18
Тяжелый туристский автобус трясся уже вдоль Мёнезее. Восточнее Кёрбека по длинному узкому мосту он перебрался на южный берег и покатил вдоль озера в противоположном направлении.
У поворота, круто уводящего вверх к спортивной базе, водитель притормозил. В нерешительности смотрел он на узкую, обсаженную высокими елями дорогу. Уж очень узкой она казалась.
– Спокойно поезжайте дальше! – крикнул Олаф. – Я знаю это место. Там вверху есть где развернуться!
С шипеньем открылись двери. Ренату Краузе и Вейена вынесла наружу толпа напирающих учеников. С криком, смехом, то и дело толкая друг друга, все принялись разбирать багаж, а затем бросились штурмовать стеклянную входную дверь.
Маркус Эгерлунд, верзила в метр восемьдесят девять, самый высокий в классе, оказался первым. Держа в руках чемодан и огромный стереомагнитофон, он плечом толкнул входную дверь. Однако устремиться вверх по лестнице ему помешало неожиданное препятствие.
Перед ним стоял высокий, почти с него ростом худощавый мужчина лет шестидесяти. Редкие, гладко зачесанные назад волосы, слегка впалые щеки, поджатые губы. На нем были серая вязаная куртка, грубошерстные бриджи, серые шерстяные гольфы и лечебные башмаки на деревянной подошве.
– Вы загораживаете дорогу! – заметил Маркус, спиной сдерживая остальных.
– Знаю!
Они взглянули друг на друга в упор. Затем мужчина мягко, но недвусмысленно вытеснил Маркуса обратно во двор, пробился через толпу и отыскал глазами Вейена:
– Вы что, не можете привести в порядок этот сброд?
При слове «сброд» на лице роскошного Траугота появилось страдальческое выражение. Подобная лексика находилась вне его словарного запаса. Чуть позже до него дошло, что говоривший имел в виду его класс. Трау-гот собрался было запротестовать.
– Либо вы немедленно построите группу, как положено, либо тут же отправитесь восвояси. Мы здесь не в какой-нибудь черномазой деревне!
Не обращая больше внимания на Вейена, он направился к автобусу, где водитель как раз запирал багажные отделения.
– Вы читать умеете? – властным голосом спросил он шофера.
– Чуть-чуть, – ответил тот, выпрямляясь, – но если книжка с картинками…
Худощавый даже не улыбнулся:
– Внизу написано – проезд автобусам запрещен. Я не собираюсь каждый год асфальтировать заново площадку. Если в день отъезда вас снова сюда занесет, я заявлю в полицию. Ясно?
– Ну и рожа, – прошептал Оливер Клокке стоявшей рядом с ним Ирис, – вот в ком пропал настоящий фельдфебель!
– Внимание! – снова подал голос худощавый. – Моя фамилия Хольц. Я директор данной туристской базы. Чтоб вам сразу было ясно, здесь царит то, что называется порядком. Вы остаетесь здесь, ждете, пока мы с вашим учителем не распределим вас по комнатам. После этого группами входим в дом. Ставите свои чемоданы и застилаете постели. Потом до обеда комнаты наверху закрываются. Если пойдет дождь, можете собраться в дневном помещении номер три. Во всех остальных случаях место сбора здесь. Все ясно?
– С меня довольно, – заявила Стефания. – Если он будет продолжать в том же духе, у нас будет веселенький отдых.
Хольц повел учителей в дом. Справа, в холле, выходившем окнами на площадку у входа, помещалось нечто вроде конторки, служившей одновременно киоском: рядом с обитой зеленым дверью на зелено'м пластмассовом цоколе размещалась витрина, в которой выставлены были сувениры, почтовые открытки и всевозможные сладости. Три раза в день эта мини-лавка открывалась на полчаса – скромный дополнительный доход, от которого, как правило, никогда не отказываются на турбазах.
Для Вейена пребывание здесь началось с разочарования.
– Парней у вас десять?
Хольц задумался над схемой размещения.
– Скверно. Им остается лишь восьмиместная комната.
Еще раз взглянув на схему, Хольц сказал:
– С другим классом я не смогу разместить двух лишних. Они передерутся. Будет лучше, если вы откажетесь от отдельной комнаты и поселитесь с двумя другими учителями в комнате напротив. Тогда эти двое разместятся в вашей комнате.
– А нельзя поставить еще две кровати в восьмиместную?
– Исключено. Слишком тесно.
На улице Вейен согласно указанию выстроил класс. Когда он сообщил, что двое ребят будут размещены не в общей комнате, а «в другом месте», раздались возгласы негодования.
– Свинство.
– Мы хотим быть все вместе.
– Вот уж точно – здесь дерьмовая лавочка.
– Олаф! Кретин, как ты мог рекомендовать эту конюшню?
В конце концов первым смирился Илмаз:
– Хорошо, приношу себя в жертву. Кто еще?
Молчание. Что у них будет отдельная комната, Вейен сознательно не упомянул.
Когда желающих больше не нашлось, Траугот вызвал итальянца:
– Бруно, пойдешь вместе с ним в тридцать вторую. Понял?
Лицо Бруно выразило все, что угодно, кроме восторга. Он схватил свой чемодан, бросил на Вейена испепеляющий взгляд и, вздохнув, отправился за Илмазом вверх по лестнице.
– Ты только подумай! – воскликнул Илмаз. – Комната на двоих. С видом на озеро! Как тебе это нравится?
Бруно швырнул чемодан в угол, потом сказал, не глядя на турка:
– Я тебя об одном прошу – не приставай ко мне со своими идиотскими разговорами!
19
Эвелин Пфайфер подошла к окну. Ветер по-прежнему гнал серые облака над окрестностями Ахена. Однако не похоже было, что пойдет дождь.
Она закутала свою восьмимесячную дочурку в меховой мешок, потом усадила в спортивную детскую коляску на высоких колесах. А вот пятилетний Эрик упрямо отказывался надеть голубое зимнее пальтишко с нашитыми пингвинами: оно казалось ему слишком жарким. Смирился он только тогда, когда мать выставила на циновку желтые резиновые сапоги. Теперь он по крайней мере мог шлепать по всем лужам, не опасаясь то и дело, что его призовут к порядку.
Женщина одела стеганое пальто в крупную желтую и коричневую клетку, заперла входную дверь, подергала на всякий случай ручку. Лишь через час с лишним ей предстояло кормить маленькую, а потом заняться приготовлением обеда.
Эрик между тем пересек узкую боковую улочку. На плохо заасфальтированной обочине осталось несколько огромных луж. Издав ликующий крик, мальчик прыгнул в самую середину.
– Эрик, пошли!
Эвелин Пфайфер покатила коляску вниз по дороге, ведущей вдоль лугов и зарослей кустарника в Штольберг. Потом она собиралась повернуть налево, в Краут-хаузен, чтобы оттуда вернуться домой по большому кругу.
Эрик обогнал ее, изображая самолет, руки он раскинул в стороны, губами пытался изобразить шум мотора. За последним домом, где начинался луг и сужалась дорога, он пошел на посадку и приземлился точно перед деревянным желобом, возле которого столпилось несколько коров.
Не выпуская сына из поля зрения, мать с коляской медленно шла следом. День начался так же, как многие-многие другие, и скорее всего он так же и закончится. Вид тоже был надоевший. Вечно эти коровы, живые изгороди, одна и та же дорога.
И тут взгляд ее упал на автомобиль.
Он стоял примерно в двадцати метрах от обочины. Светло-голубой «БМВ» с кёльнским номером.
Не спеша подошла она к машине. Никто не сидел за рулем, внутри было пусто. Больше ничего нельзя было рассмотреть сквозь запотевшие стекла.
Теперь и Эрик добрался до автомобиля. Обеими руками он попробовал открыть заднюю дверцу. Когда у него не получилось, побежал назад, чтоб попытаться открыть багажник. Затем пролез между «БМВ» и живой изгородью.
– Оставь, сокровище, это не папина машина!
Эрик послушался. Но уже собираясь бежать, вдруг обнаружил в траве блестящий предмет. Похож на маленькую ракету, у которой отпилили верхушку.
– Эрик! – теперь уже громче позвала мать. Мальчик наклонился, схватил интересный предмет и
быстро сунул в карман. Мать не любила, когда он что-то подбирал на улице, а потом разбрасывал находки по комнате.
Миновав заросли боярышника, Эвелин Пфайфер снова пошла медленнее. Среди лугов, открывавших дальнюю перспективу, она чувствовала себя увереннее.
Потом она услышала вдали голоса.
По лугу бежали несколько мужчин. Они были в зеленых защитных куртках, в руках у них были предметы, издали похожие на подзорные трубы на штативе. Они размахивали руками и что-то кричали друг другу, но слов из-за расстояния разобрать было невозможно.
Эвелин Пфайфер почувствовала себя окончательно успокоенной. Должно быть, кому-то из этих мужчин и принадлежал голубой «БМВ».
20
В то время, как Илмаз и Бруно, молча, но в общем-то мирно застилали каждый свою постель, в большой комнате вспыхнула первая ссора.
Оливер Клокке, как спортсмен превыше всего ценящий свежий воздух, сразу закинул куртку на верхний матрац двухэтажной кровати прямо у окна. Но пока он извлекал привезенные из дома простыни, на ту же кровать взгромоздил чемодан Карстен Кайзер.
– Ты чего, Кайзер? – возмутился Оливер. – Это же моя койка!
– Твоя? Была твоя, да сплыла. Теперь я ее занимаю. Что, по-твоему, я должен дышать вонищей от ваших копыт?
Включился Йорг.
– А может, вы решите это в честной борьбе? Ну, скажем, в пинг-понг.
– Тоже придумал! – Карстен постучал себя пальцем по лбу.
Все засмеялись – против спортивного Оливера у Карстена не было шансов.
Наконец между обоими протиснулся Олаф и швырнул на постель свою сумку.
– Если вы не можете договориться, я охотно займу это место.
Воцарилось угрожающее молчание.
Оливер Клокке внимательно посмотрел на поклонника команды Шальке и принялся закатывать рукава пуловера.
Потом тихо сказал:
– Убери свои грязные тряпки вниз!
Олаф лишь ухмыльнулся.
– Раз…
Олаф уцепился двумя руками за край постели.
– Два… – продолжал считать Оливер, и звенящий голос его не предвещал ничего хорошего.
Олаф присел на корточки, чтоб затем быстро вскочить на верхнюю постель.
– Три!
Длинный Клокке схватил Олафа за шиворот и снова стянул на пол. Другой рукой он швырнул через всю комнату к двери его спортивную сумку. Сумка ударилась об узкий деревянный шкаф и грохнулась на пол.
Олаф вырвался из рук Оливера и бросился за сумкой. Однако ее уже поднял Маркус Эгерлунд, теперь он держал ее у груди, как в баскетболе.
– Раз, два, три, кто поймает мячик?
Четверо, шестеро рук взметнулись вверх. И прежде чем Олаф подбежал, сумка его, описав баллистическую кривую, приземлилась в руках Карстена.
Олаф оставил Маркуса и кинулся к нему. Но Карстен успел бросить сумку дальше, маленькому Енсу Пальмстрёму, а тот, развернувшись, препроводил ее Петеру Хильтгену.
Запыхавшись, Олаф остановился посреди комнаты. Словно на футбольной тренировке – один гоняется за мячом, остальные передают мяч по кругу. Если игра пойдет всерьез, у него не останется шансов.
Рассвирепев, он оглянулся. И тут взгляд его упал на вещи, которые Петер успел разложить у себя на кровати. Олаф выхватил туго набитую красную туалетную сумку, распахнул окно и выбросил ее во двор.
Вновь на мгновение стало тихо. Потом Петер как бы между делом спросил:
– Ну и как, ты принесешь мне мои вещи?
– Я? Поцелуй меня в зад!
– Лучше не надо, – ухмыльнулся Хильтген и не спеша подошел к окну. Он расстегнул молнию на спортивной сумке Олафа и теперь держал ее на весу двумя руками.
– Что тут у нас?
Олаф втянул воздух и приготовился к ответному удару, но тут распахнулась дверь. Все вздрогнули, ожидая Вейена с его нравоучениями. К счастью, это был всего лишь Илмаз, привлеченный шумом.
– Вы что, переставляете мебель?
– Да так, ерунда, – сказал Оливер. – Малыш вон разбушевался.
– Итак, – повторил Петер свой вопрос, – ты пойдешь?
Олаф молча покачал головой. Петер стал медленно наклонять сумку. Широко расстегнутая молния оказалась сначала сбоку, потом переместилась вниз.
Из туго набитой сумки вывалилась пара кроссовок, потом несколько рубашек и туалетная сумка, наконец все остальное сразу. Петер потряс сумку еще раз, так что вниз полетело содержимое боковых карманов: ручки, карандаш, книги, походный нож. Это было уже слишком. Олаф готов был с криком броситься на Петера, но Оливер и Карстен удержали его. Он в бешенстве обернулся, но тут еще двое схватили его за руки.
– Свиньи! – заорал Олаф. – Отпустите меня! Я из вас котлету сделаю!
Вновь распахнулась дверь.
В проеме стоял директор. Водянистые его глаза быстро обшарили помещение. Оливер заметил, что на Олафе они задержались чуть дольше других, но, возможно, ему показалось. Наконец взгляд его упал на Илмаза, стоявшего ближе всех к двери.
– Что тут такое? – осведомился Хольц. – Турецкий базар или что-то в этом роде?
Илмаз пожал плечами, ища что бы ответить. Жаль, что нет Стефи, она бы за словом в карман не полезла.
– Не похоже, – возразил наконец Йорг Фетчер. – Скорее день всегерманского единства или нечто в том же духе.
Раздались смешки, но под ледяным взглядом директора тут же оборвались.
– У вас три минуты, – отчеканил Хольц, не повышая голоса. – Если и после этого здесь будет черномазый бардак, можете укладывать вещи. И ты тоже, Олаф! Ясно?
У одиннадцати девушек распределение по комнатам протекало более мирно. Услышав от Ренаты, что им выделены две восьмиместные комнаты, они тут же разделились на две почти одинаковые группки. В одной оказались Биргит, Беа и еще четыре «модные куклы», как их называла Стефания. Они постоянно демонстрировали – в зависимости от родительского кошелька и собственного вкуса – новейший шик, рекомендованный журналом «Бригита», или щеголяли бабушкиными платьями из журналов «Браво» и «Карштадт», обливая презрением тех, у кого были только джинсы и куртка. Ирис, Стефи, Сабина, Андреа и Линда сознательно держались от них в стороне.
Стефи и ее компания заняли на женской половине чердачную комнатушку.
Им понадобилось десять минут, чтобы застелить постели, протереть полки в шкафах и устроиться. Линда тут же укрепила плакат с Родом Стюартом в изголовье, Ирис усадила потертого игрушечного медвежонка на подушку, Сабина прикрыла белой скатеркой поцарапанную, выщербленную поверхность колченогого столика.
– А что теперь? – спросила Стефи.
– Пойдем поищем кафе! – предложила Линда.
– Сыграем в пинг-понг! – высказалась Андреа.
– Посмотрим, что делают мужчины, – внесла предложение Ирис, поддержанная энергичным кивком Сабины.
Девушки сбежали на первый этаж, через открытое раздаточное окно в столовой заглянули с любопытством в кухню, где все блестело.
В глубине две женщины мелко резали огурцы, впереди, прямо у окошка, возился с огромной кофеваркой парень лет двадцати.
– Дамы, вы только взгляните! – воскликнула Андреа, показав на длинноволосого. – Самый красивый мужчина на Мёнезее.
Пять девичьих голов просунулись в окошко и принялись разглядывать парня, невозмутимо заливавшего огромное количество воды в бак кофеварки.
– Ты посмотри, Андреа, – хихикнула Линда, – натуральные локоны. Таких теперь не найдешь ни в одном магазине!
– Слишком уж стар! – запривередничала Андреа. – Он мне в отцы годится. И вообще неженки нынче не в моде!
Теперь уже ухмыльнулся несостоявшийся «отец». Явно изучающе взглянул он в лицо Андреа, оценил видневшуюся в окошке пышную верхнюю часть ее тела.
– Бог мой, – парировал он в итоге, – иметь такую дочь – да я бы тут же отрезал себе кое-что!
Женщины на кухне засмеялись, Андреа залилась краской и даже Линда лишилась дара речи. И как всегда одна Стефи не полезла в карман за словом:
– Что же? – спросила она с кажущейся серьезностью.
«Мальчик» тоже принял серьезный вид.
– Волосы, конечно. А что еще?
Энергичный женский голос оборвал вспыхнувший вновь смех:
– Не отвлекайте парня от работы. У этих уклонистов все и так из рук вечно валится!
– Уклонист, а что это такое? – спросила Андреа и оглянулась.
Перед ней стояла женщина лет сорока пяти, невысокая, плотная, но стройная. Темные, начавшие уже седеть волосы собраны были на затылке в узел.
– Уклонисты – это типы, которые уклоняются от службы в бундесвере и потому отбывают гражданскую повинность…
– А еще пожирают маленьких детей! – перебил ее парень. – Но больше всего им по вкусу белокурые немецкие девственницы!
– Девственницы? – насмешливо переспросила Андреа. – Вы понимаете, о чем он говорит?
Снова раздался смех, но жену директора не так-то легко было сбить с толку.
– Что касается его, – сказала она, показывая на длинноволосого, – то он здесь на работе, и вам разрешается разве что посмотреть. К тому же в деревне у него красотка, так что вам рассчитывать не на что.
Она быстро прошла в кухню и изнутри с грохотом опустила закрывающую окошко перегородку.
– Ну и что теперь? – спросила Линда.
– Я пошла играть в пинг-понг! – заявила Андреа. – Вы идете?
Но у остальных желания не было.
Стефи толкнула Ирис в бок и предложила:
– Пошли, посмотрим, что делают мужчины!
21
«Мужчины» слонялись у главного входа, кое-кто подпирал невысокую стену, за которой начинался уходящий вверх склон горы. На сырой глинистой почве стояли два стола для настольного тенниса, сделанные из прочного, не поддающегося действию сырости материала, за ними начинались высокие сосны. Но на природу всем в данный момент было наплевать: со смехом и язвительными комментариями наблюдали они, как Олаф собирает свое барахло, рассеянное по площадке.
– Что здесь случилось? – закричала Стефи через весь двор. – Малыш, должно быть, спутал окно с платяным шкафом?
Олаф, который в этот момент выуживал из небольшого цветника у стены свои трусы, бросил на нее испепеляющий взгляд.
– Заткнись, шлюха! – прошипел он.
Стефи приблизилась вплотную и, насмешливо улыбаясь, взглянула Олафу прямо в глаза. Затем медленно потянула вниз «молнию» стеганой куртки.
Показался плотно облегающий фигуру пуловер из тонкой шерсти, который Стефи нарочно натянула на груди.
Олаф уставился на вырез пуловера, потом быстро взглянул Стефи в глаза и снова опустил голову.
– Так как насчет этого? – спросила Стефи, подражая хриплому голосу Сью Эллен Эвинг, принимающей любовника. – Сколько платишь за часок?
– Старая корова! – прорычал Олаф и размахнулся, но между Стефи и ним тут же оказались Ирис и Сабина.
– Осторожнее! – предостерегла Сабина. Стекла ее очков поблескивали. – Здесь тебе не северная трибуна! И твоя команда сегодня не играет.
Олаф нагнулся, чтобы поднять кроссовки.
– Я им еще покажу, – прошептал он.
– Эй, мужчины! – крикнула Линда остальным ребятам. – Замрите на минутку!
Она сняла с плеча маленький любительский фотоаппарат.
– Несколько фото звезд на память!
Медленно пошла она к парням, останавливаясь два-три раза и нажимая на спуск.
– Внутри наверняка нет пленки! – высказал предположение Оливер.
– Ты все-таки идиот. Сегодня утром я специально зарядила новую кассету.
Стефи, Ирис и Сабина обогнали ее.
– Подожди минутку! – крикнула Сабина. – Если на фото будут только они, это же чистый расход!
Они вклинились между парнями и приняли соответствующую позу. Линда сделала два-три общих снимка, потом Илмаз попросил:
– Сделай один для нас!
Он обнял Стефанию, поцеловал в кончик носа, потом в губы, оторвал на несколько сантиметров от земли и покачал в воздухе.
– Бог мой, – сказала Линда, опуская фотоаппарат, – такая счастливая пара голубков, да тут у любого растает сердце!
В этот миг они услышали рев мотора. Взгляды устремились на дорогу. По ней на большой скорости приближался красный «форд-транзит», он подкатил к главному входу и резко затормозил. Водитель, стройный темноволосый мужчина в заляпанном краской халате, спрыгнул на дорогу. Не удостоив компанию ни единым взглядом, он исчез за стеклянной дверью.
Олаф как раз собрал последние свои вещи и сунул в сумку. Выпрямившись, он бросил еще один злобный взгляд на группу у стены. Затем невольно взглянул в кабину фургона. Раскрыв рот, он уставился внутрь.
– Эй, – шепнул Оливер и подтолкнул локтем Линду, – щелкни-ка его. Такой идиотской рожи у тебя на пленке еще не было.
Светловолосый пассажир, сидевший рядом с водителем, взглянул на парня у автомашины. Потом опустил стекло и высунул голову.
– Убирайся! – рявкнул он. – Нечего здесь глазеть.
Олаф смотрел на него в полном недоумении. Потом закрыл рот, крепко прижал к себе сумку и направился к входу.
22
Онемев от изумления, Отто Хольц уставился на мужчину в заляпанном краской халате, который без стука ввалился в конторку.
– С ума сошел? – выдавил он наконец.
– Чушь. Нужда привела.
– Ладно, пойдем!
Они перешли в крошечное соседнее помещение, наглухо отрезанное от коридора, окна там были плотно завешаны.
– Ключ! – приказал темноволосый.
– Послушай, а если кто-нибудь тебя увидит! Директор нервно потянулся к небольшому деревянному ящику, спрятанному в углу за дверью.
– Не волнуйся! Через три минуты мы уедем! Темноволосый получил маленький, отливающий серебром ключ от какого-то хитрого замка.
– И еще одно. Позвони зятю. Пусть возьмет чемоданчик первой помощи и немедленно мчится к сараю.
– Как ты себе это мыслишь? – взорвался Хольц, но тут же понизил голос: – А если у него сейчас операция?
– Неважно. Он должен!
– Что все-таки произошло?
– Ну и кретин ты, Отто. Совсем радио не слушаешь? Манфред нарвался на пулю. Большая потеря крови. До ночи он останется в сарае, потом мы его заберем. Но без врача он отдаст концы.
Хольц придвинул стул и рухнул на него без сил.
– А, черт! – сказал он. – Так это были вы.
– Да. У Петера есть другой ключ?
Хольц, задумавшись, покачал головой.
– Второй ключ в Камене. Этот положи на старое место.
– Рискованно…
– Чушь. За все годы не было случая, чтоб кто чужой забрел на территорию. Через час все будут в доме. Не нужно, чтобы Петера видели здесь, а потом у сарая. Иди!
Пахман кивнул и направился к двери. Уже держась за ручку, он произнес:
– Одного парня я оставлю здесь. Будет вернее. И знай! Если что случится с шефом – в центре разорвут нас в куски. И тебя в первую очередь!
23
Парочками двинулись они по набережной, отыскивая какое-нибудь заведение. Стефи тесно прижалась к Илмазу, Сабина повисла на Йорге, невысокая Ирис почти исчезла под широкой рукой Оливера.
– Эй вы, – крикнула Линда, вышагивая следом за парочками, – когда я вижу такое, мне делается по-настоящему завидно.
– Зато у тебя твой Род Стюарт! – ухмыльнулась Сабина.
– От этого мне ни горячо, ни холодно!
– Иди, Линда! – Длинный Оливер вытянул свободную руку. – Сегодня вечером мы приглашаем вас к себе. Скажи, кого прихватить для тебя?
– А получится? – засомневалась Сабина. – Дурак Вейен глаз с нас не спустит. Да и Краузе, ничего другого ей не остается, от этого зависит ее будущее…
– Пивная! – крикнул Йорг.
Они бросились через дорогу к маленькой площадке для автомобилей, за которой на склоне горы возвышался желтый двухэтажный дом с мезонином. Узкая каменная лестница вела на террасу, на которой располагался вход. На стене висела реклама.
– Южный берег! – прочитал Оливер.
Сабина с сомнением пожала плечами.
– Выглядит не очень-то оживленно…
Илмаз взбежал по лестнице вверх, чтобы заглянуть в окно, и тут же разочарованно махнул рукой:
– Никого!
Пришлось продолжить поиски.
Улица теперь шла не по самому берегу, густо поросший лесом полуостров вдавался в озеро. От дороги его отгораживала высокая охотничья изгородь, по верху которой была натянута колючая проволока. Лишь метров через пятьдесят они вновь оказались у самой воды.
– Пивная! – крикнул Оливер и первый бросился бегом.
Здесь тоже перед домом устроена была просторная терраса, и тоже не было ни души.
– Выглядит уж очень средневеково, – утешала всех Стефи. – Отель «Как дома», что-нибудь для господ преподавателей на заслуженном отдыхе…
– Я так и знала, Вейен ни за что не выбрал бы турбазу с пивной поблизости, – вздохнула Линда.
– А почему, собственно, Вейен? – спросил Оливер. – Олаф рекомендовал нам этот сарай.
Они поплелись дальше, дошли до пешеходного мостика, по которому можно было перейти на другую сторону озера в Кёрбеке. Семеро подростков сделали несколько шагов, потом прислонились к перилам и уставились на булькающую под ногами воду.
Турбаза отсюда была уже не видна. Поросший лесом полуостров, мимо которого они только что прошли, закрывал обзор. Два лодочных сарая, сложенные из красновато-коричневых бревен, виднелись среди деревьев у самой воды. Как и весь этот кусок берега, они казались необитаемыми.
– Если честно, – выдавил, наконец, Йорг, – здесь даже мухи с тоски дохнут. Спрашивается, что мы будем тут делать целых пять дней. Скучно до смерти.
Подавленные и мрачные, они двинулись назад той же дорогой.
У охотничьей изгороди, отгораживавшей полуостров с лодочными сараями, Илмаз вдруг остановился. Он указал на поворот за вывеской «Южного берега», там только что исчез хвост красного «транзита».
– Слушайте, а разве не эта машина была недавно на нашей базе?
Линда докрутила пальцем у виска.
– К чему это ты? Может, заболел?
– Ну, допустим, – добавил Оливер, – и что с того? Илмаз пожал плечами.
– Не знаю. Но как-то все странно. До того он был у них наверху и тут же уехал. А теперь появляется здесь. Откуда? Мимо нас он не проезжал…
– Что за вопрос, какой-то маляр…
– Вот именно. И что же, за двадцать минут он успел оклеить здесь всю квартиру?
Теперь уже Оливер засомневался, в своем ли Илмаз уме:
– От холода у тебя, наверное, мозги застыли. Он что-нибудь выгрузил и возвращается теперь назад. Мне бы твои заботы…
С восточной стороны на полуостров вела дорога, которую закрывали широкие двустворчатые ворота, рядом была узкая калитка. И через ворота, и через калитку тоже была пропущена колючая проволока.
На верхней перекладине калитки висела табличка с облупившейся белой краской:
ЛОДОЧНОЕ ХОЗЯЙСТВО ГИМНАЗИИ ДЕГРЕВЕРАЛЯ
ВХОД ПОСТОРОННИМ ЗАПРЕЩЕН
– Странное название! – Стефи тряхнула длинными волосами. – Это что, какой-нибудь город?
– Кто его знает, – сказал Оливер, – быть может, какой-нибудь средневековый монах.
– Гимназия! – Сабина презрительно сморщила нос. – Да они все чокнутые. Название, понятное всем, не для них! У моей кузины в школе…
– Взгляните-ка сюда! – Илмаз остановил открывшийся было словесный поток, ведь стоило Сабине начать про кузину, этому не было конца. – «Форд» наверняка выехал отсюда.
Он присел на корточки и показал на свежий след, тянувшийся из ворот, из глубины участка. Потом потрогал отпечатки протектора пальцами.
– Влажные. Но вода в них не собралась. Он проехал здесь после дождя.
– Послушай, Илмаз! – взмолилась Линда. – У тебя что, нет парикмахера, к которому ты бы мог пойти?
– При чем здесь парикмахер?
– При том, что парикмахеру приходится выслушивать все, что рассказывают клиенты, любую чушь…
Илмаз сдался и снова взял под руку Стефанию.
– Вы ничего не понимаете…
– Сам ты ничего не понимаешь! – Стефи запечатлела быстрый поцелуй на мрачной физиономии друга. – Твой красный «форд» подозрительно похож на сериал Джерри Коттона, выпуск тысяча пятьсот сорок семь – «Я и банда лодочного хозяйства».
24
Красный «транзит» вновь покатил в направлении шоссе. На северном берегу Мёнезее Пахман из соображений безопасности предпочел небольшой объезд, чтобы выехать на сорок четвертую автостраду восточнее Зоста. Ему не хотелось дважды проезжать один и тот же полицейский пост.
«В эфире вторая программа западногерманского радио. Одиннадцать часов ноль минут. Передаем последние известия.
Неизвестная до настоящего времени террористическая группа «Ротер штерн» заявила о своей причастности к кровавому инциденту на пограничном контрольном пункте Ахен – Лихтенбуш.
Неизвестный позвонил в 9.15 в корпункт газеты «Билъд» в Рурской области, сообщив, что данное происшествие является актом мести за Улърику Майнхоф и Андреаса Баадера, главарей террористической организации «Роте-Армее-Фракцион».
Представитель министерства внутренних дел заявил, что достоверность данного сообщения не вызывает сомнений. Неизвестный указал подробности, которые могли знать лишь участники происшествия. По его словам, ряд дополнительных обстоятельств также однозначно указывает на то, что речь может идти только о преемниках РАФ…»
Дикторша запнулась. Зашелестела бумага, потом она продолжила.
«Как только что нам сообщили, ахенский инцидент привел к еще одному смертельному исходу. В больнице от тяжелых пулевых ранений скончался двадцатипятилетний таможенный инспектор Стефан Гроль…»
– Класс! – Пахман от радости забарабанил по рулю. – Два один в нашу пользу.
При въезде на автостраду он с удовлетворением отметил, что кружной путь себя оправдал. В поле зрения не было ни одного полицейского.
Пахман взглянул на часы. Времени было достаточно. Стрелка спидометра доползла до ста десяти километров в час и застыла. На чужой машине он не собирался рисковать. Не хватало еще попасть в аварию. Ведь в грузовом отсеке по-прежнему болтался маляр.
Он еще раз последовательно проанализировал утренние события. Старался припомнить мелочи, которые они не учли, ошибки, что могли бы привести к провалу.
Ничего подобного не было.
В нормальной ситуации не следовало бы на этом автомобиле появляться в районе туристской базы. Но ситуация не была нормальной. Да и кто станет обращать внимание на фургон ремонтной конторы возле отеля, ресторана или туристской базы?
