— Джей, — позвал он, — ты пойдешь со мной. Он как будто здесь. Сержант оказался прав. А ты, Хамп, оставайся в машине. Сообщи в Джоллу, что мы нашли его в этой дыре, как она называется, ага, «Драйвелл». И гляди в оба. Если он вдруг выскочит во двор, он или постарается где-то там спрятаться, или выбраться на улицу. Запечатай выход, понял?
      — Да. — Хамп поднял трубку радиотелефона и начал докладывать сержанту.
      Сержант выслушал его сообщение. Сердце его колотилось, но он был спокоен. Он был на волне, и волна несла его. Только не сделать неосторожного хода — и волна сама вынесет его на берег. Лейтенант Лепски. Да, мистер Вольмут, благодарю вас, мистер Вольмут. Да, мартини, пожалуйста. Не хочу ли я выгодно пристроить денежки? Спасибо, спасибо, мистер Вольмут, вы знаете, как я вам благодарен. Ну что вы, что вы, я всегда все сделаю для вас и ваших друзей…
      Ну, неси, волна! Он нажал кнопку тревоги и начал отдавать приказы экипажам дежурных машин. Городишко нужно буквально запечатать. Хорошо, если они сразу возьмут его. Но этот Рондол — парень не промах. Сержант вспомнил капитана Мэннинга и почувствовал прилив симпатии к Рондолу. Ему даже стало на мгновение жаль, что он должен схватить такого толкового человека, но что поделаешь. В жизни хватаешь не того, кто тебе неприятен, а того, кого нужно. В этом-то и весь фокус. Чувства — одно, а дело — другое.
      Сержант Лепски не был по натуре человеком злым, жестоким или коварным. Он просто очень хотел подняться на пару ступенек полицейской лестницы. Туда, где к заработку присовокупляются не какие-то жалкие подачки от ничтожных букмекеров, альфонсов, шлюх и уличных толкачей — торговцев наркотиками, а настоящие деньги. Большие деньги. Деньги, с которыми уже что-то нужно делать. Деньги, которые можно куда-то вкладывать. Вкла-ды-вать! Слово-то какое — вкла-ды-вать!
      Если бы кто-нибудь указал Говарду Лепски другой верный путь к этим деньгам, он бы, вполне возможно, пошел тем путем. Но никто ничего ему не предлагал. Кроме мистера Вольмута. И он был благодарен мистеру Вольмуту.
      Он сидел у радио и терпеливо ждал сообщения из «Драйвелла». По своему опыту он знал, что взять человека, у которого есть пистолет и которому некуда отступать, не так-то просто. И поэтому он терпеливо ждал.
      …Смит и Джей осторожно поднялись на второй этаж. Тихо, как в морге. Называется гостиница… Комната шесть. Вот она. Медленно, держа пистолеты наготове, они подошли к двери, и Смит заглянул в замочную скважину. Видно ничего не было. Ключ. Здесь он, значит.
      — Рондол, — позвал он, — выходите.
      Никто не отвечал. Какие они все идиоты, сколько из-за них хлопот… Нет чтобы сразу выйти… И не надо было бы выламывать дверь.
      Он внимательно посмотрел на дверь. Здесь, по крайней мере, сделать это будет нетрудно. Не стены, а картон. Чистый картон.
      — Рондол, — сказал он терпеливо, как объясняет учитель самому тупому ученику, — нас здесь двое. Мы вооружены. Внизу у выхода машина. Я даю вам три минуты. Вы же интеллигентный человек…
      Он приложил ухо к двери и сделал знак Джею, чтобы он не шевелился. Что-то слишком уж тихо. Ни скрипа пола, ни шагов, ни дыхания. Подозрительно тихо.
      — Ну, Джей, давай.
      Они высадили дверь с первого раза. Комната была пуста, окно раскрыто. Простыня, привязанная к радиатору отопления. Смит выглянул во двор. Маленький двор с высокой стеной.
      Они кубарем скатились по лестнице.
      — Ушел, — крикнул Джей зачем-то женщине за конторкой.
      — Он заплатил вперед за два дня, — ответила она.
      — Где он, Хамп? — спросил Смит.
      — Это вас нужно спросить. Здесь вообще никто не проходил. После того бородатого, что вышел из двора.
      Смит начал догадываться. Он взял трубку, вздохнул и начал докладывать сержанту.
      …Ну что ж, подумал сержант Лепски, все на свете приходится зарабатывать. Даром деньги не дают. Особенно такие люди, как мистер Вольмут. Мысль эта не была ему неприятна, скорее даже наоборот, потому что в душе Говард Лепски был человеком справедливым, и торжество справедливости каждый раз наполняло его удовлетворением, словно выигрывала его любимая бейсбольная команда.
      Теперь нужно ждать. Городок буквально запечатан. С бородой или без бороды Рондолу теперь не выскользнуть. Да и деваться ему теперь некуда. Если нужно будет, придется проверить каждый дом.
      — А если полиция пожалует к вам в гости? — спросил я после ужина. Веки у меня закрывались, словно их стягивали пружинки.
      — Не пожалует, — твердо сказала миссис Нильсен.
      — А если все-таки пожалует?
      — Там видно будет. Обысков у нас пока, слава богу, как будто не делают.
      Полиция заявилась утром. Когда раздался звонок, я осторожно выглянул в окно. На улице стояла полицейская машина, а у калитки два человека. Они всегда работают парами.
      — Полиция, — тихо сказал я.
      — Прекрасно, — кивнула миссис Нильсен. В голосе ее звучало едва сдерживаемое возбуждение. — Лучшие часы. Жизнь возвращается в старый дом. Кэролин, иди открой. Если они захотят меня проведать — ради бога. Молодой человек, это хороший шкаф. А если вы не любите запаха нафталина, потерпите.
      Я устроился на коленях. Не очень удобная поза, особенно когда голова зарыта в какие-то юбки, кофточки и бог знает что еще. Голоса, которые я слышал, казались странно глухими, ватными, как при полностью завернутых ручках тембра на радиоприемнике. Господи, только бы не чихнуть. Но я знал, что не чихну. Лопну, может быть, но не чихну. Мне очень не хотелось к капитану Мэннингу, который, наверное, обижен на меня. Мне очень не хотелось к нему.
      — Простите, мэм, вы хозяйка этого дома?
      А что, если все это лишь хитрый ход и старуха сейчас молча кивнет на шкаф? Нет, не может этого быть. Я в это не верил. Я почти не боялся, а страх сам знает, когда появиться.
      — Я, молодой человек. Чем могу служить?
      — Мы хотели проверить, мэм, не пытался ли к вам проникнуть преступник, фото которого мы показывали вчера. Но он, как мы думаем, может быть загримирован. С бородой.
      — Как интересно… — пробормотала миссис Нильсен. — Загримирован…
      — Вы не видели его?
      — К сожалению, молодой человек, я уже не хожу восемь лет. Если бы вы одолжили мне свои ноги, я бы, наверное, нашла его быстрее вас.
      — Простите, мэм… — даже сквозь дверцу шкафа и десять кофт я различил смущение в голосе полицейского. — Простите, мэм, но мы справляемся во всех домах.
      — Желаю удачи, молодые люди.
      — Если он…
      — О, в таком случае я знаю, что делать…
      Наверное, миссис Нильсен вытащила свою «беретту двадцать пять» как-то особенно лихо, потому что оба полицейских засмеялись. Я не ошибся, потому что один из них спросил:
      — Надеюсь, он у вас зарегистрирован?
      — А как же, молодой человек. Единственная защита для одинокой старухи.
      Полицейские снова засмеялись.
      — До свидания, мэм, и простите за беспокойство.
      — Ничего, ничего, молодые люди. В моем возрасте человек рад любому визиту.
      Через несколько минут Кэролин извлекла меня из шкафа.
      — Ну как? — торжествующе спросила миссис Нильсен.
      — Мадам, — поклонился я, — поверьте, это была самая реалистическая игра, которую я когда-либо слышал. Если бы я не боялся за свою шкуру и вашу репутацию, я бы начал аплодировать прямо в шкафу.
      Лицо миссис Нильсен порозовело, и она смущенно улыбнулась.
      — Кэролин, сестра моя, — сказала она театральным голосом, — как ты думаешь, что произойдет, если мы все выпьем в честь обмана представителей власти по рюмочке?
      Кэролин, очевидно, не привыкла к вопросам, обращенным к ней, потому что на ее лице отразилась мучительная работа мысли. Наконец она нерешительно пробормотала:
      — Я думаю, ничего не произойдет.
      — Браво, — сказала миссис Нильсен, а еще говорят, что пожилые люди плохо соображают…
      — Понимаете, мистер Вольмут, — сказал сержант Лепски, — мы твердо знаем, что он в Драйвелле. Мы проверили все дома, но до сих пор не нашли его.
      — Ну что вы хотите, чтобы я вам нашел его? А вы тогда зачем?
      — К сожалению, сэр, мы не имеем права обыскивать дома, но…
      — Какое мне дело до ваших прав? Сожгите этот Драйвелл. Сбросьте на него атомную бомбу. Я-то в отличие от вас уверен, что он уже в Шервуде. А там, слава богу, мы обойдемся без доблестной джоллской полиции.
      Сержант долго держал трубку в руке. Положить трубку — значит закончить разговор. А ему очень не хотелось кончать разговор с мистером Вольмутом. Особенно так.
      Проклятый Рондол, что ему еще нужно? Все, все сделано так, как его учили когда-то. Где он? Куда он провалился? Всегда так, всегда находится какой-нибудь мерзавец, который ставит подножку полиции. Попробуй поработай с такими гражданами. Неужели нельзя дать полиции право обыскивать дома, когда это нужно? Разве полиция не ведет отчаянную борьбу по поддержанию порядка? Разве не защищает грудью закон?
      Он вздохнул. Что, что делать? Нельзя же держать вечно всю джоллскую полицию в этом проклятом городке. Ну, еще день, два от силы… Если бы только было время. Время, время…
      Он поехал в Драйвелл. Если Рондол у кого-нибудь в доме, в одном из пятисот с лишним домиков городка, его нужно кормить… Хотя бы была неделя… За неделю можно было бы определить, кто покупает больше еды, чем обычно. Но недели не было. Мистер Вольмут не будет ждать неделю.
      Он сам объехал все магазины, где продавалось продовольствие. Все пожимали плечами, все обещали тут же сообщить, как только заметят что-нибудь подозрительное.
      Он не ждал никаких сообщений, но вечером позвонил мясник.
      — Сержант?
      — Да.
      — Вот вы тут были у меня сегодня… Я всегда рад оказать полиции…
      — И что?
      — Дай, думаю…
      — Что дай?
      — Позвоню. Как вы сегодня… Конечно, ничего так… Но старуха Калифано…
      — Что старуха Калифано?
      — Мясо…
      — Что мясо? Мясо старухи?
      — Нет, сержант. Она мяса почти не покупает. А тут вырезка. А почем вырезка теперь, знаете?
      — Нет, — простонал сержант.
      — То-то. А она — два фунта. И получше, говорит, мистер Кучик. Вот я и…
      — Старуха Калифано?
      — Ну да… С сестрой, которая без ног.
      — Кто без ног?
      — Ну, сестра ее. Миссис Нильсен… Она…
      Сержант Лепски бросил трубку. Господи, если есть какая-нибудь справедливость, сделай так, чтобы Рондол оказался у старухи. Ну что тебе стоит, это же не так много. Это будет только справедливо.
      Он не стал никому говорить, куда едет. Он не верил ни в старуху без ног, ни в два фунта вырезки и не хотел оказаться смешным. Но и не проверить было нельзя. Адрес миссис Нильсен он нашел легко. Первый же человек, кого он спросил, сразу показал ему, где она живет.
      Он оставил машину на площади возле зарядной станции, чтобы не спугнуть Рондола. Если он действительно у старух. Может быть, все-таки взять с собой кого-нибудь? Нет, не нужно. Рондол, бедняга, ведь обязательно попытается убежать, оказать сопротивление. А всадить в него пулю он сумеет и сам. Без свидетелей. И сам сумеет позвонить мистеру Вольмуту. Он постарается, чтобы в голосе у него не было торжества. Нет, скромно, по-деловому он сообщит ему, что атомной бомбы на Драйвелл сбрасывать так и не пришлось. Немножко юмора. Но чуть-чуть. Не лезть с фамильярностью. Такие люди, как мистер Вольмут, этого не любят.
      Он сразу увидел домик. Как ему и объяснили, он стоял на отшибе. Совсем близко от шоссе. А за ним, похоже, лесок или рощица. Бедняга Рондол, он ведь захочет сбежать именно туда. Нет, он, конечно, не добежит, но именно близость укрытия заставит его сделать такой опрометчивый шаг.
      Сержант Лепски остановился у калитки. Ему было неприятно входить без разрешения в чужой дом, это, строго говоря, было нарушением закона, а нарушение закона было ему неприятно, но что поделаешь, случаются обстоятельства, когда нужно уметь переступить через свои чувства.
      Он перегнулся через забор. Замок был простенький, и открыть его ничего не стоило. Он медленно пошел по дорожке к дому, стараясь, чтобы шаги были легкими и бесшумными.
      У него колотилось сердце, но так с ним было всегда в решающие минуты. Сердце колотилось — вот-вот выпрыгнет из груди, — но голова оставалась холодной и ясной. Если дверь окажется запертой, он постучит. Но ручка повернулась, он вошел в коридор. Пистолет в руке, предохранитель снят. Еще два шага. Только не торопиться. Женский голос из комнаты. Немолодой. Ах да, одна из старух. И мужской. Неужели же идиот мясник оказался прав? Подожди, сказал он себе, не спугни удачу. Посмотри.
      Он вошел в комнату. Старуха и Рондол за столом. Неплохо готовит старуха, судя по запаху. Рондол. Что ж, это справедливо. Он должен был найти его. Симпатичное лицо у адвоката. Не повезло ему. Но так уж устроен мир. Если везет одному, значит, не везет другому.
      — Мне жаль, мистер Рондол, — сказал сержант как можно любезнее, — но я вынужден арестовать вас.
      Интересно, как меняются у людей лица в момент ареста. У — Рондола оно окаменело. Окунули в гипс и дали высохнуть. Зато у старухи за столом челюсть отвалилась. Стала похожа на смерть. Только косы не хватает.
      — Молодой человек, вы силой проникли в мой дом, — послышался еще один старушечий голос.
      Господи, полон дом старух. Дом для престарелых. Он не отвернулся от Рондола. Известно, что случается, когда человек загнан в угол и ты на мгновение спускаешь с него взгляд.
      — Простите, — сказал он, — но я должен арестовать этого человека.
      — Сомневаюсь…
      Краем глаза он видел, как старуха в кресле вытащила что-то из-под пледа. Он даже успел услышать выстрел. Негромкий. Наверное, двадцать пятый калибр. Странно, почему комната вся дернулась и зашаталась. Неужели же этот выстрел имеет отношение к нему? Комната плыла, покачиваясь, тускнела. «В меня попали», — вдруг подумал он. Хотелось лечь. Тем более что они медленно гасили свет.
      — Я… как… — пробормотала миссис Калифано. Она мелко дрожала, не спуская глаз с лежавшей на полу фигуры.
      — Кэролин, — строго сказала миссис Нильсен, — с каких это пор ты высказываешь свое мнение? Я думаю, тебе нужно сейчас провести мистера Рондола через рощицу, мимо спортплощадки и через парк. Вы выйдете к шоссе далеко за тем местом, где стоит полицейская машина. Там ты оставишь мистера Рондола, вернешься, возьмешь у дочери машину, выедешь из Драйвелла, посадишь мистера Рондола и довезешь его до того места, куда он захочет. Ты поняла меня, Кэролин?
      — Да, но…
      — Кэролин, — строго сказала миссис Нильсен, — ты сегодня очень много говоришь.
      — Миссис Нильсен… — пробормотал Рондол, — я не…
      — Не надо, — мягко прервала его старушка и улыбнулась. — Не надо. Если они захотят судить восьмидесятилетнюю парализованную старуху, выстрелившую в человека, который ворвался в ее дом, я им только скажу спасибо. Это будет прекрасное развлечение. Не каждому в мои годы удается попасть на скамью подсудимых. — Она достала свою тонкую, длинную сигарку и совсем молодым, лихим жестом щелкнула зажигалкой. — И не смотрите на меня с такой жалостью, молодой человек. Уверяю вас, я ни о чем не жалею.
      — Спасибо… — пробормотал Рондол. Он моргнул несколько раз, но слезы на глазах никак не хотели исчезать.
      — Не за что, молодой человек. Это был лучший мой день за долгие годы. Благодарю вас, и дай вам бог удачи… Кэролин, вам пора. Через пятнадцать минут я позвоню по телефону. Боже, представить только, что тут начнется… — Она озорно улыбнулась и выпустила дым тонкой длинной струйкой…

Глава 5