Рамзес (№4) - Госпожа Абу-Симбела

Я получила длинное письмо от моей сестры Нефертари и прочитала его с огромным вниманием. Император Хаттусили очень недоволен появлением презренного Урхи-Тешшуба в Пи-Рамзесе. Урхи-Тешшуб — дурной человек, жестокий и трусливый. Он должен быть выдан и переправлен в Хаттусу, чтобы здесь быть осужденным. Император Хаттусили выказывает неуступчивость в этом вопросе. Но не является ли мир между нашими странами такой ценою, которая стоит некоторых жертв? Конечно, невозможно найти компромисс в отношении Урхи—Тешшуба, и император никогда не откажется от его выдачи. Все же я настаивала, чтобы он признал правоту Рамзеса, который держит данное слово. Какое доверие могли бы мы иметь к государю, изменившему своему слову?

Итак, хотя случай с предателем Урхи-Тешшубом не подлежит обсуждению, почему бы не предположить его уже решенным, чтобы перейти к заключению договора о перемирии? Разработка этого документа займет много времени, поэтому было бы разумно начать как можно раньше.

Царица Египта, моя сестра, разделяет ли она мои мысли? Если это так, было бы хорошо как можно быстрее отправить к нам дипломата высокого ранга, пользующегося доверием Фараона. Мне приходит на ум имя Аша.

Моей сестре, царице Нефертари, с искренней дружбой».

— Мы вынуждены отказаться от этого предложения, — высказал сожаление Рамзес.

— Почему? — вскинулся Аша.

— Потому что речь идет о западне, предназначенной для того, чтобы удовлетворить чувство мести. Император не может простить, что ты помог бежать Урхи-Тешшубу. Если ты прибудешь туда, то оттуда не вернешься.

— Я понимаю это письмо иначе, Ваше Величество. Царица Нефертари сумела найти убедительные слова, императрица Путухепа подтверждает свое стремление к миру. Учитывая влияние, которое она имеет на императора, разве это не решающий шаг?

— Аша прав, — согласилась Нефертари, — моя сестра Путухепа прекрасно поняла смысл послания, отправленного ей. Не будем больше говорить об Урхи-Тешшубе и приступим к переговорам по подготовке мирного договора.

— Урхи-Тешшуб по-прежнему здесь! — возразил Рамзес.

— Должна ли я снова разъяснить мою позицию и позицию моей сестры Путухепы? Хаттусили требует выдачи Урхи-Тешшуба. Рамзес отказывает в ней. Пусть каждый остается твердым и несговорчивым, в то время как переговоры будут продвигаться. Разве это не называется дипломатией.

— Я доверяю Путухепе, — сказал Аша.

— Если царица и ты объединились против меня, как могу я сопротивляться? Мы отправим посла, но не тебя.

— Невозможно, Ваше Величество. Ясно, что желание императрицы — это приказ. И кто знает хеттов так же, как я?

— Ты готов подвергнуть себя такому риску, Аша?

— Отказаться от подобного случая заключить мир было бы преступно; этой задаче должны быть посвящены все наши силы. Победа над невозможным... не правда ли, это символ твоего царствования?

— Я редко видел тебя таким воодушевленным.

— Я люблю удовольствия и удовольствия, а война не лучшее время для них.

— Я не буду заключать мир любой ценой; никоим образом Египет не останется в проигрыше.

— Я предвидел некоторые трудности такого рода, но они — часть моей профессии. Мы будем работать много дней подряд, чтобы подготовить подходящий договор, я нанесу визит некоторым дорогим подругам, затем отправлюсь в Хаттусу. Мне это удастся, потому что этого требуешь ты.

Сначала она сделала поразительный скачок, затем замерла недалеко от Сетау, который, сидя на берегу реки, с удовлетворением наблюдал за изменением воды в Ниле, ставшей вновь пригодной для питья.

Вторая, затем третья, ловкая, веселая, со светло-зелеными пятнами: великолепные лягушки наслаждались тиной, которую выносила река на землю Египта, чтобы оплодотворить ее и обеспечить пищей народ Фараона.

Возглавляя небольшую группу евреев, Аарон, простер свой посох к Нилу и сказал звучным голосом:

— Раз Фараон отказывается позволить евреям уйти из Египта, то вот вам второе несчастье, налагаемое Яхве: лягушки, тысячи лягушек, миллионы лягушек проникнут повсюду, в мастерские, дома, комнаты богатых!

Спокойным шагом Сетау вернулся в свою лабораторию, где Лотос готовила новые снадобья благодаря яду превосходных кобр, пойманных в окрестностях Абу-Симбела, откуда шли успокаивающие известия: стройка продвигалась быстрыми темпами. Заклинатель змей и его супруга поспешат вернуться туда, как только Рамзес позволит им это сделать.

Сетау улыбнулся. Ни он, ни Ка не будут бороться с Аароном и этим несчастьем: подручные Моисея должны были просветить своего вождя, прежде чем позволить ему предрекать несчастье, которое не испугает ни одного египтянина.

В этот период года изобилие лягушек не представлялось удивительным, более того, оно считалось у народа счастливым предзнаменованием. В иероглифическом письме знак лягушки служил обозначением цифры «сто тысяч», множественности, почти неисчислимой, в соответствии с изобилием, которое давало повышение уровня воды.

Наблюдая за метаморфозами этого земноводного, жрецы первых династий увидели в ней нескончаемость изменения жизни; и в народном сознании лягушка стала одновременно как символом счастливого рождения в конце многочисленных превращений, начиная от эмбриона и заканчивая детенышем, так и символом вечности, существующей во времени и вне его.

На следующий день Ка приказал бесплатно раздать амулеты из фаянса, изображавшие лягушек. Счастливое население столицы устроило бурное ликование в честь Рамзеса и почувствовало признательность Аарону и евреям; благодаря их деятельности многие простые люди стали обладателями драгоценного предмета.

Аша поставил последнюю точку в проекте договора, разработанного вместе с царской четой; потребовалось больше месяца интенсивной работы, чтобы взвесить каждое слово и обдумать каждую фразу. Как и предполагал Аша, требования Фараона сделают переговоры очень трудными, и все же Рамзес воспринимал Хеттскую империю не как побежденную страну, но скорее как партнера, который найдет много преимуществ в этом соглашении. Если Путухепа и правда хотела мира, шансы на удачу были весьма велики.

Амени принес чудесный папирус, цвета амбры, на нем Рамзес лично напишет предложения мира.

— Жители южного квартала направили мне жалобу: они подверглись нашествию мух.

— В это время года они размножаются со страшной силой, если не соблюдать правила гигиены. Наверное, они забыли осушить лужу?

— По мнению Аарона, Ваше Величество, это будет третье несчастье, посланное на Египет Яхве. Ученик Моисея протянул свой посох и ударил им по земле, чтобы она превратилась в мух; тебе предназначается видеть в этом перст мстящего бога.

— Наш друг Моисей всегда был упрямым, — напомнил Аша.

— Немедленно направь людей в южный квартал, чтобы они провели необходимые работы по уничтожению мух, — приказал Рамзес Амени, — избавь обитателей квартала от этого бедствия.

Большой разлив воды обещал счастливое будущее. Рамзес совершил ритуалы рассвета в храме Амона и позволил себе прогулку на пристань в обществе Бойца, прежде чем вернуться во дворец и написать послание Хаттусили, которое сопроводит его предложения о мире.

Вдруг посох Моисея стукнул по плитам. Рычание огромного льва удержало еврея.

— Разреши уйти моему народу, Рамзес, чтобы они смогли воздать Яхве культ, который он ждет от них.

— Разве мы не все сказали друг другу, Моисей?

— Чудеса и бедствия открыли тебе волю Яхве.

— Неужели это мой друг изрекает такие странные слова?

— Я больше не твой друг! Я посланник Яхве, ты безбожный Фараон.

— Как излечить тебя от слепоты?

— Это ты слеп!

— Следуй своей дорогой, Моисей, я буду следовать своей, что бы ни случилось.

— Сделай мне одолжение: пойди и посмотри на стада моих еврейских братьев.

— Что в них особенного?

— Пойдем, прошу тебя.

Боец, Серраманна и отряд наемников обеспечивали охрану Фараона. Моисей приказал собрать стада евреев в десятке километров от столицы в болотной местности. Вокруг животных роились тысячи слепней, которые не давали им покоя и вызывали жалобное мычание.

— Вот четвертое бедствие, посланное Яхве, — объяснил Моисей, — мне будет достаточно разогнать этих животных, и слепни заполнят столицу.

— Я не понимаю тебя... Неужели необходимо содержать их в таком состоянии, такой грязи и заставлять страдать?

— Мы должны принести в жертву Яхве баранов, коров и других животных, считающихся у египтян священными. Если мы совершим наши ритуалы в твоей стране, мы вызовем ярость крестьян. Позволь нам пойти в пустыню, или слепни нападут на твоих подданных.

— Серраманна и отряд воинов сопроводят тебя, твоих жрецов, больных животных в пустыню, где вы совершите жертвоприношения. Остальная часть стада будет очищена от грязи и помещена в стойла. Затем вы вернетесь в Пи-Рамзес.

— Это только отсрочка, Рамзес; завтра ты будешь вынужден разрешить евреям уйти из Египта.

ГЛАВА 50

— Нужно ударить сильнее, — процедил Офир, — намного сильнее.

— Разве нам не удалось принести жертву Яхве в пустыне, как он того требовал? — заметил Моисей.

— Рамзес уступил и уступит еще.

— Разве не пришел конец его спокойствию?

— Яхве защищает нас.

— У меня другая идея, Моисей, идея, которая выразится в пятом несчастье, и оно глубоко ранит Фараона.

— Это не нам решать, а Яхве.

— Может, нужно прийти к нему на помощь? Рамзес — упрям, на него произведут впечатления только знаки иного мира, заставив его отступить. Позволь мне помочь вам.

Моисей согласился.

Офир вышел из жилища пророка и добрался до своих сообщников — Амоса и Бадуша. Оба вождя бедуинов продолжали складывать оружие в подвалах домов еврейского квартала; они только что возвратились из Южной Сирии и привезли новости от хеттов. Маг страстно желал узнать их.

Амос погладил свою лысую голову.

— Император Хаттусили разгневан, — сознался он, — потому что Рамзес отказывается выдать Урхи-Тешшуба, он готов возобновить войну.

— Превосходно! Что ждет он от моих людей?

— Приказы просты: продолжайте поддерживать волнение евреев в Египте, организуйте волнения по всей стране, чтобы ослабить Рамзеса, постарайтесь выкрасть Урхи-Тешшуба и отвезти его Хаттусили, или убейте его.

Дуаг-Тордус был крестьянином, влюбленным в свой клочок земли и в маленькое стадо коров, двадцать животных, одно лучше другого, грациозных и ласковых, только самая старая имела норовистый характер и не подпускала к себе кого попало. Дуаг-Тордус проводил долгие часы, разговаривая с ней.

По утрам Рукина, шалунья, будила его, лизала его лоб; напрасно пытался Дуаг-Тордус схватить ее за ухо, всегда заканчивалось тем, что он вставал.

В это утро солнце было уже высоко над горизонтом, когда Дуаг-Тордус вышел на улицу.

— Рукина... Куда ты девалась, Рукина?

Протерев глаза, Дуаг-Тордус сделал несколько шагов в поле и увидел корову, лежавшую на боку.

— Что с тобой, Рукина?

С вываленным языком, пустыми глазами и вздутым животом красивая корова доживала последние минуты. Немного дальше в поле два животных были уже мертвы.

Охваченный паникой, Дуаг-Тордус добежал до площади поселка в поисках коновала. Того уже осаждали десятки крестьян, переживавшие ту же трагедию.

— Эпидемия! — закричал Дуаг-Тордус.

— Нужно тотчас же предупредить дворец!

Когда Офир с террасы своего дома увидел сбегающуюся толпу взволнованных и гневных крестьян, он убедился, что его распоряжения были выполнены правильно. Отравив несколько коров, вожди бедуинов Амос и Бадуш создали превосходный беспорядок.

Посередине улицы, ведущей ко дворцу, Моисей остановил толпу.

— Вы — жертвы пятого несчастья, которое Яхве послал на Египет! Его рука ударит по всем стадам, мор затронет крупный и мелкий скот! Он пощадит только животных, принадлежащих моему народу.

Серраманна и отряд воинов были готовы прогнать крестьян, когда на черной лошади галопом прискакала Лотос и остановилась совсем рядом с собравшимися.

— Пусть никто не безумствует, — сказала она спокойным голосом, — речь идет не об эпидемии, а об отравлении. Я уже спасла двух дойных коров и с помощью коновалов вылечу тех животных, которые еще живы.

Тотчас же растерянность сменилась надеждой. И когда земельный управитель объявил, что Фараон возместит мертвых животных за счет государства, вернулось спокойствие.

У Офира и его союзников оставалось еще достаточно яда, чтобы помочь Моисею, на этот раз не говоря ему об этом. Используя старый магический рецепт, пророк по приказу Яхве взял пригоршнями печную сажу и бросил ее в воздух, чтобы она пылью упала на людей, животных и покрыла их гнойниками. Это шестое несчастье будет таким ужасным, что Фараону придется уступить.

У Офира была другая идея. Что больше всего может обеспокоить Фараона, если не болезнь его близких? Лысый Амос, неузнаваемый благодаря парику, закрывавшему половину его лба, доставил испорченные продукты повару, который готовил еду Амени и его служащим.

Когда носитель сандалий царя принес Рамзесу свои ежедневные отчеты, Рамзес заметил на щеке друга красную сыпь.

— Ты ранен?

— Нет, но это высыпание начинает становиться болезненным.

— Я приглашу лекаря Парьямаху.

Сопровождаемый очаровательной девушкой, прибежал запыхавшийся лекарь.

— У вас недомогание, Ваше Величество?

— Вам известно, дорогой Парьямаху, что я не знаю болезней. Будьте добры осмотреть моего личного писца.

Парьямаху обошел вокруг Амени, потрогал кожу рук, послушал пульс и приложил ухо к грудной клетке.

— Ничего небычного на первый взгляд... Нужно подумать.

— Если речь идет об изъявлении, вызванном желудочным расстройством, то нужно приготовить снадобье из измельченных плодов смоковницы, аниса, меда, древесной смолы терпентина, укропа и употреблять его в виде микстуры.

Лекарь Парьямаху принял важный вид.

— Это, может быть, неплохая идея... Попробуйте, мы посмотрим... Идите в лабораторию, моя дорогая, и прикажите приготовить снадобье.

Девушка исчезла, после того как поклонилась Фараону.

— Как имя вашей помощницы? — спросил Рамзес.

— Неферет, Ваше Величество: не обращайте на нее никакого внимания, это просто ученица.

— Она показалась мне очень знающей.

— Она только рассказала рецепт, которому я ее обучил. Простая помощница без большого будущего.

Офир был задумчив.

Снадобья вылечили язвы, а Рамзес все еще не отказался от своего решения. Моисей и Аарон пока поддерживали спокойствие среди евреев, любые их действия могли спровоцировать грубое вмешательство Серраманна и стражников.

К этим событиям добавилось еще одно — исчезновение Долент, сестры царя. Вне всякого сомнения, она потерпела поражение. Нефертари была жива и здорова. Чувствуя опасность, Долент не осмеливалась приходить даже ночью в еврейский квартал, лишая, таким образом, Офира сведений о маленьких секретах двора.

Это препятствие не помешало, однако, хеттскому шпиону смущать умы и разжигать мятеж в кварталах каменщиков; события принимали опасный оборот.

Было бы трудно организовать побег Урхи-Тешшуба. Поселенный в доме, охраняемом днем и ночью воинами Серраманна, Урхи-Тешшуб был недосягаемым. Вместо того, чтобы подвергаться неоправданному риску, не лучше ли было заставить его исчезнуть, чтобы как можно быстрее вызвать благодарность Хаттусили? Умный, хитрый и безжалостный император, безусловно, достоин своего брата Муваттали. У Офира оставался приспешник, о чьем предательстве никто не подозревал: Меба. Конечно, он был ничтожеством, но именно он может уничтожить Урхи-Тешшуба.

Аша сопровождала лишь небольшая группа людей, поскольку он не рассчитывал на радужный прием в Хаттусе. Новый император подозревал его в том, что он позволил Урхи-Тешшубу избежать наказания. Как поведет себя Хаттусили: как злопамятный человек или как мудрый политик? Если он уступит гневу, прикажет арестовать, даже казнить Аша и его людей, тем самым вынудив Рамзеса развязать военные действия, чтобы смыть оскорбление.

Конечно, Путухепа, казалось, желала мира, но согласится она пойти против мужа? Императрица очень практична; и если путь переговоров окажется слишком затруднительным, она выступит за военные действия.

Резкий ветер, нередкий на Анатолийском плато, сопровождал Аша и его людей до ворот хеттской столицы, неприветливость которой показалась еще более устрашающей, чем во время предыдущего визита.

Аша передал верительные грамоты начальнику стражи, и долгий час ожидал у стен города, прежде чем получил разрешение пройти в Хаттусу через Львиные Ворота. В противоположность тому, на что надеялся Аша, его провели не во дворец, а в здание из сероватого камня. Там ему отвели комнату, на единственном окне которой была железная решетка.

Аша это место напоминало тюрьму. Чтобы вести игру с хеттами, требовалось умение и удача, много удачи; будет ли и на этот раз судьба благосклонна к Аша?

После заката военный в шлеме и тяжелых доспехах попросил его следовать за ним. На этот раз он пошел по маленькой улочке, ведущей к акрополю, где возвышался дворец императора.

Час истины, если она существовала в мире дипломатии, настал.

Огонь горел в очаге приемного зала, украшенного коврами. Императрица наслаждалась приятным теплом.

— Пусть египетский посол соизволит занять место около меня перед этим огнем: ночь может быть прохладной.

Без лишних церемоний Аша расположился на стуле, стоявшем на почтительном расстоянии.

— Я высоко оценила письма царицы Нефертари, — заявила императрица. — Ее мысль ясна, слова убедительны, намерения открыты.

— Должен ли я считать, что император согласится начать переговоры?

— Император и я сама надеемся на конкретные предложения.

— Я податель текста, согласованного Рамзесом и Нефертари и написанного самим Фараоном, он послужит основой наших переговоров.

— Это то, чего я желаю; конечно, у империи есть свои требования.

— Я здесь, чтобы услышать их, и прибыл с твердой волей прийти к согласию.

— Тепло этих слов так же приятно, как тепло этого огня, Аша. Вы удивлены таким... сдержанным приемом?

— Это было бы неуместно, не так ли?

— Хаттусили простудился и останется некоторое время в постели: мои дни очень загружены, вот почему я вынуждена была заставить вас ждать. С завтрашнего дня император будет в состоянии начать переговоры.

ГЛАВА 51

День еще не наступил, и Рамзес направился в храм Амона, когда путь ему преградил Моисей. Царь удержал руку охранника, сопровождавшего его.

— Я должен с тобой поговорить, Фараон!

— Будь краток.

— Разве ты не понимаешь, что до сих пор Яхве проявлял снисходительность? Если бы он этого захотел, ты и твой народ были бы уже уничтожены! Он оставил тебе жизнь, чтобы лучше заявить о своем всемогуществе, о могуществе Его, не имеющего соперников. Позволь евреям покинуть Египет, не то...

— Не то...!

— Седьмая кара принесет твоей стране невыносимые мучения. Пойдет град такой силы, что будут многочисленные жертвы! Когда я протяну свой посох к небесам, раздастся гром и ударят молнии.

— Разве ты не знаешь, что один из этих храмов посвящен Сету, властелину грозы? Он — гнев небес, и я сумею успокоить его ритуалами.

— На этот раз тебе не удастся. Люди и животные умрут.

— Уйди с моей дороги.

Сразу же после обеда царь побывал у «жрецов времени», наблюдавших за небом, изучавших движение планет и предсказывавших погоду. И в самом деле, они предвидели сильные ливни, которые могли уничтожить часть урожая льна.

Как только разразилось несчастье, Рамзес закрылся в святилище Сета и остался один перед лицом бога. Красные глаза величественной статуи горели, как угли.

Царь не имел власти противостоять воле Сета и ярости туч; но, общаясь с его духом, он уменьшит силу грозы и сделает ее менее длительной. Сети научил своего сына, как вести диалог с Сетом и отводить его разрушительную энергию, не гневая его самого. Фараону требовалось много энергии, чтобы вынести, противостоять и не уступить ни пяди земли невидимому огню Сета, и его предприятие увенчалось успехом.

Меба трясся от страха. Он опасался быть узнанным, хотя и был в коротком парике и одет в грубый плащ плохого покроя. Но кто бы мог его узнать в этом пивном заведении в квартале докеров, где утоляли жажду заготовщики провианта и моряки.

Напротив него сидел Амос, рыжий бородач.

— Кто... кто вас направил?

— Вы хорошо знаете... маг.

— Довольно! Вы передадите ему эту табличку. Она содержит сведения, которые могут заинтересовать его.

— Маг желает, чтобы вы занялись Урхи-Тешшубом.

— Но... его охраняют люди Серраманна.

— Офир требует: убейте Урхи-Тешшуба. В противном случае мы выдадим вас Рамзесу.

В душах евреев начало поселяться сомнение. Семь несчастий было уже послано на Египет, а Фараон оставался неуступчивым. Во время собрания совета старейшин Моисею все же удалось сохранить их доверие.

— Что рассчитываешь ты делать теперь?

— Вызвать восьмое несчастье, такое страшное, что египтяне почувствуют себя покинутыми богами.

— Каково будет это бедствие?

— Посмотрите на небо, на восток, и вы узнаете.

— Уйдем мы, наконец, из Египта?

— Будьте терпеливыми, каким был я эти долгие годы, и сохраняйте веру в Яхве: он поведет нас к Земле Обетованной.

Нефертари проснулась внезапно среди ночи.

Рядом с ней спокойным сном спал Рамзес. Тихо ступая, царица вышла из комнаты и сделала несколько шагов к террасе. Воздух был благоухающим, город — тихим и спокойным, но страх Великой Супруги Фараона не прекращал увеличиваться. Видение, которое мучило ее, не рассеивалось, кошмар продолжал сжимать сердце.

Рамзес нежно обнял ее.

— Плохой сон, Нефертари?

— Если бы это было только так...

— Чего ты опасаешься?

— Опасности, идущей с востока с опасным ветром...

Рамзес посмотрел в этом направлении.

Он надолго сосредоточился, как если бы хотел видеть в темноте. Сознание царя стало ночью и небом, и он перенес себя на край земли, туда, где рождаются ветры.

То, что обнаружил Рамзес, было так ужасно, что он в спешке оделся, разбудил челядь дворца и послал за Амени.

Подгоняемая резким ветром, с востока надвигалась огромная туча саранчи. Нападение этих насекомых происходило не впервые, но это было ужасающего размаха.

Благодаря вмешательству Фараона крестьяне Дельты разожгли костры, в которые они бросали пахучие вещества, призванные отпугнуть саранчу; на некоторые культуры накинули покрывала из грубого льна.

Когда Моисей прокричал, что насекомые съедят все деревья Египта и не оставят ни одного фрукта, известие об угрозе быстро распространилось по деревням благодаря царским посланцам, и люди поздравляли себя, что на этот раз без промедления приняли все меры предосторожности, предписанные Рамзесом.

Опустошения были незначительными; вспоминали, что саранча была одной из символических форм, облекавших душу Фараона, чтобы достичь неба в гигантском прыжке. Насекомое рассматривалось как благоприятное в небольшом количестве; только большое число делало его опасным.

Царская чета объехала на колеснице окрестности столицы и останавливалась во многих поселках, опасавшихся нового нашествия саранчи; но Рамзес и Нефертари обещали, что бедствие не замедлит исчезнуть.

Как это и предчувствовала Великая Супруга Фараона, восточный ветер стих, и его заменили шквалы, унесшие саранчу до моря тростника за пределы полей.

— Вы не больны, — сказал Парьямаху, — но все же должны взять несколько дней для отдыха.

— Это недомогание...

— Сердце в превосходном состоянии, печень работает хорошо. Не беспокойтесь, вы умрете в возрасте ста лет!

Меба симулировал недомогание в надежде, что Парьямаху ему прикажет оставаться в комнате несколько недель, в течение которых Офир и его сообщники, может, будут арестованы.

Этот детский план провалился... А донести на них — значило донести на самого себя!

Ему оставалось только выполнить свою работу. Но как пробраться к Урхи-Тешшубу, не побеспокоив Серраманна и его охранников?

В конечном итоге его лучшим оружием стала дипломатия. Столкнувшись с сардом в одном из коридоров дворца, Меба остановил его.

— Аша только что прислал мне послание, в котором мне приказано допросить Урхи-Тешшуба и собрать сведения о хеттском управлении, — заявил Меба, — то, что мне сообщит Урхи-Тешшуб, должно оставаться тайной, поэтому мы должны беседовать один на один. Я запишу его показания на папирус, запечатаю его и передам царю.

Серраманна казался недовольным.

— Сколько времени вам потребуется?

— Я не знаю.

— Вы спешите?

— Это срочное поручение.

— Хорошо... Идем туда.

Урхи-Тешшуб принял Меба с презрением, но сановник сумел употребить лесть и убеждения, чтобы умаслить хетта. Он не спешил задавать ему вопросы, поблагодарил за сотрудничество и успокоил, уверив, что его будущее все же станет более светлым.

Урхи-Тешшуб описал свои самые удачные сражения и даже вставил несколько шуток.

— Вы довольны тем, как к вам здесь относятся? — удивился Меба.

— Жилище и пища приятны, я делаю упражнения, но... мне не хватает женщин.

— Наверное, я мог бы это уладить...

— Каким образом?

— Потребуйте прогулку в саду на закате, чтобы воспользоваться свежестью вечера. Под сенью рощи тамариска около потайной дверцы вас будет ждать женщина.

— Я полагаю, что мы станем добрыми друзьями.

— Это самое заветное мое желание, Урхи-Тешшуб.

Погода ухудшалась, небо темнело. Бог Сет снова проявлял свое могущество. Удушающая жара при отсутствии ветра стали для Урхи-Тешшуба поводом, чтобы потребовать прогулки в сад. Его сопровождали два охранника и оставили побродить между цветочными клумбами, так как у хетта не было никакого шанса сбежать. Впрочем, зачем ему покидать позолоченную тюрьму, где он был в безопасности?

Скрываясь под тамариском, от страха трясся Меба. Напичкав себя настойкой мандрагоры, в одурманенном состоянии он перелез через стену ограды и приготовился к удару.

Когда Урхи-Тешшуб наклонится к нему, он перережет ему горло кинжалом, украденным у одного сотника. Он оставит оружие в трупе, а обвинят в убийстве военных, они сделали это, чтобы отомстить врагу, на совести которого смерть многих египтян.

Меба никогда не убивал и знал, что это деяние приведет к проклятию, но он будет защищаться перед судьями загробного мира, объясняя, что его принудили. Теперь сановник должен был думать только о кинжале и горле Урхи-Тешшуба.

Шаги.

Шаги медленные и уверенные. Его добыча приближалась, остановилась, наклонилась...

Меба поднял руку, чтобы ударить, но сильный удар кулака по голове заставил его погрузиться во тьму.

Серраманна приподнял Меба и схватил его за ворот туники.

— Предатель, жалкий тупица... Вставай, Меба.

Тот оставался неподвижен.

— Хватит прикидываться!

Голова Меба как-то неестественно склонилась к плечу. Удар Серраманна был слишком сильным.

ГЛАВА 52

В рамках необходимого расследования по поводу ужасной смерти Меба Серраманна должен был подвергнуться допросу, проводимому Амени. Чувствуя себя неуютно, сард опасался быть наказанным.

— Дело ясное, — заключил писец, — ты подозревал с полным на то основанием, что Меба обманул тебя и хочет уничтожить Урхи-Тешшуба. Ты попытался арестовать Меба на месте преступления, но он защищался и подверг твою жизнь опасности и был убит во время борьбы.

Бывший пират расслабился.

— Это прекрасный отчет.

— Если бы он не умер, Меба отдали под суд. Его виновность не вызывает сомнения, имя Меба будет убрано из всех официальных документов. Но остается вопрос: на кого он работал?

— Он утверждал, что действовал по приказу Аша.

Амени потрепал свою кисточку.

— Заставить уничтожить хетта, чтобы освободить Рамзеса от обузы... Но Аша не доверил бы это задание светскому человеку и трусу! И, кроме того, он не пошел бы против воли Рамзеса, уважающего право убежища. Меба обманул еще раз. А если он был одним из хеттских шпионов?

— Разве они не были расположены к Урхи-Тешшубу?

— Сегодня императора зовут Хаттусили. Урхи-Тешшуб — лишь изменник. Уничтожая заклятого врага нового властителя хеттов, шпионы стремились завоевать его хорошее расположение.

Сард погладил свои длинные усы.

— Иначе говоря, Офир и Шенар не только живы, но все еще находятся в Египте.

— Шенар исчез в Нубии, Офир не появлялся многие годы.

Серраманна сжал кулаки.

— Этот проклятый маг может быть совсем близко от нас! Косвенные доказательства его бегства в Ливию были лживы и предназначены для того, чтобы усыпить мое недоверие.

— Разве Офир не доказал, что умеет оказываться вне досягаемости?

— Не для меня, Амени, не для меня...

— А если однажды ты приведешь нам его живого?

В течение трех нескончаемых дней густые черные облака закрывали солнце над Пи-Рамзесом. Для египтян волнения, названные богом Сетом, смешивались с опасностями, которые передавали посланники богини Сехмет, предвестники болезней и несчастий.

Только один человек мог помешать ухудшению ситуации: Великая Супруга Фараона, земное воплощение вечного Закона, который Фараон насыщал подношениями. Это было время, когда каждый смотрел сам за собой, и без снисходительности пытался честно исправить недостатки. Беря на себя ответственность за недостатки и достоинства своего народа, Нефертари отправилась в Фивы в храм Мут, чтобы возложить подношения к ногам статуи грозной богини Сехмет и таким образом превратить мрак в свет.

В столице Рамзес согласился принять Моисея, кричавшего, что темнота, покрывавшая столицу, была девятым несчастьем, посланным Яхве на египетский народ.