— Эразм Спикер, — представился он.
Его сопровождал еще один видный мужчина в лосинах немыслимого фисташкового цвета. У каждого в руке был венецианский фонарь.
— Питер Шлемиль, творение Шамиссо. Я — Человек без тени.
Капитану было достаточно одного взгляда, чтобы удостовериться в этом.
— А я Человек без отражения, — добавил его приятель. — Чтобы получить доказательство, надо добыть зеркало. С кем имеем честь?
— ТомасВан дер Деккен.
— А! Летучий Голландец.
— Известная личность, если она была.
— Добро пожаловать на борт, друг, осужденный на скитание по водной глади.
— Если только у вас не то же имя.
— Это мое имя, и я существую только в единственном числе.
Их внимание привлекли отчаянные крики.
Вниз по склону к равнине несся восточный человек. Человек без тени и Человек без отражения остановили бегущего.
— Что у тебя украли? Скажи нам, друг по несчастью.
— Ковер! Я оставил его просушиться. Уверен, что это сделал Али-Баба. Ну погоди, дайте мне только отыскать его!
Аладдин бросился на поиски князя воров, а к ним приблизились две восточные жемчужины, играя своими вуалями.
— Позвольте вам представить, — начал Спикер, коснувшись руки первой красавицы. — Мадемуазель Шехерезада…
— И ее сестра Дуньязада, — продолжил Шлемиль. Ван дер Деккен в последний раз вспомнил о супругах Мартино, которые, как он надеялся, уговорят ковер-самолет доставить их в Базель. Держа под руки двух восточных красавиц, он последовал за героями сказок, которые вели его в известное им заведение, где, как они уверяли, амброзию можно пить до окончания ночи.
ГЛАВА 69
Дети, цыгане, колдуны и обычные гости праздновали весь май, который останется в памяти всех как месяц возрождения. Столы были накрыты почти по всему Старому Парижу. За одним из них весело пыхтел своей трубкой Аматас. Отто смаковал сангрию, а Эльзеар с Лейлой на коленях был воплощением семейного счастья.
— Труба без предупреждения свернула после Малакки, — заговорил ректор. — А надо было продолжать путь до Индонезии. Вместо этого нас завезло в тупик.
— Вы говорите — тупик, а я сказал бы — рай! — воскликнул Аматас.
— Как, вы говорите, называется этот остров? — спросила Роберта.
— Ко-Фи-Фи-Ле, — ответил Отто. — Конечная станция. Вернуться назад невозможно. Пришлось разбить там бивуак.
— И заниматься греблей в лагуне с кристально чистой водой, — напомнил Аматас.
— И лакомиться ласточкиными гнездами, — вздохнул Эльзеар. — Сладкий бриз для нёба. Как и ты, моя красавица, — добавил он, целуя цыганку.
Роберта улыбнулась, видя, что кругосветное путешествие лишило комплексов многих ее друзей.
— Мы предпочли бы быть рядом с вами, — поспешил напомнить ректор. — Но когда сумели тронуться в путь, роковая дата уже миновала.
Роберта накрыла ладонью руку Отто Ванденберга. Он и его друзья уже давно были прощены. Грегуар с задумчивым видом чертил диаграммы в своей записной книжечке. Колдунья грозно глянула на него.
— Я размышляю об Александрии Последней, — извинился он. — Спешу разобраться в ее истории и истории Мартино. Первый и последний… — Он ощущал, как вскипает его мозг. — Если Герон Александрийский основатель династии…
— Вы кипите, мой друг. — Она налила ему воды, и он ее разом проглотил. — Сегодня нерабочий день.
— Вы правы.
К ним подошла Лилит и глотнула виноградного сока из стакана, который владелец трактира берег только для нее. Ей очень шло легкое платьице и сандалеты. Она прижимала к себе плюшевого медвежонка. Тот выглядел как новый.
— Уоллес делает нам пестакль! — сообщила она и удалилась на другую сторону площади, где высилась эстрада.
— Какая она миленькая, — высказался Эльзеар.
Грегуар спрятал записную книжечку и принялся ради развлечения изготавливать из спичек фантастических зверушек. Роберта напрасно злилась на него, все думали о серьезных делах. Ибо колдовство — из-за или благодаря Баньши — претерпевало удивительные изменения.
— Какие новости от хранителей? — спросила она. Пленк, по-прежнему слушавший Эфир, постарался подробно изложить сложившуюся обстановку.
— Карнуты продолжают ремонтировать свое святилище под присмотром Совета. Оракул вернулась в Дельфы. Винчестер вот уже месяц не выходит из дома. Что касается святилища Гуэлль, говорят, что место человека-волка заняла женщина-кошка. Морель должен вскоре принять ее.
— Организацию святилищ придется полностью пересмотреть, — подхватил Отто. — Мы покончили с символами. 8-е было хорошим числом. Но оно принесло сплошные неприятности.
Чтобы утешиться, он схватил крендель, испеченный Эльзеаром, и откусил самые вкусные спиральки.
— Книга Никола Фламеля вновь вернулась к нормальной температуре? — осведомился Грегуар.
— Клянусь Нострадамусом, да! — кивнул ректор. — Я не был расстроен тем, что положил ее обратно на столик. Можете мне поверить. Что касается избранника, то посмотрим, появится ли кто-нибудь когда-нибудь.
— Кстати, я вам не говорил? Лилит придумала имя для своего медвежонка.
— Потрясающе! И какое?
— Диди.
— Очень мило!
— Уменьшительное от Дьяболо, — поспешил он успокоить присутствующих.
Теперь от беседы отвлеклась Роберта. Она огляделась в поисках Клемана, но нигде его не увидела. Встала и смешалась с яркой толпой, отправившись за бывшим напарником. Прошла сквозь танцующих, отплясывающих сарабанду, даже не заметив их. Она думала о родителях и фрагменте «Девы с канцлером Роленом», который отдал ей Уоллес. Она пыталась проникнуть в живопись. Но безуспешно. Уцелевший при пожаре кусок был размером с ладошку ребенка — слишком мал для погружения. Роберта хранила фрагмент в футляре на прикроватном столике.
Великий Уоллес давал спектакль на эстраде. Закованная в кожу предводительница амазонок сидела в первом ряду. Магу достаточно было произвести гипнотический пасс, чтобы осуществить перенос личности Мартино на себя. Шотландец и лидийка идеально подходили друг другу. Любовью наслаждались и Стивенсон с Клод Ренар, которые час назад уединились в укромном местечке.
Уоллес попросил ассистентку войти в шкаф, который собирался проткнуть длинными мечами. Амазонка позволила запереть себя с признательностью в глазах. Роберте не хотелось видеть продолжения.
Она посмотрела в сторону и вдруг перехватила обмен мыслей между Густавсонами. Они могли находиться где угодно в Старом Париже, но их ментальные волны отличались редкой чистотой и четкостью. Ганс-Фридрих и его супруга корили свою дочь Мишель за то, что она прихватила с Улуфануа знакомого ежа.
«Ну ладно, пусть это будет островной еж! — метал громы и молнии Ганс-Фридрих. — Но он же не Густавсон!»
«Он не такой, как мы», — подхватила его жена.
«Это-то и составляет его очарование», — защищалась Мишель, которая, очевидно, подошла к своему спутнику, давая понять родителям, что он был ежом ее жизни и спорить об этом не стоило.
«Будьте открытыми и терпимыми, друзья мои, — посоветовала им Роберта, надеясь, что ее услышат. — Поглядите, к какому существу, выходящему за пределы любых норм, привязалась я».
Она не знала, принято было ее послание или нет. Во всяком случае, разногласия в ежовой семье прекратились. Они даже обнюхивались, нежно касаясь носами. Роберта спросила себя, будет ли плод союза Мишель и новичка наделен телепатическими способностями или нет.
И тут же увидела Мартино, который в одиночестве сидел за столом. Глаза молодого человека были, похоже, устремлены на магический спектакль. Но Роберта была готова поспорить на поджимающие кнопки «Боди-Перфекта», что он ничего не видит. Она села по другую сторону стола и стала пальцами выбивать на столешнице ритм кукарачи, чтобы привлечь его внимание.
— А, Роберта, — протянул он с печальной улыбкой, которая отныне сопровождала его. Заговорить с ним о Сюзи? Ей еще не хватало храбрости.
— Присоединяйтесь к нам, — предложила она.
— Зачем?
— Затем, что я не доверяю одиноким колдунам. Молодой человек послушно последовал за ней. Роберта схватила его за руку и с силой пожала. И с удовольствием ущипнула бы, чтобы напомнить Клеману, что он еще жив.
Когда кончился магический спектакль, Лилит в одиночку отправилась исследовать Старый Париж. Ее особенно тянул к себе один дом в закоулке. У него была острая крыша, стойки со скульптурами горгулий и картинки по всему фасаду. Девочка слышала, что ректор называл дом Большим Коньком. Она толкнула дверь, которую никто не удосужился запереть, и мышкой проскользнула внутрь.
Сводчатый зал был огромен, темен и, несомненно, заполнен ужасающими зверями. От винтовой лестницы шел свет. Лилит вцепилась в поручень и начала карабкаться вверх. Лестница была слишком крутой для ножек маленькой девочки. Она выбралась в коридор, который тянулся по всей ширине дома и вел к занавесу с серебряными отблесками.
Шум на площади стал громче. Послышались приветственные крики, а музыку заглушил звон большого колокола. Лилит подошла к окошку и встала на цыпочки, чтобы посмотреть, что там происходит. Искривленное стекло искажало контуры колокола, который сбрасывал красные яйца на праздничный Старый Париж. Аматас, стоя на столе, пытался поймать колокол.
Увиденное напомнило ей другую картину, близкую и далекую одновременно. Там были пони и белые лепестки…
Лилит пожала плечами и потрусила к занавесу. Отдернула его и увидела комнату размером с кладовку для метел. На столике лежала огромная книга. Из узкого отверстия в крыше струился мягкий свет. Она подтянула стоявший у стены стул к столику и взгромоздилась на него, чтобы добраться до сокровища. Книга с обложкой из золотистого металла и красными застежками была громадной.
Лилит положила левую ручонку на книгу Никола Фламеля и открыла ее.