Рамзес (№4) - Госпожа Абу-Симбела

— Вы знаете о настоящей опасности, которая угрожает вам?

— Нападение египетской армии!

— Не забывайте и о другой опасности: Ассирия может стать достойным противником.

Хаттусили и Путухепа озадаченно переглянулись. Аша знал гораздо больше, чем они предполагали.

— Рано или поздно Ассирия нападет на вас, и вы окажетесь между двух огней, вести войну на два фронта очень затруднительно. Глупо было бы полагать, что хеттская армия сможет разрушить Египет; наученные уроками прошлого, мы создали мощный заслон в наших провинциях. Преодолев его, вы будете встречены основными силами нашей армии. К тому же вы уже на собственном опыте убедились в магической силе Рамзеса, благодаря покровительству Амона он один способен противостоять тысячам воинов.

— Таким образом, вы пытаетесь предсказать гибель Хеттской империи!

— Нет, госпожа Путухепа, Египет не заинтересован в гибели вашего царства. Напротив, Рамзес мечтает о мире и сотрудничестве, и Великая Супруга Нефертари не станет отговаривать его от этого.

— Что думает об этом царица-мать Туйя?

— Она разделяет мое мнение, осознавая, что Ассирия скоро будет представлять страшную угрозу для всех. В первую очередь — для хеттов, затем это коснется и египтян.

— Союз против Ассирии... Это именно то, что вы нам предлагаете?

— Мир и союз, чтобы защитить наши народы от нашествия. И будущий император хеттов должен принять решение.

— Никогда Урхи-Тешшуб не откажется от нападения на Египет!

— А каков ваш ответ, Хаттусили?

— Мы с Хаттусили больше не обладаем реальной властью.

— Ваш ответ, — настаивал Аша.

— Мы бы согласились начать переговоры, — заявил Хаттусили, — но имеет ли смысл этот спор?

— Меня только забавляет игра случая, — сказал египтянин, улыбаясь, — сегодня вы ничто, но именно с вами я хочу вести переговоры, чтобы сделать светлым будущее моей страны. Пусть Хаттусили станет императором, и наши предложения приобретут неоценимое значение.

— Это только мечта, — возразила Путухепа.

— Чтобы мечта стала действительностью, за нее нужно бороться, а не бежать от нее.

Гордость прекрасной хеттки была уязвлена.

— Что вы имеете в виду, Аша?

— Хаттусили и вы должны завоевать или купить доверие большинства военачальников. Командующие крепостями перейдут на вашу сторону, поскольку Урхи-Тешшуб относится к ним с презрением, недооценивая их службу. С помощью торговцев, которые почти все относятся к вам благожелательно, распространяйте слухи, что страна не выдержит еще одной войны и что конфликт с Египтом приведет к разрухе и нищете. Эти слухи породят волнения среди купцов и ремесленников, они обвинят Урхи-Тешшуба во всех своих бедствиях.

— Это дело требует много времени.

— Это цена вашего успеха и мира.

— Как рассчитываете действовать вы? — спросила Путухепа.

— У меня есть идея, довольно рискованная; я намереваюсь обольстить Урхи-Тешшуба.

Аша разглядывал окрестности Хаттусы. Ему не нравилась мрачная панорама города, окруженного скалистыми горами. Он попытался представить себе хеттскую столицу, украшенную флагами, на улицах которой прогуливаются обворожительные женщины, но появившийся отряд вооруженных до зубов всадников развеял это прекрасное видение.

Аша сопровождали только конюх и носитель сандалий. Остальные спутники его вернулись в Египет. Когда Аша показал свою печать на первом охранном посту нижнего города, военный был ошеломлен.

— Будьте добры предупредить императора о моем прибытии.

— Но... вы египтянин!

— Чрезвычайный посол. Поспешите, прошу вас.

Обескураженный военный, оставив Аша под бдительным наблюдением охранников, отправился во дворец.

Аша не удивился, увидев отряд пехотинцев, вооруженных копьями, под командованием одного из тех служак, воинский долг для которых заключался в слепом подчинении приказам.

— Главнокомандующий хочет видеть посла.

Аша приветствовал Урхи-Тешшуба, но уклонился от перечисления его титулов.

— Самый блестящий сановник Рамзеса в Хаттусе... Какой сюрприз.

— А вы главнокомандующий армии, примите мои поздравления.

— Египет должен опасаться меня.

— Мы знаем вашу храбрость и дарования полководца и опасаемся их; вот почему я приказал увеличить отряды в наших провинциях.

— Я уничтожу их.

— Они готовы к любому натиску, каким бы сильным он ни оказался.

— Довольно болтовни. Какова причина вашего прибытия в Хаттусу?

— Я слышал, что император Муваттали болен.

— Все это только слухи; здоровье нашего властелина — государственная тайна.

— Властелин хеттов — наш враг, но мы уважаем его величие, вот почему я здесь.

— Что вы хотите этим сказать, Аша?

— У меня есть необходимые снадобья, чтобы излечить императора Муваттали.

ГЛАВА 33

Семилетний мальчик помнил завет своих предков, передававшийся из поколения в поколение: чем давать рыбу тому, кто голоден, лучше научить его самого ловить рыбу — и свято чтил его.

Став помощником рыбака, он со рвением стремился усвоить премудрости рыбной ловли: ударами палки по воде мальчик подгонял добычу к сети, которую натянул около высоких папирусов.

Вдруг он заметил их.

С севера приближалась флотилия, на главном корабле возвышался золотой сфинкс. Да, это, конечно, был корабль Фараона!

Забыв о рыбе и сети, помощник рыбака нырнул в Нил и поплыл к берегу, чтобы предупредить поселок. Много дней будет длится праздник в честь прибытия Рамзеса Великого.

Зал с могучими колоннами в храме Карнака предстал во всем своем великолепии; двенадцать колонн двадцатиметровой высоты демонстрировали мощь государства и начало сотворения мира.

Верховный жрец Амона Небу, помогая себе позолоченным посохом, вышел навстречу царской чете. Несмотря на возраст и слабое здоровье, ему удалось поклониться Фараону, Рамзес помог ему подняться.

— Я счастлив снова видеть вас, Ваше Величество, и я, как всегда, восхищен красотой царицы.

— Ты стал бы превосходным придворным, Небу!

— Отнюдь, Ваше Величество, я продолжал бы говорить то, что думаю, как только что сделал.

— Как твое здоровье?

— Нужно привыкать к старости, хотя она делает мои движения мучительными; но лекарь храма дает мне снадобье из листьев ивы, которое мне помогает. Сознаюсь, что у меня почти нет времени подумать о собственном благополучии... Вы мне доверили такое тяжелое дело!

— Кажется, у меня есть основательные причины быть довольным своим выбором.

Восемьдесят тысяч служащих, чью деятельность направлял верховный жрец, около миллиона голов скота, сотня грузовых кораблей, многочисленные строительные работы, огромное пространство возделываемой земли, рощи, фруктовые сады, виноградники — такова была вселенная Карнака, богатого владения Амона.

— Самое трудное, Ваше Величество, это направлять и контролировать работу писцов, кладовщиков, учетчиков... Без верховной власти этот маленький мир быстро стал бы похож на хаос, каждый думал бы только о своей выгоде.

— Благодаря твоим организаторским талантам Карнак процветает.

— Я знаю только две добродетели: подчиняться и служить. Остальное — лишь болтовня. А в моем возрасте нет на это времени.

Рамзес и Нефертари любовались величественными колоннами, своей формой напоминающими лианы, изображения, сделанные на них, перечисляли именах божеств, которым Фараон делал подношения. Эти каменные изваяния превратились в вечный символ, соединяющий землю, первозданное болото, и небо, сверкающее золотыми звездами.

Как этого и желал Сети, огромный колонный зал Карнака навсегда воплотит славу таинственного бога, раскрывающего свои тайны.

— Фивы являются простой остановкой, — спросил Небу, — или вы рассчитываете на длительное пребывание?

— Чтобы привести Египет к миру, — ответил Рамзес, — я должен умилостивить богов, построив им храмы, окончив строительство Храма Миллионов Лет и вечного жилища Нефертари. Жизнь, которую боги вложили в наши сердца, принадлежит им; с чистой душой мы должны быть готовы предстать перед ними.

Рамзес пробудил божественную силу в центральном зале Карнака, обратившись к ней со словами:

— Приветствую того, кто порождает жизнь, богов и людей, создателя моей страны и дальних земель, того, кто творит зеленеющие поля и изобилие. Каждое существо наполнено твоим совершенством.

Карнак проснулся.

Дневной свет заменил свет масляных ламп, жрецы наполнили очистительные вазы водой из священного озера, обновили алтарные свечи, от которых исходил приятный аромат, украсили алтари цветами, фруктами, овощами и свежим хлебом, организовали процессии, чтобы доставить подношения, они будут вознесены к Маат. Только Маат воскрешала различные формы жизни, только она оживляла мир благодаря аромату своей росы, орошающей землю на восходе солнца.

Вместе с Нефертари Рамзес присоединился к процессии, они шли по дороге, с обеих сторон которой замерли сфинксы и которая вела к храму Луксор.

Перед пилоном храма царскую чету ожидал один человек. Это был бывший военный наставник Рамзеса.

— Когда я был еще юным, — напомнил царь супруге, — он научил меня сражаться с противником, и я очень гордился, когда мне удавалось противостоять ему.

Оставив военную службу, чтобы стать четвертым жрецом Карнака, Бакхен сильно изменился. Он был растроган до слез. Вновь увидеть Фараона; это доставило ему такую большую радость, что он не знал, какими словами ее выразить. Жрец был человеком дела, он сразу показал Фараону прекрасный фасад храма Карнака, перед которым возвышались два обелиска и многочисленные колоссы, изображавшие Рамзеса. На красивых камнях песчаника были высечены сцены, рассказывающие об эпизодах битвы при Кадеше и победе царя Египта.

— Ваше Величество, — объявил Бакхен с пылом, — ваше поручение выполнено, работы окончены!

— Но дело должно продолжаться.

— Я готов.

Царская чета и Бакхен проникли в большой двор, расположенный за пилоном и окаймленный портиками и колоннами, между которыми были воздвигнуты статуи Рамзеса, содержавшие его «ка». Бессмертную энергию, делающую его царствование благополучным.

— Работа каменотесов и скульпторов превосходна, Бакхен, но я не могу дать им отдыха, более того, я рассчитываю, что они займутся работой на другой территории.

— Могу я узнать, что вы задумали, Ваше Величество?

— Воздвигнуть много святилищ в Нубии, и в том числе особый храм. Собери ремесленников и поговори с ними; я принимаю только добровольцев.

Храм Миллионов Лет Рамзеса Великого, построенный по планам самого царя, был грандиозным, самым огромным на западном берегу. Гранит, песчаник, базальт были использованы для создания пилонов и дворов; множество ворот из позолоченной бронзы разделяли различные части сооружения, защищенного кирпичной оградой.

С наступлением ночи Шенару удалось проникнуть в пустую кладовую. Офир дал ему некий предмет, который, как он надеялся, окажется полезным, брат Рамзеса дождался темноты, чтобы пробраться в священное здание.

Он прошел вдоль стены дворца и пересек двор. В нескольких метрах от храма, посвященного Сети, он заколебался.

Сети, его отец...

Но отец, который предал его, выбрав Рамзеса Фараоном! Отец, который его презирал и унизил, отдав предпочтение Рамзесу.

После того, как Шенар выполнит задуманное, он больше не будет сыном Сети. Но так ли это важно? В противоположность тому, что утверждали приобщенные к тайнам, никто не преодолевал препятствия смерти. Небытие поглотило Сети, как оно поглотит и Рамзеса. Жизнь имеет только один смысл: достичь власти любыми средствами и распоряжаться ею без стеснения.

И подумать только, что тысячи идиотов начали принимать Рамзеса за бога! Когда Шенар ниспровергнет идола, будет открыт путь к новому порядку. Он уничтожит устаревшие ритуалы и станет действовать только в двух направлениях, заслуживающих интереса: завоевания и торговые связи.

Как только Шенар взойдет на трон, он прикажет снести Храм Миллионов Лет и разрушить все изображения Рамзеса. Хотя храм еще не был окончен, он уже испускал энергию, против которой становилось бороться все труднее. Иероглифы, сцены в скульптурах и рисунках жили, утверждая в каждом камне присутствие и могущество Рамзеса. Нет, это только иллюзия, порожденная ночью!

Шенар очнулся от мечтаний, захвативших его. Он положил предмет в условное место, указанное Офиром, и вышел из святилища.

Он принимал форму, он рос, как существо, полное гордости, этот Храм Миллионов Лет, благодаря ему укреплялось царствование Рамзеса. Царь оказал почтение сооружению, куда впредь он будет приходить черпать силу, которой будут насыщаться его мысль и его действие.

Как и в Карнаке, в Луксоре мастера, каменотесы, скульпторы, художники сотворили чудо. Святилище, много небольших храмов и их пристройки, маленький зал с колоннами были закончены так же, как и здание, предназначенное для культа Сети.

А все другие части священного владения находились в лесах, не считая склада для кирпичей, библиотеки и жилищ жрецов.

Посаженная во второй год царствования акация выросла с поразительной быстротой. Несмотря на небольшую крону, она уже давала приятную тень. Нефертари погладила ствол дерева.

Царская чета пересекла большой двор под восхищенными взглядами каменотесов, отложивших деревянные молотки и зубила.

После беседы с мастером Рамзес расспросил каждого рабочего о тех трудностях, с которыми пришлось столкнуться во время строительства. Царь не забыл часов, проведенных в карьерах Гебель-Зильзиле в то время, когда он хотел стать каменотесом. Ремесленникам Фараон пообещал добавить оплату, а также отблагодарить, выдав вино и лучшую одежду.

Когда царская чета приблизилась к храму Сети, Нефертари поднесла руку к своему сердцу и застыла.

— Опасность... опасность так близко.

— Здесь, в этом храме? — удивился Рамзес.

Тревога рассеялась, царская чета подошла к святилищу, где всегда будет почитаться душа Сети.

— Не трогай дверь святилища, Рамзес. Опасность там, за ней. Позволь действовать мне.

Нефертари открыла дверь из позолоченного дерева.

На пороге — глаз сердолика, разбитый на несколько частей; перед статуей Сети внутри храма — красный комок из шерсти животных пустыни.

Обладающая силой Исиды, великая кудесница-царица узнала глаз. Если бы нога царя ступила на составляющие символа скверны, он был бы парализован. Затем Нефертари накрыла красный комок подолом платья, не касаясь его пальцами, и вынесла его наружу, чтобы он был сожжен.

Дурной глаз — вот что осмелились использовать существа, пришедшие из мрака, желающие прервать связь, которая соединяла Сети с сыном, и уничтожить магическую энергию Фараона, защищающую его от темных сил.

— Кто еще, кроме Шенара, — подумал Рамзес, — зашел бы так далеко в желании отомстить? Кто еще, кроме Шенара, стремился бы так разрушить то, что ему, Рамзесу, было дорого?

ГЛАВА 34

Моисей колебался.

Конечно, он должен выполнить свое предназначение, которое Бог определил ему, но не слишком ли велики преграды? Теперь он больше не тешился иллюзиями: Рамзес не уступит. Моисей достаточно хорошо знал царя Египта, чтобы понимать, что он не произносил слова впустую и что считал евреев частью египетского народа.

Однако идея исхода бродила в умах людей, и сопротивление пророку ослабевало день ото дня. Многие думали, что особые отношения Моисея с Рамзесом помогут преодолеть препятствия. Один за другим старейшины уступили; и Аарон во время последнего совета представил Моисея как вождя еврейского народа, объединенного одной религией и одной волей.

Были забыты распри, пророку оставалось только победить одного врага: Рамзеса Великого.

Аарон потревожил размышления Моисея.

— Один каменщик просит о встрече с тобой.

— Займись им.

— Это с тобой он хочет говорить, и ни с кем другим.

— Что ему надо?

— Обещание, которое ты ему будто бы дал в прошлом. Он верит в тебя.

— Приведи его.

В коротком черном парике, стянутом белой лентой, парик закрывал ему лоб и оставлял открытыми уши, с загорелым лицом, обрамленным маленькой бородкой и неровными усами, проситель был похож на каменщика.

Однако у Моисея появилось подозрение, что этот человек был ему знаком.

— Что ты хочешь от меня?

— Не так давно мы верили в одно и то же.

— Офир...

— Конечно, я, Моисей.

— Ты сильно изменился.

— Меня ищет стража Рамзеса.

— Значит у нее есть на это причины, не так ли? Если я не ошибаюсь, ты хеттский шпион.

— Я работал на них, это правда, но сейчас все уничтожено, и хетты больше не могут разрушить Египет.

— Таким образом, ты меня обманул, и ты меня искал, чтобы использовать против Рамзеса!

— Нет, Моисей. Мы с тобой верим в одного всемогущего Бога, и встречи мои с евреями меня убедили, что этим богом является Яхве и никто другой.

— Ты считаешь меня глупцом, пробуя убедить пустыми словами?

— Даже если ты отказываешься признать мою искренность, я буду служить твоему делу, потому что только ему и стоит служить. Знай только, что я не ищу личной выгоды, а только спасения своей души.

Моисей был встревожен.

— Ты отказался от веры в Атона?

— Я понял, что Атон — только прообраз настоящего бога. Я отказываюсь от своих заблуждений, потому что мне явилась истина.

— Что стало с молодой женщиной, которую ты хотел привести к власти?

— Она жестоко убита, и я до сих пор испытываю огромное горе; однако египетская стража меня обвиняет в ужасном преступлении, но я его не совершал. В этой трагедии я увидел знак судьбы. Ты сегодня единственный, кто может противостоять Рамзесу. Вот почему я поддержу тебя всеми силами.

— Чего ты хочешь, Офир?

— Помочь тебе приобщить людей к вере в Яхве, и ничего более.

— Ты знаешь, что Яхве требует исхода моего народа?

— Я признаю этот замысел грандиозным. Если он будет сопровождаться падением Рамзеса и проникновением в Египет истинной веры, я буду очень доволен.

— Но шпион остается шпионом, верно?

— У меня нет больше связей с хеттами, эта часть моей жизни забыта. Мое будущее и надежда — это ты, Моисей.

— Как ты рассчитываешь помочь мне?

— Будет нелегко бороться против Рамзеса; поэтому может пригодиться мой опыт тайной борьбы.

— Мой народ хочет уйти из Египта, а не восставать против Рамзеса.

— Какая разница, Моисей? Твои намерения покажутся Рамзесу мятежными, и он подавит любой протест со стороны твоего народа.

И по совести, еврей должен был признать, что ливийский маг прав.

— Я должен подумать, Офир.

— Ты хозяин, Моисей; позволь мне дать тебе совет: ничего не предпринимай во время отсутствия Рамзеса. С ним ты, возможно, сможешь вести переговоры; но Амени и Серраманна, не считая царицу-мать Туйю, не проявят никакого снисхождения к твоему народу. Чтобы удержать евреев в повиновении, они отдадут приказ расправиться с ним. Воспользуемся путешествием царской четы для развития нашего сотрудничества, убеждения колеблющихся и подготовки к неизбежному столкновению с властями.

Убежденность Офира произвела впечатление на Моисея. Хотя он и не решился объединиться с магом, но отрицать правильность его слов он не мог.

Фиванский начальник стражи признал, что его люди не жалели сил, чтобы найти Шенара и его возможных сообщников. Рамзес дал им точное описание человека, который пытался убить его, но усилия стражников оказались напрасными.

— Он покинул Фивы, — решила Нефертари.

— Как и я, ты уверена, что он жив.

— Я чувствую опасное присутствие, темную силу... Это Шенар, маг или один из их прислужников?

— Это он, — определил Рамзес, — он попытался навсегда оборвать связь, соединяющую меня с Сети, чтобы лишить защиты отца.

— Дурной глаз не принесет вреда; огонь помешал ему сделать это. Благодаря клею из древесной смолы, мы восстановили добрый глаз, скрытый в сокровищнице храма Сети в Пи-Рамзесе.

— Животные пустыни, из чьей шерсти сделали красный глаз, являются созданиями Сета... Шенар собирался творить зло, используя его опасную энергию.

— Он надеялся воспользоваться особенностями твоих связей с Сетом.

— Гармония создается каждый день... При малейшей ошибке, неожиданности, огонь Сета уничтожает того, кто полагал, что стал над ним властелином.

— Когда мы отправимся на юг?

— После того, как побываем в Долине Царей.

Царская чета направилась к самой южной долине фиванской горы, носившей имя «место восстановления» и «место лотосов». В Долине Цариц будет навечно погребена Туйя, мать Рамзеса, и Нефертари, Великая Супруга Фараона. Их могилы будут вырыты под защитой вершины во владениях богини молчания. В пустыне, высушенной солнцем, царила Хатор, улыбающаяся богиня неба, заставляющая сверкать звезды и биться сердца.

Хатор, изображение которой Нефертари обнаружила на стенах своей усыпальницы в образе чародейки, дающей энергию воскрешения вечно молодой Великой Супруге Фараона, носившей золотую прическу в форме грифа. Таким образом, она символизировала божественную мать. Художникам удалось воспроизвести красоту и «любовную нежность» в формах невероятного совершенства.

— Тебе нравится твое жилище, Нефертари?

— Столько великолепия... Я его недостойна.

— Никогда не было подобного вечного жилища, никогда не будет; ты, чья любовь — дыхание жизни, ты всегда будешь царить в сердцах людей и богов.

Осирис с зеленым лицом, облаченный в белую одежду Ра, яркий, увенчанный огромным солнцем; Хепри — всеобщая изменчивость, бог в облике скарабея; Маат, всеобщий Закон, красивая и тонкая молодая женщина, обладающая одним символом, — пером страуса, легким, как истина... Божественные силы собрались, чтобы воскресить Нефертари во времени и за пределами времени. Скоро на еще пустых колоннах писец Дома Жизни нанесет иероглифы из «Книги о выходе к свету» и из «Книги Врат», которые позволят царице странствовать по прекрасным дорогам потустороннего мира, избегая опасностей.

Это была больше не смерть, а улыбка таинства.

В течение многих дней Нефертари изучала божественные лица, населявшие вечное жилище, желанной хозяйкой которого она станет в момент великого перехода. Она свыклась с потусторонностью своего собственного существования и стала понимать тишину. В сердце земли тишина имела вкус неба.

Когда Нефертари решила покинуть «место лотосов», Рамзес отвел ее в «Великий Луг», Долину Царей, где покоились фараоны, начиная со времен восемнадцатой династии. Долгие часы оставалась царская чета в усыпальницах Рамзеса Первого, носившего это имя, и Сети. Каждая картина была шедевром, и царица расшифровывала «Книгу скрытой комнаты», которая раскрывала фазы превращения умирающего солнца в молодое солнце, прообраз воскрешения фараона.

С волнением Нефертари осматривала вечное жилище Рамзеса Великого. В маленьких горшочках художники разводили измельченные минеральные пигменты, прежде чем оживить стены символическими фигурами, они будут охранять вечную жизнь Фараона. Цветочный порошок, смешанный с водой и смолой акации, давал чрезвычайную точность выражения.

«Жилище золота», зал саркофага с восьмью столбами, был почти готов. Смерть могла принять Рамзеса.

Царь позвал мастера.

— Как и в гробницах некоторых моих предков, ты выроешь коридор, который упрется в скалу, и там оставишь неотесанный камень. Он будет хранить последний секрет, о нем ни одна человеческая душа не может знать.

У Нефертари и Рамзеса было чувство, что они только что прошли решающий этап в своей жизни, к их любви теперь добавлялось осознание собственной смерти как пробуждения, а не кончины.

ГЛАВА 35

Серраманна старался выглядеть спокойным.

Меба вышел из кабинета более часа назад, чтобы присутствовать на пиру, который давала царица-мать Туйя, заботившаяся о поддержании сплоченности двора в отсутствие царской четы. Поддерживая постоянную связь с Рамзесом, вдова Сети была довольна кропотливой работой Амени и строгостью Серраманна, поддерживавшего порядок. У евреев, кажется, все было спокойно.

Но бывший пират, доверяя своему чутью, был убежден, что этот покой предшествовал буре. Конечно, Моисей часто беседовал с евреями, и он, безусловно, стал их вождем. Более того, большинство египетских сановников, зная о верности Рамзеса в дружбе, считали за благо обходительно вести себя с Моисеем. Через день-другой, полагали они, он получит новый важный пост и оставит свои нелепые идеи.

На первом месте среди забот Серраманна стоял Меба. Сард был уверен, что именно он украл кисточку Ка, но с какой целью? Бывший пират ненавидел знатных особ вообще, а Меба — слишком светского, слишком элегантного и слишком покладистого — особенно. Такой человек, как Меба, по мнению сарда, имел естественную наклонность ко лжи.

А если кисточка Ка спрятана у Меба? Серраманна обвинит его в краже, и он будет вынужден объяснить причины своего поступка перед судом.

Сановник Меба отправился спать, его слуги вернулись в свои комнаты. Сард пробрался через заднюю часть дома и достиг террасы. Отсюда он свободно проник в основные комнаты.

Серраманна располагал большей частью ночи, чтобы довести до благополучного конца этот замысел.

— Ничего, — заявил сард, мрачный и плохо выбритый.

— Ты действовал незаконно, — напомнил Амени.

— Если бы мой план удался, Меба прекратил бы вредить.

— Почему ты подозреваешь его?

— Потому что он опасен.

— Опасен, Меба? Он занят только собственной карьерой, и эта постоянная забота исключает любой шаг в сторону.

Сард с аппетитом съел кусок сушеной рыбы, сдобренный острым соусом.

— Может быть, ты и прав, — пробубнил он с набитым ртом, — но мое чутье подсказывает мне, что это невероятный пройдоха. Он должен находиться под постоянным наблюдением; и рано или поздно совершит ошибку.

— Как хочешь... Но это бессмысленно!

— За Моисеем тоже нужно установить наблюдение.

— Он был моим другом, — напомнил Амени, — и Рамзеса тоже.

— Еврей — опасный мятежник! Ты — слуга Фараона, а Моисей восстанет против него.

— Он не сделает этого.

— Конечно, сделает! Я знаю, что представляют из себя подобные типы. Он станет возмущать народ против Фараона, а ты отказываешься слушать меня.

— Мы знаем Моисея и верим ему.

— Однажды вы пожалеете об этом.

— Иди спать и постарайся не трогать евреев. Наша роль — поддерживать порядок, а не сеять смуту.

Аша разместили в одной из комнат дворца, он ел грубую, но сносную пищу, пил посредственного качества вино и наслаждался любовью светловолосой хеттки, которую управляющий догадался предложить ему. Лишенная всякой застенчивости, она сама хотела проверить слухи о том, что египтяне являются прекрасными любовниками. Аша согласился на этот опыт, и был то ведущим, то ведомым, но всегда воодушевленным.

Не был ли это самый приятный способ проводить время? Урхи-Тешшуб, удивленный поступком Аша, был, однако, польщен присутствием верховного сановника Фараона; не означает ли это, что Рамзес признавал его как будущего императора, его, сына Муваттали?

Урхи-Тешшуб вошел в комнату Аша в тот момент, когда хеттка жадно целовала египтянина.

— Я зайду позже, — сказал Урхи-Тешшуб.

— Останьтесь, — попросил Аша, — молодая особа поймет, что государственные дела иногда важнее удовольствия.

Обворожительная хеттка исчезла, Аша облачился в изысканную тунику.

— Как чувствует себя император? — спросил он у Урхи-Тешшуба.

— По-прежнему.

— Я снова предлагаю вам помощь: позвольте мне помочь ему.

— Зачем приходить на помощь самому злейшему врагу?

— Ваш вопрос приводит меня в замешательство.

Тон Урхи-Тешшуба стал повелительным.

— Однако я жду ответа.

— Дипломаты не любят открывать свои секреты... Мирный характер моего визита вас не удовлетворяет?

— Я требую настоящего ответа.

— Хорошо... Рамзес знает Муваттали. Он испытывает по отношению к нему большое уважение и даже некоторое восхищение. Его болезнь причиняет Фараону глубокое страдание.

— Вы смеетесь надо мной?

— Я уверен, что вам не понравилось бы быть обвиненным в убийстве собственного отца.

Несмотря на ярость, которая поднималась в нем, Урхи-Тешшуб не возразил. Аша постарался закрепить свое преимущество.

— Нас волнует все, что происходит при хеттском дворе; мы знаем, что армия желает, чтобы переход к власти осуществился в спокойной обстановке и чтобы император сам указал на своего преемника. Вот почему я желаю помочь его выздоровлению, используя секреты нашей медицины.

Урхи-Тешшуб не мог исполнить эту просьбу. Если к Муваттали вернется речь, он бросит сына в тюрьму и доверит империю Хаттусили.

— Откуда такая осведомленность? — спросил он у Аша.

— Мне трудно...

— Отвечайте!

— К сожалению, я должен хранить молчание.

— Вы не в Египте, Аша, а в моей столице!

— Я здесь с официальным визитом, чего я должен опасаться?

— Я воин, а не дипломат. И мы находимся в состоянии войны.

— Это угроза?

— Спокойствие мне не присуще, Аша. Поспешите ответить.

— Вы прибегнете к пытке?

— Без колебаний.

Содрогаясь, Аша закутался в шерстяную накидку.

— Если я скажу, вы меня пощадите?

— Мы останемся добрыми друзьями.

Аша опустил глаза.

— Я должен признаться вам, что настоящая цель моего визита состоит в том, чтобы предложить перемирие Муваттали.

— Перемирие! На какое время?

— Как можно дольше...

Урхи-Тешшуб возликовал. Итак, армия Фараона была ослаблена! Как только эти проклятые знамения станут благоприятными, новый властелин хеттов бросится на штурм Дельты.

— Затем... — продолжил Аша.

— Затем?

— Мы знаем, что император, выбирая преемника, колеблется между вами и своим братом Хаттусили.

— Откуда вы знаете, Аша?

— Дадите ли вы нам передышку, если у вас будет власть?

«Почему бы, — подумал Урхи-Тешшуб, — не пойти на хитрость, столь любезную сердцу моего отца?»