«На лыжах через Гренландию»

В конце зимы 1888 года Руал зашёл в библиотеку, чтобы прочитать в журналах новости о путешествиях, и вдруг увидел статью «На лыжах через Гренландию».

У Руала задрожали руки. «Гренландия? Лыжи?» Вот куда бы он отправился с восторгом! С волнением принялся он читать статью. Молодой учёный Фритьоф Нансен собирался пройти на лыжах через ледники Гренландии! На корабле он дойдёт до восточного берега этого мёртвого острова, на лодке пробьётся через плавучие льды, что окружают берег, поднимется на ледник и на лыжах пройдёт через всю Гренландию до местечка Готгаб на западном берегу.

Несколько минут Руал сидел ошеломлённый.

Вот это путешествие! Пока он, Руал, мечтает о дальних краях, его земляк Нансен уже готовится к походу через недоступную, неизведанную Гренландию.

Кто такой Нансен?

В статье о нём не было ни слова.

Руал подошёл к библиотекарю.

– Скажите, пожалуйста, где можно прочесть о Нансене?

Библиотекарь взглянул на Руала и улыбнулся.

– Ага, и вас захватило? Вы тоже не прочь отправиться с ним в поход?

Руал вспыхнул от смущения: библиотекарь будто прочёл его сокровенные мысли.

– К сожалению, я ещё не вырос, чтобы пуститься в такой путь, – скромно сказал он.

– Жалеть нечего. Нансен затеял безумное предприятие. Прочтите-ка вот это.

И библиотекарь подал Руалу тоненький юмористический журнал, услужливо развернув нужную страницу.

Руал прочёл:

«В июне нынешнего года лаборантом Нансеном будет дано замечательное представление: бег на лыжах по материковому льду Гренландии. Места для публики устроены в трещинах ледников. Брать обратные билеты излишне».

Тут же была картинка: среди ледяных гор лежит длинноногий человек с привязанными к ногам лыжами. Он замёрз, его заносит снегом.

Руал нахмурился. Насмешка его обидела.

– Я хотел бы прочесть что-нибудь более серьёзное, – сказал он, возвращая журнал.

– Вам, я вижу, это не нравится, – рассмеялся библиотекарь. – Но в самом деле затея Нансена похожа на безумие. Мало кто пишет об этом деле серьёзно. Впрочем, можете прочесть вот эти газеты.

В газетах сообщалось, что молодой учёный Нансен живёт в Бергене... Ага, он уже подбирает себе спутников! Ему нужны три человека, привыкшие к полярным путешествиям. «А что, если я напишу ему?» – подумал Руал, и от одной этой мысли у него похолодели руки.

Но тотчас же он прикинул: ему ещё не было шестнадцати лет (он родился в 1872 году, 16 июля), он никогда не путешествовал не только по полярным странам, а даже просто по океану.

В тот памятный вечер он просидел в библиотеке до её закрытия, перечитывая газеты и журналы, в которых говорилось о Нансене. Руал увидел, что большинство авторов не верит в затею Нансена – называет её вздорной, и сердился на них. Но в двух-трёх статьях планы Нансена хвалили и одобряли.

С этого дня Руал напряжённо следил за всеми приготовлениями к походу. Газеты сообщали: поход, очевидно, состоится – Нансен нашёл трёх спутников. Спутники Нансена – норвежцы: капитан Свердруп, лейтенант Дитрихсен и молодой крестьянин Тран. Кроме них, поедут ещё два лапландца.

В яркий апрельский день Христиания провожала Нансена и его друзей. Вся набережная была запружена нарядными толпами. Суда в порту украсились разноцветными флагами. Наконец показался Нансен. Он шёл с непокрытой головой сквозь толпу.

Руал стоял возле самых мостков. Жадными глазами смотрел он на отважного путешественника, кричал «ура» и размахивал шляпой. Когда пароход, на котором уезжал Нансен, отошёл от пристани, во всём порту загудели гудки судов и на всех мачтах взвились флаги: «Счастливый путь!» С крепостных стен прогремел пушечный салют. Огромная толпа на набережной запела гимн: «Да, мы любим эти скалы».

Пароход миновал старые стены крепости, висячий мост и скрылся за поворотом канала. Толпа начала расходиться. Руал ушёл с набережной последним.

Теперь его утро начиналось с газеты: «Нет ли вестей о Нансене?»

А вести были скупы. Нансен прибыл к Копенгаген, Нансен выехал в Шотландию, Нансен едет в Исландию, чтобы сесть на корабль «Язон», который доставит путешественника к восточному берегу Гренландии. В начале июня промелькнула последняя короткая заметка: «Нансен и его спутники сели на „Язон“ и отправились в океан».

А затем начались мучительные дни. Два месяца в газетах не было никаких сведений о Нансене. Руал напряжённо ждал вестей. Газеты молчали. Наконец, уже в сентябре, появилось короткое сообщение: «В середине июля Нансен и его спутники в двух лодках отправились с „Язона“ на берег Гренландии через плавучие льды».

И снова потянулись дни ожидания.

Месяц спустя пришла новая весть: «Экспедиция Нансена благополучно перешла на лыжах через ледяные пустыни Гренландии и осталась зимовать на западном берегу, в местечке Готгабе, куда корабли ходят только летом».

Это известие Руал прочёл в газете утром по пути в школу. Он хотел бежать назад, домой, чтобы немедленно сообщить матери об этом величайшем событии. Но вернуться домой – значит опоздать на уроки. Нет, этого делать нельзя. Он побежал в школу. Размахивая газетой, он ворвался в класс:

– Нансен перешёл Гренландию! Ур-ра!..

Во всех норвежских газетах и журналах появились восторженные статьи о Нансене. Руал каждый вечер приходил в библиотеку. Тот же библиотекарь, который недавно ещё посмеивался над Нансеном, теперь говорил льстиво:

– Нансен? О, да! Фритьоф Нансен – наш герой.

И газеты, ругавшие и поносившие сумасбродные «затеи» Нансена, сейчас пели ему гимны.

В журналах появились портреты Нансена, его отца и матери, снимки домика, в котором он жил, училища, в котором учился. Вот Нансен-мальчик. Белокурые подстриженные волосы, такая же курточка, какую носил в детстве и Руал. Нансен увлекается охотой, он любит рыбную ловлю. Газеты наперебой сообщали различные события из жизни Нансена. «Однажды маленький Фритьоф пошёл ловить рыбу. Клёв был богатый, и скоро в корзине-садке плескалось десять больших рыб. Фритьоф заторопился и, закидывая удочку, взмахнул леской так неудачно, что крючок впился в его верхнюю губу. Нестерпимая боль заставила его ухватиться обеими руками за крючок. Он попробовал вытащить его. Крючок держался крепко. Тогда Фритьоф с крючком в губе побежал домой. Кровь заливала его куртку. Мать встретила его испуганным криком:

– Что с тобой?

– У меня в губе крючок, – стараясь быть спокойным, ответил Фритьоф.

Мать попыталась вытащить крючок. Он не вылезал. Тогда она взяла острый нож, разрезала кожу на губе и вытащила крючок. Фритьоф не кричал, не плакал и как будто даже не волновался».

«А если бы со мной это случилось? Заплакал бы я? – спросил себя Руал. – Пожалуй, заплакал бы. А мама?.. Она, наверное, кричала б от страха».

Ещё писали газеты: в детстве и юности Нансен увлекался лыжным спортом. Сейчас он ходит на лыжах так, что немногие сумеют его перегнать. Издавна готовясь к далёким путешествиям, он закалял себя постоянными упражнениями.

Это обрадовало Руала. И он делал как раз то же самое, что и Нансен. Значит, путь его правильный. Когда-нибудь и он также совершит большое путешествие в полярные страны. И вся Норвегия будет так же гордиться им, как сейчас гордится Нансеном.

Приближался май 1889 года. Страна готовилась встречать Нансена. Зиму Нансен провёл в Готгабе и в апреле выехал на родину. Его ожидали тридцатого мая. Вся Христиания с утра вышла его встречать. Берега фиорда, стены старой крепости, висячий мост через канал – всё было усеяно народом. Сотни судов и тысячи лодок отправились навстречу пароходу, который вёз Нансена и его спутников.

Руал и три его товарища вышли в лодке далеко в море. Их опередили только пароходы и большие ёлы. Но вот вдали забелел пароход. На всех паровых судах загудели гудки, и на мачтах взвились разноцветные флаги: «Добро пожаловать!» Руал впился глазами в пароход. Там, на баке, возле сигнального колокола, стояла небольшая группа людей: четверо высоких и двое маленьких.

Лодка с мальчиками встала на пути парохода. Забыв обо всём, они бросили вёсла, неистово закричали и замахали шляпами.

Нансен, – Руал сразу узнал его, – поднял над головой шляпу и ответил на горячее приветствие.

– С ними женщины, – сказал Петерсен, сидевший у руля, и показал на маленьких спутников Нансена.

– Это не женщины. Это лапландцы Балто и Равно, – объяснил Руал (из газет и журналов он знал по имени каждого участника экспедиции).

Пароход медленно шёл к пристани. Длинным хвостом тянулись за ним лодки и ёлы. Со стен крепости загрохотали пушки – приветственный салют отважным путешественникам. Толпа на берегу пела песни, кричала «ура».

Руал, изо всех сил работая вёслами, старался не отставать от парохода. Он грёб, кричал, пел, и глаза его светились счастьем.

До поздней ночи тысячи людей толпились у дома, где остановился Нансен. Руал, конечно, был в этой толпе и не мог уйти. Время от времени Нансен выходил на улицу. Его встречали громогласным «ура». Он был истинным народным героем.

Перелом

Неторопливо потянулись студенческие годы Руала Амундсена. По настоянию матери он изучал медицину. Но тайно по-прежнему готовился к полярным исследованиям. Он пользовался каждым свободным часом, чтобы ходить на лыжах. Зима в Норвегии длинная – она тянется с ноября по апрель. Молодой Амундсен стал опытным лыжником. Его успехи были не совсем обыкновенны..

Он свободно проходил за день пятьдесят километров, мог легко взбираться на горы и в беге на лыжах завоевал первенство. Летом Амундсен увлекался греблей и футболом. Это был верный путь к укреплению здоровья. А ночью Руал читал книги, изучал языки. Он научился говорить по-немецки, по-французски, по-английски.

Так прошло два года его студенческой жизни. Оставалось ещё три года до окончания университета. Он мечтал о том дне, когда получит диплом доктора, и тогда... тогда он скажет матери правду. Зачем её тревожить сейчас? Ведь не завтра же поедет он в полярные страны. Время ещё терпит.

Вот если бы ему стать таким, как Нансен! Но он будет таким же.

В эту зиму все норвежские газеты опять заговорили о Нансене. Он собирался в новую экспедицию – к Северному полюсу.

К полюсу! К полюсу! Сердце Амундсена сжалось. Ведь это то, о чём он тайно мечтал. А газеты трубили вовсю. Теперь ни одна из них не осмеливалась сомневаться в Нансене, никто не пытался критиковать его замыслы.

Нансен строит корабль небывалой формы. У корабля нет киля, днище у него полукруглое, как половина яйца. Если его сожмут полярные льды, он поднимется вверх, а не будет раздавлен, как знаменитая «Жаннета».

Руал уже читал о трагической судьбе «Жаннеты» и её командира де Лонга. Корабль затёрло льдами у берегов Восточной Сибири. Экипаж покинул его. Льды потащили «Жаннету» к полюсу, раздавили её, и обломки корабля были найдены на берегах Гренландии пять лет спустя.

Нансен недаром думал о «Жаннете», когда строил свой корабль. Гибель «Жаннеты» и дрейф её обломков подтверждали многочисленные наблюдения полярных путешественников. Они не раз встречали у восточных берегов Гренландии вмёрзшие в лёд сибирские сосны, ели, лиственницы. Их вынесли в холодный океан сибирские реки – Обь, Енисей, Лена. Деревья были захвачены ледовым течением и вместе со льдами пришли в Гренландию.

Значит, льды не стоят на месте, а движутся. Очевидно, на полюсе нет земли, там вечно движущееся ледяное поле. А может быть, и открытая вода.

И Нансен решил на своём корабле повторить путь сибирских сосен, лиственниц и обломков «Жаннеты». На своём корабле он вмёрзнет в лёд и вместе с ним проплывёт через полюс к берегам Гренландии.

Смелый план Нансена потряс Руала. Вот как надо работать и мыслить! Смелость, широта взгляда, остроумие! Тысячи людей знали о том, что льды приносят сибирские деревья к берегам Гренландии, знали, что обломки «Жаннеты» сделали тот же путь, что и деревья; знал об этом и сам Руал, но только Нансену пришла в голову великая мысль проплыть со льдами через полюс.

Осенью корабль был закончен и спущен на воду. Имя ему дали «Фрам», что по-норвежски значит: вперёд!

Имя было под стать творцу корабля. Оно хорошо сочеталось с именем человека, ставшего национальным героем Норвегии. Вперёд! К полюсу!

В конце 1892 года Нансен поехал в Англию. Ему надо было узнать мнение специалистов о плане его экспедиции. Руал мысленно был с ним. Нансен сделал доклад в Лондоне в Географическом обществе в присутствии многих полярных путешественников. И... план Нансена был отвергнут. Известный путешественник Мак-Клинток заявил, что никогда в Географическом обществе не обсуждалось столь безрассудного по своей смелости плана.

– Судно будет неизбежно раздавлено льдами! – заявили специалисты.

Адмирал Нерс сказал просто:

– Северного полюса достичь нельзя!

Руал возмущался. Ведь всё так ясно, просто, остроумно. Может, англичане говорят так из зависти?

Он страдал, должно быть, больше, чем сам Нансен. Он боялся, что Нансен отступит... откажется от своего плана. Тогда... Что тогда? Тогда сам Руал возьмётся осуществить его. Как это прекрасно: пройти через полюс на корабле!

Но Амундсен волновался напрасно. Приём в Лондонском географическом обществе не смутил Нансена. Вернувшись в Норвегию, он с новой энергией принялся за подготовку экспедиции. Он решил довести свой план до конца.

Отплытие «Фрама» было назначено на Иванов день – 24 июня 1893 года. Этот день считается в Норвегии народным праздником. Ещё накануне Руал приехал из дому к бухте Люзакер, где стоял «Фрам». Одиноко бродил он по набережной, издали посматривая на корабль. Как жаль, что он не мог поехать с Нансеном! Он молод... неопытен... Нет, он уже не был бы обузой для экспедиции. Он многому научился, многое знает. Но мать... Что сказала бы она?

В ночь на 24 июня начался праздник: на горах загорелись костры, повсюду зазвучали песни. Молодые и старые плясали и пели. А Руал печально бродил среди веселящихся людей. Да, он завидовал. Завидовал Нансену, завидовал тем, кто завтра поедет на «Фраме» к полюсу.

Так прошла бессонная ночь и наступил день. С утра накрапывал дождь. Но все набережные у бухты Люзакер были полны народу. Нансен вышел из дверей своего дома. Его провожали жена с маленькой дочкой на руках и тысячи восторженных людей. Они верили Нансену, верили в успех экспедиции. Нансен простился с провожающими, сел в маленький катер и понёсся по бухте к «Фраму». Вслед кричали «ура», гремела музыка. Вот катер остановился возле «Фрама», и Нансен поднялся на палубу. Корабль расцветился флагами и двинулся из бухты к морю. Вскоре сетка мелкого дождя скрыла корабль. Но Руал Амундсен ещё долго всматривался в серую, неясную даль.

Сколько же ему ещё ждать? Два года, три, четыре? Он возвращался домой угрюмый, угнетённый. Ему почему-то долго не открывали дверь. Он звонил, ждал... Вот сейчас загремит засов, покажется бледное лицо матери – она всегда встречала его сама. Но дверь открыла пожилая женщина, соседка Марта.

– А где мама? – удивлённо спросил он.

Марта смутилась, голос её был едва слышен:

– Она лежит... заболела.

Руал торопливо разделся, побежал в комнату матери. Она лежала с закрытыми глазами. Лицо её пылало. У изголовья сидел старый доктор Леви. Он поднял руку, требуя тишины, и Руал послушно спросил шёпотом:

– Что с ней?

Старик ничего не ответил, тяжело поднялся с места, взяв Руала за руку, увёл в соседнюю комнату.

– Вероятно, она больна уже давно... но перемогалась. Болезнь подкосила её сразу.

Когда они вернулись к больной, хмурый доктор Леви наклонился над ней, тронул её веки, искоса взглянул на Руала и покачал головой, будто хотел сказать: «Дело совсем плохо». Руал сел у ног матери. Он глядел на неё, не мигая, не понимая, что происходит. В комнату тихо входили какие-то женщины – наверное, это были соседки, услыхавшие печальную весть. Он никого не узнавал, не слышал их шёпота, вздохов, всхлипыванья. Доктор Леви вышел в соседнюю комнату и поманил за собой Руала. Здесь уже стояли брат Леон, его жена, тётка Улава Кристенсен, какие-то люди. Они молча здоровались с Руалом, говорили шёпотом.

Руал подошел к окну. Летняя ночь была полна тревожной тишины, будто и она трепетно ждала: умрёт или не умрёт мать Руала Амундсена...

Мать умерла к утру.

Первое испытание

Смерть матери ошеломила Руала. Недели две после её похорон он не находил себе места, тяжёлая тоска сдавливала его сердце. Он ощущал вокруг себя пустоту, которую ничем нельзя было заполнить. Из его жизни ушёл человек, который нежно любил его, заботился о нём... И вот теперь он остался один.

Его угнетало одиночество, пустые, безжизненные комнаты, могильная тишина в доме. Всё валилось из рук. Но надо было ходить в университет, слушать лекции...

Для чего это ему сейчас? Ведь он же никогда не будет доктором. После недолгого раздумья Амундсен подал заявление, где писал о том, что прекращает занятия.

Он знал, что вслед за этим последует обязательная воинская повинность. Пока он был студентом, ему полагалась отсрочка. Однако Амундсену самому хотелось поскорей попасть в армию, тем более, что военная служба длилась тогда недолго – всего лишь несколько недель. Она не могла оторвать его от намеченных целей.

С готовностью, но и с некоторым страхом пошёл он в призывную комиссию. Примут ли его, или скажут «не годен»? У него было слабое зрение. Он читал ночами напролёт, испортил глаза, и врач предписал ему носить очки.

Амундсен отказался от очков в надежде, что зрение исправится. Ведь у путешественника должно быть острое зрение.

Но при тщательном осмотре близорукость откроется, и его могут забраковать. С бьющимся сердцем Амундсен подошёл к столу главного врача воинского управления. Сейчас решится его участь: годен или не годен?

Рядом с ним стояли его сверстники, раздетые догола.

Врач, окинув Амундсена с головы до ног быстрым взглядом, вдруг поднялся, подошёл к нему и сказал:

– Повернитесь-ка, молодой человек!

Амундсен повиновался.

– Прекрасно, прекрасно, молодой человек! Великолепная мускулатура. Отличное сложение!

Он пощупал руки и ноги Руала: они были тверды, как железо. Доктор несколько раз обошёл вокруг него, любуясь его фигурой. Наконец он спросил:

– Как это вам удалось развить такую мускулатуру? Передо мной каждый год проходят тысячи новобранцев, но я ни разу не видел такой великолепной фигуры.

– Я занимаюсь физическими упражнениями, – ответил Амундсен.

– И давно?

– Уже шесть лет.

– А какими именно?

– Лыжи, футбол, гребля, бег, ходьба.

Доктор подошёл к двери, ведущей в соседнюю комнату, и крикнул:

– Пожалуйте-ка сюда, господа, полюбуйтесь новым чудом.

В приёмную вошли офицеры, члены комиссии.

– Вот вам образец человека, который сам сделал себя богатырём, – сказал доктор.

Офицеры осмотрели Амундсена и тоже рассыпались в похвалах. Восхищённый доктор забыл даже освидетельствовать зрение новобранца, и Руал был принят на военную службу.

С рвением занимался Амундсен военным строем и гимнастикой, стоял на часах, совершал переходы по горам. И здесь впервые понял, как далеко опередил он своих товарищей. Он был сильнее всех в роте, выносливее и легко переносил все солдатские тяготы.

На рождество молодые солдаты были отпущены домой. Военная служба не представляла для Амундсена серьёзного испытания. Он надеялся, что она будет более тяжёлой, он хотел испытать такие трудности, которые хоть немного походили бы на те, что переживали полярные путешественники.

Зима в том году была суровая, с вьюгами и морозами. Амундсен был рад такой зиме: она напоминала ему о вьюгах и морозах, которые были там, в полярных пустынных странах.

«А что, если побывать в эту зиму где-нибудь в ледяной пустыне? Как я буду там себя чувствовать?»

Время у него есть. Он мог бы уехать куда-нибудь на две недели. Но где в Норвегии найдёшь ледяную пустыню? Ба! А Хардангерское плоскогорье? Чем не пустыня? Если его пересечь с востока на запад, это будет Гренландия, только, конечно, раз в тридцать-сорок поменьше.

Амундсен припомнил всё, что слышал и читал об этом плоскогорье.

Оно лежит высоко над уровнем моря. На плоскогорье постоянно дуют холодные ветры. Зимой там никто не бывает, лишь летом иногда заходят пастухи и охотники. Да, зимой у плоскогорья было много общего с полярными странами. Перейти через плоскогорье – значит узнать в какой-то мере, какие трудности переносят полярные путешественники. Только одному пуститься в такой путь нельзя. Для этого похода нужен верный товарищ. Мало ли что может случиться! А кого же взять? Он перебрал в памяти всех друзей. Приглашал одного, другого. Никто не решался идти в такое трудное и опасное путешествие. Наконец Руал обратился к старшему брату Леону, лейтенанту запаса, и тот согласился.

Братья готовились к этому путешествию так тщательно, будто это был настоящий полярный поход. Руал впервые использовал на практике накопленные им книжные знания. Они начали свой путь прямо из Христиании, откуда вышли на лыжах ранним утром и к вечеру второго дня добрались до маленькой усадьбы Муген, лежавшей на восточной стороне плоскогорья. Усадьба представляла собой небольшой домик со службами. Прямо за домиком шёл подъём на плоскогорье, а внизу простиралась долина, разукрашенная синеватыми узорами лесов.

Молодых путешественников встретил старик, владелец усадьбы Муген. Он повёл их к дому. Два сына старика, их жены и жена хозяина удивлённо смотрели на незнакомых молодых людей. Зачем они сюда пожаловали, да ещё в такую пору, когда к усадьбе нет ни прохода, ни проезда? Приход их вызвал подозрения – с добром ли они явились?

Братья попросили разрешения переночевать. Хозяин поколебался мгновенье, но пригласил их в дом. Скоро на очаге закипел кофе, стол был накрыт, и все сели за ужин. Старому хозяину, его сыновьям и особенно женщинам хотелось поскорей узнать, зачем пришли к ним эти люди.

– Куда же вы направляетесь? – осторожно спросил старик.

Руал ответил просто:

– Мы хотим пройти к усадьбе Гарен. Вы знаете такую усадьбу? Она лежит на восточной стороне плоскогорья.

Старик и его сыновья засмеялись: они думали, что Руал шутит.

– Как можно пройти по ледяным горам зимой, когда там даже летом никто не проходит? Нет, вы скажите правду: зачем пришли сюда?

– Я говорю правду, – нахмурился Руал.

Старик испытующе посмотрел на него и покачал головой.

– Вам что же, жить надоело? Вы там заблудитесь, замёрзнете, попадете в пропасть. Мы-то знаем эти места вдоль и поперёк: там ходить опасно.

– Всё-таки мы пойдём.

– Сколько же времени вы намерены там пробыть?

– Думаю, мы пройдём через все плоскогорье в два дня. От вашей усадьбы до усадьбы Гарен всего сто километров. Этот путь мы легко осилим.

– А где вы переночуете?

– В снегу. У нас есть спальные мешки.

Старик покачал головой.

– Рискованное дело. Конечно, желаю, чтобы вы благополучно дошли, только что-то плохо этому верю. А в снегу я вам ночевать не советую. Как раз на полдороге стоит пастушья хижина. Найдите её и в ней переночуйте. Там есть дрова. По крайней мере не замёрзнете.

Сыновья старика и женщины слушали этот разговор с испугом: они считали братьев безумцами. Трудно было понять, зачем они, образованные, здоровые, молодые люди, идут на явную смерть.

После ужина все улеглись спать. Гостям отвели место у камина – самое тёплое и почётное: «пусть поспят... перед смертью».

Братья решили выйти как можно раньше. Но ещё до рассвета началась метель. Снег крутился вихрем – в двух метрах ничего не было видно. Идти в такую метель было рискованно и опасно. Путешественники решили переждать. Однако прошёл день, два, три, пять, а метель не прекращалась. Только в ночь на девятые сутки ветер, наконец, утих, и братья тронулись в путь. Старик и два его сына пошли проводить их вверх по долине до того места, где начинался подъём на плоскогорье. По дороге они ещё раз пытались отговорить путешественников от безумной затеи.

– Вот видите, восемь дней дула метель. Она может повториться, вы заблудитесь и погибнете.

– Не погибнем! – бодро ответил Руал.

Старик покачал головой. Он указал на едва заметную, занесённую снегом выемку, что извивалась между оледенелыми скалами.

– Идите здесь, это самый лучший подъём. А наверху придётся идти уже по компасу: там никаких дорог нет.

Путешественники сердечно простились с гостеприимными хозяевами и пошли по тропке. Подъём был крут. Они двигались медленно. Старик и его сыновья махали им снизу шапками, желая счастливого пути. Голоса их становились всё глуше и слабее. Целых два часа братья одолевали «самый лучший подъём» и, наконец, осилили его.

Открылся великолепный вид на долину. Далеко внизу лежали синие пятна леса и селений. Низко над горами висели белесые зимние облака. Руал развернул карту, вынул из кармана компас, показал брату:

– Сейчас мы вот здесь, а идти нам надо так. Вот тут приблизительно будет и хижина. Главное – не сбиваться с пути, не терять времени, идти прямо к хижине.

Они вскипятили на спиртовке кофе, позавтракали и двинулись в путь. У каждого за спиной висел спальный мешок из оленьих шкур, сумка с провизией и маленькая спиртовая лампа. Съестные запасы состояли из галет, плиток шоколада, небольшого количества масла и бутербродов.

Окинув взглядом долину, братья повернулись и, оттолкнувшись палками, заскользили по снегу. Он плотно укрывал небольшие однообразные холмы Хардангерского плоскогорья. Руал шёл впереди, время от времени проверяя путь по компасу. Путники то поднимались на холмы, то спускались вниз, в небольшие долинки. Снег мягко скрипел под лыжами, братья быстро продвигались вперед. Но зимний день короток, близились сумерки, а кругом были всё те же однообразные холмы, те же долины, и низко висели белесые облака.

Старший брат затревожился:

– Найдём ли хижину?

– Найдём, – твёрдо отвечал Руал. – Компас доведёт.

Вот уже и совсем стемнело, а хижины всё не видно. Только глубокой ночью путешественники наткнулись на неё. Братья радостно прокричали «ура». Но попасть в хижину оказалось не легко: она была занесена со всех сторон снегом, а окна и дверь забиты досками. Леон поднялся на крышу, пытаясь пробраться в хижину через трубу. Однако труба, также заложенная тяжёлыми досками, была очень узка. Поднялся ветер, путники замерзали. С большим трудом, лыжами и палками, они отрыли снег от двери, а затем ножами вырвали из досок гвозди и вошли в хижину. За этой работой оба они отморозили пальцы.

В хижине лежали заготовленные дрова. Руал поднялся на крышу, убрал доски, закрывавшие дымоход. Леон развёл в очаге огонь. Но дым валил в хижину, ел глаза.

Около двух часов ушло на то, чтобы растопить печь. Путешественники вконец устали, и только яркий огонь ободрил и развеселил их. Они вскипятили кофе, согрелись и, закутавшись в спальные мешки, улеглись около очага.

Утром, едва забрезжил свет, они встали, полагая, что теперь их мытарства кончились, – им остаётся пройти только половину пути. К вечеру они доберутся до усадьбы Гарен. Братья не сомневались, что найдут её, – ведь нашли же они эту одинокую хижину!

Но не радостно было утро: на дворе бушевала метель.

– Что же нам делать? – растерялся Леон.

– Делать нечего, – сказал Руал. – Будем сидеть и ждать, когда прекратится метель. Полярные путешественники должны быть терпеливыми.

Они обшарили всю хижину, заглянули под лавки и нашли в углу маленький мешок с ржаной мукой.

– Вот это пока и будет нашей пищей, – сказал Руал, – а запасы побережём для дороги.

Они растопили в котелке снег и сделали из муки жидкую кашицу. Невкусна была эта кашица, но полярный путешественник должен привыкать ко всему. Ели же спутники Франклина свои сапоги!

Два дня бушевала метель, и два дня братья сидели в хижине. На третий день метель утихла, и они пошли дальше.

С западной стороны плоскогорья есть только два удобных спуска: один спуск рядом с усадьбой Гарен, а другой – в пятидесяти милях от неё. Нужно было внимательно следить по компасу и по карте, чтобы точно выйти к намеченному пункту, – иначе собьёшься с дороги, попадёшь в пропасть, погибнешь. Руал поминутно развёртывал карту и справлялся по компасу. Не успели они пройти и десяти километров, как повалил густой влажный снег. Карта размокла. Руал пытался сложить её и спрятать, но она расползлась под руками. Пришлось её бросить и ориентироваться только по компасу.