Руководство по истории Русской Церкви

довели до столкновения с министром и этого кроткого митрополита. Он обратился к государю с убедительным посланием, умоляя его спасти церковь Божию «от слепотствующего министра». Письмо это поразило императора, тем более, что всего через 2 недели после его отправки митрополит скончался. С этого времени начался заметный поворот дел против Голицына, поддержанный между прочим другим сильным любимцем Александра, соперником Голицына, графом Аракчеевым. Митрополитом был назначен Серафим (Глаголевский)Московский, известный в кругу иерархов своим строго консервативным направлением. Он с самого же начала высказался против библейского общества и вступил с ним в борьбу.
      В качестве передового бойца в этой борьбе явился Юрьевский архимандрит Фотий Спасский, из недоучившихся студентов Петербургской академии, человек с сильной волей, пренебрегавший всякими страхами человеческими, успевший приобрести себе много поклонников в высшем обществе своим строгим аскетизмом, странным, полу юродивым поведением, и ни перед чем не стеснявшимся обличительным красноречием. Его почитал сам Аракчеев. Богатейшая графиня, благотворительница монастырей, особенно Юрьева, А. А. Орлова-Чесменскаябыла его благоговейной духовной дочерью и держалась в отношении к нему, как самая раболепная послушница. Борьба его против мистицизма началась еще раньше, когда он был законоучителем кадетского корпуса в Петербурге; в 1820 г. его удалили из Петербурга в настоятели Деревяницкого монастыря, где с ним и познакомился граф Аракчеев, посодействовавший его переводу в Юрьев монастырь. С 1822 г., вызванный в Петербург, он с успехом проповедовал против мистиков в разных петербургских гостиных, был у самого государя, заинтересовавшегося его личностью, и своей проповедью об опасностях, грозящих церкви, произвел на него сильное впечатление. Другим деятельным членом противоголицынской партии, которого прочили на место Голицына, был президент Российской академии адмирал Шишков, автор «Рассуждения о старом и новом слоге», горячий порицатель перевода Библии на «простонародное», как он выражался, наречие. Весной 1824 г., когда все было подготовлено к решительным действиям против министра, Фотий сделал на него открытое и грубое нападение в доме графини Орловой: встретив его здесь перед аналоем, на котором лежали крест, Евангелие и дароносица, ревнитель-архимандрит потребовал у него немедленного отречения от лживых пророков и покаяния во вреде, нанесенном церкви. Голицын убежал из дома взбешенный, а Фотий кричал ему вслед: «Анафема». После этого Фотий подал государю одно за другим два донесения, в которых резкими чертами описывал весь вред, угрожающий от мистицизма не только России, но и всем царствам земным, законам и религиям, и настаивал на немедленном свержении министра. Донесения эти поддержал на особой аудиенции и митрополит. Государь уступил, и Голицын был уволен как от председательства в библейском обществе, так и от министерства. Само библейское общество закрылось уже по кончине Александра при Николае I. Министром был сделан Шишков, но принял на себя управление делами одних инославных вероисповеданий; православная часть министерства снова передана была обер-прокурору Синода на прежних основаниях. Личный состав Синода снова изменился; голицынские члены его были уволены на епархии, а на место их вызваны новые, в том числе на место Филарета Евгений, тогда уже митрополит Киевский (с 1822 г.). Гонение против всего голицынского сильно задело Филарета. Шишков с Аракчеевым потребовали запрещения его катехизисов (полного и краткого) на том основании, что в них не только тексты Св. Писания, но даже «молитвы Верую и Отче наш и заповеди» переведены были на «простонародное наречие». Взволнованный этим нападением, московский святитель в письме к митр. Серафиму с силой указывал на то, что катехизисы его были торжественно признаны самим Синодом, и что такое нападение на их достоинство не призванных людей с сбивчивыми понятиями о церковных делах, которые символ веры называют молитвой, касается самого Синода и может потрясти иерархию. Но продажа и издание катехизисов были все-таки остановлены; новое издание их (уже с славянскими текстами) последовало в 1827 г.
       Св. Синод с царствования Николая I.
      Император Николай I отнесся к московскому святителю с большим уважением, и в день своей коронации (26 августа 1826 г.) возвел его в сан митрополита. После этого до 1842 г. Филарет постоянно лично участвовал в делах Св. Синода. Другими постоянными членами Синода, кроме Серафима, были киевские митрополиты Евгений и после него († 1837) Филарет Амфитеатров. Последний начал свою службу с учительства в родной севской семинарии (род. в 1779 г.), потом был ректором семинарий орловской, оренбургской и тобольской, инспектором преобразованной Петербургской академии, где в 1814 г. вместе с ректором Филаретом удостоен степени доктора богословия, затем ректором академии Московской, в 1819 г. рукоположен епископом в Калугу, потом последовательно святительствовал в епархиях Рязанской, Казанской, Ярославской и Киевской; это был святитель-подвижник, не столько ученый, сколько непоколебимый в православии, и строго консервативного направления во всех церковных делах. Все синодальные дела велись главным образом этими членами. Первенствующий член митр. Серафим, по преклонности лет, работал не много. Всех членов, по штату 1819 г., было семь вместе с присутствующими по вызову из епархий. Устройство Св. Синода оставалось без существенных перемен до второй половины 1830-х годов, когда обер-прокурором сделался весьма памятный по синодальным реформам граф Н. А. Протасов(1836-1855). По вступлении в должность он остался недоволен канцелярской частью в устройстве Синода, которая до того времени устроена была действительно слабо и бедно. Вся она состояла только из двух небольших отделений с двумя обер-секретарями. Кроме них, нечто вроде особого отделения при Синоде составляла еще комиссия духовных училищ, состоявшая в большинстве из синодальных же членов. По инициативе графа, состав канцелярских отделений был расширен и преобразован по образцу канцелярий министерств; из них организованы были целые управления наподобие министерских департаментов, каждое с особым директором и несколькими обер-секретарями и секретарями: так появились две канцелярии — синодальная и обер-прокурорская, хозяйственное управление и заменившее (в 1839 г.) комиссию духовных училищ духовно-учебное управление. Последняя замена всеми уважаемой ученой коллегии канцелярским учреждением составляла самую неудачную часть Протасовской реформы, будучи неуместным проявлением современных увлечений графа канцелярским бюрократизмом. В общем своем составе реформа Протасова принесла синодальному управлению немало пользы, сообщив ему большую стройность и полноту, и сохранилась в главных своих чертах на долгие годы; но впечатление ее на духовное ведомство в свое время было вконец испорчено заносчивостью и властолюбием ее виновника, который старался воспользоваться ею, как средством к собственному преобладанию над членами Синода. Преобладание это чувствовалось особенно тяжело, когда властительный сановник вмешивался в чисто духовные дела, в решение которых, как человек полу-иезуитского воспитания, способен был, хотя, может быть, и бессознательно, вносить дух, чуждый православной церкви. Например, в конце 1830-х годов он, как прежде Шишков, поднял дело об исправлении катехизиса Филарета, в котором усмотрел якобы протестантский оттенок в понятии о церковном предании, в отсутствии помещенного в «Православном Исповедании» П. Могилы и заимствованного у католиков учения о 9 церковных заповедях и в изложении статьи о естественном богопознании из созерцания видимого мира; книгу П. Могилы он во всем предпочитал катехизису, ввел изучение ее во все семинарии и упорно настаивал на том, чтобы она зачем-то объявлена была «символической» книгой православной церкви. В 1839 г. катехизис, по определению Св. Синода, был дополнен и исправлен, но не по мыслям графа, а в том чисто православном виде, в каком существует доселе: например, вместо учения о церковных заповедях в него вставлено было учение о блаженствах Евангельских. В 1840-х годах граф поднял новое дело о русском переводе нашей славянской Библии, причем проводил католическую мысль о том, что народу не следует давать свободного доступа к чтению Свящ. Писания, кроме того, входил в Синод с предложением объявить славянский перевод Свящ. Писания единственно достоверным и каноническим для Русской церкви, таким же, каким латинская церковь признает свою Вульгату. Мудрая осторожность и твердость митрополита московского избавила Русскую церковь от таких вредных определений. Но в 1842 г. оба Филарета, более всех мешавшие графу Протасову, были удалены из Св. Синода на свои епархии.
      По удалении на епархию Филарет киевский уже не принимал участия в делах высшего церковного управления; он скончался в 1857 г., лет за 10 до кончины приняв тайно схиму с именем Феодосия. Но митр. Филарет московский и в удалении от Петербурга, не выезжая из своей епархии, продолжал оставаться, можно сказать, главным средоточием всей русской церковной жизни. Искушенный тяжкими испытаниями, он сделался мудрым и надежным руководителем почти всех русских иерархов его времени. Каждый из них при всяком удобном случае считал полезнейшим своим долгом посетить его в Москве, чтобы воспользоваться его опытными указаниями и советами в трудных делах, а в случае невозможности личного с ним общения испросить у него руководительных назиданий письменно. Его суждения в церковных делах имели решающее значение; к мнениям его невольно прислушивался и сам граф Протасов. С 1850-х годов его руководительно административное значение проявлялось в изумительно широких размерах, которые не ограничивались пределами одного церковного ведомства, а захватывали чуть не всю русскую жизнь. При взгляде на многотомное издание его писем, мнений и отзывов по самым разнородным делам становится даже непонятным, когда этот крепкий и многосторонний ум успевал все это обдумывать. К нему, как к последней инстанции, для решения всяких недоумений обращались с вопросами и Св. Синод, и разные государственные ведомства, и сама верховная власть. В тревожное время разнообразных реформ 1860-х годов осторожная и осмотрительная консервативность московского святителя спасала русскую жизнь от многих лишних увлечений преобразовательного движения и оказала услуги, которые еще трудно пока и оценить. Знаменитый святитель скончался 19 ноября 1867 г.
      Из последних перемен в устройстве Св. Синода замечательны: учреждение при нем в 1867 г. контрольного отделения, учреждение в том же году вместо духовно-учебного управления, нового средоточия для духовно-учебного ведомства — учебного комитета, вроде прежней комиссии духовных училищ, в 1872 г. издание для синодальных учреждения новых штатов и, наконец, в 1885 г. учреждение училищного совета для заведования церковноприходскими школами.
       Перемены в епархиальном управлении.
      В епархиальном управлении за описываемое время прежде всего обращают на себя внимание перемены в числе епархий. При открытии Синода было 18 епархий и 2 викариатства. Потом с переделами губерний это число постепенно увеличивалось. При имп. Елизавете оно увеличилось открытием епархий Московской и Петербургской и через выделение из бывшей патриаршей области нескольких новых епархий, и к 1764 г. дошло до 29. После Екатерининского Учреждения для управления губерний (1775 г.) и новых приобретениях России по польским разделам к началу XIX в. всех епархий, кроме грузинских, стало 36. В XIX столетии при имп. Николае I, число это еще увеличилось, и дошло в настоящее время до 65 с несколькими викариатствами. Старинные степени епархий по старшинству со времени Петра I потеряли значение. После отмены патриаршества он перестал жаловать архиереев титулом митрополита, отбирал иногда этот титул и у старых митрополитов (Сильвестра Нижегородского, Игнатия Крутицкого), белый клобук заменял черным, а митрополичий саккос усвоил всем архиереям без различия. Новые митрополиты начинают появляться только при имп. Елизавете. По Екатерининским штатам епархии опять разделены были по степеням на три класса и архиереям первых двух классов усвоен титул архиепископов; но потом три епархии I класса стали управляться и управляются митрополитами. С 1867 г. классы епархий снова были отменены и титулы архиереев обращены в их личное преимущество, без отношения к достоинству епархий. Замещение архиерейских вакансий постоянно производилось по избранию Св. Синода, который представлял избранных кандидатов (в XVIII в. двоих, а с 1822 г. троих) на высочайшее усмотрение для окончательного избрания и утверждения одного из них к поставлению.
       Органы епархиального управления.
      Долгое время они оставались прежние. Коллегиальная форма, которая придана была Петром высшему церковному управлению, в епархиальное управление была перенесена только с 1744 г, когда вместо архиерейских приказов в епархиях велено было учредить консистории, существовавшие раньше только в южнорусских епархиях. С этого же времени коллегиальные учреждения стали заводиться и в епархиальных округах под именем духовных правлений (с 1840 года правления эти стали постепенно упраздняться и теперь упразднены почти все). Прежние поповские старосты оставались в епархиях до отмены в 1764 г. архиерейских сборов с духовенства, сохраняя постоянно одно финансовое значение и выборный характер. Благочиннические обязанности со времени Петра стали поручаться особым лицам, уже не выборным, а определяемым на должность самими архиереями — заказчикам. При Елизавете они получили название благочинных. В 1775 г. Платон Московский написал для них инструкцию. С конца XVIII столетия появилась новая должность благочинных над монастырями из почетнейших настоятелей монастырей. В личном составе епархиального управления до Екатерины II, как и в составе высшего управления, обращает на себя внимание преобладание малороссов, которые при архиереях из малороссов завладевали обыкновенно всеми епархиальными должностями, к великому неудовольствию местного духовенства. Все эти пришлые начальства, гордясь своим образованием, обращались с местным духовенством пренебрежительно и сурово. Старая суровая система епархиальной администрации, основанная на страхе и проявлявшаяся в «жестоких» наказаниях за вины плетьми, киями, розгами, заключением в консисторские и монастырские тюрьмы, тяжелыми работами на архиерейских дворах, по монастырям и в духовных школах, при этих чужих начальствах казалась еще тяжелее. Жаловались на черкасцов и члены приходских причтов, и учителя по школам, и монастырские настоятели, так как от обычных мер тогдашнего начальственного «смирения» подчиненных никто не был свободен. При Екатерине II господство малороссов пало; кроме того, с учреждением штатов в 1764 г. духовенство было освобождено от старого архиерейского тягла, которое само по себе портило и огрубляло отношения начальствующих к подчиненным. С падением в епархиальной администрации тягловой системы и с занятием начальственных постов новыми, своими, а не пришлыми людьми, повсюду почувствовалось облегчение прежних тяжестей. В 1766 г. сам Св. Синод принял участие в смягчении административных нравов и издал указ об отмене по духовному ведомству телесных наказаний для всех священнослужителей и белого и черного духовенства. На архиерейских кафедрах все чаще стали появляться архиереи нового, гуманного типа, старавшиеся поднять духовенство из его принижения. Таков был святитель Тихон Воронежский (1763-1767), отменивший телесные наказания в своей епархии еще раньше синодского указа и требовавший от своих консистористов, чтобы они обращались с священнослужителями с уважением, подобающим священному сану; таковы же были знаменитые иерархи екатерининского века Гавриил и Платон. Платон старался внушать духовным лицам правила самоуважения и сановитости и сам говорил о себе, что застал свое духовенство в лаптях, но успел обуть его в сапоги и ввести в гостиные. Более успешному усовершенствованию епархиальной администрации долго мешало крайне бедное обеспечение ее органов материальными средствами. Нищенские оклады ее штатных служащих, начиная с секретарей консистории, и существование разных епархиальных должностей, остававшихся без вознаграждения, на целое столетие поддержали в ней старое зло административной продажности и поборов. Зло это стало ослабевать только с конца 1860-х годов, с увеличением консисторских окладов. С царствования Александра II, даровавшего широкую свободу самоуправления всем сословиям, весьма важное значение в епархиальной жизни получили повременные съезды духовенства для совещания по сословным и епархиальным делам, оказывающие благотворное влияние на все отрасли этой жизни, особенно со стороны изыскания для них материальных средств.
       Управление военным духовенством.
      Полномочия епархиальной власти, по законам Петра Великого, должны были простираться на все церковные учреждения и на всех людей, находящихся в епархии, без исключения. Но исключения все-таки были, и остались. Кроме ставропигиальных монастырей, из круга епархиального ведомства выделилось придворное духовенство, подчиненное Синоду и дворцовому управлению и поставленное под непосредственное начальство протопресвитера — духовника их Величеств. На тех же началах при имп. Павле в особое ведомство выделилось духовенство военное. В прежнее время оно находилось в подчинении епархиальным начальствам по местам расположения полков и только в военное время поступало под ведение особых флотских обер-иеромонахов и полевых обер-священников, учрежденных воинским (1716 г.) и морским (1720 г.) уставами Петра. При имп. Павле в 1800 г. учреждена должность постоянного обер-священника, который и был поставлен во главе всего духовенства армии и флотов. В 1816 г. из его управления выделилось еще новое особое управление духовенством гвардейских полков под ведением обер-священника главного штаба и гвардии. В 1840 г. учреждена должность обер-священника в отдельном Казанском корпусе, впрочем, с подчинением обер-священнику армии и флота. Все это управление военным духовенством непосредственно подчинено Св. Синоду и организовано независимо от епархиальных властей, с особыми собственными благочинными, судом и отчетностью. Первый обер-священник при Павле Озерецковский, сразрешения государя, устроил в Петербурге даже особую семинарию для детей военного духовенства, называвшуюся армейской. Но она существовала только до 1819 г., потом ученики ее были распределены по епархиальным духовным школам. В 1858 г. обер-священники переименованы в главных священников. В 1890 г. все управление военным духовенством объединено под ведомством одного протопресвитера военного и морского духовенства и состоящего при нем духовного правления.
       Перемены в содержании высшей иерархии и монастырей.
      С введением при Петре в духовное ведомство определений о штатах в содержании духовных учреждений и лиц последовали весьма важные перемены. Так как перемены эти были тесно связаны с вопросом о церковных вотчинах, то и касались только высшей иерархии и монастырей, владевших вотчинами, и лишь очень небольшого числа имевших вотчины церквей и соборов. После отобрания церковных вотчин в управление монастырского приказа на содержание церковных учреждений назначены были определенные штатные оклады, исчисленные с крайней экономией, «без чего пробыть невозможно», как выражались указы. При исчислении их правительство принимало во внимания не столько их достаточность для церковных учреждений, сколько то, чтобы от них оставалось как можно более остатков на государственные и общественные нужды. Да и эти урезанные оклады выдавались не сполна, а на половину (ради военного времени), а то и вовсе иногда не выдавались. Сверх того, на них же монастыри должны были содержать присылавшихся на их попечение престарелых и раненых воинов, распределяя между ними порционы незамещенных монашеских вакансий. Монастырский приказ со своей стороны всего более заботился о том, чтобы собрать с своего ведомства все, что с него требовалось, и не поплатиться на недобор, и очень мало обращал внимание на главное — на благосостояние самих вотчин, которыми управлял, а равно на благосостояние настоящих хозяев этих вотчин — церковных учреждений. Неизбежным результатом такого хозяйства его было то, что церковные учреждения стали быстро приходить в упадок; архиерейские дома скудели, монастырские здания и церкви стояли без ремонта и разваливались, церковные вотчины разорялись и пустели от непомерных сборов и крестьянских побегов. По учреждении Св. Синода церковные имения снова были отданы в заведование духовных властей, и сам монастырский приказ перешел в ведомство Синода. Но архиереи и монастыри и после этого не могли распоряжаться своими вотчинными доходами самостоятельно, а должны были довольствоваться с них одними своими штатными окладами, все же остальное целиком отдавать в распоряжение правительства. Монастырский приказ, оставшийся центральным органом церковного хозяйственного управления, и под ведомством Синода должен был руководствоваться теми же правилами, что прежде под ведомством Сената, причем ответственность за недоборы, которую он нес прежде сам один, легла теперь главною своею тяжестью уже на Св. Синод. Таким образом, духовное ведомство с управлением своими вотчинами приняло на себя только лишние хлопоты и тяжелую ответственность без особенных выгод. Юридически вотчины эти считались церковной собственностью, но фактически духовное ведомство было над ними только управляющим, а настоящим хозяином было государство. В таком состоянии вопрос о церковных вотчинах оставался до 1760-х годов, склоняясь, очевидно, к решению в смысле полной их секуляризации. Между тем еще при самой передаче этих вотчин духовенству, они были уже разорены и имели на себе свыше миллиона недоимок. Как Св. Синод ни доказывал, что недоимки эти образовались еще при светском управлении вотчинной экономией, и что духовное ведомство ничем в них не повинно, правительство так и осталось в убеждении, что и в недоборах, и в дурном состоянии вотчин виновато небережливое и неумелое хозяйство одной «духовной команды». При Анне Иоанновне до церковных вотчин добралась страшная доимочная канцелярия и разорила их вдосталь. Из подозрительности к духовным властям сбор недоимок был поручен светским властям и военным командам, а в 1738 году коллегия экономии, заменившая монастырский приказ (с 1726 г.) и управлявшая вотчинами, была совсем переведена в ведомство Сената, и так усердно начала расходовать церковно-вотчинные суммы на государственные надобности, что, например, в 1740 г. не из чего оказалось выдать жалованья даже членам Св. Синода. Благочестивая Елизавета Петровна опять отдала церковные вотчины в руки духовенства, но к концу своего царствования и она стала доходить до секуляризационных соображений. На одной конференции Синода и Сената в 1757 г. она определила положение вопроса о церковных вотчинах весьма выразительно, заметив, что духовные учреждения, «не имея власти употреблять свои доходы инако, как только на положенные штатом расходы, суетное себе делают затруднение управлением вотчин», и собиралась составить об них новые распоряжения, но не успела сделать этого до самой своей кончины.
      Император Петр III первый сделал решительный шаг, распорядившись включить все церковные вотчины в общий состав имуществ государственных, а на содержание церковных учреждений и лиц определить штатное жалованье. Но такая крупная реформа на первый раз сильно поразила духовенство и была принята им до того не сочувственно, что послужила не последним поводом к свергнувшему этого императора перевороту. Его преемница Екатерина II на первых порах по восшествии на престол должна была осудить и отменить распоряжения своего супруга, хотя в душе была совершенно с ними согласна. Дело секуляризации церковных вотчин, однако, настолько уже созрело и притом было тогда таким модным делом по всей Европе, что откладывать его решение в дальний ящик императрица нашла нерасчетливым и едва только утвердилась на престоле, как созвала для решения этого дела комиссию из духовных и светских лиц. В 1764 г. работы комиссии были закончены; все церковные вотчины были переданы в государственное ведомство под именем экономических. Архиерейские дома и монастыри разделены на три класса и снабжены соответственными каждому классу окладами жалованья с прибавкой к денежным окладам известного количества земель и разных угодий; определены также оклады на соборы, архиерейские богадельни, инвалидов (вместо содержания их в монастырях) и на духовные школы. Замечательно, что некоторые из Екатерининских окладов были гораздо меньше тех, какие в свое время назначал Петр III, притом же не простирались на монастыри безвотчинные — последние или оставлялись на их собственном содержании, или закрывались. Между тем выгоды, какие получила от всей этой операции казна, были очень велики: на оклады всего духовного ведомства ежегодно отпускалось всего 462 868 руб., тогда как одного крестьянского оброка с отобранных вотчин (910 866 душ) она получала 1 366 229 руб., кроме разных других вотчиных доходов. Оклады эти, впрочем, время от времени увеличивались, и к концу царствования Екатерины доросли до 500 000 руб. с лишним.
       Протест Арсения Мацеевича и его судьба.
      Образованное общество и в России, и в Европе прославляло Екатерину за такое модное тогда дело. Но высшее русское духовенство, конечно, было недовольно, хотя и молчало. На откровенный протест отважился только один архиерей из малороссов, — Арсений Мацеевич Ростовский. В 1763 г., еще во время предварительных работ комиссии о вотчинах, от него поступили в Синод одно за другим два доношения, в которых он горячо доказывал неприкосновенность церковного достояния, которого не трогали даже татарские ханы, и несправедливость затеянного правительством дела и угрожал в будущем полными упадком в России всего монашества, а с ним и архиерейства и превращением от того всего Русского государства со всеми его чинами и академиями в государство беспоповское, протестанское, даже атеистское. Императрица была чрезвычайно раздражена этим протестом, но предала беспокойного архиерея суду самого же Синода. Синод лишил его сана и, как оскорбителя Величества, решил препроводить к светскому суду, по которому он должен был подвергнуться смертной казни. Екатерина ограничилась только приговором Синода, и Арсений отправлен был на заточение в Карельский монастырь. Дело, однако, этим не кончилось: в 1767 году, по доносам из монастыря в хулах на судей и императрицу он был снова судим, лишен монашества и под именем «Андрея Враля» заключен секретно в Ревельскую крепость, где и скончался в 1772 г. Память его в народе окружена была большим уважением и разными легендами об его пророчествах (касательно гибели его судей), чудесах и посмертных явлениях. Все противодействие делу секуляризации только этим протестом и ограничилось. В 1786 году церковные вотчины были секуляризованы в Малороссии. Тогда же закрыта сама коллегия экономии, державшая секуляризованные вотчины доселе в своем отдельном ведомстве, и вотчины эти окончательно слились с имениями государственными под управлением казенных палат. В 1788 г. сделаны соответствующие распоряжения о монастырских вотчинах губерний Харьковской, Екатеринославской, Курской и Воронежской. Наконец, по присоединении к России западного края и Закавказья, населенные церковные земли в разное время (при Николае I и Александре II) отобраны и там с приличным за них вознаграждением духовенства из казны. Из распоряжения касательно содержания церковных учреждений после Екатерининских штатов замечательны: при Павле I — увеличение штатных окладов духовенства почти вдвое и прибавление архиерейским домам и монастырям земельных и других угодий; при Александре I — дозволение им (1805 и 1810 гг.) вновь приобретать недвижимые имения, с особого, впрочем, на каждый раз Высочайшего разрешения; при Александре II издание новых возвышенных штатов для архиерейских домов.
       Перемены в положении белого духовенства.
      Содержание белого духовенства оставалось постоянно на попечении главным образом приходских обществ. В Прибавлении к Духовному регламенту высказано было предположение назначить в пользу приходских причтов постоянные годовые взносы со всех приходских дворов, но предположение это не осуществилось. Между тем при Петре уменьшилось и то благосостояние, каким духовенство пользовалось прежде. По случаю войны сокращена была наполовину царская руга ружным церквам. Некоторые доходные статьи духовенства — мельницы, рыбные ловли, пчельники, бани, наемные помещения при домах — объявлены оброчными статьями казны. В 1722 г. причтам запрещены были праздничные славленья по приходам, кроме Рождественского, и хождения с иконами. Появились новые сборы на школы, богадельни, на полковое духовенство, сбор со священников драгунских лошадей, а с церковников по рублю в год за освобождение от личной военной службы, повинности пожарная, караульная и другие. Более полезными для улучшения средств духовенства были только меры к более равномерному распределению приходов и сокращению числа церквей и причтов штатами 1722 г., которых правительство держалось потом почти в течение всего XVIII в.; на 100-150 дворов прихода полагался причт из 3 или 4 членов, на 200-250 двойной, на 250-300 и более — тройной. Благочестивое царствование Елизаветы принесло духовенству несколько более выгод: ружным церквам возвращена их руга; восстановлены славленья по домам прихожан, последовало освобождение духовенства от некоторых повинностей — полицейских, подводной, постоянной; кроме того, при общем межевании земель в 1754 г. положено было продолжить надел церквей землями, который остановился еще в конце XVII столетия. Надел этот, впрочем, начался уже при имп. Екатерине с 1765 г. — количество его было определено в 33 десятины на причт. Любопытно, что в комиссии о составлении нового уложения со стороны дворянства, желавшего полной монополии землевладения в империи, раздавались голоса, требовавшие отобрания у духовенства и тех земель, какие у него уже были. Императрица не разделяла этого мнения, и надел церквей землями производился при ней довольно деятельно, охватив к концу царствования 23 губернии. Но зато она положительно отказалась для улучшения быта духовенства воспользоваться средствами секуляризованных церковных вотчин, хотя духовенство на эти средства много рассчитывало по обещанию самой же императрицы, высказанному при начале секуляризационной операции. В штаты вошли только соборы и до 105 церквей, имевших вотчины, и то с очень скупыми окладами — на все до 16400 руб.