Тюремные записки Рихарда Зорге

Через семьи моих товарищей-фронтовиков я знал людей различных классов. Среди них были семьи простых рабочих, относящиеся к средней буржуазии мои родственники, состоятельные друзья, поэтому я мог достаточно хорошо наблюдать экономическое положение различных социальных слоев. Буржуазия постепенно опускалась на положение пролетариата, но пыталась как-то избежать своей судьбы, цепляясь за теорию о моральном превосходстве Германии. Я не мог без отвращения относиться к тому, что делалось высокомерными и невежественными представителями так называемого «германского духа». Но среди политических лидеров появились люди, которые начали испытывать беспокойство в отношении войны. Это явилось результатом того, что внутренняя и внешняя политика стала жесткой и жестокой. Иными словами, реакция и империализм вовсю подняли голову. Я убедился, что Германия не может предложить миру ни новых идей, ни новых каких-либо действий, но и Англия, и Франция, и другие страны мира также не имеют возможностей внести свой вклад в дело мира. Никакие дискуссии о духовности и высоких идеалах не могли поколебать моей убежденности. С тех пор я не воспринимал всерьез утверждения об идеях и духе, которыми якобы руководствуются ведущие войну народы, независимо от их расы.

Моя неудовлетворенность выросла по сравнению с периодом первой моей реабилитации. И я вновь сразу же добровольно отправился на передний край. Я считал, что лучше сражаться в других странах, чем еще глубже погружаться в болото в своей стране.

Атмосфера в части стала в целом еще более мрачной, чем раньше. Однако появилось больше людей, проявлявших интерес к проблемам политики и завершения войны. Постепенно укреплялось мнение, что, кроме решительных политических изменений, ничто не может вывести нас из столь тяжелого положения. Я встретил двух солдат, которые были связаны с радикальными политическими организациями Германии. Один из них часто рассказывал о Розе Люксембург и Карле Либкнехте. Однако ни в наших беседах с ними, ни в моих размышлениях проблема прекращения войны не представлялась важной. Гораздо более серьезным был вопрос, как можно было бы устранить причины бессмысленных саморазрушительных и бесконечных войн в Европе. Нам казалось, что эта проблема куда более фундаментальна, чем окончание нынешней войны. Мы не были трусами, которые боялись бы продолжения войны или не отказались бы от любых средств, чтобы только ее закончить. Для нас было достаточно ясно, что, если только просто бросить оружие, это развяжет руки противникам Германии для достижения их империалистических устремлений. Более важным мы считали глобальное решение проблемы, решение в международном масштабе на длительный срок, но мы еще совершенно не знали способов достижения этого. Мы еще были довольно далеки от левого движения в Германии и других странах.

Политические организации националистического и империалистического толка вели бешеную пропаганду и посылали на фронт несчетное количество пропагандистских листовок. Под их воздействием мы вели оживленные дискуссии. Все эти организации пытались поднять моральный дух солдат, стремясь разъяснить обширные цели Германии в войне и раскрыть каждую из претензий, которые Германия должна предъявить другим странам для обеспечения своего постоянного превосходства. Но фактически результаты были абсолютно иными, чем те, на которые они рассчитывали. Что же касается леворадикальных элементов на фронте и внутри Германии, то их усилия были подобны бензину, который плеснули в огонь. Я обычно молча только слушал подобные дискуссии и иногда задавал вопросы, у меня еще не было какой-либо убежденности, знаний, решений. Однако постепенно пришло время, когда надо было отбросить позицию стороннего наблюдателя, которой я придерживался в течение длительного времени, и сделать окончательный вывод. Как раз тогда я был в третий раз ранен. Это было очень серьезное ранение. В меня одновременно впилось много осколков снаряда, а два из них раздробили кости.

В течение нескольких месяцев я вынужден был серьезно лечиться в полевом госпитале. Там я познакомился с интеллигентной и умной медсестрой и ее отцом. Он был врачом. Вскоре я узнал, что оба они тесно связаны с радикальным социал-демократическим движением. От них я впервые сумел подробно услышать о революционном движении в Германии, различных партиях и течениях, международном революционном движении. Тут впервые также я услышал о Ленине и его деятельности в Швейцарии. Я почувствовал, что если глубоко изучу коренные проблемы империалистической войны, о чем размышлял на фронте, то обязательно сумею найти и ответы на них. И я твердо решил найти эти ответы или хотя бы поставить вопросы. У меня уже появилось желание стать апостолом революционного рабочего движения. Период моего лечения в полевом госпитале оказался полезным и в другом смысле. Я впервые взялся за философию, последовательно изучил Канта и Шопенгауэра, обратился к истории, в том числе истории искусств, и, кроме того, у меня появился интерес к экономическим проблемам. Медсестра и ее отец снабжали меня соответствующей литературой в различных областях, которые я хотел изучать. Моя рана была очень серьезной, из-за чего в процессе лечения я испытывал страшные боли. Однако, несмотря на это, я был счастлив как никогда в последние годы. Моя тяга к исследованиям, которая время от времени проявляется и сейчас, сформировалась именно тогда.

Когда рана в основном затянулась, я, еще будучи солдатом, возобновил занятия в университете, но регулярно посещал полевой госпиталь для лечебных процедур. Я отказался от занятий медициной и решил специализироваться на изучении политологии и экономики. Я считал, что, изучив социальные, экономические и политические изменения в Германии и Европе, смогу удовлетворить свои интересы.

В то время летом и зимой 1917 года я начал особенно остро ощущать, что мировая война бессмысленна и бездумно все обрекает на запустение. С каждой стороны уже погибло по нескольку миллионов человек. И никто не скажет, сколько еще миллионов разделят их судьбу. Хваленая экономическая машина Германии лежала в руинах. Я чувствовал это на личном опыте, ощущая вместе с многочисленными пролетариями голод и растущий дефицит продуктов питания. Капитализм распался на свои составные элементы – анархизм и спекулянтов. Я видел крах Германской империи, которая, как считали, имеет прочный и незыблемый политический фундамент. Господствующий класс Германии, столкнувшись с таким положением, безнадежно растерялся и раскололся как морально, так и политически. В культурном и идеологическом плане нация ударилась в пустую болтовню о прошлом, в антисемитизм или романо-католицизм. И военно-феодальный правящий класс, и буржуазия оказались не способны указать курс для государства и способ спасения его от полного разрушения. И в лагере противников Германии было то же самое. Политические требования, выдвигаемые противниками Германии, и на будущее не оставляли другого способа решения конфликта, кроме применения оружия. Свежая и эффективная идеология поддерживалась революционным рабочим движением, и за нее развертывалась борьба. Эта наиболее сложная, решительная и полезная идеология стремилась устранить экономические и политические причины нынешней и будущих войн путем внутренней резолюции.

Я детально изучил эту идеологию в Берлинском университете, особенно старательно ее теоретический фундамент. Я читал и греческую философию, и оказавшую влияние на марксизм философию Гегеля. Я прочитал Энгельса, а затем и Маркса, что попадало в руки. Я изучал также труды противников Маркса и Энгельса, т. е. тех, кто противостоял им в теории, философских и экономических учениях, и обратился к изучению истории рабочего движения в Германии и других странах мира. В течение нескольких месяцев я приобрел фундаментальные знания и овладел основами практического мышления.

Развитие революции в России указало мне путь, по которому нужно идти международному рабочему движению. Я решил не только поддерживать движение теоретически и идеологически, но и самому стать на практике его частью. И с тех пор, какие бы выводы ни делались о моих личных и материальных проблемах, я встал на этот путь. И сейчас, когда третий год идет Вторая мировая война и развязана война между Германией и Советским Союзом, у меня еще более крепнет убеждение, что решение, принятое мною 25 лет назад, было правильным. Я могу так заявить, даже обдумав все, что случилось со мной в течение прошедших 25 лет, и особенно в последний год.

Моя карьера в германском революционном рабочем движении с 1918 года до конца 1924 года

После демобилизации в январе 1918 года я поступил в Кильский университет, но я никак не думал, что в течение года здесь произойдет германская революция. В Киле я вступил в революционную организацию – Независимую социал-демократическую партию. Я не вступил в группу «Спартак», но только по той причине, что в Киле не смог установить связи с этой организацией.

Как только я вступил в партию, мне сразу же была поручена работа в социалистических студенческих организациях. Вместе с двумя-тремя студентами я создал такую организацию и затем стал ее руководителем. Кроме того, в рамках партийной организации я стал руководителем учебного кружка в районе, где проживал, и преподавал там историю рабочего движения, различия между революционным и контрреволюционным движением и другие предметы. Безусловно, я старался вовлечь в партию новых членов из моих друзей-студентов и выполнял также различные мелкие поручения.

Я тайно читал лекции по социализму группам рабочих порта и матросов. Таким образом, я содействовал и революции в Кильской военной гавани, начатой восставшими матросами. Даже сейчас я помню одну из этих лекций. Одним ранним утром я был вызван и приведен в незнакомое до того место. Придя туда, осмотревшись, я понял, что это была подземная матросская казарма, где меня попросили тайно прочитать лекцию при плотно закрытых дверях.

Сразу после революции моя работа в партии заключалась в разборе бесчисленных заявлений о приеме в партию, пропагандистской и преподавательской деятельности. Помимо этого я должен был главным образом по-прежнему поддерживать связь со студенческими социалистическими организациями, которые набрали в это время большую силу.

В конце того года я с двумя-тремя товарищами с партийным заданием выехал в Берлин, где работал в местном штабе. Развернулась непримиримая борьба между фракцией во главе с Носке и Шейдеманом и революционным движением. Армия же стала на сторону Носке и выступила против революции. Партия нуждалась в помощи, но, когда я приехал в Берлин, было слишком поздно что-либо делать. После жестокого кровопролития восстание «Спартака» было подавлено. Нас загнали в гараж и обыскали, но, к счастью, мое оружие не обнаружили. Тот, кто имел оружие и отказывался отдать его, тут же расстреливался. Пробыв с товарищами несколько дней в здании гаража, мы вернулись в Киль. Но нельзя было назвать это триумфальным возвращением. В начале 1919 года я уехал в Гамбург и стал готовиться к экзаменам на врача.

По приезде в Гамбург я и там создал студенческую социалистическую организацию и стал ее секретарем, а кроме того, выполнял обычную партийную работу по месту жительства. В конце этого года меня назначили руководителем учебной секции партийных руководителей региональной организации Гамбурга. Вскоре после этого фракции нашей партии так же, как группа «Спартак» и другие революционные организации, автоматически влились в Германскую коммунистическую партию. В течение 1920 года я работал в штабе парторганизации Гамбурга в качестве руководителя учебной секции. В то же время я был консультантом в коммунистических газетах Гамбурга. Однажды меня посетил знаменитый социалист Шейдеман. Он спросил меня, не хочу ли я, как потомок Адольфа Зорге, примкнуть к их движению, но я, конечно, решительно отказался.

Затем, имея желание перебраться в глубь страны, я получил место учителя в высшей школе в г. Аахене и стал готовиться к отъезду туда, но меня вызвали в Берлин в Центральный комитет партии. После доклада о событиях в Гамбурге мне предложили выполнять различную практическую работу для партии в районе Аахена. Там были сильны позиции рабочих и особенно мощными были организации рабочих-католиков. Вскоре после прибытия в Аахен меня назначили членом городского комитета партии, где я стал отвечать за вопросы партучебы. Одновременно я занимался активной пропагандой среди шахтеров. Вскоре я установил связи с партийными руководителями района Рейнланд в Кёльне. Они часто приглашали меня на свои митинги и попросили принять участие, как я делал это в Гамбурге, в коммунистических изданиях этого района. Однажды, когда редактор коммунистической газеты Золингена находился в тюрьме, два месяца во время школьных каникул я даже заменял его и редактировал газету. Кроме того, в качестве представителя района Рейнланда я несколько раз принимал участие в заседаниях ЦК по вопросам руководства партией и расширения состава ЦК.

Однако продолжать в Аахене политическую деятельность в интересах партии и оставаться ассистентом профессора в высшей школе, конечно, было для меня невозможно. Где-то к концу 1922 года я оставил высшую школу, поскольку был втянут в ожесточенные политические дискуссии.

По согласованию с партией, я активнее стал работать среди шахтеров. При этом, трудясь в угольных районах Аахена, я мог покрывать и свои расходы на жизнь. Не вызывая подозрений о своем членстве в партии, я нанялся разнорабочим на шахту недалеко от Аахена. Работа была тяжелой, а из-за последнего ранения, полученного мной на фронте, она порой становилась просто невыносимой. Однако я не отступил от своего решения. Опыт работы шахтером был очень ценен для меня, ничуть не уступая опыту, полученному мною на фронте. К тому же моя новая работа отвечала интересам партии.

Моя работа среди шахтеров вскоре стала приносить некоторые плоды. Я сформировал коммунистическую ячейку на шахте, где я сначала работал, и после того как она окрепла и развилась, я перешел на другую шахту в окрестностях Аахена. И таким же образом в течение этого года я еще раз поменял место работы.

Я пытался действовать тем же методом в угольных районах Голландии, но эта попытка провалилась. Я был быстро разоблачен, уволен с шахты и выслан за границу.

За это время я стал хорошо известен на всех шахтах Аахена, и в результате стало совершенно невозможным найти там работу. Власти угрожали передать меня Союзной военной администрации, поэтому мне ничего не оставалось делать, как покинуть Аахен и оккупированную зону (тогда война еще только закончилась, и Рейнланд находился под военной оккупацией и управлялся администрацией стран союзников-победителей).

Я уехал в Берлин, и там в Центральном комитете обсудили вопрос о моей будущей партийной деятельности. В ЦК предложили мне оплачиваемую работу в руководящих органах партии, однако я отказался, поскольку предпочитал набрать побольше практического опыта и в то же время хотел закончить образование. Друзья предложили мне должность ассистента на социологическом факультете Франкфуртского университета и одновременно быть там внештатным преподавателем. Руководство партии одобрило эту идею и поручило мне активную работу в парторганизации Франкфурта.

Во Франкфурте я стал членом городского партийного руководства и отвечал, как и раньше, за учебную работу, а кроме того, был консультантом коммунистической печати. Вскоре после этого компартия в Германии была объявлена вне закона. Благодаря тому, что мое имя не было хорошо известно властям во Франкфурте, я имел возможность с большой пользой трудиться для партии. Я вел секретное делопроизводство и регистрацию членов партии, а также обеспечивал тайную связь между ЦК в Берлине и организацией во Франкфурте. Партийные средства и пропагандистские материалы посылались на мой адрес. Крупные посылки я скрывал в учебных аудиториях в ящиках для угля или прятал в моем кабинете и библиотеке социологического факультета университета. Кроме меня там же работали два-три члена партии, поэтому не было нужды бояться разоблачения. Таким образом, мы сохраняли деньги и материалы, поэтому в случае необходимости в них руководящих органов их можно было быстро изъять и использовать. Несмотря на то, что компартия была запрещена, благодаря такой системе во Франкфурте деятельность партии ничуть не сократилась. Когда в Саксонии в результате вооруженного восстания была установлена рабочая республика, я по решению партии постоянно поддерживал с ней тайную связь. Выполняя специальные задания, я часто посещал Саксонию и доставлял важные указания и распоряжения по политическим и организационным вопросам, которые партия направляла через нас во Франкфурт.

Когда в 1924 года состоялся съезд компартии во Франкфурте-на-Майне, для участия в нем в качестве представителей Коминтерна нелегально прибыли советские коммунисты. По решению руководства мне было поручено осуществлять их личную охрану. Во время съезда я обеспечивал безопасность этих важных делегатов, занимался их размещением и делал все, чтобы они могли спокойно заниматься делами. В это время Германская коммунистическая партия столкнулась с серьезными политическими трудностями, почему Коминтерн и послал к нам четырех человек – Пятницкого, Мануильского, Куусинена и Лозовского. Я был одним из делегатов съезда, а кроме того, выполняя это нелегкое поручение, старался полностью удовлетворить нужды закрепленных за нами делегатов. Нечего и говорить, что у меня с представителями Коминтерна установились очень тесные отношения, и день ото дня они становились все более дружественными. При закрытии съезда они предложили мне приехать в этом году в Москву и поработать в штаб-квартире Коминтерна, но я не смог тогда выехать в Москву, так как сразу после Франкфуртского съезда я должен был участвовать в целом ряде совещаний по проблемам организационной и информационной работы. Однако предложения представителей Коминтерна о моей работе в разведотделе Коминтерна были одобрены руководством партии в Берлине, и в конце 1924 года я отбыл в Москву, а в январе 1925 года приступил к работе. В то же время Пятницкий перевел меня из Германской в Советскую коммунистическую партию.

Перед тем как закончить записки, я должен рассказать о моей встрече в 1923 года с делегацией Московского научно-исследовательского института Маркса – Энгельса, возглавлявшейся известным ученым Рязановым. В ходе поездки по Германии делегация собирала материалы для института. Кто-то попросил меня собрать информацию о политическом литературном наследстве Адольфа Зорге, который работал секретарем I Интернационала, созданного Марксом. Рязанов пригласил меня в этот институт в Москву, но руководители Германской коммунистической партии тогда не отпустили меня.

В заключение я должен добавить, что моя карьера в качестве литератора не ограничивалась только статьями для коммунистических газет и журналов. В 1922 году я написал памфлет под названием «Концентрация капитала и Роза Люксембург», в котором критиковал ее теорию. Я выполнил это теоретическое исследование, но мои методы обращения с трудными вопросами были слишком грубыми и незрелыми. Этот памфлет был полностью сожжен нацистами, и сейчас я рад, что не осталось ни одного его экземпляра. Во время пребывания в Москве я опубликовал «Экономические последствия Версальского мирного договора» и, кроме того, в 1927 году – «Германский империализм». Думаю, что это достаточно зрелые сочинения. Оба они широко читались в Германии и были переведены также на русский язык.

В 1924 – 1925 годах в связи с моим переездом в Москву и одновременным переходом в Советскую коммунистическую партию моя деятельность для Германской коммунистической партии закончилась. Таким образом, моя связь с Германской коммунистической партией ограничивается периодом с 1918 по 1924 год.

Примечания

1

Корольков Ю.М. Человек, для которого не было тайн. М., 1965; Будкевич С.Л. Дело Зорге, М., 1969; ГоляковС.,Понизовский В. Голос Рамзая. М., 1976; Волков Ф.Д. Подвиг Рихарда Зорге. М., 1981; Колесникова М.В.,Колесников М.С. Жизнь и бессмертие Рихарда Зорге. М., 1985. Среди последних публикаций следует назвать: Молодяков В.Э. Рихард Зорге: супершпион или суперполитик. – Проблемы Дальнего Востока, 1993, № 5.

2

Мейснер Г.О. Кто вы, доктор Зорге? М., 1966; Madep Ю. Репортаж о докторе Зорге. Берлин, 1988.

3

Миякэ Ханако. Нингэн Дзоруге. Токио, 1949; Киносита Дзюндзи. Отто-то «ебарэру нихондзин». Токио, 1963; ОдзакиХодзуки. Дзоруге дзикэн. Токио, 1963; КаваиТэйкити. Дзоруге дзикэн гокутю ки. Токио, 1975; Willoughby,CharlesA. Shanghai Conspiracy. The Sorge Spy Ring. New York, 1952; Mader J. Dr. Sorge Funkt aus Tokyo. Berlin, 1966; ChalmersJ. An Instance of Treason. California, 1990.

4

Гэндайси сире, Дзоруге дзикэн. Т. I. Токио: Мисудзу Себо, 1962; WarfareС. The Case of Richard Sorge. New York – London: Gerland Publishing, Inc., 1989.

5

Гэндайси сире, Дзоруге дзикэн. Т. I, с. 5.

6

Будкевич С.Л. Указ. соч., с. 74 – 75,77 – 78; Колесникова М.В., Колесников М.С. Указ соч., с. 257 – 259, 262, 264 – 266,269 – 274, 282 – 283, 285.

7

Гэндайси сире, Дзоруге дзикэн. Т. I, с. 139 – 222.

8

Warface С. The Case of Richard Sorge.

9

Будкевич С.Л. Указ соч., с 70.

10

Икома Ёситоси. Дзоруге Кайсо Токио. 1962, с. 19 – 22.

11

Так в японском тексте. Официально он назывался информационным отделом. – Прим.ред.

12

Куусинен Отто Вильгельмович (1881 – 1964) – финский и советский коммунист, 1921 – 1939 гг. секретарь Исполкома Коминтерна, глава Информационного отдела, с апреля 1924 г. – друг Зорге, 1940 – 1957 гг. председатель Президиума Верховного Совета Карело-Финской ССР, зам. Председателя Президиума Верховного Совета СССР, 1957 – 1964 гг. член Президиума и секретарь ЦК КПСС. – Прим.ред.

13

Разведывательное управление Красной армии – советская военная разведка. В 1924 – 1935 гг. советскую военную разведку возглавлял Я.К. Берзин. – Прим.ред.

14

Так в японском тексте. – Прим.перев.

15

Кристиансен-Клаузен Макс (1899 – 1979) – немецкий коммунист, разведчик РККА, радист группы Зopге в Шанхае и Токио. В целях маскировки основал в Токио фирму по изготовлению множительной техники «М. Клаузен сокаи». Арестован японской полицией 18 октября 1941 г., приговорен к пожизненному заключению. Освобожден из тюрьмы 9 октября 1945 г. Проживал в СССР, затем в ГДР. – Прим.ред.

16

Мияги Ётоку (1903 – 1943) – японский художник, выпускник Высшей школы искусств в Сан-Франциско (США), один из основателей «Пролетарского общества искусств», член Коммунистической партии США, член разведгруппы «Рамзай». Арестован в Токио 10 октября 1941 г., при аресте пытался покончить с собой, убит в тюрьме 2 августа 1943 г. – Прим.ред.

17

Вукелич Бранко (1904 – 1945) – югославский коммунист, член Французской коммунистической партии, разведчик РККА, член группы «Рамзай». С 1933 г. корреспондент, затем заместитель руководителя бюро французского информационного агентства «ГАВАС» в Токио. Арестован 18 октября 1941 г., приговорен к пожизненному заключению, умер в тюрьме 13 января 1945 г. – Прим.ред.

18

Одзаки Ходзуми (1901 – 1944) – японский политолог, писатель, поэт, журналист. В 1926 – 1938 гг. сотрудник газет «Токио асахи симбун», «Осака асахи симбун». С 1938 г. советник японского правительства по вопросам Китая, консультант исследовательского бюро Южно-Маньчжурской железнодорожной компании. С 1930 г. – близкий друг Зорге, член разведгруппы «Рамзай». Арестован 15 октября 1941 г., казнен 7 ноября 1944 г. вместе с Зорге. – Прим. ред.

19

Бернхардт (настоящее имя и годы жизни неизвестны) – первый радист разведгруппы Зорге в Токио до осени 1935 г. Заменен по просьбе Зорге более опытным специалистом Клаузеном. – Прим.ред.

20

Кристиансен-Клаузен Анна (1899 – 1978) – урожд. Жданкова, родом из Новониколаевска (Новосибирска), коммунистка. Жена Макса Клаузена, курьер разведгруппы «Рамзай». Арестована в Токио 17 ноября 1941 г., приговорена к семи годам тюрьмы. Освобождена в октябре 1945 г. Проживала вместе с мужем в СССР, затем в ГДР. – Прим.ред.

21

Вукелич Эдит (годы жизни неизвестны) – датчанка, преподаватель гимнастики, член группы «Рамзай». Первая жена Бранко Вукелича с 1929 г. Прибыла с ним в Японию 11 февраля 1933 г. В ее доме в Токио размещалась радиостанция Клаузена. После развода с Вукеличем покинула Японию в сентябре 1941 г. – Прим.ред.

22

Мидзуно Сигэру (1910 – 1945) – друг Одзаки по Шанхаю, специалист по Китаю, член Коммунистической партии Японии. Одзаки в 1939 г. устроил его на работу в центр исследования Китая. Неоднократно арестовывался японской полицией за левые убеждения. Умер в тюрьме в 1945 г. – Прим.ред.

23

Каваи Тэйкити (1901 – 1981) – японский репортер левых убеждений, друг Одзаки по Шанхаю. В 1936 г. впервые был арестован, но не выдал Одзаки и Зорге. После освобождения через 10 месяцев до сентября 1941 г. находился в Китае. По «делу Зорге» был осужден на 10 лет тюремного заключения. Освобожден в октябре 1945 г. – Прим.ред.

24

Косиро – один из информаторов Ётоку Мияги. – Прим.перев.

25

Штейн Гюнтер (1900 – ?) – журналист-международник, коммунист. После прихода к власти в Германии нацистов выехал в Англию и принял британское подданство. В Токио находился в 1936 – 1938 гг. в качестве корреспондента ряда английских и американских газет. До августа 1938 г. в его доме в Токио размещалась радиостанция Клаузена. В 1950 г. был арестован в Париже по обвинению в шпионаже в пользу СССР, но категорически отрицал эти обвинения, выслан в Англию. – Прим.перев.

26

Ёсикава Мицусада (1907 – ?) – прокурор Токийской прокуратуры, вел следствие по «делу Зорге» с 24 октября 1941 г. до 27 марта 1942 г. По его разрешению и в его присутствии были написаны Зорге данные записки. Выступал с показаниями о разведгруппе Зорге в Комиссии Конгресса США по расследованию антиамериканской деятельности в 1951 г. – Прим.ред.

27

Смедли Aгнес (1894 – 1950) – американка левых убеждений, одна из известных авторов, писавших о Китайской революции. Одзаки перевел на японский язык ее книгу «Дочь земли», изданную в Токио в 1934 г. Похоронена на кладбище революционеров в Пекине. – Прим.ред.

28

Кито Гинъити (годы жизни неизвестны) – японец американского происхождения, член Коммунистической партии США, дружил в Шанхае с Одзаки. – Прим.перев.

29

Попытка японских войск в январе – марте 1932 г. захватить г. Шанхай. – Прим.ред.

30

Район Шанхая. – Прим.перев.

31

Ямаками Масаёси (годы жизни неизвестны) – японский журналист, друг Одзаки, в Шанхае был корреспондентом агентства «Рэнго цусин». – Прим.перев.

32

Фунакоси Xucaо (годы жизни неизвестны) – японский журналист, друг Одзаки, в Шанхае был корреспондентом газет «Шанхай дейли ньюс», «Майнити симбун», затем «Иомиури симбун». По «делу Зорге» был арестован в Пекине 4 января 1942 г. и осужден к 10 годам тюремного заключения. Умер в тюрьме в феврале 1945 г. – Прим.перев.

33

Гоминьдановское правительство Чан Кайши, находившееся после контрреволюционного переворота в апреле 1927 г. в Нанкине. – Прим.ред.

34

Кантонская и Гуансийская группировки китайских милитаристов господствовали в Юго-Западном Китае во время второй гражданской войны 1927 – 1936 гг. Генерал Фын Юйсян, возглавлявший группу войск в Северном Китае, с 1931 г. активно выступал против японской агрессии. – Прим.ред.

35

Международная миссия, в 30-е годы занимавшаяся проблемами экстерриториальности иностранцев в Шанхае. – Прим.ред.

36

Оккупация японскими войсками Северо-Восточного Китая (Маньчжурии), начавшаяся 18 сентября 1931 г. – Прим.ред.

37

Кавамура Ёсио (1911 – 1942) – японский журналист, друг Одзаки, в Шанхае был корреспондентом газеты «Мансю нити-нити симбун». Член разведгруппы «Рамзай». Был арестован 31 марта 1942 г. и умер или убит в тюрьме 15 декабря 1942 г. – Прим.ред.

38

Резидент советской военной разведки в Маньчжурии в 30-е годы. – Прим.ред.

39

Инцидент 26 февраля 1936 г. – неудавшийся фашистский мятеж «молодого офицерства» во главе с генералом Араки, требовавшим расширения японской агрессии против Китая и CCCР. Заговорщики убили ряд государственных деятелей, которых они считали «умеренными». Попытка государственного переворота поддержки не получила и была подавлена.