«Восемь часов тридцать минут. В эфире вторая программа западногерманского радио. Передаем последние известия. По официально не подтвержденным данным сегодня утром на бельгийской границе, в районе контрольного пункта Ахен – Лихтенбуш произошел кровавый инцидент. Ахенская „Фолъксцайтунг“ утверждает, что имеются трое убитых. Представитель командования пограничной охраны западной границы несколько минут назад отказался дать какие-либо разъяснения, ссылаясь на отсутствие точной информации…»

      – Ты слышал?
      Карстен Кайзер перегнулся через проход к Олафу. Блондин, казалось, ничего не слышал. Устроившись спиной к окну и вытянув ноги поперек двойного сиденья, он с головой ушел в книгу, которую раскрыл, как только тронулся автобус.
      – Эй, проснись! Красные опять кого-то убили!
      – Что?
      Толстяк пересказал своими словами сообщение о происшествии близ Лихтенбуша.
      – И это, – сделал он вывод, – наверняка были красные свиньи из РАФ.
      – РАФ? А что это такое?
      Беатрикс, сидевшая позади Карстена, заинтересованно вытянула шею. Натренированным жестом откинув со лба прядь своих рыжих волос, она подмигнула Карстену.
      – «Роте-Армее-Фракцион», вот что, сонная ты корова, – грубо ответил толстяк. – Террористы. Они обычно убивают консервативных политиков.
      – А откуда ты это все так хорошо знаешь? – ядовито спросила Биргит, соседка Беа.
      – Бог мой, бабы полезли в политику! Да это может вычислить на пальцах любой хоть немного соображающий человек…
      Он сжал правую ладонь в кулак и принялся отгибать пальцы один за другим, начав с большого:
      – Во-первых, кто вообще за терроризм? Красные. Во-вторых, чего они хотят? Разрушить наше государство. В-третьих, кого они убили? Пограничников, которые охраняют государство. В-четвертых, э-э-э, в-четвертых…
      – Вот видишь, – обрадовалась Биргит, – больше тебе ничего не приходит в голову. Беа, у него тоже не густо в котелке!
      Рыжая нервно покусывала губу. С одной стороны она обиделась за «сонную корову», с другой стороны, Карстен был вовсе не таким уж толстым. И вилла, которую недавно отгрохал его отец в излучине на крутом берегу Рура, была вовсе не так уж плоха.
      В конце концов она решила никак не реагировать. Не удостоив наследника ни единым взглядом, она нахлобучила наушники своего кассетника и врубила последний диск Шейкина Стивенса на полную мощь.
      У Ренаты чесался язык – ей очень хотелось включиться в шумный спор. Но Вейен велеречиво убедил ее, когда они тронулись, остаться рядом с ним на переднем сиденье. С тех пор он, не переставая, хвастался перед нею масляным своим голосом, вспоминая достойные упоминания грехи давней молодости.
      Несколько раз ей уже пришлось отодвинуться на несколько миллиметров, ибо роскошный Траугот все чаще, словно по рассеянности, задевал своей ногой колено Ренаты. В конце концов она укуталась в туман сигаретного дыма, который сразу заставил ее чрезмерно общительного соседа вновь отодвинуться на приличное расстояние.
      – Хайдельберг, – вздыхал он теперь, подытоживая годы ученья, – вообще говоря, он слишком прекрасен, чтобы просиживать за книгами дни и ночи напролет. Летом так и хочется провести день на берегу Неккара, наслаждаясь оттуда божественным видом Шлосберга…
      – Ну не думаю, – прервала его практикантка, – это, по-моему, очень трудно. К тому же нездорово.
      Траугот взглянул на нее в недоумении.
      – Вполне логично, господин Вейен. Во-первых, у вас затекает шея, поскольку приходится все время смотреть вверх. А во-вторых, Шлосберг расположен на южном берегу Неккара. Вам приходится вое время смотреть против солнца. Опасно для сетчатки глаз, дорогой коллега!

      Они прилетели в Ахен без двадцати девять. Вертолет приземлился на одном из перекрытых участков шоссе, почти точно посередине между двумя вытянутыми в длину зонами контроля. Севернее бельгийцы проверяли весь движущийся к ним транспорт. Южнее таможенный и пограничный контроль въезжающих в ФРГ машин осуществляли немцы.
      Втянув головы, Пуш и его сопровождающие поспешно удалились из-под не остановившегося еще винта. Они перелезли через ближайший барьер и теперь продирались сквозь густой, покрытый свинцовой пылью кустарник к северной оконечности федеральной контрольной полосы. Оттуда открывался широкий обзор места происшествия.
      Пока Пуш внимательно осматривался, Локамп целеустремленно направился к белому зданию, украшенному голубыми полосами. В его задачу входило освободить помещение для чрезвычайной комиссии и наладить надежно защищенную от подслушивания временную связь с Бонном и Висбаденом.
      Самое большее через полтора часа ожидалось прибытие основных сил комиссии. Первыми в силу более короткого расстояния должны были явиться специалисты по розыску из боннской группы безопасности, за ними подтянутся техники из Висбадена.
      Пуш с удовлетворением отметил, что весь район происшествия уже оцеплен. Легковые машины пропускались через пункт контроля грузовиков.
      Восточнее административного здания, отделенные зеленым газоном, помещались ресторан самообслуживания и пункт обмена валюты. За красно-белой сеткой временного ограждения толпилось уже около двухсот зевак, теснимых цепью пограничников. Дай им волю, и они наверняка заполонили бы место происшествия, утащили бы на память пулевые осколки и гильзы, уничтожили бы следы.
      Возле главного здания, на расстоянии примерно десяти метров от места происшествия, выстроилось несколько человек в военной и гражданской одежде. Пуш, не торопясь, направился к ним, и тут вспыхнули блицы: двое фоторепортеров, несмотря на все заграждения, умудрились-таки проникнуть на территорию. Фотографии с места происшествия должны были принести им кучу денег.
      Высокий широкоплечий человек, на вид явно за пятьдесят, подошел к Пушу. Густые, но уже поседевшие волосы были тщательно расчесаны на пробор. Протягивая Пушу руку с тщательно отполированными ногтями, он улыбнулся, обнажив даже золотые коронки – вновь вспыхнули электронные вспышки.
      Как навозные мухи, подумал Пуш.
      – Директор уголовной полиции Йост. Доброе утро, уважаемый коллега.
      Пуш небрежно пожал ему руку, представился и предложил побеседовать с глазу на глаз. По его мнению, вокруг толпилось слишком много людей.
      Они уселись в караульном помещении.
      И прежде чем Йост успел заговорить о погоде и любимой футбольной команде, Пуш высказал ему свои пожелания. Слово «пожелание» на данном уровне было лишь вежливым вариантом слова «приказ».
      – Во-первых, мне нужен тот, кто первым начал здесь расследование. Во-вторых, трое ваших людей, хорошо ориентирующихся на местности, в помощь тем, кто будет вести розыск и преследование преступников. В-третьих, я прошу, начиная с настоящего момента, все ваши мероприятия обсуждать со мной или с моим начальником штаба. В-четвертых, уберите этих стервятников из прессы!
      Лицо Йоста страдальчески скривилось. Наверняка сам пустил сюда этих фотоидиотов, подумал Пуш. Вслух он сказал:
      – Мне не нужна шумиха вокруг, мне нужен результат.
      В расстроенных чувствах Йост удалился. Через несколько секунд в дверях появился человек в штатском.
      – Старший комиссар полиции Новицкий. Разрешите доложить…
      – Выкладывайте!
      Новицкий в самом деле оказался в Лихтенбуше раньше, чем люди из девятой специальной группы пограничной охраны. Это ои оцепил место происшествия, составил список свидетелей и подготовил первую, пока очень предварительную версию происшедшего, которую и изложил теперь сжато и вразумительно.
      – Следы? – спросил Пуш.
      – Ничего существенного. Только незначительные осколки. Зато два крупных кусочка плотной ткани уже в пути, с курьером.
      – Куда?
      – В Висбаден. Здесь, в Ахене, мы мало что из них выжмем.
      Советник кивнул.
      – Хорошая скорость. А раненые? Ахенский комиссар развел руками:
      – Получивший ранение в живот на операционном столе. Дело его дрянь. Другой прооперирован, но пока под наркозом. Сотрудник с магнитофоном дежурит возле постели.
      – Пули извлекли?
      Новицкий выразил сожаление:
      – Все сквозные. Но как только извлекут пулю из живота, мы немедленно отправим ее в федеральное криминальное ведомство. Курьер ждет.
      – Отлично! – Большего Пуш и не мог ожидать. – короткий осмотр места – хотите со мной?
      – Естественно, господин советник.
      Пуш улыбнулся:
      – Советника можно опустить. Мы не такие уж формалисты.
      Перед зданием осталось теперь лишь трое сотрудников полиции из Ахена, которых Пуш никогда прежде не видел. Они нумеровали оставшиеся не отмеченными следы на асфальте и были полностью поглощены своим делом. Внутри и вокруг поврежденной будки лежало множество пуль, смешавшихся с кусочками разбитого стекла.
      – Что-нибудь интересное?
      – Ну стоит подождать данных лабораторного анализа. Но готов голову дать на отсечение, стреляли из оружия бундесвера. Смотрите.
      Он внимательно огляделся, потом поднял один из кусочков, извлек из кармана лупу.
      – Взгляните сами. Это скорее всего следы от обоймы. Как хотите, а я ставлю на добрый старый бундесверовский автомат типа «УЗИ», в справочниках он указывается как «Пистолет-пулемет-2».
      Пуш внимательно поглядел на коллегу. Ему скорее всего за пятьдесят, наверное, лет десять уже он занимается разными видами оружия. У них было много таких экспертов в федеральном ведомстве. Рассматривая под лупой хорошо сохранившуюся девятимиллиметровую гильзу, они могли нередко ограничить круг предполагаемых видов оружия до десятка, даже до пяти. А ведь в настоящее время в стране в легальной и нелегальной продаже имелось около тысячи шестисот типов оружия одного только этого калибра…
      – Что делают мальчики из девятой группы погранохраны? – спросил Пуш Новицкого.
      – Три штурмовых отряда в подвале ожидают приказа. Остальные ведут наблюдение с вертолетов. Им буквально не терпится разнести в куски голубой «БМВ». Если вас интересует мое мнение…
      – Да? – спросил Пуш.
      – Захоти мой сын когда-нибудь пойти в такой отряд, я хорошенько намылю ему шею. Ничего общего с полицейской работой это уже не имеет. Им просто хочется увидеть кровь.
      Задумчиво взглянул Пуш на собеседника. У него возникло вдруг чувство, что он поспешил отказаться от официального обращения.

      Тяжелый автобус медленно полз метр за метром по южной окраине Дортмунда. Федеральное шоссе номер один, когда-то названное самой быстроходной трассой Рура, теперь превратилось в обычную черепашью дорогу.
      На переднем сиденье ситуация между тем коренным образом изменилась. Гляди-ка, сейчас взорвется, подумала Рената сразу после своего, честно говоря, довольно дерзкого замечания.
      Но Вейен был устроен иначе. Он был педагогом. Умение владеть собой было главной его заповедью. Угрожающий взрыв эмоций не состоялся. Вместо этого его карие глаза окружила сеточка морщин, призванных изобразить печальную, всепрощающую улыбку.
      – Не кажется ли вам, дражайшая коллега, что это высказывание было несколько ниже вашего уровня? – прошелестел он. Потом грустно поник головой. Достав из темно-коричневой дорожной сумки узкую книгу, он раскрыл ее и без дальнейших комментариев углубился в стихи Стефана Георге, всегда дарящие ему отраду и утешение. Практикантку он не удостоил больше ни взгляда.
      Рената притушила сигарету. Педагогически мотивированное лишение любви, подумала она, вслед за ним обычно следует порка.
      – Посмотрю, как чувствуют себя дети! – сказала она и поднялась.
      «Дети» чувствовали себя великолепно – за исключением расстроенного Бруно. Олаф вновь погрузился в дальние миры дешевого чтива, Карстен запихивал в себя третью плитку шоколада, Беатрикс и Биргит увлеченно изучали новые прически в дамском журнале.
      Перед ними трое парней играли в скат, за ними Сандра и Беата, хихикая, вспоминали приключения по дороге домой в воскресенье. Из-за недостатка партнерш они в третий раз бесплатно закончили курс хаттингенской школы танцев и отбою не имели от кавалеров, готовых в целости и сохранности доставить их домой. Злые языки утверждали, что дело не столько в их танцевальных способностях, сколько в пышно сформировавшемся бюсте.
      Три парочки на заднем сиденье сидели, тесно прижавшись друг к другу. Как куры на насесте, подумалось Ренате. В центре Стефания, словно напоказ, крепко прижимала к себе руки Илмаза, их пальцы сплелись в нерасторжимый узел.
      Взгляд Ренаты вновь упал на Олафа, рядом с которым она стояла. Светлые пряди волос падали на книгу, зачитавшись, он бессознательно теребил родинку возле безымянного пальца на тыльной стороне левой руки. Полувоенную куртку с нашитыми символами «вражеских» футбольных команд и огромным значком Шальке он накинул, как одеяло, на колени.
      Она коротко окликнула его:
      – Олаф!
      Тот недовольно поднял глаза.
      – Послушай, – улыбнулась Рената, – ты где-то совсем-совсем далеко. Интересно?
      Олаф молча показал ей обложку, ожидая реакции.
      – Карл И. Штим. Мы стояли уже под Москвой, – прочитала она.
      Крупные буквы названия были словно напечатаны на машинке и окрашены в красно-бурый цвет, сильно напоминавший кровь.
      – Ты любишь такие книги?
      – Конечно.
      – А почему?
      Олаф с удивлением взглянул на нее:
      – Да ведь это здорово, можно кое-чему научиться.
      Брови Ренаты удивленно взметнулись.
      – Он хочет в бундесвер, – объяснила Стефания, усаживаясь позади Олафа.
      – Это правда?
      Олаф кивнул.
      – Как только мне исполнится восемнадцать. Хотя бы на восемь лет.
      – И ты гордишься этим?
      – Конечно. Пройти военную выучку в лучшей армии мира – это уже кое-что.
      – Не понимаю.
      На лбу Ренаты появилось несколько вертикальных морщинок, призванных изобразить напряженную работу мысли.
      – Ведь германские армии вот уже сто лет не выигрывали ни одной войны.
      Поклонник команды Шальке поглядел на нее, не зная, что ответить.
      Рената присела на ручку Карстенова сиденья, достала сигарету и закурила.
      – Подумай сам! Первая мировая война проиграна, вторая тоже. Каждый раз миллионы убитых. Ни за что, и снова ни за что кому-то пришлось платить жизнью. Так ли уж нужно этим гордиться?
      – Измена! – протрубил Олаф. – Кругом была измена!
      Рената покачала головой.
      – Сомневаюсь. Ты сам подумай. Успешно воевали германские войска только в колониях – в Юго-Западной Африке против народа гереро и против горстки крестьян в Китае. Да еще после первой мировой войны подавили пару восстаний у себя. Но какой же это был противник?
      Олаф ничего этого не знал.
      – Плохо вооруженные люди, без пушек, самолетов, танков. А как только появился противник, вооруженный не хуже, в восемнадцатом и сорок пятом – тогда твои храбрые воины обратились в бегство. И этим ты гордишься?
      Практикантка покачала головой, дружески улыбнулась Олафу и легонько потрепала его непослушные светлые волосы.
      – Раскинь мозгами над словами доброго старого Брехта: «После первой войны Карфаген был еще могуч, после второй еще существовал, после третьей был стерт с лица земли». Не может ли так случиться и с нами?
      Раскрыв рот, Олаф смотрел вслед практикантке, направлявшейся к своему месту.
      – Черт побери! – воскликнула Стефи. – Здорово она тебя приложила!
      Олаф пошел красными пятнами, губы у него задрожали. По прежде чем он успел что-то возразить, водитель прибавил громкость радио.

       «Точное время: девять часов, ноль минут. Вы слушаете вторую программу западногерманского радио. Передаем последние известия.
       Официально только что подтверждено, что на пограничном контрольном пункте Ахен-Лихтенбуш имел место кровавый инцидент, в результате которого один человек убит и двое тяжело ранены. По предварительной версии, несколько молодых людей, желая уклониться от паспортного контроля со стороны пограничной охраны, развязали перестрелку.
       Личности преступников и их мотивы пока не установлены. Однако по сообщениям из центра управления и общей оперативной обстановки федерального министерства внутренних дел, особенности преступления недвусмысленно указывают на то, что его совершили члены «Роте-Армее-Фращион» или одной из родственных террористических организаций. Официальные сведения пока не представлялись. Силами полиции в настоящее время ведется розыск…»

      Олаф внимательно слушал.
      – Ну что? – подколола Стефи, когда радио снова сделали тише. – Придумал теперь, что ответить?
      – Заткнись, турецкая шлюха! – прошипел Олаф и бросил на нее злобный взгляд.

      У дорожного ресторана «Лихтендорф» в районе Шверте красный «транзит» съехал с шоссе. Бросив внимательный взгляд на датчик бензобака, Пахман проехал мимо колонки и остановился у телефонных автоматов.
      – Что случилось? – испуганно спросил Грау, вырванный из полудремы внезапной остановкой.
      – Нужно позвонить! Дай-ка несколько монет по марке.
      Пахман вылез из автомобиля, сделал три-четыре приседания, вращая руками – от долгого сиденья за рулем он устал. Заодно он внимательно огляделся по сторонам. Похоже, никому, кроме него, в данный момент автомат не нужен.
      В будке он постарался встать так, чтобы диск не был виден из-за его спины. Услышав свободные гудки, он развернулся, чтоб держать в поле зрения соседнюю кабину и ведущую к ней дорожку.
      – Это я. Срочно. В двенадцать в ресторане «Эльх», Пригони чистую машину, ни в коем случае не «БМВ». Что? Чушь! Даже заяц справится с твоей телегой. Должен быть на стоянке перед порнолавкой. Все!
      Пахман не стал вешать трубку, только быстро нажал на рычаг и тут же бросил следующую монету.
      Уже после второго гудка ему ответил знакомый женский голос:
      – Контора адвоката доктора Шустера. Здравствуйте.
      – Добрый день. Экспедиционная контора Мюллера. Соедините меня, пожалуйста, с доктором Шустером!
      – Минутку, пожалуйста…
      Небольшая пауза, и вот уже Шустер на проводе.
      – Экспедиционная контора Мюллера, господин доктор.
      – Здравствуйте…
      – Только что со мной связался водитель, который перевозит вашу мебель. К сожалению, он попал в аварию.
      – Надеюсь, он здоров, – тон был ледяным.
      – Почти. Но маленькая ваша витрина разбита, большая повреждена. Необходим срочный ремонт.
      Секунду царило молчание.
      Затем мужчина на другом конце провода вежливо, но подчеркнуто холодно спросил:
      – Не могли бы вы сегодня вечером заглянуть ко мне в контору? Скажем, в половине седьмого? Вас устраивает?
      Вопрос был чисто риторическим – Пахман все равно не посмел бы сказать «нет».
      – Прекрасно. И подготовьте товар к транспортировке. До свидания.
      Человек со шрамом вытер лоб, покрывшийся бусинками холодного пота, еще раз подозрительно огляделся по сторонам. Потом извлек из внутреннего кармана кожаной куртки маленькую записную книжку, открыл ее на букву «Б» и набрал четырехзначный номер в Кеттвиге.
      – Рурский филиал редакции «Бильд», добрый день.
      – Главного редактора, пожалуйста.
      – К сожалению, господин Беккер сейчас в…
      – Слушай, куколка! – оборвал Пахман секретаршу. В его голосе вновь появились резкие, металлические нотки. – Если не хочешь, чтоб тебя вышвырнули, переключай. И поживее!
      Это подействовало. Через три-четыре секунды в трубке раздался многоголосый шум. Должно быть, и в самом деле сейчас заседала редколлегия. Фамилию человека на другом конце провода он не разобрал. Но это было уже неважно.
      – Слушайте внимательно, – провозгласил он. – Повторять не буду.
      – Кто говорит?…
      – Слушайте, не задавая вопросов. Пароль Лихтенбуш. И чтоб вы не сомневались, что это были мы – двое убито в караульной будке, один с тремя пулями в груди остался лежать перед нею.
      Шум голосов в трубке смолк. Должно быть, редактор подключил говорящее устройство, чтоб все коллеги могли услышать сенсацию.
      – Говорит отряд «Ротер штерн». Лихтенбуш был только началом. Мы отомстим за наших убитых товарищей! Вы еще вспомните тюрьму в Штаммгейме! Вспомните Андреаса и Ульрику! За нами победа в войне народа! Все.

      «Зост, Арнсберг, Мёнезее – 500 м».
      Огромный пассажирский автобус сбавил скорость. Вспыхнули тормозные фары, водитель направил четырнадцатитонную махину из стали, жести и стекла в узкий правый поворот, выводивший на федеральное шоссе номер 229.
      – А, черт!
      Рычаг ручного тормоза дернулся так сильно, что все невольно вскочили с мест. Перед автобусом виднелся хвост колонны, шесть-восемь автомашин, дальше, уже на самом шоссе, дорогу перекрывали полицейские автомобили. Кругом суетились люди в форме.
      – Смотри-ка, целое полицейское стадо! – крикнул Оливер Клокке на весь автобус, вызвав общий смех.
      Но улыбка застыла на лице у Ренаты, когда она присмотрелась внимательнее.
      Шестеро полицейских в мокрой от дождя полевой форме стояли у выезда на шоссе и проверяли транспорт, идущий из Дортмунда, шестеро других перекрыли расположенный рядом выезд на Липпштадт и Падерборн. На боковых полосах с каждой стороны расположились еще по два полицейских с висевшими на шее в полной боевой готовности автоматами – огневое прикрытие для тех, на проезжей части.
      Против выезда на автостраду, на западной стороне шоссе стояли еще десять-двенадцать вооруженных полицейских, внимательно наблюдая за ходом проверки. И по всем направлениям движения на боковых полосах разместились бело-зеленые патрульные «форды», в каждом по два человека. Небольшой дымок из глушителей свидетельствовал, что машины готовы немедленно сорваться с места.
      Проверка, как оказалось, шла быстро, почти что небрежно, машины двигались безостановочно. Микроавтобус «фольксваген», старый драндулет в две лошадиные силы, получил разрешение двигаться дальше, стоило полицейским бросить быстрый взгляд на пассажиров. Зато ехавшим в темно-зеленом «БМВ» пришлось выйти. Трое проверяли документы, трое других обошли автомобиль и особенно внимательно осмотрели правое крыло. Затем пассажирам – двум женщинам и мужчине – разрешено было сесть в автомашину. Им всем было по меньшей мере за шестьдесят.
      – Все наверняка из-за тех красных свиней, что стреляли на границе! – высказал предположение Карстен Кайзер.
      Олаф тоже подал голос.
      – А посмотри на стрелков! Добротная немецкая работа. Автоматы «Хеклер и Кох». За десять секунд могли бы сделать сто выстрелов, если б существовали такие обоймы.
      Илмаз сказал вполголоса, но так, чтобы все могли слышать:
      – Ему по ночам снится, будто он марширует с такой игрушкой на плацу!
      Раздался смех, но тут же оборвался, когда Олаф язвительно крикнул:
      – Нет, лучше я прикончу из этой игрушки дюжину пришлых азиатов!
      Воцарилась мертвая тишина.
      Рената вздрогнула, сильно побледнела. Взгляд ее заметался между Олафом и Вейеном. Господин учитель обязан был сейчас вмешаться!
      Но прежде чем у роскошного Траугота завертелись в мозгу шестеренки, в спор включилась Стефания. Ее голос звучал скорее удивленно и совсем не высокомерно, когда она громко и ясно произнесла:
      – Ты и сам наполовину пришлый!
      – Что? – Олаф подскочил к ней, сжав кулаки. – Я?
      С большим трудом Карстену удалось удержать обуреваемого гневом поклонника Шальке. Драки ему совсем не хотелось, для него это было бы слишком уж по-пролетарски.
      – Конечно ты!
      Испугать Стефанию было не так просто.
      – Ведь в прошлом месяце твои старики отмечали серебряную свадьбу. Извещение в газете читал чуть не весь Хаттинген. И там была девичья фамилия твоей матери. Орщиковская! Эдельтраут Мария Грау, урожденная Орщиковская!
      Стефи нарочно сделала паузу, голос ее продолжал звенеть в воздухе, она выпрямилась как свечка и только потом нанесла окончательный удар, еще раз со вкусом произнеся по слогам:
      – Ор-щи-ков-ская! Древний польский род! Восемьдесят лет назад переселились в Германию, так же, как сегодня турки. «Нет читать, нет писать, нет по-немецки». Так что если ты собрался уничтожить всех пришлых, начни со своей матери!

      Грау был на пределе.
      Все чаще посматривал он на часы или затравленно выглядывал в окошко. Страх постепенно переходил у него в панику.
      На полпути между Унной и Зостом он сорвался. «Форд» сильно тряхнуло на колдобине. В тот же миг белая стрелка, показывающая наличие бензина, пришла в движение. Рывком соскочила она далеко влево, на квадратное красное поле.
      Бензобак был почти пуст.
      – Смотри! Вот! – крикнул Грау.
      Пахман непроизвольно дал газ. И пока он спешно изучал в зеркале обстановку сзади, красный «форд» рванул вперед. Прямо перед носом у него вырос задний борт грузовика. С проклятием Пахман нажал на тормоз, «форд» занесло.
      – Что там случилось? – спросил он.
      – Бензин! – выдавил Грау, показывая на стрелку.
      Пахман перевел дух. Затем широко размахнулся и обратной стороной ладони ударил Грау по лицу.
      – Возьми себя в руки, Буби! Еще одна такая глупость, и я сверну тебе шею!
      Грау всхлипнул.
      Чуть позже показался указатель, бензоколонка была совсем близко.
      – Объясни дедушке, что ему лучше вести себя смирно! – приказал Пахман.
      Светловолосый достал из углубления для перчаток пистолет, отчетливо щелкнул затвором и ткнул маляру в зубы.
      – Слушай, мастер. Если на заправке издашь хоть один звук, он будет для тебя последним!
      Шойбнер с трудом приподнял голову и попробовал изобразить кивок.
      – Что он говорит? – спросил Пахман.
      – Ничего. Просто тупо пялит глаза!
      – Что он делает? – с тревогой спросил Пахман.
      – Тупо пялит глаза. А что?
      От злости Пахман чуть не вывернул руль:
      – Выходит, ты не завязал старику глаза?
      Грау только кивнул.
      Пахман потерял на мгновение дар речи. Потом прошипел:
      – Когда тебя делали, старик твой, должно быть, был в стельку пьян.
      Пять минут на колонке показались светловолосому вечностью. С небрежным видом, но внутренне весь подобравшись, он облокотился на дверцу машины. Только бы не застонал шеф.
      Пахман принес из киоска рядом с колонкой небольшую бутылку «Егермейстера».
      – Ну-ка, выпей. Может, это тебя успокоит!
      Похоже, водка и в самом деле подействовала. Во всяком случае, Фолькеру заметно получшало. До того самого момента, как у Зоста они попробовали свернуть с главного шоссе.
      – А, черт! – прошептал он, вглядываясь вперед. Там сновали люди в коричнево-зеленой форме. На полицейских, скинувших дождевики, заметны были пуленепробиваемые жилеты, у многих на шее висели автоматы.
      Грау потянулся за своим «УЗИ».
      Но почувствовал, как Пахман положил руку ему на плечо.
      – Спокойно. Оставь это барахло внизу. Силой тут не прорвешься. Они превратят тебя в решето.
      Пахман сосредоточенно следил за происходившим на перекрестке. Какой-то «фольксваген» и «мерседес» пропущены были одним мановением руки, следовавший за ними «рено», дряхлость которого видна была невооруженным глазом, остановлен.
      Оттуда вылезли двое парней и девушка. Парней заставили упереться руками в крышу автомобиля. Пинком полицейский переместил их ноги подальше, так что вся тяжесть тела лежала теперь на руках и никакое сопротивление было невозможно. Двое полицейских обыскивали подозреваемых – под мышками, между ног, за пазухой. Затем внимательно проверены были багажники и кабина, залезли даже под капот двигателя.
      – Но зачем они обыскивают «рено»?
      Пахман ухмыльнулся.
      – Взгляни на волосы этих мальчиков. Длинные космы всегда подозрительны. Внимание, они отъезжают…
      Молодым людям разрешили вернуться в машину. «Рено» тронулся, подъехал следующий автомобиль. Короткий взгляд полицейского, взмах руки – путь свободен.
      Пахман с невозмутимым видом опустил стекло, положил руку на дверцу. Бросился в глаза перепачканный краской рукав рабочей одежды, самая их надежная маскировка. Небрежно откинувшись назад, человек со шрамом был само добродушие и уверенность.
      Настала очередь «транзита».
      Подошли двое полицейских.
      – Послушай, друг, – громко спросил Пахман одного из них, – до бензоколонки здесь далеко? Еду уже на пределе…
      Тот лишь пожал плечами.
      – Понятия не имею, мы не отсюда…
      Взгляд полицейского задержался на перекрестке, потом он неуверенно показал на юг.
      – Если вам на Мёне, то дальше полно деревень. Как-нибудь дотянете!
      Пахман довольно кивнул, небрежно отдал честь:
      – Спасибо, шеф!
      «Транзит» тронулся, свернул налево, миновал стоявшие там грузовики с пополнением – они проскочили