компании. Думается, что эти люди покинули Японию перед тем, как разразилась война в Европе. Во всяком случае, я не встречал их в течение долгого времени. От первых двоих я узнал о положении в черной металлургии Японии, от последнего – некоторые данные о японской химической промышленности. Кроме того, я узнал, что Япония закупила в Германии несколько лицензий на производство синтетического горючего, но выяснить подробности мне не удалось. Позже, однако, я обнаружил их в документах германского посольства. Я часто встречался также с инженером, ответственным за сборочные работы в фирме «Хейнкель». Он имел дела с компанией «Ниппон хикоки когё» и прибыл в Японию вместе с упоминавшимся мною ранее Хаагом. Я несколько раз получал от них сведения общего характера о производстве германских авиадвигателей в Нагое. После 1938 года я больше ни с кем из этих инженеров-сборщиков не встречался. Однако позднее в досье аппарата военно-воздушного атташе германского посольства я обнаружил более подробную информацию о производстве этих двигателей японской авиакомпанией и закупке германских самолетов.

Когда несколько германских самолетов совершили прямой перелет из Германии в Японию, я, естественно, расспросил пилотов об обстоятельствах полета и об их планах в Японии. С одним из пилотов, бароном фон Габленцем, я совершил полет из Японии в Маньчжурию и обратно на самолете «Юнкерс», на котором он прилетел в Японию из Германии. Впрочем, переговоры о закупке крупных самолетов «Фокке-Вульф» и «Юнкерс» позже закончились безрезультатно. Я узнал об этом из досье германского посольства. От уже упоминавшегося Мюллера я два или три раза слышал о строительстве завода «Варц» в Маньчжурии одной германской компанией тяжелого машиностроения. Однако, как я уже говорил, с 1938 года поступление подобной информации стало постепенно сокращаться и в начале 1939 года полностью прекратилось. В результате подготавливаемые мною доклады для военного атташе Матуки[59] стали готовиться только на основе материалов, которые я мог получить в германском посольстве.

Немецких предпринимателей и инженеров я по большей части встречал в германском клубе и на приемах в посольстве. Как корреспондента немецкой газеты меня иногда приглашали в Германскую торговую палату в Токио. Само собой разумеется, что как журналист я обязан был изучать общие проблемы, вставшие перед германскими коммерсантами в Японии, и, естественно, в ходе моих бесед с предпринимателями и инженерами во время таких встреч в центре внимания оказывались экономические вопросы. В личном плане я был связан с крайне ограниченным числом предпринимателей, и это не имело никакого отношения к моей разведывательной деятельности. Я встречался с ними в семейном кругу, и при этом присутствовали также женщины и другие гости.

В моих записках, посвященных личным друзьям, часто упоминаются имена Мор и Кауфман. Это были предприниматели, с которыми я очень сблизился. Я с обоими подружился и в семейном отношении и поэтому всегда испытывал удовольствие, бывая у них дома. Их семьи общались с семьями сотрудников германского посольства, однако это обстоятельство не только не было связано с моей разведывательной деятельностью, но скорее наоборот. Это были знакомства в обществе, которые я завел отчасти для усиления маскировки, чтобы моя деятельность в Токио выглядела более легальной, отчасти потому, что у меня с ними сложились личные хорошие отношения. Когда я ездил в Китай, а особенно в Шанхай, я непременно посещал там германские дипломатические учреждения. Я подружился с германским посланником Фишером и мог с ним, разумеется, беседовать на различные политические темы. Я получил много подробной информации о японской политике в отношении Китая и германских интересах в Китае, при этом в виде оригинальных документов. Но помимо этого, у Фишера и меня были общие интересы в области истории Китая и древнего китайского искусства.

Я поддерживал дружеские отношения с немецкими предпринимателями в Китае. Приезжая в Шанхай, я всегда встречался с двумя-тремя из них, чтобы побеседовать об экономической ситуации и состоянии германской торговли. Встречался я также с доктором Войдтом, которого рекомендовал Клаузен. Он приезжал в Токио примерно два раза в год, поэтому мы с ним встречались и здесь. Большинство немецких предпринимателей из Китая, приезжая в Токио, заходили ко мне. Войдт не был членом моей разведывательной группы, но как правительственный чиновник знал очень много в различных областях, поэтому я с удовольствием поддерживал с ним контакты. Безусловно, какую-то часть услышанных от него сведений я использовал в своей разведывательной деятельности. В своих радиосообщениях в Москву я называл его и других немецких торговцев из Китая «коммерсантами». Последний раз мы встречались с Войдтом около года назад. Он и лично мне очень нравился, и был одним из немногих людей, к которым я питал дружеские чувства. Большинство немецких предпринимателей в Китае мне не очень нравились и были для меня неприятны.

Нацистская партия в Токио

Вступив в нацистскую партию по причинам, изложенным в другом разделе, я часто имел контакты с партячейкой, ее членами и получал от них различную отрывочную политическую информацию о Германии. Например, я узнал о широкомасштабных приготовлениях Германии к войне и росте антисоветских настроений внутри нацистской партии после начала мировой войны, хотя и был заключен с СССР дружественный пакт. С этого момента я был убежден в том, что, несмотря на заключение пакта, рано или поздно отношения между двумя странами обязательно будут разорваны. Позиции членов нацистской партии относительно Японии разделялись. Одна часть не особенно приветствовала тесные отношения между Германией и Японией, они полагали, что Германия не получит никаких экономических выгод от такого партнерства, а некоторые из них открыто призывали к союзу с Китаем. Даже близкий к министру иностранных дел Риббентропу Штамер, о котором я уже упоминал ранее, после того как были прерваны переговоры 1939 года о японо-германском союзе, стал придерживаться такого же мнения. В последнее время и в нацистской партии уверенность в победе заметно уменьшилась и возникло определенное чувство тревоги за будущее, если война затянется надолго. Кажется, в начале 1938 года, незадолго до удаления маршала Тухачевского, среди нацистов в Токио шли разговоры о том, как бы скрытно организовать сейчас в СССР внутренний распад. В связи с этим упоминались имена Тухачевского и военного атташе в Лондоне Путны. Эта мысль широко распространилась среди членов нацистской партии и ее особенно пропагандировали нацисты, только что вернувшиеся из Германии. Я также слышал от них, что Союз контрреволюционеров в Германии имел связь с Путной, а тот – с Тухачевским.

Голландская колония в Токио

Хотя мои связи с голландской колонией в Токио оборвались в начале 1939 года, ее тоже следует считать моим источником информации. Я посылал корреспонденции в газету «Амстердам Хандельсблатт», поэтому, естественно, имел контакты с голландскими дипломатическими и деловыми кругами. Из этих источников ко мне поступала информация о масштабах сопротивления голландской стороны японской экономической экспансии в Голландскую Восточную Индию. Кроме того, я получал много сведений о голландских, британских, а позднее и американских объединенных усилиях против экономической агрессии Японии в голландских владениях. Из голландских банковских кругов я мог получать отдельные материалы, касающиеся японо-голландской торговли, а также определенную информацию о внешней торговле, состоянии финансов и об общей экономической ситуации в Японии. Однако с 1938 года, когда в результате европейской политики Германии ухудшились ее отношения с Англией и Францией, а также до некоторой степени и с Голландией, поступление сведений из этих источников прекратилось. В это время голландцы уже окончательно отвернулись от немцев и сблизились с англичанами и американцами.

Немецкие журналисты в Японии

Между немецкими журналистами в Японии и мной, естественно, существовала тесная профессиональная связь. Я часто встречался с Виссэ и Каровом из DNB[60], Шульцем из «Дойче Альгемайне цайтунг», Магнусом из Германского агентства экономических новостей и Зермайером из «Трансоушен пресс». Однако никто из них не имел ни малейшего представления о том, кем я на самом деле был и чем занимался. Разумеется, мы как журналисты обменивались мнениями о различных событиях и политической ситуации, дискутировали о различных проблемах и по журналистской привычке энергично поносили все, связанное с политикой. Среди других журналистов я считался очень хорошо информированным. Они не могли сообщить мне каких-либо стоящих новостей или сведений, а скорее, наоборот, стремились получить новости от меня. Однако, я хочу подчеркнуть, что никогда не сообщал никому из журналистов информацию, полученную от сотрудничавших со мной японцев, и секретные сведения, добытые в германском посольстве. За этим я строго и тщательно следил.

Я пользовался уважением среди других корреспондентов не только как известный немецкий журналист, но и как добрый товарищ, всегда готовый в случае необходимости протянуть руку помощи. Например, когда Виссэ уехал на родину в отпуск, я вместо него работал в DNB, или, если происходило что-либо, о чем надо было во что бы то ни стало телеграфировать, а другие журналисты не знали, я ему сообщал об этом. Мы встречались не только в офисе, но и обедали вместе и дома бывали друг у друга. С другой стороны, они, узнав, что я не хочу идти в агентство «Домэй» или в Информационное бюро японского правительства, тут же брали на себя заботу об этом. Меня считали немного беспокойным, роскошествующим журналистом. Конечно, они не знали, что помимо работы в газете я должен был выполнять еще очень многое. По этим причинам у меня были дружеские отношения с немецкими спецслужбами.

Иностранные корреспонденты

Все другие иностранные журналисты были настроены антигермански и считали меня нацистским репортером, поэтому я был отдален от них. Наши отношения никогда не выходили за рамки обычных деловых связей, а в 1939 году вообще прекратились. До 1938 года у меня было несколько профессиональных контактов с представителем агентства «Рейтер» Коксом и американцами Морином и Томпсоном, но по мере постепенного роста напряженности политической ситуации в Европе, и в довершение всего из-за смерти Кокса и высылки Морина и Томпсона из Японии, мои личные связи с иностранными корреспондентами практически сошли на нет. Сейчас в Токио нет почти ни одного иностранного корреспондента, которого бы я знал лично. Я всегда избегал Редмана, потому что он был мне неприятен. Я ничего не знаю о шпионской деятельности, которую приписывают Коксу. Я считал его беспечным и простодушным человеком. Вообще-то говоря, у меня не было интереса к иностранным корреспондентам. Поскольку Гюнтер Штейн и Вукелич уже имели возможность получать от них информацию, лично мне заниматься этим делом не было необходимости.

Агентство новостей «Домэй» и японские журналисты

По тем же причинам с агентством «Домэй» я поддерживал отношения только первое время после прибытия в Японию, да к тому же они ограничивались всего лишь разовыми контактами. В последующем у меня полностью пропал интерес к агентству, поэтому даже такие отношения прекратились и я полагался, главным образом, на информацию, предоставляемую Штейном и Вукеличем, а также на сплетни со всего мира, которые собирал Виссэ. Он был насмешником и страшно любил всякие слухи. Но говорю это не в плохом смысле, а просто в шутку.

С японцами, кроме тех, кто входил в мою разведывательную группу, в течение последних нескольких лет я старался по возможности не встречаться. До этого вместе с другими немецкими журналистами я общался с коллегами из «Асахи», «Нити-Нити» и «Домэй». В последние годы я приглашал на ланч Мурату, Кума-саки и Мори из «Джапан Адвертайзер», но и это в каких-нибудь особых случаях и обычно вместе с другими немцами. Я приглашал их в рамках своих служебных обязанностей, имея при этом цель не создавать впечатления, что я окончательно оборвал связи с японцами. У меня и в мыслях не было тайных разведывательных целей, так как я хорошо знал, что не смогу получить от них интересной информации, и даже после того, как Мурата перешел в сферу бизнеса, я в отношении него занимал такую же позицию. До этого он по крайней мере давал мне кое-какую информацию о Накано и «Тохокай»[61], но потом все его интересы свелись только к деньгам и выгоде.

Военное министерство

Мои отношения с пресс-группой военного министерства и с армейскими офицерами, с которыми меня знакомили генерал-майор Отт и полковник Матуки, не отличались от описанных выше. Можно сказать, что в последние годы у меня почти не было связей с такими людьми.

Через Отта и Матуки я познакомился с генералом Осимой и неоднократно встречался с ним. А после заключения японо-германского союза я даже брал у него интервью для моей газеты. Кроме того, в то время я познакомился с тогдашним полковником Манаки, майорами Ямагата и Сайго, с теперешним генерал-майором Муто и с другими офицерами, имена которых я позабыл. Из пресс-группы военного министерства я встречался с тогдашним полковником Сайто, и он часто приглашал меня вместе с другими немецкими журналистами. Я также несколько раз приглашал его как член группы немецких корреспондентов. У меня почти не было дел с его преемником Акиямой, но я встречался несколько раз с полковником Уцуномия и даже посещал его раз или два в Шанхае. В последний раз мы встречались с ним весной 1941 года.

Помимо перечисленных людей, я один раз брал интервью у посла Сиратори (до того как он заболел) и беседовал с ним так долго, как это было только возможно. Я также часто встречался с Накано – политиком и партийным лидером. Кроме того, мне несколько раз довелось встречаться на приемах с адмиралом Кобаяси. Нынешний министр иностранных дел Того очень давно однажды согласился на мою просьбу дать интервью, а затем мы раз или два виделись на приемах в посольстве.

По обыкновению министры иностранных дел при назначении на должность проводят пресс-конференции для иностранных корреспондентов, где и я присутствовал несколько раз. Но это не выходило за рамки обычных формальных пресс-конференций. Последняя, на которой я был, проводилась по возвращении министра иностранных дел Мацуоки из поездки в Германию и СССР.

Предисловие

Я был убежден, что для успешного достижения наших разведывательных целей необходимо глубокое понимание всех вопросов, хотя бы в малой степени связанных с нашей миссией. Другими словами, я полагал, что не следует уходить с головой только в техническую и организационную работу: получить указания, передать их членам группы, а затем отправить сообщения в московский центр. Как руководитель разведывательной группы, работающей за границей, я не мог придерживаться такой поверхностной точки зрения о своей личной ответственности. Я всегда полагал, что человек в моем положении не должен удовлетворяться только сбором информации, а стремиться к исчерпывающему пониманию всех проблем, связанных с такой работой. Я был уверен, что сбор информации сам по себе, несомненно, важное дело, но более важной является именно способность тщательно проанализировать информацию, ухватить суть политики в целом и дать ей оценку.

Хотя задания, которые мы получали из Москвы, не допускали произвольного толкования, думаю, не менее важным было то, что мы находили и информировали о новых направлениях работы, новых проблемах и ситуациях, возникавших в ходе нашей деятельности еще до того, как их замечала Москва. Такая работа, разумеется, требовала непрерывного и исчерпывающего анализа и изучения японских проблем. Если бы я проявил неспособность оценивать возникавшие проблемы и принимал ошибочные решения, я, вероятно, стал бы посмешищем в глазах моих японских сотрудников. Если бы считалось, что я не обладаю аналитическими способностями и обширными знаниями, то я, пожалуй, никогда не смог бы занять столь прочное положение, какое было у меня в германском посольстве.

Вот почему я с первого же шага по прибытии в Японию стал энергично развивать последовательное изучение ее проблем. Однако, рассматривая через несколько лет результаты моих исследований, можно говорить о потрясающем изъяне. В конце концов, именно недостаточное владение японским языком привело к моему провалу. Оправдывая этот пробел, нужно отметить, что я страдал от недостатка времени, так как был по горло занят работой в газете, в германском посольстве, своими исследованиями, а также тайной деятельностью.