Жизнь замечательных людей (№205) - Руал Амундсен

Руал Амундсен

Море зовёт

По узким мосткам школьники прошли на пароход и сели цепочкой вдоль борта. Помощник учителя Кнутсен внимательно оглядел каждого мальчика. У всех в руках или за плечами были сумки с едой. Последним на пароход поднялся учитель Нордаль.

Палуба парохода была открыта со всех сторон; брезентовая крыша защищала пассажиров от дождя и солнца.

Город только просыпался. Солнце выходило из-за дальних гор. В долине под Нурмаркеном ещё лежали синие тени. Вода у набережной казалась маслянистой и неподвижной. С пронзительными криками носились над водой чайки.

Пароход дал свисток. Под палубой зашипел пар. Два матроса убрали мостки, сняли чалки, и полоса воды меж берегом и пароходом стала расширяться. Мальчики встали со своих мест и звонко запели:

Да, мы любим эти скалы...

Громче и задорнее всех пел мальчик в зелёной куртке и зелёной шляпе. Кнутсен кивал мальчику головой в такт песне и, когда песня окончилась, сказал улыбаясь:

– У тебя, Руал, самый сильный голос.

– И самый неприятный, – тотчас же откликнулся насмешливый сосед Руала, белокурый мальчуган Фалькенберг.

Мальчики громко рассмеялись и заговорили, перебивая друг друга:

– У Руала в горле петух сидит.

– Какой там петух... Морж! Ишь, как ревёт!

Кнутсен унял шутников:

– Ну, не обижайте его. Смотрите, как хорошо кругом!

Отойдя от пристани, пароход прибавил ходу, и город стал удаляться. Тёмная зелень под горами постепенно синела. Белые дома на фоне зелени были похожи на птиц, присевших отдохнуть. Из-за дальней горы шёл к городу поезд. Длинным хвостом тянулся над ним белый пар. Мальчики во все глаза глядели на развёртывавшуюся перед ними панораму. Многие из ребят впервые ехали по этому фиорду к дальнему городу, лежащему у самого моря.

Пароход быстро шёл мимо берегов, где на обрывах белели красивые дома. Впереди показался низкий каменный остров. Вот он ближе, ближе, уже видны толстые каменные стены и жерла пушек. Учитель Нордаль протянул руку к острову:

– Эта крепость защищает подступы к нашей столице. Смотрите, как грозны эти стены и орудия.

Мальчики присмирели, молча рассматривая укрепления.

Миновав крепость, пароход вошёл в узкий канал, извилистый, как ползущая змея. Высоко над каналом висел мост. По мосту двигались повозки, экипажи, люди. И когда пароход прошёл под мостом, вдали показалось море, ещё не ясное, спрятанное в утреннем тумане. Мальчики запели снова.

Песня стала громче, как только открылась широкая гладь фиорда, сливающаяся с туманным морем. Три шхуны с косыми белыми парусами плыли под гористым берегом, а самой серединой фиорда шёл океанский пароход: и он и шхуны направлялись к маленькому городку, расположенному на правом берегу.

Судно, на котором ехали мальчики, только подходило к городской пристани, а океанский пароход уже швартовался у соседнего мола. Среди рыбачьих шхун и маленьких пароходиков океанский гость казался великаном. Шумной толпой школьники высыпали на набережную и построились в ряды. Впереди шёл учитель Нордаль в тёмной шляпе, а позади всех Кнутсен. Они шли неторопливо, разглядывая чистенькие городские дома, набережную, корабли.

– Итак, друзья мои, мы в Тонсберге, самом старом городе Норвегии, – сказал Нордаль торжественно. – Этот город основан задолго до рождения нашей столицы Христиании. Смотрите, сколько здесь кораблей! Они приходят сюда с рыбных и китобойных промыслов. Мы обойдём с вами всю набережную, а потом посмотрим, что делается на этих судах.

Набережная уже была полна народу. Вдоль неё в несколько рядов стояли остроносые суда с высокими бортами. На мачтах и реях висели свёрнутые паруса. Просмоленные верёвочные лестницы и снасти походили на чёрную паутину. У всех парусников на верхушке передней мачты были укреплены бочки. Эти бочки больше всего занимали мальчиков.

– Зачем они там?

– Вы не знаете, для чего бочки на мачтах? – спросил учитель. – Матросы называют эти бочки «вороньими гнёздами». Когда корабль входит во льды, капитан поднимается в это «гнездо» и в подзорную трубу осматривает горизонт: не видно ли где морского зверя, не покажется ли фонтан кита. Чем выше мачта, тем выше «гнездо», тем дальше видно.

Руал не отставал от учителя ни на шаг. Он ловил каждое его слово. В этом городе Руал был впервые, но море, корабли... с ними он сжился давно. Во время летних и зимних каникул Руал уезжал из Христиании в Борге, городок близ Сарпсборга-на-Гломме – самой большой реке Норвегии. Там, на берегу Гломмы, была отцовская судоверфь – Вервен. Зимой на приколе у берега реки стояли десятки судов, вот таких же, как эти. Руал знал даже, как строятся эти суда. Вместе с братьями он часто бывал на верфи.

Старший судостроитель Свэн Ульсен встречал мальчиков ласково, отвечал на сотни их вопросов, объяснял, для чего служит та или иная часть корабля, и разрешал им самим кое-что мастерить. Владелец верфи капитан Амундсен был доволен, что его мальчики с детства приучаются владеть пилой, топором, молотком, рубанком. Он не любил белоручек.

– Приучайтесь работать не только головой, но и руками, – говорил он им. – Ваш дед был рыбак, он не мог дать мне образования, но приучил меня работать не покладая рук. И я стал капитаном. Дети должны знать и уметь больше, чем их родители, иначе жизнь остановится.

Руал не хуже учителя мог сейчас объяснить, для чего служит та или иная часть судна, и всё-таки с жадностью слушал объяснения. Каждое судно было для него увлекательной сказкой. Ведь на этих судах смелые люди ходят в далёкие океаны бить китов, моржей, тюленей, ловить рыбу. Они не боятся ни штормов, ни бурь, ни морозов.

– А где же матросы? – наивно спросил учителя белокурый Фалькенберг.

– Вот они, матросы. – И, указав на трёх мужчин, кативших по узким мосткам большую бочку, Нордаль спросил удивлённо. – Разве ты не видел матросов раньше?

Мальчуган слегка покраснел.

– Я впервые в Тонсберге, – пробормотал он.

Руал живо повернулся к Фалькенбергу:

– Ты думаешь, матросы это какие-то богатыри?

Мальчик, не отвечая, смотрел на матросов; на них были засаленные рубахи с открытыми воротами, кожаные брюки и высокие неуклюжие сапоги. Обветренные, обожжённые морозами лица... Красные, усталые глаза...

– Разве это матросы?.. – разочарованно протянул Фалькенберг.

– Ну, конечно, матросы.

– Откуда они пришли... такие?

Матросы в это время выкатили бочку на каменную набережную, установили её рядом с другими бочками под деревянным навесом и пошли назад, к мосткам.

– Что разгружаете? – спросил у них Нордаль.

– Китовый жир, – сказал матрос, прикоснувшись рукой к фуражке.

– Далеко были?

– На Шпицбергене, – вежливо ответил матрос и побежал по мосткам навстречу толстенькому человечку, медленно сходившему с судна.

– Слышал? – обратился учитель к Фалькенбергу. – Этот корабль охотился на китов у Шпицбергена. А вот и сам капитан.

Толстенький бритый человечек мало чем отличался от матросов. Только его куртка была, пожалуй, немного чище да на рукаве желтела узкая золотая ленточка.

– А я думал... – пробормотал мальчуган.

Учитель наклонился к нему:

– Что ты думал?

Но тут вмешался Руал:

– Он думал, что капитан высокого роста, силач, а матросы – богатыри.

Учитель и мальчики рассмеялись.

– Нет, мой друг, – ласково сказал Нордаль, – матросы и капитаны не похожи на древних викингов, каких ты встречал в книжках. Теперь ты видишь – это самые обыкновенные люди.

Руал взял Фалькенберга под руку. Он понимал его разочарование. Он и сам ещё недавно представлял себе матросов и капитанов людьми особенными. Но это было ещё до того, как он познакомился с ними на отцовской верфи.

Громко перекликаясь, школьники шли по набережной. Всюду была суета: по мосткам ползли тачки с кипами тюленьих шкур, с грохотом катились тяжёлые бочки, обитые железными обручами. Гавань была полна волнующими запахами. Пахло смолой, солёным морем. Множество чаек с пронзительным криком пролетало меж мачтами кораблей, над набережной, над водой, покрытой маслянистыми пятнами. С моря шли маленькие волны, и ветер тихо гудел в реях, будто звал куда-то вдаль, на простор.

Руал, задумавшись, шёл позади товарищей. Он то и дело останавливался у каждого корабля и будто прилипал к нему глазами.

С набережной пошли в город.

– Позвольте мне остаться в порту, – попросил Руал учителя. – Я хочу посмотреть, как здесь работают.

– И я, и я хочу остаться! – раздалось несколько голосов.

Учитель переглянулся со своим помощником:

– Вы, может быть, останетесь с ними, Кнутсен? Мы пойдём в музей, а к полудню встретимся в главной школе.

Школьники разделились. Большинство ушло с Нордалем, а несколько мальчиков с Кнутсеном осталось на набережной, где стоял пароходик, на котором они приехали из Христиании.

Теперь уже нечего было торопиться, и мальчики подолгу разглядывали каждое судно, которое их занимало и казалось необыкновенным.

После ухода учителя Руал стал объяснять товарищам, как управляют судами, как охотятся в далёких северных морях. Он заметно гордился своими знаниями, рассказывал оживлённо, с задором. Было видно, что море для него – родная стихия.

И Кнутсен, с удовольствием слушая мальчика, спросил невольно:

– Ты кем же будешь, Руал, когда кончишь школу?

Руал посмотрел прямо в лицо Кнутсену и ответил решительно:

– Я буду моряком.

«Ты будешь доктором»

Дверь в комнату тихо отворилась. Мать подняла от шитья голову: на пороге стоял Руал. Его глаза светились. Он радостно улыбался матери, но вдруг смутился, заметив в её глазах слёзы. Улыбка мгновенно погасла, лицо стало хмурым.

– Ты опять плакала, мама?

Мать склонила голову к шитью. Ей совсем не хотелось, чтобы сын видел её слёзы. Не поднимая глаз, она спросила глухим голосом:

– Проводил?

– Проводил, – ответил Руал. – Дождик накрапывает. Леон испугался, что испортит свою новую шляпу, и побежал... как заяц по огороду.

Руал хотел шуткой развеселить мать, но она ещё ниже склонилась к шитью, и мальчик услыхал приглушённый всхлип.

– Ну, мама, не плачь же! – сказал он. – Всё время слёзы да слёзы.

– Я не хочу плакать... Что ж! Раз так надо, пусть уходит. Все сыновья ушли скитаться по свету. Как они будут жить?

Голос у матери дрожал, и Руал видел, что она пытается подавить рыдания.

– Хорошо будут жить, мама. Не бойся. Будут работать, служить. Я тоже скоро начну работать. Ведь мне уже четырнадцать.

Мать покачала головой:

– Нет, ты ещё не скоро будешь работать. Ты должен много учиться, чтобы стать доктором.

Мальчик сел за стол, положил руки на скатерть и внимательно посмотрел в лицо матери.

– Но, мама, я же тебе говорил, что я буду моряком.

– Нет, ты будешь доктором. Я не хочу, чтобы и ты покинул меня. У меня уже никого не осталось. Только ты один... – Она помолчала немного и сказала тихо, с мольбой: – Неужели и ты меня оставишь?

По лицу мальчика пробежала тень. Он хотел что-то сказать, но промолчал. Прежде он всегда спорил с матерью. Два года подряд он упрямо твердил: «Буду моряком, буду!» Но с тех пор, как умер отец, – а это случилось год назад, – Руал решил не огорчать её. Она теперь часто плакала, вспоминая покойного мужа. Плакала оттого, что большая семья начала распадаться... Вот сегодня ушёл и Леон. И у неё остался только Руал.

Да, мальчик прав. Слезами себе не поможешь. Она успокоилась, подняла голову от шитья и, пристально глядя на сына, сказала тихо, но твердо:

– Так-то, мой мальчик: ты будешь доктором. Пройдет ещё лет шесть или семь, ты окончишь университет, мы поселимся с тобой где-нибудь на тихой улице... а может быть, уедем из Христиании в Борге... и заживём мирной, спокойной жизнью.

Мальчик откинулся на спинку стула и, полузакрыв глаза, слушал мать.

«Доктор?» Руал представил себе их соседа, доктора Леви, седого, вечно кашляющего старика, с рыжеватой бородой, угрюмого, скучного. Он всегда ходит в чёрном сюртуке, и глаза у него такие, будто он недоволен всем миром. Неужели и ему, Руалу, придётся стать таким же, как этот Леви? И он так же будет ходить, опираясь на палку, зимой и летом по одной и той же улице и только менять летнюю шляпу на зимнюю шапку и чёрный сюртук на шубу с мохнатым воротником, как меняет их доктор Леви?

«Нет, доктором я не буду», – решил он про себя.

А мать говорила о том, как хорошо они будут жить в Борге.

– Ведь Борге твой родной город. Мы увезли тебя оттуда трёхмесячным ребёнком. Там нам было хорошо. Но твой отец всегда хотел жить в столице. И вот мы переехали в Христианию. Правда, и здесь мы жили неплохо, пока не умер твой отец.

Руал закрыл глаза, думая о своём. В чёрные окна убаюкивающе барабанил дождь. Мать взглянула на сына, на его закрытые глаза:

– Ты спать хочешь? Иди ложись.

Руал стряхнул с себя сон, поднялся с места и, пожелав матери спокойной ночи, пошёл к себе.

Маленькая комната его походила на каюту. Не зажигая света, он подошёл к окну. Дождь всё ещё стучал в стекла. Однообразно шумели деревья, и где-то недалеко за стеной слышался глухой звон. То били башенные часы: раз, два, три... пять... десять... В соседнем дворе, у доктора Леви, залаяла собака: так она лает всякий раз, когда доктора приходят звать к больному. Руал живо представил себе, как поздно вечером доктор вернулся домой, лёг спать, и вот сейчас его будят, кому-то понадобился доктор Леви. Вот сейчас он, наверное, ворчит, кашляет и в глухую ночь, в дождь пойдёт по тёмной улице туда, куда его позвали.

Нет, Руал не будет доктором! Вот уж сколько лет он думает только о море. Даже по ночам оно не оставляет Руала. Ему снятся океаны, моря, киты, моржи и тюлени, – он едет далеко на охоту. И вот сейчас... он засыпает с мыслью о море... Это не дождь шумит, это плещет море... «Нет, доктором я не буду!» Катятся холодные зелёные волны, и тихо поёт ветер, будто зовёт куда-то вдаль.

«Приключения Джона Франклина»

Был праздник. Руал не выходил из своей комнаты, хотя было уже двенадцать часов дня. Мать подошла к двери, постучала:

– Руал, ты спишь?

Бодрый голос ответил из-за двери:

– Нет, мама, я читаю.

– Иди же завтракать!

Руал появился на пороге столовой с толстой книгой в руках. Глаза его были широко открыты, он смотрел на мать, на накрытый стол с таким видом, словно не мог понять, как он сюда попал. Волосы его растрепались, ворот рубашки расстегнулся.

– Ну посмотри, Руал, на кого ты похож! – с укором сказала мать.

Руал машинально застегнул ворот, пригладил ладонью волосы и сел за стол, положив перед собою книгу. Мать пододвинула ему кофе. Не глядя, он взялся за стакан и упёрся глазами в недочитанную страницу.

– Перестань читать! – возмущенно сказала мать. – Сначала позавтракай.

– Я сейчас, мама, вот только полстранички... Сейчас...

Его глаза бежали по строчкам.

Мать сама закрыла книгу. Руал торопливо пил кофе. Он спешил вернуться к книге.

– Что это за книга?

– «Приключения Джона Франклина».

– Опять моряки?

– Да, мама.

– Ох, эти моряки! Они вскружили тебе голову. Ты только о них и думаешь. А ведь уже не маленький. Пора бы тебе подумать о будущем. Ты же не моряком будешь, а доктором.

Руал исподлобья посмотрел на мать, – ему не хотелось спорить, и некогда было. Он допил стакан и бросился в свою комнату, на ходу отыскивая нужную страницу:

«Третью неделю шла борьба корабля со льдами. В тёмную ночь, когда свирепствовала буря, корабль вдруг затрещал, сдавленный льдами. Точно ружейные выстрелы раздавались внутри корабля: то лопались переборки и бимсы. Вода хлынула в трюм, и люди уже были бессильны спасти корабль. На палубе и в трюме раздались крики:

– Спасайтесь!

Множество ног затопало в темноте. При свете факелов люди начали сгружать с корабля прямо на лёд лодки, ящики и бочонки со съестными припасами, кипы одежды».

Руал затаив дыхание читал дальше:

«Всю ночь бушевала буря, и всю ночь трещали льды. Когда настало утро, люди увидели, что от их корабля остались только раздробленные брёвна да валявшиеся на льду мачты со спутанными вантами. Но вдали, к счастью, виднелись чёрные берега, покрытые на вершинах синим льдом и снегами. Люди потащили на себе лодки и продовольствие к берегу через взломанный лёд. Дрожа от холода, они сгибались от усилий так, что почти касались грудью льда.

Два дня им понадобилось, для того чтобы добраться до берега.

На этом тяжком пути четыре человека провалились под лёд. Товарищи не успели им помочь, и льды сомкнулись над головами несчастных.

Мало радости ждало путешественников на суше. На тысячу километров здесь не было человеческого жилья: только оледенелый камень и ледяная пустыня. Где-то далеко к югу, на громадном расстоянии отсюда, были фактории американцев. Чтобы добраться до них, нужны недели и месяцы, а продоволь ствия было мало. Но силён человеческий дух, и сильна воля. Джон Франклин убедил своих спутников идти вперёд. Он сказал, что надо, не останавливаясь, двигаться к югу, скорей, скорей, пока есть ещё силы, пока не наступила глухая полярная ночь.

И, ободрённые его словами, люди пошли к югу. Они тащили на себе лодки, поставленные на самодельные сани. В лодках лежали скудные запасы пищи и оружие. Дни становились короче и короче, с севера дул ветер с колючим снегом, пронизывая путников до костей. Вечером люди устраивали стоянку, прятались от ветра под лодки, а на рассвете снова пускались в путь.

К концу второй недели иссякли запасы продовольствия. В ночь с пятницы на субботу умерли от голода и холода два матроса, и это привело всех в отчаяние. Всем захотелось лечь, не вставать и ждать смерти. Но пришло утро, и Джон Франклин, как обычно, поднял всех на ноги, и отряд снова двинулся к югу. В понедельник увидели хижину, сделанную из брёвен, выброшенных морем. Все приободрились. А вдруг в этой хижине живут люди? Ещё немного, и можно будет найти тёплый приют и пищу. Они побежали, напрягая последние силы. Вот, наконец, и хижина... Дверь открыта, окно выломано. Летом здесь, должно быть, жили индейцы. По всему было видно, что они уже давно ушли на юг. Ни пищи, ни дров. Только у одной стены валялся скелет белого медведя с присохшими к костям кусочками мяса. Люди жадно кинулись к скелету, но Джон Франклин остановил их, соскоблил остатки мяса и разделил его между всеми поровну.

Эту ночь несчастные путешественники переночевали в хижине, а утром опять пошли дальше. К исходу второго дня у них не осталось ни крошки пищи. На каждой стоянке умирали матросы, умирали без ропота, без жалоб. Но Джон Франклин шёл впереди всех, ободряя людей, обещая им скорое избавление.

На одной из стоянок матрос Джемс снял сапоги с умершего товарища, отрезал от голенища длинный ремень и стал его жевать. Глядя на него, другие матросы тоже отрезали куски кожи от своих сапог и жевали её. Сам Франклин сделал то же самое. Нужно было хоть чем-нибудь, хоть как-нибудь утолить нестерпимый голод...»

Руал поднял голову от книги. Как? Сапоги, свои сапоги люди ели? Он посмотрел под кровать, где у него стояла пара крепких кожаных башмаков. Может быть, у этих людей была такая же кожаная обувь... Он взволнованно поднялся со стула, прошёлся по комнате. Шесть шагов в одну сторону, шесть шагов в другую.

Он ясно представил себе, как люди идут по тёмной ледяной пустыне навстречу свирепому ветру. Ветер хлещет им в лицо, сбивает с ног. Они падают от усталости и истощения, умирают на стоянках... Что привело их сюда? Жажда знать и видеть, что находится далеко за Полярным кругом. Во имя науки пошли они на все невзгоды...

Руал взволнованно остановился перед окном. Сад был залит солнцем. Небо сияло, глубокое, как море. Джон Франклин ушёл вот из такого же города, и матросы также ушли из городов, где светит ласковое солнышко, ушли к вечным полярным льдам, где ждали их страшные муки и, может быть, гибель... Но они хотели всё знать, всё видеть... Они погибали... Но что может быть почётнее смерти во имя науки?

– Я буду полярным исследователем, таким, как Франклин! – вслух сказал Руал и выпрямился, сияющий, будто нашёл, наконец, то, что долго искал.

Все – к одной цели

Книга Джона Франклина была перечитана множество раз. Руал знал наизусть те места, где говорилось об ужасных страданиях и гибели славной экспедиции. И странно – страдания эти не пугали его, и он всё твёрже укреплялся в своём решении стать полярным исследователем.

И только мысль о матери беспокоила его. Что она скажет, когда узнает, что её Руал будет не только моряком, но и полярным исследователем? Моряк – ещё куда ни шло. Правда, жизнь у моряков беспокойная, опасная, многие моряки погибают в бескрайних просторах морей и океанов. Но ведь немало моряков доживает и до глубокой старости, мирно проводя свои последние дни где-нибудь в тихом городке в кругу семьи. Может быть, рано или поздно мать и примирилась бы с тем, что Руал будет моряком...

Но никогда не примирится она с мыслью, что её сын будет полярным исследователем. Она сама читала книги о полярных экспедициях. Люди, отправлявшиеся за Полярный круг, часто исчезали бесследно...

«Не надо ничего говорить ей до поры до времени, – решил Руал. – Вот когда я вырасту, стану самостоятельным... Сейчас пусть думает, что я буду доктором. А самому необходимо готовиться».

Так на два русла разделилась жизнь юного Руала Амундсена.

По-прежнему он учился, как и все мальчики: аккуратно ходил в школу и не всегда получал хорошие отметки, хотя мать и учителя считали Руала прилежным учеником. Но он отдавал ученью только самое необходимое время. А исподволь готовился к опасным путешествиям по неизведанным полярным странам.

Генрик Петерсен, верный и преданный товарищ по школе, мечтал вместе с Руалом о том, как они сделаются моряками. В первые дни, когда Руал решил стать полярным исследователем, он очень хотел поговорить об этом с Генриком. Но Генрик часто бывал у них, он мог забыться, заговорить при матери о тайных планах Руала. Всё открылось бы, и мать снова начала бы волноваться и плакать. Нет, лучше молчать. Не говорить никому! Недаром есть норвежская пословица: «Настоящее большое дело делается втайне».

Итак – тайна! Он сам в одиночку будет готовиться к великим завоеваниям. Он поставит себе цель, ясную цель, и будет к ней стремиться.

Книга о путешествии Джона Франклина стала любимой книгой Руала. Он не расставался с нею и всегда носил её в ранце между учебниками. Но книга библиотечная. Её пришлось вернуть. Тогда он купил себе такую же, чтобы она всегда была с ним. Руал вырезал из книги портрет Франклина, вставил его в рамку и повесил у себя над столом, чтобы великий путешественник, погибший во льдах, всегда был перед его глазами.

Дни шли за днями, недели за неделями. Руал с головой погрузился в книги о путешествиях.

Тысячелетия прошли, как люди начали плавать по морям и океанам. А всё-таки Земля и до сих пор ещё мало исследована. Никто не знает, что находится на Северном и Южном полюсах, никто не знает, можно ли пройти на корабле вдоль северных берегов Америки из Атлантического океана до Берингова пролива или вдоль северных берегов Европы и Азии от Белого моря до того же Берингова пролива. На географической карте всё, что лежит за Полярным кругом, обозначено белыми пятнами.

Да и вообще совсем-совсем недавно почти весь земной шар был сплошным белым пятном.

Только четыреста лет назад каравеллы Христофора Колумба впервые пересекли Атлантический океан.

Несколько лет спустя Васко да Гама ощупью прошёл вокруг Африки, а другой путешественник, Америго Веспуччи, первым из европейцев описал берега Америки.

А таинственные области вечных льдов на севере и юге долго ещё были скрыты покровом неизвестности.

Два века назад корабли Кабота, Баренца, Гудзона и многих других путешественников робко приблизились к кромке вечных льдов и отступили, чувствуя себя бессильными.

И лишь в XVIII и в первой половине XIX века, отыскивая новые торговые пути и неудержимо стремясь к знаниям, люди начали проникать всё дальше и дальше в область вечных льдов.

Много труда на освоение Севера положили русские. Уже с XVII века русские рыбаки и зверобои промышляли на Шпицбергене, известном у них под именем Груманта. В XVIII веке русские прожили на острове несколько лет, построили там избу, которая сохранилась до сих пор. На острове поставлено несколько крестов – знаки их пребывания. Ещё раньше русские освоили остров Новую Землю, где промышляли не только летом, но и не раз зимовали. Много сил отдали они также изучению северных берегов Сибири и прилегающих островов.

Выполняя завет беспокойного царя Петра Первого, лелеявшего мечту о «дороге через Ледовитое море в Китай и Индию», вела работу Великая Северная экспедиция. Она исследовала всё побережье Полярного океана и нанесла на карту границы России на огромном протяжении, от Белого моря до устья Колымы.

Так постепенно моряки-исследователи и моряки-промышленники проникают в полярные страны. Они терпят лишения, многие из них гибнут, но мало-помалу срывается таинственная завеса с таинственных стран.

И, погружаясь в книги, Руал Амундсен узнавал всё ближе и ближе этих отважных людей.

Кто они? Чем они отличаются от других?

Они смелы. Они решительны. Они выносливы и неприхотливы. У них железное здоровье. Они не боятся лишений, голода и даже смерти. Их воля крепка как сталь. И невольно Руал сравнивал себя с ними.

Что он собою представляет? Он изнежен, боится холода. Здоровье? Где у него здоровье? Он такой же, как все мальчики, которые хотят стать докторами, адвокатами, бухгалтерами. Даже глаза у него побаливают от постоянного чтения по ночам.

Воля? Нет у него воли: сегодня он решает одно, а при первом же препятствии отступает.

Знания? Нет у него и знаний, чтобы по-настоящему работать. А все великие путешественники – он это теперь знал – были и большими учёными.

Здоровье, воля, знания!.. Руал всё взвешивал, обсуждал. Да, много надо работать, чтобы приготовить себя к будущим трудам и лишениям. Мало-помалу мальчик представлял себе тот образ, на который он, Руал, должен был походить, чтобы называться полярным исследователем. А им он будет. Он станет полярным путешественником и откроет тайны Севера.

Человек сильной воли

Всё как будто шло по-старому. Каждое утро с сумкой, набитой учебниками, Руал ходил в школу, отвечал уроки учителям, старался всегда быть ровным и спокойным. Только во время перемен он уже никогда не оставался в душном классе, а бежал на широкий двор и там возился с товарищами. Прежде он не любил футбол, а теперь пристрастился к нему и хоть пять минут, хоть десять, а играл напористо, с увлечением. Футбол лучше всякой другой игры укрепляет мускулы ног, а крепкие ноги особенно нужны полярному путешественнику.

По-прежнему он много читал. Но и читал не так, как раньше. Он завёл особую тетрадь и заносил в неё всё, что полярные исследователи писали об экспедициях: об одежде, обуви, снаряжении, необходимом при походах через льды. У Руала было записано, чем питались путешественники, на чём везли своё снаряжение, как вели научные наблюдения.

Кропотливые записи росли строчка за строчкой. Эта тетрадь стала самой большой ценностью Руала.

Между тем наступила зима. В усердных занятиях Руал почти не замечал, как бежало быстроногое время.

Время тянется долго только для ленивых и нетерпеливых.

С конца ноября горы вокруг Христиании покрылись снегом.

За окном своей комнаты, на раму с наружной стороны, Руал приделал термометр. Морозы стояли небольшие – в пять-шесть градусов. Лишь однажды термометр показал двенадцать градусов. «Ого, сегодня холодно, – решил Руал, увидав, как упала ртуть в градуснике, – надо одеться потеплее». И тут у него мелькнула мысль: «Это же совсем пустяковый мороз против тех, что там, за Полярным кругом. Какой же я полярник, если боюсь двенадцатиградусного мороза? Я должен приучить себя переносить такой мороз незаметно».

И с этого утра Руал начал приучать себя к морозам.

Всю зиму он ходил в школу в лёгкой куртке и без перчаток. Утром и вечером обливался холодной водой со снегом. Он должен был сделать своё тело сильным и выносливым.

Как-то ночью, готовясь ко сну, он подошёл к своей постели, снял одеяло, поправил простыню и подушку. «А как придётся спать там? – мелькнула у него мысль. – Там ведь не будет ни подушек, ни матраца, ни простыни. Я привык спать в тепле и с удобствами».

Он тихо вышел в переднюю, чтобы не разбудить мать, снял с вешалки своё тёплое пальто и положил его поверх одеяла. Потом он открыл окно – холод хлынул в комнату. Руал торопливо потушил лампу, разделся и юркнул под одеяло. «Вот так... хоть сколько-нибудь похоже на те ночёвки». Из-под одеяла торчал только его нос.

Так с открытым окном проспал он первую ночь.

Рано утром мать постучала к нему.

– Руал! Почему так дует из-под твоей двери?

Руал быстро вскочил с кровати, и холод тотчас пронизал его до костей.

– У меня открыто окно, мама.

– Затвори сейчас же. Что это за выдумки! Вся квартира выстыла.

Захлопнув окно, Руал стал одеваться, дрожа от холода. «Я не имею права мёрзнуть. Я не должен мёрзнуть. Мне тепло!» – убеждал он себя, стараясь побороть дрожь.

За завтраком мать, кутаясь в тёплый платок, сердито выговаривала ему, что нельзя так вымораживать квартиру. Руал, улыбаясь, отмалчивался. А вечером, перед сном, прежде чем отворить окно, он положил под дверью коврик, свёрнутый трубкой, чтобы холод не проходил в другие комнаты.