О, лгала она хорошо. Так хорошо, что Нэш почти мог бы ей поверить. Рассказ девушки был так убедителен, что он испытал искушение принять его за правду. Однако она еще не кончила говорить.
— Я помогла его светлости вытащить тело из воды и погрузить его на запасную лошадь. Мы поехали обратно, в сторону Элайты, но на опушке леса расстались: его светлость вернулся домой, чтобы похоронить брата. — Девушка отвернулась и стала ворошить угли в камине. Ее отец протянул руку и трогательным жестом откинул волосы с ее лица. Якоб верил дочери.
Нэш встал и отошел к окну, чтобы дать себе время обдумать услышанное. Лгала ли она? Нэш никак не мог прийти к окончательному решению. Однако если все это — правда, значит, Финлей Дуглас — не Враг. Так кем же был тот человек, что столь искусно бежал из тюрьмы и скрылся?
— Мне очень жаль, что приходится расспрашивать вас об этом печальном событии, миледи, — пробормотал Нэш, боясь, что голос его выдаст. — Вам, должно быть, оказалось очень неприятно найти молодого человека мертвым. Вы хорошо его знали?
— Я его никогда не встречала, — ответила она, снова встав за креслом отца. — Я знала о нем только по рассказам его светлости.
— Во время путешествия из Шан Мосса в Элайту? Конечно. Скажите мне, когда вы нашли Финлея, был ли у него на руке перстень-печатка?
— Не знаю… Я не обратила внимания. А в чем дело? Такая наивная, такая скромная, так потрясенная несчастьем…
Нэш готов был ее расцеловать.
— О колдовстве? — Девушка рассмеялась, и тут-то Нэшу все стало ясно! — Откуда мне что-то знать о колдовстве?
Да! Теперь он был уверен. Безупречная ложь. Такая же безупречная, как и все остальные, только сейчас он знал, что она лжет. Ей все известно о колдовстве, ее силу он ощутил еще в Марсэе, когда она так умело сопротивлялась его нажиму. И сейчас она лгала — так же ловко, как делала это раньше.
Но зачем? Чтобы выгородить Финлея? Должно быть, так. Значит, это именно Финлей бежал из тюрьмы, а она отправилась ему навстречу с лошадьми… и в обществе его брата.
Да, все так и было. Нэшу отчаянно хотелось снова надавить на нее, противопоставить свою силу ее силе, но он не осмелился. Если она почувствует его вмешательство, она поймет, что и в Марсэе это был он, а не Вогн, а для такого открытия время еще не пришло. И все же Нэш не смог устоять перед искушением прибегнуть к уловке малахи.
— Удивляюсь, милорд, что вы позволили дочери отправиться в лес ночью, да еще с человеком, которого считаете предателем.
— Мои чувства к Роберту, советник, вас не касаются. Не трудитесь возражать. Что же касается Дженнифер… то я вовсе ей ничего подобного не разрешал. Она выскользнула тайком, считая, что поступает правильно.
— Но подобный поступок… Со стороны высокородной леди… Как будто нарочно, чтобы подразнить Нэша, Якоб улыбнулся и взял руку дочери в свои.
— Вы должны знать, советник, что у моей дочери было… весьма необычное детство. Некоторые рано обретенные привычки трудно переломить. Впрочем, должен сказать, что я очень за нее горд.
— О, конечно! У вас есть для этого все основания. — Нэш искренне улыбнулся девушке. Бесспорно, ею следовало гордиться — хотя и не теми качествами, которыми гордился Якоб. — Теперь я покину вас. Мне следует заняться еще и другими делами. Благодарю вас за то время, что вы мне уделили.
Нэш поклонился и вышел из комнаты, унося с собой образ девушки. Такая могущественная, такая прекрасная… и очень, очень опасная. Бессмысленно было бы пытаться принудить ее к признанию, она воспротивилась бы этому, как уже делала раньше. Нет.
Правду придется вытянуть из кого-то другого. Кого-то, кто тоже был в лесу, кого-то, кто не сможет ему сопротивляться. Из Роберта Дугласа.
Когда дверь за Нэшем закрылась, Дженн попыталась высвободить руку, но сильные пальцы Якоба не отпустили ее. Вместо этого отец притянул девушку к себе, так что их глаза оказались на одном уровне.
— Ты не можешь оставаться моей дочерью и уделять внимание этому человеку. Не важно, что он вернул тебя мне: это мой долг, и я расплачусь с ним, как сочту нужным. Но ты будешь поступать так, как я тебе велю: ты дашь мне слово никогда не видеться и не разговаривать с ним. Обещай мне!
Дженн попыталась найти слова, чтобы выиграть время и убедить отца в его неправоте, но десять лет ненависти нанесли урон, который она не могла исправить за несколько коротких месяцев. Для Якоба Роберт символизировал несчастье. Он был худшим из предателей, человеком, променявшим верность своей стране на блеск и славу на службе королю-узурпатору. Тому королю, который способен с легкостью и не задумываясь уничтожать древние Дома, как он уничтожил Люсару. Если она не согласится, она станет такой же предательницей.
О боги, что могла она сказать? Роберт обещал вернуться, и когда это случится, она увидится с ним… Ей придется с ним увидеться…
Но все было безнадежно. Со свинцовой тяжестью на сердце Дженн опустила голову, с трудом сдерживая слезы.
— Да, отец. Я обещаю.
19
Патрик расхаживал перед вратами, не обращая внимания на вечерний холод и пронизывающий до костей ветер. Капризы погоды с ним вместе терпели Айн и Генри; все они ждали одного и того же: приезда Роберта и Финлея.
Что может их задержать? Прошло уже больше четырех часов с того момента, как был получен сигнал: они начали подъем. И все же они не появлялись. С путниками ничего, конечно, не могло случиться: часовые бы увидели. Они предупредили бы Айн, а сами отправились на помощь.
Так где же они, черт возьми?
Он мог, конечно, выйти за врата и пройти по тропе навстречу путешественникам. Он делал это раньше — один раз, при дневном свете. Но сейчас сгустились сумерки, и даже с факелом он собьется с дороги, а то и свалится в пропасть, и его изуродованное тело, растерзанное любителями падали, изъеденное червями, найдут только через много месяцев. Нет. Лучше оставаться за вратами.
Патрик снова повернулся к туннелю, но на этот раз в темноте было заметно какое-то движение. Две человеческие фигуры, ведущие измученных лошадей. Однако что-то было не так. Очень, очень не так. Финлей шел, поддерживая Роберта: когда они вышли на свет, младший брат споткнулся, и Роберт застонал.
Он явно был ранен и в лихорадке. По бледному как смерть лицу скатывались капли пота. Огромный багровый синяк расплылся на правом виске. Даже зеленые глаза стали тусклыми и безжизненными, словно вылинявшими под ледяным зимним дождем.
— Что случилось? — воскликнула Айн, быстро, несмотря на свой возраст, подходя к путникам.
Патрик тоже подбежал и подхватил Роберта, вопросительно взглянув на Финлея.
— У нас были неприятности. Но это длинная история.
— Неприятности? — переспросила Айн. — Что за… Нет, это подождет. Роберта нужно уложить в постель — и немедленно! Патрик, помоги мне перенести его внутрь.
Айн вымыла руки в старой деревянной бадейке, которую держала рядом с постелью, вытерла их куском полотна и взялась за ступку с пестиком. Перемешав как следует пахучую смесь трав, она выложила ее на повязку.
Роберт не пошевелился, когда она стала перевязывать рану у него на плече. Его глаза были закрыты, и лицо спокойно, если не считать выдающих страдание морщинок. Какую же боль должен был он испытывать во время пятидневной скачки с такими-то ранами! Он потерял сознание почти сразу после того, как его уложили в постель, и с тех пор не приходил в себя.
— Он выживет? — спросил заглянувший в дверь Генри. Айн закончила перевязку и выпрямилась.
— Конечно, выживет. Роберт слишком силен, чтобы позволить нескольким ушибам и лихорадке оказаться смертельными, и слишком упрям.
— Значит, дело по большей части в усталости?
— Да, — ответила Айн, стараясь не показывать своих сомнений. Бывали времена, когда обладание зрением целительницы совсем не приносило радости. Если бы только она была уверена, что лечит все раны Роберта…
— Айн, — мягко сказал Генри, положив руку ей на плечо, — совет соберется снова через час. Если Роберт вскоре не придет в себя, нам придется принимать решения без него.
— Никаких решений мы не будем принимать, пока не услышим рассказа Роберта, — бросила Айн. — Вы только ухудшите ситуацию.
— Разве можно ее еще ухудшить? Финлея поймали и, возможно, узнали. Это самая большая катастрофа за последнее столетие.
— Ты так считаешь? — хмыкнула Айн, глядя на покрытое синяками лицо Роберта. — Я не уверена.
— Айн, — прошептал Генри, — наступает время тебе решить, за кого ты стоишь.
— Ты не понимаешь, Патрик. Ему хуже. Много хуже, чем когда-нибудь раньше.
Патрик оглянулся на Финлея и снова стал подниматься на лесенку. Эта часть библиотеки была заброшена, в результате чего здесь скопилось особенно много пыли. Патрик чихнул три раза подряд и чуть не свалился с лесенки.
— Что ты имеешь в виду под «хуже»?
— Видел бы ты его после того, как был убит Оливер… С тех пор Роберт так и не оправился. Его настроение меняется каждую секунду. В половине случаев я вообще не знаю, принимать его всерьез или нет.
— Это тебя никогда раньше не беспокоило.
Финлей, сидевший на узкой длинной скамье, откинулся к стене.
— Однако что-то изменилось, и я не знаю что. Даже его друг Дэниел обеспокоен. Он пытался убедить меня в том, что Роберт собрался идти войной на Селара.
— Что? — Патрик, услышав это, вздрогнул, и лесенка закачалась. Ему пришлось ухватиться обеими руками за полку. Восстановив равновесие, Патрик снова оглянулся на Финлея. — И ты с этим согласен?
— Не знаю, что и думать. Мика уверен, что Роберт никогда не нарушит свою клятву Селару.
— Да, я тоже так думаю. — Патрик сосредоточил внимание на рядах свитков, лежащих на верхней полке. Он не сомневался, что нужная книга где-то здесь… В потертом черном кожаном футляре… Да, вот она.
Патрик наклонился вперед и осторожно потянул футляр кончиками пальцев. Он еле дотягивался до книги, но наконец все же достал ее и начал спускаться по лесенке. С предпоследней ступеньки он спрыгнул и, обойдя Финлея, прошел к свободной скамье. Она тянулась вдоль всей темной пещеры, лишь кое-где освещенная стоящими в нишах масляными лампами. Черные полосы сажи покрывали потолок и старинную двустворчатую дверь. Теперь в эту часть библиотеки почти никто не заглядывал — отчасти потому, что она располагалась в самой дальней пещере, отчасти потому, что лишь немногие ученые в Анклаве умели разбирать тексты на сэльском, гиффронском и других забытых древних языках.
Патрик осторожно положил на скамью кожаный цилиндр. Финлей наблюдал за ним; тени усталости почти исчезли с лица молодого лорда, хотя порез на лице еще не зажил: шрам на щеке останется вечным напоминанием о его провале.
— И что же — Роберт все время такой?
— За исключением той ночи, когда они вызволили меня из тюрьмы. Тогда Роберт снова стал самим собой — веселым и циничным. До того и по дороге сюда он не произносил почти ни слова. Проклятие, я понимаю, что он сильно пострадал, но все же… Патрик, скажи мне, что происходит? Я его брат, но я не могу достучаться.
— Может быть, он не хочет, чтобы до него достучались, — пробормотал Патрик. Он пододвинул высокий табурет и уселся. — Такое впечатление, что судьба не желает позволить ему уйти в тень. Ведь на него действует все: постоянные нападения разбойников, малахи, арест МакКоули, ваш дядя. Все это заставляет его действовать, что-то предпринять.
— Ну и попусту. Ведь Роберта ни к чему нельзя принудить. Уж я-то знаю — я много лет пытался.
— Да. — Патрик нахмурился. — Но скажи мне: чем так уж отличалась та ночь, когда он пришел тебе на помощь? Был ли он просто рад, что удалось тебя вызволить, или к этому примешивалось что-то еще? Вы с ним спорили, как обычно? Финлей чуть не рассмеялся:
— Только не я. Но должен тебе сказать — Дженн ему ровня. Она ничего ему не спускает. И я заметил кое-что странное: удивительное взаимопонимание между ними, словно они уже многие годы работают на пару.
Вот как? Очень интересно… Однако эта загадка может подождать до тех пор, пока Роберт проснется, — теперь уже, можно надеяться, скоро. Двухдневный отдых должен сотворить с ним чудеса.
— Так что же, — спросил Патрик, осторожно доставая свиток из футляра, — ты собираешься теперь делать?
— Теперь? — невесело рассмеялся Финлей. — Не имею представления.
— Я мог бы кое-что тебе предложить.
— Что именно?
— Да, что именно?
Патрик и Финлей растерянно оглянулись: в дверях стоял Роберт. Синяки на его лице побледнели. Даже в полумраке библиотеки он выглядел значительно лучше.
— Ну? — продолжал Роберт. — Мне очень интересно услышать, что у тебя за предложение.
— Я… — с трудом выдавил Патрик. — Когда ты проснулся? Я заглядывал к тебе полчаса назад, и ты все еще был в забытьи.
— И поэтому вы забрались в самый дальний угол, и мне, бедному, пришлось ковылять по всем этим лестницам, чтобы найти тебя! А теперь, конечно, мне предстоит проделать этот же путь наверх. Очень благодарен. — Роберт оглядел полки с книгами, тянущиеся вдоль стен древней пещеры, потом перевел взгляд на Финлея. Не сводя с брата глаз, он вышел на середину помещения.
— Я никому ничего не рассказывал, Роберт, — пробормотал Финлей, — только Патрику.
— Я знаю, Финлей. Но подожди минутку. — Роберт поднял левую руку; в своей свободной белой рубашке в полумраке пещеры он походил на привидение. Неожиданно тяжелые створки двери заскрипели и с грохотом захлопнулись.
— Как ты это сделал? — ахнул Патрик.
Но Роберт все еще смотрел на Финлея. Не говоря ни слова, тот сунул руку за пазуху, вытащил завернутый в алую ткань какой-то тяжелый предмет, передал его Роберту и отвернулся.
— Можно посмотреть? — не выдержал Патрик.
Роберт кивнул и положил предмет на скамью. Патрик нетерпеливо развернул ткань и стал рассматривать серебристый стержень.
— Ну и что ты о нем думаешь?
— Ручная работа, — ответил Патрик, возвращаясь на свой табурет, — и очень тонкая. Металл похож на серебро, но думаю, судя по цвету, что есть и примесь меди. Я предположил бы, что проволочки должны быть к чему-то присоединены, а выступы на другом конце — ручки. И еще мне кажется, что это часть чего-то большего — вроде рукояти у меча. Может быть, это часть Каликса, а может быть, какого-то предмета, имевшего церемониальное значение. Помните ту книгу о Наложении Уз, что я читал? Там есть целая глава об используемых при церемониях предметах.
— А этот стержень там упоминается?
— Не знаю, но могу проверить. — Патрик положил стержень обратно на скамью и развернул свиток. Финлей держал один конец, Роберт — другой. Патрик быстро просмотрел содержание, потом начал сначала, медленно ведя пальцем по пергаменту. — Нет. Ничего не нахожу. Я был уверен, что здесь что-то есть…
— Ну, может быть, мы ищем не в том месте, — предположил Финлей. — Возможно, это вовсе и не церемониальный инструмент. В конце концов, о Каликсе так написано всего в одной книге. Во всех остальных о нем говорится как об объекте, имеющем великую ценность и могущем принести пользу.
Патрик не сдержал улыбки.
— Что-то не припоминаю ни одного указателя, где говорилось бы о таком предмете. — Он оглянулся на Роберта и начал скатывать пергамент. — Как я понимаю, вы не хотите, чтобы о вашей находке узнал совет. У вас была какая-то особая причина рассказать все мне?
— Я объясню это потом, — ответил Роберт, снова оглядывая библиотеку. — Я не был здесь много лет — с той самой ночи, когда ты пытался убедить меня в существовании связи между Знаками Домов и колдовством. В то время я думал, что ты скучаешь и придумываешь всякие теории просто для развлечения.
— А теперь?
Роберт уклончиво пожал плечами.
— Я все еще не понимаю, откуда у тебя возникло такое предположение. Знаки Домов существуют так давно, что люди по большей части просто не обращают на них внимания. И никогда не было свидетельств их связи с колдовством — скорее наоборот. Однако, — Роберт помолчал, играя с закладкой в манускрипте, — если мы предположим, что Владыка Знаков создал их с определенной целью, тогда все начинает приобретать смысл.
— Прости меня, брат, — перебил его Финлей, — но я не могу уследить за твоими рассуждениями. Что начинает приобретать смысл?
— Понимаешь, — Роберт повернулся к нему с ухмылкой, больше напомнившей прежнего Роберта, чем Патрик смел надеяться, — может быть, он хотел отметить несколько семей, чтобы следить за их потомством на протяжении очень длительного времени. Правда, это может не иметь никакого отношения к колдовству, а быть связано, например, с наследственными правами на собственность.
— Но зачем следить? — покачал головой Патрик. — Зачем это нужно?
Однако сам же он нашел ответ. Патрик обежал вокруг скамьи и откинул волосы с глаз.
— Погодите-ка! Если предположить, , что между Знаками и колдовством есть связь… Тогда Знаки окажутся хорошим указанием для установления Уз.
— Что? — Роберт удивленно посмотрел на него, потом рассмеялся. — Ох, до чего же я люблю бывать здесь, Пат! Ты всегда придумаешь что-нибудь новенькое! Слушать тебя — одно удовольствие. Ты единственный из всех, кого я знаю, кто способен создать стройную теорию из воздуха.
Все еще смеясь, Роберт подошел к полке с книгами в тяжелых переплетах, но от Патрика отделаться было нелегко.
— Скажи, у Дженн сохраняется ее необыкновенная сила?
— Да. А в чем дело?
Патрик и сам не знал, почему задал такой вопрос. Какая-то смутная мысль все время тревожила его, и отделаться от нее он не мог.
— Мне кажется, тут есть связь. Вспомни, одно время Узы были очень важны: даже браки не заключались, если пару не соединяли Узы. Мы знаем, что с первыми колдунами работал сам Владыка Знаков, так почему бы ему не создать Знаки Домов со специальной целью? Если Узы так жизненно важны, он должен был позаботиться о том, чтобы они не исчезли ни при каких обстоятельствах. Да, я знаю, многие знания были утеряны в первые годы существования Анклава и особенно после пожара в библиотеке, но из этого не следует, что Узы больше не существуют. В конце концов, мы же не знаем, для чего предназначены Знаки, а они передаются из поколения в поколение.
— Но мы даже не знаем, что такое Узы, — возразил Финлей. — Кто может утверждать, что это не просто символ, церемония, подобная теперешнему обручению?
— В обручении нет ничего символического, Финлей, — отмахнулся Патрик. — Оно — обряд, имеющий почти такую же законную силу, как и венчание, и обладающий более глубоким смыслом и функциями, чем просто церемония. Обручение предназначено для соединения юноши и девушки, когда они еще слишком молоды для супружества, и для возложения на их семьи определенных обязанностей: это твердое обещание и договор на будущее. Наложение Уз вполне может быть колдовским эквивалентом обручения, обеспечивающим брак между определенными людьми.
— Одно тут не сходится, — заметил Роберт. — Мы ведь только предполагаем, что существует связь между Знаками Домов и колдовством, считая, что Траксис и Владыка Знаков — одно и то же лицо и что Траксис создал Калике специально для колдунов. Мы забываем о том, что Траксиса и Владыку Знаков могут разделять три столетия, так что основываем одно предположение на другом, не имея никаких доказательств ни для одного из них. Этот серебряный стержень, который мы нашли случайно, вовсе не гарантирует того, что в поисках Каликса мы на правильном пути. Мы не можем быть уверены, что именно Траксис поместил его в ту проклятую пещеру. Но даже если все это соответствует действительности — если Владыка Знаков и правда создал Знаки, чтобы следить за потомками определенных семей, — отсюда вовсе не следует, что он имел какое-то отношение к обряду Наложения Уз. Наложение Уз — всего лишь древняя колдовская традиция, о которой мы почти ничего не знаем. Знаки, как и колдовство, существуют и по сей день, чего нельзя сказать об Узах. Если бы ты был прав, Патрик, то Узы неизбежно должны были бы существовать тоже. Каждый носитель Знака Дома был бы колдуном, а каждый колдун был бы связан Узами.
— Может быть, для некоторых это так и есть, — пробормотал Патрик. Слова вырвались у него сами собой. — Правда, скорее всего — только для колдунов со Знаками Домов. Мне кажется, что Узы соединяют тебя и Дженн.
Роберт замер на месте, затаив дыхание. Взгляд его стал жестким. В пещере двигались лишь тени, рожденные колеблющимся пламенем масляной лампы.
В наступившей тишине Патрик, набравшись смелости, все же привел свои доводы:
— Давайте смотреть на все объективно. Ты помог девушке, спас ее от Гильдии, и тут же выясняется, что она обладает колдовскими способностями. Не успел ты и глазом моргнуть, как она расколола твой аярн; и не успел ты сообразить что к чему, как она соединила его вновь. Что-то произошло, Роберт. Что-то очень важное. А теперь, по твоим словам, ее сила все еще растет, и, как я подозреваю, она стала способна на такое, о чем ты мне не рассказал. Даже Финлей заметил, что вы с ней общаетесь на каком-то очень глубоком уровне. Я только сейчас увидел всю закономерность. То, что произошло с твоим аярном, и запустило, и завершило возникновение Уз — как это должно было бы произойти во время неизвестной нам теперь церемонии. У вас обоих есть Знаки Дома, вы — двое самых могущественных колдунов на свете: вы должны были оказаться соединены Узами.
Лицо Роберта потемнело. Финлей внезапно взволновался и встал между братом и Патриком.
— Патрик, пожалуй, не стоит…
— Да, — протянул Роберт, — я тоже думаю, что продолжать тебе не стоит.
— Но не можешь же ты закрывать глаза на истину, Роберт. Разве все это совпадение? Ты сам сказал, что сила ее растет. Или есть еще что-то, о чем ты не говорил? Что-то, доказывающее, что я ошибаюсь? Пожалуйста, поправь меня. Ты же знаешь, как я люблю, чтобы меня направляли на верный путь.
— Патрик! — рявкнул Финлей. — Прекрати! Ты сказал достаточно.
— Более чем достаточно. — Роберт посмотрел в глаза другу и долго не отводил взгляд, однако на лице его отразился не гнев, а какое-то более глубокое чувство, похожее на печаль, — Патрик не мог сказать с уверенностью.
Роберт взял серебряный стержень и сунул его за пояс. Глухим усталым голосом он произнес:
— Я был прав: ты слишком много времени проводишь, зарывшись в книги. Ты ничего не знаешь о жизни за пределами Анклава, поэтому тебе и кажется, будто события подчиняются ясным и четким закономерностям — тем самым, которые ты так любишь придумывать. Мы почти ничего не знаем об Узах. «Запустило, завершило…» Откуда ты знаешь? Что, если бы меня не оказалось в лесу, когда Дженн спасалась от гильдийцев? Что, если бы мы никогда не встретились? Что, если бы наложить на нее Печать попытался Финлей? Как может соединение Узами зависеть от подобных совпадений, да и какой в нем смысл — после всех прошедших лет? Ни в моей семье, ни в семье Дженн никогда не было колдунов. Так как же могут Знаки и колдовство быть связаны между собой? Право же, Патрик, ты просто не знаешь, о чем говоришь.
Патрик быстро втянул воздух и сделал шаг к Роберту, еще больше уверившись в собственной правоте.
— Может быть, я и не знаю, Роберт, но ты-то знаешь. Роберт резко поднял голову, и Финлей снова встал между спорщиками.
— Патрик, я же тебе сказал: довольно. Поговорим о чем-нибудь другом.
— Почему ты его защищаешь?
— Потому что он мой брат, — со слабой улыбкой ответил Финлей. Когда он повернулся к Роберту, улыбка сбежала с его лица. — Тебя ждет совет. Они хотят с тобой поговорить.
— Вот и хорошо, — кивнул Роберт; глаза его внезапно прояснились. — Я тоже хочу с ними поговорить. Но сначала я выйду на прогулку. Можешь передать им, что я скоро буду.
Стояла ночь. Патрик ничего не сказал Роберту о том, что снаружи темно, поэтому величественная россыпь звезд на небе оказалась для того сюрпризом. Роберт остановился посреди лужайки и запрокинул голову, чтобы видеть все звезды разом. Вид был такой, что дух захватывало. Чистый и прохладный воздух делал мысли гораздо более ясными, чем в пещере.
Похоже, что все вращается вокруг Дженн. Похищения, способность разговаривать мысленно, то странное ощущение чьей-то силы, когда она была при дворе… Странная судьба для девушки, выросшей в глуши, ничего не знающей об окружающем мире.
А теперь еще и разглагольствования Патрика… Узы.
О боги, нет!
Не может же быть, чтобы они с Дженн… чтобы это случилось дважды. Ведь Береника… которую он убил… Значит, если их с Дженн соединяют Узы, он убьет и ее тоже? И все из-за того, что сказал когда-то Ключ.
Но Финлей говорил, что Роберт всего лишь вообразил, будто связан Узами с Береникой. Разве не предположил брат, что Ключ мог иметь в виду кого-то другого?
Проклятие! Ключ… Два сообщения, двойное проклятие. Но зачем? Чтобы он всю жизнь оставался одинок, пытаясь обуздать демона? Того демона, которого дал ему Ключ…
Почему Ключ так его ненавидит, почему пытается заставить его выполнять свою волю?
Милосердные боги, чего хочет от него Ключ?
Хватая ртом воздух, Роберт упал на колени и погрузил руки в покрытую росой траву. Она была мягкой и прохладной, словно мука тонкого помола. Роберту хотелось зарыться в нее, утонуть в даруемом ею покое, как раньше в приснившемся ему море.
Бесполезно спрашивать «почему». Все бесполезно… Он никогда не получит ответов, если только не спросит Ключ, а приближаться к нему когда-нибудь еще Роберт отказывался. Ключ только причинит ему еще больший вред, скажет ему вещи, которых он не желает знать, снова начнет им управлять, постарается поколебать его решимость ни в чем не участвовать.
Но в самом ли деле он ни в чем не участвует? Истина заключается в том, что Роберт, несмотря на все свои усилия, по-прежнему остается в центре событий. Что ж удивительного, что никто не желает ему верить, не желает оставить его в покое? А теперь еще и Дженн говорит о необходимости действовать…
Да, куда бы он ни повернулся, он возвращается к Дженн. Патрик так часто оказывался прав… Прав ли он и в этом?
Не имеет значения. Все начал Ключ, и так же как раньше, как всю свою жизнь, Роберт будет противиться ему до последнего дыхания. Будет противиться, как противится он демону. Это единственный путь, единственный способ отвратить будущее, которое предначертал ему Ключ. Он не должен ни в чем участвовать. Ему следует держаться подальше от Дженн. Что еще важнее, нужно держать Дженн подальше от Ключа, только так она сможет остаться в безопасности.
Роберт зажмурил глаза, чтобы не видеть звездного великолепия неба, сделал глубокий вдох, потом еще. Он поднялся на ноги, но желания возвращаться в пещеру и встречаться с членами совета у него не было. Совершенно очевидно, чего они хотят, и еще более очевидно, что предпримут. Нужно взять себя в руки, снова надеть маску, стать тем человеком, которого они привыкли видеть. Роберту ужасно не хотелось этого делать, но дальнейшее пребывание здесь, на холодном ночном воздухе, ничему не поможет.
Он повернулся ко входу в туннель, но помедлил. Может быть, сейчас самое время попытаться… Сейчас никто его не прервет, никто не увидит…
Роберт ясно и точно настроил свой разум, сосредоточился. Чувствуя, как новая энергия наполняет его тело, он послал в ночь единственное безмолвное слово:
«Дженни!»
Ничего. Она слишком далеко. Ему не удастся… Но он должен! Должен удостовериться, что все испробовано.
Роберт снова сосредоточился и затаил дыхание. Теперь его мысль была узким лучом, который преодолевал лигу за лигой расстояние, разделяющее их. Он снова беззвучно выкрикнул ее имя. Опять ничего… потом внезапно…
«Роберт? О боги, где ты? Я думала, ты собираешься в Анклав!»
«В настоящий момент я стою на Голете. У меня выдался спокойный момент, и я решил попробовать. Такое расстояние нелегко преодолеть, но все же можно. Я просто хотел тебе сообщить, что мы благополучно добрались. Сейчас я должен идти разговаривать с советом, но они в основном уже знают о том, что случилось с Финлеем».
«Как твои раны?»
«Все зажило. У тебя не было неприятностей? Поверил отец твоему рассказу?»
«Да. Он рассердился на меня за то, что я с тобой отправилась, но такого я и ожидала. Однако должна тебя предупредить: сюда явился гильдиец и стал задавать вопросы. В Килфедир для расследования прислали Осберта…»
«Что?»
«И они ищут паренька, которого видели около тюрьмы».
«Проклятие!»
«Они не знают, что это была я, но, Роберт, тебе нужно быть очень осторожным! Как только закончится расследование в деревне, они отправятся в Данлорн допрашивать тебя. Ты должен поспешить домой. Если они узнают, что ты еще не вернулся, быть беде».
«Я отправлюсь утром».
«Я написала твоей матери и Мике, но, надеюсь, ты им обоим, когда вернешься, скажешь правду».
«Мике я все расскажу как есть, но матушке смогу только сообщить, что Шинлей жив. Слишком опасно ей знать больше. Послушай…»
«Что?»
«Боюсь, что я долго с тобой не увижусь. Может быть, никогда».
Ответом было молчание.
«Дженни!»
«Да. Но почему?»
«Этого я тебе не могу объяснить. Мне очень жаль».
Снова молчание.
«Дженни! Что случилось?»
«Ничего. Делай то, что должен, и не беспокойся обо мне. Я выживу — мне это всегда удавалось. Береги себя, Роберт».
На этом разговор кончился.
Но если их с Дженн не связывают Узы, почему он внезапно ощутил такую пустоту?
Капля воска побежала по свече, потом застыла на оловянном подсвечнике, присоединившись к другим, покрывшим узорчатый металл, свидетельницам долгих часов обсуждения. Финлей как зачарованный смотрел на свечу, отмечая легчайшие колебания пламени от дуновений воздуха. Он смутно слышал рокот голосов вокруг, но после двух часов ожидания Роберта внимание его рассеивалось.
В зале совета было теперь мало народа: многие отправились спать. Остались только Айн, Уилф, Генри, Арли Болдуин, Патрик и Аселин — они готовы были ждать столько, сколько потребуется. Финлей терпеливо отвечал на их вопросы, даже те, ответ на которые был ему известен лишь приблизительно. Да, Роберт скоро придет; он обсудит случившееся с советом и потом вернется в Данлорн. Это было счастье, в котором самому Финлею было теперь отказано.