Один из них – ограничение населения Земли и нулевой естественный прирост, предлагался давно, еще в конце двадцатого века. Второй способ включал в себя экспансию человечества за пределы Солнечной системы. Несколько межзвездных экспедиций, таких как твоя, имело задание изучить возможность колонизации планет других звезд. Одна из экспедиций, кстати, наткнулась на планету, прекрасно подходящую для заселения. Туда даже послали большую группу пионеров-поселенцев, но стоимость предприятия оказалась несоизмеримой с эффектом. Общественное мнение требовало увеличения фондов на улучшение производства белка и углеводов, не желая терять их в океане космоса.

Итак, межзвездная экспансия оказалась достаточно иллюзорным методом улучшения демографической ситуации. Да, колонисты могли заселить другие планеты и дать начало новым ветвям человечества, но массовая эмиграция оказалась почти невыполнимой.

– А что стало с посланными колонистами? – перебил его я.

– Несколько лет они преодолевали трудности, что не очень-то получалось. Потом, по неизвестным причинам, контакты ослабли, обмен информацией стал редким и скудным… А потом на Земле наступил кризисный период, о котором я хочу тебе рассказать. Тогда почти полностью отказались от космических проектов, ассигнования на эти цели свели до минимума, а все усилия науки направили на решение земных проблем… Для противодействия угрозе голода и перенаселению началась работа в двух основных направлениях: интенсивное производство продовольствия и стабилизация населения Земли. Это было началом процессов, которые привели к тому, что ты видишь сегодня…

– По-моему, не получилось. Непростительные ошибки?

– Возможно. Но не будь их, было бы также плохо. Сегодня судить трудно… Насколько тебе известно, демографические процессы характеризуются большой инерционностью. То есть, любые проекты приносят плоды, как минимум через два поколения, почти через пол века… Еще в конце двадцатого века достаточно точно установили возможности планеты по обеспечению условий для растущей популяции. Правда, футурологи, как всегда, недооценили темпов перемен. Горизонт приблизился неожиданно быстро. К концу двадцать первого века, когда твоя экспедиция должна была вернуться с Дзеты, повторно промоделировали и проанализировали тенденции развития демографической ситуации и пришли к выводу, что настал момент для принятия радикальных решений.

Работы шли давно, уже во второй половине двадцать первого века был сделан первый шаг. Появилась разработанная всемирным центром демографических исследований программа стабилизации населения Земли. Ее цель – полный контроль за рождаемостью, ограничение населения на установленном уровне. Одновременно велись работы по многим направлениям, с целью получения достаточного количества «чистой» энергии, продуктов питания и других необходимых материалов.

Ввиду предстоящего в ближайшие десятилетия полного исчерпания энергетических ресурсов, решено было в полной мере использовать энергию солнца. Уже тогда существовали технические решения, позволяющие утилизировать и преобразовать в электроэнергию до тридцати процентов солнечного излучения достигающего поверхности Земли. Но оставалась дилемма: солнечные элементы расположенные на большей части поверхности Земли займут место лесов, пастбищ и сельского производства, потребляющих всего один процент энергии Солнца, но производящих такую существенную для жизни людей биомассу, регулирующих содержание кислорода, двуокиси углерода и водяного пара в атмосфере, а также водный баланс в почве. Проблему решили, в чем ты мог убедиться приземлившись за городом. Сегодня практически не осталось растений, фермерских хозяйств, лесов и лугов. Вся поверхность суши вне городов покрыта элементами Грилля. Это не просто фотоэлементы, а чудо технологии человека: интегральные элементы преобразующие солнечную энергию действуюп как листья растений, но с гораздо эффективнее. Они поглощают больше девяноста процентов энергии Солнца, половина расходуется на производство электричества, остальное – на фотосинтез. Кроме того, элементы выполняют остальные функции листьев – поглощают двуокись углерода, выделяют кислород и водяной пар, собирают осадки со всей поверхности. Это изобретение в значительной степени сформировало наше теперешнее положение, но не только оно. Вторым широким мероприятием стало повсеместное предохранение от беременности, как метод регулирования рождаемости. Суть его состояла в том, что все люди Земли подверглись воздействию некоторой органической субстанции, которая привела к модификации генетического кода в области половых клеток. Эта модификация, передаваемая потомству по наследству, приводит к «блокировке оплодотворения». Поэтому все стали неспособными к «ежедневному» воспроизводству. Разблокирование возможности оплодотворения достигается приемом другого вещества – активатора, на короткий период включающего половые клетки. Повсеместное использование такой блокады позволяет регулировать рождаемость распределением активатора. Этот метод приняли как единственное спасение от грядущего демографического взрыва. Его введение не вызвало особого сопротивления среди человечества, поскольку он никому не вредил и не нарушал других биологических функций человека. В последние десятилетия двадцать первого века была проведена «блокировка рождаемости», это вещество ввели в питьевую воду и атмосферу планеты. Казалось, с перенаселением покончено. Сначала все шло хорошо. Исчезла проблема нежелательной беременности и незапланированного ребенка. Пары, желающие иметь потомство, обращались на специальные врачебные станции, где подвергались всесторонним обследованиям. Положительный результат позволял получить порцию активатора и зачать потомка, естественно, под контролем, чтобы активатор был принят теми, кому предназначался, чтобы состав этого вещества, являющийся строгой тайной, не был никем расшифрован. Только строгая регламентация обеспечивала эффективность метода. Исследования кандидатов в родители тоже не вызывали особого сопротивления, ведь каждый желающий иметь ребенка, хотел, чтобы он был физически и психически здоровым. Отказ в разрешении, мотивируемый возможностью физических отклонений потомства или наследственных болезней, обычно принимался позитивно. Конечно были попытки обойти запреты. Случались кражи активатора преступниками, но ученые стояли на высоте, ни один биохимик не дал втянуть себя в нелегальное производство этого вещества. Как и все труднодоступное, активатор стал предметом спекуляции и продавался за бешеные цены на черном рынке, но эти мелкие утечки не грозили нарушением общего положения. Правда, возникла другая проблема. Исследования кандидатов в родители, в том числе и генетические, привели к тревожному открытию. Среди исследуемой популяции было найдено множество нежелательных генных мутаций, спровоцированных разными мутагенными факторами, присущими промышленным центрам тех лет – химическими отравлениями излучениями, электромагнитными поламя и так далее.

Генетики забили тревогу и одновременно предложили решение проблемы. Повсеместное предохранение могло помочь очистить человеческую популяцию от генетических отклонений. Было предложено выделить некоторое количество генетически «чистых» особей репродуктивного возраста, и только им выдавать разрешение на размножение.

Из исследований явствовало, что количество таких абсолютно надежных особей, в возрасте от нуля до сорока лет – около десяти процентов человечества. Если стимулировать воспроизводство этой группы так, чтобы каждая женщина родила в среднем четверых детей, одновременно запретив размножаться остальным, генетически несовершенным, лет через восемьдесят, все население будет состоять из потомков генетически чистых избранников человечества.

Этот проект возбудил множество споров и разногласий, но победил рациональный взгляд, выразившийся в следующем: если существует необходимость в ограничении и регулировании рождаемости, пусть она приведет к оптимальным последствиям. Наверняка будет лучше, если через сто лет человечество станет генетически «чистым», лишенным генетических и умственных недостатков, более приспособленным к жизни в современном обществе, тут и спорить не о чем.

Были отданы соответствующие распоряжения, девяноста процентам людей было отказано в праве размножаться (на практике это касалось только людей репродуктивного возраста, то есть примерно половины от общего числа), в то же время, на оставшиеся десять процентов легло бремя поддержания вида homo sapiens. Естественно, не бесплатно. Был установлен ряд привилегий для людей имеющих четырех и более детей. Эти привилегии, в силу обстоятельств недоступные остальным, вызывали зависть – несмотря на то, что всем без исключения гарантировалось гораздо больше минимума средств к существованию, всвязи с ростом автоматизации, даже работать было не обязательно. Но для среднего человека важен не абсолютный уровень жизни, а сравнение с условиями жизни других людей. Так, на фоне всеобщей доступности других благ, обладание ребенком для многих стало синонимом роскоши и высокого общественного положения.

Но правила были тверды, лишь немногим «неуполномоченным» удавалось иногда нелегально раздобыть активатор. Часть человечества, которую обязали размножаться, чувствовала себя неплохо, побуждаемая системой продуманных экономических стимулов. Как следовало из прогнозов, в течение ближайших десятилетий количество мирового населения должно было уменьшиться из-за постепенного убывания тех девяноста процентов с ничтожным количеством размножающихся. Это давало некоторую «передышку» человеческой цивилизации, позволяя подготовить условия жизни для максимально запланированного количества людей. За это время должна была осуществиться генеральная модернизация городов, которые, после того как огромные территории вокруг были заняты плитками Грилля, стали единственными местами проживания людей. Всю переработку, производство, энергетику, для экономии территорий и использования городских агломераций, разместили внутри городов. Они должны были обеспечивать себя, пользуясь окружившими их энергопоглощающими полями Грилля.

И тут возникли серьезные трудности. Население, как вскоре выяснилось, вместо того чтобы уменьшаться, начало даже расти, несмотря на строгое соблюдение правил системы регулирования рождаемости. Поэтому после ограничения числа разрешений на рождение, началось авральное изучение неожиданного явления. Через несколько месяцев все прояснилось и долго держалось в тайне от общественности. Оказалось, что вещество подавляющее размножение действует хорошо, но… не на всех! Оно не работает примерно в десяти процентах случаев, причем, о ужас, на людях несущих в своих клетках самые неестественные генные мутации! Следовательно, кроме старательно отобранных физически здоровых и высоко интеллектуальных десяти процентов, в равной степени, хоть и без активатора, то есть бесконтрольно, размножалась и десятипроцентная часть популяции, охватывающая людей с сильными генетическими отклонениями, наследственными пороками и низким интеллектом, просто дебильных. По закону эти люди пользовались привилегиями для многодетных и размножались с большим воодушевлением. В научных сферах (естественно принадлежащих к привилегированной группе размножения) возникла паника. Что делать? В работу включились компьютеры, которые без труда промоделировали положение на ближайшее столетие и вынесли страшный приговор: при текущей динамике размножения через восемьдесят лет общество будет состоять на половину из потомков «наихудшей» генетической группы и на половину из потомков «наилучшей». «Средняя» группа, около восьмидесяти процентов исходной популяции к тому времени исчезнет, не имея потомков. При этом, через восемьдесят лет население превысит планируемое количество, которое еще можно прокормить. А в последующие годы прирост населения увеличится! Положение казалось безвыходным. Было рассмотрено несколько вариантов, но ни один их них не выдерживал критики из-за возможных последствий. Во-первых, можно было отказаться от всей программы, убрать льготы для многодетных, это привело бы к сокращению рождаемости в первой группе (генетически правильной) и третьей (генетически сильно испорченной). При снижении динамики роста человечества несколько позже возникнет та же фатальная структура популяции: половина населения будет генетически испорчена. Если и дальше препятствовать смешению групп, это приведет к еще большим различиям. Если смешению не мешать, через пару поколений уже никто не будет генетически безупречен.

Вариант второй – допустить нормальное естественное размножение всех групп, в том числе и средней, но это возврат к исходной точке, надо искать новый способ регулирования рождаемости, А этого ученые старались избежать любой ценой.

Вариант третий – сильно ограничить размножение первой группы и полностью второй. Результат: перенаселение грядет не так скоро, но сильно возрастет процент людей с плохой наследственностью, потомков «наихудшей» группы.

Решений никаких не приняли, пока оставили действовать старые законы. Орудие регулирования прироста и генетической чистоты, каковым должна была стать «всеобщая контрацепция», оказалось неэффективным как раз для тех, кого должно было устранить…

Несколько десятилетий велись поиски нового вещества, ограничивающего размножение и третьей группы. Это длилось до тех пор, пока численность обеих групп, первой и третьей, не сравнялась, а вторая группа сама собой исчезла. Произошло, проще говоря, расщепление популяции. Одновременно, мир оказался на границе демографических возможностей. Пришлось принимать радикальное решение.

И тогда был придуман выход. Правда не тот, который искали, но действенный. Его не обсуждали публично, наоборот, держали в полной тайне. О нем знала лишь небольшая группа ученых и людей ответственных за демографическую ситуацию. Эта группа и воплотила в жизнь новый проект регулирования количества населения. Был ли он хорошим и гуманным, судить трудно. В любом случае, это был единственно возможный ход, ведущий к намеченной цели. Тайно на Луне построили самообеспечивающиеся поселки для нескольких десятков тысяч людей. Из первой группы отобрали некоторое количество людей, в основном ученых высшего уровня и их семей, а также всех, кто знал о новой программе, чтобы сохранить все в тайне. За короткое время, также тайно, этих людей перевезли на Луну.

Последний из них, покидая Землю, ввел в атмосферу и воду новое вещество. Оно не ограничивало возможности размножаться для третьей генетической группы. Но у всех, кто его принял, возникала наследственная склонность к воспроизводству потомства исключительно мужского пола. Количество рождающихся девочек достигло всего одного процента от общего числа рождений. Кроме того, беглецы унесли с собой тайну активатора, сделав невозможным размножение первой группы. Так избранные спрятались на своем ковчеге, наслав потоп на оставшихся. Следует признать, что этот потоп не имел черт внезапного катаклизма. Он не отнимал право на жизнь, как раз наоборот, остались действующие, рассчитанные на много лет самостоятельного функционирования, устройства производства пищи, обеспечения медицинской помощи, всем гарантировались климатизированные жилые помещения, было уничтожено все отбирающее жизнь у человека – оружие, взрывчатка, яды, даже индивидуальные средства передвижения, которые, при отсутствии надлежащего контроля за движением, становились серьезной угрозой для жизни… Беглецы собирались спокойно дождаться пока не вымрет земное человечество. Удивительны законы управляющие населением. Я проследил это на простой математической модели. Судьба поляризованного человечества, оставшегося на Земле, была предрешена. В следующие восемьдесят лет вымерла первая генетическая группа. А третья… В первые сорок лет в ней произошел хоть и небольшой, но заметный количественный рост. В следующие сорок – спад, тоже не очень быстрый. В пятом двадцатилетии группа уменьшилась наполовину… Сегодня, после половины шестого двадцатилетия от начала операции, на Земле осталось лишь несколько процентов первоначального количества людей третьей группы, в основном старики мужского пола… В следующие несколько лет, когда уйдут самые старые, останется только немного взрослых и старых мужчин, немного юношей и… практически исчезнут женщины… Все это следует из неумолимых демографических законов… Смотри, космак. Вот компьютерная распечатка, на которой я промоделировал процесс при сильно упрощенных исходных данных. А здесь очень интересная кривая, отображающая вымирание человеческой популяции… Мой собеседник продемонстрировал несколько графиков.

– Как видишь, на Земле нас осталось немного, – вскоре продолжил он. – Через сорок лет, а может и раньше, не останется вовсе… Тогда, по той самой программе, сюда вернутся лунаки.

– А если… – засомневался я. – Будет ли хорошо, если именно они дадут начало новому человечеству? Их моральные качества кажутся мне довольно сомнительными, после того, что они сделали…

– Не надо судить их опрометчиво, космак. На это можно взглянуть иначе. Они же оставили людям обреченным на вымирание без потомства целую цивилизацию, все, что создали здесь, на Земле. Это же была элита человечества! Они никому не причинили непосредственного вреда. Воспрепятствовали аду перенаселения. Обеспечили всех едой, жильем, энергией, одеждой и развлечениями в границах возможностей современной для них цивилизации! Они не стали причиной чьей-либо преждевременной смерти, только остановили размножение. Не сделай они этого, мир погибал бы от перенаселения. А сами? Ведь ни один из них там, на Луне, не прожил дольше тех, кто остался здесь. Сегодняшние лунаки – их потомки. Значит, тот, кто отрекся от своего удобного земного жилища в наземном городе и добровольно заточил себя в подземелья Луны, не заслуживает называться героем? Подумай об этом, космак, прежде чем судить их!

– Ты их защищаешь?…

– Я попросту объективен. Оставшись здесь, они бы пожили с удобствами до смерти, не заботясь о судьбах человечества…

– Боюсь, что их самоотречение не принесло пользы. – Сказал я. – То, что я видел – это проявление дегенерации, прежде всего моральной. Даже потомки гениев, выросшие в тех условиях, перестают быть людьми. Они не вернутся сюда. Некоторые это чувствуют и понимают.

– Не знаю… Я не знаю их, я встречал только двух или трех лунаков, которых присылали оттуда. Действительно, выглядели они не лучшим образом, но я думал, что это отбросы общества…

– Отбросы? Это лучшие из них, слишком хорошие, чтобы там жить…

– Значит, надежды на повторное заселение Земли нет… – пробормотал Марк.

– Я не пойму еще одного, – перебил его я. – Почему они не оставили на Земле тайны активатора? Дав возможность размножаться первой группе…

– …они бы только продлили ее бессмысленное существование.

Мускулинизация одинаково действовала на обе группы, а конец был бы тем же. Мне кажется, они преследовали еще одну цель, дегенераты «третьей группы» предоставленные сами себе, исчезнут быстрее. Количественно они ни с кем не соперничают, кроме того, никто не сдерживает их, они дерутся между собой, уничтожают технику, благодаря которой существуют, словом, подрезают сук, на котором сидят… Таким образом, они ускоряют время возвращения лунаков…

– …которые никогда сюда не вернутся. Для Земли действительно нет никакого спасения?

– Есть один шанс, хоть и ничтожный, но есть. В конце двадцать первого века, как я говорил, Землю оставила большая группа поселенцев, направляющаяся к одной из планет Тау Кита. Они начали все сначала. Быть может… их уже нет… Но если они выжили и построили основы цивилизации, могут сюда вернуться… Но к тому времени не останется ни лунаков, ни этих…

– …ни доцентов, – добавил я.

– Доцентов уже нет, – сказал Марк с улыбкой. – Так называли вымирающую первую генетическую группу, когда лунаки покинули Землю. Улетели почти исключительно профессоры, для доцентов, настоящих, с дипломами, на Луне места не было. Отсюда и шутливое, с тех времен, когда люди еще шутили, название всех, кто остался из первой группы. Потом, в устах третьей группы, это слово приобрело пренебрежительное значение, что-то вроде «умника», – так же как когда-то имело пренебрежительное значение слово «философ». Сейчас, когда «доценты» вымерли, слово осталось как оскорбление, которым пользуются гныпли и згреды.

– А вы? Вы, собственно, кто?

– Это особая история, – сказал Марк. – На самом деле, меня и пятерых моих коллег уже давно не должно быть. Мы из первой генетической группы. Когда улетели лунаки, мы были детьми. Потом учились, пока работали учебные заведения. Мы знали, что ждет наше поколение. И решили… пожить немного дольше. В таком городе, как этот, должна было остаться пара гибернаторов, в больницах, например. Мы нашли их. И так пережили наших ровесников. Думаю, в других городах тоже нашлись сообразительные…

– Действительно… А как в других городах?

– Думаю, также. Где-то лучше, где-то хуже, но исходные условия были одинаковы. Города в двадцать втором веке сильно унифицировались. Возможно, в некоторых уже никого и нет. Но проверить это нелегко. Связь и сообщение между городами постепенно отрезаны программами центров управления городами. Лунаки предвидели ситуацию на следующие двадцать лет после их отлета и все в своих планах предусмотрели. Из-за похожести и самообеспечения городов, связь между ними давно не имеет решающего значения, ни хозяйственного, ни туристического…

– Вы многое объяснили, многое стало понятно, хотя многое удивляет и шокирует. – Сказал я. – Что случилось с культурой? Даже самые примитивные общества имеют какую-то культуру, искусство… Кроме того, что означает это странное разделение общества?

– Про культуру поговорим в другой раз. Возможно, ты сам столкнешься с ее проявлениями, и мне не придется ничего объяснять… А разделение? Это просто. Сопляки, лет до двадцати – это гныпли. Они скучают, ищут развлечений, бьют тех кто боится. А в предместьях, старше сорока – это згреды. Их не ждут в городе, гонят, за пищей приходится прокрадываться ночью. Их много, но они старые, слабые и голодные…

– Кто их прогоняет? Гныпли?

– Нет, они только подражают старшим, от двадцати до сорока лет…

– Как их называют?

– Никак. Это просто «люди». Это они преследуют згредов, регулярно устраивают погромы в их пригородных норах днем и в городе по ночам.

– Но почему? Для всех же всего хватает!

– Официальная «идеология» этого конфликта гласит, что молодежь не может простить старикам того, что те их родили, зная об отсутствии перспектив и плохой наследственности. Наследственность – их комплекс. Не придавай они ей такого значения, большая часть могла бы жить абсолютно нормально. Но претензии – всего лишь предлог. На самом деле, они просто не могут видеть стариков, зная, что их ждет та же судьба. Человеку не нравится, когда ему под нос подсовывают картину его недалекого будущего… Да и теперешние люди среднего возраста уже не дадут выгнать себя из города горстке гныплей последнего поколения. Но драки со згредами имеют многолетнюю традицию. Все считают их естественными. Да и вообще, люди, рожденные и воспитанные в городе после отлета лунаков, воспринимают сложившееся положение, как первобытный человек воспринимал джунгли – просто живут как получится. А драки – единственное развлечение. Здесь же нет никакого образования, все умственно деградировали до уровня темного средневековья. Да и зачем учить членов погибающего общества? Кому это делать? Вот и живут, как поросята в самом современно хлеве…

– Страшно, – задумался я.

– Можно привыкнуть, и как-то устроиться, как видишь. Всему, что здесь есть, мы обязаны своим способностям. Местные люди, вместе с гныплями и згредами вроде гордятся нами, но на самом деле боятся и уважают. Они ведут с нами разные дела. Вообще-то, мы вшестером управляем этим городом.

– Дела? Какие дела можно вести? У них же все есть задаром, из автоматов, из магазинов…

– Не все, ой, не все! – засмеялся Марк стукнув пальцами по бутылке. – Вот этого нет! А я по образованию химик и делаю это совсем неплохо.

– Даешь им алкоголь?

– Продаю. Когда что-нибудь надо от них. Как ты думаешь, откуда у нас эти растения? Ближайшая резервация растений в двухстах километрах отсюда, а средств передвижения нет. Это они приносят нам горшки с саженцами. У них много времени, и алкоголь любят… А оружие? Думаешь, они умеют делать его сами? Или получают в магазинах?

– Вы даете им оружие? Кому?

– И тем и другим. Чтобы было равновесие сил. Но не слишком много.

– Это же…

– Подло? Не так все страшно. В истории человечества бывали поступки и хуже. Здесь особые условия, все равно все развалится… Есть и другие вещи, которые мы им даем. Например девушки… Это очень дефицитный товар.

– Как это? Откуда?

– Производим! – засмеялся Кирил.

Я думал он шутит.

Из полученных объяснений следовало, что я был единственным человеком на Земле, который не подвергся генетическим экспериментам. У меня не было врожденной блокады рождаемости, не было особенности отвечающей за исключительно мужской пол потомства… Однако все это не имело существенного значения, пока я был один… Если бы я нашел Йетту… Эта мысль стала навязчиво преследовать меня по несколько раз в день. Я поверил, что смогу сделать это целью своего существования… Дать начало новому человечеству… Я, Йетта и цилиндр, который позволит нам переждать финал обреченного на уничтожение человечества… Лунаки сюда никогда не вернутся, скорее поубивают друг друга. Они страдают фобией, закрепившейся поколениями. Им не вырваться из заточения…

Я подумал о своих товарищах. Среди них были две женщины, среднего возраста, на них можно рассчитывать… Сумеют они выбраться с Луны? Смогу ли я вытянуть их оттуда, не подвергая опасности собственную свободу или… жизнь? И что потом?…

Мысли о товарищах я откладывал на потом, не хотелось думать о них, пока не найдется Йетта, или я не удостоверюсь в ее отсутствии. Я все больше верил в свою роль посланника, второго Адама, отца нового человечества… В минуты просветления я старался избавиться от этого абсурда, но видение возвращалось…

Теперь я ненавидел Ван Троффа. Это он виноват в том, что разбилось все, что столько лет скрепляло внутреннюю целостность моей личности. Это он, искуситель, подсунул мне свою дьявольскую идею, вопреки моему сопротивлению внушил неразумный план… Пообещав мне Йетту, материальную и живую, он обманул меня и манил ее образом все время сознательно прожитое вне Земли… Теперь, хоть на самом деле ее не было, сжившись с ее образом, с ее воображаемым бытием, я не мог согласиться с ее физическим отсутствием. Я искал ее не жалея усилий, вслепую пробираясь через все доступные уровни и закоулки города. Я занял этим все свое время, отказаться от поисков значило дать голос реалистическим рациональным выводам, которые напрашивались сами собой… Я не мог просто сказать себе:

«Ее нет, она исчезла, потерялась где-то на промежутке в двести лет, как ты хочешь найти ее, дурень?»

Я знал, что отказ от поисков отбирает всякий смысл у дальнейшего существования. Здесь или в другом месте Йетта была единственным элементом – теперь фантомным, но все же…, который связывал меня с гибнущим на глазах, обреченным на уничтожение миром. Это не было единственным следствием чертовщины, полученной от старого «Мефи». Еще был цилиндр, реальный, работающий… Он притягивал меня, невольно я почти ежедневно попадал туда в своих одиноких скитаниях. Букет роз, запомнивший прикосновение руки Йетты, все еще белел посреди пола… Быть может Ван Трофф не отдавал себе отчета, как жестоко он обошелся со мной… Он дал мне надежду, которая оказалась призрачной, и одновременно… практически лишил меня того, что есть в запасе у любого человека: возможности отказаться от дальнейшего существования. Вглядываясь вглубь пространства, в котором время можно было остановить почти полностью, я знал, что кроме той несбыточной надежды, мне дана еще одна, такая же призрачная…

Я уже знал, на что обречен. Да и кто кроме дьявола во плоти, каким несомненно и был Виргилий Ван Трофф, смог бы противостоять дьявольскому искушению, Кто отверг бы возможность успокоить непреодолимую жажду посмотреть вперед, на любое расстояние, невообразимо далеко? Насколько далеко? Я много раз умножал минуты на часы, сутки годы… Двадцать пять лет ТАМ – это… вечность. «Еще не теперь» – думал я глядя вглубь цилиндра. Моя первая надежда еще не угасла, я еще не хотел сделать неотвратимый шаг, хотя неоднократно боролся с желанием прыгнуть вниз, захлопнув крышку люка… Это был единственный гарантированный способ оставить все позади, оторваться от прошлого, отрезать возможность вернуться…

К концу второй недели пребывания в городе я знал все подходы к зданию Института. Мания ожидания начала угрожающе овладевать моими мыслями и волей. Надо было что-то делать, чтобы разорвать протянувшуюся в бесконечность полосу отсутствия смысла.

Я чувствовал себя виноватым перед товарищами, оставшимися на Луне. Им необходима хоть какая-то информация отсюда, с Земли, чтобы решить что делать дальше. Я еще собирал эту информацию, но продвигалось все страшно медленно. Мои путешествия по городу имели вполне определенную цель… Я просто искал Йетту, ее следы, какие-нибудь известия о ней. Вместо того, чтобы таскаться по нижним уровням города, мне следовало перелопатить библиотеку, собранную Марком и его товарищами. Я должен был как можно последовательнее воссоздать и понять очередность событий, происшедших после нашего отлета. Если, по объяснениям Марка и Ноама, человеческая популяция на Земле не проживет несколько следующих поколений, мы, как пришельцы из прошлого, которые не подверглись последствиям генетических изменений, остались последним шансом человечества… Не лунатики же, с их физической дегенерацией и боязнью открытого пространства, извращенными общественными представлениями и искаженной психикой.

И в то же время я не мог подавить желания ежедневно заглядывать в цилиндр. Мои путешествия, правда, обогащали знание города на всех его уровнях, но не помогали узнать и понять прошлое и настоящее его жителей. Однажды, когда я возвращался с первого этажа второго уровня я наткнулся на хорошо спрятанное здание со стильным классическим порталом. Так в разные периоды строили только театры или музеи, следуя традициям древних средиземноморских культур. Здание относилось к концу XXI века. Оно заинтересовало меня только потому, что ассоциировалось с музеем или библиотекой и не было залито, поскольку не являлось опорным элементом. Осветив фасад фонарем, я искал следы какой-нибудь вывески или надписи. Но над фасадом висел только барельеф, изображающий женщину с лирой.