Дальше на запад

Пролив, в который вошла «Йоа», не был известен европейцам. Ни один корабль никогда ещё не заходил в эти воды. Яхта шла медленно, пробираясь сквозь густой туман, то и дело меняя паруса, так как ветер был капризный. Пролив походил на извилистый коридор – казалось, он вот-вот кончится и яхта попадёт в закрытую бухту.

В продолжение двух недель «Йоа» шла по этому коридору. Высокие берега не пропускали ветра. Он едва шевелил вымпел на мачте. Судно двигалось лишь с помощью винта. Всё время приходилось бросать лот, измерять глубину. Это была очень утомительная работа. Иногда пролив разветвлялся, открывались пути в разные стороны, и тогда перед Амундсеном вставал вопрос: куда идти?

Экспедиции, искавшие северо-западный проход, как раз и погибали в лабиринте этих бесконечных проливов между безыменными островами. Острова сбивали с толку всех путешественников. А лето здесь коротко: открытой водой можно плыть только месяца полтора.

Амундсен опасался, как бы ему снова не пришлось застрять здесь в какой-нибудь безыменной бухте.

И, осматривая чёрные безлюдные острова, он как бы видел тени отважных своих предшественников. Тени тревожили его и заставляли торопиться.

Разветвления пролива стали попадаться всё чаще и чаще. Амундсен заметил, что течения в них разные: в одних сильнее, в других слабее. В самых южных проливах течение было самым сильным, «Йоа» шла именно по этим проливам, хотя порой они были очень узки. Так Амундсен и предполагал: проход на запад лежит между островами не на севере, а на юге. С каждым днём уменьшалась и глубина проливов. На пути попадались подводные камни. В одном месте яхта прошла почти чудом: под килем оставался лишь один дюйм воды. Амундсен так волновался, что не мог ни спать, ни есть. Его нервы были напряжены до крайности: он понимал, что если теперь, в ближайшие дни, не будет найден выход в Тихий океан, экспедиция попадёт в очень тяжёлое положение. Целые сутки он не спускался с мачты, стараясь миновать ловушки, расставленные природой.

Мысль о том, что они могут погибнуть и не выполнить своей главной задачи, мучила его.

«Я не мог прогнать от себя мысли о возвращении домой с невыполненной задачей. Часы, которые оставались мне на отдых и сон, проходили в эти дни главным образом в том, что я ломал себе голову над такими мыслями, и это отгоняло от меня сон. Я не мог есть; за каждой едой я чувствовал адский голод, но не в состоянии был проглотить пищу».

Так пишет он в своей книге, посвящённой этому плаванию.

26 августа, на заре, яхта вышла, наконец, в открытое море. Амундсен увидел огромное водное пространство. Это была радость. В восемь часов утра он закончил свою вахту и ушёл спать.

Вдруг шум и сильная беготня по палубе разбудили его. Амундсен сразу понял, что случилось нечто очень важное. Внезапно в каюту вбежал лейтенант Хансен и крикнул:

– Вижу корабль!

И тотчас убежал обратно.

Амундсен быстро вскочил с постели. Значит... значит, северо-западный проход найден! Ура! Мечта юношеских лет осуществилась.

«В горле я почувствовал странное ощущение. Конечно, я был несколько возбуждён и переутомлён, и, несомненно, это слабость, но на моих глазах навернулись слёзы. „Вижу корабль!“ Магические слова! И сразу же родина и всё милое моему сердцу приблизились ко мне и простерли руки. „Вижу корабль!“ Я мгновенно оделся. На минуту я остановился перед портретом Нансена, висевшим на стене, и в это мгновение изображение словно ожило, будто Нансен смотрел на меня и кивал головой. Я кивнул ему в ответ, улыбаясь от счастья, и вышел на палубу».

Да, впереди в открытом море виднелось судно. Это было парусное китобойное судно, пришедшее с запада.

Все на яхте будто обезумели, поздравляли друг друга, обнимались, кричали, прыгали и плясали. И всех радостнее был Амундсен. Победа была в его руках! Он первый проплыл из Атлантического океана в Тихий северо-западным проходом. Цель достигнута!

Когда прошла первая волна радости, Амундсен вдруг вспомнил, что в течение нескольких дней ничего не ел. На вантах у мачты висели свежие оленьи туши. В каком-то исступлении он подбежал к ним и, отрезая кусок за куском, проглатывал мясо, не прожёвывая, целиком, как изголодавшийся зверь. За время перехода по проливам он так измучился, что стал неузнаваем. Ему шёл только тридцать третий год, а на вид можно было дать семьдесят лет. Он был худ, истощён вконец, глубокие морщины прорезали его лоб и щёки.

Три часа спустя «Йоа» подошла к китобойному судну. Называлось оно «Чарльз-Гансон» и пришло сюда из Сан-Франциско. «Йоа» подошла к нему вплотную, стала борт о борт.

Пожилой седой капитан вышел навстречу.

– Вы капитан Амундсен? – был его первый вопрос.

Амундсен был очень удивлён, что капитан «Чарльз-Гансона» знает его имя.

– Это первое встреченное вами судно? – спросил капитан.

– Да, первое.

– Я чрезвычайно счастлив, что первый могу поздравить вас со счастливым прохождением северо-западным путём.

Сияющий от удовольствия капитан пригласил Амундсена и его товарищей к себе в каюту. Он-то лучше других понимал, какой огромный подвиг совершили его гости, и был по-настоящему счастлив, что первый встретил экспедицию.

– Не нужно ли вам чего? Я рад помочь всем, что у меня есть.

– Благодарю вас, мы ни в чём не нуждаемся. Нам хотелось бы только получить вести с родины.

– К сожалению, я уж полтора года как ушёл из Сан-Франциско; у меня есть кое-какие газеты, только они очень уж старые.

– Старые для вас – для нас они свежие.

Капитан принёс пачку газет. Амундсен с жадностью начал их перелистывать, и первое, что бросилось ему в глаза, был заголовок: «Война между Норвегией и Швецией». Изумлённый, он поглядел на своих спутников, на капитана. «Что же там происходит сегодня? Почему вспыхнула война? Окончилась ли она, или продолжается?»

Но капитан ничего не мог ответить.

Норвежцы были ошеломлены известием о войне. Скорей бы попасть на родину или хотя бы туда, где есть телеграф, где есть связь с Норвегией!

Амундсен расспросил капитана об условиях плавания дальше на запад. По словам капитана, плыть можно было без опасений – проливы были свободны от льда. Он знал этот путь, как свои пять пальцев и дал норвежцам карты с отметками глубин и направления течений.

Амундсен торопился. Скорей, скорей! Надо использовать открытое море и попутный ветер. На прощание капитан подарил мешок картофеля и мешок лука. Это было большим лакомством для экипажа «Йоа»: уже два года они не пробовали свежих овощей.

Поставив все паруса, путешественники двинулись в путь. Лёд попадался им только у берегов. На льдинах часто встречались белые медведи. Охотники убили одного медведя, но у экипажа было столько продовольствия, что мясо отдали собакам. Через некоторое время на встречной льдине они увидели ещё двух медведей. Охотники хотели было опять остановить яхту, однако Амундсен не позволил это сделать: он не хотел задерживаться ни на минуту, чтобы успеть пройти в океан до наступления зимы.

Близ острова Бэйли яхту встретили два китобойных судна. Экипажи судов приветствовали Амундсена, просили остановиться, – их удивило появление в этих водах незнакомой яхты. Но Амундсену не хотелось терять времени, он ответил приветственным сигналом и прошёл мимо. На мысе Бетерст Амундсен заметил становище эскимосов. Тут стоял большой деревянный дом – первый дом, который увидели норвежцы после двух лет путешествия по северным пустыням. Эскимосы выбежали на берег, подняли даже флаг на мачте; «Йоа» не остановилась и здесь.

У острова Гершеля море также было свободно ото льда.

Амундсен спешил использовать благоприятную ледовую обстановку. Встретив два китобойных судна, он решил также ограничиться приветствиями, но на этот раз пришлось стать на якорь. Китобои предупредили Амундсена о том, что дальше море закрыто льдом. На берегу, как предостерегающий знак, лежало судно, выброшенное бурей. Это был американский барк «Бонанца» из Сан-Франциско. Часть экипажа, готовясь к зимовке, строила себе дом, а капитан «Бонанцы» Могг уехал на остров Гершеля, чтобы отправиться оттуда в Сан-Франциско за другим кораблём и вернуться за экипажем и снаряжением.

Второй штурман разбитого судна был норвежцем. Он дал Амундсену много ценных указаний и посоветовал всё же идти дальше.

Яхта двинулась на запад, но вскоре встретила льды. Лавировать среди подвижных льдин было трудно. Однажды ночью яхту вместе со льдами оттащило назад к тому же берегу, где находилась разбитая «Бонанца». Всё видимое пространство моря закрылось льдом. Во льдах у острова Гершеля застряли пять больших судов.

Вначале экипаж «Йоа» не терял надежды, что льдины разойдутся и можно будет продолжить путь. Однако лёд уплотнялся с каждым днём.

9 сентября ударили морозы. Стало ясно, что здесь, возле разбитой «Бонанцы», придётся проводить третью зимовку. Неожиданная задержка опечалила Амундсена и его товарищей. Однако делать нечего – полярные путешественники должны быть готовы ко всяким неожиданностям и вооружаться терпением. Экипаж безропотно покорился обстоятельствам и, выждав двое суток, дружно начал готовиться к зимовке.

Яхта была подведена вплотную к берегу, и путешественники начали строить два дома: один – для жилья, а другой – для обсерватории. Строительного материала тут было много, так как реки приносили в пролив множество сосен. Некоторые из них были в длину не менее пятидесяти футов. Амундсен и лейтенант Хансен решили зимовать на борту яхты, а пятерых членов экипажа переселить на берег. Постройку закончили быстро: 15 сентября жилой дом уже имел крышу. Скоро была готова и обсерватория, куда перенесли инструменты и приборы. Научная работа продолжалась с прежней аккуратностью.

Яхту оборудовали ещё лучше, чем на предыдущей зимовке: укрыли со всех сторон брезентом, в прорези поставили дверь, принесённую с разбитой «Бонанцы». Оттуда же была взята и маленькая печурка, которую Амундсен установил в своей каюте. Топлива не жалели – не то что на первых двух зимовках. Там приходилось иногда мёрзнуть, а сейчас дров было в избытке: и в каютах и в доме всегда стояло приятное тепло.

Зимовка обещала быть вполне благополучной. Всего было вдоволь. Даже продовольственный вопрос, обычно самый тяжёлый во время зимовок, решался весьма несложно. Каждое утро норвежцы прорубали во льду лунку и, словно из садка, вылавливали столько рыбы, сколько им сегодня требовалось. Удачно охотились также на гусей, уток и куропаток. Столовая была устроена на берегу, в жилом доме. Повар Линдстрем готовил вкусные и питательные блюда.

Когда лёд окреп, к яхте начали приходить эскимосы и гости с других судов. Оказалось, что вокруг острова Гершеля, кроме «Йоа», вмерзло ещё одиннадцать кораблей.

На первых порах экипажи других судов отнеслись к норвежцам холодно. Они боялись, что норвежцы, вернувшись из долгой экспедиции, будут для них лишними ртами. Опасения соседей были, однако, напрасными. На яхте «Йоа» были такие запасы муки, круп, консервов, что Амундсен даже снабжал продовольствием экипажи других судов.

В конце сентября Амундсен отправился на остров Гершеля, откуда уходила почта в форт Юкон. Ему очень хотелось сообщить скорей о судьбе своей экспедиции и вместе с тем узнать вести с родины. В гавани острова стояло на зимовке пять крупных судов. Амундсена встретили очень шумно. Оказалось, что все американские суда получили приказ в случае встречи с Амундсеном оказывать ему и его товарищам всяческое содействие.

И вот Амундсен сам пришёл к ним! Капитаны кораблей наперебой предлагали ему своё гостеприимство. Амундсен остановился у капитана Тилтона на большой шхуне «Александра». Здесь же собрались экипажи других судов. Амундсену передали много писем от близких и свежие газеты.

Узнав, что следующая почта уйдёт только через месяц и вернётся лишь в мае, он решил сам отправиться за почтой в форт Юкон, за несколько сот километров от острова Гершеля, и заодно отвезти почту с зазимовавших кораблей. Ждать целую зиму вестей с родины было слишком мучительно.

Китобои с восторгом встретили решение Амундсена: вот кто действительно доставит почту быстро и в целости!

В конце октября Амундсен и капитан «Бонанцы» Могг отправились в путь с проводником-эскимосом и его женой. У них были две собачьи упряжки: на одной везли продовольствие, а на другой ехал Могг. Весь путь до форта Юкон Амундсен проделал на лыжах. И это при 40-50 градусах мороза! Но, увы, телеграфа в форте Юкон не оказалось. Ближайший телеграф был в поселении Игл-Сити, в трёхстах километрах к югу. Амундсен, не задумываясь, решил отправиться в Игл-Сити.

Этот путь он проделал в сопровождении двух индейцев и того же капитана Могга. Из Игл-Сити он отправил телеграммы на родину, дождался почты и через два месяца вернулся назад, на «Йоа».

Путешествие на телеграф заняло пять месяцев, из которых три месяца Амундсен шёл на лыжах, ни разу не присев на сани.

Радостно встретил Амундсена экипаж «Йоа». Возвращение капитана и начальника экспедиции было достойно отпраздновано. Вести с родины согрели сердца путешественников. Да, они выполнили свой долг: сумели открыть таинственный проход... Все были живы и здоровы. А через несколько дней после возвращения Амундсена случилось несчастье: внезапно умер, простудившись, Густав Юль Вик – самый молодой участник экспедиции. Его похоронили на холме, около обсерватории, которую он сам строил и в которой всю зиму вёл наблюдения.

Смерть Вика надолго омрачила жизнь спаянного крепкой дружбой экипажа, и всё-таки научная работа ни на день не прерывалась.

1 августа пролив очистился от льда, и яхта пошла на запад. 30 августа утром Амундсен увидел вдали мыс принца Уэльского на восточной окраине Берингова пролива, а к вечеру того же дня яхта пришла в город Ном.

«Не нахожу слов, чтобы описать тот приём, какой был нам оказан в Номе, – писал Амундсен в своих воспоминаниях. – Та сердечность, с которой нас встретили, бесконечное ликование, объектом которого была „Йоа“ и мы, навсегда останутся для меня одним из самых светлых воспоминаний.

В Номе нет гавани, городок лежит на открытом берегу. Поэтому нам пришлось стать на якорь вдали от берега и быть готовыми уйти, как только поднимется ветер. Бросив якорь, мы с лейтенантом Хансеном сели на катер наших любезных хозяев и хозяек и отправились на берег. Катер всё время освещался береговыми прожекторами. Ослеплённые сильным светом, бившим нам прямо в глаза, мы ничего не могли рассмотреть. Катер ударился о берег, и даже сейчас я не понимаю, каким образом я попал на берег. Навстречу нам загремели приветствия из тысячи глоток, и вдруг среди ночи раздались звуки, от которых я задрожал всем телом, и слёзы выступили у меня на глазах: «Да, мы любим эти скалы», – пела толпа норвежский гимн».

В октябре «Йоа» прибыла в Сан-Франциско. Амундсен подарил свой славный корабль городу, и с тех пор «Йоа» стоит там в парке Золотых Ворот.

За время трёх зимовок экспедиция собрала такой огромный материал по метеорологии, географии, гидрологии, геологии, этнографии, антропологии и земному магнетизму, что научные работники Норвегии обрабатывали его потом в продолжение почти двадцати лет.

Смелые замыслы

После возвращения на родину Амундсен два года подряд ездил по Европе и Америке, делая доклады о своём путешествии через северо-западный проход. Он собрал крупную сумму денег и расплатился со всеми своими кредиторами и с особенным удовольствием отдал долг торговцу консервами, который едва не сорвал экспедицию. Оставшиеся деньги он решил использовать для нового путешествия.

Куда теперь направить свой путь? Конечно, к Северному полюсу. Это была его давнишняя мечта. Если не удалось побывать на полюсе его земляку Нансену, то, может быть, удастся ему? Он решил идти таким же путём, каким шёл Нансен на своём «Фраме», то есть на крепком, специально построенном корабле вмёрзнуть в лёд где-нибудь у северных берегов Восточной Сибири или у Аляски и вместе со льдами продрейфовать через полюс. Если судно пройдет не через самый полюс, а где-то вблизи него, то можно будет достигнуть полюса на санях.

Такой путь ему казался самым правильным. Сам Нансен, выступая в Лондоне в Географическом обществе с докладом о ближайших задачах полярных исследований, в первую очередь предлагал провести детальнейшее обследование Северного Ледовитого океана: для этого, по его мнению, следовало послать новую экспедицию на специальном корабле, но трассу на этот раз он прокладывал гораздо севернее того пути, который проделал «Фрам».

Таким образом, план был уже намечен. Амундсену оставалось только подхватить идею Нансена и осуществить её, тем более, что сам Нансен не собирался сейчас организовывать такую экспедицию. Узнав от Амундсена о его намерениях, Нансен с радостью одобрил инициативу молодого исследователя и вместе с ним в общих чертах обсудил план экспедиции. А затем Амундсен уже один разработал все детали плана и в ноябре 1908 года сделал большой доклад в Норвежском географическом обществе.

Все крупнейшие специалисты-полярники, бывшие на заседании, горячо одобрили замысел Амундсена. А всех горячее ратовал за него Нансен. Газеты единодушно поддержали идею Нансена и Амундсена. Новое полярное путешествие стало общественным делом. «Перед норвежскими полярными исследователями стоит достойная задача продолжать национальную традицию наших предков-исследователей Норвежского моря и Ледовитого океана», – писали газеты. Стортинг2 решил ассигновать на экспедицию семьдесят пять тысяч крон. Различные общества и частные лица пожертвовали крупные суммы денег и прислали Амундсену более пятисот ценных подарков: предметов снаряжения, продовольствия и прочее.

Никогда в жизни – ни до, ни после этого путешествия – Амундсен не встречал такой поддержки, и ни одна его экспедиция не была так обеспечена, как эта.

Для длительного путешествия, – оно по плану должно было продолжаться семь лет, – Амундсен решил использовать старый нансеновский «Фрам», предварительно внеся некоторые улучшения в оборудование судна. Путь «Фрама» был намечен точно. Из Норвегии он должен был спуститься по Атлантическому океану до берегов Южной Америки, обогнуть мыс Горн, войти в Тихий океан, затем подняться до Берингова пролива и у мыса Барроу войти во льды.

Осенью 1909 года «Фрам» уже был готов к отплытию. Желающих отправиться в опасное и долгое плавание было множество. Но Амундсен отобрал из них только двадцать человек, – крепких, физически выносливых, имеющих опыт работы за Полярным кругом.

И вдруг произошло неожиданное событие, которое сразу опрокинуло расчёты Амундсена. В сентябре 1909 года в Норвегии была получена телеграмма, что адмирал Пири на собаках достиг Северного полюса.

Этот день навсегда остался в памяти Амундсена. Утром он был на «Фраме». Вдруг кто-то громко позвал его с берега. Амундсен подошёл к борту. На берегу стоял матрос и размахивал газетным листом.

– Важные новости! – кричал он.

Через несколько минут матрос с газетой был на борту «Фрама». Амундсен прочёл:

«6 апреля 1909 года адмирал Пири достиг Северного полюса».

У Амундсена потемнело в глазах, он беспомощно опустил руку с газетой.

«Что такое? Адмирал Пири опередил меня?!»

Северный полюс уже открыт! Значит, ему уже нечего делать на полюсе. Амундсен не радовался. Он чувствовал себя так, будто его обокрали.

Он поехал в город. По улицам бежали продавцы газет, выкрикивая одну и ту же новость: «Пири открыл Северный полюс! На полюсе поднят американский флаг».

Это был тяжёлый день для Амундсена. Уже на склоне лет он писал в своей книге «Моя жизнь»:

«Должен сознаться, что для меня это был серьёзный удар... Я решился на отчаянный шаг и официально заявил, что, по моему мнению, научные результаты предстоящего путешествия будут вполне достаточны, чтобы не отказаться от намеченного мною плана».

Так он и заявил официально. И все газеты опубликовали, что норвежец Амундсен не отказывается от похода на Северный полюс. Однако, говоря так, он думал об ином: идти не на север, а в противоположную сторону и попытаться открыть Южный полюс. Этот свой план он на первых порах скрыл от всех.

Однако как быть с экспедицией? Ведь экипаж «Фрама» подготовлен к путешествию на Северный полюс, и вся общественность Норвегии также знает именно об этом плане. Если сказать сейчас, что план изменяется, то поднимется шумиха, начнутся споры. Нет, лучше не говорить ничего!

Да, экспедиция откладывается на некоторое время, – надо её подготовить получше, надо всё проверить. Да, «Фрам» уйдёт весной. Так говорил Амундсен, а сам в полной тайне лихорадочно разрабатывал план путешествия к Южному полюсу.

В это время он жил в своём доме, недалеко от Христиании, в Буннефиорде. Он окружил себя множеством книг, где говорилось об Антарктике, и тщательно принялся за их изучение.

К удивлению всех тех, кто помогал ему готовить снаряжение, Амундсен решил взять с собой около сотни собак и довольно большой деревянный дом, хотя для путешествия к Северному полюсу он был не нужен.

Так прошла осень, зима, весна...

К Южному полюсу

7 июня 1910 года «Фрам» вышел из Христиании.

Официально объявленный маршрут был первоначальный – к Северному полюсу. В свои тайные планы Амундсен посвятил только одного человека – своего брата.

«Фрам» направился вдоль берегов Европы и Африки к югу. По пути корабль зашёл в гавань на острове Мадейра, и здесь Амундсен открыл спутникам свою тайну.

Впоследствии он так описывал это событие:

«Мне кажется, что все бывшие тогда на „Фраме“ долго будут помнить этот удушливый жаркий вечер на рейде Фунчала (порт на Мадейре). Все были вызваны наверх. Не знаю, о чём они думали, во всяком случае, вряд ли об Антарктике и Южном полюсе.

Лейтенант Нильсен, мой помощник, держал в руках большую карту южного полушария. Все невольно с удивлением смотрели на эту карту. Мне немного потребовалось слов для того, чтобы каждый понял, откуда дует ветер и каким курсом мы теперь пойдём. Нильсен развернул карту, и я в кратких чертах сообщил о новом плане. Я также рассказал о причинах, заставивших меня молчать об этом до сих пор.

Изредка я поглядывал на лица слушателей. Сначала они обнаруживали самые недвусмысленные признаки величайшего изумления, но не успел я ещё закончить свою речь, как глаза моих слушателей уже сияли и все они улыбались. Теперь я был уверен в ответе, который получу».

Все спутники единодушно одобрили новый план и выразили полное согласие идти к Южному полюсу. На Мадейре уже дожидался прихода «Фрама» брат Амундсена. С ним было послано в Норвегию известие с том, что первоначальный план экспедиции изменён. И ему же поручили сообщить об этом в Англию, для передачи капитану Скотту. Амундсен знал, что Скотт собирался идти к Южному полюсу.

Все члены экспедиции передали с братом Амундсена свои последние письма на родину.