* * *

ПРОЛОГ

На берегу небольшой бухты у подножия скал на южном побережье Люсары старик ждал, когда же появится условный сигнал. Ночь была темной и ненастной, выл ветер, дождь хлестал в спину съежившемуся человеку так, что шерстяной плащ промок насквозь. Старик сунул руки под мышки и притопывал ногами, чтобы хоть немного согреться, и продолжал всматриваться вдаль. Его взгляд перебегал со скал на дальнем берегу на чернильно-черную воду, но море оставалось пустынным, и лишь изредка белые барашки волн ловили отблеск луны, мелькавшей в разрывах клубящихся на небе туч.

Хотя рыбачья деревушка Ааран располагалась меньше чем в полулиге отсюда, утесы скрывали бухточку от любопытных взглядов и немного защищали от порывов ветра. Впрочем, опасность свалиться в темноте с крутой тропы не помешала бы береговой страже явиться сюда с дозором — даже в такую ночь. Стражники уже побывали в бухте, когда еще только начинало темнеть; тогда они не заметили старика, но ведь они вернутся. А стоит им появиться…

— Дьявол тебя побери, Данлорн! Клянусь всеми богами, надеюсь, ты уже недалеко! — прошипел старик, поглубже надвигая капюшон плаща, и неожиданно захихикал. — Ну, Долзи Керр, старый ты дурак, ты уж и разговаривать сам с собой начал! Надо же, что за времена настали!

Старик, прищурившись, снова оглядел скалы. Лунного света как раз хватало, чтобы удостовериться: на берегу он совсем один. Даже чайки попрятались. Дозора тоже не было видно.

Старик всмотрелся в океанскую даль. Пучина была черна, как адская пропасть, и лишь сами боги могли бы сказать, какие демоны там обитают. Однако вдруг в непроглядной тьме мелькнул единственный одинокий огонек. Слабый желтый луч фонаря с трудом пробивался сквозь завесу дождя.

Не задумываясь, Долзи кинулся вперед из-под защиты утеса, спотыкаясь и скользя на камнях. Вскоре его взгляд нашел еще более темный, чем сама чернота ночи, силуэт. Лодка.

Нос суденышка заскрежетал по гальке, и старик ухватился за борт. В лодке было пять или шесть человек, один из них выскочил на берег, чтобы вместе с Долзи удержать ее на месте. Громкий голос перекрыл вой ветра:

— Прости, что заставили тебя ждать здесь в такую погоду! Мы давно уже были бы на месте, если бы капитан корабля не перепутал бухты.

Долзи узнал голос. Поддавшись мимолетной панике, он снова оглянулся на отделяющие заливчик от деревни скалы. Если дозор появится сейчас, все пропало.

Кто-то выпрыгнул из лодки на гальку рядом со стариком, и тот заметил радостную улыбку на молодом лице. Мика Маклин. Однако Долзи было не до приветствий. Он смотрел на лодку, из которой на берег выпрыгнул второй человек. Аицо его было скрыто капюшоном черного плаща, который, казалось, даже штормовой ветер был не в силах всколыхнуть. Долзи знал, что должен теперь показать вновь прибывшим дорогу в пещеру — лодка уже отчалила, раздался размеренный плеск весел, — но все еще не мог оторвать глаз от этого второго человека. Надежда и радость захлестнули старика, однако где-то на дне души холодным грузом лежали недобрые предчувствия.

Потом он услышал тихий ясный голос, который не могла заглушить буря, — одновременно приветливый и властный:

— Вперед, старый друг. Пошли.

В этот момент налетевший с другой стороны порыв ветра слегка откинул капюшон плаща, и Долзи увидел худое обветренное лицо.

Все-таки он вернулся. После трех лет добровольного изгнания Роберт Дуглас, граф Данлорн, наконец вернулся в Люсару.

Долзи повел прибывших по пляжу к скалам с восточной стороны бухты, к пещере, которую он высмотрел еще много лет назад и которой не раз пользовался. Старик заранее приготовил там ужин и разжег жаровню. Маклин бросил на пол мешки, которые нес, и стал греть руки у огня, но Данлорн остался снаружи, повернувшись спиной к пещере и подняв лицо к небу.

Долзи смотрел на него, защищенный от дождя и ветра каменным навесом, и не знал, что предпринять. Потом к нему присоединился молодой Маклин. Вытирая воду с лица и мокрых рыжих кудрей грубым домотканым полотенцем, парень шепнул:

— Не тревожься о нем. Просто… Ну, понимаешь, он ведь не думал, что ему когда-нибудь удастся вернуться.

Долзи медленно покачал головой.

— И он не один так полагал. Что скажет король? А Гильдия? Ведь проктор все еще жаждет крови твоего господина. Уж не думает ли Данлорн, что ему будут рады при дворе? Что он сможет вновь занять свое почетное место? Гильдия начнет травить графа сразу, как только узнает о его возвращении. И должен вас предостеречь: разговоры о смерти его супруги все еще продолжаются. Клянусь богами, Мика, — Долзи повернулся и взглянул в лицо молодому собеседнику, — Данлорн ведь прямо обвинил Гильдию перед королем, за что и поплатился местом в совете. Но кое-кто при дворе все еще шепчется, что поспешный отъезд графа наверняка связан со странными обстоятельствами смерти миледи. Скажи мне, друг, уж не слеп ли Данлорн?

Маклин удивленно поднял брови. Пригладив мозолистыми руками волосы, парень пожал плечами и ответил:

— Господин на многое смотрит по-своему, но он не слеп. Он не хочет больше иметь дела ни со двором, ни с Гильдией и полагает, что они оставят его в покое. Что до леди Береники… Ты же знаешь господина и знаешь, что в тех слухах нет ни капли правды.

Нахмурившись, старик только крякнул в ответ. Он все еще беспокоился и еще раз внимательно оглядел скалы — ведь Данлорн стоял так, что, появись дозор, его бы сразу заметили.

— Это безумие… — прошипел он, потом добавил громко, чтобы перекричать бурю: — Войдите внутрь, милорд! Стражники могут вернуться в любой момент.

Данлорн медленно повернулся; лица его не было видно. Потом он вошел в пещеру, откинул капюшон и сбросил плащ.

Граф изменился, без удивления отметил Долзи. Он все еще был молод — ему недавно исполнилось двадцать восемь, — но иногда трудно было поверить, что это так. Темные волосы до плеч, взлохмаченные ветром, прямой нос, полные губы и решительный подбородок… Данлорн слегка улыбнулся, но улыбка не отразилась в холодных зеленых глазах, внимательно смотревших на Долзи. Старик невольно поежился под этим взглядом. Уж то, как смотрит на человека легендарный граф, забыть было невозможно.

Долзи выпятил подбородок и изо всех сил постарался проявить независимость.

— Ну и ночку вы выбрали, милорд! Вы же знали, каковы осенние бури: вполне могли пойти ко дну, пересекая пролив. Почему было не дождаться весны?

Данлорн ответил ему дружеской улыбкой, совсем изменившей надменное лицо. Глубокие морщины, оставленные печалями и заботами, исчезли; граф излучал теперь обаяние и спокойную уверенность в себе, которые Долзи так хорошо помнил. Данлорн прошел в глубь пещеры и ответил:

— Весна никак не подходила для моих целей. Нам понадобятся лошади и кое-какие припасы, если ты сможешь их раздобыть. Я хочу двинуться в путь завтра. Дорога предстоит дальняя, а мы хотели бы пересечь горы до первого снега.

— Конечно, — рассеянно кивнул Долзи. Старик придвинулся к жаровне, продолжая смотреть в лицо Данлорну. — Только вы должны понять, что в покое вас не оставят. Ненависть никогда не засыпает в таких людях, как Вогн. Да и многое переменилось с тех пор, как вы уехали.

— Что же именно?

— Ратуши Гильдии теперь стоят по всей стране. Вам не удастся незамеченными добраться до Данлорна. Хватка Гильдии с каждым днем все сильнее душит Люсару. Народ будет ждать от вас…

— Я знаю, старый друг. — Данлорн снова улыбнулся. — Но им придется подождать помощи от кого-нибудь другого. Я и так сделал все, что мог. Впрочем, то немногое, что я совершил, только ухудшило дело. Не бойся, Долзи, ты больше не услышишь разговоров обо мне.

Эти слова не успокоили старика, но он постарался найти себе занятие, раскладывая по тарелкам горячую еду и разливая вино, чтобы не замечать темной тени, промелькнувшей в глазах Данлорна.

Ветер снаружи не унимался, дождь все так же барабанил по скалам, и когда через несколько минут появился дозор, стражники, усталые и промокшие, думали только о том, как бы поскорее добраться до дому и согреться. Тропа, извивающаяся среди утесов, была скользкой и крутой, и никто не заметил отблеска огня в пещере и не обнаружил скрывающихся в ней людей.

1

— Ваше величество!

Розалинда ничем не показала, что слышит, хотя голос и заставил ее вздрогнуть. Другие слова, зловещие и сказанные по секрету, все еще звучали у нее в ушах. Она случайно услышала тот разговор — шепот доносился из-за двери у нее за спиной… разговор, который вовсе не предназначался для ее ушей.

Потрясенная, потеряв дар речи, Розалинда продолжала смотреть в окно. Сучковатые кусты в саду роняли листья — золотые монеты осени. Слуги подметали дорожки, извивающиеся между клумбами лаванды под персиковыми деревьями в северной части сада, вокруг старого колодца. Еще недавно сверкавший ярким калейдоскопом летних красок, теперь сад стал серым, словно вся его жизнь ушла в холодную землю. Еще несколько недель — и даже этот серый цвет исчезнет, стертый очищающей белизной первого снега.

— Простите, что беспокою вас, ваше величество, но меня послали за вами. Осталось всего несколько минут до начала приема, а вы еще не одеты. Вам нельзя опаздывать — прибытие посла Майенны важное событие.

Розалинда отвернулась от окна и покорно сложила руки. Она прошла хорошую школу: двор не прощал ошибок, — лицо Розалинды оставалось спокойно, движения уверенны. Но взгляд леди Камиллы Мюррей, фрейлины королевы и шпионки короля, не смягчился.

Покорно кивнув, Розалинда двинулась в сопровождении Камиллы по галерее. Она не торопилась, хотя голос внутри нее кричал: беги, скорее беги, пока та дверь не открылась и твое присутствие здесь не обнаружили. Тот же голос твердил: предупреди их сейчас же, иначе будет слишком поздно. Нужно сказать о грядущем несчастье кому-нибудь, сделать что-нибудь…

Но кому? К кому она может обратиться? Кто станет ее слушать?

Ее покои находились недалеко, и она не успела по дороге толком ничего обдумать, составить план. Кому она может доверять? Безусловно, не своим фрейлинам, даже не своему духовнику. Все они служат Селару и, без сомнения, ее предостережения воспримут как измену королю.

В гардеробной развели огонь; ледяной ветер стучал оконной створкой. Не теряя времени, Камилла подала Розалинде воду для умывания, гребень для волос и парадную одежду. Она прекрасно выполняла свои обязанности — и не только те, которые касались службы королеве. Достаточно Розалинде хоть в чем-нибудь нарушить заведенный порядок — и она пропала.

Розалинда спокойно стояла, пока Камилла и остальные фрейлины суетились вокруг нее. Если бы только у нее было больше времени, больше возможности обратиться за помощью… От нее сейчас так много зависит, а ей не на кого положиться. Конечно, Селар все так и задумал. Вот уже двенадцать лет она королева только по имени. О боги, даже друзья отвернулись от нее за эти годы. Какое имеет значение, что она принадлежит к великому Дому МакКенна, что она — мать наследника престола. Она ничего не значит при дворе, она — лишь символ союза Аюсары и этого человека, поработившего страну и захватившего трон. Королева-предательница, мать престолонаследника-бастарда.

— Моя сестра все еще с детьми? — Вопрос вырвался у нее прежде, чем она успела его обдумать. Но, несомненно, его подсказала ей интуиция — быть может, Самах удастся с кем-нибудь поговорить?

— Леди Самах в детской, ваше величество, — ответила Камилла, нахмурившись.

— Пригласите ее ко мне на ужин, когда закончится прием. — Да, это именно то, что нужно. До завтра Самах еще не уедет в свой монастырь. У нее будет время помочь сестре. Но может ли Розалинда подвергать ее такой опасности?

— Хорошо, ваше величество. — Камилла закончила свою работу, отступила назад и поднесла Розалинде отполированное зеркало.

Королева мельком взглянула на свое отражение, но потом бросила на себя более внимательный взгляд. В свои двадцать семь она выглядела еще достаточно молодо, чтобы быть украшением приема. Ее каштановые волосы отливали золотом, ясный взгляд карих глаз напоминал отца. Когда-то она была красавицей, но Розалинда чувствовала, что те дни давно прошли. Сейчас она уже только привлекательна, не больше, а вскоре, — вскоре она окончательно постареет и подурнеет. Но, красива она или нет, она остается королевой и должна держаться гордо, она обязана показать этому отвратительному посланнику Майенны, что чувство собственного достоинства по-прежнему наполняет сердца истинных люсарцев.

Даже если кажется, что боги отвернулись от них.

Милосердная Минея, помоги мне пройти через все это. Дай силы встретиться лицом к лииу с этим человеком!

В сопровождении двух фрейлин Розалинда миновала многочисленные покои замка и вошла в большой зал. Он был практически пуст — первая встреча с послом не требовала присутствия всего двора. Не проронив ни слова, королева прошествовала под знаменами с гербами, свисающими со сводчатого потолка, и остановилась у резной двери из черного дерева. Стражи, стоявшие по обе стороны от входа, поклонились Розалинде, распахнули створки и отступили в сторону. Дань уважения короне, которую она носит, не более того.

В приемной, куда она вошла, собрались около дюжины человек; взгляды присутствующих обратились к Розалинде. Почти весь совет в полном составе. У окна стоял канцлер Дай Ингрэм, маленький, похожий на мышь человечек, рядом с ним — Тьеж Ичерн, герцог Эйр. Двоюродный брат Селара по материнской линии, Ичерн сопровождал кузена в его первых захватнических походах и показал себя на поле битвы жестоким и кровожадным воином. Короткая шея и бычья голова резко контрастировали с богатым парадным нарядом герцога. Ичерн с его коротко остриженными — чтобы удобно было носить шлем — волосами всегда выглядел тем, кем был: грубым воякой; этим он очень отличался от человека, стоявшего рядом с ним. Джордж, граф Кандар, приходился Ичерну кузеном, но, кроме серых глаз, ничто не напоминало об их родстве. Высокий белокурый красавец, придворный до мозга костей, Джордж единственный из всех царедворцев относился к Розалинде с почтением. Но, уважает ее граф или нет, она никогда не сможет доверить ему свой секрет. Карьера Джорджа полностью связана с Селаром, и он останется верен королю.

А те двое мужчин у стола? Герцог Донал МакГлашен и молодой граф Пейн. Все, что осталось от старой гвардии, последние представители Великих Домов Люсары в совете. Они смотрели на королеву со смесью доброжелательности и опасения, их собственное положение было слишком шатко, чтобы они могли помочь Розалинде.

Королева заметила, как взметнулась ярко-желтая мантия, и повернулась к камину. Да, там стоял он. Проктор Вогн, облаченный в цвета своей любимой Гильдии, и два его помощника, Осберт и Льюис. На длинном хищном лице Вогна играла улыбка, но в ней не было тепла — она просто говорила об отсутствии души. Розалинда почувствовала отвращение и отчаянно попыталась спрятать поглубже воспоминание о его словах, услышанных ею из-за двери.

Рядом с проктором стояли и другие богато одетые придворные, но внимание Розалинды сосредоточилось на Селаре — король шел к ней через весь покой, его чеканное лицо озаряла улыбка.

— Розалинда, дорогая, как чудесно, что вы к нам присоединились. — Он подал ей руку и вывел на середину комнаты. — Позвольте представить посланника моего брата, его светлость герцога Ожье. Он представляет на этих переговорах Тирона, ему пришлось проделать долгий путь, чтобы выполнить свой нелегкий долг.

Розалинда смущенно протянула герцогу руку. Тот склонился и коснулся губами ее пальцев, но Розалинда все еще не могла отвести глаз от Селара. Почему он приветствовал ее так тепло? За последний год он едва ли хоть раз обратился к ней. В какую игру он играет? Должна ли она принять участие в представлении? И почему…

— Дорогая, — продолжал Селар, беря жену под руку, — его светлость сообщил, что привез подарки мне, вам и нашим детям. Они прибудут завтра с его багажом. Как мило с его стороны, не правда ли?

Да, он ждет, что она поддержит его игру. Рассеянно кивнув, Розалинда выдавила из себя улыбку:

— Да, милорд, очень мило.

Селар подвел королеву к креслу у огня, но не выпустил ее руки. Розалинде хотелось вырвать руку, потребовать от него ответа о том, что происходит. Все остальные были в курсе дела. Никто из них не выказал ни малейшего удивления. Должно быть, их предупредили. Но почему?..

Весь этот спектакль предназначался Ожье, вернее — Тирону. Тирон был старшим братом Селара, но Селар всю жизнь презирал его. Безрассудно честолюбивый, он никогда не скрывал, что стремится занять место Тирона на троне Майенны. Поэтому-то, как только появилась такая возможность, Тирон помог Селару захватить Люсару. Пока Селар будет подчинять вновь завоеванную страну и устанавливать в ней свои порядки, он забудет о Майенне и оставит Тирона в покое. Как только завоевание свершилось, Тирон прекратил какие-либо отношения с братом; ледяное молчание длилось тринадцать лет.

Итак, почему Тирон вдруг прислал посла? Почему Селар пытается произвести на Ожье впечатление этой фальшивой картиной счастливой, дружной семейной жизни? Что он делает? И поверит ли Ожье?

Вокруг Розалинды продолжалась беседа, но она не могла сосредоточиться на разговоре. Королева безжизненно сидела в кресле, от прикосновения Селара у нее по коже бежали мурашки. Больше, чем раньше, она чувствовала необходимость найти способ передать то, что услышала.

Голос короля ворвался в ее мысли. Она повернулась и посмотрела на него. Голубые глаза Селара сверкали, он оживленно жестикулировал. Синяя мантия оттеняла длинные, по моде, светлые волосы, борода была аккуратно подстрижена. Самый высокий мужчина в зале, Селар властвовал и в разговоре — он любил господствовать во всем. Его жажда власти уступала лишь его решимости этой власти достичь.

— Итак, милорд, не знаете ли вы чего-нибудь нового о тех нападениях? — Селар в насмешливом приветствии поднял чашу с вином, поданную ему Пейном. — Надо признаться, я был поражен, узнав, что среди разбойников был майеннский сержант. Какая жалость, что он погиб вместе со всей бандой. Я надеялся что-нибудь узнать от него.

Темные глаза посланника сверкнули, но он не замедлил с ответом:

— Я не знаю ничего конкретного, сир. Его имя нам неизвестно, а потому мы ничего не можем сказать о том, из какой он части. Полагаю, речь идет всего лишь о дезертире, который надеялся на добычу благодаря набегам на ваши земли. Уверяю вас, мой король сделает все от него зависящее, чтобы рассеять это печальное недоразумение.

— Так, значит, я не должен верить тем слухам, что доходят до меня?

— Слухам, сир?

Селар сделал глоток вина.

— Говорят, набеги — дело рук вашего короля. Ожье в замешательстве покачал головой.

— С какой стати, сир?

— Чтобы устроить беспорядки в моем королевстве, как это было во время Смуты пятнадцать лет назад. Именно распри и беспорядки позволили мне когда-то захватить Люсару. Возможно, Тирон хочет повторить тот же трюк со мной?

Лицо посланника окаменело, он холодно поклонился Селару:

— Мой король не претендует на ваш трон, сир. Цель моей миссии, как я уже говорил, в первую очередь — устранить непонимание между нашими странами. Таково желание Тирона вот уже несколько лет, но только сейчас ваше величество позволило нанести подобный визит. Уверяю вас, мой король хочет мира между нами.

— Похвальное желание, — отрывисто кивнул Селар, но затем смягчил свои слова улыбкой. — Поэтому-то я и согласился удовлетворить просьбу Тирона принять посольство. Мы будем рады, если вы проведете у нас зиму. А весной вы сможете вернуться к Тирону и заверить его, что и мы хотим мира.

— Мудрость вашего величества достойна самых высоких похвал… Третий раз за день Розалинда утратила дар речи: все ее мысли были полны яростного отрицания. Не может быть! Наверное, она ослышалась, что-то упустила из беседы Селара и герцога. Неужели он действительно предложил Ожье — шпиону своего брата — перезимовать в стенах Марсэя? Что на него нашло? И не было ли все это как-то связано с тем, что она случайно услышала? Почему даже…

О боги!

Селар в самом деле решился на такое! После тринадцати лет он наконец решил действовать. Должно быть, он сошел с ума!

Его нужно остановить.

Взяв себя в руки, Розалинда повернулась к придворным и стала внимательно слушать. Нужно найти кого-нибудь, с кем она сможет поговорить, кто в состоянии что-либо сделать.

Затаив в глубине души измену, королева только надеялась, что ее мужество имеет не менее глубокие корни, чем ее страх.

Последние молящиеся покидали зал, в часовне Гильдии воцарилась тишина. Оставшись в одиночестве, Осберт не сводил глаз с витража южного нефа; солнце, выглянувшее впервые за эту неделю, расцвечивало стекло. Прозрачная мозаика изображала житие святого Варфоломея, его заботу о сирых и убогих. Сам святой мало интересовал Осберта, но искусство, более столетия назад сотворившее эту красоту, оставалось бессмертным памятником ремесленникам Гильдии. Улыбаясь, Осберт повернулся к священнослужителю, убиравшему за алтарь последние сосуды, использовавшиеся во время церемонии.

Дьякон Годфри был одним из немногих священников, которых Осберт уважал. Благодаря своей незаурядности и редкому трудолюбию к тридцати годам Годфри добился завидных успехов в духовной карьере. Его острый трезвый ум, как и его проницательность, были широко известны. Он служил церкви с преданностью, какую теперь не часто удавалось встретить; его высокую стройную фигуру нередко можно было видеть рядом с престарелым епископом Даунхоллом. Однако при всем своем восхищении священником Осберту никак не удавалось узнать Годфри поближе. Как и многие церковники в последние годы, дьякон старался держаться подальше от Гильдии.

Осберт вздохнул, кинул последний взгляд на витраж, посвященный святому Варфоломею, и повернулся к алтарю.

— Каждый раз заново поражаюсь, как изумительно выглядит эта картина в лучах солнца. Жаль, нельзя заставить светило сиять все время.

Годфри мельком взглянул на стекло, затем перевел глаза на Осберта.

— Боюсь, если бы вам это удалось, советник, вы быстро привыкли бы к ее красоте и перестали ее замечать.

Осберт дружелюбно рассмеялся, закутываясь в желтую мантию.

— Да, вы, конечно, правы. И все же как было бы чудесно — хотя бы на некоторое время.

— Что ж, некоторое время мы и наслаждаемся солнечным светом, — отозвался дьякон, складывая вещи и собираясь уходить. — Такая пора называется лето.

Осберт с улыбкой кивнул, затем поднял руку.

— Я слышал, епископу Даунхоллу нездоровится. Пожалуйста, передайте ему мое пожелание скорейшего выздоровления.

Брови дьякона высоко взлетели над темными глазами. Гримаса недоверия исказила его вытянутое сумрачное лицо. Впрочем, ответил он вежливо:

— Конечно, советник. Прошу простить меня — мне нужно идти. Осберт проследил за удаляющейся фигурой священника; когда дверь за ним закрылась, он повернулся влево.

— Итак, Геллатли, с чем ты пришел?

Из тени выскользнули двое в серых повседневных одеждах гильдийцев. Один из них, телосложением напоминавший кузнеца, поклонился Осберту. Второй мужчина, обладатель блестящих черных волос, был выше и моложе своего спутника. Он остался позади; молча скрестив руки на груди, он предоставил Геллатли возможность рассказывать.

— К сожалению, господин, нам удалось узнать очень немного. Если что-то и происходит, то в глубочайшей тайне. — Геллатли пожал могучими плечами. — Нэш придерживается иной точки зрения, но я сомневаюсь, что мы сможем собрать что-то определенное до весны.

— До весны! — нахмурился Осберт. Жестом приказав подчиненным следовать за собой, советник пересек часовню и оказался у двери в противоположном конце зала. — Ты представляешь, что скажет проктор, если я передам ему это? Во имя богов, Геллатли, да Вогн убьет тебя на месте, если ты ничего не найдешь. Я не приму никаких отговорок, слышишь?

— Да, господин, — проворчал Геллатли; Осберт повернулся и посмотрел ему в лицо.

— И я не желаю больше слышать о твоем неудовольствии по поводу короля. Меня не волнует, Геллатли, что ты его ненавидишь. Не забывай: мы по-прежнему служим Селару.

Гильдиец выпятил челюсть.

— Меня всегда учили, что священное назначение Гильдии — служить богам.

— Слушай, ты, прекрати эти семантические разглагольствования, или я сам тебя высеку! — оборвал его Осберт; его хорошее настроение мгновенно улетучилось. — Мне не нужны люди, которые не выполняют моих приказов. Любишь ты короля или нет, дело касается будущего Люсары; хорошо бы, чтобы ты об этом помнил.

Нэш положил руку на плечо Геллатли, предупреждая дальнейшие возражения. С достоинством поклонившись, он произнес:

— Мы не забываем этого, господин советник. Мой друг просто беспокоится о безопасности Люсары, потому и говорит так. Он не хотел быть непочтительным.

Глаза Осберта сузились; он перевел взгляд на второго гильдийца. Нэшу можно доверять, а вот Геллатли становится проблемой. Возможно, пора его заменить. Осберт кивнул.

— Позаботься о том, чтобы так оно и было. Я хочу от вас еще кое-чего. Ожье из Майенны. Он собирается на зиму остаться при дворе. Селар формально разрешил это. Но вы должны знать — король предпочел бы, чтобы Ожье оказался где-нибудь в другом месте, но — по собственному желанию. Король не может отослать его прочь.

Геллатли кивнул.

— И что вы хотите, чтобы мы сделали?

— Проявите фантазию, если она у вас есть! — рявкнул Осберт. — Понаблюдайте за ним, узнайте как можно больше о его истинных намерениях. Доложите мне обо всем через два дня. Я должен знать, как можно избавиться от посланника. Но будьте осторожны, предупреждаю вас. Я был прежде знаком с Ожье — он не дурак. Если он обнаружит, что за ним следят, он не преминет этим воспользоваться.

Гилъдийцы покорно поклонились; Осберт повернулся к двери. Ему была назначена встреча с Вогном, и он не хотел опаздывать.

Годфри вернулся в базилику; несколько минут он раскладывал утварь, принесенную из часовни Гильдии. Он не торопился — еще оставалось время до того момента, когда появятся остальные; отец Джон наверняка прикажет подать обед в кабинет Хильдерика. Годфри успеет переодеться и явиться к Хильдерику раньше, чем начнут собираться первые гости.

Дьякон поставил блюдо и потир в шкаф в ризнице и запер дверцы ключом, висящим у него на поясе.

Годфри зажег от принесенной с собой маленькой свечки две свечи, чтобы разогнать надвигающиеся сумерки, и поставил их на стол для облачений. Он уже собирался снять с себя расшитую епитрахиль, когда в дверь тихонько постучали.

— Войдите. — Годфри в ожидании повернулся к двери, но ничего не произошло. — Кто там?

Дверь открылась, и в комнату вошла женщина, закутанная в темный плащ, скрывавший ее лицо. Она сделала шаг вперед, чтобы можно было закрыть за собой дверь, и застыла, в молчании сложив руки под накидкой.

Терпение Годфри было на исходе, он глубоко вздохнул и произнес:

— Чем я могу помочь вам, дочь моя? Капюшон приглушал голос женщины.

— Я хотела бы исповедаться, святой отец. — Посетительница выпростала руку и откинула капюшон. Когда она подняла голову, Годфри упал на колени.

— Ваше величество! Я не мог и подумать! Но почему вы…

— Простите меня, отец мой, — прошептала Розалинда, нерешительно делая еще шаг вперед. — У меня очень мало времени: меня скоро хватятся. Вы — единственный, кому я могу доверять.

— Но разве ваш духовник не обязан помочь вам?

Розалинда покачала головой. Она взглянула на дверь, и дьякон, поняв намек, поднялся, обошел королеву и задвинул засов. В глазах Розалинды мелькнула благодарная улыбка, но то, как она стиснула руки, говорило о волнении. Королева несколько раз прошлась по комнате, затем вновь остановилась перед дьяконом. Не нужно было быть священником, чтобы заметить, насколько она глубоко встревожена.

— Я видела на вас епитрахиль. — Розалинда замялась. — Могу я попросить… можете ли вы выслушать мою исповедь без нее?

— Конечно. Епитрахиль просто символизирует тайну исповеди.

— А если я не хочу, чтобы моя исповедь осталась в тайне? Она пыталась поймать его взгляд. Чего она хочет? Может быть, это ловушка, расставленная королем? Нет, Розалинда — пленница Селара, но не пешка в его игре.

Годфри медленно кивнул и пересек комнату. Он остановился перед королевой, нетерпение его исчезло.

— Я сохраню вашу исповедь в тайне настолько, насколько вы этого захотите. Если вы пожелаете, чтобы я что-то обсудил со своими братьями, — вам достаточно лишь сказать об этом.

— Да, я хочу, чтобы было именно так, — с чувством произнесла Розалинда. — Я боюсь, что…

Розалинда умолкла; Годфри взял ее руки в свои, пытаясь успокоить:

— Расскажите мне обо всем, дочь моя. Что вас тревожит?

— Я… Извините меня, святой отец, но это так трудно. Я не знаю, правильно ли поступаю, обращаясь к вам с подобными вещами. Если только король узнает… — Она вновь умолкла и тяжело вздохнула. Когда наконец она заговорила, ее голос звучал твердо, как у человека, принявшего определенное решение. — Я услышала нечто, святой отец, о чем вам необходимо знать, но выводы, которые я сделала, наполняют меня страхом. Надеюсь, я ошибаюсь.

Вчера я случайно оказалась рядом во время некоего разговора; он непосредственно касался церкви.

— Чей разговор?

— Вогна и… короля.

Годфри почувствовал, что ему не хватает воздуха. Подобное признание Розалинды было изменой с ее стороны — и с его тоже, раз он его слушал. Но дьякон не остановил королеву. Ей было нелегко решиться прийти сюда.

— И что вы услышали?

— В благодарность за что-то король согласился поддержать Вогна в его новом начинании. Проктор… собирается забрать приюты из-под попечительства церкви. Он заявил, что заботиться о больных — дело Гильдии, а священники тут ни при чем. Вогн был настроен очень решительно, отец мой, и это пугает меня. Если они…

— Если Гильдия наложит руку на приюты, они станут недоступны бедным — у тех нет денег, чтобы платить гильдийцам. Да, я понимаю. Кроме того, при этом Гильдия захватит немало церковных земель. — Годфри отвернулся, у него голова шла кругом. Куда подевались братские отношения, издревле связывавшие Гильдию и церковь? На протяжении тысячи лет они трудились рука об руку во имя общего блага. А теперь, похоже, Вогн хочет пожертвовать этими древними узами ради собственных целей. Ужасно!

— Вы не знаете, чем Вогн заслужил такую милость? Чего король хочет от проктора в обмен на поддержку его требований?

— Мне было плохо слышно, но, боюсь, дело касается посольства Майенны. Вы знаете, что герцог собирается провести зиму в Марсэе? Я не верю в простодушие короля, отец мой. Это мало кому известно, но Селар всегда втайне мечтал вернуть себе трон, надежды на который его лишили, натравив на Люсару, — трон Майенны. Я… я уверена, решение короля гостеприимно принять Ожье имеет целью успокоить Тирона относительно взаимоотношений братьев — так Селар сможет лучше подготовиться к войне.

Годфри посмотрел королеве в глаза. Она говорила серьезно. Она верила в то, что говорила, всем сердцем. Но хуже всего — ее слова были похожи на правду. Слишком печальную правду… Если Селар замышляет войну против Майенны, оставить в столице Ожье, принять его со всевозможными почестями — самый естественный первый шаг. Внушить Тирону ложное чувство полной безопасности, а потом, когда настанет подходящий момент, ударить…

— Но король должен понимать: народ Люсары никогда не поднимется на войну на его стороне. — Годфри ухватился за первую логичную мысль, пришедшую ему в голову. — И уж подавно для завоевания Майенны.

Помедлив, Розалинда кивнула:

— Да, должно быть, вы правы. Я что-то не так поняла. Было бы роковой ошибкой полагаться на преданность люсарцев, когда так много поставлено на карту, — король не пойдет на это. Но все равно Вогн не отступится от своего замысла насчет приютов. Умоляю вас, расскажите обо всем епископу Даунхоллу. Он — единственный, кто может остановить проктора.

— Я не стану упоминать вашего имени, ваше величество. Вы уже и так слишком сильно рисковали, передавая мне то, что услышали. А теперь вам надо идти, пока вас не хватились.

Розалинда улыбнулась. На какой-то момент перед Годфри появилась юная беззаботная девушка, которая не страшится своей судьбы, не боится за будущее. Затем мимолетное видение исчезло, капюшон вновь скрыл лицо королевы. Годфри открыл дверь и убедился, что коридор за нею пуст. Мгновение — и Розалинда исчезла, лишь слабый аромат напоминал о том, что она побывала здесь.

Через несколько минут Годфри уже входил в кабинет Хильдерика.

Дьякон опоздал, и старик встретил его сердитым бурчанием. Все остальные были уже в сборе: МакГлашен, Пейн и бессменная аббатиса монастыря Святой Хилари Элунед. Пробормотав извинения, Годфри отозвал архидьякона в угол и в двух словах передал ему то, о чем поведала Розалинда.

Хильдерик поднял брови:

— Вы серьезно? Проклятие, Годфри, если это опять ваши шуточки…

— Это не шутка, брат мой, — прошептал Годфри, украдкой бросая взгляд на присутствующих. Элунед можно доверять, а вот придворным? Знают ли они уже? Станут ли помогать? — По крайней мере выводы моего друга относительно войны ошибочны. Не стоит обращать на них внимания.

— В самом деле? — пробормотал Хильдерик; его могучий ум уже был поглощен новой задачей. — МакГлашен как раз только что рассказывал мне об этих разбойниках, которые стали досаждать жителям на западе. Говорят, они явились из Майенны, но никаких доказательств нет. Если Селар задумал воевать с братом, подобные набеги — неплохой способ заручиться поддержкой народа. Годфри задумался, но потом покачал головой

— Все это спекуляции, не больше, брат мой. Возможно, мы неправильно оцениваем ситуацию в целом. Нет никаких свидетельств…

— Никаких? Подумайте, Годфри. Был только один человек, который хорошо влиял на Селара, но он покинул Люсару и вряд ли когда-нибудь вернется. Если Селар жаждет войны, лучшего помощника, чем Вогн, не придумаешь. Проктор честолюбив, жаден и потрясающе эгоистичен. Он вполне мог организовать набеги, чтобы напомнить о том, что происходило во времена Смуты. По словам МакГлашена, налеты очень похожи на бесчинства пятнадцатилетней давности. В Люсаре нет практически ни одного Великого Дома, который не пострадал бы тогда. Налеты да еще те гнусные похищения. Дети из Великих Домов были захвачены, и больше их никто никогда не видел. Среди похищенных детей был и кузен МакГлашена Петер — мальчика украли, когда ему было всего четыре года. Отец ребенка погиб в битве при Нанмуре, сражаясь с Селаром. Мать через несколько месяцев умерла во время родов. И не говорите мне, что за этим не может стоять Селар.

— Что мы в таком случае будем делать?

— Пока ничего — и ни слова здесь присутствующим. Нельзя компрометировать МакГлашена и Пейна. Их присутствие в совете слишком важно. Наш народ уже потерял своего любимого предводителя, нельзя рисковать оставшимися. Когда трапеза закончится, я отправлюсь к Даунхоллу. После этого… — Пожав плечами, Хильдерик повернулся к гостям и пригласил их к столу.

Годфри подошел к буфету и налил себе вина. Он уже поднес кубок к губам, когда в дверь настойчиво постучали. В комнату, запыхавшись, вошел секретарь Хильдерика отец Джон; он внимательно оглядел комнату.

— Архидьякон, — выдохнул он, едва поклонившись гостям, — доктор попросил меня прислать вас. Епископ Даунхолл сильно занемог.

Завернувшись в старый шерстяной плащ, Нэш ждал, притаившись во внутреннем дворе. Он знал, что в темноте его практически невозможно разглядеть, если только не столкнешься лицом к лицу. Да никого поблизости и не было. Ночь выдалась холодная, несколько часов шел мокрый снег — в такую погоду никто и носа не высунет. Это был первый снег в Марсэе в этом году, предвестник надвигающейся зимы. Не отрывая взгляда от маленькой разукрашенной двери напротив его темного утла, Нэш задумался. Непроизвольно его мысли обратились к Геллатли — и Осберту.

Нэш столкнулся с проблемой. Не то чтобы она была неразрешима, но тем не менее требовала тонкого подхода и удачного выбора момента. Вечером Геллатли снова вызвал неудовольствие Осберта своей ненавистью к королю. Советник и сам был жестким человеком, но все же его взгляды были более терпимы, чем официальное отношение Гильдии к неподчинению приказу. Геллатли упорно не хотел ни на йоту отступить от своих строгих моральных принципов, навлекая тем самым на себя гнев Осберта — и предоставляя Нашу уникальную возможность.

Чтобы осуществить свои честолюбивые замыслы, Нэшу нужно было сделать карьеру. Не надо спешить, во всяком случае — чересчур спешить. Чтобы добиться расположения Осберта, а в дальнейшем и Вогна, требуется убрать Геллатли. Вероятно, это лишь маленький шаг к достижению цели, маленький, но необходимый. Но тут возникали трудности. С одной стороны, нельзя скомпрометировать себя в глазах Гильдии, так что придется действовать тайно. С другой — конечно, необходимо убедиться, что королю на самом деле ничто не угрожает. Не годится, чтобы после стольких лет работы что-то произошло с человеком, который нужен Нэшу больше всего, — особенно в результате несчастного случая. Особенно если…

Нэш прогнал неприятную мысль; его лицо медленно расплылось в улыбке. Он увидел перед собой возможность перепрыгнуть сразу через несколько ступеней. Нэш всегда боролся с искушением сделать все побыстрее — он уже совершил такую ошибку и страдал от этого. Но на сей раз он может существенно продвинуться вперед, ничем особенно не рискуя. Если действовать ловко, есть полная возможность добиться успеха. Конечно, все зависит от Геллатли, от того, сколь сильно он в действительности ненавидит Селара — и насколько он доверяет Нэшу. А если дело пойдет так, как нужно, Нэш добудет для Осберта и Селара именно то, чего они хотят. Да!

Словно в ответ на его мысль из двери напротив появилась огромная фигура. Геллатли задержался, чтобы натянуть капюшон — снег продолжал идти, — а затем направился прямиком к Нэшу.

— Ну? — тихо спросил тот.

— Ха. — Геллатли нахмурился и оглядел пустой двор. — Дай им такую возможность, и эти монстры уничтожат нас.

— Ожье?

— Не он сам и даже не эти его надутые советники, — прорычал гильдиец, — но все эти майеннские язычники. От них нигде не скрыться. Они проникли ко двору, пробрались в церковь и даже в нашу возлюбленную Гильдию. Еще немного — и нам ничего не останется. Они кишат на всем, чем когда-то была сильна Люсара, как черви на дохлой собаке. А стервятники из Садлана и Тусины только и ждут у наших границ возможности накинуться на мертвое тело.

Голос Нэша прозвучал успокоительно.

— Ты ведешь опасные разговоры, друг мой. Брось, пойдем лучше выпьем эля, не надо так волноваться. В городе открылась новая таверна. Я слышал, там подают лучший в Марсэе эль. — Он обнял Геллатли за плечи и увлек того прочь. — Пошли, там ты мне все и расскажешь.

Большой зал был полон придворных, торговцев, священников и гильдийцев; предстоял первый официальный прием в честь прибытия посла Майенны. Посланник привез множество подарков и теплых пожеланий, и вряд ли нашлась бы при дворе душа, готовая пропустить это историческое событие.

Годфри вежливо, но настойчиво проложил себе дорогу сквозь толпу к правой части возвышения, где стоял Хильдерик. Архидьякон холодно посмотрел на него.

— Вы не спешили. Я думал, вы опоздаете. Годфри пожал плечами.

— Он засыпал меня вопросами. Что я должен был сказать: «Извините, епископ, я спешу на банкет?» — Годфри отвел взор от людей, суетящихся внизу, и посмотрел на престарелого священнослужителя. Хильдерик был ниже Годфри; его квадратное лицо было под стать коренастому телу. Тонзура, выбритая при пострижении в монахи, давно исчезла вместе с большей частью волос. Все, что осталось, — это узкая каемка жесткого стального цвета ежика — того же оттенка, что и глаза. Хильдерик был стар, но его нельзя было назвать дряхлым. Несмотря на разницу в возрасте, с годами между двумя священниками возникла близкая дружба, хотя мало кто смог бы догадаться об этом по их разговорам.

Хильдерик, блестяще знающий церковные законы и традиции, взял на себя заботу о поддержании единства церкви: в связи с болезнью Даунхолл временно отошел от дел. С тех пор как традиционный союз церкви и Гильдии был разорван, работа Хильдерика становилась тяжелее день ото дня. Годфри трудился бок о бок с другом, стараясь снять с его плеч ношу административной волокиты. Впрочем, старания дьякона не всегда могли повлиять на настроение Хильдерика.

Сердито сдвинув брови, архидьякон пробормотал:

— Ну и как он?

— Он в ясном уме, хотя иногда его внимание рассеивается. Я сказал ему, что вы зайдете вечером, после… празднества. Он до сих пор ничего не знает о том, что мы с вами обсуждали. Не знаю, когда он достаточно поправится, чтобы все выслушать.

— В таком случае молитесь, брат мой. Не только ради него, но и ради нас. Даунхолл нужен нам сейчас более, чем когда-либо.

Годфри кивнул, но ничего больше не успел сказать: из-за массивных двойных дверей в противоположном конце зала появился Селар. Вместе с остальными Годфри склонился в глубоком поклоне, пока монарх следовал к трону. Рядом с Селаром шла его кроткая супруга, Розалинда. На ней было платье цвета морской волны, расшитое золотом. Годфри выпрямился; всем сердцем он сочувствовал королеве. Она была слишком молода, чтобы равнодушно сносить пренебрежение. Розалинда шла рядом с Селаром с гордо поднятой головой, с присущей ей грацией и достоинством.

Король рядом с ней выступал так же величественно, но это было величие совсем иного рода: его рождала власть. Наряд Селара был тщательно продуман: небесно-голубая мантия, отделанная белым мехом, спадала поверх длинной малиново-золотой туники, перехваченной усыпанным драгоценностями поясом из синей кожи. Голову Селара венчала великолепная золотая корона с небольшими рубинами. Бородатое лицо с низко нависшими бровями и глубоко посаженными глазами не смягчилось с течением лет. Король казался особенно высоким и могучим рядом с королевой; в свои сорок два года Селар по-прежнему излучал власть и вызывал почтение, смешанное со страхом у тех, кто хорошо знал о его жестокости.

Годфри, как и предписывалось этикетом, не сводил глаз с короля, пока тот занимал свое место на троне, затем снова обвел взглядом зал. Высшие чины Гильдии занимали свое обычное место по правую руку Селара. Вогн стоял со скучающим видом, ясно говорившим о его желании оказаться где-нибудь в другом месте; время от времени он отводил прядь редких седых волос, падавшую ему на глаза. Ичерн, Кандар и прочие советники располагались вокруг трона. Когда в дверях появился Ожье Куэльский, все как один повернули головы в его сторону.

Возможно ли, что за набегами стоит Тирон, а не Селар? Если Тирон замышляет что-то против Люсары, то лучший способ усыпить подозрения — послать к брату одного из своих доверенных и уважаемых советников. Посланник заодно сможет доложить своему правителю о сильных и слабых сторонах соседей и самого Селара. Этот посол мог быть вестником войны и по ту, и по эту сторону границы.

Если дело обстоит именно так, маловероятно, что сам Ожье что-либо знает. За ним закрепилась репутация человека чести, храбреца и миротворца. Благодаря ему были восстановлены северные торговые пути между Майенной и воинственным народом Садлана. Этот успех стоил Ожье пяти лет трудов и добавил ему немало седых волос.

Ожье разложил привезенные дары перед возвышением. Раскрыв сундук, полный редчайших алузийских кристаллов, посол отступил в сторону. В ответ Селар поднялся с трона и спустился вниз, чтобы рассмотреть драгоценности.

Вдруг в противоположном конце зала началось какое-то движение, раздался крик ярости. Годфри повернулся вовремя, чтобы заметить, как к Селару метнулась одетая в желтое фигура; в руках у нападающего блеснула сталь. Вопль ужаса пронесся по залу, придворные попятились, и Годфри неожиданно оказался в первых рядах. Человек занес руку для удара; Селар замер от неожиданности и не успел отстраниться. Но тут между королем и ножом кинулся еще один гильдиец. Нападающий вскрикнул от боли и медленно осел на пол.

Мгновение никто не двигался. Затем Годфри опустился на колени рядом с лежащим на полу убийцей. Из раны на груди струилась кровь, но в глазах умирающего Годфри не прочел ничего, кроме сожаления. С трудом втянув воздух, человек ухватился за триум, висящий на шее у дьякона. По телу его прошла судорога; еще миг — и он был мертв.

— Кто это, дьявол его возьми? — воскликнул Селар. — Вогн! На нем одежда гильдиица. Что все это значит?

Проктор протолкался сквозь толпу и с отвращением уставился на окровавленный труп.

— Его звали Геллатли, сэр, понятия не имею, что он замышлял.

— Проклятие, что он замышлял, не вызывает сомнения! — вмешался Ичерн, наклоняясь, чтобы вынуть из руки мертвеца нож. — Он пытался убить короля! Не хотите ли вы сказать, что вам ничего не было известно?

Вогн открыл было рот, но ничего не смог выговорить. Он закрыл рот, глубоко вдохнул и наконец произнес:

— Мне не нравится ваш тон, милорд. Вы обвиняете меня в измене? Если да, позвольте напомнить вам, что жизнь его величества спас тоже гильдиец, а вы в момент нападения бездействовали. Может, это вы участвовали в заговоре?

— Хватит! — прикрикнул на них Селар. Грозно нахмурившись, он оглядел окружающих; в конце концов его взгляд остановился на человеке, молча стоявшем рядом с советником Осбертом, — человеке, который его спас.

— Вы! Как вас зовут? Гильдиец низко поклонился:

— Нэш, сэр. Сэмдон Нэш. Глаза короля сузились.

— Что же, Сэмдон Нэш, похоже, я обязан вам жизнью.

— Нет, сэр. Я только выполнил свой долг. — Нэш, сохраняя полное самообладание, потупил взор перед своим королем.

— У вас это получилось лучше, чем у моих болванов. — Селар дернул головой. — Вы знали этого человека?

— Да, сир.

— Знали? — Селар сделал шаг вперед; теперь он стоял вплотную к Нэшу. — И знали, что он замышляет? Ну же, говорите!

Нэш поднял глаза и встретился взглядом с королем:

— Нет, сир, я не знал, что задумал Геллатли. Тем не менее не могу сказать, что очень удивился, заметив его движение. Наверное, поэтому мне и удалось действовать так быстро.

— Почему вы не удивились?

Нэш посмотрел сначала на Вогна, затем на Осберта. Увидев, что Осберт кивнул, он заговорил:

— Не секрет, что Геллатли не питал к вам пылкой любви, сир. Буквально несколько дней назад в беседе с его светлостью герцогом Куэлсом Геллатли сказал, что был бы счастлив, лишись вы трона.

Простите меня, сир, я не подозревал, что все так серьезно. Иначе я рассказал бы о том разговоре.

— Не сомневаюсь, — прошипел Селар. Он медленно повернулся, его взгляд уперся в посла брата. Привычное самообладание изменило Ожье, его глаза расширились, когда он прочел во взгляде Селара немой вопрос.

С величайшим достоинством герцог выпрямился во весь рост.

— Если вы хотите втянуть меня в ваши домашние склоки, ваше величество, — так прямо и скажите. В противном случае позвольте откланяться.

— О, поверьте, — в голосе Селара прозвучала угроза, его глаза сверкали в свете свечей, — я нисколько вас не задерживаю. И можете передать моему брату, чтобы в следующий раз он готовился лучше.

Ожье вызывающе выпятил челюсть, повернулся и, не говоря ни слова, покинул зал. Его свита двинулась следом.

Все были слишком увлечены схваткой между королем и послом, чтобы обращать внимание на Годфри, который медленно поднялся на ноги. Теперь же Селар взглянул на дьякона и указал рукой на тело.

— Уберите отсюда эту мерзость — и уходите.

Бросив приказ Вогну и членам своего совета, Селар быстрыми шагами вышел из зала. Толпа вокруг убитого начала редеть, и скоро Годфри остался почти в одиночестве. К нему подошел Хильдерик, бледный и потрясенный, но внимание дьякона было сосредоточено на королеве. Ругая себя, он быстро подошел к Розалинде.

— Ваше величество, позвольте вашим дамам увести вас. Вам не следовало этого видеть.

Королева с трудом оторвала взгляд от мертвого тела. Она выглядела потрясенной, но голос ее прозвучал ровно.

— Отец… я ничего не могу с собой поделать. Зачем он это сделал? Что могло его заставить… ведь должен же был он знать, что его остановят!

Годфри взял ее за руки и заговорил так тихо, что никто, кроме Розалинды, не мог его услышать.

— Кто знает, что заставляет действовать безумца? Но вы, дочь моя, — подчеркнуто произнес дьякон, — не должны жалеть о том, что он не преуспел.

Королева мгновение смотрела ему в глаза, потом склонила голову; на ее милом лице промелькнула еле заметная улыбка.

— Ах, отец, как бы я хотела, чтобы вы были моим духовником. Вы вразумляете так мягко.

— Я делаю это из любви и заботы о вашей бессмертной душе, дочь моя. Боги даруют вам свое благословение, когда вы меньше всего этого ожидаете. Но прошу вас, уходите отсюда.

Розалинда кивнула и двинулась прочь, знаком приказав своим фрейлинам следовать за собой.

Годфри взглянул на Хильдерика; трое солдат подняли тело Геллатри и унесли его из зала. Двое священников стояли в безмолвии, окутавшем их словно саван. Годфри мысленно снова переживал момент, когда Геллатри кинулся на короля. Теперь он ясно видел выражение лица убийцы — выражение бесконечной ненависти. Нэш очень дипломатично говорил об этом с королем — редкий талант в теперешние трудные времена.

Годфри со вздохом поднял глаза на друга.

— Должен сказать, я рад, что епископ не задержал меня еще дольше. Ужасно обидно было бы пропустить такое развлечение.

Хильдерик поднял глаза к небу.

— Ох, прекратите, Годфри! Я никогда не мог понять вашего извращенного юмора.

— Наверное, так и есть, брат мой, — дружелюбно ответил Годфри, — но иногда я опасаюсь, что шутки выходят мне боком. — Взяв архидьякона под руку, он двинулся через весь зал к выходу. — Впервые в жизни я должен буду принести покаяние в том, что разделяю желания королевы.

2

Сомнений не осталось — он застрял. Дерево было толстым, но Мика влез так высоко, что тонкие ветки грозили вот-вот обломиться под его весом. Иголки сосны шуршали, а сук, на котором он стоял, угрожающе скрипел под ногами. С растущей паникой Мика стал нащупывать более надежную опору, однако приходилось заботиться еще и о том, чтобы не раздавить яйца, спрятанные под его стеганой туникой.

Мика ухватился за толстую ветку и попытался немного спуститься, но ничего не вышло: чтобы добраться до следующего сука, ему пришлось бы съехать, обхватив ствол, — и при этом неизбежно раздавить яйца, ради которых он влез на дерево.

Мика посмотрел вниз. Его господин был занят тем, что поправлял мешки на вьючной лошади. Вздохнув, Мика попытался найти ответ на вопрос, который ему был только что задан:

— Честно говоря, милорд, я не знаю. Данлорн удивленно поднял брови:

— Не знаешь? Но у тебя было целых три года, Мика, чтобы поразмыслить на эту тему. Наверняка ты все же представляешь себе, как твоя семья встретит твое неожиданное возвращение. Они, должно быть, по тебе соскучились, особенно твоя матушка.

— Ну да, — без особой уверенности кивнул Мика. — Матушке, правда, скорее всего было не до того — ей приходилось думать о том, как бы поудачнее выдать замуж дочерей, да и присматривать за сыновьями тоже. Ей ведь никогда даже и мысль не приходила, что они взрослые и могут сами решать свои дела. К тому же теперь, наверное, подросли мои племянники и племянницы, которые и не подозревают о моем существовании.

— Такова уж участь младшего сына.

— Дома пятеро моих братьев и две сестры, так что даже не знаю, заметили ли родители мое отсутствие.

Данлорн хмыкнул и снова занялся лошадью.

— Думаю, все-таки заметили. А как насчет твоего отца? Мика уставился на ветки у себя над головой, на мгновение забыв о том, что может свалиться с дерева. Можно сколько угодно гадать, как встретит его остальная семья, но в одном Мика был уверен: отец его не простил. Очень даже вероятно, что он уже и наследства его лишил. От этой мысли на сердце у юноши стало тяжело. Если бы не отцовский гнев, ничто не омрачало бы его возвращения домой и радости встречи с родными.

Голос Данлорна отвлек Мику от печальных мыслей.

— Ты уж меня прости, только я никак не пойму, что ты делаешь там наверху.

— Добываю ужин, милорд.

— Ужин? Но сейчас еще утро!

Мика покрепче обхватил ствол и вытянул шею, пытаясь разглядеть, нет ли подходящего сука с другой стороны дерева.

— Я нашел яйца.

— В это время года?

— Да. Сероглазый флоссон выводит птенцов осенью. — Слова Мики сопровождались кряхтением: он уселся на своей ветке и попытался дотянуться ногами до сука, который был почти в доступности. — Сказать по правде, мне просто повезло. Эти птицы обычно не водятся в южных краях.

— Понятно. Так почему ты все еще там прохлаждаешься? Услышав это, Мика прекратил свои безуспешные попытки и взглянул вниз на господина.

— Вы бы лучше помогли мне спуститься, а не тратили время на…

— Глупые вопросы? — рассмеялся Данлорн. Уперев руки в боки, он взглянул вверх и добавил: — Я бы и рад помочь, но, как видишь, лестницы у меня нет, а до ближайшей деревни много лиг. А не можешь ли ты спуститься тем же путем, как влез?

Мика стиснул зубы: терпение его было на исходе…

— Если бы я мог это сделать, я не застрял бы здесь.

— Да, конечно. — Улыбка Данлорна угасла, и он огляделся в надежде, что его осенит спасительная идея.

Следя за ним без особой надежды, Мика сунул руку под тунику, чтобы проверить, целы ли яйца.

— Так вы ничего не можете сделать, милорд?

— А что ты предлагаешь? — Данлорн снова взглянул вверх и беспомощно развел руками, хотя и не смог скрыть ухмылки.

Мика вздохнул и прислонился лбом к стволу дерева. Судя по тому, как идут дела, он может провести на этом суке целый день…

— Мне больно видеть, что мое несчастье для вас — лишь повод для веселья, милорд, — сказал он со всем достоинством, какое только мог вложить в свои слова.

— Вон смотри, — попытался Данлорн дать практический совет, — там — с противоположной от тебя стороны — есть ветка. Тебе ее не видно, но если ты вытянешь ногу… Нет, не эту… Вот так! А теперь разожми руки.

Мика сделал, как ему было сказано, но его нога, которая должна была найти опору, не нащупала ничего. В панике парень попытался снова ухватиться за ветки руками, но промахнулся и с ужасным шумом рухнул вниз. Он упал на живот, иглы сосны исцарапали его лицо… —Мика несколько секунд лежал неподвижно, судорожно хватая ртом воздух. Когда его голова немного прояснилась, он ощутил холодную липкую влагу под одеждой.

— Ты ничего себе не повредил? — Данлорн опустился на колени рядом с Микой; теперь ему было уже не до веселья.

— Нет. — Открыв глаза, Мика сел, а потом, с помощью Данлорна, поднялся на ноги. Он осторожно сунул руку за пазуху и извлек измазанную желтком скорлупку. — Боюсь, правда, что на ужин у нас будет что-нибудь другое.

— Я и не догадывался, что ты так много знаешь о птицах.

— Я тоже, — ответил Мика, выуживая из-под туники остатки яичной скорлупы. — Не догадывался до тех пор, пока не пришлось есть солонину шесть дней кряду. Удивительно, чего только не вспомнишь, когда припрет.

— Или чего только не забудешь, — подняв брови, ответил Данлорн. — Пойдем. Нужно же нам наконец как следует рассмотреть эту нашу несчастную страну.

Оставив лошадей в рощице, они прошли к подножию ближайшего холма. Легкий ветерок колыхал верхушки деревьев, но, несмотря на прохладу, день скорее напоминал весну, чем осень. Холм был крутым, над ним раскинулось чистое голубое небо, и Мика широко улыбнулся, карабкаясь вверх по склону. Из-под ног сыпались камешки, но, хватаясь за кустики мокрой травы, он упорно лез вверх, пока не оказался на вершине.

Вид с холма открывался потрясающий. Древние горы, покрытые густым лесом, зубцами короны окружали широкие долины, по которым были разбросаны хутора и деревни. Поля были уже убраны, но приближение зимы лишь придавало местности особую хрупкую красоту. От продуваемых всеми ветрами равнин на востоке до укутанных голубой дымкой гор на западе вся страна купалась в золотом солнечном сиянии.

Ветерок хлопал полами плаща Мики. Юноша огляделся, любуясь великолепным видом. С севера горы подступали ближе, потом хребет уходил на запад. Чтобы добраться до предгорий, путникам потребуется еще два дня. А за рощицей у подножия холма, на котором стояли Данлорн и Мика, начинался простирающийся до самых гор лес.

Взгляд Мики погрузился в раскинувшуюся перед ним темную живую глубину Шан Мосса. Это был самый большой и для Мики самый красивый лес в стране. Сейчас, в середине осени, он пламенел яркими цветами увядания.

Трудно было поверить, что они не видели всей этой красоты целых три года.

Мика повернулся к своему господину. Данлорн стоял рядом и любовался прекрасным видом, но лицо его — как всегда — было совершенно бесстрастным. Какие мысли скрываются за этой холодной маской? Что за вопросы, которые никогда не будут произнесены вслух, задает себе этот человек?

Или он гадает, действительно ли враги оставят его в покое?

Мика знал господина почти всю свою жизнь, служил ему, работал и сражался бок о бок, последовал за ним в добровольное изгнание. Однако даже теперь он не мог бы честно сказать, что понимает Данлорна, знает, что им движет: почему тот принял пост члена совета Селара и, самое главное, почему все бросил и под покровом ночи бежал от Селара, из столицы и из Люсары вообще.

О, предположения у Мики были. Роберт отличался острым умом и был прирожденным вождем, хоть и неохотно выполнял эту роль. Для многих его внешнее спокойствие, уверенность в себе и привлекательные манеры говорили о нерушимом внутреннем мире, но Мика-то знал, что все на самом деле не так. Какова бы ни была вера Роберта в себя, ее медленно подтачивали все новые и новые неудачи: ему не удавалось ни удержать короля от ненужной жестокости, ни ограничить власть Вогна и Гильдии. А неудачи — собственные неудачи — были как раз тем, чего Роберт не мог простить. Честь и правда были для него не пустыми словами. Они были самой сутью его жизни. Признание провала и готовность принять его следствия глубоко изменили Данлорна. Честь требовала, чтобы он покинул поле битвы, в которой не мог добиться победы.

Так по крайней мере думал Мика. Он был уверен, что если бы когда-нибудь прямо задал своему господину вопрос, то получил бы на него прямой ответ. Но Данлорн никогда сам не заговаривал на такие темы, и Мика считал, что для этого есть веские причины. Настолько веские, что оглашение их могло привести к кровопролитию. Мика знал, что произошло: спор с королем, борьба с Вогном. Возможно, Мика знал обо всем этом больше, чем кто-либо еще. Однако чего он никогда не делал — и не собирался делать — это спрашивать о причинах.

Данное обстоятельство, правда, нисколько не уменьшало любопытства Мики — качества, над которым его господин часто добродушно подтрунивал. Мика не обижался — в конце концов, его любопытство несколько раз спасало им жизнь.

— Ну и каковы твои впечатления от Люсары? — с мягкой улыбкой спросил Данлорн.

— Очень приятно вернуться домой, — ухмыльнулся Мика.

— Ты сильно тосковал по родине?

— И да, и нет, — пожал плечами Мика. — Правда, должен признаться, за эти три года я не раз раскаивался в том, что попросил вас взять меня с собой.

— Как, например, той ночью в Карфе, — ровным голосом заметил Данлорн, — когда ты опрокинул тележку с бочкой любимого вина эмира и за тобой гонялся отряд его телохранителей.

Мика почувствовал, что краснеет, и поспешил отвернуться.

— Ну, такие моменты бывали, хотя по большей части я радовался нашему путешествию. Я никогда не скучал по дому настолько, чтобы жалеть о том, что уехал.

— А твой отец? — тихо спросил Данлорн, снова бросая взгляд на лес. — Знаешь, Мика, ведь ты ни разу не заговаривал о нем все эти три года. Ты болтал без умолку о ком угодно — но только не о нем. Мне жаль, что я оказался причиной семейного раздора.

— Нет, милорд! — Мика отчаянно затряс головой. — Вашей вины нет в том, что отец меня не простит. Решение служить вам я принял сам, так же как и решение сопровождать вас. Отец пожелал мне это запретить. Вы ни в чем не виноваты.

— Вот как? — Данлорн искоса взглянул на Мику, с иронией подняв брови. — Даже несмотря на то что он считает меня предателем? Разве твой отец, как и многие другие, не думает, что я предал свою страну, когда стал другом Селару и сделался членом его совета? Нет, Мика, боюсь, что в твоих бедах я очень виноват. В глазах твоего отца мое предательство замарало и тебя. Остается лишь надеяться, что, раз ты благополучно вернулся, он смягчится и простит меня.

Мика нахмурился. Не могло же это быть причиной решения Роберта вернуться? Такое и представить себе невозможно!

Сделав глубокий вдох, Мика приготовился задать вопрос, но, прежде чем он произнес хоть слово, Данлорн улыбнулся.

— Есть несколько причин тому, что я решил вернуться, Мика.

— Хотел бы я, чтобы вы так не делали, — покачал головой Мика.

— Как не делал?

— Не меняли тему разговора, милорд. Вы ведь знаете, что я имею в виду.

Данлорн пожал плечами:

— Что плохого было бы в том, что я решил вернуться из-за твоего отца? Разве мне не разрешается хоть чем-то отблагодарить тебя за преданность? Ты себя недооцениваешь, дружок. О, спору нет, есть много причин для моего решения вернуться. Многое в стране переменилось, и я могу еще пожалеть о своем возвращении. Кто знает?

Мика кивнул и тяжело вздохнул:

— И вы думаете, милорд, что Долзи Керр мог быть прав, когда сказал, что все изменилось к худшему? Может быть, король не пожелает оставить вас в покое.

— Я думаю, — ровным голосом ответил Данлорн, — что Долзи и остальные здорово преувеличивают интерес ко мне Селара.

— Но когда-то вы были близкими друзьями.

— Да, но с тех пор прошло много времени. К тому же я отсутствовал, обо мне ничего не было слышно больше трех лет. Мои деяния, цель, которую я преследовал, мое влияние — все это давно забыто. У короля, Гильдии и остальных хватает других дел, чтобы еще беспокоиться из-за меня.

Мика искоса взглянул на своего господина.

— И просто чтобы в этом удостовериться, вы решаете вернуться перед самым приходом зимы, так что минует не меньше четырех месяцев, прежде чем из-за непроходимых дорог они смогут хотя бы приблизиться к Данлорну.

— Именно так. — Роберт широко улыбнулся и кивнул.

— А как насчет остальных? — вырвалось у Мики.

— Ты имеешь в виду Анклав? — переспросил Данлорн. — Думаю, они рады, что избавились от меня. По крайней мере я на это надеюсь. — Он еще раз оглядел горизонт и сказал: — Пора в путь. Дальше мы поедем лесом. Если я правильно помню, на север отсюда находятся развалины, в которых мы могли бы устроиться на ночь. Если боги будут милостивы к нам, я, может быть, сумею их найти.

День для Финлея определенно начался неудачно. Впрочем, если вспомнить события всей прошедшей недели, то обнаружилась бы определенная закономерность. Однако времени на размышления не было: до сумерек оставалось не больше часа, а после двухдневных блужданий Финлей оказался вынужден признать, что безнадежно заблудился.

Лес вокруг него был полон птичьих голосов, звучавших по-осеннему умиротворенно, но никаких примет, которые говорили бы, куда следует двигаться, Финлей обнаружить не мог. Для его усталых и обеспокоенных глаз любое дерево, рощица, поляна в этой проклятой безбрежности выглядели абсолютно одинаково. Финлей надеялся, что едет в южном направлении, но даже сейчас, когда листопад сделал кроны деревьев не такими непроницаемыми, увидеть солнце удавалось редко, и он очень опасался, что не выдерживает нужного направления и движется по кругу.

Финлей выехал на пологий склон, ведущий к прогалине с протекающим по ней ручьем. Для привала место казалось вполне подходящим. Он повернул коня, но тот споткнулся, с трудом удержался на ногах и захромал.

— Ну, это просто замечательно! — рявкнул Финлей, спешиваясь. Он осторожно вывел коня на поляну и нагнулся, чтобы осмотреть его ногу. Серый мерин дернулся, когда хозяин коснулся левого переднего копыта, однако повреждение было не таким уж серьезным. Финлей выпрямился и посмотрел в глаза коню. — Если бы я не так хорошо тебя знал, то решил бы, что ты сделал это нарочно!

Финлей нашел на берегу ручья влажную глину и мох и обмазал ногу мерина от копыта до колена. Такой компресс уменьшит отек, и, если повезет, к утру снова можно будет двигаться дальше. Но… двигаться куда?

Путник обвел взглядом поляну и оглянулся на склон, по которому спустился. Даже отсюда солнца было почти не видно, а скоро оно совсем скроется за горизонтом. Ночью будет холодно. Нужно поскорее развести костер… однако Финлей не стал собирать хворост, а сел на пень и задумался.

Когда он накануне утром расстался с Арли и Мартой, они ехали почти прямо на восток в сторону Солмосса. Значит, если Финлей оттуда повернул на юг и двигался прямо, сейчас он наверняка где-то поблизости от южной границы Шан Мосса. Конечно, нет никакой уверенности, что он ехал по прямой линии, а значит, теперь он может на самом деле быть где угодно — и исключительно по собственной вине. Арли предостерегал его насчет возможности заблудиться в лесу, но Финлей был так уверен в своих ощущениях, касание было таким отчетливым… Конечно, Арли и Марте он ничего не сказал. Никак не годилось позволить им разволноваться, когда все могло кончиться ничем. Расставаясь со спутниками, спешащими на Собрание, Финлей просто сказал им, что должен закончить одно дело и присоединится к ним позднее. В охватившем его нетерпении он даже не заметил, в каком месте въехал в лес, и сначала не очень следил, куда ведет тропа в этом лабиринте холмов и долин.

Потом касание исчезло — и как Финлей ни старался, вернуть его не удалось. Так что теперь оставался вопрос: не вообразил ли он его себе? Или все-таки, вопреки всякой логике и здравому смыслу, его брат на самом деле вернулся? И теперь скачет по этому проклятому лесу, возвращаясь домой? Но, может быть, он все еще скитается по южному континенту, решив никогда не возвращаться в Люсару…

Финлей посмотрел на своего коня, понуро стоящего на берегу ручья.

— Почему бы тебе не поработать искателем, а? Если я опишу его тебе, сможешь ли ты обнаружить брата?

Разговаривать с лошадью, конечно, без толку, но что, если он все-таки был прав? Что, если предположить хоть на минуту: Роберт вернулся, сейчас едет по Шан Моссу и в настоящий момент находится так близко, что Финлей способен его найти? Поможет ли все это ему убедить брата? Нет никакой уверенности, что Роберт вообще станет с ним разговаривать.

Финлей вздохнул, рассеянно вертя в руках веточку. Маркус умер, и с этим ничего не поделаешь. Маркус умер, и Анклаву нужен новый предводитель. Теперь они все собираются и готовятся к тому, чтобы встать в Круг. Арли и Марта с каждым часом все ближе к цели; Финлей должен был тоже ехать в Анклав, а не гоняться за собственным хвостом в этом холодном неприветливом лесу, пытаясь найти брата, которого скорее всего здесь нет.

Но он ведь должен был попытаться. Без Маркуса для Анклава наступают тяжелые времена. Теперь как никогда Анклаву нужен сильный вождь — и когда Финлей два дня назад ощутил то касание, касание ауры брата, выбора не осталось. Если ему удастся найти Роберта и убедить его встать в Круг, тогда, возможно, Анклав сможет наконец выполнить свое предназначение. Не может же это быть просто совпадением: Маркус умер десять дней назад — и тут же Финлей, как ему показалось, обнаружил, что Роберт вернулся в Люсару. Наверняка такова воля богов, наверняка пора Роберту отбросить свои разногласия с Анклавом и присоединиться к нему. Иначе не может быть…

И все же столь же несомненно, что последний человек, которого Роберт послушается, — его младший брат. Нет… Финлей снова вздохнул и поднялся на ноги. Вся затея совершенно безнадежна. Утром, когда конь перестанет хромать, нужно будет подняться на холм, определить направление и ехать на север. Даже если Роберт вернулся, Финлей никогда не найдет его в этом лесном лабиринте, а если и найдет, ни в чем не сможет убедить, а уж в необходимости присоединиться к Анклаву — и подавно. Горькое разочарование заставило Финлея так пнуть замшелый ствол дерева, что клочья лишайника и мха разлетелись в стороны. Если бы столь многое не зависело от того, возглавит ли Анклав кто-нибудь вроде Роберта… Ключ, Калике — да и вообще…

Нет. Придется искать какой-то другой путь.

Шум где-то неподалеку заставил Финлея замереть на месте. Сначала он ничего не мог разглядеть в чаще деревьев, но потом различил стук копыт лошади… нет, трех лошадей — быстро приближающихся к нему. Стоя неподвижно, Финлей ждал — и заморгал от неожиданности: к нему приближался Роберт!

На какое-то мгновение Финлей усомнился в реальности происходящего и чуть не посмеялся над собой. После бесконечных поисков вот так случайно встретить брата! Но, может быть, он с самого начала был прав: боги и на самом деле хотели, чтобы это ему удалось. Сердце его вновь наполнилось уверенностью в успехе, и Финлей сделал шаг вперед, когда конь Роберта ступил на поляну.

— Клянусь кровью Серина, Роберт, ну и трудно же тебя отыскать!

Его брат взглянул на него с изумлением:

— Финлей! Что ты здесь делаешь?

— Разыскиваю тебя, — ухмыльнулся Финлей. Он перевел взгляд с Роберта на выехавшего на поляну позади него молодого человека своего возраста — с растрепанными рыжими волосами и яркими веснушками. — Мика! Неужели это ты?

— Да, милорд. До чего же приятно снова вас увидеть! — с широкой улыбкой ответил Мика.

Финлей взялся за узду лошади Роберта и держал ее, пока тот не спешился.

— Я тоже рад тебя видеть, Мика. Как судьба обходится с тобой?

— Очень хорошо, милорд.

— А что насчет моего брата?

Роберт взял у Финлея узду и повел коня к ручью.

— Ты спрашиваешь, как судьба обходится со мной или как я обхожусь с Микой?

— Одно вытекает из другого, не правда ли? — вырвалось у Финлея.

Роберт внимательно взглянул на брата, но ничего не сказал. Вместо этого он начал осматривать коня Финлея: ощупал пострадавшее копыто, провел рукой по всей ноге и по груди мерина и наконец дружески похлопал его по шее. Когда он вновь взглянул на Финлея, выражение его лица несколько смягчилось, но все еще оставалось непреклонным.

— Ты хорошо выглядишь, брат. Как судьба обходилась с тобой? Тон Роберта не был шутливым, но в глазах промелькнула улыбка. Финлей ответил:

— Очень хорошо. Да и вообще все в порядке.

— Как матушка? Она здорова?

— Я навещал ее в обители Святой Хилари месяц назад, и она была в добром здравии.

Роберт улыбнулся и кивнул:

— А как поживают остальные члены семьи? Дядюшка Оливер? Ты с ним виделся?

— В последнее время нет. Однако все в порядке, как я и сказал. За исключением… — Финлей помолчал, разглядывая брата. Тот мало изменился за три года. Волосы его стали длиннее, он был более загорелым и немного похудел; однако умолкнуть Финлея заставило выражение его зеленых глаз. Что-то было не так, но Финлей не мог определить, что именно.

— За исключением? — повторил Роберт.

Отступать было некуда, но что мог сказать Финлей? Разговор их начался вполне дружелюбно, однако говорить с Робертом о важных вещах всегда было трудно. Он ничего, казалось, не воспринимал всерьез, а в тех редких случаях, когда такое случалось, невозможно было предсказать его реакцию.

Сделав глубокий вдох, Финлей подошел ближе к брату и пробормотал:

— Роберт, нам с тобой нужно поговорить.

— О чем? — Роберт повернулся к вьючной лошади и вытащил из одного из мешков флягу. — И как ты узнал, что я вернулся?

Финлей настороженно следил за братом.

— А как ты думаешь?

На мгновение лицо Роберта осветила улыбка.

— Уж не практиковался ли ты как искатель? Ах, Финлей, если бы я только знал!

— Но ты ведь знал. Ты установил защиту почти сразу, как высадился на берег.

— Вот как? — Роберт вытащил пробку и протянул флягу брату. — Здесь остатки рейнского эля. Хочешь?

Финлей бросил взгляд на флягу. Да, что-то явно не в порядке. Роберт ведет себя так, словно никуда и не уезжал, словно виделся с Финлеем лишь неделю назад. По его поведению и не скажешь, что он собирался никогда не возвращаться в Люсару.

Взяв флягу, Финлей отхлебнул горького пива, стараясь тем временем привести в порядок мысли. Что бы ни думал его брат, им нужно обсудить очень важные вещи. Разобраться в том, что не так, можно и позднее.

Финлей вернул флягу и снова попытался начать серьезный разговор.

— Роберт, я должен кое-что сообщить тебе. — Да?

— Речь идет о Маркусе, Роберт. Мне очень грустно говорить это тебе, но он умер.

Роберт замер на месте, так и не сделав глотка. Он медленно опустил флягу и закрыл глаза.

Мика отвел лошадей в сторону, подошел и встал между братьями.

— Когда? Как это случилось?

— Почти две недели назад. Он заболел лихорадкой, и через три дня его не стало.

— Пусть Минея дарует ему покой, — прошептал Мика.

— Аминь. — Роберт снова повернулся к Финлею. — А Айн? Ты ее видел? Как она?

— Не знаю. Она только послала мне весть о случившемся. Похоже, она держится.

— Да, этого следовало ожидать. — Роберт опустил голову и, снова отвернувшись, двинулся в сторону.

Финлей взглянул на Мику и, не в силах сдержаться, выпалил:

— Роберт, назначено Собрание для выборов преемника Маркуса. Ты должен там быть.

Роберт продолжал идти, пока не оказался рядом с упавшим деревом. Он уселся на ствол и уперся локтями в колени.

— Я знаю, что ты собираешься сказать, Финлей. Я не хочу обсуждать все снова.

— Но ты же знаешь, что случится, если ты не…

— Я сказал, что не хочу обсуждать это, — устало прервал его Роберт. — Если ты старался найти меня только для того, чтобы снова затеять спор, боюсь, тебя ждет разочарование.

Финлей пристально посмотрел на брата, и внезапно все его спокойствие, все добрые намерения, все умиротворение последних трех лет исчезли; вместо них на него нахлынула та же ослепляющая ярость, которая так часто омрачала их отношения; все стало как всегда: ярость со стороны Финлея и неизменное спокойствие со стороны Роберта.

Сердце Финлея заколотилось, он сделал несколько шагов вперед.

— Не могу поверить! Прошло три года, и тебе по-прежнему все равно? — Он словно выплюнул эти слова, стараясь спровоцировать брата на отпор.

И ему это удалось. Роберт поднял глаза, и стальной взгляд пригвоздил Финлея к месту.

— Значит, ты не изменился! На мгновение я чуть не поверил в невозможное. Ну, раз ты так жаждешь спора, братец, выкладывай, я не стану тебя останавливать.

Финлей не смог выдержать этого взгляда и отвернулся первым. Он заметил, как Мика взял поводья лошадей и отвел их подальше от ручья. Как всегда, молодой слуга, казалось, не обратил никакого внимания на столкновение между братьями. По какой-то странной причине Финлей нашел в этом успокоение — как раз достаточное, чтобы помочь ему сдержаться. Когда он снова повернулся к Роберту, он уже мог контролировать собственный гнев — почти мог.

— Ты знаешь, что Анклав нуждается в тебе, Роберт, — начал Финлей, все еще полный решимости высказать все свои доводы. — Теперь, когда Маркуса нет, требуется руководство — твое руководство. Ты должен встать в Круг и занять место Маркуса.

— Я должен? — прошептал Роберт.

— Клянусь богами, да! Сколько еще может это продолжаться! — Финлей в растерянности покачал головой. В Роберте совсем не было заметно стремления опровергать его слова. Финлей настойчиво продолжал, хотя поведение брата вызывало у него всевозрастающий страх. — Пока ты входил в королевский совет, мы еще могли понять твое нежелание возглавить Анклав ради тех добрых дел, которые тебе удавалось сделать, хоть и не одобряли методов, которые ты для этого выбирал. Все было понятно, и когда умерла Береника. Но с тех пор прошло три года, Роберт. Сколько еще собираешься ты продолжать эту… — Голос Финлея прервался.

— Эту игру в прятки? — тихо поинтересовался Роберт. Финлею нечего было ответить: именно это он имел в виду и выдал себя, несмотря на все похвальные решения сохранять сдержанность.

Роберт печально покачал головой, правильно истолковав молчание брата. Финлей мысленно обругал себя за глупость.

— Анклав проживет и без меня, — продолжал Роберт, не глядя на брата. — Так это было раньше, так останется и в будущем. Анклаву не нужен ни я, ни те беды, которые я с собой принес бы.

— Не только я желаю, чтобы ты возглавил Анклав. Айн говорила, что последние слова Маркуса были о тебе. Он хотел, чтобы ты занял его место.

Роберт поднял брови, словно смеясь над самим собой.

— Должно быть, это он говорил в бреду.

— Проклятие, Роберт, как ты можешь шутить! Ты нужен людям. Ты из всех нас обладаешь наибольшей силой, но предпочитаешь сидеть здесь и усмехаться, как будто тебя ничто не касается. Знаешь, не будь ты моим братом…

— Да? — Роберт встал и заткнул флягу пробкой.

— Не будь ты моим братом, я и в самом деле сказал бы, что тебе все равно.

Роберт долго ничего не отвечал. Наконец он покачал головой, и легкая улыбка смягчила его суровое лицо. Он подошел к брату и положил руку тому на плечо.

— Какой толк переживать насчет вещей, которые я все равно не могу изменить? Нам стоит проехать еще немного, прежде чем останавливаться на ночлег. Если хочешь, садить на вьючную лошадь. Переседлать ее недолго. Если же нет… — Роберт пожал плечами, и его рука упала. — Тогда, полагаю, мы увидимся в Данлорне, когда ты вернешься туда на зиму. Надеюсь… — Роберт умолк, и Финлей нахмурился.

— Что это? Нам что-то грозит?

Ответ он получил немедленно. В лесу раздался треск ветвей, и через секунду они были окружены отрядом вооруженных людей. Те не носили никаких отличительных знаков, но обнаженные клинки и военная сноровка были достаточно красноречивы: путников ничего хорошего не ожидало.

Финлей инстинктивно бросил взгляд на брата, ожидая от него указаний. Роберт казался совершенно невозмутимым, руки его были спокойно опущены. Он не потянулся к мечу на боку, но это, как знал Финлей, могло быть обманчивым. Когда нужно, Роберт мог двигаться с поразительной быстротой.

Один из воинов отделился от отряда и подъехал ближе.

— Кто вы? Что здесь делаете?

— Мы просто путники, сержант, — пожал плечами Роберт.

— Путники, вот как? Откуда едете? Кто такие?

— Какое имеет значение, кто мы такие?

Сержанту ответ явно не понравился. Он натянул поводья и кивнул своим людям:

— Схватить их!

Обезоруженных и связанных, пленников повели через лес, потом по крутой тропе, пока отряд не выехал на открытое место. Посередине большой поляны высились руины какого-то каменного строения; вокруг него горели костры, стояли палатки, сновали несколько десятков солдат. Финлей снова взглянул на Роберта, ожидая от того Какого-нибудь знака. Однако никакой возможности бежать не представлялось, и теперь даже Мика выглядел встревоженным.

Когда отряд приблизился к палаткам, навстречу вышел офицер. Сержант отдал ему рапорт, и офицер принялся разглядывать пленников.

— Где вы их нашли?

— За холмом, сэр. Они утверждают, будто они всего лишь путники.

— Понятно. — Офицер кивнул и повернулся к Роберту. — Кто вы такие?

Финлей стиснул кулаки и напрягся, стараясь предостеречь Роберта от того, чтобы тот назвал свое настоящее имя. Разве можно угадать, что сделают эти люди, узнав, кто такой Роберт! Слишком много возможностей… Роберт отсутствовал так долго, что теперь не мог догадаться, друзья перед ним или враги. Что, если враги?

Роберт оглядел сооруженный на скорую руку лагерь и ответил офицеру:

— Меня зовут Дуглас. Роберт Дуглас.

Лоб молодого офицера прорезала морщинка.

— Дуглас? — Мгновение он, казалось, не мог вспомнить, кто носит это имя, потом его глаза полезли на лоб. — Милорд! Прошу прощения, если мои люди непочтительно с вами обошлись. Сержант, снять с них веревки! Не пройдете ли со мной, милорд? Его светлость будет счастлив увидеться с вами.

— Вот как? — Роберт бросил на Финлея озадаченный взгляд и спросил офицера: — И кто же ваш командир?

Офицер улыбнулся и повел их через лагерь.

— Ну как же, барон Блэр!

Блэр встретил их на пороге своей палатки и тут же сжал Роберта в объятиях. Смеясь, он воскликнул:

— Клянусь богами, Роберт, что вы здесь делаете? Когда вы вернулись? А это Финлей! Мы не виделись уже не один месяц! Но как…

Он умолк и взглянул на офицера, стоявшего в стороне. Тот быстро доложил о случившемся. Блэр прокашлялся и дернул себя за растрепанную бородку.

— Мне очень жаль, Роберт. У нас… э… были неприятности с разбойниками. Солдаты получили приказ задерживать любого, кто покажется подозрительным. Но входите, входите! Садитесь к огню! Вы, должно быть, окоченели!

Внутри палатки оказалась огромная жаровня, распространяющая спасительное тепло, там же был длинный стол, ковер на полу и несколько стульев. Блэр налил всем вина, продолжая кидать на Роберта озадаченные взгляды. Финлей потянул Мику поближе к жаровне, но Роберт остался у стола, глядя в лицо Блэру.

— Говорю вам, Роберт, мне понадобится несколько дней, чтобы прийти в себя! Я, понятно, очень рад вас видеть, но где вы были последние три года?

— Да в разных местах, — пожал плечами тот и улыбнулся, чтобы смягчить уклончивость ответа.

— Сказать по правде, после всего случившегося я уж и не думал когда-нибудь еще вас увидеть!

— Верно, — ответил Роберт, кладя конец излияниям барона, — я и сам не думал, что вернусь.

В этот момент внимание Шинлея привлек шум у входа в палатку. Развевающиеся седые волосы, широкие сильные плечи и взгляд, который мог бы расколоть ствол дуба, — вошедший мог быть только одним человеком.

— Дядюшка Оливер! — вскрикнул Финлей, почувствовавший и удовольствие, и смущение одновременно.

Услышав его восклицание, Роберт обернулся и тут же попал в медвежьи объятия.

— Роберт! До чего же я рад тебя видеть! Мы недавно узнали о твоем возвращении, но я так и не понял, что произошло. Я думал, ты навсегда покинул Аюсару.

Роберт улыбнулся, тоже не скрывая удивления.

— Не могу сказать, что и я ожидал встретить тебя здесь. Финлей поздоровался с дядей, удивленный не менее брата. То, что Блэр со своими людьми преследует разбойников, было понятно, но присутствие Оливера Синклера объяснить оказалось нелегко. Финлей вернулся к жаровне, продолжая наблюдать за человеком, который за последние годы стал им с Робертом почти отцом. Кем только не был Оливер Синклер, герцог Хаддон, старший брат их матери, за свою долгую жизнь — солдатом, королевским советником, героем битв. Образ этого спокойного и мудрого старика присутствовал в самых ранних детских воспоминаниях Финлея; юноше казалось, что волосы дяди всегда были такими же снежно-белыми, как и теперь. Оливер Синклер после гибели их отца во многом занял его место и смотрел на братьев как на собственных детей, которых никогда не имел.

— Трогательная встреча, — сухо прозвучал чей-то голос. Финлей повернулся к входу в палатку; он сразу узнал худое землистое лицо и прищуренные серые глаза Роя Ситона. Великолепно, только его здесь и не хватало!

Однако Роберт продолжал разговаривать с Оливером и лишь кивнул Ситону.

— Далеко же от дома ты забрался, дядя. Матушка здорова, я надеюсь?

Оливер весело закивал:

— Здорова, здорова — хоть я и не видел ее с прошлой весны. Ты же знаешь, как трудно добираться до этой чертовой обители. Она будет счастлива увидеться с тобой, целым и невредимым, мой мальчик. Странно, что она не написала мне о твоем прибытии.

— Ей это было бы нелегко — поскольку она ничего не знала. — Роберт помолчал и взглянул на Блэра, стараясь не встречаться глазами с братом. — По правде сказать, я никому ничего не сообщал.

В палатке повисла напряженная тишина. Финлей собрался было разрядить обстановку каким-нибудь безобидным замечанием, но молчание было таким многозначительным… Что-то странное проскользнуло во взгляде, который Блэр бросил на Ситона, а Оливер явно старался не смотреть ни на того, ни на другого. Финлей взглянул на Роберта, пытаясь определить, заметил ли тот эту странность, но лицо брата было, как обычно, бесстрастным. Блэр тут же начал вновь наполнять кубки вином, а Оливер опустился в кресло у жаровни и обратился к старшему племяннику:

— Не хочешь ли ты сказать, что вернулся тайно? Роберт покачал головой:

— Вовсе нет. Не вижу смысла скрываться. Я не совершил никаких преступлений. Приказа о моем аресте нет — если только ничего не случилось за время моего отсутствия. — Он вопросительно посмотрел на Блэра, и тот отрицательно покачал головой.

Ситон подошел к столу и налил себе вина.

— Осмелюсь предположить, что не все будут приветствовать ваше возвращение, Данлорн, — проворчал он. — Правда, на вашем месте я не стал бы обращать на это внимания. Совет узурпатора теперь составляют или предатели, или выжившие из ума старцы. Я и в грош не поставил бы всю эту компанию!

— Придержите язык, Ситон, — одернул его Оливер. — Мой племянник долго отсутствовал. Уверен, что его занимают другие вещи, а не ваши тонкие соображения.

— Приношу извинения, ваша светлость. Я не хотел никого обидеть. — Ситон поклонился, но на лице его отразилось недовольство.

— Никто и не обиделся, — ответил Роберт, бросив на дядю быстрый взгляд. — Меня только удивило, что вы назвали короля узурпатором.

Ситон поднял брови:

— Но ведь он и есть узурпатор — данный факт признают все, даже сам Селар. Что в этом такого?

— Ничего особенного, — небрежно сказал Роберт. — Просто раньше вы никогда так его не называли. Вот мне и любопытно, что переменилось.

— Ох, пожалуйста, Роберт, — умоляюще поднял руки Блэр, — не позволяйте ему садиться на любимого конька!

— Прошу прощения, — улыбнулся Роберт, — просто мне предстоит о многом узнать, чтобы войти в курс событий.

Ситон возмущенно фыркнул:

— Так вам и надо — за то, что повернулись спиной к своей стране и народу, когда они больше всего в вас нуждались. Удивительно, Что вы еще чем-то здесь интересуетесь, да и что вообще соизволили вернуться!

— Ситон! — Финлей сделал шаг в его сторону. — Не позволяйте себе…

— Чего? — рявкнул Ситон. — Непочтительности? Ну так объясните мне, Финлей, с какой стати должен я чувствовать уважение к вашему благородному братцу? Когда-то он был единственным сыном нашей страны, к которому прислушивался король, единственным членом совета, который был в силах противиться этому дураку — проктору Гильдии. Герой сражений, любимый народный вождь! Откуда же возьмется уважение, если этот самый человек, как только начались настоящие трудности, взял и сбежал? Клянусь зубами Минеи, он даже не объяснил нам, почему так поступил!

Финлей, изо всех сил стараясь сдержать гнев, открыл уже рот для ответа, но Роберт со вздохом остановил его и обратил пристальный взгляд на Ситона. Тот замер, и Финлей почти пожалел бедного глупца. Он был не первым, кого пригвождал к месту этот взгляд, и не первым, кто испытал страх, который Ситон, несомненно, испытывал сейчас. Таков уж был странный дар Роберта, дар, который он использовал совершенно бессознательно. Недаром многие одновременно восхищались Робертом и боялись его.

Роберт помолчал, словно выбирая наиболее точные слова. Когда он заговорил, голос его остался, как всегда, ровным, без всяких признаков гнева. Впрочем, Роберт никогда и ни при каких обстоятельствах не приходил в ярость.

— Уж не думаете ли вы, что, останься я при дворе, это чему-нибудь помогло бы? Вы и в самом деле считаете, что, будь я по-прежнему членом совета, вы не лишились бы своих земель в Эмайне? — Роберт сделал вид, что не заметил, какой острый взгляд при этих словах бросил на него Оливер. — Сомневаюсь, что смог бы повернуть дело в вашу пользу.

— Что вы знаете об этом! — вспыхнул Ситон. — Вас не было три года!

— Кое-что я все-таки слышал, — пожал плечами Роберт. — Что же касается остального, основания для моего отъезда известны мне и королю, и больше никому до них дела нет. Вы, безусловно, вправе возмущаться конфискацией ваших земель, но, пожалуйста, не вините в этом меня.

— Вот как, — протянул Ситон. — Вы не станете противоречить королю. Я мог бы и догадаться, что вы снова отвернетесь от нас.

— Как вы только что совершенно справедливо отметили, я был в отсутствии. Если вы желаете винить меня в случившемся, сделайте одолжение, раз это может вас утешить. Меня в свое время упрекали и в более тяжких грехах. Но поймите одно: я не участник ваших споров и никогда им не буду. Даже если бы это было не так, я поклялся в верности Селару, когда вошел в королевский совет, и ничто — ни ваш гнев, ни ваше презрение — никогда не убедит меня в необходимости нарушить клятву.

Ситон свирепо посмотрел на него, потом, не говоря ни слова, повернулся и вышел из палатки.

Блэр вздохнул и бросил на Роберта виноватый взгляд.

— Мне очень жаль, что так получилось. Теми землями владели четыре поколения его предков. В последнее время такие несчастья случаются со многими, Ситон все еще испытывает горечь по поводу своей потери.

Роберт стоял неподвижно, не спуская глаз с двери, через которую только что вышел Ситон.

— Да, я так и понял.

Блэр подошел к нему и хлопнул по плечу.

— Вы переночуете здесь с нами? Ночлег — самое малое, что я могу предложить вам в компенсацию грубого обращения моих солдат.

Роберт покачал головой:

— Нет, спасибо. Мне хотелось бы продолжить путь. Нам предстоит еще дальняя дорога: нужно пересечь горы до первых снегопадов.

— Что ж, по крайней мере я рад, что вы вернулись. Мои люди оседлают вам коней.

Оливер поднялся из кресла.

— Я провожу вас, Роберт.

Попрощавшись с Блэром, путники вышли из палатки. Мика отправился за лошадьми, оставив Роберта, Финлея и их дядю в одиночестве.

Роберт мгновение помолчал, потом пробормотал:

— Ну так что?

Оливер поднял брови и запустил руку в седую гриву волос.

— Пожалуйста, не торопись с выводами, Роберт. Ты многого еще не знаешь. За время твоего отсутствия произошли разные события. Прошу тебя, прояви терпение, прежде чем начнешь действовать.

— Действовать? — Роберт тоже поднял брови. — Я и не собираюсь ничего предпринимать. Мне просто хочется понять, что происходит в стране. Почему Ситон лишился своих земель? И как ты оказался здесь? Что все это значит? И с какими выводами, по-твоему, я не должен торопиться?

— Послушай, Роберт, — Оливер наклонился к нему и понизил голос, — на твоем месте я держался бы подальше от Блэра и Ситона, по крайней мере пока ты не станешь лучше разбираться в ситуации.

— Это предостережение?

— Нет, ничего похожего. Что же касается остального…

— Чего остального?

Оливер раздраженно взмахнул рукой:

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Ты ничего не слышал о том, что Ситон лишился земель, и я сомневаюсь, чтобы твой брат успел тебе об этом сообщить. Ты прочел мысли Ситона. Не пытайся отрицать — я слишком давно тебя знаю. Мне неведомо, чему ты научился за время своих странствий, но ты не должен позволять себе подобных вещей теперь — если хочешь дожить до тех пор, пока начнутся действительно важные перемены.

— Но я…

Старик нахмурился:

— Я знаю, что вы собой представляете, Роберт, — и ты, и твой брат. К счастью, едва ли кто-нибудь еще догадывается о ваших способностях, — но благодарить за это нужно богов, а не вас самих. Что бы ты ни делал, умоляю тебя — будь осторожен, если не ради себя, то по крайней мере ради своей матери.

Луна давно уже скрылась за облаками, когда Роберт объявил привал на дне узкого ущелья. Финлей обрадовался долгожданному отдыху: он совсем выбился из сил, замерз, все тело его болело от бесконечной скачки. Спешившись, он подвел свою лошадь к мелкому ручью и напоил ее. В темноте он с трудом различал лица Роберта и Мики. Они казались такими же усталыми, как и он сам. Финлею не терпелось обсудить с братом удивительное заявление Оливера. С другой стороны…

— Пожалуй, — пробормотал он, — кое-что хорошее в случившемся все же есть: ты нашел те руины.

Мика устало усмехнулся, но Роберт резко повернулся к брату и ткнул пальцем в грудь Финлея.

— Ни слова, братец. Я предупреждаю тебя — ни единого слова. Хоть раз в жизни прояви здравый смысл: есть вещи, которых лучше не касаться.

Финлей — сама невинность — растерянно развел руками:

— Я и не собирался ничего говорить, Роберт, уверяю тебя.

— Я скажу это один-единственный раз, братец, так что слушай внимательно. Я вернулся в Люсару не для того, чтобы снова явиться ко двору — или чтобы присоединиться к Анклаву. Я не знаю, что затевают Блэр и Ситон, и не хочу знать. Если ты желаешь к ним присоединиться, это твое дело. Но я ни теперь, ни в будущем не хочу снова оказаться в чем-то замешанным, я отправляюсь домой и собираюсь там оставаться. Если ты не способен с этим примириться, тогда обдумай, не поселиться ли тебе навсегда в Анклаве, — или по крайней мере научись держать рот на замке. Подозреваю, что первое далось бы тебе легче, чем второе. У тебя есть вопросы?

Финлей сделал глубокий вдох и попытался решительно посмотреть в глаза Роберту.

— Вопрос всего один: почему?

На мгновение ему показалось, что Роберт ответит; но вместо этого его брат рассмеялся.

— Почему? И это все? Больше ничего не можешь придумать? Ну знаешь ли!

Роберт отвернулся, но Финлей не отставал:

— Может быть, мой вопрос и кажется тебе никчемным, но я все же хочу услышать ответ. Почему? Почему ты покинул страну? Почему нужно было возвращаться, если ты так решительно намерен повернуться спиной ко всему, что всегда было тебе дорого?

— Но ты же сам сказал, что мне ни до чего нет дела, — безразлично ответил Роберт и принялся расседлывать коня.

— Ради всех богов, Роберт, ответь мне. Почему?

— На самом деле ты не желаешь этого знать. Ты просто надеешься, что в моих доводах обнаружишь что-то, с помощью чего сможешь переубедить меня насчет Анклава. — Роберт помолчал и снова повернулся к Финлею. Тот ожидал увидеть в его глазах презрение, но не прочел ничего — даже терпения. Лицо Роберта было безжизненным, ничего не выражающим фасадом. Когда он снова заговорил, тишина вокруг показалась Финлею еще более холодной. — Поверь мне, Финлей, твои старания напрасны. Я не просто не хочу встать в Круг — я не могу этого сделать. Я надеялся, что ты в конце концов поймешь… Тебе, Анклаву, всей стране придется научиться обходиться без меня. Поверь, так лучше. И еще тебе лучше совсем забыть о том, что я — колдун.

Ну вот и все. Окончательный ответ. Слушая слова брата, Финлей чувствовал, как между ними вырастает глухая, непроницаемая стена. Он ощутил горечь разочарования, бесполезности всех своих усилий. Все надежды, которые он питал с тех пор, как узнал о возвращении брата, рухнули, оставив холодную пустоту в сердце. Хоть Роберт и вернулся в Люсару, его присутствие оказалось еще большим отторжением, чем было изгнание.

Финлей почувствовал, что не в силах смотреть на брата: он просто боялся того, что увидит. Он снова взялся за повод своего коня, собираясь сказать Роберту, что покоряется его желанию, но слова так и остались несказанными. В этот момент Мика насторожился и тихо прошептал:

— Милорд! — Финлей взглянул туда, куда тот показывал. — Кто-то скачет сюда!

3

Мика слышал, как лошадь, спотыкаясь, галопом мчится по склону, но в непроглядно темном лесу разглядеть что-то было невозможно. Потом издали донеслись еще звуки…

— Погоня, — пробормотал он. — Ваш дядя?.. Роберт быстро повернулся к нему:

— Нет, что-то другое. Приведи сюда коней.

Секундой позже, ломая подлесок, на поляну вылетела лошадь и поскакала по руслу ручья, разбрызгивая воду. При виде людей животное взвилось на дыбы, но всадник справился и осадил коня.

Мика без колебаний сделал шаг вперед и ухватился за узду. Откуда-то из темноты голос выдохнул:

— Пожалуйста, помогите! За мной гонятся разбойники! Прошу… спрячьте!

Роберт немедленно начал действовать.

— Слезайте с коня. Сюда, Мика. Помоги ей влезть на дерево. Быстро!

Девушка спрыгнула на землю, Мика подсадил ее на нижние ветви дерева и поспешно отошел в сторону: теперь в темноте обнаружить ее было невозможно. Его господин тем временем хлестнул лошадь беглянки, и она помчалась дальше, а Финлей привязал их собственных коней и уселся, небрежно привалившись к стволу дерева. Мика кивнул, сгреб в кучу хворост и принялся разжигать костер — словно ничем другим и не занимался.

Они успели как раз вовремя. Из леса на противоположном берегу ручья выехали еще трое всадников. Однако это оказались вовсе не разбойники: все трое носили желтые плащи Гильдии. Один из гильдийцев натянул поводья и остановил коня перед Робертом.

— Мимо вас не проезжал всадник? — пропыхтел он. — Только что? Это преступник — конокрад!

Роберт упер руки в боки и медленно покачал головой.

— Ясное дело, проезжал. Проскакал мимо не останавливаясь, чуть не затоптал меня. Вон туда!

— Туда? — Гильдиец показал в ту сторону, куда ускакала лошадь без всадницы.

— Да. Надеюсь, вы найдете следы. Подобные безобразия нужно пресекать!

— Правильно. — Стражники как один развернулись и снова кинулись в погоню, но Роберт не двинулся с места, пока стук копыт не затих вдали. Потом, кинув на Мику многозначительный взгляд, он окликнул девушку:

— Спускайтесь, быстро! Финлей, оседлай моего коня. Они могут вернуться в любую минуту.

Мика тут же подвел коней и обратился к своему господину:

— Что теперь? Наши бедные лошадки слишком измучены, чтобы снова скакать.

— Я вижу. Забирайте коней и девушку и отправляйтесь вверх по ущелью. Там наверняка найдется пещера или еще какое-нибудь укрытие. Финлей, проследи, чтобы лошади не шумели. И не разговаривайте, пока я не вернусь.

— А что, если снова появятся гильдийцы, милорд? Роберт криво улыбнулся слуге.

— Отправляйтесь, Мика. Не медлите.

Мика кивнул и повел остальных вверх по течению ручья. Песчаниковые стены ущелья, покрытые кое-где цепляющимися за камень кустами, скоро начали смыкаться. Ночь была так темна, что Мика с трудом видел, куда ступает; в конце концов он решил, что легче всего будет передвигаться по руслу ручья. Как ни внимательно он осматривал уходящие вверх скалы, подходящего укрытия все не находилось. Наконец Финлей похлопал его по плечу:

— Вон там, за тем кустом. Похоже на вход в пещеру.

С облегчением вздохнув, Мика раздвинул ветки и завел лошадей под свод пещеры. Она оказалась достаточно большой, чтобы места хватило для всех. Девушка встала рядом с Финлеем, пристально всматриваясь в темноту. Все молчали. Если повезет, гильдийцы могут и вовсе не вернуться.

Минут через десять, однако, Мика начал тревожиться и ругать себя: нужно было остаться с господином. Конечно, Данлорн великолепный воин, однако ночь темна, а он устал. Если что-нибудь пойдет не так, он в одиночку может не справиться с тремя стражниками. Мика бросил взгляд на Финлея. Он знал бы. Если бы что-то случилось с его братом — он знал бы, по крайней мере Мика на это надеялся. Пока же молодой лорд не казался обеспокоенным; хоть Мика и не мог видеть его лица, Финлей стоял спокойно, и это было обнадеживающим знаком.

Минуты тянулись мучительно медленно. Мика уже был готов отправиться на поиски, когда услышал плеск воды. Он замер на месте, положив руку на рукоять меча, но Финлей поймал его взгляд и успокоительно помотал головой. Через мгновение в пещеру заглянул Роберт.

— Ну, — пробормотал Финлей, — вы вдвоем не позволяете себе скучать.

Мика невольно с облегчением рассмеялся:

— Это уже превратилось у нас в привычку. Данлорн вошел в пещеру и огляделся:

— Ну, все могло быть и хуже.

— Учитывая, что ты только что обманул членов Гильдии, не вижу, брат, что может быть еще хуже. Роберт развел руками и уточнил:

— Мог начаться снегопад. — Он повернулся к Мике и улыбнулся. — Эти парни не вернутся. Давай разложим костер. Я замерз!

Когда посередине пещеры заплясало веселое пламя, а лошади были расседланы и привязаны в дальнем конце пещеры, Мика принес один из мешков и занялся приготовлением ужина. Роберт уселся у костра, протянул к огню руки и поманил к себе девушку, все еще стоявшую у входа в пещеру.

— Ну, дитя, — начал он мягко, — не хотите ли вы сообщить нам свое имя?

Девушка неуверенно приблизилась и оглядела мужчин по очереди, прежде чем села у костра.

— Мне более интересно узнать, почему она солгала нам, — бросил Финлей, беря у Мики кусок хлеба. — Если не ошибаюсь, разбойники не разгуливают по лесам, одетые как члены Гильдии, хоть и немногие смогли бы увидеть между ними разницу.

Роберт постарался спрятать улыбку и снова повернулся к девушке:

— Ну так что?

Она молча взглянула на него. Теперь, когда Мика мог рассмотреть ее как следует, он понял, что она не так юна, как показалось ему сначала. Лет шестнадцать или семнадцать. И одета не так уж бедно: хотя плащ поношен и грязен, зеленое платье под ним совсем новое. Овальное лицо девушки с тонкими чертами было загорелым, и яркие голубые глаза по контрасту казались почти сияющими. На спину девушке падала растрепанная черная коса. Хотя на лице беглянки и читалась настороженность, она вела себя удивительно смело и держалась с уверенностью, не свойственной столь молодому возрасту.

— Говорить умеете? — поторопил ее Финлей, терпение которого было на исходе.

— Да, — ответила она, усмехнувшись. — Конечно, умею. И мне очень жаль, что я солгала вам. Меня зовут Дженн. Я очень благодарна вам за помощь. Не думаю, что та бедная лошадка смогла бы ускакать от погони. Она уже совсем выдохлась и начала спотыкаться, когда я повстречала вас.

— Почему они гнались за вами? — сурово спросил Финлей. Девушка на мгновение опустила глаза:

— Наверное, потому, что я их оскорбила. Я не краду лошадей, уверяю вас.

— И мы должны в это поверить?

— Финлей, пожалуйста, — остановил его Роберт. Мика налил всем по кружке эля и уселся, прислонившись к стене пещеры и протянув ноги к огню.

Финлей сделал глоток и вытер рот рукой.

— Тогда выходит, что лошадь была ваша?

— Не совсем. Я… позаимствовала ее.

— Позаимствовала? У кого?

В ответ девушка снова улыбнулась.

— Не знаю. Я не успела спросить. Когда гильдийцы погнались за мной, я просто вскочила на первого попавшегося коня. Тогда спрашивать было уже поздно. — Улыбка исчезла, девушка нахмурилась. — Как вы думаете, стражники нашли коня? Вот только вернут ли они его хозяину?

Искренняя озабоченность девушки заставила Финлея удивленно заморгать. Если она пытается обмануть их, то делает это весьма убедительно. Мика, например, явно ей поверил. В конце концов, теперь девушке не было нужды лгать — они и так пришли ей на помощь.

— Не знаю, — ответил на ее вопрос Данлорн. — Может быть, вам лучше научиться не оскорблять гильдийцев. Это опасно. Люди и за меньшее расплачивались жизнью. Но мне любопытно… Что именно вы им сказали?

— Ну… Вы слышали историю про отшельника из монастыря Святого Катберта?

— О, терпеливые боги! — Финлей закатил глаза и бессильно откинулся назад.

— Не обращайте внимания на моего брата, — улыбнулся Данлорн. — Что случилось с отшельником?

— Я лично с ним не знакома, конечно, но только этот отшельник был когда-то монахом в монастыре Святого Катберта, а последние двадцать лет провел в лесу. Несколько недель назад он неожиданно вернулся в аббатство и сообщил настоятелю, что ему явилась Минея и показала темного ангела, который спустился на землю, чтобы расколоть церковь надвое. После этого страшного пророчества отшельник снова скрылся в лесу. Как вы понимаете, все сразу стали обсуждать новость. Я хочу сказать, что уже многие годы никому не было явления Минеи. Я даже слышала, как кто-то говорил, будто это значит, что она снова собирается принять человеческий облик — как она сделала пять столетий назад, когда распадающаяся Империя сражалась с последними колдунами. В те времена, когда богиня пришла на помощь Империи, был построен ее храм в Алузии, так что можете представить, как многие теперь стали надеяться, что она вернется к людям.

— Прошу прощения, — перебил ее Финлей, — но когда же дело дойдет до Гильдии? Или это просто урок истории?

Дженн повернулась и пристально посмотрела ему в глаза:

— Жаль, что это не урок хороших манер.

Роберт расхохотался, Мика усмехнулся, и только Финлей надулся.

— Никогда не перебивай рассказчика, братец! Пожалуйста, Дженн, продолжайте.

— Ну так вот, — начала она снова, — я работала в таверне неподалеку от монастыря, а гильдийцы явились и начали издеваться над трактирщиком. Он мой друг, и он ничего не мог сделать, чтобы им помешать. Вот я и сказала стражникам, что, пожалуй, тот темный ангел, о котором было видение отшельнику, и не ангел вовсе, а Гильдия.

Мика вытаращил глаза, а Финлей подавился элем. Роберт изумленно покачал головой:

— Клянусь богами, моя девочка, вы не прячетесь от опасностей. Дженн пожала плечами:

— Гильдийцы последнее время такие злющие. Я просто потеряла терпение и ничего не могла с собой поделать.

— Последнее вполне очевидно. Стражники размещаются в вашей деревне? Они будут ждать, когда вы вернетесь домой?

— О, там вовсе не мой дом. Я просто остановилась на некоторое время в деревне, прежде чем идти дальше. Дома у меня по-настоящему нет вообще.

Мика удивленно посмотрел на девушку:

— Нет дома? А где ваша семья?

В ответ Дженн снова только пожала плечами. Роберт слегка нахмурился и бросил на Мику предостерегающий взгляд:

— Думаю, пора нам всем немного поспать. Уже поздно, а я хочу отправиться в дорогу на рассвете.

В узком ущелье свистел ветер, ветки кустов, скрывающих вход в пещеру, царапали камень. Сначала, часа за два до рассвета, ветерок был слабый, но теперь, когда небо посветлело, было ясно, что погода ухудшается. С того места, где лежал Роберт, был виден лишь кусочек неба, но на противоположной, западной стене ущелья уже можно было различить все детали. Тощие жилистые кустики лепились к обрывистой скале и тянули длинные корни к протекающему далеко внизу ручью, словно томясь невыносимой жаждой.

Медленно и бесшумно Роберт откинул одеяло и поднялся. Остальные рядом с ним крепко спали. Роберт осторожно пробрался к выходу из пещеры и выглянул наружу. Было еще совсем темно, но лучи восходящего солнца освещали клубящиеся на небе тучи. Скоро мог начаться дождь — и сильный.

Роберт окинул взглядом пещеру. Угли костра, которые Мика заботливо сгреб, чтобы раздуть утром, еле тлели. Вокруг костра расположились три темные фигуры — его спящие спутники. В глубине пещеры мирно дремали лошади.

«И вернулся он тайно, полный печали, прокрался в темноте ночи. Дела его были бесполезны, ждала его дорога без конца».

Это была цитата из древней книги — «Хроники Бандерика», написанной шестьсот двадцать три года назад. Удивительно, что она пришла ему на ум…

Впрочем, не так уж удивительно. К пятнадцати годам Роберт прочел хронику не меньше десятка раз. Это было увлекательное повествование о приключениях и отваге, исследованиях и открытиях. Даже теперь названия некоторых мест могли вызвать в Роберте легкое волнение, напомнив ему о том мальчишке, которым он когда-то был. Что там было дальше?

«Бессильный и вечный, гнев разгорался в его сердце, давно забывшем, что такое умиротворение. Ненасытное пламя нечестивой страсти вело его вперед, и не было мудрого совета, к которому он бы прислушался».

Неужели действительно так много времени прошло с того ужасного дня, когда он, невинный девятилетний малыш, стоял перед Ключом? Неужели он не заметил этих быстро промелькнувших лет? По сравнению с древностью Анклава они были всего лишь мгновением, но для Роберта то единственное давнее событие стало порогом вечности. Немногие секунды, положившие конец его детству, изменили всю его жизнь; это они привели его сюда, в пещеру в дебрях Шан Мосса. Но как мог единственный момент определить судьбу человека? Как он позволил такому случиться?

Роберт отошел от входа в пещеру. Ветер тут же налетел на него, и Роберт подставил ему лицо, радуясь холодной свежести. Как же давно воздух родины не бодрил его тело! И эти запахи — такие знакомые и все же совсем иные… Невидимые пальцы коснулись его памяти, вызывая яркие воспоминания о разных вещах и событиях. Сколько всего он забыл! Сколько всего…

Но ведь дело было не только в том единственном моменте. Вся его жизнь была цепью мгновений, и каждое можно было винить в равной мере, каждое неуклонно вело к окончательному проклятию.

Нет уж, им лучше оставить его в покое. Да и он сам об этом позаботится. Такова единственная цель, в достижении которой он не может позволить себе потерпеть поражение. Никто не может сказать ничего — абсолютно ничего, — что изменило бы его решение.

Роберт нагнулся и погрузил пальцы в воду. Ледяной холод скоро заставил их онеметь. Роберту хотелось, чтобы онемение охватило его всего, добралось до самого сердца. Ему хотелось погрузить в него душу, утонуть в нем. Что угодно, лишь бы наконец ощутить хоть какой-то покой.

Однако так просто покоя не достигнешь. Три года скитаний по южным землям научили его этому. Бесчувственности просто не существует. Ему придется испытывать гнев и безнадежность, любовь и ненависть независимо от собственного желания. Он так же не мог изменить это, как не мог приказать ветру не дуть. Подобная неудача неизбежна. Столь же неизбежна, как возвращение в Люсару.

Почему он не видел этого раньше? Но три года назад, на краю черной пропасти отчаяния, когда ярость грозила поглотить его целиком, Роберт и мысли не мог допустить о возвращении. А теперь, оглядываясь назад, вспоминая Беренику…

Нет! Только не это! Он не мог — и не хотел — думать о ней.

А теперь еще и Маркус! Верный, полный энергии и веселья, мудрый Маркус. Его не стало. Не стало прежде, чем Роберт смог с ним снова повидаться. Ушел навсегда… Еще одного друга он лишился, еще один голос умолк. Хорошо же встречает его Люсара!

И еще: что делать с Финлеем? Отослать его в Анклав? Сделать, как хочет брат, и тоже отправиться на Собрание? Есть еще один путь: вести себя как всегда и продолжать попытки заставить брата понять. Но разве есть что-нибудь еще не испробованное, разве остались слова, которыми можно убедить брата и всех остальных, что Роберт — не тот человек, которым они его считают? Что полагаться на него — значит обрекать себя на неудачу, если не хуже?

Однако Роберт прекрасно знал ответ. Финлей — его брат, и, несмотря на все недостатки, брат любимый. Роберт до последнего вздоха будет продолжать попытки научить чему-то этого увлекающегося, пылкого юношу. И может быть, когда-нибудь в будущем, в какой-то далекий момент времени, Финлей сможет простить ему его ужасное преступление.

Да, нужно идти вперед. Он должен продолжать, как начал. С прошлым покончено. Будущее не должно оказаться столь ужасным, чтобы он не смог его вынести. Нужна только сила и очень, очень много решимости. Все действительно могло быть много хуже.

Роберт выпрямился и еще раз взглянул на небо. Уже почти рассвело, все заливал неяркий серый свет, какой бывает перед самым восходом. Краткий и прекрасный момент обновления, когда земля наслаждается свежестью перед тем, как погрузиться в наступающий день. Да, пора в путь. Роберт сделал шаг в сторону пещеры и замер на месте. До него донесся какой-то тихий звук, шаги и шепот.

— Я не стал бы брать того коня, — произнес Роберт с улыбкой. — Он хромает.

Девушка резко обернулась, чуть не подпрыгнув от неожиданности. Она стояла у выхода из пещеры, держа под уздцы мерина Финлея. Тут же сдавшись, она пожала плечами:

— Вот я и подумала, что вам будет его не жалко.

— От всей души надеюсь, что одалживать лошадей не войдет у вас в привычку. В следующий раз рядом может не оказаться никого, кто придет вам на помощь. Так как?

— Вы о чем?

— О привычке одалживать лошадей.

Она подняла брови, и на краткий миг Роберту почудилось в ее лице что-то очень знакомое. Впечатление, однако, было таким мимолетным, что он так и не смог поймать воспоминание.

— Вы, кажется, не особенно удивлены, — ответила она ровным голосом. — Вы ждали меня?

— Нет. Я просто любовался восходом. Но вы не ответили на мой вопрос.

— Такой привычки у меня нет. Что бы ни говорил тот гильдиец, я не ворую лошадей. Послушайте, поставьте себя на мое место. Я не знаю, ни кто вы, ни почему помогли мне. Дело ведь касается моей жизни, а вы можете оказаться разбойниками и убийцами.

Роберт согласно кивнул:

— Верно, можем. Чего вы хотите? Вернуться в свою деревню?

— Вы отвезли бы меня туда, если бы я попросила?

— Это зависело бы от того, насколько вам можно доверять. — Как ни старался, Роберт не мог сдержать смех. Дженн ничего не ответила, просто продолжала смотреть на него. Нет, эта девушка совсем не простушка и явно привыкла смотреть в лицо опасности с откровенной бравадой. — Ну так куда вам нужно?

— Если бы вы отдали мне лошадь, мне не пришлось бы красть ее, правда?

— Но это не мой конь. Он принадлежит Финлею, так что придется спросить его. У вас есть еще какие-нибудь предложения?

Она бросила на Роберта оценивающий взгляд и отвела глаза.

— Вы собираетесь пересечь горы?

— Да.

— Вы не взяли бы меня с собой?

— От кого вы убегаете — если не считать Гильдии?

— Ни от кого. — Дженн нахмурила брови. — С чего бы мне убегать? Я просто всегда хотела побывать в тех краях. Я понимаю, что раздражаю вашего брата, но на самом деле я могла бы быть полезной. Я готовлю лучше, чем этот ваш веснушчатый приятель.

Роберт не мог не признать, что мысль о совместном путешествии с Дженн определенно ему нравится. В ее присутствии Финлею пришлось бы держать язык за зубами. Можно не сомневаться, что брат не рискнет выдать охраняемый на протяжении пяти столетий секрет Анклава, рассуждая о нем перед незнакомкой. Да, от девушки может быть больше пользы, чем она сама думает.

— Что ж, только не ожидайте радости по этому поводу с его стороны, — улыбнулся Роберт. — У Финлея есть скверная привычка дуться и ворчать. Не удивляйтесь, если всю дорогу он не скажет вам доброго слова.

Дженн легкомысленно взмахнула рукой:

— Не беспокойтесь. Я сумею найти с ним общий язык.

Роберт взял у нее повод коня.

— Если хотите, можете на нем ехать.

— Но вы же сказали, что конь хромой! Роберт кивнул с извиняющейся улыбкой:

— Так оно и было — вчера. Ладно, давайте разбудим лежебок. Однако Финлей уже не спал и немедленно увлек Роберта в дальний угол, где их не услышала бы Дженн.

— Ты с ума сошел! — прошипел он. — Мы же не знаем, кто она такая. Прошлой ночью за ней гнались члены Гильдии. Не хочешь же ты поссориться с ними, не успев вернуться? А взять ее с собой в горы Голет!.. Там же рядом…

Роберт положил седло на спину своему коню, лишь мельком взглянув на брата.

— Что, по-твоему, я должен сделать? Оставить ее здесь? Отдать в руки Гильдии? Бросить в первой же деревне? Мы же, когда нас посвящали в рыцари, клялись защищать сирых и убогих, брат. Она беспомощна и одинока. Наш долг — защитить девушку. — Роберт улыбнулся брату, надеясь сыграть на его рыцарских чувствах, однако все было бесполезно.

Финлей, нахмурившись, выпрямился во весь рост.

— Понятно. Как ни жаль, не все так просто. И ты от меня так легко не отделаешься. — Не говоря больше ни слова, он потянулся за собственным седлом.

Роберт покачал головой. И откуда только Финлей берет свои странные идеи?

День выдался холодный и пасмурный, серое небо нависло угрожающе низко. Мика вглядывался сквозь золотой полог леса, надеясь увидеть просвет в тучах, но солнце не выглядывало, а после полудня ветер стал еще более холодным: приближалась буря.

Мика ехал позади Роберта и Финлея, развлекая Дженн или, точнее, позволяя ей развлекать себя: девушка оказалась интересной собеседницей. У нее был острый ум и, по-видимому, непоколебимая стойкость духа. Мика считал своим долгом узнать о Дженн как можно больше и поэтому охотно поддерживал разговор; к тому же она все время заставляла его смеяться.

— Ты такой мрачный, Мика, — серьезно сказала Дженн, не сводя с него своих лазурных глаз. — О чем ты тревожишься?

— О погоде, о чем же еще. Я уж и забыл, как быстро она меняется в здешних краях. И такой холод… Разве вы не мерзнете?

— Не особенно.

Мика покачал головой и принялся растирать руки.

— Раз Вестмей не ваша родная деревня, откуда же вы родом? — снова попытался он вытянуть у девушки что-нибудь. — Где ваша семья?

— Какой ты любопытный, Мика, — рассмеялась Дженн. — Все вопросы, вопросы…

— У вас есть что скрывать?

— У всех есть что скрывать. — Бросив многозначительный взгляд на двух всадников впереди, она заговорщицки наклонилась к Мике. — Я все тебе расскажу, если ты объяснишь мне, почему те двое почти не разговаривают друг с другом. Почему Финлей так сердит на брата?

На мгновение Мике показалось, что Дженн говорит серьезно, но потом он заметил, как насмешливо сверкают ее глаза, и тоже улыбнулся:

— Откуда же мне знать?

— Ты с ними путешествуешь, они тебе доверяют, так что ты должен знать. Единственное, чего я не могу понять, это почему Роберт не сердится на Финлея в ответ.

— Он никогда не сердится, — пожал плечами Мика.

— Уж так уж и никогда?

— Точно. Он говорит, что гнев делает человека одновременно и уязвимым, и опасным, а он не желает быть ни тем, ни другим.

— Но почему Финлей так рассердился на брата?

Мика повернулся и посмотрел на Дженн. Ну так и есть, опять эти чертики в глазах… Не отвечая на вопрос, он проворчал:

— Что-то вы очень стараетесь переменить тему. Девушка беззаботно пожала плечами:

— Не так уж и стараюсь.

— Мы говорили о вашей семье.

— Правда? А я думала, что мы сплетничаем о твоем господине. Мика ухмыльнулся:

— Вот я и говорю — вы стараетесь сменить тему.

— Ну, насчет меня никакой тайны нет — честно тебе говорю. Я выросла в таверне по ту сторону Шан Мосса. Когда мне было двенадцать, мой отец умер, а матушка сошла с ума. Брата обвинили в воровстве и повесили, а поскольку я была еще несовершеннолетней, таверну отобрали, а меня выгнали. С тех пор я и брожу по деревням, иногда нахожу там работу. Хотелось бы, пока не пришла смерть, увидеть всю страну.

Мика неуверенно кашлянул.

— Это правда?

— Что? — Дженн взглянула на него с выражением оскорбленной невинности, но тут же смягчилась: — Э-э… по большей части… или, точнее, кое в чем. Но я действительно выросла в таверне. Когда отец умер, меня отправили на ферму к его сестре, только ей хватало забот и без меня, так что через несколько месяцев она меня выставила. Я потеряла не только отца, но и таверну. С тех пор я путешествую.

— А ваша мать?

— Я ее никогда не видела. Она умерла, когда я родилась.

— Вы хорошая рассказчица, верно? — рассмеялся Мика.

— Я еще только учусь, — усмехнулась Дженн. — Поэтому-то я и путешествую — собираю всякие истории. Ты не поверишь, чего только люди мне не рассказывают, чего только не удается услышать случайно.

— Например?

— Ну вот о том отшельнике и о том, как он явился в обитель Святого Катберта. Я очень хотела бы послушать о ваших путешествиях — вы ведь побывали на южном континенте? Может, и в Алузии были или видели дворец Бу?

— Вы слышали об этом дворце? — переспросил пораженный Мика.

— Конечно. Говорят, его выстроили колдуны много столетий назад, — только не всему, что я слышу, я верю.

— Ну, мне кажется, что его построили обыкновенные люди.

— Вот как? — быстро спросила Дженн. — А откуда ты знаешь?

— Я кое-что знаю об этих вещах, — небрежно улыбнулся Мика. — Я даже однажды видел колдуна.

Дженн недоверчиво рассмеялась.

— Так все говорят.

— Но я и правда видел, и если бы кто-то из них жил еще во дворце Бу, я наверняка почувствовал бы.

Дженн покачала головой и какое-то время молчала. Потом, сложив руки на луке седла, она прошептала:

— Я слышала однажды другую историю… Есть легенда… Что-то в ее сосредоточенном взгляде и странно изменившейся манере привлекло внимание Мики.

— Какая легенда?

— Это случилось давно, и я слышала рассказ много раз от многих людей. Конечно, подробности менялись — в зависимости от того, кто и в каких обстоятельствах рассказывал. Жил когда-то злой король, и был молодой лорд, который с ним подружился. Молодой лорд много трудился, чтобы удержать короля от жестокостей и не дать ему мучить свой народ. За то, что он умиротворил страну, король осыпал молодого лорда милостями и поставил его выше всех своих приближенных. Заняв такое высокое положение, молодой лорд возглавил армию короля и выиграл много битв на границах страны, отразил захватчиков и обеспечил безопасность своему народу. Лорд хотел помочь людям, и король в благодарность за его победы выполнял многие его просьбы, поэтому все любили молодого лорда и благословляли его. Но зависть и интриги придворных вынудили молодого лорда отвернуться от короля и покинуть свой народ. Некоторые говорят, что его изгнали, другие — что он бежал в страхе за свою жизнь. Многие верят, что однажды он вернется во главе победоносной армии, свергнет своего бывшего друга и взойдет на трон сам.

Мика молча слушал, пока Дженн не закончила рассказ. В конце концов, что он мог ей сказать?

— Как оказалось, — продолжала Дженн, искоса взглянув на него, — все они ошибались, не так ли, Мика?

Парень постарался не встретиться с ней глазами.

— Меня-то зачем спрашивать? Это же ваша история.

— Молодой лорд — это твой господин, Роберт Дуглас, граф Данлорн.

Мика перевел дух, пристально взглянул на Дженн и задал неизбежный вопрос:

— Откуда вы знаете?

— Два брата, один лет на пять-шесть старше другого. Одного зовут Роберт, другого — Финлей. И то, как твой господин взял на себя командование, стоило мне попросить о помощи, а Финлей забеспокоился, потому что меня преследует Гильдия… А еще Роберт долго отсутствовал, путешествовал по южному континенту. — Дженн помолчала и пожала плечами. — Догадаться было нетрудно. Ведь его возвращение — не секрет?

— Нет в общем-то. Однако господин хотел бы добраться до Данлорна прежде, чем все узнают об этом. — Мика старался решить, можно ли доверять Дженн. Она встретила его взгляд без смущения, в глазах ее не было больше озорства. Это и было ее настоящее, честное лицо — и Мика поверил девушке. Он запомнит ее такой — наверняка еще пригодится: иначе как определить, когда она… приукрашивает истину?

Догадавшись о его невысказанном вопросе, Дженн пробормотала:

— Я ничем не наврежу твоему господину, Мика. Я ведь сказительница, а потому меня больше интересует, как возникла легенда, и я совсем не хочу ее развеивать. Твой господин очень нужен народу, даже теперь. Надеюсь, он это понимает.

Мика рассеянно кивнул. Очень хорошо и правильно с ее стороны говорить такие слова — но ведь она слышала лишь россказни, а не правду. Что сказала бы Дженн, если бы узнала, что за красивой легендой кроется объявленное вне закона колдовство и множество событий, нарисовать которые не способно даже ее живое воображение?

Взгляд Мики снова обратился к двум всадникам, в молчании скачущим впереди. Дженн поняла, что Финлей в ярости, однако клятва, принесенная Анклаву, и Печать не дадут Финлею объяснить причину.

Разговоры о колдовстве стихли, когда умерли те, кто еще помнил старый порядок, и теперь это были всего лишь сказки, которыми пугают детей. Никто уже не знал, что на самом деле совершили колдуны; народная память сохранила только, что когда-то они процветали, работали на благо старой Империи, пока однажды не обратились против нее. Действительные события и их подробности со временем потускнели, но нарбд гордился тем, что в конце концов колдуны были побеждены. За ними охотились, их ловили и уничтожали по всему свету, пока не погиб последний.

Все это случилось более пяти столетий назад. Колдовство умерло вместе с последними остатками власти Империи. Люди одержали великую, замечательную победу. Так учила история — и никому в голову не приходило усомниться в ее истинности; однако Мика знал, что история лжет.

Не все колдуны приняли участие в последней битве. Более того, не все они восстали против Империи. Небольшая община не пожелала участвовать в конфликте, не пожелала ни помогать, ни вредить Империи — ее члены просто скрылись. Когда последняя битва была проиграна колдунами, некоторые из выживших присоединились к беглецам. Все вместе, защищенные от преследования своими чарами, они добрались до Люсары и основали Анклав. Теперь, через пять столетий, этот секрет хранился так же свято, сила колдунов все так же оставалась никому не известной.

А эта девчушка желает знать, почему Финлей сердится! Что она сказала бы, сообщи ей Мика, что Финлей в ярости из-за отказа Роберта принять на себя власть, какой никто из них и вообразить себе не может?

Когда они выехали из леса, Роберт объявил привал, чтобы без помех насладиться развернувшейся перед ними панорамой гор Голет. От того места, где они находились, хребет тянулся на восемьдесят лиг к северу и почти на сто — к южному побережью. Если все пойдет хорошо, им понадобилось бы пять дней, чтобы пересечь горы, однако сначала нужно раздобыть припасы. Невдалеке на склоне холма прилепилась деревня — Солмосс. Жмущиеся друг к другу дома казались коричневым шрамом на сером камне; селение выглядело крошечным по сравнению с просторами Шан Мосса внизу и тянущимися к небу горными вершинами на горизонте. Жители его были бедны и промышляли охотой на горных козлов и на дичь, водившуюся в лесу, однако немногие смельчаки рисковали подниматься высоко в горы или углубляться в чащу: лес внушал суеверный страх, а горы Голет рождали непонятйое, но тоже весьма пугающее чувство.

— Мы заночуем в деревне или поедем дальше? — отрывисто бросил Финлей. — Погода не сулит ничего хорошего.

Роберт кивнул.

— Для ночлега еще рано, но я согласен — похоже, скоро начнется буря. Мы остановимся в деревне и дадим коням отдых перед тем, как отправляться в горы. Можно будет выехать пораньше утром.

Предчувствия путников разделяли и жители деревни. В каждом доме на узких улочках закрывали ставни, убирали под крышу все, что могло промокнуть под дождем. Здесь знали, что такое непогода в горах, и эти приготовления сильно обеспокоили Роберта. Он не мог позволить себе останавливаться надолго. Если начнутся снегопады, горы станет невозможно пересечь до весны. Спешиваясь перед гостиницей, Роберт в душе молил богов, чтобы буря за ночь утихла.

— Мика, займись покупкой припасов. Нужно, чтобы их хватило на неделю — за это время мы пересечем Толст, а слишком нагружать лошадей не годится. — Роберт запнулся, заметив, как пристально смотрит на него Шинлей. Брат определенно хотел поговорить с ним — и не только об Анклаве, но и об Оливере. Что ж, Роберт тоже собирался кое-что обсудить, но не сейчас. Сначала следовало позаботиться о более насущных вещах. — И нужно еще купить теплую одежду для Дженн.

Дженн удивленно взглянула на него, но промолчала. Когда Мика отправился выполнять поручение, Роберт двинулся по оживленной улице, а Финлей и Дженн последовали за ним.

Солмосс мало изменился за то время, что Роберт не бывал здесь. Выше по склону появилось несколько новых домов, но местный храм все еще высился в одиночестве. Сразу за околицей, скрытое низкорослым лесом, тянулось глубокое ущелье с перекинутым через поток мостом: там проходила единственная дорога к перевалу. На краю деревни расположились лавки небольшого рынка, словно попятившиеся от храма, хоть тот и должен был бы служить им защитой. Большинство торговцев уже закрывали лавки перед приближением бури, но вид монет вызвал интерес, и скоро Роберт нашел то, что нужно.

— Вот этот плащ подойдет, — сказал он, показывая на толстую накидку из коричневой домотканой шерсти. Он повернулся к спутнице, но девушка смотрела в другую сторону. — Дженн!

При звуке своего имени она вздрогнула и быстро сделала шаг назад, наткнувшись при этом на Роберта.

— Смотрите! Там, у храма… Это же гильдийцы!

Роберт обернулся. На каменистой возвышенности высился деревянный триум, такой же, как и в любой деревне Люсары, — однако этот был окружен по меньшей мере дюжиной солдат в желтых плащах Гильдии; все они смотрели на своего пленника.

— Клянусь богами! — выдохнул Финлей. — Они схватили Арли Болдуина!

Поодаль собралась небольшая толпа, смотревшая, как гильдийцы подтащили к триуму какого-то человека и привязали его за руки к боковым сторонам треугольника, а за ноги — к основанию. Светловолосая голова пленника была гордо поднята, он с вызовом смотрел на стражников. Жены Арли, Марты, видно нигде не было.

Роберт рванулся вперед, но все произошло слишком быстро. Голова Арли дернулась, лицо исказила гримаса. Сверкнула сталь, и пленник вскрикнул: гильдиец отсек его левую руку по запястье. Роберт вцепился в плечо Финлея.

— Найди Мику! Берите лошадей и ждите меня в лесу за деревней.

— Но…

Не слушая возражений, Роберт встряхнул брата.

— Если мы не снимем Арли с триума, он истечет кровью. Поторопись! Я найду Марту.

Не говоря больше ни слова, Финлей повернулся и двинулся к гостинице.

Когда Роберт снова взглянул в сторону храма, толпа расходилась. Гильдийцы тоже возвращались в деревню, оставив четверых сторожить свою жертву.

Есть только один способ… Но сначала нужно найти Марту. Как можно скорее. Роберт сделал глубокий вдох и сосредоточился. Глубоко внутри проснулось его колдовское зрение, и он окинул взглядом деревню. Ему нужно было найти единственного человека, единственную ауру… Вот она! Марта пряталась за домом напротив храма. Финлей увидит ее, когда будет возвращаться. Прекрасно, это облегчает дело. Теперь нужно вызволить Арли.

Роберт оглянулся на него, послал другу мысленный призыв держаться и обернулся к Дженн:

— Мне понадобится ваша помощь.

Девушка не ответила. Она не могла отвести глаз от храма и капель крови, падающих с привязанной к триуму руки жертвы.

— Дженн! — Роберт коснулся ее плеча. Девушка подпрыгнула на месте и в панике повернулась к нему. Роберт постарался говорить спокойно, но скрыть напряжения не смог. — Нужно, чтобы вы мне помогли. Они оставили его там умирать. Арли мой друг, и я должен его спасти.

Эти слова не могли успокоить Дженн, но почему-то паника ее улеглась. Девушка сделала глубокий вдох и спросила:

— Что я должна сделать?

Роберт ободряюще улыбнулся ей и повел по дороге, уходящей в лес. Там, укрывшись под деревом, они подождали, пока не упали первые капли дождя. Последние лавки на рынке закрылись, торговцы разошлись по домам.

— Мне нужно, чтобы вы отвлекли стражников. Подойдите к ним, заговорите — делайте что хотите, только заставьте отойти подальше от Арли.

— Прямо сейчас? — пробормотала она, неотрывно глядя на солдат в желтых плащах.

— Нет еще. Сначала нужно, чтобы Финлей привел лошадей. Без них мы далеко не уйдем. У нас есть несколько минут. — Дженн спокойно кивнула, но Роберт заметил, что она дрожит. Он взял ее руки в свои; пальцы Дженн были ледяными. Он ведь так и не купил ей тот плащ… — С вами все в порядке?

— Почему? — прошептала она. Роберт чувствовал, как от страха — или от гнева? — напряглось все ее тело. — Почему они сделали с ним такое?

— Не знаю, — нахмурился Роберт. Знакомое чувство бессилия охватило его, словно и не было этих трех лет. — Должно быть, он нарушил какой-то закон, установленный Гильдией.

— Но отрезать человеку руку? Какой закон требует этого? Действительно, какой? И почему именно левую руку? Что такого сделал Арли?

Однако Дженн ждала ответа. Потом еще будет время разобраться…

— Такое наказание, как я слышал, было в ходу в те времена, когда еще существовали колдуны, которых боялись и ненавидели. Считалось, что, лишившись левой руки, они теряли свою силу — не могли воспользоваться талисманом, и поэтому их легче было убить. Но я не могу понять, почему Гильдия неожиданно стала прибегать к подобному варварству теперь, когда прошло столько лет. Я хочу сказать — всем известно, что колдунов больше нет. Должно быть, это какой-то новый закон.

Дженн повернулась и посмотрела Роберту в лицо.

— Почему вы не остановили их? Вопрос застал его врасплох.

— На это не оказалось времени.

— Нет, я не имею в виду сегодняшний случай.

Это было несомненно: Дженн говорила совсем о другом.

— Вы знаете, кто я такой, — без тени сомнения сказал Роберт. — Откуда это стало вам известно?

Дженн подошла совсем близко и внимательно посмотрела ему в лицо. Роберт мог только предполагать, что она ожидала увидеть.

— Почему вы не остановили их?

Роберт не сразу отвел глаза. Тысячи ответов роились в его уме — ответов, которые он привык давать с такой же легкостью, с какой произносят молитвы в праздник. Быстрые, простые, уклончивые ответы, содержащие в себе частицу правды, но никогда — всю ее полностью. Однако сейчас по какой-то причине он не мог выдавить из себя ни одного из них. Роберт открыл уже рот, чтобы произнести привычную отговорку, но вместо этого сказал правду:

— Потому что не мог.

У Дженн не оказалось возможности задать новые вопросы: Финлей и Мика нашли Марту и вместе с ней приближались к лесу. Пора было начинать действовать.

— Постарайтесь увести стражников как можно дальше за храм, а потом бегите. Не бойтесь, без вас мы не уедем.

— Но разве вы сможете снять его в одиночку? — Руки Дженн снова начали дрожать, но она вполне владела собой.

Роберт улыбнулся девушке:

— Не беспокойтесь, мне помогут.

Как только Финлей и остальные оказались в лесу, Дженн вышла под дождь из-под хоть немного защищавшего от непогоды дерева. Ветер рвал ее плащ, трепал волосы, но она не замедлила шаг и смело подошла к ближайшему стражнику.

— Что она собирается сделать? — прошептал Финлей.

— Не знаю. Послушаем.

Сквозь вой ветра до них донесся голос Дженн. Как только она заговорила, вокруг нее собрались все гильдийцы, привлеченные ее простодушной улыбкой. Роберту показалось, что, несмотря на шум ветра и дождя, он слышит в голосе девушки дрожь — то ли от страха, то ли от гнева.

— Очень надеюсь, что вы имели основания именно так покарать этого преступника, — говорила Дженн. — Я слышала, что подобным образом наказывают лишь колдунов…

— Проклятие! — простонал Финлей.

Однако Роберт не обращал внимания на слова Дженн; он внимательно следил за ее движениями. Каждое свое слово девушка сопровождала маленьким шагом в сторону, так что стражники следом за ней понемногу удалялись от триума. Конечно, она увела их недалеко — но все же почти достаточно.

— Хорошо еще, — не унималась Дженн, — если это окажется не так, иначе вам придется плохо.

— Это ему пришлось плохо! — заржал стражник, и остальные хором начали насмехаться над своей жертвой.

— Я слышала такие страшные истории! — продолжала Дженн. — Говорят, вокруг триума начинают бродить призраки, которые годами преследуют своих палачей. Не знаю почему, но только человек, которому отсекли руку, обязательно становится призраком после смерти. Я даже знаю историю про гильдийца, который бросился со скалы, потому что в течение десяти лет каждую ночь ему являлся призрак. Если призрак обыкновенного человека так грозен, только подумайте, что сделает с вами дух колдуна!

Роберт напрягся: стражники обернулись к Арли. Но Дженн выдала еще одну порцию страшных сказок, и они как зачарованные стали смотреть на девушку. Вот теперь было время действовать.

Роберт вышел из лесу и двинулся сквозь дождь и ветер к обезлюдевшей деревне. Стражники, по-видимому, его не заметили, и Роберт еще немного помог им в этом. Легчайшим прикосновением к разумам гильдийцев он заставил их не обращать внимания на Арли.

Через несколько секунд он был у храма. Как раз когда его нож рассек веревки, которыми был привязан Арли, раздался удар грома. Роберт не стал снимать веревку с левой руки несчастного: она хоть немного останавливала кровотечение. Как только руки и ноги Арли стали свободны, он упал лицом вниз, и Роберт еле успел подхватить его. Взвалив на плечо бесчувственное тело, Роберт двинулся к лесу, где их дожидался Финлей. Вдвоем они погрузили Арли на лошадь; Марта, сидевшая в седле, вцепилась в мужа, не давая ему соскользнуть на землю.

— Отправляйтесь. У нас в запасе всего несколько секунд. Двигайтесь по дороге к реке. Если удастся пересечь мост, прежде чем они нас догонят, мы будем в безопасности. — Роберт подхлестнул лошадей и обернулся посмотреть, как дела у Дженн.

Как раз в этот момент небо расколола молния, и Дженн подняла руки, словно проклиная стоящих перед ней солдат. Потом с безумным смехом она повернулась и бросилась бежать — вверх по холму, прочь от Роберта. Двое стражников двинулись было за ней, но тут обнаружилось, что их пленник исчез. Гильдийцы немедленно подняли тревогу, а Роберт кинулся сквозь лес, чтобы перехватить Дженн.

Ему удалось догнать запыхавшуюся девушку, схватить за руку и увлечь под защиту деревьев. Вдвоем они поспешно вернулись к тому месту, где была привязана лошадь; несмотря на приказ Роберта, их там ждали Финлей и остальные. Теперь даже шум бури не мог заглушить криков и топота погони.

Беглецы пустили коней галопом, но, как ни быстро они скакали, все оказалось напрасно: упустившие пленника стражники позвали на помощь остальных и были уже совсем близко. Ничего хорошего это не сулило.

— Мост! — внезапно закричал Мика. — Вижу мост!

Лес неожиданно кончился на краю широкого ущелья, прорезанного рекой в скалах. Через бурный поток был переброшен шаткий мост, такой узкий, что по нему лошади могли переправляться лишь по одной. Мост висел над водой на канатах, лишь кое-где подпертый бревнами. На той его стороне дорога вела в горы — к безопасности.

— Финлей, ты поедешь с Мартой и Арли. Дженн, отправляйтесь с ними. Заберите коня. — Роберту приходилось перекрикивать бурю. Мост заскрипел под весом всадников, но выдержал, и они по очереди переправились на другой берег. — Мика, теперь ты!

Но не успел парень ступить на шаткие доски, как на беглецов набросились подскакавшие стражники. Роберт выхватил меч и загородил собой въезд на мост. Мика повернулся, чтобы прийти ему на помощь, но Роберт приказал ему не медлить. Мика, спотыкаясь, двинулся дальше, а Роберт напал на гильдийцев, надеясь не дать им добраться до моста. Однако их было слишком много. Роберт убил первого нападавшего, но его место немедленно занял другой, и пока Роберт сражался с этим противником, еще один гильдиец проскользнул мимо него и принялся рубить канат. Мика все еще не добрался до противоположного берега и поскользнулся, когда от сильных ударов мост содрогнулся. Роберт кинулся на гильдийца, но было уже поздно. Канат лопнул, и мост накренился; опоры не выдержали напора бешеного течения. Мика отчаянно цеплялся за доски, стараясь удержаться.

Роберт рванулся на помощь парню, но его оттеснили гильдийцы. Несмотря на потери, которые они несли, их все еще было слишком много. Еще один стражник добрался до моста и принялся рубить второй канат, и Роберт не смог пробиться, чтобы помешать ему. Он закричал, чтобы предупредить Мику, но даже сам не услышал своего голоса за ревом бури. В этот момент лопнул и второй канат.

Теперь ничто не удерживало мост. Он медленно начал крениться все сильнее и сильнее, потом дернулся и опрокинулся набок. Мика с воплем заскользил по доскам и ударился головой об одну из опор. Сквозь пелену дождя Роберт видел алую кровь, которая залила лицо парня, видел, как странно повисла его левая рука и как бесчувственное тело еще больше сместилось к краю моста, так что ноги погрузились в воду. Роберт попытался мысленно дотянуться до Мики, но его снова оттеснили; теперь уже ему приходилось думать только о спасении собственной жизни. В отчаянии он представил себе неизбежную гибель слуги, но вдруг тот перестал съезжать в кипящую реку. Чья-то рука вцепилась в его одежду, потом уже две руки потянули его от края моста. Дженн!

Распластавшись на животе, она боролась с силой течения. Однако совсем вытащить Мику ей было не под силу. Требовалась помощь — но если Финлей ступит на мост, он уж точно рухнет.

Роберт увернулся от меча, нацеленного ему в голову, и прыгнул на край пропасти. Соскочив на каменный карниз, тянущийся над самой водой, он получил краткую передышку и попытался хоть как-то сосредоточить свою магическую силу на мосте, но…

Мост двинулся! Мика все еще висел над самой водой, Дженн все еще держала его, но мост покачнулся, дернулся и двинулся — двинулся против течения! Медленно, медленно он поднялся из воды, так что его поверхность стала почти горизонтальной. Дженн потащила Мику, и Финлей тут же пришел ей на помощь. Вдвоем они перенесли парня в безопасное место. Как только они ступили на камни берега, мост со скрежетом рухнул в реку.

Проводив изумленным взглядом плывущие по течению обломки, Роберт наконец вспомнил о своих противниках. Они уже успели подобраться близко, и он обернулся как раз вовремя, чтобы отразить первый удар. Роберт отбил меч гильдийца и заставил того отступить, потом повернулся к реке…

И прыгнул.

4

Боль…

Его било о камни. Вдох… снова вода… леденящий холод. Держись, Роберт! Сосредоточься. Найди противоположный берег. Двигайся! Не обращай внимания на боль… Сосредоточься. Сосредоточься. Дотянись!

Боль…

Проклятие, сосредоточься! Сосредоточься. Плыви к берегу. Давай же! Забудь про мост, забудь о Гильдии. Плыви к берегу. Сосредоточься! Используй силу, идиот! Зачем она дана тебе, если даже этого ты не можешь сделать!

Так вот, значит, что чувствовал Селар…

Не отвлекайся! Ты утонешь, если не сосредоточишься!

«Роберт, я не трогал мост, честно…»

Вот так, забудь про боль… Сосредоточься же! Дотянись… Вот же скала! Плыви! Забудь про холод. Ты уже близко! Хватайся за скалу! Ну вот…

Голова Роберта вынырнула из воды, ледяной воздух хлынул в легкие. Дюйм за дюймом он отвоевывал у реки, полз вверх по скале, прочь от бешеного потока; потом целую минуту лежал на камне неподвижно, пока боль и холод не стали невыносимыми. Роберт повернул голову и оглядел ущелье. Ни моста, ни его обломков, ни гильдийцев видно не было. Должно быть, его далеко снесло течением.

Роберт со стоном поднялся на ноги. Вроде никаких переломов — только ушибы и этот ужасный холод. Нужно двигаться, иначе холод убьет его. Впереди высилась каменная стена ущелья, серая, мокрая от дождя, иссеченная ветром. Однако по ней вилась тропа. Все, что нужно сделать, — это выбраться наверх. Финлей найдет его, Финлей — искатель. Он обязательно придет.

Острые камни, за которые цеплялся Роберт, ранили руки, но пальцы окоченели так, что даже не кровоточили. Что ж, холод по крайней мере убивает боль. Мокрый плащ, словно мельничный жернов, тянул назад, в воду. Роберту хотелось сбросить его, позволить потоку унести бесполезную одежду, но нельзя было останавливаться ни на секунду. Нужно двигаться, только так тело сохранит хоть какое-то тепло.

«Почему вы не остановили их?»

«Я знаю, что вы собой представляете, Роберт…»

Оливер! Как ему удалось проникнуть в тайну? Он ведь знает и о Финлее тоже… Откуда? Они же так хранили свой секрет, никогда ничего не показывали, никогда ничего не говорили ему… Так откуда же он знает?

И что он затеял вместе с Блэром и Ситоном? Заговор? Измену?

Роберт продолжал карабкаться. Если бы холод так же притупил мысли, как боль в руках… Все выше и выше… Но вопросы по-прежнему преследовали Роберта.

Мост.

Он ведь не коснулся его. Не успел даже собрать силы, не успел сосредоточиться. Но мост двигался! Сам по себе?

Невозможно. Так как же? Только одним способом — и только один человек мог это сделать. У Финлея никогда не хватило бы силы. Арли? Марта? Нет. И уж точно не Микаи

Последним усилием Роберт подтянулся на вершину скалы и упал ничком, потом откатился от края и полежал немного, ловя ртом воздух. Теперь только не уснуть! Финлей никогда не найдет его, стоит потерять сознание или провалиться в сон. Так бодрствуй и думай… О чем?

Гильдия. Да, многое изменилось за время его отсутствия. Гильдии удалось возродить древние жестокие законы, теперь их применяли к обычным людям. Конечно, никто и не подозревал, что Арли — колдун; иначе его сожгли бы на костре. Нет, Арли совершил какой-то мелкий проступок, и за это ему отрубили руку. О боги, что ты творишь, Селар!

— Вон он! Сюда!

Голос Финлея… Откуда он донесся?

Роберт попытался встать, но холод лишил его последних сил. Даже дрожать он уже не мог, все тело онемело. Наконец-то он может позволить себе забвение…

— Сюда, Дженн! — Руки Финлея обхватили его. — Поддерживайте его за плечи, а я посажу на лошадь… Вот так. Теперь скорее отвезем его к костру.

Сквозь застилающий глаза серый туман Роберт взглянул в мокрое от дождя, такое знакомое лицо Финлея. Голос его не слушался, но все же он прокаркал:

— Это была Дженн, Финлей. Финлей хрипло рассмеялся.

— С ними все в порядке, Роберт. Мы нашли заброшенную хижину. Марта присматривает за ранеными. Мы и тебя сейчас привезем туда. Ты только держись.

Роберт кивнул. Финлей не понял его, но это не имеет значения. Скоро поймет. Они все поймут.

Боль и изнеможение заставили его уснуть, но боль же и разбудила: мучительная, туманящая сознание боль в каждой клеточке тела. Ну, по крайней мере он остался жив…

— Давай, Роберт, сядь и выпей это. — Над ним склонилось милое лицо Марты, ее рука поддерживала ему голову. — Ты согреешься и наконец проснешься.

Горячая жидкость была приятна на вкус, и Роберт с жадностью выпил все, что было в кружке.

— Что это такое?

— Какая разница! — За спиной Марты возник Финлей. Роберт приподнялся на локте. Оказалось, что он лежит на полу хижины у разведенного посреди пола костра. У противоположной стены он разглядел Арли и Мику, за которыми ухаживала Дженн.

— Арли поправится, — с улыбкой сказала Марта, снова наполняя его кружку. — Да и Мика к утру будет уже на ногах. У него глубокая ссадина на лбу, но это скоро заживет. Самое главное — благодаря тебе Арли остался жив.

— Но положение наше не такое уж хорошее, — сказал Финлей, понизив голос, чтобы другие не слышали. — Буря к утру прекратится. Арли еще нельзя будет перевозить, а если мы останемся здесь, гильдийцы могут нас найти.

Роберт забрал у Марты кружку и стал греть руки о гладкую поверхность олова. Да, Финлей прав.

— Мне очень жаль, брат, но, даже будь я в полном порядке, я не смог бы целый день поддерживать иллюзию. Этого и никто не смог бы.

— У тебя еще не прояснилось в голове. Тебе и не нужно поддерживать ее целый день, — только когда я почувствую их приближение. Беда в том, что появиться они могут в любую минуту, а значит, ты должен все время быть наготове.

Осушив кружку, Роберт протянул ее Марте за новой порцией питья.

— Но какое-то время у нас все же есть?

— Часа два, может быть, чуть больше. Ветер утих, а дождь их не остановит. Я слежу колдовским зрением за тропой, что ведет в горы. Если нам удастся добраться до перевала, прежде чем они нас найдут, на плато спрятаться будет легче, а дальше они уже не станут нас преследовать.

— Верно. — Роберт взглянул на Арли. Тот полусидел, прислонившись к стене; перевязанная культя лежала у него на груди. Арли был бледен, глаза его потускнели, но тем не менее он смотрел на Роберта с обычной надеждой и ожиданием.

Даже через три года все то же самое…

— Где лошади? — Допив отвар, Роберт повернулся к Шинлею.

— Тут рядом есть сарай. Я их вытер и задал корм, но как следует растереть не успел.

— Что ж, — вздохнул Роберт. — Помоги своему бедному старому брату подняться, Финлей. Работа по крайней мере меня согреет.

В сарае оказалось теплее, чем в хижине, — от шести лошадей шло влажное тепло. Роберт занялся ближайшим конем, Финлей — следующим. Сначала мышцы Роберта протестовали против каждого взмаха щетки, но, по мере того как он работал, боль смягчалась и наконец совсем ушла. Роберт чистил уже третьего коня, когда Финлей заговорил:

— Поразительно, как тебе удалось сделать такое с мостом. Я, конечно, знал, что ты самый сильный из нас, но никогда раньше не видел, чтобы тебе подобное удавалось. Я уж думал, Мика погиб.

— Я тоже так думал. — Роберт не прервал своих размеренных движений. — Я был бы рад приписать себе такую заслугу, но только это сделал не я.

— Но… — Финлей в полной растерянности выпрямился и взглянул на брата.

Роберт не смог удержаться:

— Разве это был не ты?

— Роберт, я не трогал мост, честно… Что только ты говоришь! Поднырнув под шеей лошади, Роберт начал чистить ее другой бок. Равномерные движения помогали привести мысли в порядок — хоть эти мысли и были невеселыми.

— Я говорю, что это сделала Дженн. У нее есть сила — и прежде чем ты начнешь спорить, подумай хорошенько. Ни ты, ни Марта не смогли бы удержать мост, и даже будь Арли в сознании, он не справился бы тоже. Насчет Мики мы знаем — он не одарен колдовскими способностями, так что остается только Дженн.

Лицо Финлея побледнело, когда смысл сказанного дошел до него.

— Готов держать пари — она и не представляет, что сделала.

— Конечно.

Братья некоторое время молчали, потом настроение Финлея переменилось — теперь он был полон энтузиазма.

— На нее необходимо наложить Печать, Роберт! Ты же знаешь, что может случиться! — Финлей рвался скорее вернуться в хижину, но Роберт остановил его.

— Нет.

— Проклятие, Роберт! — Финлей ударил кулаком в хлипкую дощатую стену, так что лошади вздрогнули. — На нее необходимо наложить Печать! Не притворяйся, будто считаешь, что без этого можно обойтись. Она сильна — очень сильна. Сильна настолько, что смогла двигать мост! Разве ты смог бы сделать такое?

— Не знаю. Может быть. Только я этого не делал.

— В любом случае я должен наложить на нее Печать.

— Нет.

Финлей замер и пристально взглянул на Роберта:

— Ты серьезно? Ты в самом деле хочешь, чтобы она осталась беззащитной? А что, если она повстречается с малахи? Без Печати она сможет лишь попытаться выставить щит. Как бы сильна она ни была, без обучения она никогда не сумеет скрыться даже от самого слабого малахи! Клянусь дыханием Минеи, ведь Анклав отсюда всего в дне пути! Такая опасность…

— Ради всего святого, братец, успокойся, — вздохнул Роберт. — Иногда я удивляюсь, как тебе удалось стать хотя бы адептом. Тебе не удается держать в узде свои эмоции, не говоря уж о колдовской силе! Я не говорил, что на Дженн не будет наложена Печать, — но это сделаешь не ты, а я. Сомневаюсь, что где-нибудь поблизости есть малахи. Они еще больше, чем невежественные крестьяне, верят россказням о чудовищах и прочих ужасах, окружающих Голет, так что тебе лучше остыть. Конечно, я не собираюсь отпустить Дженн на все четыре стороны, ничем ее не защитив. Как и всем нам, ей нужна Печать, чтобы узнавать, не приближается ли к ней малахи.

— И если Печать на нее наложишь ты, — подхватил Финлей, — она станет твоей подопечной, а поскольку ты не принес клятву верности Анклаву, ты не будешь обязан представить ее остальным. Она окажется только под твоей защитой. Она не встретит таких же, как она сама, не присоединится к нам. И хоть Мике нужна медицинская помощь, которую ему оказали бы в Анклаве, ты не желаешь присутствовать на Собрании, к каким бы последствиям это ни привело. Я правильно тебя понял?

— Если угодно, — устало кивнул Роберт. — С другой стороны, не забывай: Дженн не очень симпатизирует тебе, и за это обстоятельство ты должен благодарить только себя самого. А раз ты ей не нравишься, едва ли она станет тебе доверять, правда?

Шинлей упрямо выпятил подбородок, но не стал больше возражать.

— Когда ты собираешься это сделать? Роберт пожал плечами.

— Ты уже пробовал обнаружить гильдийцев? Они приближаются?

— В последний раз я смотрел колдовским зрением как раз перед твоим пробуждением. Тогда не было никаких признаков их присутствия.

— Понятно. — Роберт выглянул из сарая и бросил взгляд на темное небо. — Дождь прекратился. До рассвета еще около часа. Пожалуй, я сделаю это сейчас.

Марта подняла глаза, когда они вернулись в хижину, взглянула на Арли и подошла к Роберту.

— Спасибо тебе, Роберт. Если бы ты нам не помог, Арли был бы уже мертв.

— Что произошло? — Роберт увлек женщину к огню и подкинул в костер еще одно полено. — Как они вас обнаружили?

— Мы дожидались Шинлея. Он сказал, что догонит нас в Солмоссе. Мы и не подозревали, что он отправился искать тебя. В деревне дети болели лихорадкой: один уже умер, а троим было очень плохо. Ты же знаешь, каков Арли: его не остановить, если есть что-то, чем он может помочь людям. Так что он сделал отвар — только и всего. Он дал его детям, и тем немного полегчало. Но тут в деревню явились гильдийцы и начали задавать вопросы, а потом заявили, что закон запрещает любому, кто не является членом Гильдии, заниматься целительством.

— Что?! И когда же появился такой закон?

— Не знаю, — ответила Марта, — только они подняли такой шум! Дети стали поправляться, но Арли отказался оставить их на произвол судьбы. Тогда гильдийцы арестовали его. Они даже не стали дожидаться судьи — сразу привязали Арли к триуму и… — Голос Марты оборвался.

Роберт покачал головой. Так, значит, Гильдия наконец выступила против церкви. Она пожелала забрать целительство из-под присмотра священников. И почему? Это ясно — за любую услугу, оказанную Гильдией, нужно платить, а теперь у нее не будет соперников. По крайней мере пока Гильдией заправляет Вогн. Даунхолл не смог остановить это безобразие.

Так вот к чему он вернулся…

— Как бы то ни было, Роберт, хочу тебе сказать, что я очень рада твоему возвращению в Аюсару. Мы так боялись, что ты уехал навсегда. И ты выбрал очень подходящий момент, чтобы вернуться.

— Вот как? — Роберт не мог взглянуть в глаза Марте, ничего не мог ответить на невысказанный вопрос в ее взгляде. Вместо этого он решил заняться неотложным делом — оно требовало очень деликатного подхода.

Дженн все еще сидела рядом с Микой, осторожно вливая с ложки бульон в его разбитый рот. Роберт не мог не заметить, какой хрупкой и юной она казалась — хоть уже и вышла из возраста, в котором обычно колдовские таланты проявляются в первый раз. Обычно это случается в десять — двенадцать лет, а то и раньше. Дженн было не меньше шестнадцати.

— Ну, Мика, ты определенно выглядишь лучше. А как ты себя чувствуешь?

Мика посмотрел на господина, потом сморщился.

— Не так уж плохо — я ведь все-таки остался жив, милорд.

— Ты лучше помолчи, — одернула его Дженн, поднося очередную ложку супа, — и ешь. Силы тебе потребуются.

— Ты ее слушай, Мика, — выразительно посоветовал Финлей. — Она знает, о чем говорит.

Дженн вопросительно посмотрела на него, а Мика спросил, что тот имеет в виду.

— Не могу тебе сказать, Мика, — пожал плечами Финлей. — Ведь это не я способен двигать мосты.

— Финлей… — устало пробормотал Роберт.

— В чем дело, милорд? — нахмурился Мика.

Роберт опустился на пол у костра и выразительно посмотрел на Арли и Марту. Марта сидела рядом с мужем, держа его за здоровую руку; в отличие от Шинлея она, казалось, понимала необходимость хранить молчание.

Однако Финлей никак не унимался.

— Дженн спасла тебе жизнь, Мика. Она выпрямила мост и держала, пока мы тебя вытаскивали, — благодаря колдовству!

— Довольно, Финлей! — резко бросил Роберт, но вред был уже причинен. Его брат был бестактен и драчлив и абсолютно лишен понимания того, что в данный момент уместно. Дженн побледнела и широко раскрыла глаза. Если не проявить чрезвычайной осторожности, можно напугать бедную девочку до полусмерти. Когда только Финлей поймет, что можно действовать и по-другому…

— Я? — растерянно пробормотала Дженн. — Что вы имеете в виду? Какое колдовство? Я не понимаю…

Роберт медленно покачал головой, бросив на Финлея уничтожающий взгляд.

— Конечно, не понимаете.

Теперь уже у девушки дрожали руки, и ей пришлось поставить миску на землю.

— Вы обвиняете меня в колдовстве? Но ведь всем известно, что его больше не существует! Всех колдунов перебили много столетий назад. Прошло уже больше ста лет с тех пор, как поймали последнего. Как я могла бы… — Ее голос оборвался, и девушка потупила глаза. Когда она снова взглянула на Роберта, в ее взгляде была смесь гнева и вызова. — Так вы все-таки выдадите меня Гильдии?

— Нет, клянусь богами! — вскинул руки Роберт. — Уж кто-кто, а я такого никогда не сделаю!

— Тогда к чему весь этот разговор?

Мика приподнялся и сел, прислонившись к стене.

— Будьте добры, дайте мне еще супа. — Когда Дженн снова повернулась к нему, он добавил: — Милорд, вы уверены в этом?

Роберт кивнул и выпил отвар из своей кружки.

— Боюсь, что да. Дженн, вы знаете, что случилось с мостом? Она бросила на него подозрительный взгляд.

— Он падал. Вот и все.

— А когда он снова выпрямился? Вы это помните?

— Я… Я помню, как мне этого хотелось — вот и все, клянусь. Я только хотела вытащить Мику в безопасное место. Разве грешно чего-то желать?

— Действительно, какой в этом грех? — Роберт чуть не улыбнулся в ответ на наивный вопрос, но вовремя себя одернул. Он потянулся за своим мешком и вытащил флягу с вином. — Значит, вы не помните, чтобы делали… что-то еще? Что-то необычное?

— Например?

— Вы только желали, чтобы мост выпрямился?

— Да. А разве вы не хотели того же? Финлей поднял брови и спросил:

— Только и всего? Никакой подготовки? И без аярна? Роберт поднял руку, чтобы заставить его замолчать.

— Похоже, что так. Вы ведь, наверное, никогда раньше ничего подобного не делали?

— Все, что я сделала, — только пожелала, чтобы мост не рухнул. Если это преступление, я никогда больше так не поступлю.

На этот раз Роберт все-таки улыбнулся:

— Ох, думаю, что не удержитесь. Но не пугайтесь, мы не собираемся выдавать вас Гильдии. Понимаете, то, что вы сделали сегодня… Ладно, лучше я вам покажу. — Не отводя глаз от ее лица, Роберт взмахнул левой рукой — движение теперь уже привычное, он мог бы сделать это и во сне, и протянул Дженн то, что оказалось в его пальцах. — Вы знаете, что это такое?

— Похоже на речную гальку. Белый камешек, — ответила девушка, заинтересованно наклоняясь, чтобы рассмотреть предмет.

— Именно так и есть — или, вернее, было. Теперь, с некоторой моей помощью, камешек превратился в аярн. — Роберт помолчал. Отступать было уже некуда. Глубоко вдохнув, он продолжал: — Это инструмент, который колдуны используют, чтобы концентрировать и направлять свою силу. Аярн также может служить щитом, если вы хотите скрыться от другого колдуна. Сам по себе он ничего не представляет, просто обычный камешек, но ни один колдун не обходится без аярна.

Рот Дженн приоткрылся, но, как только значение сказанного дошло до нее, девушка решительно сжала губы. Она бросила:

— Я вам не верю. Колдовства больше не существует. Будь это не так, люди знали бы. Вы просто затеяли какую-то глупую игру.

Роберт медленно покачал головой.

— Смотрите.

Он снова глубоко вдохнул и пристально посмотрел на камешек. С привычной легкостью он потянулся к тому месту глубоко в себе, где обитала его сила — своевольная и грозная, управлять которой он мог только благодаря аярну — и годам тренировок. Даже теперь, когда прошло столько времени, он все еще испытывал благоговение перед этой мощью и своей способностью ею пользоваться. Она обостряла его чувства, даровала власть осуществлять невозможное — и создавала такое немыслимое множество проблем… И все равно он никогда не отказался бы от этой силы. Она была частью его существа, частью его души.

Зная, что Дженн не спускает с него глаз, Роберт привел силу в действие, направил ее сквозь аярн. Прошло несколько секунд, и свет костра начал меркнуть.

Потом очень медленно в середине камушка разгорелся маленький голубой огонек, начал расти, все быстрее и быстрее, и наконец с ладони Роберта ударил узкий луч. Он дотянулся почти до потолка, ярко вспыхнул и погас, погрузив хижину в темноту. Пронесся порыв ветра, и костер разгорелся снова.

Роберт отвел взгляд от аярна и обнаружил, что Дженн зачарованно смотрит на него, широко раскрыв глаза.

— Это… это и есть колдовство? И поэтому вы думаете, что я двигала мост? Потому что вы…

— Именно.

Дженн быстро сложила вместе кусочки головоломки.

— Так вот откуда вы знали о наказании, которому подвергли Арни, — для вас это не просто давняя история… И вот почему вы помогли мне, хотя и знали, что меня преследует Гильдия. Ведь Гильдия уничтожила последних колдунов. — Дженн умолкла на мгновение и отвела глаза. Потом она снова взглянула на Роберта. — Это и заставило вас покинуть Люсару? Гильдия обнаружила, что вы?..

— Что? — Роберт пытался уследить за ее мыслью, но Дженн уже перешла к другой теме.

— И вы думаете, что я колдунья? — Девушка насмешливо улыбнулась. — Прошу прощения, но я не понимаю, как можно считать, будто с мостом что-то сделала именно я. Разве не могло это быть делом ваших рук? Или вашего брата?

— С того момента, как человек обнаруживает в себе силу, он знает, когда он ею пользуется. Очень часто первый раз является сюрпризом. Так случилось и со мной, хотя, конечно, ничего столь же эффектного я не совершил.

— И вы уверены, что это была я?

— Абсолютно уверен.

Дженн покачала головой и устало прислонилась к стене. Мика дружески похлопал ее по руке:

— Не переживайте, вы привыкнете. Девушка с подозрением взглянула на него:

— Уж не колдун ли и ты?

— К сожалению, нет. Иногда я чувствую себя чужаком в этой компании.

Дженн вытаращила на него глаза, потом расхохоталась.

— Не вижу ничего смешного, — проворчал Финлей. Дженн не обратила на него внимания.

— Значит, это я выпрямила мост и держала, пока Мику не удалось вытащить?

— Да, — ответил ей Роберт. — Вы обладаете силой, как и мы с братом. Таких, как мы, теперь немного, и мы стараемся, чтобы наше существование оставалось тайной — по понятным причинам.

Дженн обдумала услышанное, потом, нахмурившись, наклонилась вперед.

— Что это за штука у вас, тот камушек? Можно посмотреть?

Чувствуя, как напряженно следит за ним Финлей, Роберт протянул девушке аярн. Если повезет, наложить Печать окажется не так уж и трудно.

Рука Дженн замерла над талисманом.

— Я могу его коснуться?

— Конечно, — небрежно ответил Роберт. — Это ведь просто камень.

Придвинувшись поближе, девушка тихо спросила:

— Но как вы заставили его светиться? Как…

Ее пальцы почти коснулись аярна, и Роберт почувствовал в руке странное покалывание. Он нахмурился: ощущение было незнакомым. Покалывание усилилось, и Роберт хотел уже остановить Дженн, но тут она коснулась камня, и из его руки вырвалась вспышка света, с силой отбросившая Роберта к стене. На секунду он ощутил изумление, потом все поглотила тьма.

— Роберт! Роберт, ты меня слышишь?

Серый туман все еще стоял у него перед глазами, потом в нем появились колеблющиеся тени. Роберт попытался разогнать их, чтобы видеть ясно; только когда зрение постепенно вернулось к нему, он обратил внимание на жгучую боль в левой руке и болезненные удары пульса в висках.

— Роберт!

— Да… я слышу тебя, Финлей, — хрипло прошептал Данлорн. Взглянув туда, откуда доносился голос, он увидел озабоченное лицо брата на фоне соломенной крыши хижины. Роберт попытался приподняться и застонал: голова сразу стала болеть сильнее.

— Не двигайся. — Финлей потянулся за флягой с водой и поднес ее к губам Роберта.

Прохладная влага показалась целительным бальзамом его саднящему горлу. С жадностью выпив воду, Роберт вернул флягу Финлею и оглядел комнату.

— Дженн!.. — внезапно воскликнул он, пытаясь встать. — Как она?

Марта, наклонившаяся над девушкой, ответила:

— Она жива. Без сознания, но жива.

— Вас это не затронуло?

— Нет. Пострадали только вы с Дженн. Я никогда раньше ничего подобного не видела. Что это было?

— Не знаю. — Головная боль немного утихла, и Роберт с помощью Финлея поднялся на ноги. Левая рука все еще горела, но ему необходимо было взглянуть на Дженн, удостовериться, что с ней все в порядке.

В голосе Мики, несмотря на пережитое потрясение, проскользнул мрачный юмор:

— Я думал, вы знаете, что делаете.

— Мне тоже так казалось. — Роберт склонился над Дженн и попытался найти хоть какие-то признаки жизни. Глаза девушки были закрыты, лицо смертельно бледно, она еле дышала. Не осмеливаясь прикоснуться к ней, Роберт окликнул девушку по имени.

Она медленно открыла глаза, и постепенно взгляд ее стал осмысленным. Слабо улыбнувшись, Дженн прошептала: — Да?

— Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно, — раздался тихий шепот. — Но вы…

— Не беспокойтесь обо мне. — Роберт изумленно покачал головой. Строго говоря, она должна была погибнуть: силы вспышки хватило бы, чтобы убить. Подобного, правда, никогда не случалось прежде — по крайней мере с ним. Почему же случилось сейчас? Никакой причины вроде бы не было. Роберт хотел помочь Дженн подняться и в тот же момент ощутил острую боль. Он охнул и пошатнулся, так что Финлею пришлось поддержать брата.

— О боги, ты только взгляни на свою руку, Роберт! Роберт поднял руку так, чтобы на нее упал свет. Кисть была обожжена, пальцы крепко сжаты. Превозмогая боль, Роберт медленно разжал кулак, заставляя пальцы двигаться по одному; наконец стала видна ладонь и лежащий на ней камешек.

— Клянусь кровью Серина! — выругался Финлей. Для того была веская причина: гладкая обкатанная рекой галька, недавно горевшая колдовским огнем, распалась на две части, рассеченная пополам.

Роберт долго смотрел на нее, вытаращив глаза. Знакомая форма исчезла, теперь на ее месте было нечто совершенно иное. Он с трудом узнавал камешек и все же точно знал, что это его собственный аярн. Головная боль прошла, но сменилась незнакомым и столь же неприятным ощущением. Впрочем, испытывать страх — полезно… Роберт сделал глубокий вдох, прежде чем перевел взгляд на Дженн.

— Как она это сделала? — беззвучно прошептал Финлей. — Никто не в силах разбить аярн! Это невозможно!

— По-видимому, все-таки возможно. — Роберт сел, прислонившись к стене, и правой рукой осторожно коснулся кусочков камня. Спрятав их за пазуху, он решительно поднялся на ноги. — Похоже, нам все-таки придется отправиться на Собрание.

Финлей весь день наблюдал за тропой, по большей части сидя в сарае, где было теплее. Он постоянно смотрел на свой аярн, не позволяя и часу пройти без того, чтобы не окинуть колдовским взглядом окрестности в поисках стражников. Однако те так и не появились. Погода хоть и улучшилась, но дождь продолжал моросить, так что Финлей радовался тому, что им не приходится спешно собираться в дорогу.

Когда начало смеркаться, в сарай вошел Роберт с кружкой подогретого вина.

— Все еще никаких признаков гильдийцев? — спросил он, оглядывая горы.

— Ничего. Я этого не понимаю…

— Может быть, они решили, что мы успели так их опередить, что нет шанса нас поймать. С другой стороны, они могли сделать те же выводы насчет моста, что и мы.

— О боги! Надеюсь, это не так, — вздохнул Финлей. — Последнее, что нам сейчас нужно, так это подтвержденный свидетелями факт колдовства. От всего сердца надеюсь, что тебя не узнали.

Роберт пожал плечами и прислонился к стене. Его лицо, как всегда, было бесстрастно. Он никак не проявлял озабоченности случившимся. Как ему это удается? Как может он игнорировать опасность? В конце концов, ему же просто повезло, что стражники не появились: без аярна он почти наверняка погиб бы, попытавшись создать маскирующую иллюзию. Так почему же он молчит? Почему ничего не предпринимает? Так ведь нет: просто стоит на месте, как будто ему совсем не о чем беспокоиться!

Раздражение кипело в Финлее. Ему ужасно хотелось встряхнуть Роберта, лишить брата этого возмутительного спокойствия, пробудить его к жизненной реальности — бедам Люсары, грозящей Анклаву опасности, кровавым преступлениям Гильдии. Он судорожно вздохнул.

— Как ты думаешь, что затеял Оливер?

Роберт почти никак не прореагировал на вопрос, лишь оторвал взгляд от далеких гор.

— Не знаю. Он взрослый человек, Финлей. Я не могу повлиять на его решения.

— Значит, ты полагаешь, что они с Блэром вступили в заговор? Их союз, конечно, силен, но только, знаешь ли, им никак не по силам свергнуть Селара. Им не удастся получить необходимой поддержки — если только ты не присоединишься…

Роберт отвернулся и двинулся прочь, вниз по тропе. Финлей бросил кружку и поспешил за братом.

— Если Оливер окажется замешан в измене, то только потому, что ты отказываешься противостоять Селару. Оливер связался с Блэром из-за тебя. И не забудь, он знает насчет нас — не представляю, каким образом, но знает. Поэтому оставлять его без присмотра вдвойне опасно. На него тоже нужно наложить Печать. Мы должны были остаться и сделать это: тогда, даже если его схватят, он не сможет ни о чем проговориться.

Роберт остановился на краю крутого обрыва и стал смотреть на уходящий вниз склон. Волосы его потемнели от дождя и липли к лицу, но это, казалось, не трогало его — так же как и все, что говорил Финлей.

— Я бы хотел, чтобы ты решил, чего хочешь, Финлей. Если бы мы задержались вчера, Арли был бы мертв. Если мы присоединимся к Оливеру теперь, я не смогу встать в Круг и возглавить Анклав. Я ведь говорил тебе, что мы отправляемся на Собрание.

— Но ты не собираешься становиться в Круг, не так ли?

— Нет. — Роберт повернулся и взглянул на брата; его зеленые глаза потемнели и были полны чувства, которого Финлей не понимал. — Ты не знаешь наверняка, что Оливер замышляет измену, однако, будь это даже так, я ничего не могу сделать, чтобы остановить его, и тебе известно, что в заговоре я участия не приму. Когда же ты наконец поймешь, Финлей, что в этой битве никогда не победишь?

С этими словами Роберт повернулся и двинулся к хижине, однако Финлей не мог позволить разговору на этом кончиться.

— А как насчет Дженн? И твоего аярна? Роберт остановился и снова взглянул на брата.

— Что ты хочешь знать относительно Дженн?

— Нам предстоит взять ее с собой в Анклав — провести через врата. После того, что случилось с твоим аярном, мы не можем предвидеть, какое действие на нее окажут защитные заклинания.

— Да, пожалуй, будет огорчительно, если она взорвет гору. Финлей надулся:

— Это не смешно. Предполагается, что наложение Печати защищает тайну Анклава, так что никто не может сказать о нем другому, если только тот тоже не носит Печать. Но откуда мы знаем, что с Дженн все так и будет?

— Мы можем ее испытать.

— Печать на нее наложил ты, Роберт, так что испытать ее тоже можешь только ты. Без своего аярна ты бессилен. Подумай хорошенько. Мы собираемся доверить девушке секрет, который колдуны тщательно охраняли на протяжении столетий. Нет никакой гарантии, что она, покинув Анклав, не расскажет о нем первому встречному. А это, как ты, несомненно, понимаешь, будет означать конец для всех нас.

Наступило утро, принеся с собой густой туман, окутавший горы, как саван. Мягкий и непроницаемый, он глушил все звуки, так что даже стук копыт по каменистой тропе в двух шагах не был слышен. Вдоль прохода в горах высились грозные гранитные пики, выглядывавшие из тумана, словно привидения. Дженн казалось, что влага просачивается сквозь ее теплое шерстяное платье и плащ до самых костей, что липкие пряди тумана обволакивают ее душу.

Колдовство!

Неужели такое возможно? Неужели легендарный граф Дан-Лорн — колдун? Немыслимо! И почему она никогда ничего не слышала об этом раньше? Наверное, он умеет скрывать свой опасный дар. Все они должны это уметь.

А теперь и она сама — одна из них…

Дженн провела всю ночь без сна, думая о том, что случилось на мосту. Снова и снова перебирала она все детали, пока наконец не нашла один-единственный краткий момент. Да, именно к этому все и сводилось — к единственному моменту. Тогда, увидев, как Мика висит на краю пропасти, она воззвала к богам, моля их позволить мосту продержаться, пока она не вытащит парня. Только и всего — быстролетное единственное мгновение. Ничего больше она не вспомнила. Так это и есть колдовство?

Однако ведь ничего подобного давно не существует. Так учит история. Как может то, что считалось фактом на протяжении пяти столетий, оказаться ложью? Ох, Роберт был так спокоен, когда рассказывал… да еще и вытащил этот свой дурацкий аярн! Ведь он чуть не убил их обоих!

И вот теперь она едет с ними, едет с колдунами, которых разыскивает Гильдия. Гильдийцы, конечно, чудовища… Но куда везет ее Роберт? На встречу с другими колдунами? Отпустят ли они ее потом?

Нет. Не отпустят. Раз их теперь так мало, они наверняка захотят удержать у себя любого, кто обладает силой. Она станет пленницей. Пленницей колдунов. Пленницей злодеев, на которых охотится Гильдия.

Но еще не поздно. Если выбрать подходящий момент, еще можно ускользнуть. Если только удастся найти обратную дорогу через горы, она станет свободна. Но нужно не медлить, иначе они заедут слишком далеко…

Дженн огляделась. Лошади двигались по узкому уступу, извивающемуся по склону горы. Все утро рядом с ней ехал Мика. Конечно, призналась себе девушка, к нему невозможно не питать симпатии. Веснушчатое лицо парня и бесхитростные голубые глаза не выражали ничего, кроме теплоты и заботы. Словно чувствуя ее беспокойство, Мика все время старался быть рядом, старался утешить. Однако, как ни скрывал он боль, его раны, должно быть, давали о себе знать. С другой стороны, из этого ведь можно извлечь пользу… Мика не сразу заметит, если она отстанет, а остальные едут впереди: Марта поддерживает в седле Арли, а Роберт высматривает дорогу.

Едва позволяя себе надеяться на успех этой уловки, Дженн придержала лошадь, и остальные скрылись за поворотом тропы. Она остановила коня и подождала, потом с улыбкой двинулась обратно. Ехать приходилось медленно и осторожно. Еще немножко, миновать этот гранитный утес…

Мост.

Единственная дорога на равнину пересекает то ущелье… или все же есть другая тропа? Дженн снова остановила коня и принялась вспоминать каждый поворот, который они сделали, покинув хижину. Да, другая тропа была, тропа, которая приведет ее к подножию гор.

Когда Дженн нашла нужный поворот, она чуть не рассмеялась от радости. Спуск по склону был крутым, но теперь ее уже не поймать — даже если они вернутся, искать ее будут на другой тропе. Туман все так же тянул свои щупальца к Дженн, но теперь он стал другом, скрывая ее от преследователей. Девушка не могла разглядеть тропу впереди, и только огромные скалы выступали иногда из влажной мути, словно часовые, охраняющие ее путь.

Потом неожиданно тропа исчезла, но Дженн видела, где она продолжается дальше по склону. Придержав коня, девушка увидела перед собой обрыв, уходящий так далеко вниз, что дна невозможно было разглядеть. Как хорошо, что она была внимательна… Дженн направила коня по склону туда, где тропа продолжалась, и уже считала себя в безопасности, когда лошадь рванулась в сторону: камни начали скользить из-под копыт. Дженн ахнула и вцепилась в поводья, но лошадь снова споткнулась. Вниз по склону покатились камни; лошадь в панике взвилась на дыбы, и Дженн вылетела из седла.

Лошадь с испуганным ржанием снова шарахнулась; Дженн попыталась поймать поводья, но неустойчивые камни затрудняли любое движение. Теперь уже вниз скользил целый пласт, срываясь в пропасть, и бедное животное не удержалось на ногах. С отчаянным визгом лошадь скатилась к краю и исчезла из виду.

Дженн зажмурилась и попыталась не прислушиваться к звуку падения. Глухой удар, раздавшийся через несколько секунд, пришелся, казалось, прямо ей в сердце. Как могла она быть столь глупа, столь неосторожна! Она так погрузилась в свои проблемы, что всего за полчаса умудрилась убить несчастного коня — и таким ужасным образом! Где же ее так называемая колдовская сила? Разве удалось ей спасти лошадь? Нет!

Девушка мгновение лежала неподвижно, не испытывая даже ненависти к себе. Потом она, вздохнув, попыталась выбраться на тропу. Теперь уже ничего не оставалось, кроме как продолжать путь пешком. Дженн поднялась на ноги, цепляясь за камни. Но стоило ей сделать шаг вперед, как камни начали скользить снова. Дженн споткнулась и упала на колени. Нужно выбираться отсюда, пока оползень не увлек ее в бездну…

Ужас сковал тело, сердце громко колотилось. Дженн снова поднялась на ноги и медленно повернулась, но, как только ее нога коснулась предательского камня, потеряла равновесие и растянулась в полный рост. Девушка пыталась ухватиться хоть за что-нибудь, но теперь, казалось, двигался весь склон горы, увлекая ее к обрыву. Вот уже лишь несколько футов отделяют ее от края… Дженн завизжала.

И в этот момент кто-то ухватил ее за руку. Дженн перестала скользить и могла только ловить ртом воздух, слушая, как камни с грохотом срываются в пропасть.

— Не двигайтесь!

Это был Финлей. Он успел ее удержать. Дженн попыталась оглянуться. Финлей растянулся на животе, его сильная рука не давала ей упасть. В другой руке он держал аярн. Позади Финлея на безопасной тропе виднелись какие-то тени — лошади, люди…

— Я сказал — не двигайтесь! Вытащить вас не так легко! Постепенно камни вокруг перестали скользить.

— Так, теперь упритесь ногами — под вами сплошная скала. Поскорее, я не удержу вас долго.

Дженн нащупала опору, и на этот раз камни выдержали ее вес. Запустив пальцы свободной руки в трещину, она подтянулась, потом с помощью Финлея отползла от края обрыва. Острые камни царапали ее руки и ноги, но Дженн этого почти не замечала. Дюйм за дюймом продвигалась она к тропе, не осмеливаясь оглянуться.

— Не останавливайтесь! Еще немного!

Наконец Дженн на четвереньках выползла на тропу. Финлей уселся с ней рядом, ему не сразу удалось отдышаться. Дженн опустила голову, тоже ловя ртом воздух и стараясь не расплакаться. Ее руки тряслись, но неожиданно кто-то обнял ее за плечи и принялся бормотать какие-то успокоительные слова. Это был Мика. Дженн повернулась и спрятала лицо у него на груди. Свобода или смерть. Похоже, у нее теперь не осталось выбора.

— Сами понимаете — вы сделали изрядную глупость. Дженн повернулась в седле и попыталась разглядеть выражение лица Мики. Он не сердился на нее — просто сообщил очевидную вещь. Уже не первый час они ехали на одной лошади, и все это время Мика молчал. Впрочем, молчала и Дженн.

— Вы могли погибнуть вместе с конем, — продолжал Мика. — И не очень хорошо с вашей стороны так меня подвести. Я должен был присматривать за вами. Надо было лучше стараться.

— Но ты ни в чем не был виноват! — вырвалось у Дженн, прежде чем она успела себя остановить. — Я не хотела…

Мика похлопал ее по руке:

— Я знаю, Дженн, но вы должны понять: мои господа — хорошие люди. Вам нечего бояться. Они никогда не причинят вам зла.

— Я и не боюсь.

Мика ничего не ответил, и снова наступило молчание. Однако это не входило в планы Дженн. Ей так много нужно было узнать…

— Как вы меня нашли?

— Вас нашел Финлей. Он искатель.

— Что это значит?

— Я мог бы вам рассказать, но вот ведь вопрос: следует ли? Вы в самом деле хотите узнать или просто поддерживаете разговор?

— Она в самом деле хочет узнать, Мика, — пробормотал ехавший за ними Роберт.

Дженн оглянулась на него через плечо. Роберт равнодушно смотрел в серое небо, следя за тем, как серый туман медленно тает.

— Искатель, — продолжал он, — обладает способностью находить известного ему человека. Это редкий, но очень полезный талант, на развитие которого уходят годы. По-настоящему сильный искатель может даже обнаружить ауру колдуна, которого никогда раньше не встречал, — при благоприятных условиях, конечно.

— Что такое аура?

— Своего рода подпись, если угодно, проявление нашей силы. Все мы отличаемся друг от друга.

— Значит, я в любом случае не могла удрать?

— Не могла. — Роберт посмотрел на девушку. — Что я хотел бы знать, однако, — это почему вы захотели скрыться. Разве мы такая уж неприятная компания? Или вы все еще не верите в колдовство?

Верит ли она? Почему он задал такой вопрос? И как на него отвечать?

— О, я верю. Я просто ничего не понимаю, да и как иначе? Что вы мне рассказали? Ничего! Вы даже не поинтересовались, хочу ли я знать!

Роберт подхлестнул лошадь и поехал рядом, но смотрел не на Дженн, а на всадников, едущих впереди. Он насмешливо улыбнулся.

— Любопытная постановка вопроса: интересоваться, хотите ли вы знать о чем-то, не сообщая вам, о чем идет речь. Впрочем, думаю, вас на самом деле интересует, что такое колдовство.

— А вы на моем месте не хотели бы этого узнать? — бросила Дженн, задетая его тоном.

— Ни малейших сомнений — я умирал от любопытства, когда был в таком же положении, как и вы. Но должен перед вами извиниться. Мне следовало вчера больше вам рассказать.

— Ну так расскажите сейчас! — Если бы Дженн не сидела в этот момент на лошади, она топнула бы ногой; теперь же пришлось ограничиться яростным взглядом. — Куда мы направляемся? Почему такое случилось со мной? Почему никто не знает о колдунах?

— О нас, хотите вы сказать? — Роберт снова улыбнулся. — Мы скрываемся намеренно, держим свои возможности в секрете, потому что иначе нас уничтожили бы — именно так, как о том рассказывают книги. Предвижу ваш вопрос: да, нас можно уничтожить. Так однажды чуть и не случилось. Тогда выжили немногие. Они пришли в Люсару и основали Анклав. С помощью предмета, именуемого Ключом, Анклаву вот уже пять столетий удается сохранять свое существование в тайне и обеспечивать себе защиту. Анклав — это община колдунов. Ему удалось выжить, но не без потерь. В первый же год после основания на Анклав обрушилось ужасное несчастье — пожар, уничтоживший почти всю библиотеку, которую колдуны привезли с собой. В результате значительная часть того, что мы когда-то умели, утрачена. Одна из основных целей Анклава — восстановить то, что было потеряно.

— И все колдуны присоединились к Анклаву?

— Не совсем. Некоторые были убиты, другие ушли и канули в неизвестность.

— А некоторые, — добавил Мика, — стали малахи.

— Верно, — кивнул Роберт, — но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз. Что же касается того, почему вы оказались колдуньей… Не знаю. Насколько нам известно, этот талант не передается по наследству. Брат и я обладаем силой, но ни у кого из наших родителей ее не было; более того, во всей истории нашего рода нет и намека на подобное. Поэтому-то мы и нуждаемся в искателях. Похоже, что колдовская сила пробуждается, когда ребенок становится взрослым. Как я уже говорил вам, часто первый опыт такого рода оказывается потрясением. Искатели ходят по стране, выискивая наделенных колдовской силой, и, если повезет, приводят в Анклав. Только половина живущих там имеет детей, которым передалась эта способность.

— Значит, мы едем в Анклав? — тихо спросила Дженн. — Да.

— А позволят ли мне его покинуть?

— Конечно! Это же не тюрьма. Вы так же свободны сегодня, как были вчера.

— Тогда почему мы туда едем? Из-за того, что я разбила ваш камень?

— Вы этим осчастливили Финлея. Он уже отчаялся залучить меня на Собрание. Ну, думаю, что все могло быть хуже. Мог пойти снег! — Роберт рассмеялся и покачал головой. — Забавно, как все получилось. Я выручил вас, когда за вами гналась Гильдия, а взамен вы дали моему брату то, о чем он мечтал всю жизнь. Впрочем, пожалуй, нужно немного охладить его пыл и заставить придержать коня — иначе мы потеряем его в тумане. Дело же обстоит так, что мне не удалось бы найти его на этих горных тропах. — Роберт пришпорил коня и поскакал вперед.

Дженн нахмурилась.

— Он всегда так разговаривает?

— Да, — кивнул Мика. — Сколько я его знаю, всегда. Удивительная способность: он, кажется, никогда не принимает себя всерьез. Иногда я просто прихожу в отчаяние.

Дженн против своей воли улыбнулась.

— А что он хотел сказать своей последней фразой? Разве он не искатель?

— Ни в коей мере. Мой господин — самый сильный колдун в Анклаве, сильнее всех существовавших до него, но Финлей превосходит его как искатель. Это единственное, что ему удается лучше всех, — в остальном он не очень силен. К тому же господин лишился аярна и поэтому не может воспользоваться своей силой.

— Почему?

— Аярн — инструмент, позволяющий концентрировать силу, как господин вам и говорил. И еще он защищает своего хозяина от неразумного ее расходования. Воспользовавшись силой без аярна, можно погибнуть. С другой стороны, вы двигали мост без всякого аярна и не пострадали. Думаю, поэтому господин и хочет, чтобы вы побывали в Анклаве.

— Но я… — Дженн покачала головой. Она умела выживать в трудных ситуациях, но это уж было чересчур. — Ох, ничего не понимаю! — Мика ухмыльнулся, но девушка не обиделась. — Ладно, расскажи мне, где этот Анклав?

Мика вытянул руку и показал на долину, к которой они приближались.

— Видите вон ту гору? Это и есть Голет — туда-то мы и направляемся.

Долина была со всех сторон окружена отвесными скалами, казавшимися непреодолимыми. Над ними сквозь облака виднелся единственный пик, серый и неприступный. На нем ничего не росло, там не водились животные. Безжизненный грозный монолит возносился над всеми своими соседями.

Голет.

Анклав.

5

Айн поднялась на свое место на возвышении в зале совета и повернулась к детям. Они сидели с обеих сторон вдоль длинного стола, полные любопытства и немного испуганные этим залом, каменные стены которого были расписаны историческими сценами.

Здесь было сердце Анклава, и Айн привела сюда детей, чтобы объяснить им вещи первостепенной важности.

Айн сложила руки на груди и по очереди посмотрела на каждого ребенка. Детские лица озаряло пламя свечей в двух высоких светильниках по концам зала и в серебряном звездообразном подсвечнике, установленном в центре стола. Айн перевела взгляд на эту звезду и одиннадцать свечей, горящих на концах лучей; свеча на двенадцатом луче оставалась незажженной до тех пор, пока новый старейшина не будет избран, чтобы занять место Маркуса.

Айн вздохнула и начала говорить:

— На стенах вы видите всю нашу историю за годы, что протекли с тех пор, как наши предки пришли к этой горе. Вы сейчас начнете изучать ее, но помните: ей предшествовали многие столетия, когда нам не нужно было прятаться, когда мы не должны были скрывать свои таланты под страхом смерти. Несмотря на все наши усилия, за пределами этих стен колдовство по сей день считается величайшим злом. Вы, дети, — представители нового поколения. С ближайшим новолунием вы перейдете в следующий класс и начнете учиться тому, что определит всю вашу жизнь. Однако перед этим по долгу старейшины я сообщу вам о самых важных правилах нашего существования здесь.

Мы постоянно балансируем на краю пропасти, нам всегда грозит смертельная опасность. Анклав — те пещеры, в которых мы живем, — вырублен в сплошной скале, чтобы дать нам убежище и защиту. Для этого нужны усилия самых искусных членов нашей общины, однако то, что сейчас мы в безопасности, не означает, что так будет всегда. Достаточно малейшей случайности, чтобы наша тайна оказалась раскрыта, а если это случится, все мы будем уничтожены. — Айн помолчала, ловя недоверчивые взгляды детей. Всем им было около двенадцати лет, все они лишь недавно открыли в себе силу и еще не успели понять, что и она имеет границы. Самые суровые предостережения еще не имели для них веса. — В мире много людей, больше всего на свете жаждущих нашей крови. Кроме того, есть еще малахи.

Айн снова умолкла и откинулась в кресле. До чего же неприятное занятие… однако это чуть ли не единственное дело, на которое она сейчас способна. Ее слова были мрачными — и таким же было ее настроение.

— Вскоре после того, как наши праотцы перебрались на этот континент, началась борьба за власть среди тех немногих, кто выжил и создал Ключ. Люди раскололись на две группы; одну из них возглавил человек по имени Эдасса, отец которого, как говорили, открыл Слово Уничтожения. Эдасса, терзаемый воспоминаниями о том, что беглецы бросили осталвных сражаться с Империей в Алузии, хотел при помощи Ключа отплатить за то поражение. Ключ, однако, избрал другой путь. Он поразил Эдассу, лишил его сил, так что тот еле мог говорить. Затем наши предки покинули Эдассу и его приверженцев и явились сюда, чтобы основать Анклав. Эдасса и его сподвижники отправились в другое место. Последние пять столетий мы знаем их как малахи, и их единственное устремление — уничтожить нас всех и захватить Ключ. Они зовут нас «салти пазар» — на древнем языке это значит «предатели». Покидая Анклав, колдун, на котором лежит Печать, не подвергается опасности: малахи его обнаружить не могут; вас же научат, как чувствовать приближение малахи. Но никогда не забывайте: они поклялись нас уничтожить. И знаете почему?

Айн обвела детей взглядом: прекрасно, они ее внимательно слушают.

— Потому что хотят владеть Ключом и его могуществом. С его помощью они стремятся найти утраченный Калике и обрушить на людей ужасную разрушительную силу. Они жаждут вновь открыть Слово Уничтожения; тогда не было бы на земле ничего, способного противостоять их владычеству. Мы зависим от Ключа — он дает нам защиту, — но и на нас лежит священный долг: хранить его от посягательств. Хотя среди нас нет колдуна, достаточно могущественного, чтобы использовать все возможности Ключа, мы пребываем в уверенности, что в один прекрасный день среди нас появится тот, кто сумеет это сделать. Легенды говорят, что тогда мы узнаем, где спрятан Калике, и получим возможность выйти из нашего заточения и свободно, не скрываясь больше, жить среди людей.

Айн поднялась на ноги. Дети встали тоже. Никто из них не шалил, не вертелся, не болтал.

— Но до того дня вы должны прилежно учиться, искать новые знания, оттачивать свои умения, но самое главное — подчиняться законам, обязательным для нас всех. Должна предостеречь вас, — Айн сделала паузу и пристально посмотрела на светловолосого паренька слева от себя, — никто из вас ни при каких обстоятельствах не должен пытаться совершить сдвиг измерений, как это случилось сегодня утром. Это опасно — и для вас самих, и для всех, кто окажется поблизости. И дело тут даже не в опасности; главное в другом: такие действия запрещены.

Мальчишка вызывающе выпятил подбородок, но промолчал. Нужно будет за ним присматривать… Айн собралась продолжить урок, когда раздался стук в дверь. В зал заглянул Генри, друг и соратник Айн по совету. Его кустистые брови напоминали выступ на каменном боку скалы, однако лицо расплылось в улыбке.

— Прости меня за то, что я отрываю тебя, госпожа Айн, но через врата кое-кто прошел.

Айн нахмурилась:

— Конечно, прошел. Люди прибывают все время. Разве ты забыл о Собрании, старейшина?

— Все же думаю, что ты сама захочешь увидеть прибывших. Айн вопросительно посмотрела на Генри. Что бы ни случилось, это явно ничем плохим не грозило. Что ж, она и так уже почти закончила урок. Айн отпустила детей и последовала за Генри в главную пещеру. Когда они свернули в проход, ведущий на поверхность, она не удержалась и искоса взглянула на спутника, но лицо Генри хранило лишь выражение самодовольства. Айн это не понравилось, но задавать вопросы она не стала. Вместо этого она сказала:

— Сколько кандидатов пока что готовы встать в Круг?

— Шесть — с утра ничего не изменилось. На что ты надеешься — на чудо? — В глазах Генри появился веселый блеск, но Айн не обратила на это внимания.

— Я всегда надеюсь на чудо, Генри, иначе я давно уже перестала бы с тобой разговаривать.

Смех Генри отдался эхом от каменных стен, но тут они вышли на солнечный свет. Айн, прихрамывая, поднялась по откосу, кляня про себя боль в бедре. Она всегда становилась сильнее с приближением зимы. Обычно Маркусу удавалось немного облегчить страдания Айн. Теперь же Маркуса нет, и этой зимой придется обойтись без его помощи… Айн придется обходиться без Маркуса всю оставшуюся жизнь. Они были вместе так долго, что теперь Айн с трудом заставляла себя поверить в его отсутствие. Их дочь Фиона очень облегчила матери последние недели, но даже с ней Айн было трудно говорить об их общей потере. Смерть Маркуса все еще оставалась ее личным переживанием.

Впрочем, прошло слишком мало времени. Время притупит боль, хоть и не уничтожит ее совсем. Трудно только дожить до того момента…

— Вон там! — Генри показал на широкую зеленую лужайку, окаймлявшую, как венок, вершину горы. Ее окружали острые зубья скал, уходящие в небо, так что временами даже трудно было помнить о том, что за ними лежит мир, представляющий собой постоянную угрозу.

Айн прищурилась, пытаясь в сгущающихся сумерках разглядеть прибывших, но смогла различить лишь группу людей, собравшихся у врат.

— Кто это? Проклятие, Генри, что за секреты! Скажи мне!

Однако Генри молчал. Он просто взял Айн за руку, как немощную старуху, и повел ее по зеленой траве, остановившись, только когда дошел до толпы встречающих. Это ужасно раздражало Айн, так что она даже не сразу поняла, что видит перед собой. Наконец все же…

— Роберт!

Толпа расступилась, и Роберт, улыбаясь, двинулся навстречу Айн. Его объятие было таким крепким, что Айн испугалась за свои хрупкие старые косточки.

— Ох, Роберт, поверить не могу, что ты и правда вернулся домой, вернулся к нам! Финлей всегда говорил, что когда-нибудь уломает тебя, но я была совершенно уверена, что ему такое не удастся.

— На самом деле ему и не удалось, но об этом мы поговорим позже.

Айн отступила назад и оглядела Роберта с ног до головы. Она уж и забыла, как он высок! Старый черный плащ, накинутый на широкие плечи, взлохмаченные ветром вьющиеся волосы… Но разве он совсем не переменился? Теплая улыбка, уверенные манеры, веселый смех не могли скрыть тени, промелькнувшей в зеленых глазах. Айн не терпелось спросить, почему он вернулся, но сейчас главное было в другом: он снова здесь.

Айн перевела взгляд на спутников Роберта.

— Мика! До чего же ты вырос! Ох, Арли! Марта, что случилось?

Радость, вызванная возвращением Роберта, померкла, когда она услышала о несчастье с Арли. Айн поспешно распорядилась, чтобы его отвели к целителям, и лишь после этого вновь повернулась к Роберту. Только теперь она заметила девушку, стоявшую за спиной Мики.

— Кто это?

— Это проблема, — пожал плечами Роберт

— Разве так знакомят людей! Пойдемте, я слишком стара, чтобы мерзнуть здесь. Пойдемте внутрь.

Через полчаса, приказав помощницам позаботиться о еде и пи-, , тье для прибывших, Айн в своих апартаментах была готова выслушать его рассказ. Роберт присел на краешек кресла, такой полный сдержанной силы и бьющей через край энергии и в то же время ничуть не напряженный. Как всегда, Айн была зачарована одним звуком его голоса. Три года ничего не изменили.

— Вот и все, что я могу рассказать, — закончил Роберт, откидываясь в кресле. — Раны Мики — ерунда по сравнению с ущербом, который причинен его самолюбию. Впрочем, все могло кончиться гораздо хуже.

— Что с твоими ожогами?

— Ничего страшного. Они заживают. Просто мне придется немножко подождать, прежде чем я смогу сделать новый аярн. Особого значения это не имеет — в конце концов, никакие опасности между Анклавом и Данлорном меня не поджидают. Однако меня беспокоит девушка.

— Ты правильно сделал, что привез ее сюда. Ты… не помог ей там, у моста?

— Как бы я мог? Я даже не успел прибегнуть к своей силе, чтобы спасти Мику. Ты же знаешь, для столь трудного дела потребовалось бы сосредоточиться.

Айн улыбнулась:

— Вообще-то я ничего об этом не знаю — ты единственный, кто способен на такое, — но я готова поверить тебе на слово.

— И еще интересный момент: почему мы ее до сих пор не обнаружили? Вы ведь часто налагаете Печать на обладающих колдовской силой задолго до ее первого физического проявления.

— Наши искатели не непогрешимы, Роберт. Мы и тебя не нашли бы, если бы не тот давным-давно случившийся несчастный случай, — усмехнулась Айн. — Я созову совет старейшин. Уверена, они пожелают тоже услышать твой рассказ и познакомиться с новой кандидаткой в колдуньи. Как я понимаю, поэтому ты и решил посетить Анклав? — Айн слишком хорошо знала Роберта, чтобы ошибиться в истинном значении виноватого выражения, появившегося у него на лице, однако ей удалось скрыть свое разочарование. — И чем же ты так досадил Финлею?

Роберт искоса взглянул на старую женщину.

— Попробуй догадаться с одного раза.

— Он хочет, чтобы ты встал в Круг? Это только естественно. Ты не должен винить его.

— Но ты же видела, какую встречу мне оказали. Меня приветствовали, моему возвращению радовались, словно я какой-то непобедимый герой, а ведь мы с тобой знаем, что все совсем не так. Мне известно, чего от меня ждут, но я просто не могу ничего подобного совершить.

Айн несколько мгновений молчала; поразительно, что даже по прошествии стольких лет этот необыкновенный человек все еще не в состоянии увидеть очевидного. Жители Анклава любили его за то, что он есть, а не за то, что он может для них сделать.

— Финлей и остальные хотят, чтобы ты встал в Круг и позволил Ключу себя выбрать. Найди Калике, верни нам свободу. Пока ты этого не сделаешь, боюсь, твой братец от тебя не отстанет. Он верит в то, что именно ты сможешь повелевать Ключом. Пока что Ключ дал нам немногое из того, в чем мы нуждаемся, а ведь мы знаем, что он способен на большее. Но никто из нас не может управлять им и получить нужные ответы. Маркус чуть не убил себя бесплодными попытками, хоть и был силен. Нам известно так мало; Ключ скрывает от нас ответы на столько вопросов!

— Значит, ты согласна с Финлеем?

— Роберт… — Айн помолчала, очень тщательно выбирая слова. — Ты стал человеком без ясного пути в жизни. У тебя нет цели, нет ничего, ради чего стоило бы трудиться. Ты как заблудившийся ребенок в полном опасностей лесу. Твой огромный талант пропадает попусту, в то время как все вокруг взывают к тебе о помощи. — Айн встретилась с Робертом взглядом. Сейчас в этих зеленых глазах горел странный огонь, который Айн никогда не удавалось ни зажечь, ни погасить. — Почему ты больше не в состоянии ничего чувствовать?

Роберт не дрогнув выдержал ее взгляд. Казалось, на мгновение он перестал дышать, а Айн почудилось, что она не в силах сдвинуться с места. Потом Роберт улыбнулся, разрушив наваждение. Он поднялся, подошел к Айн и поцеловал ее в лоб.

— Иди собирай старейшин, старушка. Я буду у Патрика, пока не понадоблюсь.

— И ты в самом деле видел дворец Бу? Собственными глазами?

Роберт окинул взглядом тесную комнатку друга. Патрик Ферпосон был его ровесником и наделенным большой магической силой колдуном. Однако здесь сходство между ними и кончалось, если не считать пламенной любви обоих к книгам. Острый ум Патрика отличался удивительной особенностью: он был способен делать логические заключения с такой скоростью, что обычно получал правильный ответ гораздо раньше друга. В отличие от Роберта, который был высок и широкоплеч, Патрик оставался маленьким и щуплым, с прозрачной кожей человека, почти не бывающего на солнце: он никогда не любил выходить на поверхность. Патрик родился в Анклаве и собирался прожить здесь до смерти, не испытывая ни малейшего желания побывать где-нибудь еще.

Однако сейчас, запустив пальцы в спутанные светлые волосы и сверкая темными глазами, он увлеченно расспрашивал Роберта о его путешествии.

— Дворец оказался таким, как ты и ожидал? Мне казалось, что пять столетий небрежения должны были превратить его в руины.

— Ничего подобного! — рассмеялся Роберт, убирая с кресла груду манускриптов и усаживаясь. — Он практически не разрушен. Думаю, что россказни о колдовстве так напугали людей, что они любой ценой избегают тех мест. Правда, испытываешь очень странное чувство, когда попадаешь в покои, сохранившиеся почти нетронутыми со времен, предшествовавших последней битве. Знаешь, Патрик, тебе следовало бы отправиться туда самому! Ты ведь знаешь о дворце Бу гораздо больше меня. Уверен, ты там многое бы открыл.

Патрик вскочил с кресла, схватил со стола бутылку и вдруг замер посреди комнаты, растерянно озираясь в поисках кружек.

— Мне казалось, что мы с тобой заключили договор, Роберт: я никогда не пристаю к тебе, чтобы ты встал в Круг, а ты перестаешь уговаривать меня выйти в широкий и прекрасный мир.

Роберт обнаружил на столе две пустые кружки и протянул их Другу.

— Разве был такой договор? Ничего подобного я не помню. А вот твое обещание как-нибудь посетить меня в Данлорне я помню отлично. Уж не собираешься ли ты пойти на попятный?

Разлив вино по кружкам, Патрик яростно затряс головой.

— Ничего подобного: я просто не говорил, когда это произойдет. Я, конечно, побывал бы в Данлорне в прошлый праздник середины зимы, но ты отсутствовал, так о чем говорить?

— Ты бессовестно лжешь, Патрик, но я тебя прощаю. Патрик протянул Роберту кружку и помолчал, искоса глядя на него, потом безо всякого перехода спросил:

— Почему ты вернулся в Люсару?

Роберт уставился в кружку. Ему не хотелось отвечать на этот вопрос, и все же он знал, что уклониться не удастся, — не такой Патрик человек.

— Ну же, Роберт, не заставляй меня думать, что ты просто устал вечно убегать. — Патрик покачал головой и упрямо продолжал: — Мне кажется, ты не мог больше вытерпеть, правда? Не знать, что здесь творится, не узнавать новости из первых рук, быть не в состоянии что-то изменить…

Роберт подкрепил силы большим глотком вина.

— Если ты так много знаешь, почему спрашиваешь меня?

— Потому, что ты ни с кем не делишься своими мыслями, старый ты идиот. — Хмыкнув, Патрик снова плюхнулся в кресло. — Честно говоря, я не так уж удивлен. Я всегда знал, что ты вернешься.

— Очень удобно предсказывать уже случившееся.

— Вот и нет. — Патрик снова встряхнул головой, и лохматые волосы упали ему на глаза. — Понимаешь, недель шесть назад я читал старую книгу об Узах. Помнишь, такая здоровенная, в зеленом переплете, ее еще привезли из Хастмера? Так или иначе, я нашел там интересный рассказ об Узах между членами знатных семейств в последнее столетие существования Империи. Потрясающе подробные данные. Я, правда, заснул над этой книгой…

— Что случается с тобой очень часто

— Что случается со мной очень часто, — продолжал Патрик, не позволяя себя отвлечь. — Но той ночью я увидел причудливый сон. Мне снилось, что ты стоишь на скале, возвышающейся над золотой пустыней. Перед тобой вытянулся строй вооруженных до зубов язычников, только они вовсе не нападали на тебя — просто стояли и глазели. А ты упер руки в боки и только головой покачал, а потом сказал: «Ну, если это все, на что вы способны, почему бы мне не отправиться домой?»

Роберт расхохотался:

— Где только ты откопал такую чушь? И ты поверил в свой сон? Ты увидел в нем знак того, что я вернусь домой? Клянусь богами, шесть недель назад у меня еще и в мыслях не было такого!

— Вот как? — Патрик серьезно посмотрел на друга. — Тогда, наверное, произошло совпадение.

Роберт умоляюще поднял руки.

— Пожалуйста, не начинай все снова!

— И конечно, только совпадением объясняется то, что ты оказался в нужном месте в нужный момент, чтобы прийти на помощь той странной девушке и спасти ее от Гильдии. И еще при этом так совпало, что она случайно открыла в себе силу, когда кто-то оказался в опасности. И уж совсем случайное совпадение, что она умудрилась расколоть твой аярн, когда от Анклава тебя отделяли всего несколько часов пути

— Откуда тебе все это известно?

Патрик пожал плечами и сложил руки на груди.

— Сходил к целителям поболтать с Микой, пока ты секретничал с Айн. Мне подумалось, что так я избавлю тебя от необходимости все рассказывать по второму разу. Девушка была там. Она, правда, больше помалкивала, что и неудивительно. Должен заметить, Роберт, твое появление в компании девицы вызвало здесь изрядный переполох. Мой тебе совет: поживи в Анклаве до весны, пока наши умники не разберутся в том, на что она способна. К тому же у нас с тобой есть работа, которой давно следовало бы заняться. Я тут откопал некоторые интересные рукописи Амара Траксиса, посвященные легенде о Слове Уничтожения. Ты и представить себе не можешь, сколько всего осталось от погибшей в первые годы Анклава библиотеки. Теперь почти никто этими книгами и не интересуется — ведь они не дают немедленных решений практических проблем. Все здешние жители только на Ключ и полагаются. Такая жалость! Если хочешь, я сейчас покажу тебе те рукописи. Они просто поразительны!

— Придержи коней, Пат. — Роберт поставил кружку на пол рядом со своим креслом. — Я не могу задерживаться здесь больше, чем на пару дней. Этого совету хватит, чтобы разобраться с Дженн. Захочет ли она остаться — решать ей, а мне нужно отправляться домой. Я приму участие в Собрании, раз уж я здесь, но пусть это не рождает у тебя несбыточных надежд. А если ты хочешь привлечь меня к своей работе, дружище, то почему бы тебе не выполнить свое обещание и не поехать со мной вместе в Данлорн?

Патрик помолчал, глядя на свою кружку, потом тихо ответил:

— Знаешь, ведь тебя не оставят в покое — ни Селар, ни Вогн, ни Анклав. Они никогда не успокоятся, пока не выжмут из тебя последнюю каплю крови. Все в Анклаве помнят твое первое появление здесь; община твердо намерена в один прекрасный день докопаться до истины. Если ты в самом деле хочешь всего этого избежать, то лучше уезжай немедленно, пока еще есть такая возможность. Уезжай из Аюсары навсегда, друг мой, потому что иначе настанет время, когда у тебя уже не будет выбора.

Дженн уселась в дальнем углу, глядя, как люди проходят туда и сюда через огромную пещеру. Рядом с ней к песчаниковой стене прислонился Мика, не спеша прихлебывая из кружки крепкий темный эль.

— Если все они — или хотя бы большинство — колдуны, — с усталым вздохом пробормотала девушка, — то чем они здесь занимаются? Колдовством?

— Многими вещами. Есть такие, кто работает, чтобы обеспечить потребности общины, а другие заняты исследованиями и изучением истории. Хоть вне Анклава колдовства все боятся и считают его ересью, на самом деле колдуны вовсе не всемогущи. Все, кто здесь живет, верят, что способны на большее, вот и стараются узнать, что собой представляет их сила. А еще они пытаются найти легендарный Калике, о котором говорят, что он содержит все ответы.

— Что такое Калике?

— Я слышал, что он возник в Начале Веков, когда появились первые колдуны. Есть две книги, в которых говорится о существовании Каликса и о том, что он может делать, но никто из живущих здесь никогда его не видел и даже не знает, как он выглядит. Говорят, что Калике был потерян перед войной с Империей, но мастер Патрик в этом сомневается; вот поэтому он и роется все время в книгах, чтобы найти след.

— А Шинлей?

— Он стал буквально одержим поисками Каликса с того самого момента, как присоединился к Анклаву. Финлей много раз отлучался из Данлорна, все ездил в поисках старинных книг, искал в них указания, а потом пытался найти Калике. Эта мысль никогда его не покидает.

— И поэтому он хочет, чтобы Роберт встал в Круг? Это может помочь поискам?

Мика кивнул:

— У колдунов множество легенд о Каликсе, но большая часть записей погибла при пожаре. То, что теперь известно, было собрано по крохам за пять столетий. Если вам интересно, спросите господина. Уж он-то знает о Каликсе все, они с мастером Патриком несколько лет только его поисками и занимались. Думаю, они вдвоем лучше всех изучили историю колдунов.

Дженн взглянула на дверь в противоположной стене. Резные дубовые панели подпирали необработанный камень свода пещеры. Ни в одном зале, который Дженн приходилось видеть, не было такого роскошного украшения. В центре стены высилась дверь; ее створки были покрыты тонкой резьбой, но в тусклом свете факелов Дженн не могла разглядеть изображений. За этой-то дверью Роберт и совет Анклава и говорили сейчас о ней — вот уже более часа.

Дженн вздохнула. Бесполезно гадать, что будет дальше, но девушка все равно пережевывала мысли о будущем, как кусок жесткого мяса. Она ничего не могла с этим поделать. События последних дней далеко превосходили ее самые причудливые сновидения. Дженн подняла глаза на стоящего рядом парня и спросила:

— Мика, дело только во мне, или происходит что-то совсем странное и непонятное?

Мика уселся на скамью рядом с девушкой.

— Нет, ситуация и в самом деле чрезвычайно странная. Дженн рассмеялась:

— Как хорошо! Я себя чувствую теперь гораздо лучше. По крайней мере ясно, что я не свихнулась, а только лишь влипла в крупные неприятности.

— Ну, по любимому выражению господина, все могло быть и хуже. — Дженн искоса взглянула на него, ожидая продолжения. — Мог начаться снегопад, — с невозмутимым видом закончил Мика.

— Разве это составило бы большую разницу?

— Еще бы. Вы только представьте, как здесь стало бы сыро. — Мика укоризненно покачал головой, когда Дженн улыбнулась. — К тому же ни в какие неприятности вы не влипли. Просто они никак не могут решить, что вы собой представляете.

— Правда?

— Да. Такое время от времени случается. Говорят, мой господин тоже их озадачил. Конечно, меня тогда тут не было, но, по-видимому, они долго спорили, насколько он сильнее всех остальных. Они даже некоторое время надеялись, что с его помощью сделают большой шаг вперед.

— Ну и?..

— Конечно, — серьезно ответил Мика, — в чем-то господин с ними сотрудничает, но ведь настоящим членом Анклава он так и не стал. Он никогда не принимал на себя никаких обязательств, никогда не давал клятвы — поэтому-то Финлей с ним все время и препирается.

Дженн опять вздохнула:

— Все так запутано. Никогда я ничего не пойму…

— Да не имеет это значения. — Мика допил свой эль. — У вас будет достаточно времени, чтобы привыкнуть к своей силе, — если, конечно, цы захотите ее использовать и впредь. И вы успеете решить, хотите ли остаться и работать здесь, или отправиться куда-то еще.

— Но если я… — Однако закончить фразу Дженн не удалось. Дверь открылась, и Роберт знаком позвал их с Микой внутрь.

Это был самый обыкновенный жест, но по какой-то причине девушка ощутила неприятное покалывание в спине. Сопровождаемая Микой, она подошла к двери. Вокруг длинного стола в зале совета сидели человек десять, которых Дженн раньше не видела, и трое известных ей людей: Финлей, друг Роберта Патрик и Айн. Все они как один повернулись и смотрели, как Дженн приближается. Стены зала были покрыты красочными, совсем не выцветшими от времени фресками, и девушке хотелось остановиться и разглядеть их, но взгляды сидевших за столом были слишком властными.

Роберт закрыл дверь за Микой и прошел во главу стола.

— Это Дженн, — сообщил он собравшимся.

Девушка попыталась так же рассматривать каждого сидевшего за столом, как они рассматривали ее, но покалывание в спине становилось сильнее, отвлекало; Дженн захотелось потянуться, чтобы избавиться от неприятного ощущения.

— Нам рассказали о необыкновенном происшествии с мостом, — начал старик, сидевший слева. — С вашей стороны это было очень смело.

Чувствуя, как пристально смотрят на нее собравшиеся Дженн неловко переступила с ноги на ногу, неспособная даже сообразить, чего от нее хотят, и уж тем более что-то ответить.

— Можете ли вы рассказать нам, как вы это сделали — или хотя бы что навело вас на такую мысль?

— Я… — начала Дженн, стараясь отвлечься от покалывания, добравшегося теперь до шеи. — Я ни о каком мосте и не думала. Я думала только о Мике.

Собравшиеся обменялись многозначительными взглядами и стали перешептываться.

— Но ведь вы же почувствовали свою силу, когда выпрямили мост? — спросил человек с противоположного конца стола.

Дженн показалось, что ей в темя уперся палец; боль заполнила ее голову. Она нащупала пустое кресло рядом с собой и рухнула в него.

— Я… не чувствовала… ничего, кроме… — Она охнула и закрыла глаза.

— Довольно! — Роберт быстро подошел к девушке и положил руку на спинку ее кресла. — Я ведь предупреждал, что из этого ничего не получится, — так что прекратите!

Боль постепенно стала проходить, хотя покалывание в спине не исчезло; осталась и тяжелая пульсация в висках. Дженн несколько раз глубоко вздохнула и открыла глаза.

— Я же говорил, что он вмешается, Айн, хоть ты и уверяла в обратном, — проворчал старик, сидевший слева.

— Ох, помолчи, Уилф. Разве ты не видишь, что бедняжке больно? — Айн поднялась со своего места. — Роберт прав. Силой мы от нее ничего не добьемся.

Кто-то дал Дженн бокал с вином. Она подняла глаза и встретилась с виноватым взглядом Роберта. Девушка сделала глоток и постаралась не смотреть на членов совета. Что они пытались с ней сотворить? Почему они не сказали…

— Это же просто смешно! — стукнул кулаком по столу Уилф. — Как можем мы что-то узнать о ее потенциале, когда этот… ренегат стоит тут на страже?

Роберт выпрямился и улыбнулся старику.

— Ну, если хотите, я могу уйти — только, боюсь, мне придется увести и Дженн. Я, как только что совершенно справедливо заметил мой брат, несу за нее ответственность.

— Да неужели? — откинулся в кресте Уилф.

— Я сказала, чтобы ты помолчал, Уилф. — Айн поднялась и встала рядом с Робертом. — Роберт здесь по нашему приглашению. И если ты думаешь, будто он не сделает того, что обещал, то ты, верно, забыл: он никогда не прибегает к пустым угрозам. — Спокойно улыбнувшись Роберту, она продолжала: — Мы столкнулись с чем-то, чего не понимаем. Перед нами дитя, запуганное нашими нападками, и вдобавок оказавшееся в ситуации, о которой не имеет ни малейшего представления. Почему бы нам не поговорить с девушкой по-человечески?

На некоторых лицах отразилось потаенное злорадство, когда Уилф ничего не ответил. Потом другой член совета наклонился вперед и спросил:

— А что случилось с твоим аярном, Роберт? Ты говоришь, он раскололся, когда она его коснулась?

— Не могли бы вы, — неожиданно сказала Дженн, сама удивляясь неведомо откуда взявшимся словам, — перестать говорить обо мне так, словно меня здесь нет? — Болезненная пульсация в висках все еще мешала ей думать, она с трудом сдерживала слезы. Настойчивость этих людей так отвратительна! Единственное утешение — стоящий рядом Мика и надежная защита — Роберт. Да, она с радостью ответит на все вопросы, но только, пожалуйста, пусть эта боль прекратится!

Дженн услышала, как зашуршала ткань и как ножки кресла проехали по камню пола. Задавший вопрос насчет аярна человек поднялся на ноги и обратился к ней:

— Прошу меня простить, Дженн. Я не хотел быть грубым. Девушка скорее почувствовала, чем услышала, как рядом с ней тихо рассмеялся Роберт. Теперь он охотно ответил на вопрос:

— Да, Генри, камень раскололся пополам.

— Можно нам посмотреть?

Роберт сунул руку за пазуху, чтобы достать аярн; Дженн собралась отхлебнуть еще вина, но не донесла бокал до губ — зал наполнил странный звон. Девушка украдкой взглянула на остальных, но те или привыкли к этому, или ничего не слышали. Дженн хотела посмотреть на Роберта, но ее глаза невольно остановились на камне в его руке. По мере того как Роберт разворачивал ткань, скрывавшую аярн, звон становился все громче, пока не сделался оглушительным, как звук тысячи церковных колоколов. Дженн никакими усилиями не могла оторвать взгляд от камня. Ей слышались голоса, но словно доносящиеся откуда-то издалека; слов разобрать она не могла. В мире не осталось ничего, кроме камня, звона, покалывания в спине и головной боли.

Пытка продолжалась, пока камень передавали из рук в руки; наконец его положили на стол перед Дженн. Девушка по-прежнему не могла отвести от аярна глаз: он притягивал ее взгляд, как свет маяка в ночи. Мир сузился, сосредоточился в этой речной гальке, гладкой, обкатанной водой, расколотой на две части. Потом к камешку протянулась рука — ее собственная рука — и стиснула половинки; пальцы Дженн, казалось, действовали по своей воле.

Неожиданно Дженн почувствовала себя в ловушке, подобно зверю в клетке. Ее щека касалась холодной стали и нависающего камня. Пульсация в висках внезапно превратилась в удары копыт мчащейся галопом лошади, девушка ощутила запах влажного мха и гниющих листьев…

Тишина. Колокольный звон прекратился, боль исчезла. Дженн оказалась вне времени, она могла лишь вдыхать прохладный свежий воздух. Он наполнил ее легкие, неся с собой жизненную силу, проникая в каждую клеточку тела. Разум Дженн прояснился, стал острым и быстрым.

Девушка открыла глаза.

Перед ней на коленях стоял Роберт, пристально глядя ей в лицо. Дженн встретилась с ним взглядом, и на долю секунды — совсем краткую долю — ей показалось, что она почти может читать его мысли, почти способна заглянуть в душу. Потом Дженн взглянула на свои стиснутые пальцы и прошептала:

— Простите меня. Я знаю, что не должна была трогать его, но…

Она разжала руку и подняла вверх аярн, не расколотый, а целый, как и раньше.

Зал взорвался криками. Члены совета вскочили и кинулись к девушке, но Роберт поднял руку, заставив всех замолчать. Потом очень осторожно он потянулся к камню; как только его пальцы коснулись гладкой поверхности, возникла мгновенная почти невидимая вспышка света.

Аярн упал в ладонь Роберта; когда Дженн отпустила камень, неимоверная усталость охватила ее. Девушка почувствовала, что ноги ее не держат. Испытывая головокружение и дурноту, она пошатнулась и упала бы, не подхвати ее Мика. Парень взял Дженн на руки; ее глаза закрылись, и она провалилась в темноту.

Роберт и Финлей стояли в дверях спальни Айн, из-за их спин выглядывали Патрик и Мика. Айн, тяжело опираясь на палку, склонилась над Дженн, укутывая ее одеялом. Потом, ласково коснувшись лба девушки, она отошла от постели и выпроводила всех в другую комнату, решительно закрыв дверь в спальню.

— Она сейчас уснет.

— Ты уверена, что с ней все в порядке? — спросил Роберт, опасавшийся, что столь простое объяснение не соответствует истине.

— Роберт, — устало усмехнулась Айн, — я ведь целительница. Можешь мне поверить — Дженн ничто не угрожает.

Роберт подвел старую женщину к удобному мягкому креслу и пробормотал:

— Прости меня.

— За что? За то, что ты привез сюда Дженн? Наши старые дураки не видели ничего интереснее с того самого дня, когда я в первый раз привела тебя сюда и Ключ заговорил с тобой у всех на виду. Знаешь ли, жизнь здесь временами бывает очень скучной.

Роберт уселся на табурет и обхватил руками колено.

— Да, ты, конечно, права. Все могло быть хуже.

— Ох, — Мика умоляюще протянул руки к своему господину, — не говорите этого опять!

Тихо рассмеявшись, Роберт кивнул.

Финлей все еще прислушивался у двери спальни, но теперь решительно двинулся к Роберту и уселся, глядя брату в лицо.

— Так что же она совершила? Как ей удалось снова сделать твой аярн целым?

— Не знаю. Мне непонятно, во-первых, как она его расколола. Знай мы это, мы уже наполовину разгадали бы загадку.

Патрик прислонился к стене и сложил руки на груди.

— Ну, поскольку Дженн явно не нуждается в аярне в отличие от нас, можно предположить, что она питает к нему своего рода неприязнь. С другой стороны, это не объясняет, почему она снова его воссоединила. Роберт, ты пробовал аярн в работе? Он действует так же, как и прежде?

Роберт на секунду закрыл глаза и окинул колдовским зрением пещеры и коридоры Анклава: тут и там он заметил знакомые ауры. Снова открыв глаза, он ответил Патрику:

— Да, совершенно так же.

Айн недоверчиво посмотрела на него, но их общее изумление выразил Патрик:

— Ты и на такое способен? Ты же даже не вынул свой аярн!

— Ладно, Патрик, не будем отвлекаться, — покачал головой Роберт. — Мы говорили о Дженн. Что бы ни сделала она с аярном, это, похоже, на нем не отразилось.

Патрик сделал глубокий вдох и потряс головой.

— Значит, мы снова оказываемся там же, откуда начали.

— Я хотел бы знать одно. — Финлей наклонился вперед и пристально взглянул в глаза брату. — Что ты собираешься теперь делать?

— Делать? — Роберт устало провел рукой по лицу. Может, конечно, он и ошибается, но, похоже, назревает новый спор… Однако сейчас он был не в настроении препираться с Финлеем.

— Да, с Дженн.

— Мне очень жаль, Финлей, но я не понимаю вопроса. Разве тебе кажется, что я должен что-то с ней делать?

— Ох, да помилует нас Минея, Роберт! Я спрашиваю тебя, не намерен ли ты по-прежнему отвезти ее в какой-то город или деревню.

Роберт ответил Финлею прямым взглядом. По какой-то причине он внезапно ощутил ужасный холод; оледенела не его плоть, не тело, а что-то в самой глубине души.

— Да, если это то, чего она хочет.

— Но ты же не можешь так поступить! Только подумай, что могли бы значить ее способности для Анклава! Ты сам говорил, что ничего не знаешь о ее возможностях. Где же лучше можно изучить их, как не здесь, где столько умелых колдунов!

Роберт отвернулся; отвечать ему не хотелось. Однако Финлей, вскочив на ноги, продолжал, не в силах сдержать пыл:

— Дженн здесь жилось бы гораздо лучше, чем прислуживая в какой-то таверне! И здесь она была бы в безопасности. Ты не можешь отпустить ее и позволить ей скитаться по стране. Кто знает, что она смогла бы совершить, оставаясь здесь! И кто узнает, где она? У нее нет ни семьи, ни друзей. Никто ее не хватится.

Суть того, что предлагал Финлей, не сразу дошла до Роберта. Глаза брата сверкали от возбуждения, он явно был уверен в успехе.

— Ну, знаешь ли, чего от тебя и ожидать! Мы спасаем ее от банды фанатиков-гильдийцев — только чтобы заточить в пещере, полной других фанатиков, готовых наброситься на девушку. Я правильно понял тебя, Финлей? Кто узнает! Сама Дженн будет об этом знать, все в Анклаве будут знать! Что же это за община, если она принимает решения за своего нового члена, даже ничего ему не объясняя? Ты этого добиваешься?

Роберт поднялся на ноги и сделал шаг к Финлею; голос его превратился в хриплое рычание.

— Ты желаешь держать Дженн в Анклаве, чтобы изучить ее силу и узнать, как ее можно использовать. В то же время ты желаешь, чтобы я встал в Круг, чтобы Ключ выбрал меня в качестве следующего вождя. Ты этого хочешь, Финлей?

Роберт снова сделал шаг вперед, так что Финлею пришлось отступить; он оказался прижат спиной к двери. Роберт заметил страх в глазах брата, но и не подумал о том, чтобы успокоить его. Все это было чересчур — даже для сдержанного Роберта.

— Ты желаешь держать нас обоих здесь, прекрасно зная, что, как только Ключ меня выберет, я тоже стану вечным пленником горы. Клянусь кровью Серина, Финлей, и ты еще желал знать, почему я больше не забочусь о благе народа! Тебе же самому совершенно безразлична и судьба твоего брата, и судьба этой бедной девушки!

Роберт умоли; сердце его словно стиснула ледяная рука.

— Убирайся. Убирайся с глаз моих!

Финлей выскочил из комнаты, но Роберт этого уже не заметил. Он сделал ошибку: не следовало сюда приезжать, не следовало думать, будто ему удастся избежать противостояния. Он сделал глубокий вдох, стараясь отогреть холодный комок в груди.

На плечо Роберта легла чья-то рука.

— Знаешь, Роберт, — с улыбкой сказала Айн, — иногда я удивляюсь, как ты удержался от того, чтобы не убить Селара и не сесть на трон самому.

— Никогда так не говори, даже в шутку, — прошептал Роберт, отворачиваясь.

— Но я, возможно, вовсе не шучу.

— Тогда тем больше оснований эту тему не поднимать. Я поклялся служить королю, и только ему одному. Нарушить клятву — значит покрыть позором не только меня самого, но и все, во что я верю.

Айн обошла Роберта, встала перед ним и взглянула ему в лицо.

— Так вот в чем дело? Вот почему ты не хочешь присоединиться к нам — из-за данной когда-то клятвы? Потому что ты так высоко ценишь честь? Но стоит ли того честь?

Смягчившись, Роберт положил руки на плечи Айн.

— Чего стоила бы клятва, которую я принес бы Анклаву, если я сначала нарушу слово, данное королю? А? Прости меня, Айн, но не кажется ли тебе, что любой спор всегда движется по замкнутому кругу? По крайней мере спор, касающийся меня. — Он бросил взгляд на закрытую дверь в спальню. — С девушкой все будет в порядке?

Айн кивнула:

— Да. И ты сам ложись и поспи. Даже если ты не намерен встать в Круг завтра, твое присутствие на церемонии все равно требуется.

— Разве это все, что от меня требуется? — спросил Роберт уже от двери.

— Кто может ответить на такой вопрос, — пожала плечами Айн, — ночью накануне Собрания?

Догадаться о том, что наступило утро, Дженн смогла лишь по тихим звукам, доносившимся из пещер и туннелей Анклава, — шагам по усыпанным песком проходам, приветствиям, которыми обменивались друзья, звону стекла и скрежету дерева по камню. Сон Дженн в незнакомой постели был беспокойным. Дважды она просыпалась, уверенная, что слышит стук копыт догоняющих ее лошадей. Однако, открыв глаза, девушка не видела ничего, кроме теней и масляной лампы в углу: преследователи ей только снились.

Дженн проснулась задолго до того, как Айн пришла ее будить, и неподвижно лежала в постели, пользуясь первой представившейся ей возможностью спокойно обдумать все случившееся за последние дни — с того момента, когда она позволила резким словам сорваться с языка в присутствии стражников Гильдии. Столько всего случилось, и почти все события представлялись Дженн невероятными. Даже теперь, свежим прохладным утром, она не могла понять, что накануне заставило ее взять в руки аярн. Тогда это казалось вполне естественным, более того — единственно возможным поступком, но оглядываясь назад, Дженн могла вспомнить лишь угнетающую враждебность сидящих вокруг стола незнакомцев. Их вопросы, их настойчивость наполняли ее беспокойством, которое никак не покидало девушку и которое умеряло ее естественное любопытство по отношению к Анклаву.

— Я слышала, как вы разговаривали прошлой ночью, — призналась Дженн, когда Айн принесла ей миску густой мясной похлебки. От аппетитного запаха забурчало в животе. Девушка села, опираясь на подушки, и взялась за ложку. — Мне очень жаль, но я не могла не слышать.

— Жаль, что мы не давали вам уснуть, — ровным голосом отозвалась Айн. Она подошла к постели и присела на краешек.

Дженн молча ела, но, заметив, что старая женщина следит за каждым ее движением, смутилась и покраснела.

— Не стоит об этом беспокоиться, дитя. Вам о многом нужно узнать хотя бы ради того, чтобы остаться в живых. Вам придется постоянно держать ушки на макушке.

Не доев похлебку, Дженн опустила миску на колени и растерянно покачала головой:

— Вы и представить себе не можете, как странно все, что со мной случилось. Еще два дня назад я не сомневалась, что колдуны вымерли. Мне кажется невероятным, что все вы живете тут на вершине горы, но еще более невероятным, что я… я тоже могу делать всякие странные вещи. Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь мне все объяснил!

При всем своем желании Дженн не смогла продолжать. Слезы жгли ее глаза, горло перехватило. Она глубоко вздохнула и вытерла глаза рукой.

— Что вы хотели бы знать? — мягко спросила Айн и протянула Дженн блюдо с румяными хлебцами. — Мне не все известно, но кое-что я могла бы…

Дженн уставилась в миску с похлебкой, неожиданно обнаружив, что никак не может сообразить, о чем хотела бы спросить. Как неловко — после столь пламенной речи… Подняв глаза, Дженн спросила о первом, что пришло в голову:

— Прошлой ночью вы сказали что-то о том, что Роберт не убил короля… и еще о том, что с ним говорил Ключ. Что это за история? Что такое Ключ? Что значит встать в Круг?

Айн кивнула:

— Вы спрашиваете о совсем разных вещах. Ключ — это нечто, что вы увидите сегодня утром, когда образуется Круг, — такова церемония, на которой Ключ избирает нашего предводителя, называемого джабиром. Когда он бывает избран, его сила становится неразрывно связанной с Ключом. Именно сила джабира поддерживает существование Ключа, так что джабир не должен никогда покидать Анклав. Каждый может встать в Круг и претендовать на избрание, но поскольку управлять Ключом может лишь человек, обладающий большой колдовской силой, по традиции в Круг встают только сильнейшие из нас.

— Такие, как Роберт?

— Как вы, наверное, уже догадались, Роберт отказывается вставать в Круг. Он всегда стремился быть не зависимым от нас, как мы ни старались его переубедить.

— Почему?

Айн пожала плечами:

— Не стану притворяться, будто понимаю его, дитя. Он говорит, что для его решения есть веские причины. Так или иначе, он отказывается приближаться к Ключу.

— Но все-таки что делает Ключ?

— Многое. С его помощью мы расшифровываем некоторые старинные манускрипты — так мы узнаем утраченные колдовские секреты. Каждое важное решение Анклава обычно нуждается в одобрении Ключа. Самая важная его обязанность — защищать Анклав и делать его невидимым снаружи. Если бы не Ключ, нас разоблачили и уничтожили бы еще столетия назад. Все эти годы нас мучает одна проблема: хотя мы знаем, как много Ключ может, без очень сильного предводителя мы способны лишь подбирать крохи. Мы верим, что существует способ, благодаря которому мы могли бы свободно жить где угодно, не подвергаясь опасности уничтожения, — и способ этот знает Калике. Однако, чтобы найти Калике, мы должны сначала раскрыть полный потенциал Ключа: так говорят две из уцелевших летописей. Впрочем, Ключ очень много делает для нас и так. А уж впечатление, которое он производит! Взрослые мужчины трепещут, когда Ключ задает им вопросы.

— Так и случилось с Робертом? Айн улыбнулась и кивнула:

— Ему тогда было всего девять лет, но он уже обладал большой колдовской силой. Это я нашла его и привела сюда — в те времена мы еще не подозревали, что и Финлей тоже одаренный колдун. Конечно, их отец был жив, так что ему пришлось сказать, что сын проведет месяц в уединенном монастыре. Роберт был странным ребенком: вечно задавал вопросы, на которые никто не мог ответить, и никому не верил на слово. Он был вспыльчив и жизнерадостен, общителен и дружелюбен, а еще отличался поразительной способностью заводить друзей. Маркусу он понравился с первого взгляда.

Айн помолчала, улыбаясь воспоминаниям, потом продолжала:

— Так вот, я привела Роберта в зал, где находился Ключ. Мальчик сразу подошел к нему, и тут случилась самая странная вещь: раздался шепот. Я знала, что это голос Ключа, потому что слышала его и раньше. Можете себе представить, как мы удивились: никогда раньше ничего подобного не бывало. Ключ всегда говорил только с джабиром — и уж подавно не с ребенком.

Дженн затаила дыхание:

— И что же он сказал?

— Не знаю, — пожала плечами Айн. — Я ничего не смогла разобрать, да и никто не смог. Все слышал только Роберт, но по своей упрямой натуре он всегда отказывался просветить нас, просто говорил, что слова Ключа касались лишь его лично.

— А что вы говорили вчера насчет короля?

Улыбка Айн угасла, она сделала глоток из кружки с водой.

— Тут совсем другая история. По правде говоря, лучше бы вам спросить самого Роберта, только не удивляйтесь, если он ничего не ответит. Он хранит преданность Селару и не желает обсуждать это.

— И теперь, — пробормотала Дженн, — он не станет делать ничего, каким бы важным ни было дело, если тем самым нарушит клятву королю. Неудивительно, что он так подавлен.

— Ох! — Замечание Дженн поразило Айн, но девушка взглянула на нее с невинной улыбкой. — Вы бы лучше оделись, детка. Я принесла вам новое платье — моя дочь из него выросла. Скоро начнется церемония, и не годится вам ее пропустить.

Дженн вылезла из постели, а тем временем Айн налила горячей воды в таз, чтобы та могла умыться, достала мыло и чистое полотенце и вышла, оставив девушку одну. Когда она вернулась, Дженн уже натягивала на себя платье из мягкой синей шерсти.

— Я помогу вам, — с материнской улыбкой предложила Айн и расстегнула ворот. Платье скользнуло вниз, и Айн стала расправлять рукава, чтобы Дженн могла просунуть в них руки. Когда дело дошло до второго рукава, Айн застыла на месте.

— Что это? — прошептала она, широко раскрыв глаза.

Дженн искоса взглянула на родинку у себя на плече.

— Просто родинка. В чем дело?

Айн опустила руки и бросила на девушку странный взгляд. Внезапно смутившись, Дженн стала натягивать рукав сама, но Айн остановила ее.

— Родинка? Конечно, родинка… Но клянусь богами! Разве вы не знаете, что это такое?

Дженн покачала головой: волнение Айн было ей непонятно.

— Нет, я…

— Конечно, не знаете — это у вас на лице написано. Я должна созвать совет… — Голос Айн оборвался, и она торопливо двинулась к двери.

Дженн услышала, как Айн окликнула кого-то в главной пещере, и неожиданно почувствовала озноб. Она застегнула платье, но нехорошее предчувствие все росло. Девушка поспешно огляделась. Должен быть какой-то выход… Но окон в комнате не было, а через единственную дверь только что вышла Айн. Дженн уже слышала шаги и возбужденные голоса. Айн что-то объясняла собравшимся.

— Говорю вам, у нее на плече Знак Дома — именно там, где ему и положено быть.

— Это же невозможно! — раздался голос Уилфа. — Девица с таким происхождением не может иметь Знака Дома! Опять какие-то штучки Данлорна?

— Успокойся, — произнес голос Генри. — Или ты хочешь, чтобы девушка тебя услышала? Айн, ты уверена? Ты ведь знаешь, что это может значить! Если Роберт обманул нас, то дело может обернуться большими неприятностями.

— Не могу себе представить, чтобы он стал лгать, а уж о такой вещи и подавно.

— Тогда, значит, виновата девчонка, — зловеще сказал Уилф. Дженн слушала этот разговор и чувствовала, как сердце у нее уходит в пятки. Они сейчас явятся, совсем как вчера… Они станут допытываться, мучить ее, загонят в западню… О чем у них шла речь? Явно о чем-то нехорошем, судя по тону…

Чем ближе звучали шаги, тем больше Дженн ощущала себя пойманным зверьком, и в тот момент, когда дверь открылась, стала Действовать чисто инстинктивно.

Она вскинула руки, и дверной проем заполнило бушующее пламя.

6

Айн успела выкрикнуть предостережение и оттащить Генри от заплясавших в проеме языков огня как раз вовремя. Камень вокруг двери уже начал чернеть, и запах раскаленного песчаника заполнил маленькую комнату.

— Что, во имя все богов, она творит! — рявкнул Генри, осматривая свою одежду — нет ли на ней подпалин. — Здесь же нельзя так делать! Она убьет себя! Погубит нас всех!

— Нужно ее остановить! — Айн поспешно повернулась к Уилфу. — Я не очень сильна в этом…

Уилф покачал головой и подошел так близко к двери, как только посмел. Подняв левую руку с аярном, он постоял так несколько мгновений, потом отступил.

— Нет… Не знаю, как она это делает, но я не могу разрушить ее чары.

— Это моя вина. — Айн оттащила мужчин подальше от заполненной пламенем двери. — Я не должна была терять голову, когда увидела у нее на плече Знак Дома.

— Ты заметила, какого Дома? — раздался голос из коридора. Айн обернулась и увидела Финлея; тот быстро приближался, раздвигая собравшуюся толпу. Старая женщина покачала головой.

— Я не знаю всех Знаков и не могу отличить один от другого.

— Как он выглядел?

— Два пересекающихся круга, перечеркнутые наискось, — коротко ответила Айн. — Послушай, я понимаю, как все это для тебя интересно, но, если нам не удастся быстро погасить огонь, она сожжет не только себя, но и весь Анклав. Ее нужно вывести оттуда!

Финлей подошел к двери. В нескольких шагах от нее он остановился и осторожно протянул руку к огню, потом отошел и бросил через плечо:

— Не так уж она сильна. Я мог бы погасить пламя без особых усилий.

— Какая самонадеянность! — проворчал Уилф. Генри положил руку на плечо Финлея.

— Есть шанс, что тебе это удалось бы, Финлей, вопрос в другом: следует ли?

— Ох, да не будьте вы такими нерешительными! — Финлей сбросил руку старика и снова подошел к двери. Взмахнув левой рукой, он протянул к языкам пламени свой аярн. На мгновение огонь померк, в середине проема образовалась дырочка, но тут же пламя вспыхнуло еще ярче, а дырочка исчезла.

Финлей опустил руку и пожал плечами.

— Ну что ж, пусть тогда она сгорит!

— Ох, Финлей! — Айн в гневе плюнула в его сторону и, не обращая больше на Финлея внимания, обернулась к толпе. — Приведите сюда Роберта! Быстро!

Роберт слышал, как люди бегут по проходам, но не придавал этому значения, пока за ним не примчался Мика. По его взволнованному лицу Роберт догадался, что с Дженн что-то случилось; перепрыгивая через две ступеньки, он кинулся по лестнице вверх. Люди жались к стенам, давая ему дорогу. Запыхавшись, Роберт влетел в узкий коридор, ведущий к апартаментам Айн; Мика не отставал от него ни на шаг.

— Что случилось? — начал Роберт, но тут увидел стену слепящего пламени в проеме двери.

— Мне так жаль, Роберт, — взволнованно начала объяснять Айн, — я, должно быть, сказала что-то, что испугало девочку. Уилф и Финлей пытались разрушить чары, но не смогли.

Роберт сделал несколько шагов вперед и остановился, сосредоточившись на огне и пытаясь что-нибудь разглядеть за языками пламени. Он смутно ощущал силу, исходящую с той стороны, но ничего более.

— Пока с ней все в порядке, но если это продлится дольше… — Роберт резко обернулся. — Что вы сказали ей? Почему она начала защищаться?

— А знает ли она сама, что делает? — едко поинтересовался Финлей.

Айн не обратила внимания на его слова.

— Роберт, у нее на плече Знак Дома.

— Что?! — Роберт замер на месте.

— Я была так поражена, что, должно быть, испугала ее…

— Конечно! Но это мы обсудим потом. — Роберт снова повернулся к двери и достал свой аярн, но не стал ничего делать немедленно.

— Я это уже пробовал, Роберт, — пробормотал Финлей. — Даже ты не сможешь пробиться сквозь такое пламя. Голос Роберта прозвучал не громче шепота.

— Кто сказал, что сквозь него нужно пробиваться? — Он поднял руку и сосредоточился. В ту же секунду вокруг пылающей двери возник прозрачный, но непроницаемый экран, за который пламя уже не могло распространиться. Роберт двинулся вперед и прошел сквозь языки огня; они не причинили ему никакого вреда, как будто были иллюзорными.

Дженн стояла посреди комнаты; лицо ее было бледно и покрыто каплями пота. Словно остекленевшими блестящими глазами она смотрела, как Роберт приближается к ней.

Роберт мягко улыбнулся девушке, постаравшись скрыть свою озабоченность.

— Спасибо, что впустили меня.

— Я не была уверена… Но вы прошлой ночью встали на мою защиту, вот я и подумала… — Ее голос стих, а взгляд снова переместился на дверь.

— Вы знаете, что делаете? — осторожно поинтересовался Роберт.

— Нет. Но так они не смогут войти. Я им не доверяю. На этот раз Роберт улыбнулся совершенно искренне.

— Я тоже им не очень доверяю. В Анклаве живут странные люди, но вам вреда они не причинят.

— В самом деле? А что это они говорили? Что значит — Знак Дома? Я просто ничего не понимаю. Зачем вы привезли меня сюда? — В голосе Дженн появилась истеричная нотка.

Роберт успокаивающе поднял руки.

— Вы же знаете, что я должен был это сделать — в ваших собственных интересах, а не в чьих-либо еще. Но если вы хотите покинуть Анклав, мы так и сделаем, прямо сейчас. Только погасите огонь

— Зачем?

— Иначе вы убьете себя, меня и всех на сотню шагов вокруг. Вы еще многого не знаете насчет колдовства, так что поверьте мне на слово.

Глаза Дженн вспыхнули.

— Поверить? А могу ли я доверять вам? Вы объясните мне, что такое Знак Дома?

— Конечно. Я расскажу вам обо всем, что вы захотите знать. Только сначала погасите пламя.

— Нет, — покачала головой Дженн. — Сначала расскажите. Что такое Знак Дома?

— Хорошо, — медленно кивнул Роберт. — Мне, правда, удивительно, что вы не слышали об этом раньше. Вы ведь знаете о двадцати трех Домах — знатных семьях, ведущих свой род со времен Империи, а то и раньше? Каждый Дом имеет свой Знак — родинку. У каждого ребенка, прямого потомка главы Дома, есть такая родинка; они немножко отличаются у разных людей, но сохраняют форму, присущую данному Дому. Знак Дома всегда располагается на левом плече. Именно его вы, как мне сказали, и имеете.

— Но как он мог появиться у меня? Мой отец был трактирщик.

— Нужно будет все выяснить, а пока… Дженн снова покачала головой:

— Нет. Я вам не верю. У меня действительно есть родинка, но это не может быть Знак Дома.

— Откуда вы знаете? Послушайте, уверяю вас, я говорю вам правду. У меня самого есть Знак Дома, и у Финлея тоже.

— Покажите.

Роберт расшнуровал ворот своей белой рубашки и обнажил плечо. На коже, рядом со старым шрамом, отчетливо виднелась родинка — треугольник, пересеченный двумя линиями от вершины к основанию.

— Это Знак Дома Данлорнов, — тихо произнес Роберт, не спуская глаз с Дженн. — Я сказал вам правду. Пожалуйста, погасите огонь. Обещаю, я не дам вас в обиду.

Девушка секунду поколебалась, потом молча кивнула. Внезапно по комнате пронеслось дуновение свежего воздуха, и Роберт увидел, как стена пламени исчезла. Он быстро повернулся к Дженн, опасаясь, что она может снова потерять сознание, но девушка ответила ему твердым взглядом.

— Со мной все в порядке… и простите меня. Глядя ей в глаза, Роберт кивнул:

— Конечно.

В ту же секунду в комнату вбежали Айн и остальные.

Мика поднял глиняный кувшин и обошел комнату, наполняя кружки густым ароматным медом. Дженн, сидя в кресле у очага, следила, как парень ловко и почтительно скользит от Айн к Финлею, от Генри к Уилфу, от Патрика к Роберту. Пламя свечей бросало тени на его веснушчатое лицо, зажигало золотые искры в рыжих волосах. Хотя Мика сохранял подобающую серьезность, у Дженн создалось впечатление, что он не так уж озабочен случившимся: парень явно настолько верил своему господину, что не сомневался — все разрешится наилучшим образом. Уже не в первый раз Дженн почерпнула утешение в спокойствии Мики.

Роберт, сидевший с ней рядом, бросил на Дженн ободряющий взгляд. Он не отходил от нее ни на шаг с того момента, как она погасила пламя, но девушка не могла определить, поступает ли он так ради ее безопасности, или из опасения, что она снова зажжет огонь.

Впрочем, сейчас Дженн это было безразлично. Она сердилась. Не только на окружающих ее чужих людей, но и на себя. За всю свою жизнь она ни разу не испытывала страха настолько сильного, чтобы подчинить себе все ее поступки. Но сегодня утром, когда она услышала их разговор… Хуже всего было то, что Дженн никак не могла разобраться, что же в словах колдунов так ее испугало.

Она никогда не любила признаваться, что чего-то боится, и уж подавно никогда не говорила этого вслух. Ей хотелось верить, что так будет всегда, — ведь иначе она признала бы свое поражение. И не просто поражение — она потеряла бы часть самой себя. То, что она никому никогда не говорила, что испугана, было частью ее щита, ее брони, защищающей от враждебного мира. «Дженн ничего не боится», — говорили о ней люди, и действительно: каким-то странным образом чем меньше она показывала свой страх, чем меньше думала об опасности, тем меньше она боялась.

Дженн на мгновение закрыла глаза и пожелала снова оказаться дома, в таверне отца. Звуки, запахи, тепло очага — все там было таким знакомым, таким родным. Единственная опасность — что посетители передерутся и поломают столы. Отец всегда защищал Дженн от любой опасности, так что страх не стал неотъемлемой частью ее жизни. Только однажды, когда к отцу явился тот седой человек, она испугалась по-настоящему… Впрочем, ей ведь было тогда всего семь. Старик о чем-то говорил с отцом, не спуская с девочки глаз. Он пробыл в гостинице неделю, но ни разу не заговорил с Дженн, хотя все время следил за ней. В конце концов она стала прятаться от него и не могла дождаться, когда же он уедет; воспоминание о пронзительном взгляде старика сохранилось навсегда… То, как на нее смотрели теперь эти люди, напомнило Дженн о том давнем случае.

Они, колдуны, не такие, как обычные люди. Сначала Дженн видела их отличие именно в колдовской силе, и ей было понятно, почему их все так боятся. Потом она решила, что причина — в их жизни здесь, в оторванности от нормального общества. Но наконец она поняла: все-таки все дело в колдовстве.

И вот теперь она одна из них…

Последние сомнения исчезли так же бесследно, как если бы их сожгли языки вызванного ею пламени. Значит, Роберт и остальные были правы. Она в самом деле удержала мост, расколола камень — а потом и воссоединила его опять. Все чудеса — ее рук дело. Но почему она ничего не знала? Почему это началось так внезапно? Что заставило ее силу проявить себя? Дженн случалось и раньше оказываться в трудном положении, но ничего подобного не происходило. Раза два ей даже хотелось…

Девушка сложила руки на коленях и заставила себя успокоиться. Совсем ни к чему еще раз потерять власть над собой. Нет. Сейчас следует сдержать гнев и воспользоваться им как орудием. На этот раз Дженн твердо решила получить ответы на некоторые свои вопросы. Даже трудно решить, что хуже: попасть в руки тех гильдийцев или быть спасенной Робертом Дугласом, графом Данлорном. В первом случае она лишилась бы руки, во втором — похоже, лишилась свободы; действительно трудный выбор… Поэтому Дженн не сводила глаз с Мики, разливавшего вино, — по крайней мере один друг у нее есть.

— Вы все знаете, что случилось сегодня утром, — начал Роберт.

Дженн рассеянно кивнула. Мика кончил обносить всех вином и занял место за креслом своего господина. Теперь девушка сосредоточила внимание на остальных. Уилф, одутловатое покрытое морщинами лицо которого все еще искажала гневная гримаса, уставился в стену у Дженн над головой. Генри не так открыто проявлял свои чувства. На его лице было написано сожаление, словно он пытался уверить Дженн, будто считает все случившееся досадным недоразумением, которое легко рассеять. Патрик явно не испытывал ничего, кроме любопытства. Больше всех смущена казалась Айн; она все время нервным движением отбрасывала с лица волосы.

Финлей, опустив глаза, с мрачным видом сидел у противоположной стены. Хотя братья были очень друг на друга похожи, сейчас Финлей казался Дженн совсем незнакомым человеком. Темные волосы падали ему на лицо, скрывая горящие глаза. Дженн знала, что они горящие, — как же иначе? Не задумываясь, она спросила:

— Что вы теперь собираетесь делать?

Финлей вздрогнул, предположив — и совершенно справедливо, — что вопрос адресован ему. Однако прежде чем он успел ответить, Генри наклонился вперед и заговорил:

— Это в основном зависит от вас, моя дорогая. От того, чего вы хотите.

Дженн взглянула на старика, отметив про себя его доброе лицо, его ласковый голос.

— Я? Как я могу что-то решать? Да и какое значение имело бы мое решение? Вы ведь уже определили, что со мной станется. Финлей добивается, чтобы я осталась здесь. Он, да и не только он, уверен, что может уговорить брата уехать без меня. Попробуйте сказать, что это не так! Попробуйте отрицать, что вы только и думаете о том, как много я могу сделать для вас!

Краем глаза Дженн заметила, что Роберт безуспешно пытается скрыть усмешку. Именно в этот момент ей стало ясно: да, ему все-таки можно доверять. Не постарайся он спрятать улыбку, скажи он сейчас хоть что-нибудь, все было бы иначе. Однако он этого не сделал. Он в отличие от остальных явно придерживался мнения, что Дженн вправе определять собственное будущее. Может быть, поэтому-то он и сам не хочет присоединиться к Анклаву. Может быть, именно в этом он расходится во мнениях с колдунами.

Генри медленно покачал головой:

— Нет, я солгал бы, если бы сказал, что не думал о том, какую огромную помощь вы могли бы нам оказать. Поймите, дитя, вы обладаете уникальным талантом.

— Уникальным? В чем?

Генри поднял брови и оглядел остальных, предлагая им ответить на вопрос; все, однако, промолчали.

— Ну, видите ли, ваша сила, как и сила, которой мы все обладаем, — она внутри. Вы с ней родились, и она останется с вами до смерти. Мы на самом деле не знаем, что сила собой представляет и почему один человек ее имеет, а другой — нет. Однако мы знаем наверняка, что это сила стихийная, что она черпает энергию из вашего собственного тела. Если вы слишком часто будете ею пользоваться, то ослабеете, а потом и умрете. Поверьте, такое случалось. Поэтому-то мы и пользуемся аярном. Он ограничивает расход энергии и в то же время защищает нас от бесполезной траты силы. Сам камешек ничего собой не представляет. Мы берем любой и подвергаем его обработке, после чего аярн и служит нашим целям. Генри помолчал и отпил глоток вина.

— Вам нужно все это знать, чтобы понять, как мы смотрим на ваши способности. Вы совершили по крайней мере четыре деяния, требующих огромной силы, без помощи аярна или какого-либо щита. Вы должны были бы погибнуть — а сегодня утром и мы все вместе с вами.

В голосе Генри не было укоризны, но Дженн внимательно посмотрела ему в глаза, прежде чем отвела взгляд. Она взглянула на Финлея, но тот по-прежнему сидел, опустив голову. Что ж, пусть злится.

— Ну хорошо, мы все живы. Что это означает? В чем мое отличие?

Дженн задала вопрос вполне серьезно и несколько растерялась, когда услышала тихий смех Роберта. Повернувшись в его сторону, она язвительно заметила:

— Рада, что вас это так развлекает.

Однако тот совсем не выглядел смущенным, хоть и извинился:

— Прошу меня простить. В один прекрасный день, уверяю вас, вы поймете, почему я смеялся. А сейчас не обращайте на меня внимания.

После паузы Генри ответил на последний вопрос девушки:

— Мы не знаем, почему вы способны совершать то, что совершили. Чтобы найти ответ, нужно время. Есть и другие загадки — например, почему ваша сила неожиданно проявилась в таком возрасте. Обычно ее признаки бывают заметны гораздо раньше — лет в шесть-семь.

— Ты основываешься на предположении, — проворчал со своего места Уилф, — что она и в самом деле колдунья.

Все взгляды обратились в его сторону. Уилф продолжал:

— Мы ведь так мало знаем о том, что делаем. Кто может с уверенностью сказать, что ее сила — той же природы? Может быть, мы сейчас столкнулись с чем-то, с чем никогда раньше не имели дела.

— Какая другая сила существует? — обратилась к нему Дженн.

— Откуда мне знать? Я хочу сказать одно: нам известно достаточно, чтобы понимать — всего мы не знаем.

— Мне кажется, ты пытаешься без нужды все запутать, — возразила Айн. — Не смущай девочку разговорами о других возможностях.

Генри поднял руку, чтобы остановить спорщиков.

— Я стараюсь показать вам, что мы многое могли бы узнать о вашей силе, если бы вы остались с нами. Вы стали бы полноправным членом Анклава и получили бы все знания и умения, в которых нуждаетесь. Вы получили бы возможность развить свой талант, что бы он собой ни представлял, в полной мере.

Дженн не могла не заметить, как напрягся Роберт, услышав эти слова. Его лицо ничего не выражало, но молчание было очень красноречиво. Девушка не знала, что им движет, но догадалась: спроси она его, и Роберт посоветовал бы ей не оставаться в Анклаве. Дженн сгорала от любопытства, однако понимала, что сейчас не время задавать вопросы.

Она снова повернулась к Генри:

— Это все мне понятно. Не понимаю я другого: почему то, что у меня есть Знак Дома, все меняет.

Ответом Дженн было молчание.

Девушка обвела собравшихся взглядом, но все как один отводили глаза. Дженн в раздражении обернулась к Роберту.

Тот пожал плечами и протянул руки к огню, прежде чем ответил:

— Боюсь, что я не дал вам полного объяснения сегодня утром. Меня беспокоила ваша безопасность, поэтому не хотелось вдаваться в долгие объяснения. Чего я тогда не сказал — это что наличие у вас Знака Дома не может быть случайностью. Его имеют лишь прямые потомки: у меня, например, он есть, а у моего двоюродного брата — нет.

— Да, но…

Патрик внезапно отбросил свою холодную отстраненность и с загоревшимися глазами наклонился вперед.

— Раз у вас есть Знак Дома, это значит, что вы должны быть дочерью главы одного из Домов.

Когда значение этих слов дошло до Дженн, девушка судорожно вздохнула. Она особенно не задумывалась об открытии Айн, но теперь поняла, что все совпадает. Она снова взглянула на Финлея, но он упорно смотрел в пол. Все-таки что-то во всем этом есть такое, чего она пока не понимает…

— Какого из домов? — спросила она просто. Роберт сделал глубокий вдох.

— Судя по описанию, откуда-то из восточной части страны, недалеко от Данлорна. Если учесть ваш возраст и характер Знака, я сказал бы, что вы принадлежите к Дому Элайта, и ваш отец — Якоб Росс, граф Элайты.

Сердце Дженн заколотилось.

— Мой отец? Но… как такое возможно? Ведь…

— Что вы помните о временах Смуты?

— Смуты? Какое это имеет отношение к Знаку Дома? Однако Роберт ждал ее ответа.

— Я мало что помню. Дома воевали друг с другом. Король Эдвард пытался восстановить порядок, но ничего не мог сделать; ему оставалось лишь наблюдать. Потом, через три года, явился Селар и завоевал Люсару. Больше я ничего не знаю. — Дженн озадаченно взглянула на Роберта, ожидая объяснений.

Тот кивнул.

— Перед тем, как вторгся Селар, почти все Дома воевали друг с другом. Одна распря следовала за другой. Не многим это известно, но нападениям подвергался один Дом за другим — не просто ради причинения ущерба врагам, но ради похищения детей. Чаще всего это оказывался наследник. Детей с тех пор никто больше не видел.

Дженн медленно покачала головой:

— Я никогда об этом не слышала. И многие были похищены?

— Точно известно о семнадцати таких случаях. Дело в том, Дженн, что обычно это оказывались мальчики трех-четырех лет. Нападающие увезли всего одну девочку. Вас.

— Но я же помню, как росла в Шан Моссе! Я с самого раннего детства помню своего отца. Если меня похитили, так же как и остальных, почему я помню только его?

Именно этот момент выбрал Финлей, чтобы вмешаться в разговор.

— Подожди-ка, Роберт. Я что-то не помню, чтобы была похищена хоть одна девочка. Почему ты так уверен, что она — дочь Якоба?

— Помимо того, что на плече Дженн — Знак Дома, — спокойно ответил Роберт, — я был в Элайте на следующий день после того, как она исчезла.

— Что! — Финлей подался к брату, да и глаза всех в комнате обратились на него, однако Роберт продолжал смотреть на Дженн.

— Я проезжал через земли Элайты и задержался, чтобы выразить почтение Якобу, старому другу моего отца. Так я и оказался на месте трагедии. Младшая дочь Якоба играла у старой разрушенной мельницы. Она бродила вокруг одна, и когда ее хватились, то нигде не могли найти. Единственное, что ее нянька могла сказать точно, — это что она слышала всплеск в реке, протекающей мимо мельницы. И она, и Якоб решили, что девочка упала в воду и утонула, а тело унесло быстрым течением. Услышав о случившемся, я поехал по берегу вдоль реки. Я обнаружил следы нескольких всадников. Они тянулись до мельницы, потом поворачивали к горам. Следы были совсем свежие, и среди отпечатков копыт я нашел единственный след детской ноги. Я попытался рассказать Якобу о своих подозрениях, но он в своем горе ни о чем и слышать не хотел. Я решил подождать, но тут началось вторжение Селара и его армии, и возвращаться к этой истории уже не было смысла. Дженн озадаченно покачала головой:

— Так все считают, что я погибла?

— Да, — все считают, что вы погибли, — передразнил ее Финлей.

Дженн резко повернулась и взглянула ему в глаза. Сейчас она с радостью стукнула бы его, но ограничилась тем, что недвусмысленно показала ему свое отвращение. Когда Финлей в конце концов отвел глаза, девушка снова взглянула на Роберта.

— Прошу прощения, но я, кажется, чего-то не понимаю. Какое отношение все это имеет к тому, оставаться мне в Анклаве или нет?

— Ну, для начала это означает, что у вас есть выбор. Вы можете вернуться в Элайту. Якоб будет поражен, но очень обрадуется вам.

Дженн нахмурилась, но не сразу сообразила, что сказать.

— Продолжайте.

Однако теперь заговорил Уилф:

— О чем Роберт пытается умолчать — так это о том факте, что, кроме него самого и его угрюмого братца, вы — единственная представительница Великого Дома, наделенная колдовской силой Данное обстоятельство имеет для нас огромное значение.

— Почему?

— Посмотрите вокруг, дитя. Ни один из нас не может совершить того, что можете вы, и ни один из нас, каким бы одаренным ни был, не сравнится с Робертом. Я предположил бы, что вы, получив необходимую подготовку, станете не менее сильны, чем он Это, правда, лишь догадка. Никто из нас на самом деле не знает истинной силы Роберта, а он с нами не желает откровенничать

Финлей не так одарен, а вот вы с Робертом, пожалуй, побороли бы половину Анклава.

— Правда? — Дженн широко раскрыла глаза. Ей и в голову не приходило, что на кон поставлено так много. Теперь же кусочки мозаики начали занимать свои места. — Значит, то, что я происхожу из одного из Домов, имеет какое-то отношение к колдовству?

Уилф рассмеялся:

— Клянусь всеми богами, дитя, если бы мы знали это, мы были бы на полпути к обнаружению Каликса.

— Так что же вы собираетесь делать? — не выдержал Финлей. — Мой брат настаивает, чтобы вам позволили самой сделать выбор, и ни у кого здесь не хватает духу возразить ему.

— Довольно, Финлей, — устало вздохнул Роберт. — Если тебе не терпится поскандалить со мной — это одно дело, но не вымещай недовольства на Дженн. Я этого не потерплю.

Финлей вскочил и упер руки в боки. На его лице была написана ярость, однако в спокойном взгляде Роберта читалась сила, которой Финлею было нечего противопоставить. Несмотря на все сходство с братом, даже в пылу гнева Финлею было далеко до его непреклонной осанки.

Финлей со свистом втянул воздух и бросил:

— Я не понимаю тебя, Роберт. Ты отказываешься интересоваться самым важным — Анклавом, своей страной, даже отношениями с королем — и при этом встаешь на сторону девчонки-бродяжки в деле, которое вообще тебя не касается. Не очень-то тебе удается сохранять нейтралитет.

Роберт поднялся на ноги тоже.

— Разве я не ясно высказался? Мне ни перед кем не нужно держать ответ, в частности перед тобой, — это одно из преимуществ, как ты выражаешься, нейтралитета. Если мои мотивы тебе непонятны, мне очень жаль, но это не меняет того факта, что, если ты собираешься добраться до Дженн, сначала тебе придется иметь дело со мной.

Дженн ясно различала в голосах спорящих гнев и давно сдерживаемое возмущение — у Финлея, жесткую решимость — у его брата. Девушка поднялась и встала между противниками.

— Вам не нужно больше спорить. Я решила, что буду делать дальше. — Сам воздух, казалось, стал густым от напряжения, с которым все ждали ее следующих слов. — Я отправлюсь в Элайту.

— Ты поможешь мне? — Роберт поднял глаза от книги и обнаружил, что в двери комнаты стоит Айн, держа в одной руке белую столу и горсть серебряных булавок — в другой. Он мгновение непонимающе смотрел на старую женщину, потом отодвинул кресло от стола, поднялся и протянул, стараясь ничем не выдать своих мыслей:

— Так, значит, ты тоже решила встать в Круг. Айн отдала ему булавки.

— Почему бы и нет? Не думаю, чтобы Ключ меня избрал, но мне кажется, что мы должны дать ему, из кого выбирать.

Роберт взял столу, накинул ее на плечи Айн и прикрепил серебряными булавками к серому платью.

— Кто, как ты думаешь, будет избран?

— Меня об этом спрашивать бесполезно. В конце концов, когда Маркус решился встать в Круг, он сделал это по тем же соображениям, что и я, — и оказался избран. За то время, что я живу в Анклаве, сменилось пять джабиров, и ни одного из них я не угадала заранее. — Айн помолчала. — Может быть, встать в Круг следовало бы и Дженн.

Роберт, закалывавший последнюю булавку, поднял брови.

— Ну наконец-то ты заговорила на эту тему. Вы решили, что можете заставить меня передумать, предложив Дженн занять мое место в Круге: раз я беспокоюсь о ее благополучии, то пожертвую своими принципами ради ее спасения. Любопытно.

— Ох, Роберт, пожалуйста…

— Не надо, Айн, — остановил ее Роберт, подняв руки. — Иногда ты бываешь не лучше моего братца.

— Я очень хорошо понимаю Финлея. Видишь ли, он винит тебя в том, что Дженн решила уехать.

— Он может прибавить это мое прегрешение к остальным, — пожал плечами Роберт.

— Он скажет, что ты настроил ее против Анклава и собираешься увезти как можно дальше отсюда. Как сможет она получить хоть какую-то подготовку? Как сможет выжить и скрыть свою колдовскую силу? Или ты сам собираешься ее учить? — Айн положила руки на плечи Роберту. — Прошу тебя, измени свое решение. Встань в Круг и позволь наконец Ключу сделать должный выбор!

Роберт взглянул в ее такие знакомые карие глаза. Было бы так легко сдаться! Так просто сделать, как она хочет… Айн ведь просит совсем немногого, а он ее должник. Ее и Маркуса. Маркус тоже хотел этого. Он снова и снова повторял, в своей спокойной и прямой манере, что Роберт должен занять его место. И вот теперь Маркус мертв, осталась лишь его вдова, милая, верная Айн. Ее глаза умоляюще смотрели на Роберта, но к колдовской силе она не прибегла. Как раз это молчание и было труднее всего вынести. Отказать ей сейчас значило бы прямо сказать, что Роберт не дорожит памятью о ее муже, не любит ее и безразличен к судьбе общины, служению которой Айн отдала жизнь.

Но ведь ему все они не безразличны! Совсем не безразличны!

Когда Роберт отвернулся от Айн, какая-то часть его души требовала открыть ей правду, объяснить все, чтобы Айн не возненавидела его. Почему же из них всех именно она пришла просить его о жертве!

— Я надеялся, что для нас с тобой этот момент никогда не настанет. — Слова оставили у него на языке горький привкус отвращения к себе, но Роберт продолжал, понимая, что теперь уже не может остановиться. — До сих пор только ты и Патрик никогда не заговаривали на эту тему.

У Патрика всегда были собственные теории, собственные соображения, поэтому он никогда не давил на Роберта. Но Айн? Ее позиция теперь стала очевидна. Она хотела, чтобы он помог Анклаву, чтобы служил ему, как служила она сама. Помог им освободиться из заточения… В его власти было сделать ее такой счастливой — и ее, и Финлея, и всех остальных. Для этого нужно только сказать «да».

Роберт глубоко вдохнул, расправил плечи и снова посмотрел Айн в лицо. Ее глаза жадно искали какого-то знака, что его упрямство поколеблено, воля сломлена. Но Роберт медленно покачал головой; ответ легко сорвался с его языка.

— Я не могу встать в Круг, Айн. Ни сегодня, ни когда-либо еще. Пожалуйста, пойми: я никогда не смогу сделать так, как ты хочешь.

Роберт видел, что эти слова потрясли ее, словно пощечина. Он невольно рванулся к женщине, чтобы утешить и объяснить.

— Я был далеко, Айн, но ведь ничего не изменилось. На мне лежат те же ограничения, что и три года назад.

Айн отшатнулась от него.

— Почему ты не хочешь открыть мне правды? Почему не расскажешь, что говорил тебе Ключ? Как могут его слова касаться только тебя лично?

— Это не имеет никакого отношения…

— Вот как? — бросила она. — Ты уверен? Мне приходится гнать от себя сомнения, поскольку иначе я должна буду заключить, что причина — всего лишь трусость. Ты просто боишься оказаться связанным с Ключом и навсегда остаться здесь.

Роберт опустил руки и сделал шаг назад. Так вот каков выбор: сделать, как она хочет, или быть признанным трусом. Но ведь на самом деле выбора у него нет. Выбор был сделан за него двадцать лет назад, и сделал его Ключ.

Да, наверное, она все же возненавидит его — потому что он никогда не скажет «да» и никогда не объяснит почему. Ключ не оставил ему даже такой свободы. Две вещи тогда сказал он Роберту, две совершенно несоизмеримые друг с другом вещи, и из-за того, что он сказал тогда, Роберт теперь вынужден лишиться самого близкого, самого дорогого друга.

— Мне очень жаль, Айн, — сказал он мертвым невыразительным голосом. — Должно быть, я трус.

Она какое-то время помедлила, сжав губы, словно не решаясь заговорить, потом, не взглянув на Роберта, вышла из комнаты.

Он слышал, как все собираются внизу, в огромной пещере. С опозданием на несколько часов Анклав должен был наконец разбудить Ключ. Роберт опустил глаза на книгу, которая позабытой лежала у него на коленях, со вздохом захлопнул ее, положил на стол, поднялся и вышел в коридор. Проход вел на галерею, опоясывающую пещеру. Там Роберт остановился, положив руки на перила. Он не был еще готов появиться среди обитателей Анклава: не придал еще лицу обычного сдержанного выражения, не укротил мятущиеся чувства. Но явиться на Собрание он должен — чтобы ни у кого не осталось сомнения в его решении: не вставать в Круг. Как только все будет позади, он сможет расстаться с ними — со всеми.

О приближении Дженн его предупредил слух, а не колдовское зрение. Роберт расправил плечи и взглянул на девушку.

— Вы ведь не передумали? — тихо пробормотала она.

— Нет, — покачал головой Роберт. — Почему вы спрашиваете?

— Ну… вы выглядите таким…

— Каким?

— Печальным.

Роберт бросил на нее пристальный взгляд, гадая, заметила ли она его переживания. По лицу Дженн ничего нельзя было прочесть, но все же он нахмурился.

— Вы всегда так поступаете?

— Как поступаю?

— Высказываете все, что думаете, не заботясь о последствиях. Я уже несколько раз замечал это за вами и думаю, что именно так все и случилось, когда вы повстречались со стражниками Гильдии. Мне просто стало интересно, всегда ли у вас была такая привычка.

Ее лицо вспыхнуло, и Роберт немедленно устыдился своих слов. Нет никакой нужды причинять боль еще и Дженн. Он резко втянул воздух, полностью изгоняя невеселые мысли, и виновато развел руками.

— Прошу прощения. У меня сегодня был тяжелый день. Дженн слегка кивнула, но эта внезапная перемена в настроении

Роберта ее, казалось, не очень утешила. Она подошла к перилам и посмотрела вниз.

— Я только что разговаривала с Финлеем. Он пытался убедить меня встать в Круг. Меня, не кого-нибудь!

Эта новость поразила Роберта.

— Чем он это аргументировал? Знаете, ведь подобный же разговор только что произошел у меня с Айн!

— Он проявил… как бы это сказать…

Девушка явно искала вежливое выражение, и Роберт не смог сдержать улыбки.

— Ох, пожалуйста, не старайтесь разговаривать со мной дипломатично.

— Настойчивость, назовем это так. — Дженн ответила Роберту застенчивой улыбкой. — Он говорил, что понимает: мое мнение об Анклаве сложилось в значительной мере под влиянием вашего, и если я на какое-то время останусь здесь, то увижу, как обстоит все на самом деле.

— Именно.

— Он, похоже, не понимал, как обидно это звучит: будто я не в силах сделать собственные выводы из всего случившегося.

Роберт посмотрел на Дженн с внезапным уважением. Несмотря на потрясения, грозящие разрушить весь ее мир, девушка все же сохранила самообладание и целеустремленность, стремление думать своей головой. Независимость… Может быть, она и помогла Дженн пережить все события ее странного прошлого, а теперь давала силы проявить такую проницательность.

— Должен признать, что пока ваше приобщение к колдовству и знакомство с обитателями Анклава не были… привлекательными, скажем так.

Лицо Дженн озарила теплая улыбка.

— Ох, пожалуйста, не старайтесь разговаривать со мной дипломатично.

— Ну, знаете ли, — рассмеялся Роберт, — может быть, Финлей и прав, и вам следует встать в Круг. Анклаву не повредил бы предводитель с чувством юмора. А я мог бы отправиться дальше, оставив брата в хороших руках.

— Почему, как вы думаете, я не хочу здесь оставаться? — Дженн помолчала. — Можно задать вам вопрос? Вы правда так думаете? Что я действительно дочь Якоба? Что я действительно происхожу из Элайты?

Роберт медленно покивал:

— Да, это так. Но нам пора, пойдемте. Они вот-вот начнут. О вашем отце и родном крае мы поговорим потом, обещаю вам.

Огромный зал размером с небольшое поле был вырублен в белоснежном известняке. В двери в обоих его концах входили люди; в их тихих голосах звучало возбуждение и предвкушение событий. Все знали, какая ставка на кону.

Мика и Патрик ждали Роберта у подножия лестницы. Как только он присоединился к ним, раздался звон колокола — церемония началась, Ключ пробуждался. В центре пещеры высился треножник из резного дуба, с вершины его свисал колокол — одновременно прекрасный и пугающий; ни одна человеческая рука никогда не звонила в него. Это и был Ключ.

Члены совета приблизились и выстроились перед треножником. Все они одновременно подняли руки, и толпа — почти четыре сотни человек — тут же погрузилась в молчание.

Заговорила стоявшая в центре шеренги старейшин Айн; ее голос звучал громко и чисто.

— Да соберемся все мы, живущие в Анклаве, и оплачем потерю возлюбленного нашего Маркуса, джабира и нашего отца.

Прежде чем она продолжила, по толпе пробежал шепот. Роберт лишь дважды слышал эту литанию, но слова навеки отпечатались в его памяти. Скорее всего он был здесь единственным, кто понимал ее действительное значение.

— Да соберемся все мы, живущие в Анклаве, чтобы засвидетельствовать выбор Ключа. Ключ — источник нашей мудрости, источник нашей жизни. На нем покоится благословение богов, он — средоточие нашей силы. В выборе Ключа являет нам себя истина. Да благословен будет избранный Ключом, джабир и наш отец. Да владеет он Ключом, да разыщет Калике и да откроет тайну Слова Уничтожения.

Старейшины окружили колокол, повернувшись лицом к толпе. Теперь заговорил Генри:

— Пусть те, кто уповает быть избранным, выйдут вперед, чтобы встать в Круг. Но знайте: тьма поселяется в душах тех, кто делает это, жаждая величия. Пусть не обманет их собственное самомнение. Лишь Ключ выбирает достойнейшего.

Когда Генри умолк, на каменном полу у его ног проступила черта. Подобно тени, отбрасываемой полуденным солнцем, она росла, пока не образовала правильную окружность вокруг треножника с колоколом. Потом словно волна пробежала по линии, обозначившейся на холодных камнях пола: окружность увеличилась, так что теперь черта проходила лишь в нескольких футах от первых рядов толпы.

— Выйдите вперед те, кто готов встать в Круг. Выйдите, и пусть Ключ сделает свой выбор.

Толпа безмолвно ждала. Мгновение никто не двигался. Наконец вперед медленно вышел Уилф и встал на темной черте. Следом за ним появился какой-то человек с противоположного конца зала, потом женщина откуда-то слева от Роберта… И потом Финлей.

Из толпы выходили и становились в Круг другие люди, но Роберт лишь смутно осознавал это — его взгляд не отрывался от брата. Роберта охватили ужас и отвращение. Необходимо заставить Финлея сойти с черты. Это не решение проблемы.

Однако Роберт был не вправе остановить Финлея. Таков был собственный выбор брата, и именно за право на выбор для себя всегда боролся сам Роберт. Но все равно нужно попытаться — и немедленно, прежде чем Круг придет в движение. Потом будет поздно.

Он сделал шаг вперед, но кто-то схватил его за руку. Роберт попытался вырвать руку и обернулся, чтобы увидеть, кто старается его удержать.

Он встретился с твердым взглядом Дженн.

— Нет.

Снова зазвонил колокол. Все, слишком поздно. Роберт повернулся и увидел, как старейшины выходят из Круга. Колокол начал светиться. В Круг, обратившись лицами к Ключу, встали двенадцать колдунов. Медленно и беззвучно треножник, поддерживавший колокол, растворился в воздухе, оставив Ключ висеть в пустоте.

Сияние не померкло, но вместо того чтобы разгореться ярче, стало разбухать и менять форму, пока колокол не исчез. На его месте теперь блестел гладкий черный шар. От сферы исходило чуть слышное пульсирующее гудение, на которое толпа откликнулась благоговейной молитвой, воздев руки к куполу зала. Пещера ответила эхом на гудение шара и бормотание людей. Биение звука все учащалось, переходя в слитный гул.

Потом он прекратился; воцарилась тишина.

Внезапно двенадцать лучей света вырвались из сферы, озарив каждого из вставших в Круг. Белые, словно оледеневшие лица, казалось, висели в воздухе, пока Ключ делал свой выбор. Время остановилось. Роберт не мог оторвать глаз от Финлея. Если тот окажется избран…

Один из лучей погас: это означало, что кандидат отвергнут. Потом погас еще один и еще, пока не осталось всего двое — Уилф и Финлей.

Пальцы Дженн впились в руку Роберта, но он не замечал боли. Лицо Финлея исказил какой-то непонятный ужас, и Роберт напрягся. В глазах брата ясно читались мысли, чувства, образы; они мелькали и исчезали. Потом неожиданно освещавший его луч погас.

Был избран Уилф. Ключ вернул себе форму колокола, церемония завершилась. Собравшиеся единодушно кинулись поздравлять Уилфа, но Роберт не обратил на это внимания. Он все еще смотрел на Финлея. Тот оставался неподвижным, и Роберт пошел к нему, но, прежде чем ему удалось приблизиться, юноша повернулся, протолкался сквозь толпу и выбежал вон.

Музыка все еще наполняла огромную пещеру, на полу скакали и вертелись около дюжины танцоров, усталых и немного пьяных. Это были последние из празднующих избрание нового джабира. Остальные или отправились спать, или сидели группками вдоль стен пещеры, тихо беседуя.

Совсем не чувствовавшая сонливости Айн оперлась локтями о стол и улыбнулась Генри.

— Последние дни были интересными, — с симпатией улыбнулся он старой женщине. — Надеюсь, теперь все немного успокоится.

— Я в это не верю. И мне кажется, ты просто наслаждался переполохом, который вызвали Роберт и его друзья.

Генри пожал плечами, но не стал спорить.

— Возникло несколько проблем, признаю, и чтобы разрешить их, понадобится время. Но ведь в этом и заключается вся прелесть жизни, разве не так?

Айн покачала головой:

— Не знаю. Наверное, я становлюсь слишком стара. Я даже совершила сегодня поступок, который обещала себе никогда не совершать. Я попросила Роберта встать в Круг и тем поколебала его доверие ко мне.

Генри поднял брови, так что они образовали сплошную арку.

— А ты уверена, что он тебе когда-нибудь доверял? Насколько я могу судить, если не считать его слуги, Мики, граф Данлорн доверяет только себе.

Айн посмотрела на свои переплетенные пальцы; соглашаться с этим ей не хотелось, но возразить было трудно. Она все еще болезненно переживала свой разговор с Робертом, и ей никак не удавалось очистить свой разум от бури эмоций.

— Я всегда считала — надеялась, — что мне он доверяет. Ох, теперь я не знаю, что и думать.

— Может быть, — протянул Генри, — неожиданная смерть жены повлияла на него сильнее, чем он показывает. Ведь Береника была молодой и здоровой. Одного этого несчастья могло хватить, чтобы Роберт переменился.

— Так ты считаешь, что он изменился?

— А ты с этим не согласна? Ты не говорила с Финлеем? Наедине? Роберт не тот человек, который покинул Люсару три года назад. За такое время каждый может перемениться, а уж Роберт и подавно.

— Почему? — спросила Айн, испытывавшая большее любопытство, чем ей хотелось бы признать.

— Потому что он очень чувствителен ко всему, что вокруг него происходит. Это как раз и делает его таким хорошим вождем, поэтому-то он и был способен сделать так много, когда был членом совета Селара. О, Роберт хорошо скрывает свою переменчивость, но изменить себя не может. Не думаю, что он будет полезен Анклаву.

Айн повернулась и посмотрела Генри в глаза.

— Я не скрываю свои чувства по отношению к Роберту, но почему ты говоришь все это? Говоришь мне?

Генри стойко выдержал ее взгляд.

— Я не так уж уверен, что мы можем рассчитывать на Роберта как на своего друга.

— Конечно, он нам друг. То, что он отстаивает свою независимость от нас, еще не делает его врагом.

— Если бы дело было только в этом, — развел руками Генри. — Он никогда не скрывал, что не одобряет Анклав, его цели и принципы. Он заглядывает к нам время от времени, беседует с самыми мудрыми нашими учеными, а потом исчезает, не высказав ничего, кроме каких-нибудь соображений, касающихся истории, или не сделав мелких улучшений какой-нибудь колдовской манипуляции.

— Ты же знаешь, что мы не можем удерживать в Анклаве людей против их воли. Те, кто считает, что должен жить здесь, сами принимают такое решение. Ведь именно поэтому и была разработана процедура наложения Печати. Да если бы мы и захотели, сомневаюсь, что нашелся бы кто-нибудь достаточно могущественный, чтобы задержать Роберта хоть на день дольше, чем тот хочет сам.

— Не сомневаюсь. Просто временами мне кажется, что Роберт не столько следует нашему плану, сколько своему собственному.

Айн невольно улыбнулась.

— Забавно: только вчера я упрекала Роберта в том, что он действует без всякого плана.

На лице Генри отразилось изумление.

— И что же он ответил?

— Ничего.

— Ну вот видишь, это доказывает мою правоту. Он никогда на самом деле не объясняет нам, что делает и зачем: исчезает на три года, а потом из него о его путешествии и слова не вытянешь. И не забудь: он ведь так и не рассказал нам, о чем с ним говорил Ключ, когда ему было семь… нет, восемь лет.

— Девять. Не рассчитывай на то, что он расскажет теперь. Не думаю, что это когда-нибудь случится.

Генри отвел глаза, потом протянул:

— Если подумать, откуда мы знаем, что Ключ вообще говорил с ним? Разве ты слышала их разговор? У тебя есть какое-нибудь представление, о чем шла речь?

— Нет. И никто этого не знает.

— Так откуда же известно, что Роберт говорит правду? Айн выпрямилась на своем стуле.

— Зачем бы ему лгать? Не теперь, а тогда, в девять лет? Какие у него могли быть основания? Он еще ничего не знал об Анклаве и не утвердился во мнении, что не желает присоединяться к нам. Для него тогда все это было просто большим приключением.

— Согласен. Но что останавливало его впоследствии? Не кажется ли тебе странным, что за все годы существования Анклава Роберт оказался единственным членом Великого Дома, наделенным колдовской силой? И почему даже в столь юном возрасте он решил общаться с нами, но не присоединяться к нам? Ведь даже его собственный брат поспешил принести клятву. Меня тревожит и то, что Роберт гораздо сильнее любого из нас. Его способности далеко превосходят все известные примеры. Как ты сама только что сказала, едва ли мы сможем остановить Роберта, если он повернется против нас.

— Боюсь, ты видишь угрозу там, где ее нет, — покачала головой Айн, стараясь отогнать подобные мысли прежде, чем они укоренятся в ее уме. Она по-прежнему испытывала сильное желание защитить Роберта. — Роберт нам не враг. Он никогда ничем нам не угрожал.

Генри пожал плечами, но остался при своем убеждении.

— Я знаю, как ты его любишь, но меня смущает и еще кое-что: кроме Финлея, единственная представительница Великого Дома, наделенная колдовской силой, кому удалось пройти сквозь врата, — это Дженн, девушка, которую привез сюда Роберт и которую он от нас забирает. И теперь их двое, двое могущественных колдунов, не связанных клятвой. Что мы на самом деле знаем о них?

Утренний иней блестел в лучах затянутого туманом солнца, и поросшая травой лужайка казалась непорочно белой. Однако следы торопящихся по делам людей уже прочертили эту совершенную белизну: работать здесь начинали рано. Роберт помогал Мике седлать лошадей, старательно проверяя все ремни и пряжки сбруи, — предстоял нелегкий путь по горам. К счастью, погода улучшилась, и можно было рассчитывать, что до вечера дождь не начнется. К этому времени путники достигнут уже более безопасной дороги в предгорьях к востоку от Голета.

Роберт взвалил на спину лошади последний вьюк, а Мика стал затягивать ремни. Дженн уже сидела в седле и ждала, когда будут готовы остальные. Лицо ее в ясном утреннем свете казалось мрачным. Роберт не мог ее винить — чему ей было радоваться? С каждым днем жизнь девушки становилась все более сложной.

Роберт кончил вьючить лошадь и повернулся к выходу из пещеры. Ни Финлей, ни Айн не пришли попрощаться, а задерживаться дольше было нельзя. Однако из темноты прохода появился Уилф, свежеиспеченный джабир. Легкий ветерок раздувал его коричневое одеяние.

— Как я понимаю, ты все же вернешься, Роберт? Как бы ни расходились мы во мнениях, мы очень ценим твои приезды сюда.

— Да, — сухо ответил Роберт, — это я вижу. Желаю тебе всяческих успехов в твоей новой работе, Уилф. Я тебе не завидую.

— Глупо было бы с твоей стороны завидовать — тем более что ты сам отказался от нее.

— Что касается этого, — Роберт подтянул подпругу своего седла, — я не могу избавиться от впечатления, что все не учитывают главного: меня годами уговаривают встать в Круг, но никому и в голову не приходит задуматься о том, захочет ли Ключ меня выбрать. Кто сказал, что он так и сделает?

Уилф открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его и только кивнул.

— Желаю тебе благополучно добраться до дому, Роберт. Если боги будут к тебе благосклонны, ты доставишь Дженн в Элайту, прежде чем начнутся снегопады. Ты ведь позаботишься о ней, не так ли?

— Конечно. Ты сегодня утром не видел моего брата?

— Нет. А в чем дело?

— Прошлым вечером он был чем-то расстроен. Я уж думал, что он вытащит меня из постели посреди ночи. Сейчас мы не можем задерживаться, чтобы попрощаться с ним. Я пытался найти его раньше, но его не было в его комнате. Когда увидишь Финлея, передай ему: я ожидаю, что он проведет зиму в Данлорне. Таково, насколько я знаю, было его намерение.

— Конечно.

Роберт вскочил в седло и направил коня к вратам. Мика и Дженн старались держаться к нему поближе; они въехали в туннель, и скоро дневной свет померк позади. Песок, который покрывал пол, глушил стук копыт, и от этого темнота пещеры казалась еще более угнетающей. Путники в сумраке медленно продвигались вперед; Роберт пока еще не мог зажечь колдовской огонь. Но вот по его коже пробежало покалывание, и он понял, что врата остались позади и скоро они достигнут выхода.

Роберт взмахнул рукой, и яркий желтоватый свет озарил туннель, осветив путникам дорогу — и фигуру человека, стоящего перед ними.

— Финлей! Что ты тут делаешь?

Лицо Финлея было искажено гневом. В колдовском свете оно казалось гротескной маской с горящими глазами. Финлей стоял прямо перед Робертом, вызывающе выпятив подбородок.

— Мне просто хочется узнать одну вещь, — прошипел он.

— Что? Что случилось, Финлей? — спросил озадаченный Роберт.

— Не задавай идиотских вопросов! Ты очень хорошо знаешь, что случилось, Роберт! Вот и скажи мне: почему?

— Мне очень жаль, Финлей. Я не понимаю, чего ты хочешь. Что за «почему»?

Финлей затряс головой, словно мучимый болью, и пробормотал:

— Почему ты ничего мне не сказал? Почему ты давным-давно не признался, что Ключ велел тебе никогда не вставать в Круг?

Роберт вытаращил на брата глаза. Он попытался что-то сказать, но голос отказал ему. Пока он боролся с собой и искал ответ, Финлей с отвращением и разочарованием покачал головой и исчез в темноте.

— Финлей! — окликнул его Роберт, но ему ответило только эхо. Что все это значило?

— С ним ничего не случится? — тихо спросила Дженн. Роберт повернулся к пристально смотревшим на него спутникам и кивнул:

— Надеюсь.

— Так в чем все-таки дело?

— Не знаю, но происходит что-то очень странное, чего я не понимаю.

— Разве такое уж странное? — Голос Дженн прозвучал очень мягко. — Если Ключ пожелал говорить с вами, почему бы ему не поговорить и с вашим братом тоже? Может быть, и правда следовало все рассказать ему раньше.

Роберт нахмурился и еще раз посмотрел в том направлении, куда ушел Финлей. Его беспокойство росло.

— Следовало сказать ему, что Ключ велел мне никогда не вставать в Круг? Ну, по чести, я и сказал бы — обязательно сказал бы. Если бы не одно препятствие. — Роберт помолчал. — Ключ говорил со мной совсем о другом.

7

Мика, стоя под ветвями позлащенного осенью вяза, оглянулся на далекие уже теперь горы на западе. Вершины их тонули в зловещих черных тучах, подсвеченных алым пламенем угасающего заката. Наверняка еще до утра начнется снегопад, и белая пелена скроет их следы. Они как раз вовремя покинули Голет. Стоило провести еще несколько дней в Анклаве, и снега заперли бы их там на всю зиму. Только боги знали, какими несчастьями это могло бы кончиться.

Мика посмотрел на заброшенную хижину, прячущуюся в глубине рощицы. Из полуобвалившейся трубы тянулся дымок, а перед дверью Роберт расседлывал и чистил лошадей, Мике из-за ран было запрещено заниматься подобной работой. Впрочем, два дня на попечении целителей в Анклаве и четыре дня спокойного путешествия через предгорья очень помогли парню. Боли он уже почти не испытывал. А главное, хватило же ему сообразительности поберечь правую руку — руку, держащую меч…

Дженн окликнула его из хижины: нужно было сменить повязки. Девушка очень старательно исполняла добровольно взятые на себя обязанности лекаря, и в этом Мика вполне ей доверял. Смущало его другое — странное молчание, которое никто из них троих почти не нарушал с тех пор, как они покинули Анклав. Его господин открывал рот, только когда в этом была необходимость, Дженн на любые вопросы отвечала так односложно, что продолжать разговор оказывалось невозможным, и Мика уныло думал о перспективе беседовать с самим собой. Вздохнув, он повернулся и двинулся к хижине. Дженн уже ждала его, приготовив баночки с мазью и полотно для перевязки. Мика уселся рядом с девушкой и протянул ей руку.

Пока она снимала старую повязку, Мика рассматривал Дженн. Ее темные брови были сосредоточенно нахмурены. Иногда она поднимала на Мику свои поразительно голубые глаза, но тут же поспешно отводила взгляд.

— Так глазеть неприлично, — сказала Дженн ровным голосом.

— Виноват, — просто ответил Мика. — Я подумал о Гильдии и о том, как стражники обошлись с Арли Болдуином.

— Вот как? Достаточно тебе взглянуть на меня, чтобы тут же подумать о Гильдии? Я польщена!

— Понимаете, мы долго отсутствовали. Не стали ли подобные вещи теперь обычными? Или Арли просто ужасно не повезло? — Мика украдкой взглянул на Дженн, рассчитывая, что его вопрос, а главное — животрепещущая тема заставят девушку разговориться. Постоянное молчание сводило парня с ума.

— Но что, — раздался от двери голос Роберта, — помешало бы Гильдии прибегнуть к подобным пыткам? — Его руки были заняты седлами, которые он и свалил в углу. — Разве тебя это так уж изумило, друг мой?

— А вас — нет? — спросила Дженн, не поднимая глаз от повязки, которую накладывала.

Роберт ничего не ответил; этого Мика и ожидал. Слишком многого касался вопрос девушки — такого, о чем Роберт никогда не станет говорить. Парень притворился, что не понял, и продолжал:

— Гильдия не уполномочена осуществлять наказания. В нее входят строители, ювелиры, шахтеры, ткачи — обученные люди, только и всего. Так почему они пожелали теперь стать целителями?

— Брось, Мика, — с иронией протянул Роберт. — Ты же прекрасно знаешь, что Гильдия считает себя исполнительницей воли богов, которой доверено хранить и защищать драгоценный дар — знание и ученость. Гильдийцы всегда ревностно обороняли от посягательств эту свою привилегию. Целительство — знание, так что вполне понятно, почему Гильдия пожелала наложить руку и на него.

— Уж не хотите ли вы сказать, что Арли заслуживал наказания? — тихо спросила Дженн.

— Клянусь богами, нет! Но он должен был предвидеть, чем кончится столкновение с гильдийцами. — Роберт отвернулся, его настроение внезапно переменилось. Он принялся раздувать огонь, не глядя больше на Дженн и Мику.

Девушка наблюдала за ним; лицо ее ничего не выражало. Поняв, что Роберт ничего больше не скажет, она все же решилась спросить:

— Это все? Больше вам нечего сказать?

— Я только и слышу с тех пор, как вернулся: все изменилось.

— Вот как? — Дженн подняла брови. — Все изменилось так сильно, что вас уже не удивляет попытка Гильдии подчинить себе всю жизнь Люсары? Что скоро без ее разрешения нельзя будет косить сено или подковывать лошадь, а любая повитуха или лекарь, стоит им только бросить взгляд на больного, подвергнутся опасности лишиться руки? Или быть распятым? Не поэтому ли вы покинули королевский совет и уехали из Люсары три года назад? Вы видели, что наступает владычество Гильдии?

— Дженн… — простонал Мика, поднимая руки в тщетной попытке остановить девушку. Она не обратила на это никакого внимания и продолжала в упор смотреть на Роберта.

— Не совсем так, — ответил тот.

— Тогда почему вы уехали?

Роберт отвернулся от очага и, не глядя на Дженн, уселся у огня.

— Потому что ошибочно полагал, будто мое присутствие в столице и участие в совете провоцирует Гильдию на жестокости. Я надеялся, что, если уберусь с дороги, гильдийцы могут смягчиться.

— Но почему ваше присутствие должно было их провоцировать? Они ведь не знают, что вы колдун. Чем вы так разозлили Гильдию?

Мика молча переводил взгляд с одного из спорящих на другого. Он чувствовал себя так, словно следит за поединком фехтовальщиков.

— Это долгая история.

— Ну конечно, — сухо заметила Дженн.

— И не обязательно рассказчиком должен быть я. Есть много людей, которые знают, что произошло, — или по крайней мере они так считают. Главное в другом: мои разногласия с Гильдией — непреложный факт. Поскольку было маловероятно, что гильдийцы упакуют вещички и покинут Люсару, я счел за благо сделать это самому.

Дженн ничего не ответила и снова взялась за баночку с мазью. Когда она начала смазывать руку Мики, тот зашипел от боли. Мазь щипала!

— Не бойся, рана чистая, — обнадежила его девушка. Мика с сомнением посмотрел на свою руку.

— Откуда вы знаете?

— Не уверена, как мне это удается, но я вижу. Рана чистая, поверь.

Мика, нахмурившись, взглянул на Роберта. Его господин, однако, только покачал головой, признавая свое полное поражение, и печально пробормотал:

— Сдаюсь. Не объяснит ли мне кто-нибудь, что происходит? Мика чуть не улыбнулся, но с готовностью ответил тем же тоном:

— Это называется медициной, милорд. Говорил ведь я вам, когда вы были мальчишкой, что нужно прилежнее учить уроки.

Роберт упрямо выпятил подбородок.

— Сомневаюсь, чтобы от этого было много проку. Никакие уроки не помогут ответить на неразрешимые вопросы.

— Жаль, — хмыкнула Дженн.

— Ну так скажите мне, — Роберт сосредоточил все внимание на Дженн, — когда вы обрели зрение целительницы? Давайте вспомним… сначала вы удерживаете мост, так что Гильдия и ее строители остаются без работы. Теперь вы превращаетесь в целительницу, и приюты могут остаться без пациентов, не говоря уже о вашем маленьком фокусе с моим аярном, который делает бесполезным существование Анклава. Логически рассуждая, теперь вы должны заняться церковью… или, может быть, даже королем? Кстати, — продолжал Роберт, не переводя дыхания, — не хотели ли вы меня о чем-то спросить?

— Вы имеете в виду — о вашей неспособности говорить о чем-либо серьезно? — ответила Дженн, не поднимая головы от работы. Однако Мика заметил морщинки в уголках ее глаз и понял, что Девушка прячет улыбку.

— Ну так что? — настаивал Роберт.

Дженн кончила накладывать мазь и начала заново бинтовать Руку Мики.

— Не знаю, почему вы думаете, будто мне есть о чем вас спрашивать, — если только не о случившемся, когда мы покидали Анклав. Пожалуй, я могла бы поинтересоваться, в чем вас упрекал Финлей, но это значило бы спрашивать, что на самом деле сказал вам Ключ, а в вашем желании говорить об этом я сомневаюсь; вот и получается, что у меня нет вопросов.

— Так, значит, вы не испытываете любопытства? — легкомысленным тоном сказал Роберт.

— М-м… По поводу чего?

— Элайты.

Дженн на мгновение замерла, потом продолжила работу, ничего не ответив.

— Ну так как? Мне казалось, что сейчас — когда от Элайты нас отделяет всего день пути — вы обрушите на меня множество вопросов о своем родном доме и об отце. Если только… — Роберт помолчал, и его глаза сузились, — вы на самом деле и не собирались туда ехать.

— Я могла передумать, — ответила Дженн, тщательно подбирая слова.

— Вы хотите сказать, что с самого начала не имели такого намерения, — уточнил Роберт. — Но почему же тогда вы говорили, что выбираете Элайту?

Дженн немедленно утратила все свое спокойствие:

— Потому что я хотела предотвратить схватку между вами и Финлеем. Разве это так плохо с моей стороны?

— Финлей и я воюем с тех пор, как он дорос до того, чтобы держать в руках меч, — а он всегда был не по годам развитым ребенком. Тот спор был бы не более яростным, чем все остальные, так что не было никакой надобности…

— В самом деле? — Дженн кончила накладывать повязку и посмотрела Роберту в глаза. — А как насчет предыдущего вечера? Для человека, который никогда не сердится, вы притворялись очень правдоподобно. После всего случившегося я совсем не хотела позволить вам перессориться еще и из-за меня.

Мика открыл было рот, чтобы возразить, но тут же поспешно закрыл. Хоть признавать это ему и не хотелось, Дженн была права. С другой стороны, девушка снова ловко перевела разговор на более безопасную для себя тему… Мика несколько раз согнул руку, проверяя, не мешает ли повязка движениям, и тихо спросил:

— Так, значит, вы все-таки не хотите ехать в Элайту?

— Нет.

— Почему?

Дженн подняла на него глаза.

— Не вижу в этом смысла.

— Вы хотите сказать, что не верите в свою принадлежность к Великому Дому, — поправил ее Мика.

— Ох, пожалуйста, Мика, хоть ты не начинай… — Дженн в волнении почти побросала баночки с мазью в сумку.

Мика покачал головой:

— Я о вашем же благополучии забочусь. Если вы решили не оставаться в Анклаве, то безопаснее всего вам будет в Элайте.

— С какой стати я должна беспокоиться о безопасности? Да и какая вам разница? С тех пор, как мы покинули Шан Мосс, бояться мне нечего. Я могу о себе позаботиться, как делала это всю жизнь. Не понимаю, почему бы мне и дальше не полагаться на себя.

— Не понимаете? — протянул Роберт. — А что произойдет, когда вы в следующий раз проявите свою колдовскую силу?

— Ну, тут все просто, — пожала плечами Дженн. — Я не буду ее проявлять.

— Насколько я помню, именно такое намерение вы высказывали после случая с мостом. Не то чтобы я не верил в вашу искренность… Я просто не могу представить себе, чтобы вы отказались помочь кому-то, кто окажется в столь же опасной ситуации. Вот и сейчас, с рукой Мики… Вы ведь прибегли к зрению целительницы. Вы в самом деле думаете, что сможете стоять и смотреть, как кто-то умирает, потому что вы не пожелали использовать свою силу?

— Прекрасный довод, господин могущественный колдун, — едко ответила Дженн, — но какая разница, буду ли я бродить по деревням, или жить в Элайте?

— Разница в том, Дженн, — Роберт в нетерпении поднялся на ноги, — что в доме Якоба вы будете в безопасности. Он никому не позволит причинить вам вред, и у вас появится возможность привыкнуть к своей силе. Никто не станет задавать вопросов о том, что вы делаете, — да никто вас ни в чем и не заподозрит. Хотите верьте, хотите нет, но в Элайте у вас будет гораздо больше свободы, чем во время скитаний по дорогам. Не могу поверить, будто вы настолько глупы, что не видите этого. — Роберт повернулся и вышел из хижины.

Мика взглянул на Дженн, но та предпочла не встречаться с ним глазами. Подождав немного, парень посоветовал:

— На вашем месте я бы пошел и поговорил с ним.

— Но ведь ты — не я, верно?

Роберт двинулся к рощице в поисках дров для очага. Вся ситуация становилась абсурдной. Что осталось от его первоначального плана — незаметно пробраться в Данлорн, никем не замеченным, без всяких осложнений? И откуда только появились все эти проблемы? И как, черт побери, их разрешить? Все, конечно, предупреждали его, что опасность может исходить и от короля, и от Гильдии, но то, что случилось… Дженн… Арли… Финлей… Оливер…

Ключ.

Прошло много лет с тех пор, как Роберт обсуждал с кем-нибудь то, то сказал ему Ключ; а уж что это имеет значение и для кого-то другого, Роберту и в голову не приходило. Он полагал, что все давно забыли о том эпизоде девятнадцать лет назад. Но и в этом он ошибался тоже.

Так почему же, во имя всех святых, Ключ выбрал именно этот момент, чтобы обмануть Финлея? Какой цели может служить его утверждение, если не считать огорчения, причиненного брату? И если подумать, то когда у Ключа появились собственные устремления? Возможно ли, что Ключ больше, чем просто инструмент?

Нет, не надо было уезжать. Нужно было остаться в Анклаве, поговорить с Финлеем, обсудить все с Патриком. За всем случившимся должна скрываться какая-то причина.

Роберт резко остановился. Что он делает? Разве не именно такого развития событий хотел он избежать? Ни в чем не участвовать. Нет действий — нет провала. Так он решил, и этому плану должен следовать. Иначе последствия будут ужасны. Но до чего же трудно не думать…

— Ты идиот, Роберт, — пробормотал он вслух. — Ты же знал, что так все и случится.

Три года он путешествовал, зная, что единственная дорога, на которую он никогда не свернет, — это дорога, ведущая на север, домой. Но вдруг шесть недель назад его осенила идея. Странная идея, ни с чем не связанная, но неотразимая. В моменты задумчивости или в тумане, предшествующем сну, она возвращалась к нему и не давала покоя, обещая успех. Если он не явится ко двору, если откажется от содействия Анклаву, если не станет покидать Данлорн — тогда, возможно, можно вернуться в Аюсару, забыть кочевую жизнь. И главное — Мика сможет вновь обрести свою семью: ведь без господина он не вернется. Нужно только оставаться сильным, устоять перед неизбежным давлением. Роберт был так уверен, что способен на это…

Он начал собирать хворост. Да, конечно, нет сомнения: Дженн передумала ехать в Элайту из-за чего-то, чему оказалась свидетельницей в Анклаве. Нельзя ее винить за это: к колдовству нелегко привыкнуть. Однако решение Дженн не возвращаться в Элайту — просто глупость. Должен быть какой-то способ заставить ее передумать. Якоб — единственный, кто может гарантировать девушке безопасность.

Роберт со вздохом повернулся к хижине, но обнаружил, что чуть поодаль стоит, глядя на него, Дженн.

— Простите меня, — тихо сказала она после недолгого молчания. — Я понимаю, как вам трудно. Мне известно, что вы стараетесь не вмешиваться, а я — проблема, которая вам совсем не нужна.

Роберт почувствовал, как воля его слабеет, и обреченно покачал головой. Следовало бы уже привыкнуть к поразительной тонкости ее восприятия, но все равно ее слова оказались чувствительным ударом. Какие бы трудности перед ним ни возникали, он сам выбрал этот путь и должен следовать по нему независимо ни от чего.

Роберт сделал глубокий вдох и почувствовал, что вновь обрел равновесие.

— Вы не проблема.

— Дело в том, что я просто не понимаю, как может Якоб хотеть моего возвращения — теперь, когда прошло так много времени.

— Ох, Дженни, — не сдержал улыбки Роберт, — как могут они все не хотеть этого?

Девушка слегка нахмурилась и опустила глаза.

— Все равно я не понимаю…

— Пойдемте, — сказал Роберт твердо, — и я все вам расскажу.

— Якобу было около тридцати, когда он женился на вашей матери, Элейн. Она была белокурой красавицей из Кор Адарна, на севере. Они встретились при дворе, когда Элейн было только семнадцать или восемнадцать лет. Ее брат Мелвин, который был и ее опекуном, рассчитывал выдать Элейн за двоюродного брата короля Эдварда, но как только Якоб и Элейн встретились, они никого другого уже не замечали. — Роберт помолчал и наклонился, чтобы помешать угли. Языки пламени затанцевали, рождая причудливые тени, и осветили внимательные лица Дженн и Мики. — В то время при дворе был и мой отец. Я помню, как многие годы спустя он рассказывал о неудовольствии Мелвина, когда Якоб попросил у него руки сестры. Мелвин спорил, ярился и дулся, пока наконец не понял, что Элейн непоколебима. В конце концов он все же дал согласие, и на следующее лето Элейн и Якоб поженились. Якоб решил, что им лучше какое-то время не мозолить Мелвину глаза, и молодые вернулись в Элайту и прожили там два года. Элейн родила своего первого ребенка, мальчика, но он прожил меньше месяца. Потом, к радости родителей, через год родилась здоровая девочка, Белла.

— Белла? — выдохнула Дженн. — Она выжила?

— Определенно — хоть я и не видел ее последние семь лет. После ее рождения повитухи не советовали Элейн какое-то время заводить детей, что она послушно и выполнила. Но когда Белле было лет пять, Элейн родила еще одного мальчика; малыш прожил всего несколько часов. Якоб был так удручен возможностью потерять свою любимую жену, что и слышать не хотел о перспективе появления нового ребенка.

Я впервые отправился в Элайту, когда мне было десять. Белла, которая на год меня моложе, сразу меня невзлюбила и превратила мое существование в настоящий ад. — Роберт усмехнулся. — Как вы можете догадаться, на отца мои мольбы разрешить мне вернуться домой не произвели никакого впечатления. Он просто посоветовал мне научиться справляться с такими вещами. К счастью, его потребовали ко двору всего через несколько дней, а мне было позволено уехать домой. Этот счастливый случай вы можете благодарить за то, что ваша сестрица все еще жива.

Роберт протянул Мике кружку, и тот наполнил ее крепким элем, который они захватили из Анклава. Роберт продолжал:

— Конечно, тогда мы не знали, что ваша матушка уже носит под сердцем ребенка — вас. Вы родились зимой. Якоб был счастлив — и, насколько я знаю, никогда не выражал сожалений о том, что Элейн родила дочь, а не сына. Сами понимаете, сын и наследник для него значил бы очень много. Тем не менее он отпраздновал ваше рождение так, словно вы были наследной принцессой. На протяжении следующих двух лет я несколько раз бывал в Элайте, но, боюсь, мы с вами не встречались, так что порадовать вас рассказами о вашем младенчестве я не могу.

— А о более поздних временах? Когда началась Смута?

— Сказать по правде, я мало что знаю о том, на чьей стороне был ваш батюшка во время Смуты. К тому времени меня уже начали обучать придворной политике. Мой отец был по горло занят попытками примирить враждующие Дома, и я помогал ему, насколько мог. В результате мне пришлось взять на себя многие его обязанности. Когда началась Смута и стало ясно, что она разгорается, я как посредник часто ездил к местным лордам. Как раз из одной из таких поездок я и возвращался, когда попал в Элайту на следующий день после вашего исчезновения. Как я уже говорил, ваш отец был в полном отчаянии, а мать слегла. К несчастью, после этого она не прожила и года. Якоб так никогда полностью и не оправился; управление землями он постепенно передал Белле, которая оказалась очень рачительной хозяйкой. Несмотря на разразившуюся войну и увечье, полученное Якобом, Элайте удалось выжить, и в этом немалая заслуга Беллы.

Дженн подняла на него внезапно ставшие грустными глаза.

— Какое увечье?

— Это случилось уже под конец войны. Якоб участвовал в сражении с Селаром… Да, я, кажется, забыл сказать, что ваша семья в довольно близком родстве с прежней династией. Так или иначе, верность в крови у Якоба, и он привел всех своих людей на помощь королю Эдварду. В последней битве у Селута Якоб и несколько его воинов оказались окружены личной гвардией Селара. Они сражались на краю пропасти. Даже когда все его люди были перебиты, Якоб продолжал отбиваться, и тогда его противники столкнули его с обрыва. Якоб упал с высоты тридцать футов, но кто-то нашел его и перетащил в безопасное место. Якоба отвезли домой и выходили, но с того дня ноги ему не служат.

— Но это же ужасно! Как может он вынести такое!

— Не знаю. Однако Якоб — человек огромного мужества.

— Вы много знаете о случившемся. Вы там были? Вы были среди тех, кто помог ему?

Услышав вопрос, Роберт опустил глаза.

— Хотел бы я сказать, что так все и было. Однако я находился в другом месте.

— И делали… что?

Лгать девушке не имело смысла, хоть правда и была известна лишь немногим.

— Я в это время спасал жизнь Селару.

— Но… — Дженн недоверчиво переводила взгляд с Роберта на Мику. — Как могли вы спасти ему жизнь? Разве вы не сражались с ним?

— Ну, не совсем… Мой отец и его воины находились на поле битвы, а меня послали за подкреплением. Когда я возвращался и переправлялся через реку, я увидел человека, которого уносило течением; он тонул. Я сделал единственное, что мог: вытащил его на берег. До того я никогда не встречал Селара, даже издали его не видел. Я только потом узнал, что спас человека, который теперь сидит на троне и который — по крайней мере формально — виновен в смерти моего отца.

Дженн вытаращила на него глаза и открыла рот. Через несколько секунд она пришла в себя и сказала:

— Значит, он назначил вас в свой совет в награду за то, что вы спасли ему жизнь?

— Некоторые так считают, но на самом деле это случилось двумя годами позднее. Два года я был пленником в собственном замке. Меня не казнили, я думаю, потому что я его спас, но тем дело и ограничилось.

Дженн нахмурилась:

— Казнили? Но как тогда мой отец остался жив в царствование Селара? Наверняка ведь, если моя семья была в родстве с прежним королем, Селар захотел бы избавиться от отца — как от любого, кто мог ему угрожать.

— Несомненно, захотел бы — ив большинстве случаев так и поступал. Но Якоб не представлял для него угрозы. Он тогда был прикован к постели, калека на всю жизнь, и наследников, кроме дочери, не имел. Якоб с тех пор не покидал Элайты. Его занимает теперь только благополучие Беллы. Он не обращает внимания на Селара, и Селар отвечает ему тем же: оба удовлетворены положением вещей.

Закончив рассказ, Роберт привалился к стене. Рассказ о тех давних событиях вызвал у него странное чувство: он словно снова вызвал их к жизни. Роберт даже вспомнил усмешку в глазах отца, когда он явился к тому жаловаться на издевательства Беллы. Ох, ведь все могло пойти иначе, не задержись он тогда, чтобы спасти утопающего! Впрочем, иначе поступить Роберт не мог, даже если бы знал, кто этот человек. Есть большая разница между тем, чтобы убить врага на поле боя, и тем, чтобы равнодушно смотреть, как уносит его разлившаяся река. В конце концов, позволь он тогда Селару погибнуть, все изменилось бы только к худшему. Армия Селара все равно выиграла бы битву, отец Роберта все равно погиб бы, но вместо установления железной власти Селара в Люсаре разгорелась бы гражданская война, которая убила бы гораздо больше людей и могла бы продолжаться и по сей день.

Нет. С какой точки зрения ни смотреть на события, то, что он спас Селара, было не так уж плохо. Жаль, конечно, что есть люди, которые придерживаются иного мнения.

Дженн отвлекла Роберта от размышлений: она поднялась и принесла от двери новую охапку хвороста.

— Мне очень жаль, но вы меня не убедили.

— В чем?

— Ну… — протянула девушка, пытаясь облечь мысли в слова. — Мне все еще непонятно, как мы можем явиться в Элайту и заставить отца поверить в мое спасение. Вам ведь не удалось убедить его, что меня похитили во времена Смуты. Отец считает, что я мертва. Наверняка мое появление через столько лет лишь оживит тяжелые воспоминания. Мне не хотелось бы причинять ему страдания. Если он примирился с гибелью младшей дочери, зачем мне его тревожить?

— Вы в своем праве.

Дженн непонимающе покачала головой.

— Я говорю о праве, данном вам от рождения. Вы такая же дочь Якоба, как и Белла. Независимо от того, помните вы Элайту или нет, это ваш дом, родина вашей семьи, ваших предков. Вы вправе претендовать на Элайту.

— Но она ничего для меня не значит. Я даже рискну согласиться с Финлеем: я не буду тосковать по Элайте, мой отец, ничего не знающий обо мне, не будет тосковать по младшей дочери.

Роберт некоторое время молча смотрел на девушку, гадая, насколько ее нежелание ехать в Элайту объясняется страхом. Дженн не казалась испуганной, но Роберт уже знал, что за ее невозмутимостью может скрываться все что угодно, и поэтому не доверял видимости.

— Что ж, решать вам. Но обдумайте вот что: будь вы на Месте своего отца, разве не хотели бы вы возвращения своего утраченного ребенка?

Хорошая погода простояла недолго. Утром не прошло и часа, как начался дождь, и Дженн скоро промокла насквозь. Несмотря на шерстяные платье и плащ, подаренные ей Айн, холод пробирал девушку до костей. Она изо всех сил старалась не дрожать, но это у нее получалось плохо. Единственным источником тепла была лошадь, на которой Дженн ехала. Покатые холмы сменялись один другим; на них не было деревьев, которые могли бы послужить укрытием, вокруг тянулись лишь унылые скошенные и вспаханные поля. Дождь заставлял угодья выглядеть изможденными, словно лето высосало из них всю жизненную силу.

Дженн хотелось, чтобы путники сделали привал, нашли какое-нибудь убежище, но она понимала, что, стоит ей попросить об этом, придется встретиться взглядом с Робертом, ответить на невысказанный вопрос в его глазах. Этого, конечно, не избежать — но не сейчас. Сначала нужно придумать достаточно убедительный предлог для отказа ехать в Элайту. Так что Дженн молча ехала, промокшая и замерзшая, все время возвращаясь мыслями к тому, что Роберт рассказал ей накануне, как ни старалась она переключить внимание на более безопасные темы вроде жизни в Анклаве. Когда Роберт заговорил, Дженн даже не сразу расслышала его слова за шумом дождя.

— За тем холмом есть ферма. Думаю, нам лучше остановиться там, чтобы обсушиться. Мне кажется, дождь весь день идти не будет.

Дженн рассеянно кивнула, проклиная богов, но ничего не сказала и просто направила коня следом за Микой, который свернул в небольшую лесистую долину. Строения фермы были добротными и ухоженными, но казались совершенно безлюдными. Путники остановились около амбара, Роберт спешился и, знаком велев остальным ждать, быстро и бесшумно скользнул между сараями. Он вскоре вернулся, довольно усмехаясь.

— Мы расположимся в амбаре. На ферме никого нет — только старик хозяин и служанка. Остальные все уехали на рынок.

В амбаре было тепло, приятно пахло сеном. Мика, не обращая внимания на раны, принялся растирать лошадей соломой; Дженн хотела помочь ему, но парень предпочел работать в одиночку. Девушка расположилась на другом конце помещения, села и обхватила себя руками, невольно следя, как Роберт внимательно осматривает внутренность амбара. Заметив ее взгляд, он придвинул ящик и уселся напротив девушки, глядя на нее с выражением бесконечного терпения.

Но теперь уже Дженн была готова к разговору.

— Разве вы не тревожитесь?

— А? — удивленно пробормотал Роберт. — О чем?

— Вы ведь вернулись в Люсару, зная об отношении к вам гильдийцев. Разве вас не тревожит то, что они делают? Разве вы не собираетесь им противостоять?

Роберт покачал головой и криво усмехнулся.

— Нет, я не стану их задевать — во всяком случае, намеренно.

— Значит, хоть вы и не соглашаетесь с их методами, вы оставите их в покое?

— Да.

— А почему? Почему вы не соглашаетесь с их методами? Вы вообще мало с кем соглашаетесь — с Анклавом, с Гильдией, с королем, — даже с собственным братом. — Дженн улыбнулась, чтобы смягчить резкость своих слов. — Вы неуживчивый человек, верно?

Роберт расхохотался. Дженн этого и добивалась и улыбнулась в ответ. Однако, когда Роберт заговорил, сказал он не то, чего ожидала девушка:

— Вы знаете, что такое Гильдия, Дженн? Знаете, как она возникла?

Вопрос оказался для Дженн неожиданным: она никогда не задумывалась ни о чем подобном. Посерьезнев, она покачала головой.

— Нет. Расскажите.

— Ну, хотите верьте, хотите нет, но в Анклаве, пожалуй, больше знают о рождении Гильдии, чем известно самим гильдийцам, — главным образом потому, что первые колдуны были членами Гильдии. Гильдия — наверняка самое древнее объединение, не считая церкви. Впервые она образовалась до Начала Веков, когда наш мир еще только возникал из пепла предыдущего. Тогда люди знали больше, чем теперь, их знания намного превосходили наши; боясь грядущего катаклизма, они доверили знания немногим ученым. Когда боги, сражаясь за главенство, раскололи мир надвое, только Гильдия и уцелела. За столетия, протекшие с Начала Веков, церковь и Гильдия вместе воссоздали человечество, и то, чем мы являемся теперь, — это результат их трудов. Боги благословили Гильдию, почтили ее своим святым доверием, и с тех пор она никогда не уклонялась от выполнения своего долга.

Роберт помолчал и взглянул через плечо на Мику, чтобы удостовериться: парень не нуждается в помощи. Когда он снова заговорил, он заговорил совсем о другом:

— Вы знаете, что ценнее всего в мире, Дженн? Глядя ему в глаза, девушка, не колеблясь, ответила:

— Свобода.

Роберт мягко улыбнулся.

— Хорошо, тогда какова вторая по ценности вещь? Знание. Оно не имеет цены, ни с чем не сравнимо, а тот, кто им владеет, не может быть его лишен. Гильдия хранит знание как знак доверия богов — и хранит его жадно, только для себя. В ведении Гильдии наука, инженерное дело, обучение грамоте — все, что необходимо для нашего выживания. И гильдийцы не делятся знанием ни с кем, кто не принес клятву верности их ордену. Они всем распоряжаются, используют нас — остальных — как рабочую силу. Поэтому-то они и держат нас в своей власти. Наступил момент, когда власть стала для Гильдии важнее всего, и, на мой взгляд, тем самым Гильдия нарушила божественный завет. Гильдийцы подавляют нас своими знаниями, порабощают с помощью нашего невежества. Вот поэтому-то я и не соглашаюсь с Гильдией. Ответил я на ваш вопрос?

Но Дженн тут же придумала, о чем можно спросить еще. Если повезет, она сможет продолжать разговор, отвлекать Роберта до тех пор, пока дождь не кончится, — а тогда будет уже поздно. Поздно спрашивать, приняла ли она решение насчет Элайты.

— Откуда вы узнали, что на ферме нет никого, кроме старика хозяина? Вы с ним разговаривали?

На этот раз вопрос не заставил Роберта удивиться. Его улыбка осталась снисходительной: он прекрасно понял замысел Дженн.

— Нет, в этом не было нужды. Случается, что колдуны бывают способны улавливать, о чем думает другой человек, только не другой колдун, имейте в виду. Ничего особенного в этом нет: воспринимаешь просто случайные образы, мелькающие в уме усталого человека. Несведущие люди говорят, что колдун читает мысли, но на самом деле это не так. Я могу прибегать к такому умению, когда захочу. При некоторой практике узнаешь, на что обращать внимание.

— Но если вы… — Дженн умолкла, поняв, что Роберт ее не слушает: он повернул голову к двери и нахмурил брови. — В чем дело?

Роберт ничего не ответил; он поспешно поднялся и пошел через весь амбар к огромным воротам, выходящим во двор. Мика перестал растирать коней и двинулся следом за господином. Теперь и Дженн сквозь шум дождя расслышала стук копыт. Лошади галопом мчались к ферме. Сквозь подошвы башмаков Дженн почувствовала, как дрожит земля.

Роберт слегка приоткрыл створку; стоя позади него, Дженн увидела, как между строениями фермы с воплями пронеслась банда разбойников. Нападающие распахивали ворота загонов и выгоняли мечущийся в панике скот, один из них, с пылающим факелом в руке, поджигал соломенные кровли. Когда бандиты ворвались в хозяйский дом, Роберт начал действовать.

— Мика, останешься здесь. Присматривай за Дженн. — С этими словами он выскользнул из амбара и, обнажив меч, кинулся бежать через двор. Одного из мародеров он зарубил, и лишившаяся всадника лошадь вскоре скрылась за завесой дождя; распугивая галдящих гусей и цыплят, Роберт атаковал второго бандита. Дымное пламя уже начинало выбиваться из-под мокрой соломы крыш, но Дженн могла только стоять и смотреть: до амбара нападающие не добрались. Девушка вцепилась в руку Мики; у нее мелькнула смутная мысль, что она, должно быть, причиняет ему боль, но ничего поделать с собой не могла.

Теперь уже бандиты не могли не заметить Роберта. Двоих он уложил, еще трое были в доме, но все же ему приходилось иметь дело с еще тремя противниками. Бандиты сражались яростно, но оказались неумелыми воинами. Роберт двигался с молниеносной быстротой, уверенно маневрируя по скользкой грязи и с легкостью отбивая каждый удар. Его меч сверкнул, и один из противников рухнул с кровоточащей раной в боку. Второй бандит на какое-то время заставил Роберта отступить, но скоро тоже оказался повержен. Третий, вовремя поняв опасность, повернулся и кинулся в дом. Как только он исчез из виду, Роберт махнул рукой в сторону пылающей крыши, и огонь тут же стал гаснуть. Секундой позже из дома выбежали грабители, нагруженные добычей, вскочили на коней и помчались прочь, кинув на прощание факел на крышу дома.

Мика решил, что пора присоединиться к господину. Вместе с Дженн они побежали через двор к дому.

— Я же велел тебе оставаться в амбаре! — рявкнул Роберт, когда Мика и Дженн проскользнули в дверь. Сам он стоял на коленях рядом со стариком. Тот был еще жив, но дыхание его стало прерывистым, от мучительной боли он крепко зажмурил глаза. Из ран на груди и на плече хлестала кровь. Бандиты не задумываясь прикончили и старика, и служанку.

— Слишком поздно, — прошептал Роберт; его голос был еле слышен. — Он умирает.

— Но разве ничего нельзя сделать? — Дженн взяла руку старика в свои, но пальцы его были безжизненны и холодны.

— Кое-что можно, — неохотно ответил Роберт. — Я попробую. Дженн подняла глаза как раз в тот момент, когда он вытащил свой аярн. Роберт пристально посмотрел на амулет, и из камня заструилось тепло, обволакивая изувеченное тело. Постепенно гримаса боли исчезла с лица старика, дыхание стало более ровным. Дженн с надеждой взглянула на Роберта, но тот покачал головой.

— Я могу слегка уменьшить боль. Но ничего больше. Дженн снова наклонилась к старику; он открыл глаза и взглянул на девушку. На бледном лице отразилось благоговение, холодные пальцы стиснули руку Дженн.

— Благословенная Минея! — выдохнул старик. — Ты наконец вернулась к нам! — Он улыбнулся, умиротворенно закрыл глаза и испустил последний вздох. Пальцы разжались, рука старика упала.

Дженн обнаружила, что последнюю минуту не дышала. Она не знала этого человека, никогда раньше его не видела, но его смерть была такой ужасающе реальной, так глубоко ее потрясла… Старика убили бандиты. Его дом разграблен. Семья крестьянина вернется на пустое место. Дженн ощущала эту смерть как нож в сердце, острый и безжалостный.

Роберт поднялся на ноги и спрятал меч в ножны. Когда он заговорил, в его голосе звучало уныние и холод бесконечного дождя.

— Мы больше ничего не можем для них сделать. Пора в путь Дженн слышала, что он сказал. Она понимала необходимость уехать, прежде чем вернутся родственники старика, а то и бандиты

Она осознавала все это, но не могла не слышать упрямого отрицания в голосе Роберта, словно он упрекал себя в лицемерии и ненавидел себя за сказанное.

Девушка поднялась на ноги, но не смогла взглянуть в глаза Роберту. Она так хорошо понимала его чувства…

Еле передвигая ноги, они вернулись в амбар, оседлали лошадей и двинулись дальше.

Весь день мысли не давали ей покоя. Дождь прекратился, поля благоухали мокрой зеленью, но небо не прояснилось. Этот старик, его последние слова, молчание Роберта, вопросительный взгляд Мики…

Дженн ощущала на себе взгляд Роберта, но продолжала хранить молчание. Да и что могла она сказать? Что, по его мнению, она должна была чувствовать? Девушка прекрасно понимала, чего хочет Роберт. Нападение на ферму лишь укрепило его во мнении: нигде, кроме Элайты, Дженн не будет в безопасности. Проклятие… проклятие на них с Микой обоих!

Больше всего раздражала Дженн глубокая убежденность, звучавшая во всем, о чем бы они ни говорили — о Гильдии, Элайте, даже о колдовстве. Подразумевалось, что Дженн ничего не знает, невинная и несведущая, — и в то же время от нее ждали решения, которое определило бы всю ее жизнь!

Ну конечно, им и в голову не приходило, перед какой проблемой она оказалась. Да и откуда им знать? С какой стати Роберту или Мике видеть что-то странное в том, чтобы вернуть ее в Элайту? Правда, ни один ребенок, похищенный во времена Смуты, не был обнаружен, и сам факт, что она нашлась, казался достаточно таинственным… Такого просто не могло быть! Она — дочь трактирщика, выросла в таверне, привычная к запаху пива в зале, к жару и чаду кухни. Или от нее ждут, что она забудет своего отца? Перестанет его любить? Хоть ее и выгнали из дома после его смерти, Дженн выбрала собственный путь в жизни и не имела оснований — более или менее — об этом жалеть. И вот неожиданно…

Неожиданно оказалось, что она дочь графа! Что у нее есть достойное положение в обществе, дом, куда можно вернуться, имеющая много поколений знатных предков семья и даже родство с королевской династией! Неожиданно у нее появилась сестра, а к тому же, наверное, множество родственников и соседей.

Неожиданно она стала совсем другим человеком…

Трудно было поверить в обнаружившуюся колдовскую силу, но тут по крайней мере были реальные, вещественные доказательства. Однако это! Отец, не имеющий для нее лица, которого она никогда не встречала — во всяком случае, по ее воспоминаниям. Сестра, которая едва ли обрадуется ее возвращению. Слуги, которые будут следить за каждым ее шагом в надежде доказать, что она самозванка. Что, если Роберт ошибается? Что, если никто не захочет ее признать?

Нет. Из всей этой затеи ничего не получится, что бы Роберт ни говорил. Дженн совсем не хотелось возвращаться в Анклав, так что лучший выход — потихоньку ускользнуть ночью, когда ее спутники будут спать. Она шла по собственному пути в жизни раньше, сможет делать это и впредь.

Приняв наконец решение, Дженн сразу приободрилась и стала внимательно смотреть на лес, в который они как раз въехали. Если ночью ей предстоит сбежать, нужно знать, в каком направлении идти. Лошадь, наверное, взять не удастся, потому что шуметь будет нельзя, хотя, конечно, лучше бы…

Но тут ее размышления прервались.

— Где мы?

Роберт остановил коня и повернулся к Дженн. Капюшон плаща бросал тень на его лицо, но Дженн могла бы поклясться: в глазах его пряталась улыбка.

— А почему вы интересуетесь?

Девушка не могла найти ответа — она и сама не знала. Дженн обвела взглядом высокие деревья, взбегающие на холм слева, пологий склон справа, ведущий к реке… Это место, казалось, ничем не отличалось от других прогалин в лесу, мимо которых они проезжали, и все же…

Не говоря ни слова, Дженн спрыгнула с седла на мягкую землю. Она никогда раньше не считала себя мнительной, но в этот момент ей казалось, что на ее чувства действуют какие-то странные силы. Словно… словно ею что-то руководило.

— В чем дело? — тихо спросил Мика, тоже спешиваясь. — Что-нибудь не так?

Дженн покачала головой и повернулась к Роберту, который все еще сидел на коне, внимательно глядя на девушку.

— Где мы? — повторила она.

Роберт взглянул на тропу, по которой они ехали.

— Этот лес называется Болли. Подъем ведет на холм, откуда видны замок и озеро. Замок называется Элайта, и через час мы до него доберемся.

Дженн была поражена.

— Вы… вы лжец! — прошипела она, в ярости порывисто шагнув к Роберту. — Вы говорили, что решать буду я сама, хотя все время намеревались привезти меня сюда, несмотря ни на что! Все эти разговоры о том, что я могу сделать, что могу выбрать… а сами просто взяли и решили!..

— Подождите! — Роберт тоже спешился и протянул к Дженн руки умиротворяющим жестом. — Вы должны кое-что понять. На вас была наложена Печать. Это в определенной мере ограничивает то, что вы можете и чего не можете сказать, но также дает вам некоторую защиту. Однако такой защиты недостаточно, чтобы гильдийцы не повесили вас, стоит вам только попасться им в руки.

— Какое мне дело до гильдийцев! — бросила Дженн. — По мне, так вы можете оставить себе свое колдовство и Элайту в придачу! Мне все это ни к чему.

Девушка умолкла, пытаясь отдышаться. Ее предали. Роберт заманил ее в ловушку.

— Я не хочу иметь с вами ничего общего! Слышите? Я вам доверяла — и вот что вы сделали…

— Дженн, — вмешался Мика, — вы не понимаете…

— Оставь меня в покое! — Она не могла поднять на него глаза, не могла смотреть на них обоих. Ничего не видя от сердитых слез, Дженн повернулась и побежала вниз по склону к реке, потом по берегу, пока Роберт и Мика не остались далеко позади. Только тогда Дженн наконец остановилась.

Думай. Думай, что теперь делать. Куда идти. Как выпутаться… Думай, проклятие, думай!..

Слева раздался какой-то шум. Что это? Роберт или Мика снова собираются ее уговаривать? Дженн оглянулась, но рядом никого не было. Дженн сделала еще шаг к воде, и шум послышался опять. Девушка испуганно оглядела деревья — никого и ничего. Какой-нибудь колдовской трюк?..

Новый шорох, из-за дерева. Дерево показалось Дженн знакомым, словно она его когда-то уже видела…

Шум стал громче, превратился в топот мчащихся галопом коней. Дженн резко повернулась и увидела дюжину вооруженных всадников, окруживших ее; в глазах их таилась такая ужасная угроза…

Дженн попыталась убежать, но ноги ее приросли к земле. Она хотела поднять руки, чтобы защититься, но руки ее не слушались. Дженн открыла рот, чтобы завизжать, но не смогла издать ни звука. Ей удалось лишь судорожно вздохнуть.

Помогите!..

Нет!!!

8

Мика не сказал ни слова. Да в этом и не было нужды — Роберт и так знал, что тот думает: все было ясно написано на бесхитростном лице парня. В голубых глазах не было упрека, просто уверенность: что-то нужно делать. Мика никогда не сказал бы этого вслух, он был слишком преданным слугой, однако его непоколебимое чувство справедливости всегда брало верх над всем остальным. Роберт знал о таком свойстве Мики, даже рассчитывал на него, так что в некотором отношении — хотя и безмолвно — слуга выполнял роль его совести.

Роберт со вздохом передал поводья своего коня Мике. Он точно знал, что должен сделать: каким-то образом доказать Дженн, что ему можно доверять. Он был уверен в своей правоте: Элайта — единственное место, где девушка будет в безопасности, хоть на него самого это и не распространялось. Но сначала необходимо убедить Дженн верить ему. Потом нужно уговорить ее отправиться в Элайту… и, наконец, доказать Якобу, что это дитя — его дочь.

Последняя задача окажется самой трудной, поскольку Якоб считал Роберта предателем и поклялся никогда с ним не разговаривать.

Роберт повернулся и двинулся вниз по склону к реке. Его сапоги увязали в грязи, но зато не скользили по мокрой траве. Ветви деревьев роняли на него капли воды; птицы, радуясь тому, что дождь кончился, начали свой вечерний концерт. Лес был полон умиротворения и покоя, и только шаги Роберта нарушали его.

Дженн воспользовалась бы его откровенностью как оправданием своего нежелания ехать в Элайту. Если бы он рассказал ей о своих отношениях с Якобом раньше, она только еще решительнее отказалась бы ехать туда — чтобы не доставлять Роберту лишних неприятностей. Так что же должен он теперь сказать девушке? Да и станет ли она его слушать?

Роберт дошел до реки и двинулся вдоль берега, глядя на воду, струящуюся по обомшелым камням. Воздух после дождя был чист и свеж, он как бальзам успокаивал смятенные чувства Роберта. Он делал все так неуклюже — с самого первого момента, когда сказал Дженн о колдовстве. Как, черт побери, можно ожидать, что она оценит грозящую ей опасность, раз он почти ни о чем ей не рассказал? Он подверг жизнь девушки опасности только потому, что не мог заставить себя сказать ей правду…

«Помогите! Нет!!!»

Вопль резко оборвал его мысли. Роберт кинулся вперед, продираясь сквозь кусты и ломая ветки. Его рука инстинктивно потянулась к мечу. Внезапно он оказался на открытом месте и увидел Дженн. Она стояла на берегу, опустив голову и закрыв лицо руками. Позади девушки высились заросшие мхом руины старой мельницы. Кроме Дженн, вокруг никого не было.

— В чем дело? Что случилось?

Дженн обернулась, руки ее упали. В широко раскрытых глазах стоял ужас, они были полны слез. Девушка судорожно искала слова, которые могли бы передать пережитый ею кошмар.

— Я… вспомнила! Я вспомнила, как они меня схватили. Ох, Роберт, это было ужасно! Они мчались так быстро и даже не остановились… А этот старик впереди, на огромной белой лошади, с таким жестоким лицом… — Дженн глотнула воздуха, отчаянно стараясь стряхнуть пугающее воспоминание.

Роберт подошел к девушке и обнял ее. Она приникла к его плечу, постепенно успокаиваясь.

— Они появились вон оттуда… и казались такими огромными! — Голос Дженн прервался, она подняла глаза на Роберта. — Это все было на самом деле. Я хочу сказать — эти всадники действительно появились из лесу и схватили меня. Я не знала, кто они такие и почему меня преследуют. Я только помню ужас, который испытывала.

— Вы помните, что было потом? Куда они вас отвезли? Что говорили? Хоть что-нибудь? — Если бы девушке удалось что-то вспомнить, может быть, это оказалось бы ключом к той давней тайне.

— Нет, — после минутного раздумья сказала Дженн, делая шаг в сторону. — Я помню только, как лошади мчались прямо на меня, и того человека впереди. Он был стар, с длинными седыми волосами… — Девушка умолкла.

— А еще? — поторопил ее Роберт.

Дженн глубоко вздохнула и провела рукой по лицу. Когда она снова посмотрела на Роберта, она уже больше походила на себя, хоть следы потрясения и оставались.

— Как вы узнали?..

— Ну как же — я услышал ваш крик, конечно. Мика бежит следом, я уверен… — Голос Роберта оборвался. Дженн не сводила глаз с молодого человека.

— Но я не издала ни звука, Роберт.

На секунду он полностью растерялся, потом оглянулся через плечо, ожидая увидеть бегущего к ним Мику. Однако парня нигде не было видно. Это могло означать только одно из двух: или что-то случилось с Микой и он не может двинуться с места, или…

Непонятно почему руки Роберта задрожали. Он стиснул кулаки, и дрожь унялась.

— Вы не издали ни звука? Не вскрикнули?

Дженн покачала головой, и голос ее был тверд в отличие от его.

— Я просто не могла. Я словно оцепенела. Я хотела закричать, хотела убежать, но тело меня не слушалось.

— Но мысленно вы звали на помощь?

— Да.

— О милостивая Минея! — выдохнул Роберт, против воли зажмурившись. Это было невероятно! Он ведь всегда считал все рассказы о возможности мысленной речи только мифом!

Роберт открыл глаза и обнаружил, что Дженн внимательно на него смотрит. Ее взгляд был терпелив, словно девушка ожидала от него вразумительного объяснения этого эпизода, как и всего остального. Доверчивое и наивное выражение ее глаз чуть не заставило Роберта рассмеяться. Он медленно покачал головой.

— Вы настоящее чудо! Вы знаете, что за секунду совершили то, о чем колдуны мечтали столетиями? Чтобы один ум был в силах разговаривать с другим!..

Дженн нахмурилась, ее темные брови сошлись вместе, как грозовые тучи.

— Я не уверена… Может быть, у меня случайно получилось…

— Знаете что, попробуйте еще раз, — возбужденно предложил Роберт. — Произнесите мысленно какое-нибудь слово, всего одно!

— Хорошо.

Роберт несколько секунд смотрел ей в лицо, но так ничего и не услышал. Не желая так быстро признавать разочаровывающий факт, он попросил Дженн повторить попытку, однако и теперь ничего не получилось. Может быть, дело было в живости воспоминания, в том, что Дженн заново пережила ту прежнюю травму…

Роберт виновато кивнул:

— Мне жаль, что так получилось. Я совсем не собирался просто отвезти вас к Якобу. Мне казалось, что, если я ничего вам не скажу, но мы окажемся близко к Элайте, вы можете что-то вспомнить. Мне и в голову не приходило, что воспоминание окажется таким пугающим. Я виноват в том, что не объяснил вам всего, но у меня были очень веские причины считать, что с Якобом вы будете в большей безопасности. Я все еще хотел бы показать вам Элайту, но, если вы так не хотите туда возвращаться, я готов отвезти вас в ближайшую деревню и найти приличную гостиницу, куда вы могли бы поступить. Обещаю, что после этого вы меня больше никогда не увидите.

Роберт почувствовал, насколько бессвязны его слова, и чуть не рассмеялся над собственной неловкостью, но серьезный взгляд Дженн заставил его остановиться. Он ждал, что девушка ответит ему, но она молчала. Тогда Роберт добавил:

— Обдумайте все. Мы подождем там, где остались лошади. Не зная, что еще сказать, он кивнул и повернулся, чтобы уйти. «Роберт!»

Он замер на месте. Подобно перышку в безветренный день, это слово скользнуло в его сознание, слегка поколебалось и повисло неподвижно. В самом ли деле он его слышал, или это его воображение сыграло с ним шутку? Боясь сделать движение, он лишь слегка повернул голову и увидел, что Дженн по-прежнему стоит на месте. Роберт вопросительно поднял брови.

Она улыбнулась в ответ. Затем раздалось:

«Все-таки ты можешь меня слышать!»

Роберт сделал единственный шаг к девушке.

— Ты говоришь очень тихо. Намеренно?

«Нет. Я пытаюсь докричаться до тебя уже несколько минут, но ты так был увлечен своими извинениями, что ничего не слышал. Я и сейчас кричу. Роберт, тебе не кажется это забавным? Ты ведь все всегда считаешь забавным. Так почему же ты не смеешься?»

Ее голос звучал у него в голове, словно воспоминание о словах. Однако каждое следующее слово оказывалось более громким, более выразительным. Роберт вполне уловил иронию девушки. Он бросил на нее долгий взгляд и спросил в свою очередь?

— А почему не смеешься ты?

Почти помимо ее воли улыбка сбежала с лица Дженн. Она опустила глаза и принялась разглядывать свои руки.

— Я не понимаю, что со мной происходит. Я очень стараюсь приспособиться, но перемен столько, что я все гадаю: уж не ошибаюсь ли я? Хочешь — верь, хочешь — нет, но я и в самом деле тебе доверяю. Не знаю почему — но доверяю. Насколько я заметила, ты производишь такое впечатление на большинство людей, так что, похоже, я в этом от них не отличаюсь. Я совсем не хочу ехать в Элайту, но… — голос Дженн оборвался, она еще крепче стиснула руки, — но я начинаю понимать, почему ты считаешь это лучшим выходом.

— Я считаю также, что нам следует пока хранить в секрете этот твой новый талант. Как ты сама сказала, на тебя обрушилось множество перемен: нужно время, чтобы ты к ним привыкла.

Дженн кивнула, и они двинулись обратно вдоль реки. Дженн некоторое время молчала, потом резко остановилась и повернулась к Роберту.

— У меня есть еще один вопрос. Я помню, как Генри говорил об отличии моей силы от вашей, но что-то тут не сходится. Я хочу сказать… если я могу говорить мысленно, то как получается, что ты меня только слышишь? Разве это не должно означать, что и ты можешь мысленно со мной разговаривать?

— Сомневаюсь. Моя-то сила точно такая же, как и у всех остальных.

— За исключением того, что у тебя ее гораздо больше. Ведь наверняка есть вещи, которые ты можешь делать, а они нет?

Так оно и было, но сейчас обсуждать отличия, решил Роберт, не время. Ему очень хотелось сказать Дженн, что она скорее всего права, но он знал: подтвердив ее предположение, он солгал бы. Он знал это потому, что много раз пробовал и каждый раз терпел неудачу.

— Мне очень жаль, но в данный момент ты единственная, кто на такое способен.

Они поднялись на холм и сели на коней. Когда Роберт двинулся в сторону Элайты, в его уме снова зазвучали тихие слова:

«Пожалуй, в этом есть свои преимущества, Роберт. Например, я только что сообразила: мое новое умение дает мне возможность спорить с тобой, а ты не можешь мне ответить тем же. Очень забавно!»

Роберту потребовалось усилие воли, чтобы не обернуться и не посмотреть на девушку, но смеха сдержать он не смог. Когда Мика спросил его, в чем дело, Роберт с ухмылкой ответил:

— Я только что поспорил сам с собой, дружок, а потом понял, насколько это бесполезно: что бы я ни говорил, победить в споре я не могу.

Разум Роберта неожиданно оказался полон победным смехом Дженн — смехом, которого Мика, конечно, не слышал.

— Вот он.

Дженн, сидя в седле, смотрела на открывшийся перед нею вид. Вдали величественно поднимались серые горы, словно охраняя близлежащие холмы. Еще ниже раскинулось сверкающее на солнце озеро, а на скале, вдающейся в него, высился замок из золотистого песчаника. Сплошная стена тянулась от ворот справи до огромной главной башни слева. За стеной был виден просторный двор, окруженный строениями; над ними поднимался дымок, который подхватывал и уносил прочь свежий ветер. К главной башне примыкали другие, меньшие — три по сторонам и еще одна сзади. В долине рядом с озером, частично скрытая рощей и склоном холма, раскинулась деревня. И все это словно обнимали темные руки леса, окружающего замок и деревню и тянущегося по другому берегу озера.

— Ну? — тихо спросил Роберт.

— До чего красиво! — прошептала Дженн, не отрывая глаз от замка.

— Ты вспоминаешь родные места?

— Нет. Но все равно вид прекрасен.

Роберт ничего больше не сказал, и Дженн пришлось отвернуться от замка, чтобы посмотреть ему в лицо. Ну вот, пора решать.

Потом ничего нельзя будет изменить, бесполезно станет винить Роберта и Мику, поздно жалеть о своем выборе. Роберт на самом деле предоставил ей решать все самой. Однако выбор не будет выбором, если выбирать не из чего…

— Куда еще могу я отправиться? — спросила Дженн, взглянув на Мику. — Где еще я буду в безопасности — раз уж вы так в этом сомневаетесь?

— Думаю, — ответил Роберт, нахмурившись, — если не гостиница в деревне, то всегда есть монастырь моей матери. Она живет в общине Святой Хилари, к востоку от Данлорна, в очень уединенном месте в горах. Монастырь большую часть зимы отрезан от мира, и я не думаю, что тебе там особенно понравится. Я хочу сказать — ты не будешь пользоваться там свободой делать то, что захочешь. С одной стороны, там можно не опасаться Гильдии, но с другой — при первой же демонстрации твоей силы тебя будет ждать церковный суд и казнь.

— Твоя мать — тоже колдунья?

— Клянусь богами, нет! — рассмеялся Роберт — И она ничего не знает о нас с братом.

— Понятно. — Не такая уж радужная перспектива, но все же… — Есть какие-нибудь еще предложения?

— Какие уж тут предложения — от Гильдии вы больше нигде не укроетесь, — довольно резко ответил Мика. — Мне очень жаль, но если вы будете держаться за свою прежнюю мысль просто бродить по стране, то очень скоро окажетесь в беде. Ведь вы не сможете — простите за откровенность — держать язык за зубами, если что-то вас заденет. Гильдия никогда не сунется в замок графа Якоба в Элайте — вот тут вы можете дать себе волю, и никто даже слова не скажет.

«Если бы он только знал!..» — мысленно бросила Дженн Роберту, но на лице ее не было улыбки. Действительно, ничего смешного в этом не было.

Ну что ж, значит, так тому и быть. Нравится ей это или нет, приходится признать, что Роберт и Мика правы. Теперь дело за незнакомым ей отцом…

— Хорошо. Давайте так и поступим. Роберт усмехнулся:

— Ну вот и прекрасно. Только лучше опусти капюшон плаща пониже, пока все не решится. Якоба нужно немного подготовить, прежде чем он увидит твое лицо.

Пока они объезжали озеро и приближались к замку, Дженн не могла оторвать глаз от сияющих в лучах закатного солнца стен. Стражник, расхаживавший по галерее наверху, давно уже заметил путников, так что, когда они достигли ворот, те были уже гостеприимно распахнуты.

Дженн следом за Робертом въехала во двор, опустив голову; капюшон скрывал ее лицо. Девушка порадовалась этому обстоятельству. Теперь, когда настал решительный момент, ей не хотелось, чтобы кто-нибудь мог догадаться о ее чувствах. Сердце ее начало бешено колотиться, и Дженн, когда она спешилась, пришлось сделать огромное усилие, чтобы справиться с дрожью в коленях. Рука Мики поддержала девушку, но на этот раз Дженн не нашла утешения в его присутствии. В конце концов, Мика скоро покинет Элайту, а ей придется остаться здесь — совсем одной.

— Милорд! — раздался где-то рядом голос; тяжелые сапоги простучали по каменным плитам, которыми был вымощен двор. Человек остановился перед Робертом, однако капюшон мешал Дженн разглядеть его. — Мы и не знали, что вы вернулись в Люсару. Что-нибудь случилось?

— Нет, Нейл. Не то чтобы случилось… Впрочем, мне нужно поговорить с твоей госпожой. Она здесь?

— Да, милорд. — Человек, казалось, заколебался. — Леди Белла в зале. Я доложу ей, что вы здесь. Приказать, чтобы конюх забрал ваших лошадей, милорд?

— Хм… Лучше с этим подождать, Нейл.

— Как пожелаете, милорд.

Теперь перед ней были ступени лестницы, и Дженн приподняла юбки, чтобы не споткнуться. Она следовала за Робертом, продолжая смотреть на его пыльные сапоги, и попыталась отвлечься от тревожных мыслей, пересчитывая царапины на потертой черной коже и гадая, при каких обстоятельствах они появились; однако все было напрасно. Страх стиснул ее в своих ледяных объятиях, и поделать с этим Дженн ничего не могла. Самое отвратительное было в том, что она не могла бы сказать, чего больше боится: отказа хозяев Элайты ее признать или их родственных чувств.

В зале было сумрачно, но гораздо теплее, чем снаружи. Дженн видела свежий камыш на каменном полу и светлые пятна там, кула из высоко расположенных в западной стене окон падал дневной свет. В зале кто-то тихо разговаривал, но голоса резко оборвались, как только они вошли. Потом заговорила женщина:

— Лорд Роберт! Во имя всех богов, что вы здесь делаете?

— Привет вам, Белла! — Голос Роберта был полон тепла и уверенности в себе. Дженн не могла не восхититься очарованием, которое Роберт излучал даже в таких неловких обстоятельствах. Ведь его приветствовали не слишком гостеприимно…

Белла? Ее сестра?

— Вы прекрасны, как всегда, — продолжал Роберт. — Годы не властны над вашей красотой.

Дженн до смерти хотелось взглянуть на женщину, увидеть ее лицо, но она не посмела. Еще рано… Не сейчас.

— Благодарю за комплимент, Роберт, — отрывисто бросила женщина. — Но я не понимаю, что вы здесь делаете.

— Я приехал повидаться с вами и с вашим отцом.

— Но вы же знаете: он…

— Белла, — прервал ее Роберт, — очень важно, чтобы я смог поговорить с вами обоими. Я не задержу вас надолго, но вы должны уделить мне несколько минут.

Белла долго ничего не отвечала. Почему? Что за проблема возникла перед ней? Если Якоб и Роберт старые друзья, разве хозяин не захочет увидеться с молодым гостем?

— Ну, не могу обещать, что он захочет долго с вами разговаривать, однако я провожу вас к нему.

Под ногами женщины зашуршал камыш; она пересекла зал и вышла в ведущую в короткий коридор дверь, знаком предложив Роберту и остальным следовать за собой. В другом конце прохода оказалась залитая солнечными лучами комната. Ее пол застилал толстый алузийский ковер, и Дженн с восторгом принялась его разглядывать: ей еще никогда не приходилось ступать по подобному произведению искусства.

— Отец, — начала Белла, — к вам гость.

— Что за черт… Данлорн? Клянусь всеми святыми, я же ведь велел вам никогда…

— Якоб, пожалуйста, подождите. — Роберт двинулся вперед, но Дженн осталась стоять у двери. Она знала, что Мика рядом и как всегда готов ее защитить.

— И не подумаю, Данлорн!

— Пожалуйста, отец, — вмешалась Белла. — Роберт говорит, что у него есть для нас важные новости. Выслушай его, очень тебя прошу.

— Не ожидал от тебя подобного, дочь, — проворчал Якоб, но тон его несколько смягчился. — Ну? Так в чем дело?

— Благодарю, — ответил Роберт с той же уверенностью в себе, которой он, казалось, прикрывался, как щитом. — То, что я собираюсь сообщить вам, трудно объяснить, поэтому прошу вас проявить терпение. Как вы, несомненно, догадались, я лишь недавно вернулся в Люсару. Я высадился в Ааране и пересек Шан Мосс, прежде чем добрался до гор. И именно в лесу я обнаружил кое-что… имеющее для вас огромную важность.

— Какое мне дело, клянусь зубами Серина, до Шан Мосса?

— Пожалуйста, Якоб, выслушайте меня. Я не сразу понял значения своего открытия, а когда понял, то решил, что вы немедленно должны узнать о нем — прежде даже, чем я вернусь в Данлорн.

Дженн прислушивалась к разговору, только смутно улавливая слова. Роберт немного отклонялся от истины, чтобы сделать свой рассказ более связным, и это было совершенно естественно. Однако было еще что-то, чего Дженн не понимала: какие-то смешанные чувства, исходящие и от Беллы, и от Якоба. Отчетливее всего была заметна явная неприязнь Якоба к Роберту. Но почему? Разве это не Белла, как предполагалось, ненавидит его? При чем же здесь ее отец? Так следовало из рассказа Роберта, если только…

Ну конечно, всего он ей не рассказал.

— Так что же это за открытие, Данлорн, которое заставило вас сломя голову мчаться в Элайту, чтобы рассказать о нем мне?

— Дело касается событий, происходивших во времена Смуты. Дженн не могла видеть Роберта, но представила себе, как тот сложил руки на груди, как делал всегда, пытаясь что-то объяснить.

— Смуты? — недоверчиво рассмеялась Белла. — Что такого интересного для нас могло произойти в те времена?

Роберт помолчал, потом ответил:

— Немногое, пожалуй. Однако я привез к вам кого-то, с кем вам следовало бы встретиться.

Он подошел к Дженн, и девушка подняла голову и взглянула ему в лицо. Роберт стоял между ней и остальными; Дженн поняла, что время пришло. Роберт ничего не сказал, только ободряюще улыбнулся, словно стараясь перелить в нее часть своей уверенности. Потом он протянул руку и откинул капюшон.

— Ну? — требовательно спросил Якоб из-за спины Роберта. — Кто это?

Улыбка Роберта стала шире, но это видела только Дженн. Потом, вернув себе серьезность, он ответил:

— Вот кого я нашел в Шан Моссе. Ее зовут Дженн, и она носит на плече Знак Дома Элайты. — Роберт сделал шаг в сторону, и Дженн наконец смогла увидеть комнату полностью.

У очага в деревянном кресле с вышитой обивкой сидел старик. Его лицо покрывали глубокие морщины, в волосах пробивалась седина. Пальцы правой руки раздраженно барабанили по подлокотнику, глубокие синие глаза озадаченно смотрели на Дженн. А позади него…

Белла. Дженн обнаружила, что смотрит на своего двойника — только старше и выше ростом. Белла хмурилась, сжав губы, однако все равно все в них было одинаковым — волосы, лицо, фигура… Невероятно!

— Знак Элайты? — протянул через несколько секунд Якоб. — Не понимаю. Как может она иметь Знак… — Голос его оборвался, кровь отхлынула от лица. — Вы… Вы сказали, что ее имя Дженн?

— Да. — Роберт взял Дженн за руку и вывел на середину комнаты, чтобы Якоб мог ее как следует рассмотреть. — Тогда, в Смуту… она не утонула — ее похитили, как похитили и остальных.

— Но это же невозможно! — бросила Белла. — Она не может быть моей сестрой…

— Твоей сестрой? — Якоб нахмурился и медленно повернулся к Белле. Потом его глаза засверкали. — Не может быть твоей сестрой? Но, конечно, это она! Как ты можешь сомневаться! У нее твое лицо, лицо вашей матери! — Он резко оборвал себя, осознав, что говорит. — Твоя сестра — моя дочь… Клянусь богами! Это правда! Ты жива… Все эти годы…

Не задумываясь о том, что делает, Дженн высвободилась из руки Роберта и опустилась на колени перед стариком. Широко раскрытыми глазами он вглядывался в ее лицо; девушка могла только догадываться, что чувствует Якоб. Внезапно весь ее страх исчез, растаял, как снег под лучами летнего солнца. Когда Дженн заговорила, в голосе ее звучало новое, глубокое спокойствие.

— Я вас не знаю, милорд. Я вас совсем не помню. Мне известно лишь со слов Роберта, что родинка у меня на плече означает, что я ваша дочь. Если вы не хотите, чтобы я оставалась здесь, я уйду без единого слова. Роберт увезет меня, если вы…

— Нет! Ни в коем случае! Я запрещаю! — Голос Якоба заполнил маленькую комнату, потом упал до шепота. — Я просто не могу поверить… Найти тебя — живой и здоровой, уже взрослой… Ох, Белла!

Белла встала рядом с отцом, выпрямившись во весь рост, внушительная и полная решимости.

— Что за глупости! Моя сестра мертва. Она утонула в реке, что вытекает из озера. Как может кто-то явиться спустя много лет и заявить, что она твоя дочь? Это какой-то заговор, затеянный Робертом! Не знаю, зачем… — Она резко повернулась к нему. — Что вы хотите с нами сделать? Вы не имеете права!

С этими словами Белла выбежала из комнаты, оставив за собой напряженную, неуютную тишину.

— Мне очень жаль, — пробормотал Роберт. — Я так долго убеждал Дженн в том, что ей здесь обрадуются, и совсем не предвидел, как все воспримет Белла.

— Не беспокойтесь, Роберт. — Якоб на секунду оторвал взгляд от Дженн. — Белла придет в себя, просто нужно дать ей время. Она трудно привыкает к переменам, а сейчас пережила шок. Не обращайте внимания. Скоро она будет так же радоваться сестре, как радуюсь я сейчас.

Дженн посмотрела на старика; тот протянул к ней руки. После мимолетного колебания девушка взяла его руки в свои. Прикосновение казалось странным, непривычным… но таким, как должно. Она не знала почему и решила, что пока это не имеет значения. Перед ней был ее отец — и он хотел, чтобы она вернулась.

— Думаю, — после недолгого молчания продолжал Якоб, — пришло время нашей жизни перемениться.

Луна иногда появлялась в разрывах мчащихся по небу туч; лишь несколько самых смелых звезд решились выглянуть этой ночью, но Роберт все равно порадовался им. Уснуть ему не удавалось, и он вышел из своей комнаты и поднялся на западную башню замка. Стоя на самой вершине, положив руки на камень парапета, он следил за тучами, пытаясь определить, какой будет погода. Через четыре, а может быть, и три дня он наконец окажется под защитой стен Данлорна. Тогда его уже ничто не будет заботить, кроме управления землями, ученых изысканий да периодических споров с Финлеем.

Замок был безмолвен, лишь изредка тишину нарушали животные, которых на ночь загнали в хлева и конюшни. Ночная стража бесшумно обходила стены, но не докучала Роберту. Воины знали отношение к нему своего господина и не стремились вступать в разговоры с человеком, которого считали предателем. Сейчас это вполне устраивало Роберта — он не хотел, чтобы его одиночество нарушалось.

Распоряжения Якоба, спешившего объявить всем о возвращении потерянной дочери, перевернули весь замок вверх дном. Новость быстро распространилась среди слуг, и Роберт не сомневался, что почти каждый обитатель Элайты нашел предлог заглянуть в зал и собственными глазами увидеть вновь обретенную гордость и радость хозяина. Некоторые старики помнили Дженн ребенком и откровенно выражали свои чувства — от удивления и недоверия до бурной радости. Все слышали смех Якоба, не скрывавшего своего счастья.

Однако не Якоб, а Белла настояла, чтобы Роберт и Мика остались в замке на ночь. Отцу она не сказала об этом ни слова, и Роберт не сомневался, что возражений своим распоряжениям она не потерпела бы. Впрочем, его самого такое решение не очень радовало; Роберт твердо решил выехать из замка как можно раньше на рассвете. Он не испытывал желания воспользоваться благодарностью, которую Якоб, несомненно, считал бы своим долгом ему демонстрировать: по его мнению, тот ничего ему не был должен.

Так почему же его одолевает такое беспокойство? Почему целых два часа он безуспешно пытался уснуть? Почему мерзнет здесь в одиночестве, глядя на ночное небо? Уж не в том ли дело, что через столько лет Роберт начал сомневаться: а не был ли Якоб прав с самого начала? Не было ли решение войти в совет Селара после завоевания Люсары действительно предательством?

Нет. Роберт вздохнул и присел на холодную каменную стену. Как ни умен и ни благороден Якоб, он ведь не знает правды, не знает, как все происходило на самом деле. Он, подобно всем вокруг, видит только следствия и делает на этом основании собственные умозаключения. Никто ведь не побеспокоился узнать, что привело к соглашению между Селаром и Робертом. Сам Селар никогда не заговаривал на эту тему — и не без оснований. Роберт тоже никому ничего не рассказывал — иначе пострадало бы дело, которому он посвятил всего себя.

Роберт снова взглянул на небо. Тучи на востоке сгустились, стали более угрожающими. Пожалуй, не миновать бури…

В тот день стихия тоже разбушевалась — в тот день, когда Селар явился в замок Роберта.

Роберт отложил книгу и бросился к окну, чтобы не дать дождю залить свой кабинет сквозь окно, с которого ветер сорвал ставень. Он высунулся и протянул руку, чтобы вернуть створку на место. Ледяные капли жалили его лицо, но прежде чем Роберт захлопнул ставни, он успел заметить кое-что. Во дворе замка появились две дюжины вооруженных всадников. Роберт нахмурился и решительно закрыл окно, потом подошел к очагу и, стоя спиной к огню, принялся медленно вытирать руки.

Итак, его время пришло.

Два года заточения, и теперь наконец вооруженные всадники, облаченные в одежды цветов королевского дома, без предупреждения явились в его замок. Ничего хорошего это не сулило, но все, что мог сейчас Роберт сделать, — это стоять у огня и ждать. Впрочем, долго ждать ему не пришлось. Раздался стук в дверь, и в кабинет вбежал, запыхавшись, его управитель, Оуэн Фицзалан.

— Милорд, к вам посетители!

— Вижу. — Роберт сложил руки на груди. — Кто-нибудь, кого я знаю?

— Это сам король, милорд! — Оуэн бросил взгляд через плечо. Услышав шаги на лестнице, он заторопился: — Его сопровождают солдаты. Я боюсь…

— Все в порядке, Оуэн. Найди моего брата и проследи, чтобы он не покидал своих комнат. Скажи ему, что это мой приказ. Потом спустись во двор и проводи людей в помещение, чтобы не промокли.

Оуэн нахмурился, потом сделал глубокий вдох.

— Вы уверены, милорд?.. Их ведь не так много. Деверин собрал ваших людей…

Роберт улыбнулся, хотя и не без усилия:

— Нет. Слишком поздно. Если бы я собирался бежать, я сделал бы это два года назад. Только позаботься, чтобы с Финлеем ничего не случилось.

— Хорошо, милорд. — Оуэн поклонился и отошел в сторону, когда в комнату вошли двое стражников в королевских ливреях, какой-то толстяк, которого Роберт не узнал, и, наконец, Селар. Роберт спрятал руки за спиной и кивком отослал Оуэна. Потом все его внимание сосредоточилось на человеке, который был теперь королем Люсары.

Величественная фигура Селара, казалось, заполнила комнату. Он с пренебрежительным видом оглядел скромную обстановку кабинета Роберта. Стражники остались у двери, но толстяк подошел поближе. На его жирном лице была написана неприязнь. Кольчуга топорщилась на бычьем загривке, словно ошейник сторожевого пса. Толстяк пристально и мрачно уставился на Роберта, но тот не обратил на него внимания. Не этот человек представлял настоящую опасность.

— Итак, — начал толстяк, — это и есть тот бунтовщик, который доставил нам так много неприятностей, сир. Что-то он молод, просто мальчишка. Или это младший из братьев?

— Нет, это Данлорн, Ичерн. Тот, кто мне нужен. — Селар говорил совершенно равнодушно, расхаживая по комнате и разглядывая книги и бумаги, наваленные на столе, занимавшем всю середину комнаты. Роберт порадовался тому, что как раз этим утром спрятал свои наиболее опасные записи, хотя и не думал, что его положение особенно ухудшится, если король обнаружит, что он — колдун. Однако осторожность никогда не помешает…

— Что с тобой, парень, ты язык проглотил? — проворчал Ичерн. — У тебя не найдется и словечка, чтобы приветствовать твоего сюзерена?

Роберт продолжал смотреть на Селара и ничего не ответил.

— Я с тобой разговариваю, мальчишка! — взревел Ичерн. Он попытался схватить Роберта за плечо, но тот предвидел это и вовремя поймал руку толстяка. С молниеносной скоростью он развернулся так, что рука Ичерна оказалась заломлена за спину. Мгновенной незаметной вспышки силы оказалось достаточно, чтобы колени подогнулись под Ичерном, и тот с грохотом рухнул на пол. Роберт отпустил его руку и сделал шаг назад, по-прежнему не спуская глаз с Селара.

— Вы идиот, Ичерн, — проворчал Селар. — Поднимитесь и оставьте нас.

— Но, сир…

— Я сказал — оставьте нас.

Ичерн поднялся на ноги и, бросив на Роберта яростный взгляд, вышел из комнаты, прихватив с собой стражников. Когда дверь за ними закрылась, Селар подошел к небольшому столу у окна, на котором стоял кувшин, налил в чашу вина, сделал глоток и только после этого обернулся к Роберту.

— Я так и не поблагодарил вас, — сказал он тихо, — за то, что вы спасли мне жизнь. В то время это казалось неуместным, к тому же у меня были другие заботы. И все же я рад, что вы вытащили меня из реки, Данлорн, — хотя сомневаюсь, что вы сделали бы это, зная, кто я такой.

Роберт понял, что Селар ждет от него ответа, но ничего не сказал. Ему понадобятся все уроки, которые только преподал ему отец, чтобы выжить сейчас, — но молчание далось ему с трудом. Сердце его словно сжала ледяная рука, во рту было сухо. И все же молчание было, несомненно, лучшей политикой.

— Ясно, — кивнул Селар, допивая вино. — Значит, вам нечего мне сказать. К несчастью, я не могу оставить все как есть. Мне нужен ваш ответ на один вопрос. Если я предоставлю вам свободу, соберете ли вы армию и выступите ли против меня?

Вопрос оказался для Роберта совершенной неожиданностью, но он постарался скрыть удивление, нагнувшись, чтобы положить в огонь новое полено.

— Видите ли, — продолжал Селар, — многие, кому, как я считаю, я могу доверять, говорят мне, что вы — самая большая угроза моему трону. Похоже, народ все еще предан вашему отцу и по наследству — вам. Мне говорят, что, если я вас отпущу, через полгода вы возглавите восстание против меня. Это я намерен предотвратить — по очевидным причинам. Однако, поскольку вы и в самом деле спасли мне жизнь, я считал своим долгом по крайней мере дать вам возможность высказаться в свою защиту.

Роберт несколько секунд смотрел в огонь, все еще сохраняя молчание. Потом, не в силах справиться с собой, рассмеялся.

— Не вижу, что в моих словах такого уж смешного, — бросил Селар, резко опустив чашу на стол. — Ответьте на мой вопрос, черт возьми!

— И что же вы будете делать, если я стану возражать обвинителям? Поверите ли вы мне, если я пообещаю никогда не поднимать против вас восстания? — Роберт повернулся к Селару, все еще улыбаясь. — Вам ведь многие нашептывают о моей измене! Сомневаюсь, чтобы вы мне поверили. Будьте честны — вы явились сюда не для того, чтобы задавать мне всякие глупые вопросы. Вы решили посмотреть, сможете ли подписать мне смертный приговор после того, как я так некстати оказался вашим спасителем. Признайтесь в этом!

В глазах Селара вспыхнул гнев.

— Как вы смеете так со мной разговаривать! Нравится вам это или нет, я ваш король и ваша жизнь в моих руках!

— Тогда убейте меня, — пожал плечами Роберт. — Прекратите это ребячество и займитесь делом.

— Что? Вам так не терпится умереть?

— Нет. — Роберт снова заложил руки за спину, чувствуя, как к нему возвращается спокойствие. — Просто я примирился с неизбежным. Вы совершили большую ошибку, знаете ли, дав мне два года на размышление. Чем, как вы считаете, я занимался все это время? Ждал, чтобы вы явились и освободили меня из моей тюрьмы?

Селар покачал головой и оперся рукой о раму окна.

— Вижу, что мне доносили правильно. Вы опасны — и особенно опасны потому, что вам всего семнадцать. Вы уже холодны как лед, более целеустремленны, чем люди вдвое вас старше. Но я вам не верю. Вы говорите так, словно вам нечего терять, а ведь лишиться вы можете очень многого. Даже если вам безразлична собственная жизнь, у вас есть мать и брат, не говоря уже о наследственных владениях. Станете ли вы играть их судьбой?

К этому Роберт был готов. Его смущало только одно: от этого словесного поединка он получал удовольствие. Что это с ним? Он сложил руки на груди.

— Моя мать живет в обители Святой Хилари, под защитой церкви. Вам пришлось бы сровнять монастырь с землей, чтобы добраться до нее. Не сомневаюсь, что вы попытались бы это сделать, но захотите ли вы оскорбить церковь в самом начале своего царствования? Пока что священники были к вам лояльны, и мне кажется, вы захотите сохранить их преданность.

— А как насчет вашего двенадцатилетнего брата? Готовы ли вы обречь его на смерть?

Роберт обнаружил, что снова улыбается.

— Финлей и я — мы сыновья своего отца. Мы не боимся исполнить свой долг — и умереть ради него. Если вы спросите его, едва ли он ответит вам иначе.

— Так, значит, вы не сделаете ничего, чтобы не дать мне его убить?

— Сначала я убью вас, — ответил Роберт, твердо глядя Селару в глаза. Сердце его колотилось, но он не подавал виду, что не уверен в себе. — Чего вы на самом деле хотите от меня? Добиваетесь, чтобы я разозлил вас и заставил отдать приказ о моей казни? Или вам нужно мое благословение? Что?

Селар ответил не сразу.

— А чего хотите вы, Данлорн?

Роберт от неожиданности шумно вздохнул. Неужели этот человек говорит серьезно?

— Я хочу, чтобы вы перестали мучить мой народ! Я хочу, чтобы прекратилась практика захвата старшего сына в каждой семье в качестве заложника. Я хочу, чтобы вы облегчили налоги, которые простых жителей Люсары все глубже и глубже погружают в нищету. Я хочу, чтобы вы не конфисковывали земли без всяких оснований и не раздавали их своим прихвостням. Я хочу, чтобы вы перестали смотреть на Люсару как на ребенка, заслужившего порку!

— Да что вы об этом знаете! Вы просто не представляете, о чем говорите. В мире политики и завоеваний вы наивный простачок! То, что я делаю, я делаю, чтобы сохранить трон.

— И так преуспели в этом, что примчались сюда — к человеку, которого два года держите в заточении, чтобы он не возглавил восстание! Если бы вам уже не грозила опасность, Селар, я был бы бессилен против вас. Мою силу питает ваша собственная безжалостность. Если вы хотите устранить опасность с моей стороны, вам легко это сделать: устраните причины, заставляющие народ восставать.

— Разве вы не являетесь одной из таких причин? — бросил Селар. Это был риторический вопрос, но следующий прозвучал вполне серьезно: — А вы согласитесь? Согласитесь дать мне свое благословение — публично, так, чтобы все ваши приверженцы это видели?

— Никогда.

— Ну так умрите и будьте прокляты, Данлорн! — рявкнул Селар, поворачиваясь к двери. — Мне не нужна ваша помощь!

— Я вам ее и не предлагав, — резко ответил Роберт. — Однажды я вам помощь оказал, но вы были слишком глупы, чтобы тогда ею воспользоваться. Второго такого случая вам не представится.

Селар был уже у двери, но тут остановился. Не оборачиваясь к Роберту, он тихо сказал:

— Я тоже сын своего отца. Я не забыл его урок: всегда пользоваться уникальной возможностью, когда она представляется. Именно так я поступил, когда вторгся в вашу страну, Данлорн. Более того: я готов сделать это снова, если потребуется. — Король медленно повернулся. — За то, что вы публично одобрите мои действия, я предлагаю вам жизнь, жизнь вашим близким и некоторые уступки — в тех направлениях, которые вы только что перечислили. Для вас это тоже уникальная возможность, и вам не следовало бы так поспешно ее отвергать.

Роберт вслушивался не столько в слова Селара, сколько в то, что оставалось несказанным. Неужели возможно, что его трону грозит опасность? И не только со стороны тех, кто поддержал бы Роберта в случае восстания? Неужели дела Селара настолько плохи, что он явился сюда в надежде получить что-то, чего, как ему должно быть известно, никогда не получит? Это казалось невероятным, но, слушая Селара, Роберт ясно видел, как много может дать эта предложенная ему возможность.

Он опустил руки и пересек комнату. Остановившись перед Селаром, Роберт посмотрел королю в глаза.

— Вам и правда нужна моя помощь — но так дешево вы ее не купите. Не рассчитывайте на мою открытую поддержку, если не дадите мне чего-то, что стоит поддерживать. В любом другом случае народ усомнится в моей искренности, так что вся затея окажется напрасной. Я согласен служить вам, да, но только после того, как вы облегчите гнет, от которого страдает моя страна. Вы уже совершили достаточно жестокостей для одного царствования. Дайте мне власть творить добро.

— Но не используете ли вы данную вам власть против меня? — Селар всматривался в лицо Роберта.

— Нет, если вы не нарушите слова. Вы должны помнить об этом, если когда-нибудь пожелаете лишить жизни моего брата. В отничие от некоторых ваших придворных, дав клятву, я никогда вас не предам.

— Прекрасные слова, Данлорн. Вы не кривите душой? Роберт на мгновение задумался. Он стоял так близко к Селару, что сейчас убить его было бы легко. Нетрудно также было бы разделаться с солдатами внизу, собрать своих приверженцев и двинуться на Марсэй во главе армии. Через несколько недель он был бы коронован, и от завоевания Люсары Селаром остались бы лишь короткие главы в хрониках. Так почему же он этого не сделал?

Ответ был так же очевиден, как и вопрос. Убить Селара он мог только одним способом — используя свою колдовскую силу. Это стало бы очевидно всем — и как долго удержался бы на троне колдун? Новая гражданская война уничтожит Люсару; в этом случае Роберт оказался бы ничем не лучше Селара, а потому имел не больше прав на корону, чем тот. Да и становиться королем желания он не испытывал.

— Нет, — серьезно ответил Роберт. — Я не кривлю душой. Селар медленно кивнул:

— Прекрасно, Данлорн, по рукам. Но клянусь: стоит вам хоть в чем-то стать моим противником, и я уничтожу вас.

— Я клянусь вам в том же, — улыбнулся Роберт.

Луна скрылась за завесой синих туч, начало моросить, капли влаги заблестели на каменных стенах замка. Роберт бросил взгляд на озеро; туман скрыл горы, так что теперь он видел их только в своем воображении. Со времени того разговора с Селаром прошло одиннадцать лет, столь многое в жизни изменилось… Как ни странно, Селар сдержал слово и позволил Ррберту помогать тем, кто в том нуждался. Роберт, в свою очередь, во всеуслышание заявил о своей преданности Селару. Какое-то время казалось, что все так и будет идти дальше, принося желанные плоды. К тому же Роберт, к своему удивлению, обнаружил, что испытывает к королю симпатию; само собой получилось так, что между ними возникла близость, они стали друзьями. Почти год Роберт был счастлив так же, как до начала Смуты.

Но потом все снова переменилось — и очень быстро. Так быстро, что у Роберта никогда не было времени остановиться и подумать, что следует предпринять. А когда умерла Береника…

— Ты напрасно вышел без плаща, Роберт.

Он резко обернулся и увидел стоящую рядом Дженн. В еле пробивающемся сквозь туман лунном свете лицо ее казалось бледным.

— Почему ты не спишь в такой поздний час?

— Мне жаль, что я тебя испугала, — пожала плечами девушка, — но кричать на меня нет нужды.

— Я не кричал. Я… — Роберт запнулся, не находя подходящего слова.

— Ты кричал, Роберт. Не переменить ли нам тему? Эту мы исчерпали.

Роберт снова уселся на камень, невольно усмехнувшись.

— О боги! Кажется, я нарушила твое задумчивое настроение. Снова прошу меня простить. О чем ты размышлял?

— Ни о чем важном.

— Неправда. Ты стоишь здесь уже больше получаса. Я знаю — я за тобой следила.

— Почему?

— Я подумала, что ты можешь кинуться вниз со стены.

— Ох!

— И я хотела при этом присутствовать.

На этот раз Роберт расхохотался; смех смыл мрачные мысли, как ливень смывает паутину.

Дженн подождала, пока он перестанет смеяться, и сказала:

— Ты никогда не говорил мне, что отец тебя ненавидит, — не говорил ни словечка.

— Не говорил.

— Значит ли это, что ты не сможешь приезжать сюда? Совсем?

— Да, именно так все и есть. Ты наконец сможешь избавиться от меня навсегда.

— Понятно. — Взгляд Дженн обратился к озеру. — И ты ничего не имеешь против того, что он считает тебя предателем?

Роберт пожал плечами.

— Я мало что могу сделать, чтобы изменить его мнение о себе, — а если бы и мог, то не захотел бы.

— Что именно ты мог бы сделать?

— Ну, например, пойти войной на Селара и свергнуть его с трона.

— Завтра ты уезжаешь?

— В чем дело? — шутливо поинтересовался Роберт. — Не можешь дождаться этого момента?

— Ох, Роберт, — бросила Дженн, поворачиваясь к нему, — иногда мне просто хочется тебя ударить!

— Меня? За что?

Девушка несколько секунд смотрела на него, но, как всегда, Роберт ничего не мог прочесть у нее на лице. Наконец она вздохнула и прошептала:

— Ты ведь и не догадываешься, правда?

— О чем?

— О том, каково мне… О том, что я чувствую, оставаясь одна, в незнакомом месте, без всякой надежды узнать больше об этой своей проклятой силе. Боги мне свидетели, Роберт, ведь ты — единственная нить — хоть и очень тонкая, — связывающая меня с Анклавом. Что мне теперь делать?

Дженн была права, и Роберт почувствовал себя виноватым. С другой стороны, насколько он мог судить по тому, чему был свидетелем, Дженн требовалось очень немного обычной подготовки, после которой колдун становится адептом. Ее сила росла так быстро, что не пройдет и года, как девушка достигнет уровня магистра. Пожалуй, ей даже лучше обойтись без обучения.

— Прости меня, — сказал Роберт. — Я глупец, признаю. Ты бы уже должна была к этому привыкнуть. Как бы то ни было, на твоем месте я пока не стал бы беспокоиться об обучении колдовским приемам. У тебя будет слишком много других дел: тебе предстоит учиться быть дочерью графа. Однако потом у тебя появятся возможности и для занятий колдовством. К тому времени твое положение укрепится, и ты сможешь ненадолго исчезнуть, чтобы побывать в Анклаве.

— Но я не знаю, как туда попасть.

— На самом деле знаешь, ты просто не отдаешь еще себе в этом отчета. Тебе просто нужно направиться в сторону Голета, и ноги сами приведут тебя в Анклав. Таково одно из следствий наложения Печати.

— Наложение Печати имеет еще какие-нибудь следствия, о которых ты не упомянул?

— Нет. — Роберт покачал головой и улыбнулся. Хоть Дженн и храбрилась, сейчас она выглядела очень хрупкой и уязвимой; однако глупостью с его стороны было бы поверить, будто это так и есть. — Мы с Микой отправимся в путь на рассвете, — продолжил он очень мягко. — Я не хочу, чтобы твой отец обнаружил, что мы все еще здесь. Не передашь ли ты мою благодарность Белле?

— Ты ведь не встречался с Лоренсом, мужем Беллы. Он рассчитывает увидеться с тобой утром.

— Тогда передай ему мои сожаления. Поверь, Дженн, лучше, если мы уедем на рассвете.

Девушка медленно кивнула, не сводя с Роберта глаз. «А ты попрощайся за меня с Микой. Скажи ему, что мне будет его не хватать».

— Обязательно.

Дженн слегка улыбнулась и двинулась к лестнице, но помедлила.

— Знаешь, ты почти заставил меня пожалеть, что я сказала гильдийцам ту глупость, из-за которой они на меня накинулись. Все это было увлекательным приключением, но теперь я не так уж уверена, что мне нравятся последствия. Вот так всегда и наказывается несдержанность.

Дженн была уже у ведущей вниз со стены лестницы, когда Роберт заговорил снова.

— Дженни! — Она остановилась и обернулась. Встретив ее взгляд, Роберт понял, что не знает, о чем хотел сказать. — Будь осторожна, хорошо?

— Я буду такой же осторожной, как и ты. Прощай, Роберт. Дженн исчезла, но, прежде чем Роберт двинулся с места, до него долетела ее последняя мысль:

«И откуда только ты взял, что я хочу от тебя избавиться! Я никогда ничего подобного не говорила!»

Мика уже оседлал лошадей и все приготовил к их предрассветному отбытию. Роберт широко зевал: ему удалось поспать всего около часа. Однако прежде чем он успел вскочить в седло, из темноты вынырнула Белла.

— Я так и думала, что вы попытаетесь сбежать, — ехидно протянула она.

— Мои намерения так очевидны? — откликнулся Роберт.

— Иногда да, но я к тому же знаю вас с такой стороны, которая обычно не видна.

— И какова же эта сторона?

— Очень раздражающая.

— Ах, — ухмыльнулся Роберт, — значит, вы обнаружите, что во многом сходитесь во мнениях с сестрой.

— Могу я поговорить с вами, прежде чем вы уедете? — Белла отошла в сторону от коней, Мики и конюха, державшего поводья. — Ответьте мне честно: вы говорите, что у нее есть Знак нашего Дома. Вы его видели?

— Да.

— И вы уверены, что она моя сестра?

— У меня сомнений нет. А у вас? — Роберт пристально смотрел на Беллу, опасаясь сказать лишнее.

— Ох, не знаю, — вздохнула Белла. — Но в любом случае я хочу извиниться за вчерашнее. Я не собиралась ни в чем вас обвинять. Просто я была так потрясена и так боялась за отца… если все это окажется ошибкой.

— Ошибки тут нет. И, пожалуй, будет лучше, если вы извинитесь не передо мной, а перед Дженн.

Белла нахмурилась:

— Меня тревожит и кое-что еще. Вы утверждаете, что она была похищена во время Смуты. Но как это могло случиться? Ведь единственными детьми, которые исчезли, оказались мальчики из семей, участвовавших в распрях. Мой отец не принимал в них участия, так зачем же было кому-то похищать его дочь? Кому она понадобилась — и почему потом об этом не стало известно? Почему…

— Почему она нашлась через все эти годы, целая и невредимая, когда остальных детей никто никогда больше не видел? Этого я не знаю и сомневаюсь, что, мы когда-нибудь узнаем. Прошло так много времени, что даже если удастся найти виновников, едва ли они признаются или смогут назвать истинную причину.

— Пожалуй, вы правы.

Роберт оглянулся на Мику, потом посмотрел на главную башню замка.

— Я помню, что мы с вами, Белла, раньше не очень ладили, но сейчас я хочу попросить вас…

— О чем?

— Будьте к ней добры. Не думаю, что в ее странной жизни ей перепало много тепла. Дженн ничего не помнит об Элайте. Она независима, очень любопытна, временами невыносима, но также обладает удивительной способностью приспосабливаться к переменам. Девочка закалена жизнью, но, согласившись явиться сюда, она подставила себя под удар и понимает это. Она будет вам противиться и изводить — не все равно будьте к ней добры, пожалуйста.

Белла несколько мгновений смотрела ему в лицо.

— А я-то думала, что великий граф Данлорн ко всему равнодушен.

Роберт выдержал ее взгляд.

— Так вы сделаете это?

— Постараюсь, — кивнула Белла.

— Тогда прощайте — и спасибо за гостеприимство. Роберт вскочил на коня и вместе с Микой выехал за ворота.

Когда первые солнечные лучи озарили горы, замок уже таял вдали.

— Ну, милорд, думаю, все могло обернуться и хуже, — заговорил наконец Мика. — Мог еще и снег пойти.

Роберт не смог сдержать улыбки:

— Мика, я очень тебя люблю и ценю твою верность, но твои высказывания всегда оказываются не ко времени.

— Милорд?

Роберт показал на собирающиеся на небе тучи.

— Ты только посмотри.

9

Вогн стоял на балконе своих апартаментов и глядел вниз, на городские огни. В ранних зимних сумерках ярко горели факелы, освещая дорогу, поднимающуюся в гору и заканчивающуюся здесь, на площади. Напротив резиденции Гильдии высилась величественная базилика, полная оранжевых огней и окруженная толпами молчаливо ожидающих горожан.

Базилика, озаренная изнутри тысячами свечей, тоже ждала. Могучие колонны и устремленные ввысь арки заставляли статуи святых над дверями казаться крошечными. Храм являл собой резкий контраст с расположенным напротив королевским замком, за стенами которого главная башня, погруженная в темноту, казалась гигантской тенью на небе, грозовой тучей из серого камня, безмолвной и непреклонной.

Вогн поморщился, когда с неба посыпались первые крупные снежинки. Конечно, глупо ожидать, что Фортуна все время будет ему улыбаться. Несмотря на непогоду, эта ночь все же несла удачу и его возлюбленной Гильдии, и ему самому. В конце концов, не каждый день приходится наблюдать похороны епископа.

Вогн отвернулся от базилики и вернулся в комнату, к пылающему очагу. Одетый в парадные желтые одежды Осберт был готов прислуживать своему господину. Круглый и мягкий Осберт — так всегда думал об этом человеке Вогн, хотя и понимал, что такое представление далеко от истины. Осберт не был наделен особыми талантами, но в одном с ним никто не мог равняться: он сумел создать безотказно действующую тайную службу. Осберт называл секретных агентов своим легионом, и Вогн на самом деле мало что о них знал. Впрочем, он и не стремился знать; все, что было ему от них нужно, — это результаты.

— Я начинаю терять терпение, Осберт, — проворчал Вогн, накидывая на плечи отороченный мехом плащ. — Сколько еще ждать, пока вы представите мне доказательства? Я до сих пор не получил от вас ничего, кроме невнятных донесений и заверений, что вы добудете то, в чем я нуждаюсь. Если вы не можете справиться с делом, хотелось бы мне знать: на что я трачу золото?

— Господин, — осторожно начал Осберт, — я ведь предупреждал с самого начала, что быстро ничего не получится. Ситуация очень непростая. Мой агент не может посылать мне донесения каждый день — иначе он окажется под подозрением. Надеюсь, к лету…

— Я не могу ждать до лета! — рявкнул Вогн. — Разве вы не понимаете, как это важно? Особенно теперь, когда Даунхолл наконец-то умер! После всей проделанной нами работы, когда мы по уши увязли в этой затее, любая проволочка с легкостью может разрушить все наши планы. Даунхолла больше нет, верно, и мы получили нужный закон, передающий приюты в наше ведение, но церковь саботирует его. Могут пройти годы, прежде чем мы полностью начнем распоряжаться приютами и госпиталями. Тем временем наши ресурсы должны пополняться. Если мы и дальше будем поддерживать короля…

Вогн не закончил фразы. Сейчас не время сообщать Осберту о планах на будущее, о грядущей славе Гильдии. Нет. Сначала нужно, чтобы Осберт завершил начатое.

— Мне нужны достоверные свидетельства к весне, Осберт. Дольше ждать я не намерен. В Данвине что-то происходит. Блэр играет в очень опасную игру, и я должен знать о его намерениях. Король должен знать о них. Вы понимаете?

— Да, господин.

Вогн кивнул. Пора было идти: Льюис уже ждал его на площади. Все вместе они направились к базилике.

Пение монахов и мягкое мерцание свечей сливались в гармонии, словно ложились толстым теплым ковром на каменный пол. Они смягчали суровые Трормы арок, приглушали стук сапог тех, кто пришел попрощаться с усопшим. Перед алтарем священник кланялся вырезанному из дерева изображению Триады; этот барельеф был знаменит по всей Люсаре совершенством тонкой работы. Курильницы наполняли базилику всепроникающим запахом меда и мирра. Гильдийцы прошли к своим обычным местам слева от прохода и в одиночестве уселись на отведенные Гильдии скамьи.

Положив руки на колени, Вогн оглядел огромный купол и перевел взгляд на алтарь. Он никогда особенно не любил этот храм: здесь всегда было сумрачно, строители базилики намеренно постарались вызвать мистическое чувство присутствия богов. Впрочем, это было даже трогательно: церковь давно утратила связь с божествами. Поклонение теперь было пустой традицией, никчемной оболочкой, в которую простой народ продолжал верить.

Да, только и всего.

Завтра вечером духовенство соберется в святилище и изберет человека, который займет место Даунхолла. Человека, который придет на помощь своему народу и снова соединит церковь с Гильдией. По крайней мере Вогн на это надеялся. Несмотря на то что все его планы зависели от исхода выборов, он был бессилен повлиять на него.

Вогн стиснул кулаки под мягкими складками мантии. Он не жалел о смерти Даунхолла. Три десятка лет, пока Даунхолл был епископом, он противился любой попытке Вогна усилить Гильдию. Даунхолл был реформатор, стремившийся вернуть церкви ее прежнюю славу, непреклонный в своем бескорыстии и милосердии, и это вбило клин между церковью и Гильдией.

Да, время для перемен пришло. Пора Гильдии снова подняться во весь рост. Разве не ей было доверено богами священное знание, которое следует хранить и умножать? Это нелегкая ноша, но Гильдия остается становым хребтом, без которого общество не может существовать. Если бы не забота и руководство Гильдии, человечество не пережило бы Начало Веков, никогда не преодолело бы барьер времени и все тяготы, выпавшие ему на долю в последующие тысячелетия.

Вогн сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и постарался устроиться на жесткой скамье поудобнее. Теперь от осуществления давно выношенных планов его отделяло единственное препятствие: синод, который соберется завтра, чтобы выбрать нового главу церкви; однако, что бы ни случилось, Вогн найдет способ добиться успеха!

Священники двумя рядами выстроились перед алтарем. Глядя на них, Вогн еще раз повторил себе: что бы ни случилось, он найдет способ добиться успеха.

Осберт распахнул перед ним дверь кабинета, и Вогн быстро вошел в комнату.

— Клянусь кровью богов, два часа этой унылой мессы — и все ради чего? Чтобы мы сидели там и притворялись, будто жалеем, что Даунхолла больше с ним нет? Войдите, Льюис, и закройте за собой дверь. — Вогн рванул завязки мантии на горле и схватил кубок с вином, поданный Осбертом. — Да будут благословенны боги, наконец-то забравшие его!

Льюис повернул бледное лицо к Вогну.

— Его многим будет не хватать.

— Ну, не столь многим, как ему бы хотелось, я уверен! — бросил Вогн. Два часа в окружении плаксивых священников, холод, кусавший руки и ноги, — все это не улучшило его настроения. Да еще Хильдерик, служивший мессу… Если он станет епископом… — Осберт, у меня есть для вас задание.

— Да, господин? — Осберт наклонился над очагом, протянув к огню руки.

— Мне нужно, чтобы завтра в святилище был наш человек. Я желаю знать, как пройдет голосование: кто нас поддержит, а кто будет против.

— Милорд!

— Не притворяйтесь дураком, вы понимаете, о чем я говорю, — рявкнул Вогн. — Вам известно, что мы с королем обсуждали, кто станет преемником Даунхолла. Селар ясно дал понять синоду, каковы его желания. Они должны избрать Брома или Квинна. Вот мне и нужен кто-нибудь, кто позаботился бы, чтобы они это поняли.

Осберт покачал головой.

— Но единственный человек в Гильдии, который может проникнуть туда и не быть разоблачен, — это Нэш, а он сегодня покидает Марсэй.

— Ну так остановите его! Отправляйтесь. Какое мне дело, что при голосовании не должно быть посторонних. — Вонг допил вино и резко поставил кубок на стол. — Я должен знать, что там произойдет!

Холод каменного пола, на котором преклонила колени Розалинда, заставлял все суставы ныть, спину болеть. Королева впивала эту боль, погружалась в нее, тонула. Пламя и лед, мучения и одиночество… Только молитва давала возможность забыть все это на какое-то время.

Базилика была уже почти пуста; последние придворные покинули храм. Почетный караул дожидался, когда уйдет и королева, чтобы унести тело Даунхолла. Когда это случится, Розалинда лишится всякой надежды.

Селар явно принял решение. Он пойдет войной на Майенну, разорвет Люсару на части, поставит на колени церковь — и все ради кровавой мести. Мести за то, что он был младшим сыном, за то, что был любимцем отца, но оказался оттеснен от трона Тироном, когда здоровье того улучшилось. Мести за необходимость поддерживать Тирона, когда майеннские бароны взбунтовались после смерти их отца. Мести Тирону за то, что тот заставил его покинуть Майенну и вторгнуться в Люсару, за то, что жить и умереть ему предстояло вдали от родины, за покушения на его жизнь.

Эта месть будет стоить Люсаре тысяч жизней. Она разрушит страну, которой в один прекрасный день должен будет управлять ее сын. Милую, прекрасную, изнемогающую Аюсару, лишенную союзников, обреченную на поражение… Те, кто видел ее боль, были бессильны, остальные — слепы.

Розалинда все это понимала, страдания родины разрывали ей сердце; теперь, когда Даунхолл мертв, некому остановить кошмар, некому поднять голос в защиту обездоленных. Нет теперь спасителя.

Сложенные руки Розалинды бессильно опустились. Какой-то голос в ее душе убеждал ее не терять веры, но теперь она была глуха к его призыву. Королева устало поднялась на ноги, мельком взглянула на триум, повернулась и вышла из базилики.

Он падал.

Скользя и кувыркаясь, он с криком свалился с глинистого берега реки. Ледяная вода выжала воздух из легких, стиснулависки, ослепила и оглушила. Только в душе его еще звучал отзвук победного смеха старика. Потом на него обрушилась боль. Это было ужасно: холод проникал, казалось, в самые кости, намокшая одежда тянула вниз. Клинок предательства отсек надежду на спасение, лишил его легкие воздуха. Река, уносящая его с собой, была самой тьмой, черной непроглядной тьмой, вихрящейся вокруг. Не выдержав, он открыл рот; ледяной яд хлынул внутрь. Он все еще боролся, бил по воде руками, натыкаясь на камни, стволы деревьев, собственный меч, путаясь в плаще. Понять, где же поверхность, никак не удавалось, ухватиться было не за что. Вверху, внизу, слева, справа был лишь бешеный поток, увлекающий его в ад. Барабанный бой в ушах, боль в груди… Он не мог больше не дышать, но кругом была только вода. Он тонул.

Что-то коснулось его руки. Он почти не почувствовал этого, так онемела его плоть. Больше он не двигался вниз по течению. Боль в груди стала такой невыносимой, что он понял: сейчас он вдохнет воду. Пришло время умереть.

Неожиданно он снова начал двигаться, и его голова вынырнула из воды. Что-то до боли стиснуло его руки, подняло голову еще выше. Он судорожно вздохнул, кашляя и давясь, — теперь вода в легкие не попадала, и он снова и снова глотал живительный воздух.

Рядом раздался голос. Где-то во тьме кто-то обращался к нему. Голос был спокойный, утешительный, надежный. Он ухватился за этот голос, сосредоточился на нем. Его решительно тащили куда-то, пока он не почувствовал твердую опору за спиной. Он оказался на берегу и растянулся там, совершенно обессиленный. Когда он открыл глаза, кругом была ночь, и лишь звезды, как снежная пыль, покрывали небосвод.

Голос раздался снова.

— Как вы? Говорить можете? — Кто-то закутал его в плащ.

Он повернул голову и посмотрел на человека, спасшего ему жизнь. Это был совсем молодой парень — почти мальчишка, лет пятнадцати или шестнадцати. На него смотрели озабоченные глаза — глаза такие зеленые, что это было заметно даже в темноте.

Он кивнул и попытался сесть, не в силах отвести взгляд от зеленых глаз. Потом вдруг юное лицо изменилось, заколебалось исловно заструилось, и внезапно над ним наклонился Карлан. В черных глазах старика была издевка, седые волосы не могла скрыть даже ночная тьма. На морщинистом лице появилась победная усмешка.

— Теперь тебе не сбежать! Теперь ты мой! — проскрежетал голос старика.

Селар резко сел на постели, ловя ртом воздух. Секунду он не мог вспомнить, где находится. Он завертел головой, пока наконец глаза его не различили предрассветное небо в окне и все вокруг не заняло своего привычного места.

Отдышавшись, он откинул со лба мокрые от пота волосы, потом жадно схватил кубок с вином, всегда стоящий на столике у кровати. Однако кубок был пуст. Селар с проклятием откинул одеяло, спустил ноги на пол, проковылял к шкафчику у окна, достал кувшин с вином и жадно припал к нему.

Проклятый сон!

В шкафчике стоял еще один кувшин с вином — полный. Селар перенес его на подоконник, распахнул ставни, закутался в одеяло и опустился на мягкое сиденье у окна. Снаружи висел легкий туман, который будет окутывать долину, пока солнце не поднимется высоко. Воздух был ледяным, но Селар жадно пил его — воспоминание о сновидении никак не проходило.

Сон не передавал реальности, он говорил лишь о чувствах Селара. Он пробыл в воде не больше минуты, прежде чем Роберт вытащил его на берег. И Карлана там не было — ни тогда, ни потом. Карлан ограничился тем, что столкнул его в воду.

Селар глотнул еще вина, радуясь его вкусу и теплу, разлившемуся по телу. Хоть он и закутался в одеяло, холодно ему не было. Нет. Все, что он чувствовал, — это пустоту внутри.

Битва при Селуте, почти четырнадцать лет назад… Он высматривал Карлана. Как раз когда победа стала клониться на сторону армии захватчиков, старик куда-то исчез, и Селар отправился на поиски, желая разделить триумф с человеком, которому был им обязан. Хотя идея завоевания Люсары принадлежала Селару, именно Карлан привлек его внимание к слабости воюющих друг с другом Домов, к слабости короля. Если бы не это, Селар никогда не решился бы начать войну. Люсара была — всегда была — слишком сильной.

И он нашел Карлана. У реки. Старик стоял на берегу, его черные глаза сверкали в вечернем свете. Карлан протянул к Селару руки со скрюченными пальцами и со смехом прокаркал: теперь тот в его власти. Как испуганный ребенок, Селар отшатнулся, и Карлан столкнул его в воду.

Предательство. Как и все остальные, Карлан его предал. Все, все его предавали. Все, кроме…

Но Роберт бежал. Бросил его. Оставил его тонуть — точно так же, как если бы просто отошел от берега много лет назад. Он покинул Селара, потому что не желал нарушить клятву, потому что не желал склонить голову, не желал сдаться тем, кто боролся против его идеалов. А Селар хотел, чтобы он покорился.

Да, хорошо, что Роберт уехал. Селар остался один — но теперь никто не мог его остановить.

Джордж, граф Кандар, носитель титула «защитник королевства», помедлил у садовой калитки, положив на нее руку. Летом сад был одним из красивейших мест в замке и даже сейчас, в разгар зимы, сохранял определенное очарование. Однако Джордж пришел не любоваться красотами сада; его влекла облаченная в меха фигура на скамье у пруда.

Там сидела в окружении своих дам Розалинда; она подняла глаза на Джорджа, когда тот пересек сад и низко поклонился.

— Милорд, я думала, что вы должны были отбыть этим утром в Кандар.

— Должен был, ваше величество, но король собирает вечером государственный совет, и мне следует на нем присутствовать. Моим землям придется еще несколько дней обойтись без меня.

Розалинда кивнула и знаком предложила ему сесть. Кандар заметил, как внимательно посмотрели на него придворные дамы, прежде чем вернулись к своим занятиям.

— Я не ожидал, что вы все еще гуляете в саду в такие морозы. Разве вам не холодно?

Розалинда развела руками:

— Как видите, мы еще не замерзли до смерти. Мне кажется, что зимой мы проводим слишком много времени в комнатах. Если только мы не отправляемся на охоту, мы почти не видим солнца, а сегодня, согласитесь, прекрасный день.

— Я надеюсь, ваше величество не станет рисковать здоровьем, — пробормотал Джордж, искоса бросив взгляд на дам королевы. Одна из них, темноволосая красотка лет шестнадцати, не отрывала от него глаз и теперь в смущении потупилась.

— Прошу вас, милорд, — сказала Розалинда, — расскажите мне что-нибудь. Я полагаюсь на ваш чуткий слух: вы наверняка слышите все последние новости о моей стране. — Она опустила руки на колени. Сегодня в королеве не было живости, голос ее звучал устало. Казалось, подумал Джордж, она разговаривает с ним, только чтобы отвлечься от грустных мыслей.

Джордж улыбнулся и кивнул:

— Ах, но я же последние два месяца находился при дворе. Единственное, что я слышал, — это история об отшельнике из Шан Мосса.

— Об отшельнике?

— Да. Говорят, ему было видение. Все это, кажется, случилось глубокой осенью. Отшельник раньше был монахом братства Святого Катберта и ненадолго вернулся в монастырь, чтобы поведать аббату о случившемся с ним. Сразу после этого он исчез, и его больше никто не видел. Существует древнее пророчество, в котором говорится о темном ангеле, который спустится на землю. Он — олицетворение зла и стремится навредить богам, разорвав церковь надвое. Так вот, отшельнику было явлено, что этот день уже наступил, что темный ангел уже ходит по земле и разрушает церковь.

Джордж рассчитывал, что его рассказ позабавит королеву, но вместо улыбки в ее глазах появился ужас, а голос превратился в хриплый шепот.

— Может ли это быть правдой? Можно ли верить этому отшельнику?

Джордж поспешил успокоить Розалинду:

— Не знаю, миледи. Существует так много пророчеств — иногда сбываются даже самые фантастические. Однако мне думается, что рассказу отшельника придается слишком большое значение. Он ведь жил в лесу один целых двадцать лет. Кто может сказать, не повредился ли его разум от одиночества? Я уверен, в этих россказнях нет правды.

— В большинстве пророчеств скрыта истина, милорд, — прошептала Розалинда. Взгляд ее словно ушел внутрь. — И бывает такая правда, о которой мы узнаем, когда уже слишком поздно.

Джордж сложил руки на груди и выдавил улыбку. Ему так и не удалось развеселить ее. Лучше будет уйти.

— С вашего позволения, ваше величество, я покину вас. Мне нужно еще заняться сборами перед отъездом.

Розалинда кивнула, и Джордж попятился, а потом вышел в калитку сада. Свернув на дорожку, ведущую к главной замковой башне, он принялся ругать собственную глупость. Так всегда случалось, когда он расставался с Розалиндой. Он клял себя за то, что искал с ней встречи, и за то, что покинул ее. Но что он может сделать? Она была его монархиней, его королевой. Какую надежду может он питать в этой безнадежной ситуации?

Но все равно он возвращался к ней, и иногда казалось, что она радуется его приходу. Она так мало кого видит… Большинство придворных не обращают внимания на королеву, иногда даже забывая о ее существовании. Ее дамы — из самых знатных семейств, но это скорее политика Селара, стремящегося удерживать при дворе представительниц влиятельных родов, чем забота о супруге. Селар сам как-то признал в разговоре с Джорджем, что считает жену пустоголовым ребенком. Он женился на ней из государственных соображений, чтобы наследник, рожденный принадлежащей к старой знати королевой, укрепил его власть над Аюсарой.

Джордж не мог не признать мудрости Селара. Эта маленькая уступка древним Домам много сделала для их умиротворения, особенно после рождения Кенрика. Знатные Дома давно уже примирились с владычеством Селара и были готовы в будущем признать королем его сына.

Но Джордж не мог не спрашивать богов: почему Селар выбрал именно эту единственную драгоценность? Зачем ему было делать своей женой именно Розалинду?

— Ну, закончили вы наконец? — буркнул Хильдерик, упираясь руками в бедра. — Я хотел бы все-таки пообедать сегодня, если не возражаете.

Годфри не обратил внимания на ворчание архидьякона и продолжал методично освобождать стол от бумаг, перьев и чернильниц, чтобы на него можно было поставить поднос, который держал отец Джон. Годфри был готов примириться с дурным настроением старика, как мирился с осенним дождем. Потерять старого и близкого друга само по себе тяжело, а лишиться наставника и духовного руководителя ужасно вдвойне.

Он закончил уборку и посторонился, чтобы дать отцу Джону возможность поставить на стол поднос, потом уселся напротив Хильдерика.

Старик хмыкнул, оглядев блюда, и поднял руку:

— Не уходите, Джон. Я хочу кое о чем вас спросить.

— Да, архидьякон?

Хильдерик рассеянно налил себе в чашу козьего молока — единственного напитка, который теперь разрешали ему пить целители.

— Вчера в базилике вам лучше было видно. Не явился ли проктор на мессу во всех своих регалиях, или это просто мне примерещилось?

— Так все и было, архидьякон, — ответил отец Джон. Хильдерик нахмурил свои кустистые седые брови и оттопырил нижнюю губу.

— Ну и наглость! Попадется он в лапы Бролиха за свое лицемерие!

— Разве это не было проявлением уважения?

— Ха! — Хильдерик отломил кусочек хлеба и стряхнул крошки с колен. — Вогну даже слово-то такое непонятно. Ладно. Спасибо, Джон.

Молодой священник поклонился и вышел. Годфри откинулся в кресле и оценивающе посмотрел на тарелку коллеги.

— Лично я не могу себе представить, как вы это едите. Детская размазня и молоко!

— Ну, все зависит от того, насколько вы голодны. — Хильдерик помолчал, пока жевал кусочек размоченного в молоке хлеба. — Так что?

— Вы о чем?

— Не будьте ослом, мальчик. Каков счет? Годфри сложил руки на груди.

— Но выборы состоятся еще только через несколько часов, брат мой. Откуда мне знать, каков будет счет? Боги не благословили меня даром ясновидения.

Поднеся чашу к губам, Хильдерик нахмурился.

— Вы нарочно хотите меня разозлить или придуриваетесь просто по привычке?

— Странные вопросы вы задаете священнику.

Хильдерик осушил чашу и осторожно поставил ее на стол. Он серьезно посмотрел на Годфри, потом медленно покивал.

— Значит, дело плохо, как я понимаю? Годфри устало пожал плечами:

— Это зависит от того, что вы понимаете под «плохо». С одной стороны, мы имеем консерваторов, аббатов и монахов, которым никогда не нравились реформы Даунхолла и которые будут только счастливы восстановить прежние обычаи. Есть умеренные, одобряющие небольшие изменения в структуре церкви, — но только не такие, которые отнимут у них хотя бы часть самостоятельности. Есть немногие рьяные сторонники новых порядков, готовые броситься в объятия Гильдии и поддержать короля. Они счастливы, что Гильдии переданы приюты и лечебницы, верят, что это в интересах церкви и всего народа: избавившись от забот о страждущих, они могут вернуться к созерцательной жизни.

— А остальные?

— Разве перечисленных вам мало?

— К счастью, я полагаю, что вы затронули лишь самый поверхностный слой.

Годфри улыбнулся, хотя и с запозданием.

— Хотел бы я тоже в это верить. На самом деле большинство еще колеблется. Нам не удалось воспрепятствовать тому, что у церкви отобрали приюты, а о нападениях разбойников священники пока еще не задумываются. Нам неизвестны планы Селара, а потому мы не можем рассказать о них. Все знают о том, что происходит после смерти Даунхолла, но ни у кого еще нет определенного мнения о позиции церкви.

Хильдерик с отвращением посмотрел на остатки своей трапезы и отодвинул тарелку. Подняв глаза на Годфри, он сказал:

— Наши мнения расходятся, брат мой. Я не считаю нерешительность плохим признаком. Если бы к настоящему моменту все разделяли стремления Селара, тогда и правда дело было бы плохо. То, что духовенство все еще готово выслушивать наши доводы, по крайней мере обнадеживает.

Годфри поднял брови, и Хильдерик поправился:

— Ну хорошо, слегка обнадеживает, признаю.

Годфри поднялся, выпрямился во весь свой высокий рост и сжал в руках маленький деревянный триум, висевший у него на груди на серебряной цепи.

— По правде сказать, меня больше занимают не сами выборы, а то, что случится потом. Предположим, нам удастся настоять на своем и ни Бром, ни Квинн не будет избран. Что тогда произойдет?

— Ничего особенного, мне кажется. О, конечно, Селар покипятится и покричит — но что на самом деле он сможет сделать? Не разогнать же церковь и казнить нас всех, верно? Он не дурак и прекрасно понимает, что это кончится гражданской войной. Он не может себе позволить прямого выпада против церкви. — Хильдерик, должно быть, прочел кислое выражение на лице Годфри. — Что тут не так?

— Не знаю. Мне просто не нравится, как все складывается. Не думаю, что Селар покорно примет поражение. Он и так долго дожидался смерти Даунхолла, и то, что он выбрал именно этот момент, чтобы передать приюты Гильдии, вовсе не совпадение: он понимал, что у Даунхолла нет сил ему противиться. Совершенно очевидно, что Бром и Квинн необходимы королю для осуществления дальнейших планов. Я как-то не могу представить себе, что Селар философски отнесется к новому поражению.

— Уж не хотите ли вы предложить, чтобы мы поддержали кандидатуры приспешников короля на выборах?

Годфри взглянул на старика, потом перевел глаза на триум в своей руке и медленно покачал головой.

— Ни в коем случае. Я просто не могу отделаться от мысли, что существует какой-то другой выход. Вы помните слухи об отшельнике? О привидевшемся ему темном ангеле, раздирающем церковь на части?

Хильдерик рассмеялся:

— Вы слишком наслушались сплетен, брат мой. Кроме того, Селар не имеет к этому никакого отношения. У него светлые волосы, а не темные. И можете не говорить мне о Вогне: те немногие волосы, что у него остались, почти белые. Боюсь, что в видении шла речь о каком-то другом темном ангеле, да, возможно, и не одном. Ладно, нам пора отправляться в святилище.

Годфри подошел к двери и положил руку на задвижку.

— Мы придем туда немного рано, но я не возражаю. Хотелось бы занять хорошее место.

Холодный утренний воздух ударил в лицо Нэшу, как оплеуха, и заставил сделать судорожный вдох. Моросил дождь, но мелкие капли почти не долетали до земли. В святилище было жарко и душно, и Нэш не раз чувствовал, что начинает дремать. Обсуждение тянулось часами, но Нэш, загримированный под другого человека, не мог себе позволить даже встать и размяться, боясь оказаться разоблаченным. Теперь, выйдя в вымощенный булыжником дворик, он раскинул руки и потянулся. Вогну, конечно, не терпится узнать о результатах голосования, но Нэш не спешил с докладом.

Сколько еще будет это тянуться? Сколько еще месяцев предстоит ему унижаться перед проктором? О, нет сомнения: Осберт доверяет ему полностью, даже Селар заметил его и пожелал видеть при дворе, но Вогн…

Будь оно все проклято! Если бы только он не нуждался так в этом надутом идиоте, не нуждался в них всех!..

Однако ничего не поделаешь. Нэшу была необходима поддержка Вогна, но особенно необходима была его библиотека. Больше же всего ему нужен был Селар, и тут приходилось соблюдать огромную осторожность. Нэш не мог себе позволить новой неудачи. Ему не хватит сил начать все сначала в третий раз. Он должен добиться успеха, и он добьется его — сделает то, чего не удалось сделать его отцу. Пять поколений — достаточная жертва на алтарь любой амбиции, как бы ни лучезарна была цель.

Все же Нэшу удалось продвинуться так далеко вперед… гораздо дальше, чем всем его предшественникам. На этот раз он все спланировал правильно, позаботился и о Враге, и о Союзнице. Теперь ему уже не грозили особые опасности: все, что требовалось, — это сохранять терпение.

Нэш вздохнул и постарался успокоить бунтующие чувства. Время еще есть: время добиться всего, восполнить потерянное много лет назад.

Сейчас же было пора отправляться к Вогну и сообщить ему новости.

Нэш зевнул и провел руками по густым черным волосам, потом, усмехнувшись, двинулся через двор.

Отец Джон сунул пачку писем под мышку, поблагодарил курьера и поспешно пересек двор монастыря, надеясь не промокнуть под дождем. Он нырнул в проход, ведущий в покои архидьякона, миновал коридор, отжимая воду из мокрых волос, и толкнул дверь.

Хильдерик стоял около умывальника и растирал льняным полотенцем лицо. Заметив отца Джона, он повернулся к нему.

— Архидьякон! Синод кончил заседать?

— Как видите. Мы только что вышли из святилища. Все закончилось. Теперь я должен одеться и отправляться к королю.

— Я помогу вам, конечно, но только сначала вам следовало бы отдохнуть. Вы ведь провели там почти двенадцать часов! Вы, должно быть, совершенно измучены.

Хильдерик только устало кивнул и с помощью Джона стал натягивать облачение.

— Для вас пришли письма, но это может и подождать. Курьер прибыл за несколько минут до того, как синод разошелся. Он оказался моим земляком, так что я не удержался и порасспросил его.

— Ну и что?

— Архидьякон…

— Не тяните: вы же явно хотите мне что-то сообщить. Джон поколебался. Следует ли рассказывать об услышанном

Хильдерику? Нужно ли ему об этом знать? Пожалуй, нужно.

— Дело в том, что я услышал совершенно невероятные новости. Хильдерик поднял бровь:

— Уж не о каком-то темном ангеле идет речь?

— Нет, архидьякон. Дело касается девушки — совсем еще ребенка. Вам ведь известен граф Элайты?

— Я знал его до войны, а потом много лет не видел. Хороший человек.

— Вы помните его дочь? Младшую дочь? У него их, по-моему, две.

— Да. Белла старшая. Она несколько лет назад вышла замуж за молодого Аоренса Мейтленда. Ну же, брат мой, переходите к сути. Король наверняка ждет меня еще в этом году.

Джон усмехнулся и накинул ризу на плечи старого священнослужителя.

— Вы не поверите: все считали, что младшая дочь утонула, когда ей было три или четыре года. Однако она выжила: ее на самом деле похитили во время Смуты.

— Во время Смуты? Как они об этом узнали?

— Кто-то ее нашел, хоть жила она на другом конце Люсары. Ее теперь привезли обратно к отцу. Ну не чудо ли это, архидьякон!

Хильдерик пристально взглянул на молодого священника.

— Вы имеете в виду — в буквальном смысле слова, сын мой? Джон хотел пожать плечами, но одернул себя.

— Э-э… Не знаю. Пожалуй, это возможно. Хильдерик улыбнулся:

— Что ж, такое название почти оправданно. Как замечательно, что потерянная дочь вернулась к Якобу, — хотя, наверное, возникает вопрос: где она была все это время и куда делись остальные дети. Но все же один найденный ребенок лучше, чем ни одного.

— Именно так, архидьякон. Но на этом история не кончается. Хильдерик, уже направившийся к двери, обернулся.

— Есть что-то еще?

Джон обошел его и распахнул дверь.

— Мне подумалось, что вам следует знать о том, что рассказал мне курьер. Это очень важно… Конечно, пока еще только слухи ходят, но мне почему-то кажется, что они имеют основание.

— Что они сделали? — Вогн стукнул кулаком по столу и обернулся к Нашу так резко, что его темное одеяние взметнулось в воздух. Огонь в очаге в этот момент вспыхнул, полено затрещало, и Вогн яростно выплеснул в очаг вино из кубка. Двумя шагами проктор пересек комнату, распахнул дверь и рявкнул: — Льюис! Осборн! — потом снова повернулся к Нэшу. — Что, черт возьми, задумал Хильдерик, а? Уж не полагает ли он, что мы с ним играем в игрушки?

Нэш стоял неподвижно, спрятав руки в складках мантии.

— Архидьякон имел к этому мало отношения — по крайней мере в открытую. Что там говорилось и делалось перед собранием синода — другое дело, тут можно только гадать.

— О да, — бросил Вогн, — и я прекрасно догадываюсь, что затеял старый дурак. Он думает, что мы покоримся и сделаем вид, будто ничего не заметили. Король знает?

— Архидьякон Хильдерик, вероятно, как раз сейчас собирается к нему.

— Что ж, успехов ему!

Сделав глубокий вдох, Нэш рискнул спросить:

— Господин, мы ведь не лишимся теперь приютов и госпиталей? Вогн стоял у двери, погруженный в собственные мысли; глаза его сузились, как будто он только что заметил присутствие Нэша. Бросив на него взгляд, Вогн нахмурился и пробормотал:

— Приюты не имеют отношения к нашей проблеме. Нет, речь идет о гораздо более важных вещах. Проклятие, дорого же они мне заплатят!..

В этот момент в дверях показались полные любопытства Льюис и Осберт, однако Вогн не стал задерживаться, чтобы сообщить им новость. Махнув рукой в сторону Наша, проктор потянулся за плащом.

— Порасспросите-ка его, — прорычал он. — Спросите его, где, по его мнению, окажемся мы через год. Я отправляюсь к королю. — Вогн закутался и двинулся к двери, но помедлил. — Впрочем, Нэш, я передумал: вы пойдете со мной. Возможно, король захочет задать вам несколько вопросов.

Нэш стряхнул с одежды капли дождя и помог Вогну освободиться от мокрого плаща. Всю дорогу до замка проктор кипел и ругался, но Нэш молчал, презирая неспособность главы Гильдии держать себя в руках. Двое стражников встретили их у входа в замок и проводили в приемную короля. К тому моменту, когда они туда вошли, Вогн уже несколько успокоился.

Они оказались в круглом зале в главной башне замка. Слева в очаге, таком огромном, что в нем можно было бы зажарить целого быка, ярко пылал огонь. Перед очагом стоял длинный стол черного дерева, окруженный стульями. На стенах здесь не было гобеленов, а единственное окно, завешенное драгоценным эстрианским бархатом, выходило в сад.

Нэшу было достаточно одного взгляда, чтобы заметить все это; внимание его было приковано к находившимся в зале людям. Прямо перед ним, спиной к двери, стояли архидьякон Хильдерик и дьякон Годфри. Позади стола рядом с очагом находились граф Кандар и его родич, герцог Тьеж Ичерн; у противоположного конца стола Нэш увидел герцога Донала МакГлашена и королевского советника Дай Ингрэма, а также графа Пейна. В глубине помещения, рядом с окном, стоял король.

Вогн и Нэш поклонились, но Селар едва удостоил их взглядом.

— Прекрасно, Вогн, мне не придется за вами посылать. Случайно ли вы появились здесь сразу за архидьяконом, или дожидались, пока он покинет святилище?

— Сир, мне просто хотелось узнать, известен ли уже результат выборов.

— Да, — протянул Селар, — конечно. Что ж, архидьякон как раз собирается сообщить нам об этом. Так что вы говорили, отец мой?

Хильдерик с достоинством склонил голову:

— Сир, синод долго и горячо спорил, но, как я счастлив вам сообщить, в конце концов избрал человека, который, как мы полагаем, обладает качествами, необходимыми для главы церкви.

— И кто же это? — тихо спросил Селар.

— Эйден МакКоули. — Голос Хильдерика был лишен всякого выражения, но его слова прозвучали как удар грома.

Селар слегка приподнял брови; тот, кто не наблюдал за ним очень пристально, мог бы и не заметить этого. Король помолчал, потом отошел от окна и положил руки на спинку кресла.

— Эйден МакКоули, вот как? Интересный выбор. И голосование было единогласным?

— Почти, сир.

— Понятно. — Селар опустил глаза и кивнул. — Когда же состоится помазание?

В ответе Хильдерика проскользнуло еле заметное колебание.

— Мы совершили церемонию сразу же после выборов. Епископ МакКоули уже посвящен в сан.

— Уже! — взорвался Вогн. — Без всяких приготовлений?

— Мы решили, что в данных обстоятельствах так лучше, — пробормотал Годфри.

— И что же это за обстоятельства? Однако Селар, подняв руку, остановил Вогна:

— МакКоули уже посвящен в сан епископа?

— Да, сир, — кивнул Хильдерик.

Селар опустил руки, не сводя глаз с архидьякона, потом снова кивнул и отвернулся.

— Мы дозволяем вам уйти. Не сомневаюсь, что новый епископ нуждается в ваших услугах.

Священники поклонились и попятились к двери, так что Нэшу пришлось посторониться. Дверь уже открылась, но тут Селар остановил Хильдерика и Годфри.

— Минутку, архидьякон. А что второе?

— Сир? — Хильдерик искоса бросил взгляд на Годфри.

— Вы сказали, что у вас две новости для меня. Как я понял, избрание МакКоули епископом — одна из них. Какова вторая?

Годфри втянул воздух и поспешно ответил, опередив коллегу.

— Это пустяк, сир. Всего лишь сплетня… слух. Селар улыбнулся:

— Расскажите мне, в чем там дело. Хильдерик выпрямился во весь рост и ответил:

— Один из курьеров, сир, рассказал нам странную историю. Она касается графа Элайты.

Элайта! Нэш пристально взглянул на старого священника. Элайта! Что могло…

— Говорят, его дочь, — продолжал Хильдерик, — младшая дочь, Дженнифер, считалась утонувшей в младенчестве.

— Вот как? И что же? Разве она восстала из мертвых?

— Можно сказать и так. По-видимому…

Нэш напрягся, зная заранее, какова будет новость, ожидая этого с гневом и страхом, но не сомневаясь в том, что услышит.

— По-видимому, на самом деле она была похищена во время Смуты. Ее нашли в Шан Моссе и вернули отцу.

Нэш молча попятился и оперся о стену. Ощущение прохладного камня под рукой вернуло ему спокойствие, и он постарался овладеть собой. Убедившись, что никто ничего не заметил, он сосредоточил внимание на короле и на Хильдерике, продолжавшем рассказ. Потом еще будет время, чтобы обдумать возможные следствия.

— Не сомневаюсь, что Якоб очень счастлив вновь обрести дочь, — пробормотал Селар. — Но ведь это не все? Невероятно, конечно, что удалось найти и вернуть кого-то из детей, похищенных во время вашей Смуты. Но разве ни о чем больше вы не хотите мне сообщить?

— Конечно, сир. Речь идет о человеке, который нашел девушку.

— Клянусь богами, Хильдерик, — хрипло рассмеялся Селар, — вам нужен целый век, чтобы рассказать простую историю. Заканчивайте же! Кто этот необыкновенный человек?

— Граф Данлорн, сир.

Селар замер на месте. Улыбка, которая мгновение назад казалась издевательской, стала совсем иной. В зале царила тишина, все взгляды устремились на короля; только огонь в очаге трещал и гудел. Никто не шевелился.

— Так он вернулся? — прошептал Селар. — Вы уверены?

— Я не видел его собственными глазами, но сообщение из Элайты достоверно. У меня нет причин думать, что все остальное — выдумка.

Вогн рванулся вперед:

— Мы должны что-то предпринять, сир. Вы же не можете позволить ему…

— Я могу позволить все, что пожелаю, проктор, — перебил его Селар, потом снова повернулся к Хильдерику. — Вы знаете, где сейчас может быть Данлорн? Он направляется сюда, в Марсэй?

— Я знаю только то, что уже рассказал, сир.

— Не могу поверить, — снова не выдержал Вогн, — что он настолько глуп, чтобы вернуться! После такого долгого отсутствия! Чего он может хотеть? Каковы его планы? Он явился один или с армией? Его необходимо схватить!

— По обвинению в чем, проктор? — Голос Селара стал ледяным. — До сих пор он не совершил никакого преступления, насколько нам известно.

— Никакого преступления! — Голос Вогна стал визгливым, а лицо побагровело. — Должен ли я напоминать вам, сир, о тех преступлениях, которые он совершил перед своим бегством?

Селар поднял руку:

— С теми преступлениями тогда и было покончено. Можете, конечно, найти его, но никто не смеет и пальцем его тронуть без моего позволения. Это понятно?

Губы Вогна сжались в тонкую линию, однако он покорно поклонился.

— Вполне, сир.

Селар оглядел собравшихся в зале, задержав взгляд на Хильдерике и наконец на Наше.

Потом его глаза сузились, и король снова отвернулся к окну. Он сделал было жест, чтобы отпустить придворных, но передумал:

— Ичерн!

— Да, сир?

— Возьмите дюжину солдат и отправляйтесь в базилику. Арестуйте епископа МакКоули по обвинению в государственной измене. Приведите его в замок и держите в одиночном заключении.

— Сир! — Хильдерик кинулся вперед, но его опередил Кандар, загоррдив от старика короля.

— Да, архидьякон, — улыбнулся Селар, — мне следовало бы сказать вам раньше, что мне донесли о весьма неприятных вещах касательно этого вашего МакКоули. Я не собирался судить его, но теперь, в свете последних событий, я считаю это своим долгом. А вы тем временем вернитесь в базилику и приготовьте все, что нужно, для посвящения Энтони Брома в сан епископа. Я хочу, чтобы он к вечеру был возведен в звание.

— Но, сир!.. Я не могу этого сделать. Епископ МакКоули…

— Архидьякон МакКоули — предатель, — бросил Селар, и в голосе его зазвучала сталь. — Подумайте о собственных прегрешениях, а то не пришлось бы мне обвинить вас в таком же преступлении.

— Если вам угодно заточить кого-нибудь, сир, возьмите меня. Но вы не должны, вы не можете так поступить! Церковь не станет…

— Не станет чего? — Селар двигался вокруг стола до тех пор, пока не оказался перед стариком. — Если вы и ваши братья хоть сколько-нибудь цените жизнь МакКоули, вы сделаете, как я сказал. Мне не хотелось бы казнить МакКоули так скоро после его помазания — это было бы нарушением благочестия. Отправляйтесь и сделайте приготовления быстро, архидьякон. Вы обнаружите, что не все так уж плохо. — Селар положил руку на плечо Хильдерика, наклонился и прошептал: — Вы должны научиться верить мне, брат мой. Я делаю это для блага церкви и всей страны. Ведь нехорошо бы было иметь епископом предателя, правда?

Селар выпрямился и кивнул Ичерну. Подхватив Хильдерика с двух сторон, Ичерн и Кандар увели архидьякона; Годфри кинулся следом. Когда дверь за ними закрылась, Селар повернулся к Вогну.

— Как я понимаю, вы явились сюда так поспешно, чтобы предупредить меня, проктор? Удивительно, как это вы не сообщили мне заодно и о возвращении Данлорна. Впрочем, может быть, вы не знали?

— Нет, сир, не знал. Если бы знал, то принял бы меры, чтобы этому воспрепятствовать.

— Что ж, возможно, — спокойно ответил Селар, направляясь к двери. — Но помните о том, что я сказал. Оставьте Данлорна в покое.

Положив руку на дверную ручку, Селар помедлил и оглянулся на Нэша.

— А это, как я понимаю, ваш шпион в синоде? Вы молодец, Наш, что не позволили себя разоблачить. Скажите мне, как получилось, что синод сделал такую глупость — избрал епископом не того человека? Они в самом деле долго спорили? Они обсуждали мои пожелания? Возникла ли оппозиция?

— На самом деле, сир, — Нэш очень тщательно выбирал слова, — оппозиции, что бы вы ни думали, не было. Все дело в суеверии.

— Очень подходящая причина для церковников. И что же это за суеверие?

— Они все слышали о пророчестве: о темном ангеле, разрывающем церковь надвое. К несчастью, и Бром, и Квинн темноволосы, так что это было сочтено плохим предзнаменованием.

Селар оглянулся через плечо на Вогна.

— Как типично! Они спорят двенадцать часов подряд, а потом выбирают главу церкви на основании цвета его волос! Ха! И они еще удивляются, что я вмешиваюсь! Ну а что касается пророчества… Половина населения страны имеет темные волосы — так как определить, кто окажется этим проклятым темным ангелом? Это можете быть и вы, Нэш, и даже любимый друг Вогна Данлорн. У него ведь черные волосы, насколько я помню. Совсем черные. Явитесь ко мне завтра, Нэш. У меня может появиться для вас поручение.

Сардонически рассмеявшись, Селар вышел из зала. Остальные тоже разошлись, кроме Нэша с Вогном. Потом и проктор удалился. Нэш наконец-то остался один.

Кто-то ее нашел.

После всех этих лет кто-то ее нашел и отвез домой. Откуда они узнали, кто она такая? Обнаружили Знак Дома, или она наконец вспомнила, что с ней случилось? Нет, это едва ли возможно. Она была тогда слишком мала. Значит, дело в Знаке. А этот тип Данлорн знает о Знаках достаточно, чтобы догадаться, из чьей она семьи. Просто не повезло: ей повстречался кто-то, кто знал, что видит перед собой.

А сам Данлорн? Правдивы ли все россказни о нем? Действительно ли он представляет угрозу, как считает Вогн? Может ли он быть чем-то опасен самому Нэшу? Что ж, ясно одно: нужно побольше узнать об этом легендарном беглеце. Для такой работы у. Нэша есть как раз подходящий человек…

Есть и способ поближе познакомиться с девушкой. Тогда ему легко будет определить, не подвергая себя опасности, какой она стала за прошедшие годы. Все, что нужно сделать, — это убедить

Селара… Проще простого! Словечко тут, намек на возможную угрозу там… Да, тут трудностей не предвидится.

Однако как бы ни вертел Нэш в уме проблему, какие бы вопросы себе ни задавал, одно непрерывно звучало у него в душе, повторяясь снова и снова: она вернулась. Союзница. Она вступает в игру — и это все меняет.

10

Чем ближе оказывался Финлей к Данлорну, тем большее смущение он испытывал, тем сильнее хотелось ему вернуться. Не просто вернуться в Анклав — вернуться в прошлое: когда Роберт был велик, когда люди смотрели на него с обожанием, когда сам Финлей смотрел на него снизу вверх. Вернуться в те времена, когда все было просто и понятно.

«Не приставай к Роберту, чтобы он встал в Круг. Его место не здесь, и ему запрещено изменять своему предназначению…»

Так же ясно, как он видел окрестности этим морозным зимним днем, Финлей помнил момент, когда Роберт проявил собственную силу и обнаружил талант Финлея. Это было за несколько недель до посещения Данлорна Селаром, когда Роберт еще был пленником в собственном замке. Впрочем, это его не остановило: однажды ночью они тайком покинули Данлорн и отправились в горы. Роберт рисковал жизнью и свободой, чтобы отвезти Финлея в Анклав. Даже сейчас тот не забыл споры, шумные дебаты, шок, которым оказалось для Анклава открытие: оба брата Дугласы — прирожденные колдуны. С самого первого дня Финлей знал о несравненной силе Роберта, о его непревзойденном таланте, и это делало его гордым и счастливым.

Но затем в Данлорн явился Селар. Обещаниями, просьбами, боги знают чем еще Селар соблазнил Роберта и заставил предать свою страну.

Через несколько лет, когда Роберт во главе армии Селара разбил захватчиков с севера, Финлей снова стал гордиться братом; когда же тот наконец восстал против Гильдии, Финлей смеялся от радости.

Немного таких светлых моментов было за все эти годы, но и их Роберт уничтожил одним ударом — солгав брату.

Почти двадцать лет он твердил всем одно и то же, настаивал, заставлял поверить: то, что сказал . ему Ключ, касается лишь его лично и не имеет никакого отношения к Анклаву.

Финлей верил брату — как же иначе? Роберт не был лгуном, по крайней мере раньше… Ведь Финлей не знал, что брат с самого начала всех обманывал, — пока не понял этого из слов Ключа…

Финлей направил коня через поле. Оказавшись на вершине холма, он натянул поводья и стал смотреть на раскинувшиеся перед ним вересковые пустоши. Вдалеке из дымки вставал Данлорн, его древние серые стены словно плыли над клочьями тумана. Крепость стояла между двумя холмами-близнецами — Румом и Борлани, — вокруг нее вилась река Мот. Этот замок был построен для войны, неприступный и готовый выдержать осаду любой армии. Данлорн никогда не был завоеван. Не был до сих пор…

Стоит ли возвращаться, стоит ли следовать за всеми этими людьми, спешащими в замок на празднование дня зимнего солнцестояния? Разве сможет он забыть слова, которые прошептал ему Ключ, разве сможет посмотреть в лицо предавшему его брату? Или все же в сердце, полном гнева, несмотря ни на что, таится надежда?

Нет, наверное, дело в настояниях Патрика: Финлей должен отправиться домой, помочь Роберту — тот никогда в этом не признается, но Финлей ему необходим. Только долг по отношению к старшему брату и имеет значение. Пусть он солгал, все равно они остаются братьями.

И так день за днем, неделя за неделей — через три месяца Финлей почувствовал, что с него хватит нотаций несносного Патрика. Хуже всего было то, что Патрик прав. На Финлее и в самом деле лежал долг — долг перед Робертом, долг перед Данлорном…

И возможно, все же возможно, что, если он будет вести себя благонравно, будет избегать споров и не давать воли раздражению, как-нибудь ему удастся выпытать у Роберта правду.

Только эта мысль в конце концов и заставила Финлея повернуть коня в сторону замка. На дороге столько путников, что, пожалуй, он скорее доберется, если поскачет через пустоши и через Дегтярный лес. Не то чтобы он так уж спешил, но приближались сумерки, становилось холодно. Первые снежинки — предвестницы снегопада — упали, когда Финлей как раз въезжал в лес, и это показалось ему последней каплей унижения.

Но что это?

Он остановил коня на опушке. Перед ним были обломки тележки, мертвая лошадь и фигура в алом плаще, бессильно опустившаяся на упавший ствол дерева. На другом конце поляны из кустов боязливо выглянула другая лошадь — покрытая кровью, с поводьями, волочащимися по земле.

Финлей спрыгнул на землю и кинулся к сидящей фигуре.

— С вами все в порядке? Что случилось?

При звуке его голоса женщина повернулась и откинула капюшон плаща. Увидев ее лицо, Финлей онемел. Темные миндалевидные глаза, кожа белее сливок, изящный носик… Алые губы нерешительно улыбнулись. Прелестное лицо окружал сияющий ореол золотых, как мед, волос, струящихся по плечам. Женщина была потрясающе красива.

— На нас напала, сэр, банда разбойников, — сказала она. — Они убили моего начальника стражи и увели слуг. Я сижу здесь уже час в надежде, что та лошадь наконец успокоится и позволит себя поймать. Я так боялась, что мне придется провести всю ночь в этом забытом богами месте.

— Я… — начал Финлей, чувствуя, что тонет в ее глазах. Он сделал вдох и попытался сказать что-то еще, но все, о чем он мог сейчас думать, — это грязь на его дорожном костюме, нечищеные сапоги… — Позвольте мне поймать вашу лошадь, миледи, — наконец промямлил Финлей.

Женщина снова улыбнулась, и Финлею опять стало трудно сообразить, где он находится и что происходит. С усилием он оторвал взгляд от красавицы и повернулся к лошади. Та опасливо на него смотрела, но не сделала попытки убежать, когда Финлей к ней приблизился. Он медленно и осторожно протянул руку и дал лошади обнюхать себя, потом поймал повод и ощупал животное. Лошадь не была ранена, так что кровь на ней принадлежала, должно быть, убитому начальнику стражи. Финлей подвел лошадь к женщине.

— Ваш конь все еще нервничает, так что лучше, если вы поедете на моем. Становится поздно, но мой дом недалеко отсюда. Позвольте мне предложить вам гостеприимство Данлорна.

Женщина поднялась и одарила Финлея еще одной улыбкой. У того задрожали колени.

— Вы очень добры, сэр. Могу я узнать ваше имя?

Финлей в душе выругал себя за невоспитанность.

— Я лорд Финлей Дуглас, миледи.

— Брат графа Данлорна?

— Да, миледи.

Она рассмеялась:

— Ну, тогда я в надежных руках.

Он скакал, останавливаясь, только чтобы сменить коня. После полутора суток, проведенных в седле, он ненадолго провалился в сон, найдя пустую сырую хижину; проснувшись, попытался заставить себя поесть, но хлеб был черствый, а голода он не испытывал. Снова скачка, безостановочная, до полного изнеможения. Времени было так мало… Если его хватятся…

На рассвете его конь начал спотыкаться, упал и не смог подняться. Окоченевший всадник оставил бедное животное лежать в снегу и отправился дальше пешком. Солнце уже давно взошло, когда он добрался до какой-то деревушки; там он задержался, только чтобы подкрепиться в таверне горячей похлебкой и купить новую лошадь.

Почти ничего не видя от усталости, он снова вскочил в седло и дал шпоры коню.

Роберт очень любил большой зал замка Данлорн, поэтому, хоть гостей собралось и немного, он устроил в нем празднество с музыкантами, жонглерами и танцорами. Ярко горящие свечи и жаркий огонь в очаге разогнали зимние сумерки; гости встречали канун дня зимнего солнцестояния в тепле и уюте.

Обойдя зал и послушав весело игравших музыкантов, Роберт вернулся на свое место за столом. Все собравшиеся сидели вокруг очага, дружно хлопая в ладоши под зажигательные звуки лютни и свирели. В зале собралась дюжина друзей Роберта с семьями и его советники, жившие неподалеку, — люди, которых он еще не видел со времени своего возвращения, вперемежку с теми, кого он видел каждый день. Роберт радовался, слыша в стенах замка веселый смех. Может быть, на следующий год удастся уговорить мать провести зиму в Данлорне…

Его внимание привлек чей-то хохот. Роберт поднял глаза и увидел раскрасневшегося Дэниела Куртнея, приближающегося к нему с другого конца зала. Пошатываясь, тот добрался до кресла, со вздохом рухнул в него и потянулся за кувшином с вином.

— Не очень-то вежливо, знаешь ли, бросить своих гостей и сидеть в одиночестве.

— Ну, вы прекрасно проводите время и без моего участия.

— Дело не в том, как мы развлекаемся, Роберт. — Дэниел отхлебнул вина и вытер губы рукавом. — Мы же празднуем твое возвращение, так что нечего тебе сидеть в углу с виноватым видом — отправляться с дозором Деверина тебе не было никакой нужды.

Лорд Дэниел Куртней был ровесником Роберта, пажом, а потом оруженосцем его отца. Они с Робертом, пока были мальчишками, дрались чуть ли не каждый день, но, повзрослев, стали друзьями. Если Роберт оказался вовлечен в придворные интриги и много путешествовал, то Дэниел всеми силами старался избегать двора, предпочитая спокойную жизнь в деревне. Он рано женился и явно был вполне доволен своей судьбой.

Хотя его нельзя было назвать высоким, Дэниел всегда производил впечатление крупного мужчины, а за безмятежные годы сельского существования стал к тому же и довольно толстым. Его светлые волосы были теперь длиннее, чем помнил Роберт, но голубые глаза сияли все той же теплотой. Дэниел посмотрел на гостей, задержав взгляд на своей племяннице Аманде.

— Хорошенькая девчонка, правда?

Роберт тоже посмотрел на девушку. Леди Аманда была молода, белокура и привлекательно скромна. Она мало говорила, но часто и звонко смеялась.

— Хорошенькая, — произнес Роберт ровным голосом.

— Ну, сам понимаешь, это не моя затея. — Дэниел указал кубком на свою жену. — Мод настояла, чтобы мы познакомили тебя с ее племянницей. Я пытался ее отговорить, но ты же знаешь, какая она.

Роберт улыбнулся:

— Конечно: мы давно знакомы.

— Мод такая романтичная натура, — ответил Дэниел серьезно. — Она надеется облагодетельствовать тебя, создав такой же супружеский рай, как тот, в котором живем мы с ней.

Роберт кивнул, не сводя с друга глаз:

— Она делает свои намерения несколько излишне очевидными.

— Ох, ради всех богов, только не говори этого Мод! Она же не даст мне покоя! — Дэниел на мгновение смутился, но тут же расхохотался. — По крайней мере у нее есть сердце — она все время так говорит.

— Может быть, хоть оно и дает ей неправильные советы. Дэниел перестал улыбаться и помолчал, вертя в руках кубок.

— Такие уж неправильные, Роберт? Ты же молод. Разве ты не собираешься жениться снова?

— Нет.

— Но разве ты не хочешь иметь наследника? Имя Дугласов передается по наследству от отца к старшему сыну уже на протяжении пяти веков. Другого такого Дома нет во всей Люсаре. Роберт, прошло почти четыре года со дня смерти Береники. Намерения Мод могут быть излишне очевидными, но она права. Ты должен жениться снова.

Роберт медленно сложил руки на груди.

— Я не говорил, что никогда не женюсь, просто сейчас это не входит в мои планы. Как ты сам сказал, я еще молод; к тому же у меня есть наследник — мой брат.

— Но ведь ты же не видел Финлея с тех пор, как вернулся.

— Нет, — солгал Роберт. — Однако это не мешает ему быть моим наследником.

— Ну, я знаю, что вы не очень уживаетесь, но должен сказать в его защиту, что Финлей очень старался за всем присматривать, пока тебя не было. Конечно, временами он ужасно раздражает, однако, Роберт, может быть, теперь вам удастся забыть прошлое.

Удастся ли? Это было маловероятно — особенно после вмешательства Ключа. Роберт кивнул Дэниелу.

— Друг мой, я никогда не помню прошлого.

— Вот и прекрасно. И тебе совсем не нужно сразу разочаровывать Мод, верно? Не стоит показывать, что ты разгадал ее замысел… Я хочу сказать, что тогда я получу передышку.

Роберт со смехом развел руками.

— Ты хочешь сказать, что я должен пожертвовать собственным спокойствием ради твоего? Впрочем, почему бы и нет! Для этого и существуют друзья.

Дэниел улыбнулся и наполнил кубки душистым красным вином. После недолгого молчания он снова взглянул на Роберта.

— Я хотел тебя кое о чем спросить… о двух вещах. Только пообещай, что не оторвешь мне голову.

Дэниел выглядел таким виноватым, что Роберт не мог не усмехнуться.

— Ничего подобного я тебе не обещаю.

— Ну… — Дэниел помялся. — Мне интересно: если бы Береника не умерла — и еще таким странным образом, — ты бы покинул Люсару?

Улыбка сбежала . с лица Роберта. Он попытался заставить свой голос не дрогнуть, но это далось ему с трудом.

— Нет ничего странного в том, как умерла моя жена, Дэниел. Она заболела лихорадкой и не смогла ее побороть. Вот и все.

— Но… она же была беременна, верно? Ты прости меня, но говорили, что ребенок как раз ее и убил.

— Ох, Дэниел, я думал, ты выше таких сплетен! Я, конечно, слышал о подобных разговорах, но я-то знаю правду. Я был здесь, когда она умерла.

— Э-э… Ты был тогда при дворе.

Роберт стиснул зубы. Следует ли ему продолжать разговор? Он и так уже сказал слишком много, начал обсуждать тему, о которой всегда старался не думать. Однако Дэниел хочет знать… и ему можно доверять.

— Я был при дворе, да, но вернулся сюда, чтобы предупредить Беренику о немилости короля и о том, что мне придется уехать. Я прибыл поздно ночью. Береника была в бреду и на рассвете умерла.

— И ты уехал? И никто не знал, что ты побывал в Данлорне?

— Именно так. — Роберт отвернулся. Последние три месяца ему так хорошо удавалось ускользать от призрака Береники… Этот призрак жил в его памяти, жил в стенах замка. Но теперь Дэниел разбудил воспоминания, заставил Роберта вновь увидеть лицо жены, покрытое потом, страдающее, с печатью смерти. И снова к нему вернулось то ужасное знание…

— Прости меня, Роберт, — пробормотал Дэниел.

— О чем еще ты хотел меня спросить?

— Это на самом-то деле не имеет значения… Просто все мы слышали о том, как ты нашел дочку Якоба. Ты на самом деле считаешь, что ее похитили во времена Смуты?

Роберт вздохнул и закрыл глаза. Кто-нибудь обязательно должен был задать такой вопрос. Напоминание о девушке заставило его представить себе, как Дженн, смеялась над ним за то, что он закричал на нее там, на вершине башни. Роберт не получал от нее никаких вестей — да и не ожидал их, разве что случится нечто непредвиденное… Тем не менее он продолжал тревожиться о судьбе Дженн.

— Прости меня, Роберт, — снова извинился Дэниел, неправильно понявший его молчание. — Мне не следовало спрашивать.

Роберт открыл глаза:

— Тут нечего прощать. Я в самом деле думаю, что она была похищена в Смуту. Но не спрашивай меня, как и почему, — этого я не знаю.

— Не возражаете, если я вас перебью? — К друзьям, пошатываясь, подошел Гарольд Холланд с пьяной улыбкой на бородатом лице. Он плюхнулся в кресло и оперся локтями о стол. — Никогда не могу удержаться и не напиться на твоих вечеринках, Роберт. У тебя лучший погреб во всей южной части страны.

— И ты всегда норовишь его опустошить, — проворчал Дэниел. Гарольд пожал массивными плечами.

— С моей стороны было бы некрасиво отвергнуть такое искреннее гостеприимство. Я предвкушаю хорошее вино, а Роберт ожидает, что я буду его пить, — мы всегда понимали друг друга.

— Это верно, Дэниел, — усмехнулся Роберт, к которому наконец вернулось хорошее настроение. — Я полагаюсь на вкус Гарольда — кто же еще скажет мне, хорошо ли вино. Откуда еще мне узнать…

— Поскольку сам ты никогда его не пьешь? — Дэниел покачал головой и широким жестом наполнил кубок Роберта, не обращая внимания на жадный взгляд Гарольда.

Тот рыгнул и вырвал у Дэниела кувшин. Чуть не свалившись при этом с кресла, он обратил взгляд черных остекленевших глаз на Роберта.

— Ну, теперь, когда ты вернулся, думаю, можно ожидать, что ты снова наведешь порядок в делах. Говорю тебе, Роберт, за время твоего отсутствия Селар не стал лучше относиться к народу. Он теперь такой же жестокий правитель, каким был в первые годы своего царствования, до того, как ты вошел в его совет. С чего ты собираешься начать?

Роберт услышал, как Дэниел одобрительно заворчал, услышав вопрос, который не решился задать сам. Однако Роберт не собирался вступать в споры, по крайней мере этим вечером. Сегодня праздник, и к тому же у него было еще одно дело — гораздо более приятное, чем препирательства с Гарольдом.

— Ну, — начал Роберт с улыбкой, — я должен начать с выполнения очень важного долга.

Гарольд поднял брови, и даже Дэниел казался озадаченным. Что ж, тем лучше. Роберт бросил через плечо взгляд на Оуэна. Тот кивнул ему, вышел из зала и через несколько минут вернулся, неся большой сверток. Положив сверток на стол перед Робертом, управляющий почтительно отступил.

Роберт поднял кубок, приветствуя Дэниела, и не смог сдержать улыбки.

— Я был нерадив, друг мой. Как ты знаешь, со времени своего возвращения я был очень занят и потому не имел еще возможности поздравить тебя с рождением сына. Я делаю это сейчас и желаю малышу долгой жизни и счастья.

Гарольд тоже поднял свой кубок. Роберт встал и развернул сверток.

— Чтобы отметить событие, я приготовил подарок. — Под шелковой попоной оказалось седло из великолепно выделанной кожи, на которой были вытеснены дубовые листья и кабаны — герб семьи Дэниела.

— Ох, Роберт! — Дэниел вскочил на ноги и нерешительно протянул руку к великолепному подарку. — Какая красота!

Роберт рассмеялся:

— Пожалуй, седло будет хорошо смотреться на лошади, которая тоже входит в подарок. Это будет лучший жеребец из приплода следующего года. Его как раз объездят к тому времени, когда твоему сыну придет время учиться верховой езде.

Дэниел широко раскрыл глаза:

— Нет, Роберт, это слишком много. Ты излишне щедр. Я не могу…

— Можешь, можешь. Невежливо, знаешь ли, отказываться от подарка друга. — Роберт хотел продолжать, когда заметил какое-то движение в дальнем конце зала. Появился Оуэн, явно торопившийся что-то сообщить хозяину.

— Простите, милорд, но там новый гость.

— Вот как? — нахмурился Роберт. — И кто же это? Оуэн потер друг о друга длинные пальцы и ухмыльнулся.

— Лорд Финлей — и не один.

Финлей, когда его нашел Роберт, оказался в пустой кордегардии. Он стоял у очага, его спутница, все еще закутанная в плащ, — спиной к двери. Когда в помещение вошел Роберт, Финлей обернулся к нему с нерешительным видом, но тут же выдавил улыбку.

— Роберт! Вот и ты! Как хорошо, что ты вернулся! Роберт подхватил:

— Что-то тебя долго не было дома, братец. Финлей подвел Роберта к даме:

— Миледи, позвольте мне представить вам моего брата, Роберта Дугласа, графа Данлорна. Роберт, это леди Валена Сериан.

Роберт открыл рот, чтобы произнести обычное приветствие, но у него перехватило дыхание от красоты обращенного к нему лица. Женщина взглянула на него глазами такими темными и глубокими, что Роберту на мгновение показалось, что он может в них утонуть. Это чувство длилось всего секунду, хоть красавица и продолжала на него смотреть.

— Добро пожаловать в Данлорн, миледи, — наконец выдавил Роберт, потом повернулся к Финлею, гадая, оказала ли красота дамы на брата такое же действие.

— На караван леди Валены в Дегтярном лесу напали разбойники. Она осталась без сопровождающих.

— О, ты поступил совершенно правильно, что привез ее сюда, брат. Утром я отправлю людей прочесать лес; может быть, им удастся напасть на след разбойников. Мне очень стыдно сознавать, что это случилось в границах моих земель.

Дама слегка улыбнулась — так, словно улыбка предназначалась ему одному.

— Я ваша должница, милорд. Трагедия случилась из-за моей собственной глупости. Начальник стражи предупреждал меня, что путешествовать в это время года опасно, но я настаивала. А теперь его убили, и я лишилась верного слуги и доброго советчика.

Судя по выговору, дама, похоже, была уроженкой далекой Алузии. Ее взгляд, казалось, приглашал Роберта к расспросам, но он был не настолько ослеплен красотой дамы, чтобы забыть о приличиях.

— Вы, наверное, устали и голодны. Оуэн! Подай ужин леди Валене и проводи ее в восточную башню. Там ей будет удобно.

— Слушаюсь, милорд.

Женщина снова улыбнулась и произнесла нежным голосом:

— Благодарю за гостеприимство, милорд. Я ужасно устала и нуждаюсь в отдыхе. Лорд Финлей, еще раз благодарю вас за то, что вы меня спасли.

Финлей покраснел и что-то пробормотал в ответ. Когда Оуэн повел даму в ее покои, Роберт повернулся к брату. Финлей смутился, но все же нашел в себе мужество посмотреть Роберту в глаза.

— Так ты все-таки решил вернуться, — протянул тот. — Ты сделал это по собственному выбору, или тебя выгнали из Анклава?

— Меня уговорил Патрик, — ответил Финлей, гордо поднимая голову. — Если бы не он, я, возможно, все еще был бы там.

— Вот как? И что же сказал Патрик, чтобы переубедить тебя? В глазах Финлея вспыхнул гнев, но он не отвел взгляда.

— Всякие глупости на тему о том, как ты во мне нуждаешься. Мне это не показалось убедительным.

— Так почему же ты приехал?

— Потому что понял, что иначе никогда не добьюсь от тебя правды. Хочешь — верь, хочешь — нет, Роберт.

Правды! Узнать ее было бы прекрасно, но только не все так просто. Все же Роберт не мог не улыбнуться. До чего же типичный для Финлея поступок: попытаться перекинуть мостик через пропасть между ними именно в такой манере! Однако — и это было важнее всего — Финлей все же был готов к такой попытке.

— Прекрасно. Верю.

— О божественная Минея, прими наше поклонение и благослови нас цветущей весной и плодородным летом, даруй нам свою любовь и процветание.

Роберт поднялся со скамьи, когда отец Колин закончил молитву и повернулся к пастве. Семейная часовня в Данлорне сегодня — в день зимнего солнцестояния — была забита до отказа. Служба началась рано утром, но, хоть месса теперь уже почти завершилась, Роберту предстояло еще выполнить многочисленные обязанности: посетить празднество у реки и вечерний пир.

Отец Колин снова поднял руки к небесам.

— Божественная Минея и благословенный Серинлет, примите нашу благодарность за благополучное возвращение нашего господина и защитника, отсутствие которого было нам так печально. Молим вас: даруйте ему свое благословение и укажите путь, храните и защитите его своей несказанной силой.

— Аминь! — в один голос откликнулись собравшиеся, и Роберт склонил голову, словно в молитве. Забавно! Обряды в это время года посвящались богине и ее благим деяниям, однако в прошедшие столетия церемонии главным образом служили прославлению последней земной инкарнации Минеи — той самой, с помощью которой были истреблены колдуны. Ирония ситуации заключалась в том, что отец Колин благодарил Минею за благополучное возвращение колдуна!

Этой последней молитвой священник завершил мессу, и Роберт двинулся к выходу из часовни.

— Прекрасная проповедь, — сказала оказавшаяся рядом с ним Мод. — И очень уместная, учитывая, как рады мы вашему возвращению.

— Спасибо, Мод, — улыбнулся Роберт и тут же напрягся: к ним присоединилась леди Валена. Он постарался стряхнуть неприятное чувство, но ничего не мог с собой поделать: каждый раз, когда она появлялась рядом, когда заговаривала с ним, Роберт испытывал одно и то же.

— Действительно, милорд, — присоединилась к Мод Валена, — ваши подданные горячо вас любят. Им и правда повезло, что вы вернулись.

Валена снова смотрела на Роберта своим обволакивающим взглядом, и тот не нашелся, что ответить. Словно сознавая, какое впечатление производит она на окружающих, Валена добавила:

— Искренне надеюсь, что их молитвы будут услышаны и вы долго их не покинете. Как мне кажется, ваш брат считает, что так оно и будет.

Роберт сделал вдох и с трудом оторвал взгляд от женщины. По счастью, в этот момент на глаза ему попался Мика, который, хмурясь, ждал его у двери.

— Да, — рассеянно ответил Роберт. — Простите меня, дамы, мне нужно заняться некоторыми срочными делами.

Он подождал, пока они пересекли зал, и только тогда задал Мике вопрос:

— Из-за чего ты так мрачен? Как у тебя дела с отцом?

— Довольно прилично. Он со мной не разговаривает, но я уверен: мне удастся его смягчить.

— Вот и прекрасно, — кивнул Роберт. Однако что-то все же было не в порядке: Мика продолжал хмуриться. — Что случилось?

Мика оглянулся через плечо.

— Эта дама — кто она такая?

— Я же тебе говорил. Финлей выручил ее из беды и привез сюда. По-моему, она собирается завтра уехать. А в чем дело?

— Что-то она мне не нравится.

— Брось, Мика, в ней нет ничего неприятного. Или ты просто ревнуешь, потому что ее вниманием завладел мой братец?

— А вы, милорд?

Роберт помолчал, всматриваясь в лицо Мики, но не нашел объяснения мрачности парня.

— Ладно, пошли. Мне нужно еще переодеться перед тем, как открыть празднество.

Мика ничего больше не сказал, и часом позже, выполнив свои официальные обязанности, Роберт уже шел по влажной траве на берегу реки, наслаждаясь первым за многие недели солнечным днем. Его окружали палатки, в которых продавались медовые пряники и горячее вино с пряностями, чуть подальше на сооруженном накануне деревянном помосте выступали жонглеры, вокруг раздавались голоса торговцев, расхваливающих свой товар. Ярмарку заполонили сотни по-зимнему тепло закутанных людей, наслаждавшихся праздником.

Немного дальше на берегу Роберт увидел Валену в сопровождении верного Финлея. Он попытался уклониться от встречи, но дама явно была расположена с ним поговорить.

— Какое прекрасное празднество, милорд, — начала она, снова обращая на него свой притягательный взор. — Многие приехали очень издалека, чтобы увидеть вас. Вас здесь так любят, что я удивляюсь, как это вы решились уехать так надолго.

Роберт попытался улыбнуться, но лицо его, казалось, одеревенело.

— Боюсь, что вы преувеличиваете. Празднество, в конце концов, посвящено Минее, а не мне.

— И все же, — вставил Финлей, — все удалось как нельзя лучше. Даже солнышко светит. Отец Колин говорит, что это воля богов, которые довольны, что ты наконец вернулся домой, и показывают свое расположение.

Роберт поклонился Валене.

— Как я понимаю, вы решили не добавлять, что боги могли бы показать свое расположение несколькими неделями раньше и не заставлять моих подданных так мерзнуть.

Дама мило рассмеялась, ее глаза заблестели.

— Но вы, должно быть, находите, что за время вашего отсутствия многое изменилось. Гильдия все больше прибирает к рукам страну. Может быть, в один прекрасный день отделение Гильдии появится и в ваших землях.

— Вы многое знаете обо мне, миледи, — ровным голосом ответил Роберт.

— О, только вашу репутацию, уверяю вас. И все же могу предположить, что вы не будете приветствовать близкого соседства Гильдии.

Роберт собрался с улыбкой переменить тему, но передумал. Может быть, она его предостерегает?

— Если Гильдия захочет почтить мои земли своим присутствием, я не стану ее останавливать. Вопрос только в том, захочет ли этого она сама.

Задорный огонек в глазах Валены погас, и она снова повернулась к Финлею.

— Ваш брат сохранил умение беседовать любезно, как при дворе. Интересно, где он практиковался в этом?

— Прошу прощения, милорд. — Позади Роберта оказался Мика. Лицо слуги было мрачно. — Мастер Ульрик и его лучники ждут вас. Уже целая толпа собралась в предвкушении вашего с лордом Финлеем состязания. Вы придете?

Роберт нахмурился. Мика был почти груб, но почему? Это нужно обдумать — однако не сейчас.

— Да, конечно. Правда, Финлей? Пока показать наши таланты.

— Мне жаль, милорд, но я остаюсь при своем мнении. — Стоявший рядом с Робертом Мика протянул ему новую стрелу. — Дама мне не нравится.

Роберт взял стрелу и положил ее на тетиву. Толпа зрителей разразилась приветственными криками даже еще до того, как он прицелился. Стараясь, чтобы его никто больше не услышал, Роберт тихо спросил:

— Есть ли возможность, что ты ее уже где-то встречал?

— Нет, милорд. Я бы запомнил.

Да и кто бы забыл такое лицо! Роберт расставил ноги, выпрямился и натянул тетиву. Опытным глазом глянув на мишень, он послал стрелу в цель. Раздался свист, а потом удар, и толпа снова завопила.

— Опять в самое яблочко попал его светлость! — пророкотал Ульрик. — По двенадцати выстрелам счет равный!

Роберт отошел назад, чтобы не мешать Финлею сделать последний выстрел. Бросив внимательный взгляд на Мику, он снова оглядел собравшихся. Дэниел махал рукой, стараясь ободрить друга, Валена не спускала глаз с Финлея, словно впивая каждое его движение. Да, она была прекрасна, и Финлей казался влюбленным по уши. Так что же беспокоит Мику?

Финлей выстрелил и был вознагражден поздравлениями.

— Тринадцать попаданий у лорда Финлея!

Мика вручил Роберту последнюю стрелу и отошел в сторону, чтобы не мешать господину. Положив стрелу на тетиву, Роберт стал целиться и снова ощутил беспричинное напряжение. Он на мгновение закрыл глаза и колдовским зрением оглядел толпу. Поиск ничего не дал, и он, не задумываясь, пустил стрелу: в уме он отчетливо видел мишень. Роберт тут же выругал себя — ведь если стрела попадет в цель…

Одновременно он ощутил что-то вроде толчка в бок.

Стрела ударила в мишень, и в толпе раздался разочарованный вздох. Роберт, открыв глаза, обнаружил, что стрела воткнулась в край щита — почти в футе от центра мишени. К счастью. Однако…

— Клянусь богами! Ну и идиот же я!

К нему поспешно подошел Финлей и прошептал:

— В чем дело, Роберт? Этот выстрел…

Роберт заставил себя рассмеяться и громко сказал, чтобы все слышали:

— Молодец, братец! Должно быть, я старею и ржавею. — Он обнял Финлея за плечи и шепнул ему: — Я должен был понять все раньше, но теперь поздно. Хочу тебя предостеречь… — Докончить ему не дали. Сквозь толпу протолкался Оуэн.

— Простите меня, господин. Деверин только что вернулся. Он должен срочно вам что-то сообщить. Он ждет в замке.

Деверин действительно ждал Роберта, и с ним был Гарольд. Великан сидел у огня и виновато вскочил, когда появился Роберт.

Финлей и Мика остались ждать у двери. Роберт знаком велел Гарольду снова сесть и повернулся к своему сержанту. Деверина шатало, одежда его была в грязи, на лице было написано изнеможение.

— Простите, господин, но только снова было нападение. Прошлой ночью.

— Будь оно все проклято! — выругался Роберт. — Где?

— В Нираке, недалеко от Охотничьего озера. Мы прибыли туда, когда все уже было кончено: половина деревни горела, четверо жителей погибли, многих поранило. Разбойники напали как раз перед полуночью, перебили скот, захватили все золото и серебро, какое смогли найти. Мои ребята поймали двоих, но они отбивались, пока их не убили, так что допросить мне оказалось некого. — Деверин помолчал и запустил пальцы в спутанную бороду. — Нехорошее это дело, милорд.

— Уж куда хуже, — кивнул Роберт. — Просто смешно: они орудуют в границах моих земель, а я ничего не могу поделать. Жаль, меня не было с вами прошлой ночью.

Финлей пересек комнату и спросил Деверина:

— Ты знаешь, сколько их было?

— По крайней мере двадцать, а может быть, и больше. Разглядеть их в темноте было нелегко, хоть пожар и освещал полнеба.

— Проклятие, Роберт! — прорычал Гарольд. — Что нам делать? Разбойники нападают, на кого хотят, а Селар не желает и пальцем пошевелить. Что вы собираетесь предпринять?

— Предпринять? — Роберт взглянул на Финлея, прежде чем ответить. — Деверин, когда завтра празднества завершатся, мы с тобой подумаем, сколько человек нам еще нужно. Я знаю, Оуэн будет против, но отразить эту угрозу такими малыми силами мы не можем, а когда погода улучшится, разбойники еще больше обнаглеют. Я не позволю им нападать на моих людей.

Гарольд опять в гневе вскочил на ноги.

— Но как насчет…

— Нам нужно поговорить с тобой, Гарольд, — остановил его Роберт. — Сегодня, после пира. Приведи Дэниела тоже. Нужно, чтобы наши патрули действовали по единому плану. Может быть, объединив силы, мы и добьемся результатов. Ты передашь Дэниелу?

— Хорошо, — проворчал Гарольд. Он не стал спорить, но Роберт не сомневался, что друг еще выскажет ему свое возмущение бездействием короля. — Я ему скажу.

Когда дверь за Гарольдом захлопнулась, Роберт повернулся к Деверину:

— Хорошо, что тебе удалось подобраться к ним близко. Это первый раз, когда удалось хоть увидеть нападающих. Есть у нас потери?

— Несколько царапин, — пожал плечами Деверин. — Ничего серьезного.

— Это хорошо. Иди отдыхай. Нам предстоит еще много работы.

— Да, милорд. — Деверин повернулся к двери, но помедлил. На его мрачном лице появилась кривая улыбка. — Как хорошо, что вы вернулись, милорд.

Когда Деверин ушел, Роберт долго смотрел в огонь. Сколько человек еще погибнет, прежде чем он разделается с разбойниками? И как их поймать? Лучше всего было бы самому каждый раз ездить со стражниками. Тогда, если бы удалось оказаться близко от разбойников, он мог бы воспользоваться своей колдовской силой, чтобы их выследить, может быть, даже…

— Роберт! — прервал его размышления Финлей. — Что происходит? О чем ты хотел меня предупредить?

Роберт немедленно вернулся в настоящее.

— Не здесь. Пойдем в мой кабинет. У нас мало времени.

Роберт закрыл дверь и наложил на нее заклятие: теперь, если бы кто-то приблизился, он узнал бы о том заранее.

— Ну? Что случилось? — недовольно бросил Финлей. — О чем ты хотел меня предупредить?

— О Валене.

— Что?! — вытаращил глаза младший брат, потом отошел к окну, чтобы налить себе эля из стоящего на столе кувшина, и сухо поинтересовался: — Ты что-то о ней узнал?

— Она малахи.

Кубок выскользнул из пальцев Финлея и, дребезжа, покатился по полу. Мгновение тот невидящими глазами смотрел на него, потом резко повернулся к Роберту:

— Ты уверен? Откуда ты знаешь?

— На самом деле об этом узнал Мика. Кажется, я не говорил тебе, что, когда накладывал на Мику Печать, то добавил заклинание, благодаря которому парень чувствует себя очень неуютно, оказавшись в присутствии малахи. Меня слишком увлекла красота дамы, и я не сразу обратил внимание на предостережения Мики. Признаюсь, я и сам чувствовал себя не в своей тарелке, когда с ней разговаривал, но последней каплей оказалось состязание в стрельбе. Конечно, я стрелял с закрытыми глазами, но мы с тобой оба знаем, что я сотни раз это делал и никогда не промахивался.

Финлей словно лишился способности говорить, так что самый важный вопрос задал Мика:

— Что же теперь делать? Насколько она опасна? Вы думаете, она что-то знает?

— Нет, если только Финлей не проговорился.

— Я? — Финлей поднял глаза, все еще бледный как смерть. — Ничего важного я ей не говорил, Роберт! Как ты можешь даже предположить…

Роберт усмехнулся:

— Не волнуйся так, братец. Всерьез я ничего подобного не думал. Насколько я могу судить, ее пребывание в замке никакого вреда не нанесло, а завтра она уедет. Думаю, тебе лучше продолжить свои ухаживания, Финлей: нельзя позволить ей догадаться, что мы знаем правду. Да, сомневаюсь, чтобы ей удалось узнать что-то важное. Если бы дама решила, что кто-то из нас колдун, она не рискнула бы применить колдовскую силу сама. Пожалуй, она заставила меня промахнуться просто из зловредности: такова природа малахи. Меня больше беспокоит другое: зачем вообще она здесь появилась.

— Разве кто-нибудь из малахи знает о твоей природе? — спросил Финлей, наконец начавший обдумывать проблему всерьез.

— Мне о таком ничего не известно. Когда в последний раз я повстречался с малахи, я его убил, так что возможности сообщить обо мне у него не было. А как насчет тебя?

— Ха! Я даже никогда не встречал ни одного.

— Насколько ты знаешь — и надо смотреть на вещи прямо: в этот раз ты ничего не заподозрил, верно? Пожалуй, нам с тобой предстоит позаниматься… А пока она все еще здесь, постарайся узнать о ней как можно больше: откуда она родом, кто ее друзья. Мне не нужно говорить тебе, насколько опасно ее присутствие здесь для нас обоих. Если ей удастся о чем-нибудь узнать…

— Ты же не собираешься ее убить? — спросил Финлей слабым голосом.

Роберт помолчал, хотя и знал, каков бы должен быть ответ. Имея дело с малахи, нельзя колебаться, нельзя делать исключений.

— Она малахи, Финлей. Ты же знаешь, что это значит. Нужно позаботиться о том, чтобы она уехала из Данлорна, ничего не заподозрив. Проследи, чтобы она не попала в эту комнату: у меня здесь слишком много запрещенных книг. Если она их увидит, она сразу все поймет. Вечером на пиру, Мика, ты последишь за дамой. Если она сделает хоть что-нибудь подозрительное, сразу зови меня.

— Так точно, милорд, — мрачно усмехнулся Мика. — Ничто не доставит мне большего удовольствия.

Оуэн развел огонь в очаге гостиной, готовясь к вечернему пиру, но комната была небольшая, и Роберту показалось в ней так жарко, что он распахнул ворот своей черной туники. Из-за закрытой двери доносился смех и — временами — звуки музыки. Все его друзья были в зале, наслаждаясь последними часами празднества; Валена и не спускающий с нее глаз Мика тоже были там. Роберт молча попросил богов, чтобы малахи не спровоцировала его на решительные действия. Случись это, он был бы вынужден реагировать единственным возможным образом, открыв тем самым секрет, который хранил все эти годы. Его люди отвернутся от него, само имя его станет проклятым, а жизни будет грозить опасность и со стороны Гильдии, и со стороны церкви. Сам Селар не смог бы защитить его, даже если бы захотел.

А колдовство снова станет реальностью в первый раз за много лет.

Роберт откинулся в кресле и повертел в пальцах серебряный кубок. Это был дар короля Эдварда его отцу в день коронации. На украшенном бирюзой кубке широко раскинуло крылья изображение орла — того же орла, который украшал герб Дугласов, перстень, который носил Роберт, и рукоять его меча. На кубке над головой орла вилась надпись: «Fideli» — «Верный».

Но верный чему?

Роберт глубоко вздохнул и попытался отбросить мрачные предчувствия. Эта первая зима дома далась ему нелегко. Да, бывали дни, когда он радовался своему возвращению, но чаще испытывал беспокойство и тревогу, неспособный сосредоточиться на требующих его внимания делах. Слишком все было неопределенно, на слишком многие вопросы, наверное, никогда не удастся найти ответов. И теперь, оказавшись дома — весть об этом разлетелась по всей стране, — он снова стал пленником собственного замка, узником тюрьмы, которую сам же и воздвиг. Такова была награда за верность.

За столом напротив Роберта сидел Дэниел, заканчивая составлять расписание патрулирования земель, которое они задумали вместе с Гарольдом. Отрядам стражников, может быть, удастся выследить разбойников, пусть они и привлекут своим размером внимание Селара. Оуэн предостерегал Роберта против увеличения войска, но тот больше был обеспокоен угрозой разбоя, чем королевским неудовольствием.

— Ну вот, — Дэниел отложил перо, — думаю, на ближайшие месяцы этого будет достаточно. Когда придет весна и грабители станут активнее, их легче будет поймать.

— А если это не сработает, — добавил Финлей, — придется вернуться к мысли о том, чтобы расставить всюду гарнизоны. Раз мы не можем поймать мерзавцев, нужно по крайней мере затруднить их передвижение.

Гарольд стукнул кулаком по столу.

— Проклятие, вы намеренно уходите в сторону! Вы же должны были слышать разговоры: многие думают, что за нападениями стоит Тирон. Он старается посеять панику. Почему вы не желаете этого видеть?

— Доказательств нет, — покачал головой Роберт. — Не отрицай: нападения мало чем отличаются от грабежей, от которых всегда страдала Люсара. Верно, разбойники кажутся более организованными, но это не означает, что они действуют по единому плану. Да и своих жертв они выбирают не так, как если бы замышляли войну. Города они не трогают, нападают только на уединенные фермы и маленькие деревушки. Никакого сравнения со Смутой, ты же видишь.

Гарольд вздохнул, откинулся в кресле, почесал бороду и потянулся за кувшином с вином.

— Надеюсь, патрулирование поможет. А даже если и нет, ты, когда окажешься при дворе, будешь иметь основания настаивать, чтобы Селар помог нам. — Он ухмыльнулся. — Правда, не думаю, что Вогн будет счастлив встрече с тобой. Хотел бы я видеть выражение лица этой жадной свиньи… Я постараюсь попасть ко двору одновременно с тобой, Роберт.

— Не торопись строить планы. Я не собираюсь возвращаться в столицу.

— Да как же ты сможешь чего-то добиться, сидя здесь? Ты слишком далеко от короля, чтобы иметь на него хоть какое-то влияние. Селар не станет принимать тебя всерьез.

— А я и не собираюсь оказь! вать влияние. Не собираюсь ни во что вмешиваться. Я же говорил вам об этом, когда вернулся. Меня три года не было дома, и все, чего я хочу, — это тишина и покой. Вам придется искать помощи у кого-нибудь другого. Меня это больше не касается.

Гарольд вскочил, опрокинув кресло.

— Не верю! Ты не можешь так поступить! Ты же Дуглас! Адское пламя, да твой отец перевернется в могиле от таких слов! Ты должен что-то предпринять. Народ надеется на тебя!

Роберт наконец посмотрел на друга.

— Если ты так переживаешь, почему бы тебе самому не предпринять что-то? У меня больше нет ни власти, ни положения при дворе, ни, что бы ты ни говорил, поддержки других Домов. Я пожертвовал всем этим, когда уехал, и я знал, что делаю, Гарольд.

В дверь постучали, и Финлей поднялся, чтобы открыть. В коридоре стоял Деверин; он шепнул что-то Финлею, и тот, нахмурившись, последовал за ним.

Роберт напрягся. Валена?.. Нет, не похоже. Пришел бы Мика, а не Деверин. Тогда в чем дело? Куда отправился Финлей — и почему?

Финлей остановился в проходе и сделал глубокий вдох. Было так трудно не высказать своего согласия с Гарольдом, однако он пообещал себе молчать и сдержит слово, несмотря ни на что. Ему не безразлично, что происходит в Люсаре, даже если Роберта это больше не касается. Должен быть какой-то способ заставить брата передумать!

Но его ждал Деверин, и Финлей, сделав над собой усилие, отвлекся от спора в гостиной и пошел за воином. Они миновали зал и вошли в кордегардию, не замеченные никем из гостей. В комнате было темно; лишь единственная свеча бросала свет на ожидающего их человека. Финлей сделал шаг вперед.

— Он здесь? — хрипло прошептал гость. Лицо его осунулось, вокруг глаз пролегли морщины усталости. Одежду и волосы прибывшего покрывала грязь, двигался он неловко, как человек, проведший не один день в седле.

— Пожалуйста, Финлей, скажите мне: он в самом деле здесь? Финлей медленно кивнул:

— Роберт здесь. Я проведу вас к нему.

Он вышел в коридор, зная, что гость последует за ним. Что произошло? Что скажет Роберт?

Впрочем, не важно. После всего… после спора с Гарольдом едва ли Роберта взволнует то, что скажет ему этот человек. О боги, как может его брат быть таким бесчувственным!

Из гостиной доносились голоса, но Финлей не замедлил шаг. Распахнув дверь, он пропустил в нее гостя. Роберт взглянул на него и вскочил на ноги.

— Пейн! Во имя богов, что вы тут делаете?

— Простите меня, Роберт, — пробормотал молодой человек, — я должен был приехать…

Опасаясь, что Пейн не удержится на ногах, Финлей подхватил его под руку, подвел к креслу и налил вина. Пейн жадно осушил кубок. Роберт опустился в кресло напротив, остальные окружили их, обмениваясь мрачными взглядами.

— Не могу поверить, что вы так рисковали, — сказал Роберт, пододвигая гостю блюдо с хлебом и сыром. — Сколько же времени вы скакали?

Пейн снова отхлебнул вина и медленно поставил кубок на стол. Не обращая внимания на угощение, он протянул руку и коснулся плеча Роберта.

— Не знаю. Несколько дней. Это не имеет значения. Я должен был приехать. Должен был удостовериться, что это правда. Клянусь богами, Роберт, до чего же я рад, что вы вернулись!

Роберт нахмурился и бросил взгляд на Финлея.

— Видел ли кто-нибудь, как он приехал?

— Только Деверин. Он сам привел Пейна. Больше никто не знает, что он здесь.

— Это хорошо. — Роберт снова повернулся к Пейну. — Послушайте, Эверард, вы очень рисковали, явившись сюда. Может кто-нибудь сообщить об этом Селару? Вы же понимаете, что с вами будет, если он узнает.

— Это не имеет значения, Роберт, — покачал головой Пейн. Глаза его казались ничего не видящими. — Я должен был сообщить вам о том, что случилось. Послать письмо я не посмел.

— Сообщить мне? — прошептал Роберт. — О чем?

— Епископ Даунхолл умер восемь дней назад. За выборами его преемника… наблюдали. Как — не знаю. Селар и Вогн хотели, чтобы был избран Бром или Квинн. — Пейн умолк и снова отхлебнул вина. — А выбрали МакКоули. Вы его знаете?

— Лично — нет, — ответил Роберт, — но я слышал, что это хороший человек. Церковь сделала правильный выбор. Но продолжайте.

— Он был бы хорошим епископом — только Селар его арестовал, и МакКоули теперь заточен в крепости.

— Кровь Серина! — выругался Финлей.

— Селар, должно быть, лишился рассудка, — рявкнул Гарольд. — Арестовать помазанного епископа! По какому обвинению?

— Измена — какому же еще! Селар пока не привел никаких доказательств.

— И не приведет!

Роберт поднял руку, заставив Гарольда умолкнуть.

— Вы проделали весь этот путь, чтобы сообщить мне об аресте епископа?

— Да, — кивнул Пейн, не сводя с него глаз. — Вам следует знать… Селар приказал арестовать МакКоули в тот же момент, когда услышал о том, что вы вернулись в Люсару.

Перемена была такой еле заметной, что Финлей чуть не пропустил ее… Он не мог бы сказать в точности, что именно изменилось, но одно было несомненно: что бы Роберт ни говорил, участь Люсары ему небезразлична, совсем небезразлична.

Открытие поразило Финлея едва ли не больше, чем новости, которые привез Пейн. Впервые в жизни он сумел заглянуть за маску из шуточек и безразличных замечаний, которой всегда прикрывался Роберт. В зеленых глазах брата было все — боль, возмущение, гнев. Почему он раньше этого не видел?

— Теперь тебе непременно нужно явиться ко двору, Роберт, — в наступившей тишине сказал Гарольд. — Ты должен освободить МакКоули.

— Нет, — решительно возразил Пейн. — Именно этого и не следует делать. Вогн найдет путь избавиться от вас, несмотря на приказ Селара. Вогн ни перед чем не остановится, чтобы убить вас, Роберт. Поэтому-то я и приехал: чтобы вас предостеречь. Вы не должны показываться в Марсэе по крайней мере до тех пор, пока буря не уляжется. Если сомневаетесь, то прочтите: это письмо от Годфри. Он сказал, что ему вы поверите.

Роберт взял письмо, но не развернул его. Поднявшись, он подошел к очагу. Атмосфера в комнате была грозовой. Финлей ясно чувствовал, какая борьба происходит в душе брата, и стоял неподвижно, боясь произнести хоть слово. Первым нарушил молчание Дэниел:

— Это хороший совет, Роберт. Чего бы Селар ни хотел добиться, схватив МакКоули, ты ничему не поможешь, если отправишься в Марсэй.

— Совет труса! — рявкнул Гарольд. Двумя шагами он пересек комнату, его массивная фигура заслонила огонь в очаге. — Если ты спустишь это Селару, он и дальше будет творить беззаконие. Теперь он поставил во главе церкви своего человека. Что будет следующим? Неужели он должен совсем погубить Люсару, прежде чем ты решишься его остановить? Неужели за три года честь твоя онемела, Роберт? Ты должен действовать, и немедленно!

Роберт поднял глаза, и его пронзительный взгляд словно пригвоздил великана к месту. Прошло несколько долгих секунд, потом Роберт медленно повернулся к Финлею:

— Что скажешь ты, брат?

Финлей открыл рот, но слова, которые он произнес, немало его удивили:

— Ты не можешь туда ехать.

Роберт поднял брови и слегка улыбнулся:

— Мне очень жаль, Гарольд, но я уже высказал свое мнение. Случившееся ничего не меняет.

Глаза Гарольда вспыхнули.

— Будь ты проклят! — бросил он и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

— Дэниел, — обратился к другу Роберт, помогая Пейну встать. — Проводи Эверарда к Деверину. Позаботьтесь о том, чтобы он отдохнул и подкрепился, прежде чем тронется в обратный путь.

— Конечно.

Когда дверь за ними закрылась. Роберт сломал печать на письме Годфри. Финлей нерешительно ждал, стоя у огня. Наконец Роберт поднял глаза.

— Невероятно… Годфри пишет, что решение синоду далось не так легко. Все единодушно голосовали против Брома и Квинна, потому что слышали о видении отшельника в Щан Моссе. Те оба черноволосы, в этом увидели предзнаменование. Но только я не могу избавиться от чувства, что если и существует человек, который расколет церковь надвое, так это я.

— Ох нет! — Финлей пересек комнату и выхватил у брата письмо. — Хоть у тебя и черные волосы, Роберт, но ведь не ты же заставил Селара арестовать МакКоули. Это не твоя вина.

— Так считают и Годфри с Пейном. Какую цель преследует Селар?

Лицо Роберта было мрачно, и Финлей решился.

— Тебе не следует ехать в Марсэй, но я-то могу это сделать.

— Что?!

— Никто ничего не узнает. Я доберусь до столицы и вернусь за несколько дней. Не знаю, как ты, а я хочу понять, что происходит. Пожалуйста, не запрещай мне, Роберт!

Роберт вздохнул и покачал головой. Очень спокойно он взял письмо у Финлея, сложил его и двинулся к двери, но остановился.

— Должен признать, что очень здорово иметь тебя союзником, — не оборачиваясь, сказал он, — но я должен был догадаться, что ты назначишь свою цену за это удовольствие.

11

Приют находился неподалеку от рыночной площади, в самом центре деревни Фенлок, только в полулиге от Элайты. Из двери часовни над деревьями, окружающими дома, была видна возносящаяся ввысь золотистая башня замка. Весна окрасила в яркие цвета природу, принесла с собой ощущение праздника. Когда растаяли последние сугробы, Дженн почувствовала, что может наконец дышать свободно.

Всю зиму она ходила сюда вместе с Беллой. Какой бы ни была погода, после воскресной мессы сестра вела ее через деревню сюда, в приют. Они приносили свежевыпеченный хлеб, овощи из кладовых и эль из пивоварни при замке. Каждую неделю Дженн посещала больных и нищих, бездомных и обездоленных — и с каждой неделей все больше чувствовала свою близость к ним. Теперь она знала всех по именам, знала об их семьях, их надеждах и мечтах. Когда же кому-то помочь было уже ничем нельзя, Дженн преклоняла колени рядом с сестрой и молилась за упокой отлетающей души. Это была работа, доставляющая удовлетворение и к тому же необходимая. Церковь утратила право распоряжаться в приюте, но ни один гильдиец пока не появлялся в Фенлоке, чтобы взять бразды правления в свои руки. Якоб считал, что никто и не появится. Демонстративным покровительством, оказываемым приюту знатными дамами, Якоб хотел показать королю свое осуждение и непослушание. Это была, конечно, мелочь, но Дженн видела, как загораются . глаза отца, когда речь заходит о помощи бедным: только такие маленькие бунты ему теперь и были доступны. Однако что бы ни видел в благотворительности Якоб, Белла преследовала другую цель: она учила Дженн исполнять свой долг.

Белла рассуждала об этом так, словно Дженн и слова-то такого никогда не слышала. Ну как же, ее ведь воспитали в таверне! Всю зиму Белла только о том и твердила. Да, конечно, учиться читать и писать, вести счета, управлять домом, знать, как одеваются знатные дамы, заниматься рукоделием очень важно, но все это ничего не значит, если Дженн не поймет, что такое долг!

Дошло до того, что Дженн была готова визжать, стоило ей услышать это слово. В ее представлении оно стало напоминать тюрьму. Холодная стальная решетка того, что от нее ожидалось… Самое обидное было в том, что Дженн была готова выполнять свои обязанности с радостью просто потому, что они ей нравились: о долге так хотелось забыть…

Дженн с трудом удавалось привыкнуть к мысли, что теперь она — дома, в своей семье, среди родных. Она уже давно не просыпалась, гадая, где находится. Да и времени тосковать по прошлому, размышлять о том, что она сделала и как здесь оказалась, у нее не оставалось — не оставалось времени даже думать о колдовстве!

А труднее всего… Роберт был прав — так мучительно смотреть на страдальцев в приюте и ничем им не помочь. Конечно, насколько Дженн знала (а представления ее об этом, она понимала, смутные), ни один колдун не может вылечить человека прямым использованием силы. Но ведь зрение целительницы у нее было, она без всякого усилия могла разобраться, насколько тяжела рана, насколько опасен приступ лихорадки, знала, что нужно делать для излечения, — но должна была молчать, по крайней мере пока. Нужно было сначала набраться опыта, чтобы лекари приюта начали прислушиваться к ее словам. Добрые братья радовались приходам обитательниц замка и всегда следовали советам Беллы — но ведь сестра посещает приют уже много лет и многое знает. Дженн тяжело переживала свое бессилие, тем более что даже не научилась у Роберта облегчать боль, как тот сделал это для старика после нападения разбойников на ферму.

А сегодня в этом была необходимость — несчастная старая Руфь так страдала от мерзко пахнущих полипов и кровоточащих язв. Старуха молила богов забрать ее, прекратить мучения, позволить ей добровольно отдать душу в их милосердные руки… А вместо этого она уже много дней лежала неподвижно, терпела боль, обессиленная настолько, что уже не могла даже стонать. Дженн долго молча сидела рядом, держа страдалицу за руку. Девушка пыталась не видеть и не слышать того, что ее окружало, но все было бесполезно. Она только страдала вместе с Руфью, страдала так, как раньше и представить себе не могла. Если бы только она посмела… Если бы умела пользоваться силой…

— Ты собираешься стоять здесь весь день или все-таки пойдешь со мной на рынок?

Дженн резко обернулась и обнаружила, что рядом с ней на ступенях стоит, уперев руки в боки, Белла. Такая поза была для нее типичной и обычно заставляла Дженн ежиться.

— Прости меня. Я думала о Руфи.

— Ну, теперь она с Минеей и избавлена от страданий. Пошли, а то отец начнет гадать, что с нами случилось. Вон уже и Аоренс ждет нас.

Дженн следом за Беллой спустилась со ступеней как раз когда

Лоренс протолкался сквозь толпу. Как всегда при виде жены, его добрые карие глаза засветились радостью, а Белла, тоже как всегда, улыбнулась мужу. Дженн очень нравился Аоренс, но больше всего она ценила то, что в его присутствии Белла заметно смягчалась.

— Я оставил коней в гостинице «Кабан и желудь», дорогая. Здесь слишком много народу, чтобы вести их через площадь. Ты собираешься домой или хочешь еще что-то купить?

Белла обвела глазами рынок.

— Ну, если ты не торопишься… Аоренс с ласковой насмешкой поклонился.

— Як твоим услугам, любимая.

Дженн едва не хихикнула, когда Белла, фыркнув, двинулась к рынку. Шедший за ней следом Аоренс время от времени останавливался и показывал Дженн всякие диковинки, которые, как он знал, могли заинтересовать девушку.

— Какая красота! — Он развернул зелено-золотистую вышитую шаль. — Настоящая алузийская работа!

— Верно, милорд, — улыбнулась женщина за прилавком. — Мой сын в прошлом году ходил туда паломником и вернулся со всякими чудесными вещицами.

Дженн, стоя рядом с Аоренсом, оглядывала товар, разложенный торговкой. Там оказался кувшинчик из моржовой кости с вырезанным на нем изображением храма в Алузии, еще несколько шалей и маленькая шкатулка из серого камня, простая и ничем не украшенная. Дженн, взяв ее в руки, ощутила исходящее от камня тепло и сразу загорелась желанием шкатулку купить.

— Для чего тебе такая безделушка? — бросила Белла, заглядывая через плечо Дженн. — Она даже не красива.

Дженн стиснула шкатулку в руках.

— Мне она кажется красивой.

— Ха! — Белла отвернулась и двинулась дальше, едва дав Дженн время расплатиться. Лоренс улыбнулся девушке, и они поспешили следом. Неожиданно чья-то рука схватила Дженн за плечо.

— Так вот ты где! — Дженн отшатнулась от высокого старика в лохмотьях, с безумным блеском в глазах. — Это ты во всем виновата, лживая шлюха!

— Отпусти ее! — рявкнул Лоренс. Ему пришлось несколько секунд бороться со стариком, прежде чем тот выпустил Дженн.

— Дай мне до нее добраться! — рычал старик. — Я ее убью! Это все ее вина! — Он продолжал размахивать руками, расшвыривая людей. Видя это, толпа раздалась вокруг продолжающего изрыгать проклятия безумца. Дженн замерла на месте, а Лоренс заслонил ее, хотя противник был много выше него ростом.

Старик снова взревел и попытался оттолкнуть Лоренса, но теперь на помощь тому пришли жители деревни. Сильные руки оттащили старика. Тот продолжал кричать и вырываться, но тут неожиданно вперед вышла Белла. Ее голос прозвучал холодно и властно.

— Перестань, Джозеф, достаточно. Ты напугал бедняжку, так оставь теперь ее в покое. Ты выполнил свой долг. Отправляйся домой.

Джозеф вытаращил на нее налитые кровью глаза и вдруг расплакался.

— Но моя милая Тали, миледи… Она умерла… Она умерла из-за этой шлюхи!

— Достаточно, — повторила Белла. — Оставь ее в покое. Ты не можешь ничего поправить. Иди домой.

Она кивнула людям, державшим старика, и те повели его прочь, но даже издали Дженн слышала его проклятия и угрозы. Толпа разошлась, а Лоренс повернулся к Дженн:

— С тобой все в порядке?

Девушка кивнула, все еще глядя вслед Джозефу.

— Кто это? Что ему было нужно? Почему он называл меня…

— Не обращай внимания, Дженнифер, — решительно заявила Белла. — Он безумен, но не думаю, что он потревожит тебя еще раз.

— Но кто он такой? Я хочу знать.

— Ты вряд ли его помнишь, — вздохнула Белла. — Ты была тогда слишком мала. Его зовут Джозеф Ейтс. Его жена Тали была твоей няней. Когда ты исчезла у реки, она за тобой присматривала.

— И ее обвинили в моей смерти? .

— Все стали ее сторониться, никто не хотел брать ее в услужение и даже разговаривать с ней. Потом однажды ее нашли в лесу мертвой. С тех пор Джозеф не в себе. Я думаю, теперь, когда он узнал о твоем возвращении, ему стало хуже.

Дженн закрыла глаза. На сердце у нее лежал камень, и девушка глубоко вздохнула, чтобы прогнать печаль. Она никогда не задумывалась, как ее похищение отразилось на судьбах других людей. Если бы только она могла помочь Джозефу… Но тут ничего не поделаешь: она ведь даже не смогла бы ему объяснить, почему ее похитили.

— Пойдем, — шепнул Лоренс, обнимая ее за плечи. — Думаю, пора нам вернуться домой.

Дженн кивнула, потом взглянула на маленькую каменную шкатулку у себя в руках.

— Ох! Она сломалась! — Так оно и было. Когда Джозеф напал на нее, Дженн стиснула шкатулку так сильно, что тонкий камень треснул: она теперь держала в каждой руке по обломку.

Пожав плечами, она сунула обломки в карман. — Это становится привычкой.

— Что?

— Ничего. Пошли.

Они дошли до «Кабана и желудя» и забрали своих коней. Лоренс помог Дженн сесть в седло, но в этот момент она испытала странное чувство, словно окунулась в холодную воду.

Кто-то за ней наблюдал.

Дженн быстро огляделась, но, кроме спешащих по своим делам крестьян, сначала никого не увидела. Но потом…

В толпе мелькнуло и тут же исчезло лицо. Все, что успела разглядеть Дженн, была пара карих глаз; однако этого было достаточно, чтобы оставить ощущение глубокого беспокойства.

Якоб сидел в обнесенном стенами саду замка под тисом, посаженным еще его прадедом. Дерево было символом примирения двух братьев, враждовавших много лет. В тот день, когда старший обрел титул, младший посадил тис и поклялся в верности новому графу Элайты. Дерево принялось, выросло высоким и величественным. Этого же нельзя было сказать о Доме, члены которого собирались под его сенью. Судьба, а может, и сами боги решили, что семейство Россов должно увять, если не вымереть. Не имея сына, который унаследовал бы его имя, Якоб мог рассчитывать только на дочерей; одна из них, будучи уже семь лет замужем, оставалась бездетной. А другая?

Несмотря на грустное настроение, Якоб не мог не улыбнуться, подумав о Дженнифер. После всех лет, полных боли и отчаяния… Если бы Элейн дожила! Если бы только она узнала, что ее дитя осталось в живых, может быть, ей хватило бы силы жить дальше самой. Что ж, такому не суждено было случиться… Но Дженн вернулась — и это самое важное. Все остальное — воспоминания о событиях, изменить которые было не во власти Якоба.

Однако именно из-за воспоминаний о прошлом он сегодня задержался в саду. Из-за воспоминаний о прошлом Лэтам Кемпбелл проделал долгий путь, чтобы увидеться с Якобом. Старый и немощный, Кемпбелл оставался человеком, с которым невозможно не считаться. В его жизни хватало трагических переживаний, главным из которых стала потеря сына и наследника в последней битве с Селаром у Нанмура — той самой битве, где сам Якоб чуть не погиб.

Кемпбелл сидел на скамье, вытянув вперед худые ноги и сложив руки на груди. Старик явно заставлял себя терпеливо следить, как высоко на ветке тиса пара зябликов празднует приход весны. Наконец он не выдержал и задумчиво протянул:

— Ты так и не назвал меня старым дураком, Якоб. Уж не потому ли, что жалеешь меня?

Якоб медленно покачал головой:

— Нет. Ты не дурак, Лэтам, если только не переменился сильно за эти годы. Ты слушаешься своего сердца — так и следует поступать.

— Даже теперь? Когда столько лет прошло?

— Даже теперь.

Кемпбелл кивнул и бросил на Якоба хитрый взгляд:

— Но все-таки ты меня жалеешь?

— Я считаю тебя человеком, который ищет хоть слабый проблеск надежды. Если это жалость… — Якоб пожал плечами и не стал заканчивать фразу.

Кемпбелл резко поднялся и начал ходить перед Якобом по дорожке. Кусты роз, окаймлявшие дорожку, еще не цвели, но крошечные зеленые листочки уже появились и трепетали при каждом шаге старика.

— Где они? Что теперь может их удерживать?

Якоб уже хотел ответить, но в этот момент шум, донесшийся со двора за стеной, сказал ему, что ожидание закончилось. Калитка в сад отворилась, и в нее вошла Белла, а следом за ней — Дженнифер. Якоб знаком подозвал их к себе, потом взглянул на Кемпбелла. Тот перестал вышагивать по дорожке и пристально смотрел на младшую из дочерей Якоба.

Старый граф представил их друг другу, потом сказал:

— Барон Кемпбелл проделал долгий путь, Дженнифер. Он хотел бы задать тебе несколько вопросов.

Голубые глаза девушки при ярком свете солнца казались черными; она улыбнулась гостю.

— Что за вопросы?

Кемпбелл показал на скамью под деревом.

— Пожалуйста, давайте сядем. Мне жаль, что пришлось явиться сюда так неожиданно, дитя, — но я отправился в путь сразу же… сразу же, как услышал… Я живу на другом конце Люсары, зима была ненастной, так что приехать раньше я не мог. Мои старые кости не так хорошо переносят скачку, как раньше. Прошу вас, присядьте.

Дженнифер оглянулась на Якоба; на мгновение она показалась очень испуганной. Отец ободряюще улыбнулся, и девушка опустилась на скамью. Белла осталась стоять рядом с Якобом. Судя по выражению ее лица, она уже догадалась, о чем пойдет речь.

— О чем вы хотите меня спросить?

Кемпбелл остановился перед Дженнифер и нервно стиснул руки.

— Я слышал рассказы о том, как вас похитили, и о том, как нашли и привезли домой. Мне нужно знать… — Старик умолк, не находя слов.

Дженнифер улыбнулась и взяла Кемпбелла за руку:

— Продолжайте, милорд. Что вам нужно узнать?

Якоб не мог отвести от них глаз. Это было невероятно! Кемпбелл, больной, измученный трудным путешествием, полный ужасной тревоги, на глазах успокоился от прикосновения руки Дженнифер. Якоб мог только гадать, что его старый друг увидел в глазах девушки, но в ответ ей он печально улыбнулся и со вздохом опустился на скамью.

— Я хотел бы знать, помните ли вы что-нибудь о тех людях, которые вас похитили. Я понимаю, вы были тогда маленькой девочкой, но… может быть, что-нибудь вы запомнили? Кто это был? Куда они вас отвезли? Объясняли ли, почему совершили такое? Узнаете ли вы их, если снова повстречаете? И видели ли вы… других?

— Других? — хмурясь, пробормотала Дженнифер. Потом глаза ее расширились. — Вы кого-то потеряли? Во времена Смуты?

— Внука, Кейта. Его похитили через два месяца после вас. Ему едва исполнилось три года. Его отец погиб, сражаясь с Селаром, и я подумал… Я надеялся, что вы сможете сообщить хоть что-то, что прольет свет на его участь. Вы никогда не видели других детей? Таких, у кого тоже был бы Знак Дома?

— Я очень мало помню, к сожалению. Только тот момент, когда они появились из лесу. Я даже не помню, как меня увезли, — только момент их появления. Там была, пожалуй, дюжина вооруженных всадников. Что мне запомнилось — это что впереди скакал старик на белой лошади.

— Но что было потом? Вы помните что-нибудь, что было потом?

— Послушай, Лэтам, — вмешался Якоб, — ей ведь было всего четыре года. Много ли девочка вспомнит через тринадцать лет?

Кемпбелл долго смотрел на друга, потом поднялся и снова стал расхаживать по дорожке.

— Прости меня, Якоб. Я вовсе не собираюсь взгромоздить свои заботы на ваши плечи. Но ты должен понять: с твоей дочерью случилось то, что мы всегда считали невозможным. Все наши дети были похищены, И ни с кого из нас не потребовали выкуп. Их захватили, как скотину! Как военную добычу — только тогда не было войны. И мы так никогда и не узнали, кто их похитил и куда они делись. Дети просто исчезли, Якоб! А теперь твоя дочь вернулась. Ты не можешь винить меня, если я начал гадать: может быть, и мой внук жив, но не помнит, кто он такой. Что, если он…

Кемпбелл снова разволновался, но Дженнифер поднялась, взяла его за руку и заставила остановиться.

— Я мало чем могу утешить вас, милорд. Я никогда не видела других детей, а о своем доме в Шан Моссе я вспоминаю, словно жила там всегда. Мне очень жаль, что мое возвращение всколыхнуло в вас печальные воспоминания.

— Ох, дитя, я вас не виню. Скорее я благодарю богов за чудо, которое помогло вам встретить Данлорна на своем пути. Если бы не он, вы тоже не воссоединились бы со своей семьей.

Ну вот, опять это имя! Якоб так старался забыть, чем обязан предателю!

Кемпбелл, словно прочтя мысли Якоба, умолк и бросил на друга виноватый взгляд, потом снова повернулся к Дженнифер.

— Простите меня. Я понимаю, что требую от вас невозможного. Но я должен был попытаться… Ответьте только еще на один вопрос. Когда Данлорн вас нашел, как случилось, что он увидел Знак Дома? Он сначала увидел его… или сначала вас узнал?

Якоб сам почему-то никогда не задавал ей такого вопроса. Теперь же он загорелся любопытством, наклонился вперед в своем кресле и затаил дыхание, ожидая ответа.

Дженнифер, чувствуя на себе заинтересованные взгляды, сделала шаг назад и стиснула руки.

— Это была случайность — что он вообще увидел Знак. Мы ехали через горы, и моя лошадь споткнулась. Я упала и покатилась по склону. Когда Роберт и Мика вытащили меня, мое платье оказалось порвано, вот они и увидели Знак.

Хотя Дженнифер произнесла все это тем же тоном, что и ответы на остальные вопросы Кемпбелла, Якоб каким-то странным образом понял, что девушка лжет. Он не мог бы сказать, что именно навело его на такую мысль или какая часть ее рассказа не соответствовала действительности, но тем не менее дочь его, несомненно, не говорила правды.

Но почему? Зачем ей лгать? Если только… может быть, предатель что-то с ней сделал? Неужели он…

Нет! Данлорн способен на многие низости, но он не воспользовался бы беспомощностью невинного ребенка. Несмотря на все свои преступления, он в определенных отношениях человек чести.

И все-таки что скрывает Дженнифер?

Последние солнечные лучи угасли в окне кладовой, и Дженн, прервав работу, стала зажигать свечи. Скоро придется отправляться на ужин. Барон Кемпбелл наверняка будет задавать еще вопросы. Дженн вздохнула. Она ничего не могла тут поделать, хоть и понимала, что каждое упоминание имени Роберта будет делать отца лишь более печальным.

— О чем ты вздыхаешь? — поинтересовалась Белла, не поднимая глаз с вышивания. — Или ты все еще переживаешь этот неприятный случай с Джозефом?

Дженн принесла свечу и поставила на стол рядом с сестрой.

— Мне его очень жалко. Ты уверена, что ему ничем нельзя помочь?

— Разве что оживить его жену.

— Но, может быть, если я поговорю с ним, объясню, как все произошло… — Дженн опустилась на табурет, но за работу не взялась. Она все еще смотрела на сестру. Прошло уже четыре месяца; казалось бы, пора привыкнуть к Белле и ее резким манерам. За эти четыре месяца Дженн успела понять, что надежды на симпатию со стороны сестры почти нет. К несчастью, она оставалась наставницей Дженн, и той приходилось полагаться на ее знания.

— Может быть, если я… Белла подняла глаза.

— Не собираешься же ты просить меня написать письмо Данлорну?

— Что заставляет тебя предположить такое?

— Я не так глупа, Дженнифер. Я вижу, что ты беспокоишься за Кемпбелла и ищешь пути помочь найти его внука. Я тебя знаю — ты хочешь всем помочь, даже Джозефу. Следующий логический шаг в поисках — Роберт. Однако ведь то, что он нашел тебя, — чистая случайность, и я сомневаюсь, что он сможет помочь Кемпбеллу. Не думаю также, что отец одобрит, если ты это предложишь.

Дженн несколько мгновений смотрела на сестру; на лице той возникло сосредоточенное выражение, губы сжались в тонкую линию. Дженн прекрасно знала, что это значит: никакое дальнейшее обсуждение не приветствовалось. Такое выражение на лице Беллы появлялось каждый раз, когда упоминалось имя Роберта.

— Прости меня, Белла, но я не понимаю, почему ты не любишь Роберта. Я хочу сказать — мне ясно, почему отец не хочет о нем слышать, но ты?.. Что он тебе сделал?

Белла резко повернулась к сестре, забыв о вышивании.

— Не смей разговаривать со мной таким тоном! Никакого значения не имеет, нравится мне Данлорн или нет. Отношение отца тоже тут ни при чем. Ты должна понять наконец: хоть он тебя и спас, он вовсе не тот герой, каким ты его считаешь. О, я прекрасно знаю, ты наслушалась всяких россказней, но есть много такого, чего ты об этом человеке не знаешь и чего тебе лучше не знать.

Сердце Дженн бешено заколотилось. Может ли Белла знать правду — настоящую правду о Роберте? Если да, то как она узнала? Роберт никогда не упоминал ни о чем подобном, но, с другой стороны, Роберт многое от нее скрыл.

Дженн переплела пальцы и сделала глубокий вдох; чтобы успокоиться.

— Что же это?

— Даже величайшие герои обладают темными сторонами, Дженнифер, и Данлорн не исключение. Весь мир знает о его общественном служении, но есть деяния, которые всегда по той или иной причине замалчивались. Признаю, мы с Робертом никогда не были друзьями, но даже если не учитывать мнение о нем отца, надо помнить о том, что держится в секрете, — именно это и показывает истинную природу Роберта.

— Так что это? И знаешь ли ты — знаешь наверняка, — что рассказываемое о нем правда? Я хочу сказать — ты когда-нибудь спрашивала его самого?

— Я много лет не видела Роберта, пока он не явился сюда с тобой вместе. Но клянусь: он ничего не отрицал бы, даже если его и спросить. Интересно, рассказывал ли он тебе о том, как спас жизнь Селару? Говорил ли, что мог предоставить ему погибнуть, но не сделал этого?

Дженн с облегчением перевела дух, стараясь не показать этого.

— Да, рассказывал.

— А говорил он тебе о том, как Селар явился к нему через два года после завоевания? О том дне, когда Роберт продал свою честь ради свободы? Рассказывал ли, как перессорился с гильдийцами до такой степени, что Селару пришлось вышвырнуть его из совета? Как намеренно нарушил святой закон Гильдии ради того, чтобы завладеть клочком земли?

Белла помолчала и добавила:

— Говорил ли он тебе о том, как убил свою жену?

— Что? — Руки Дженн замерли над ее вышиванием. Девушка чуть не рассмеялась, услышав такое обвинение, но в глазах Беллы не было веселья.

— То, что он покинул страну сразу же после ее смерти, не было совпадением. О, я знаю, его только что исключили из совета, но многим случалось терять положение при дворе и все же не обращаться в бегство. Однако Береника умерла так вскоре после скандала, и к тому же… немногие это знают, но Роберт заезжал в Данлорн, прежде чем скрыться, и той самой ночью она и умерла.

— Откуда ты это знаешь?

— Не важно.

— Но все равно — из твоих слов не следует, что он ее убил.

— Нет? Тогда почему он скрылся? Спроси себя. Почему Роберт покинул Люсару?

В лесу за стеной замка прокричала сова. Дженн каждую ночь прислушивалась к ее крику, надеясь, что птица прилетит в ее маленький садик, но этого не случилось ни разу. Только неясное эхо долетало до девушки этими теплыми весенними вечерами. Дженн, пересекавшая пустой двор, остановилась и завертела головой, пытаясь определить направление звука. Крик совы был теперь единственным живым напоминанием о ее прежней жизни в лесу.

В Шан Моссе она часто уходила из переполненной таверны в лесную прохладу. Даже зимой среди деревьев, на холмах и в долинах можно было найти покой и умиротворение. За многие годы Дженн очень хорошо изучила лес и теперь, живя в замке, несмотря на все преимущества ее нового положения, скучала по гармонии природы. Ей так хотелось коснуться шершавой коры, почувствовать под ногами опавшие листья. Там, в лесу, никто от нее ничего не требовал, там не было обязательств… и не было вопросов.

Она двинулась через двор к калитке в сад, но ее ноги еле волочились, словно налитые тяжестью мыслей.

Бесконечный поток вопросов, непрерывных, неожиданных. Как ей научиться пользоваться силой? Кто были те всадники, что похитили ее? И почему ее похитили? Почему она — единственная из всех — нашлась?

Действительно ли Роберт убил свою жену?

Дженн остановилась, положив ладонь на калитку. В темноте она почти не видела собственной руки, но при помощи колдовского зрения могла ее разглядеть совершенно отчетливо. Рука колдуньи…

Нет. Это невозможно. Роберт — солдат, закаленный в битвах, но он отправился в добровольное изгнание, чтобы не нарушить данной королю клятвы. Невозможно, чтобы такой человек, более всего дорожащий своей честью, убил собственную жену.

«Откуда ты знаешь?» — не давал Дженн покоя внутренний голос. Как можно быть уверенной в чем-то, когда дело касается этого человека? Он ни с кем не откровенен, никому не доверяет. Так как же можно доверять ему самому? Он могучий колдун, способный на очень многое. Те, кто хорошо его знает, доверяют ему — и ненавидят себя за это.

Так что же, о боги, было в нем такого, что заставляло ее верить в его невиновность?

Дженн улыбнулась: легче было перечислить то, чего в Роберте не было. Жадности. Стремления к власти. Себялюбия. Конечно, у него были для этого какие-то непонятные причины, но он ведь раз за разом отказывался возглавить Анклав, хоть это дало бы ему невероятное могущество. И ему так легко было бы дать Селару погибнуть… или убить его впоследствии.

Да, у Роберта было так много возможностей покориться злу — хотя бы оставить ее на произвол Гильдии или Анклава. Однако он выбирал путь добра. Каждый раз.

Такие ответы было нетрудно найти, однако Дженн знала, что есть другой, гораздо более глубокий ответ, который много труднее осознать.

То, что она так часто видела в его глазах… Что это было? Печаль? Боль? Если так, то почему никто, кроме нее, этого не замечал? Может быть, другие видели только то, что хотели видеть, — а никому не хотелось считать Роберта уязвимым.

Дженн снова протянула руку и открыла скрипучую калитку. Ее охватила волна весеннего благоухания, она сделала глубокий вдох — и замерла на месте.

Кто-то за ней следил. Как тогда, на рынке, она почувствовала на себе чей-то взгляд. Но ведь она здесь одна. Наверняка одна.

Дженн осторожно повернулась и присмотрелась к теням, лежащим на камнях двора, к темному силуэту конюшни у северной стены, кордегардии у ворот. Какая-то собака, не обращая на Дженн внимания, принюхивалась к кузнечной наковальне. Больше никого тут не было. Так откуда же тревожное чувство?..

Сделав глубокий вдох, девушка призвала на помощь колдовское зрение. Она совсем не была уверена, что делает это правильно; у нее было такое ощущение, словно она раскинула руки по темному двору и ощупывает каждый камень, каждую трещину в стенах. Она тянулась все дальше и дальше, представляясь себе кем-то холодным и бестелесным. Но вот…

— Кто здесь? — дрожащим голосом спросила она. — Почему вы прячетесь?

Из непроглядных теней у конюшни вынырнула фигура. Это была женщина. Она медленно приблизилась, широко раскинув руки в традиционном жесте миролюбия.

— Простите меня, миледи. Я не хотела вас напугать. Дженн подождала, пока женщина приблизится.

— Я не испугалась. Я хочу знать, почему вы прятались. Женщина была уже рядом, но на этот раз Дженн решила не бороться с темнотой и взглянула на нее, используя колдовское зрение. Карие глаза, светлые волосы. Квадратное лицо, скорее выразительное, чем красивое, опущенные уголки губ маленького рта, словно в постоянном разочаровании. Что-то в ней было смутно знакомое…

— Кто вы?

Женщина внезапно отбросила свою униженную манеру и усмехнулась:

— Должно быть, мне не следует удивляться, что вы меня не узнали. Вам так о многом приходилось думать, когда мы виделись, да и было это давно.

— Как вас зовут?

— Я охотно назову вам свое имя, но вы никогда не должны его произносить — по крайней мере полностью. Я Шиона Феррис. Моя мать — Айн, а отцом был Маркус. Мы с вами встречались вскоре после его смерти. Теперь вспомнили?

Дженн сделала шаг назад.

— Вы были в…

— Именно, — прервала ее Фиона, выразительно взмахнув рукой. — Но вы не должны произносить это название. Никогда. Даже если уверены, что никто вас не слышит, — а этого в подобных местах никогда нельзя гарантировать.

— Но Роберт и Финлей все время произносили его.

— Ну, Финлею удивляться не приходится. Он всегда был непослушным. А вот Роберту следовало бы быть осмотрительнее. — Бросив взгляд в сторону кордегардии, Фиона потянула Дженн ближе к стене сада. — Не годится, чтобы нас видели долго беседующими, поэтому я постараюсь быть краткой.

— Но почему вы здесь? Что-нибудь случилось?

— Если вы хоть на минутку перестанете задавать глупые вопросы, я все объясню. Меня послали старейшины. Я появилась бы раньше, если бы не зима. Так или иначе, теперь я здесь — и хотите верьте, хотите нет, полностью в вашем распоряжении.

Дженн покачала головой, все еще ничего не понимая.

— Но зачем?

— А как вы думаете, зачем? Чтобы учить вас! Я, знаете ли, очень умелая наставница — я уже три года адепт. Конечно, с отцом я равняться не могу, но я уже давно занимаюсь обучением. Думаю, что смогу вам помочь. Судя по тому, как вы только что пытались найти меня при помощи силы, я правильно сделала, что пришла.

— Но вы сказали, что были посланы.

— Я вызвалась добровольно, — не особенно любезно улыбнулась Фиона. — Я знаю, почему вы предпочли покинуть Анклав, но, сказать по правде, ваши соображения мне безразличны. Что для меня важно — и для старейшин тоже, — это чтобы вы получили необходимую подготовку. Если вы собираетесь принести пользу хоть кому-нибудь — включая себя, — вы нуждаетесь в обучении. Роберт не должен был бросать вас в этой глуши,

— Он и не…

— Послушайте, у меня нет времени на споры. Если нас увидят вместе, прежде чем я все устрою, ничего хорошего не будет. Я просто хотела предупредить вас, чтобы вы меня не выгнали, как только узнали бы.

— А если я не хочу никакого обучения? Фиона помолчала.

— Не хотите? Если так, скажите об этом сейчас. Дженн сделала глубокий вдох.

— Пожалуй, все-таки хочу. Но как…

— Об этом не беспокойтесь. Можете на меня положиться: я знаю, что делаю. Я не прожила всю жизнь в отличие от некоторых в пещере… то есть в лесу. — Фиона повернулась, чтобы уйти, и на прощание помахала Дженн. — Мы еще увидимся. До свидания.

Дженн смотрела вслед женщине, пока та не исчезла в темноте. Девушка попыталась проследить за Фионой колдовским зрением, но на этот раз сила, казалось, изменила ей, и никаких следов присутствия колдуньи обнаружить не удалось.

Итак, ей прислали наставницу. Зачем? Понятно зачем — чтобы она вернулась в Анклав и делала… что они захотят. И все же присутствие Фионы может быть полезным; она хотя бы ответит на некоторые вопросы.

Дженн повернулась и прошла через калитку в сад. Она свернула на первую же дорожку, уходящую влево, и двинулась вдоль стены, обсаженной лимонными деревьями. Порыв ветра зашелестел листьями старого тиса и разогнал облака, позволив выглянуть луне. Она светила не очень ярко, но ее света хватило, чтобы Дженн разглядела старика на скамье под тисом. Когда она приблизилась, он поднял голову, и Дженн, сделав глубокий вдох, постаралась отогнать все мысли об Анклаве. Ее ждал барон Кемпбелл, ждал, чтобы задать еще вопросы. Но теперь у Дженн были и собственные вопросы тоже.

— Я не был уверен, что вы придете, — пробормотал Кемпбелл вместо приветствия. — Я понимаю: уже поздно, и молодые девушки давно должны спать. Благодарю вас.

Дженн пожала плечами:

— Не так уж и поздно, да и кроме того, Белла и Лоренс еще не спят. В их окне виден свет свечи.

Кемпбелл кивнул:

— Ну так скажите мне: как вы думаете, если я попрошу Данлорна, захочет он мне помочь?

Опустившись на скамью рядом со стариком, Дженн сложила руки на коленях.

— Не знаю, чем он мог бы помочь. Я ведь уже говорила вам: насчет меня он узнал совершенно случайно. Чтобы он смог найти вашего внука, потребовалось бы еще много случайностей. Это, правда, не значит, что он не сумеет ничего придумать. Единственный способ узнать это — спросить его самого. Но расскажите мне, как случилось, что ваш внук был похищен. Я очень мало знаю о Смуте. Там, где я выросла, о ней никогда не говорили, а теперь отец предпочитает думать о других вещах.

— Он никогда по-настоящему и не участвовал в Смуте. Здесь он был далеко от основных событий и хотя знал всех участников, Якоб такой человек, что всегда предпочитал держаться особняком. Когда начались столкновения, он счел за благо не становиться ни на чью сторону. — Кемпбелл искоса бросил взгляд на Дженн и потер руками усталое лицо. — Вы знаете, — продолжал он, — я уже почти не вспоминал о Смуте, но с тех пор, как услышал о вас, я ни о чем больше не думаю — совсем как в тот день, когда услышал о битве между Бурхартами и Пейнами. Ох, между ними давно была междоусобица из-за какой-то глупости, но тут вдруг они схватились у Кэдденфилд. В тот день погибли двадцать семь человек и многие десятки были ранены. Сами Бурхарт и Пейн остались в живых и начали обвинять друг друга в нечестных приемах. Теперь все это принадлежит истории.

Дженн наклонилась вперед, чтобы видеть в лунном свете морщинистое лицо. Глаза старика оставались в тени, но все равно, казалось, смотрели куда-то очень далеко, когда он вспоминал о тех давних годах.

— Я почти не знаю истории. Что произошло после первой битвы? Как случилось, что Смута так ослабила страну, чтобы дать Селару уверенность в победе?

Кемпбелл снова искоса взглянул на девушку.

— Если бы после первой битвы вражде дали угаснуть, у Селара не было бы никакого шанса захватить Люсару. А случилось так, что никакого шанса не оказалось у миротворцев. В начале следующего года на воинов Пейна из засады напали люди, носившие цвета Дома Рамсеев. Рэндаллы, давние враги Рамсеев, сообщили Пейну имя виновника. Пейн обрушился на Рамсея, но, поскольку тот был в союзе с Кендаллами, теперь уже воевали пять Домов. Я помню споры и обвинения, оскорбления и дуэли. Граф Каски попытался успокоить противников, но, к несчастью, встреча представителей Домов закончилась резней: Пейн был убит за столом переговоров. Его сын, старший брат теперешнего графа, обвинил Каски в заговоре и поклялся изничтожить Дом Каски. С этого момента ничто уже не могло нас спасти.

— Но что насчет короля Эдварда? Разве он ничего не предпринял?

— Эдвард был слабым человеком. Он разбрасывался обвинениями, словно зерном при посеве, не думая о том, каковы будут всходы. Дома очень быстро потеряли доверие к нему, а Эдвард, в свою очередь, перестал верить им. За два года до того умерла королева, не родив ему наследника, так что, поскольку преемственность власти оказалась под вопросом, король лишился поддержки народа. Он мало что мог сделать. Впрочем, не все Дома участвовали в междоусобицах, хотя исключений было мало: ваш собственный Дом да еще Мейны и Дугласы.

— Дугласы? Данлорны?

— Да. Отец Роберта, Тревор, был великим человеком. Он метался из одного конца страны в другой, делая то, что должен бы был делать Эдвард. Каким-то образом ему удалось добиться доверия всех Домов — а о его отваге до сих пор ходят легенды.

— Так чем же все кончилось? Как удалось Селару вторгнуться в страну?

Кемпбелл пожал плечами.

— Он выжидал. За три года Смута достигла такой степени, что почти каждый Дом в Люсаре был в кровной вражде еще по крайней мере с двумя Домами. Никто никому не верил, ни у кого не осталось надежных друзей. Те, что сегодня были союзниками, завтра становились врагами. Селар пересек границу, выиграл несколько мелких стычек и проник в глубь страны прежде, чем хоть один из Домов успел собрать воинов. Поскольку между Домами шли раздоры, потребовались месяцы, чтобы заставить их сотрудничать. Было две крупные битвы — первая у Нанмура и вторая при Селуте. Там-то и был убит мой сын, погиб Тревор, а ваш отец получил увечье. Король Эдвард тоже пал на поле боя. Через восемь месяцев после того, как Селар пересек границу, он был коронован в базилике

Марсэя.

Дженн попыталась разобраться в услышанном. Значит, раздоры и ненависть стоили Люсаре независимости. Словно вспышка света озарила для девушки прошлое: она сама и ее страна — обе лишились прав, данных им от рождения, в одно и то же время, одним и тем же образом.

— Так что же, — выдохнула Дженн, — случилось с вашим внуком? Как вообще начались похищения? Были ли они обычны во времена Смуты?

Кемпбелл сложил руки на груди.

— В то время и сомнения не было, что это — следствие Смуты. Не помню, кого схватили первым, но сына Блэра наверняка похитили почти сразу, как это началось. Трудно сказать точнее… Было столько нападений, засад, схваток, столько людей — невинных людей — погибло. Сначала исчезновение детей никто не связывал одно с другим. Так продолжалось, пока среди бела дня не был захвачен маленький Петер МакГлашен. Около дюжины вооруженных всадников напали на караван его матери, направлявшейся навестить своего дядю. Они перебили стражу, не тронули мать мальчика и ее женщин и увезли маленького Петера. Ему было два года. Родители напрасно ждали требования выкупа. Примерно то же случилось и с моим внуком — со всеми детьми.

— Но, — медленно начала Дженн, тщательно подбирая слова, — я среди похищенных единственная девочка. Почему? Тут концы не сходятся с концами. Все остальные Дома так или иначе участвовали в Смуте, даже ваш. Но вы же сами сказали, что мой отец никогда не участвовал в раздорах, и к тому же если похищали наследников, то я-то — младшая из дочерей. Я ни для кого не представляла ценности. Так почему меня похитили?

Кемпбелл повернулся и долго смотрел на девушку.

— Думаю, тут дело в том, какова была изначальная цель. Если детей похищали ради выкупа, то да, увозить вас было бессмысленно. Однако если цель была другой?

— Но какой? — настаивала Дженн.

— Ну… — Кемпбелл задумался, не находя ответа. — Может быть, все дети происходили из Домов, на которые виновники хотели оказать влияние. Возможно, все они были из враждебных семей. Человек, задумавший это, мог сначала намереваться вернуть вас семьям, но почему-либо не смог или погиб на поле битвы. Хотел бы я знать…

— Я тоже. — Дженн снова взглянула на освещенное окно в башне. Становилось очень поздно, и если она не вернется в свою комнату, ее начнут искать. — Не думаю, что Роберт сможет вам помочь. Мне так жаль…

— Я понимаю, дитя. — Кемпбелл поднялся и протянул Дженн руку. — Но вы не должны тревожиться. Я не питаю ложных надежд… по крайней мере так мне кажется. Теперь, когда прошло так много лет, единственное, что я могу, — это попытаться. Если я не сделаю всего, на что способен, я никогда не смогу спокойно спать.

Дженн улыбнулась и взяла старика за руку. Они вместе вернулись в замок.

Фиона появилась двумя днями позже в сопровождении Беллы. Как только Дженн увидела ее, девушку охватили сомнения: следовало ли ей соглашаться на обучение… Белла представила Фиону как наставницу, которая займет место самой Беллы, когда они с Лоренсом уедут на лето. Фиона вместе с отцом Брайаном должна была позаботиться о том, чтобы образование Дженн не прерывалось. Девушке предстояло освоить еще так много всего, чтобы занять принадлежащее ей по праву место в обществе. Фиона молчала, а Белла продолжала все объяснять и объяснять необходимость должного руководства занятиями Дженн. Наконец она оставила их наедине; как только дверь за Беллой закрылась, Фиона скользнула к стене и приложила ухо к дубовой панели. Потом, не произнося ни слова, она вытянула руки в сторону дверного замка и только после этого повернулась к Дженн.

— Теперь мы можем разговаривать в безопасности. Я только что наложила на дверь заклятие, которое предупредит нас, если кто-нибудь приблизится. Я научу вас ему. Такое заклятие не помешает человеку войти, но вы всегда будете заранее предупреждены. Однако должна вас предостеречь: не пытайтесь открыть дверь, если знаете, что на нее кто-то другой наложил заклятие. Вы получите болезненный удар.

Дженн поднялась со своего места и пересекла комнату. Нахмурившись, она прошептала:

— Но ведь вы не воспользовались аярном. Разве он вам не нужен?

— Нужен. Каждый колдун пользуется аярном при любом применении силы — за исключением вас, конечно. Для нас остальных, простых смертных, обходиться без аярна опасно.

— Но разве мне не потребуется аярн, чтобы освоить те умения, которым вы собираетесь меня учить?

— Послушайте, я ведь ничего не знаю о природе вашей силы, так что спрашивать меня бесполезно. Пока мы не узнаем больше, я буду учить вас так, словно вы пользуетесь аярном. Это лучшее, что я могу предложить.

Дженн кивнула, чувствуя, как ее уносит могучая волна рвения Фионы. Она немного отошла от женщины, чтобы ослабить напор.

— Я все еще не понимаю, как вам удалось сюда попасть. Почему Белла наняла вас? Как вы смогли этого добиться?

Фиона пожала плечами и стала бродить по комнате, разглядывая мебель и безделушки.

— У меня были рекомендации из других мест, где я работала.

— Но я полагала, что вы наставница в…

— Этим я занимаюсь зимой. Летом я — искательница.

— Как Финлей? Фиона рассмеялась.

— Никто не может сравниться с Финлеем как искатель. Говорить так — значит утверждать, что все колдуны подобны его брату.

— Но вы занимаетесь тем же самым?

— Да. Все колдуны способны на это в той или иной степени. Вы тоже научитесь. Каждый день я буду вас понемногу учить — одновременно с другими вещами. Иначе ваша сестра начнет удивляться, почему вы все еще ничего не знаете об окружающем мире.

Дженн кивнула и снова села в кресло. Фиона продолжала бродить по комнате, и Дженн не спускала с нее глаз. Фиона была одета в простое платье из серой шерсти поверх белой сорочки; хоть одежда не была богатой, она очень шла ей, так что в теплом солнечном свете женщина казалась почти хорошенькой. Ее глаза лучились энергией, словно за один-единственный день она собиралась переделать тысячу дел. Личность, с которой нельзя не считаться. Фиона, должно быть, была ровесницей Финлея, но не носила обручального кольца; детей у нее, похоже, тоже не было. Может быть, поэтому она и вызвалась отправиться к Дженн?

Не в силах сдержать любопытство, Дженн спросила:

— Вам нравится быть искательницей? Нравится бродить по стране в поисках других колдунов?

Фиона наклонилась, рассматривая покрытую многоцветной эмалью вазу у камина.

— Я искательница — так что нравится мне это или нет, к делу не относится.

— И вы не замужем?

— Нет. Прежде чем вы зададите следующий вопрос, сообщаю: я не собираюсь выходить замуж.

— Почему же?

Фиона оторвалась от вазы.

— Этому есть две причины. Во-первых, наши братья больше не устраивают заранее намеченных браков, как это бывает вне Анклава. Раньше так было — еще до того, как возникла община в пещере, — но теперь никто не знает, ради чего. Когда-то существовал магический ритуал, упоминаемый в древних книгах, — он назывался Наложение Уз. Тогда ни у кого не было выбора. Однако, как я уже сказала, теперь этого нет, да и никто не знает, что собой обряд представлял. Полагаю, что из-за высокого положения вашей семьи вы будете иметь столь же мало свободы в выборе, как мы когда-то.

— При чем тут моя семья? Фиона рассмеялась:

— Вы — дочь графа, Дженн. Подумайте хорошенько. Вы одна из последних представительниц древнего королевского рода. Так какого же выбора вы хотите? Ваш отец желает иметь наследника, а сестра пока что такового не произвела на свет.

Дженн сглотнула, не сразу осознав все последствия своего высокого происхождения.

— А какова вторая причина того, что вы не замужем? Карие глаза сверкнули.

— Человек, за которого я вышла бы замуж, никогда меня об этом не попросит.

— Ох…

— Вот именно. И это вам первый урок: не задавайте вопроса, если не готовы к ответу. А теперь начнем… — Фиона собиралась продолжить, но застыла на месте, словно прислушиваясь. — Кто-то сюда идет.

Не двигаясь с места, она взмахнула рукой, и Дженн в уме услышала тихий щелчок. Тут же дверь отворилась, и слуга передал ей приглашение отца спуститься вниз — немедленно.

К тому времени, когда Дженн добралась до кабинета отца, Белла была уже там вместе с Лоренсом и Кемпбеллом. Якоб сидел в своем кресле у погасшего очага; когда Дженн вошла, он поднял на нее мрачный озабоченный взгляд.

— Дженнифер! Подойди поближе, дитя. У меня есть для тебя новости. Я только что получил письмо — прибыл курьер от короля. Это первое известие, которое пришло мне от него после Селута. Он поздравляет меня с возвращением похищенной дочери и…

— Продолжай, отец, — поторопила его Белла. — О чем еще говорится в письме?

— Король требует, чтобы Дженн явилась ко двору, — сухо ответил Якоб.

— Что! — выдохнула Белла.

— Клянусь богами!.. — Кемпбелл рухнул в кресло у окна. Белла быстро пересекла комнату.

— Отец, ты не можешь позволить ей ехать. Ты же знаешь, что сделает Селар. Он уже заточил МакКоули по надуманному обвинению в измене. Мы принадлежим к древнему королевскому роду. Селар видит в Дженнифер угрозу себе. Ты не должен ее отпускать!

Якоб только покачал головой в ответ и взял руку Дженн в свои.

— Именно поэтому я и должен позволить девочке появиться при дворе, Белла. Ты же знаешь: у меня не хватит сил помешать Селару.

— Но…

— Ты отправишься с ней вместе — через неделю. Вы с Лоренсом о ней позаботитесь и привезете ее домой.

Якоб помолчал, не сводя глаз с Дженн. Девушка тоже молчала, пытаясь совладать с поднимающейся волной страха, готовой накрыть ее с головой.

Отец ее поник в своем кресле.

— Да защитят нас боги. Мое дитя пожелало видеть чудовище!

12

Годфри вышел из темного коридора и помедлил, позволяя глазам привыкнуть к яркому весеннему солнцу. Двор заливал ослепительный свет, здесь было гораздо теплее, чем в темнице МакКоули, и уж подавно не так сыро.

Пока Годфри пересекал вымощенный булыжником прямоугольник, Хильдерик ждал его у внутренних ворот, сложив руки; поза его должна была бы выражать благочестивое смирение, но производила прямо противоположное впечатление.

— Ну, как он? — поинтересовался старик.

— Не говорите так громко, брат мой, — пробормотал Годфри, с беспокойством оглядываясь на ближайшего часового. Солдаты, конечно, ничего не услышат, но к чему рисковать? — Он здоров. Королева посещает его почти каждый день, приносит ему чистое белье, книги и прочее. Он, пожалуй, несколько похудел, но этого следовало ожидать.

Хильдерик нахмурился и покачал головой.

— Надо поблагодарить богов, что Селар наконец-то позволил нам навестить узника. Держать его там, лишив утешения причастия, — это варварство, на которое я даже короля считал неспособным. МакКоули что-нибудь говорил?

Годфри вздохнул:

— Он сказал, что мы не должны ничего делать, чтобы добиться его освобождения. Он не желает быть причиной раскола церкви, напротив, велит нам следовать за Бромом, хоть Бром и марионетка короля.

— Но ведь…

— Я знаю, брат мой, я знаю.

— О милосердные боги, — прошипел Хильдерик, — если бы только мы получили помощь!

— Я знаю, о чем вы думаете, — ответил Годфри. — Не советую искать помощи оттуда.

— Почему? — еще больше нахмурился Хильдерик. — Что вы сделали?

— Ничего, брат мой, — пробормотал Годфри.

Старик открыл было рот, но тут же захлопнул его. Выпрямившись во весь рост, он глубоко вздохнул и бросил:

— Вы поплатитесь за эту ложь, брат мой.

— Уже поплатился.

— Почему вы так уверены, что он не явится?

— Я его знаю. Мы часто сражались с ним.

— Сражались? Но вы же ничего не смыслите в фехтовании! Годфри пожал плечами:

— Это были сражения иного рода. Хильдерик в ярости затряс головой:

— Вы не имели права, Годфри! Никакого права! Если Данлорн…

Годфри поспешно поднял руку, чтобы заставить старика замолчать. Может быть, стражники и стоят далеко, но наверняка они получили приказ докладывать, если кто-нибудь — а особенно служитель церкви — упомянет имя Роберта.

Молодой священник взял Хильдерика под руку и увлек к воротам, ведущим из замка к базилике.

— Это следует обсуждать наедине, брат мой. — Хильдерик все еще кипел, поэтому Годфри ускорил шаг. Старик споткнулся и чуть не упал. К счастью, прежде чем он достиг земли, его подхватили грязные руки какого-то оборванца.

— Вы не ушиблись, отец мой? — озабоченно спросил тот. Хидьдерик выпрямился и бросил на Годфри гневный взгляд.

— Нет, благодарю тебя. Дьякон Годфри прискорбно невнимателен.

Годфри закатил глаза и собирался уже снова поторопить спутника, но помедлил, приглядываясь к незнакомцу. Тот был одного с ним роста, типичный нищий. Одет он был в лохмотья, грязь густо покрывала его лицо, особенно вокруг глаз. Но сами глаза… Они были чем-то очень знакомы Годфри.

Словно прочтя его мысли, нищий опустил взгляд.

— Есть ли что новое о его преосвященстве епископе МакКоули? Годфри заморгал. Все-таки почему этот человек кажется таким знакомым? Вот и голос…

— Отец МакКоули здоров, сын мой. Я только что его видел. Но ты должен быть осторожен: ты подошел так близко к замку, что можешь оказаться в одной темнице с епископом.

— Бедному попрошайке часто грозит и худшая участь, отец, — ответил нищий, не поднимая глаз.

Так и не разобравшись, почему человек кажется ему таким знакомым, Годфри снова взял Хильдерика под руку.

— Спасибо тебе за своевременную помощь, сын мой, и не забудь о моем предостережении.

Нищий поклонился, и священники двинулись к базилике. Какое, в конце концов, имеет значение, кто этот оборванец? Сейчас им нужно было обдумать кое-что поважнее — вроде того, как совершить измену и освободить МакКоули.

Значит, это и есть дьякон Годфри, старый приятель Роберта. Один из руководителей церкви, человек, знающий достаточно, чтобы предупредить его: приближаться к Марсэю не следует. А старик священник? Наверное, архидьякон Хильдерик. И Годфри только что видел МакКоули. Что ж, тем лучше.

Финлей нырнул в тень, отбрасываемую базиликой. Годфри прав. Нищий в этом квартале привлекает к себе слишком много внимания. Пора менять обличье — да и Мердока нужно найти.

Путь на другой конец города занял меньше получаса. Финлей задержался в безлюдном переулке всего на минуту — только чтобы привести себя в порядок. Потом он отправился искать мастерскую портного. Хотя он никогда не бывал в столице подолгу, Финлей достаточно хорошо знал Марсэй, чтобы с легкостью найти нужную улицу. Она сбегала с холма внутри городских стен и выходила к реке, окружающей город. В этот теплый весенний день в воздухе висели разнообразные запахи — из кожевенных лавок, из таверн и конюшен. Финлей с облегчением нырнул в дверь портновской мастерской. Внутри было темно и пахло шерстью. Глаза Финлея не сразу приспособились к темноте; потом он разглядел Мердока, обслуживающего покупателя.

— Я сию минуту буду к вашим услугам, сэр, — улыбнулся Мердок Финлею, ничем не обнаруживая, что узнал гостя.

Финлей кивнул и стал бродить по тесной мастерской. У одной стены на полке лежали рулоны мягкого алузийского шелка рядом с кипами грубошерстного сукна.

— Что вы здесь делаете?

Финлей, обернувшись, увидел, что они с Мердоком остались одни.

— А как вы думаете? — пожал он плечами. Мердок покачал головой:

— Могли бы и предупредить, что приедете. Меня чуть удар не хватил, когда вы вошли в дверь. Пойдемте наверх. Там можно разговаривать свободно.

Заперев дверь лавки на время полуденного отдыха, Мердок провел Финлея по узкой лестнице на верхний этаж, налил гостю эля, а сам встал у оконца, выходящего на узкую улицу.

— Вы кого-нибудь ждете? — поинтересовался Финлей, сбрасывая грязный плащ.

— Да. Вон он как раз идет. Подождите, пока я его впущу. Мердок отсутствовал всего несколько минут и вернулся вместе с незнакомцем. Финлей поднялся, приветствуя его, а Мердок тем временем закрыл дверь и наложил на нее предупреждающее заклятие.

— Если не ошибаюсь, — начал вновь пришедший, — вы Финлей Дуглас. Мы не встречались, но я о вас слышал. Я Джон Баллан.

— Можете не скрытничать, Джон, — рассмеялся Мердок, наливая гостю эля. — Финлей и так все о вас узнает, хотите вы того или нет. Он один из сильнейших колдунов.

— Спасибо, Мердок, — бесстрастно произнес Финлей. — И что же я должен узнать о Джоне, хочет он того или нет?

— Отец Джон Баллан — секретарь архидьякона Хильдерика. Вы действительно не встречались, потому что Джон всего один раз был в пещерах. Он еще в ранней юности вступил в святой орден и всю жизнь трудится здесь на пользу нам — и церкви. Не смотрите на него с таким удивлением, Финлей, — вы же не так наивны.

Финлей вздохнул и опустился на скамью.

— Удивительное совпадение! Я только что повстречал вашего патрона.

— Правда? Где?

— Он выходил из замковой темницы. Годфри разрешили посетить МакКоули.

Мердок побледнел:

— Что, во имя всех богов, вы там делали? Разве вы не знаете, как это опасно? Да еще ведь Годфри и ваш брат — близкие друзья! Он вполне мог вас узнать.

— Он чуть не наткнулся на меня, — пожал плечами Финлей. — Мне пришлось его толкнуть, чтобы вывести из задумчивости. Он, наверное, обо мне уже и не помнит.

Мердок сел на стул у стола, недоверчиво качая головой.

— Вы глупец, Финлей. Что вы затеяли?

— Пытаюсь узнать что-нибудь о МакКоули.

— Но для этого есть я — моя обязанность передавать другим подобную информацию.

— Да, конечно, но я сейчас не живу в пещерах. Я вернулся домой.

В комнате воцарилась тишина. Финлей вздохнул и махнул рукой.

— Ну ладно, спрашивайте.

— Вы снова живете дома? — пробормотал Джон. — Вместе с братом?

— Да, верно. Мило, не правда ли?

— Мне нужно кое-что выяснить. Годфри отправил вашему брату секретное послание. Не было ли в письме просьбы что-то предпринять в отношении МакКоули?

— Нет, как раз наоборот. Годфри предостерегал Роберта от того, чтобы тот явился в Марсэй.

— И что он решил?

Финлей допил эль и потянулся за кувшином.

— Мой брат твердо решил не вмешиваться ни во что, кроме управления своими землями. Не сомневаюсь, что он очень хотел бы помочь МакКоули, но мы же прекрасно понимаем: стоит ему что-нибудь предпринять, как начнется гражданская война. У вас есть что-нибудь съедобное, Мердок? Я умираю с голоду.

Мердок поднялся, открыл буфет и извлек половинку цыпленка и ломоть хлеба, которые и передал Финлею.

— Но я был уверен, — хмурясь, протянул он, — что когда Роберт решил не вставать в Круг…

— Так что здесь происходит? — перебил его Финлей. — Были ли какие-то попытки освободить МакКоули? Церковь его поддерживает?

— Церковь, — ответил Джон, — раскололась: как и было предсказано. Никаких действий сейчас не планируется, но это не значит, что так оно и останется. Сейчас все выжидают. Боюсь, что многое тут зависит от нового фаворита.

— Какого нового фаворита? Джон взглянул на Мердока.

— Ему понадобилось для этого несколько месяцев, но теперь он заменил Селару вашего брата и стал его самым близким другом. Его зовут Сэмдон Нэш — он гильдиец.

— О боги! — выдохнул Финлей. — Он — креатура Вогна? Еще одна затея проктора?

— Нет, не думаю, — ответил ему Мердок. — Нэш с королем слишком близки. Пожалуй, теперь уже только вопрос времени, ког-да Селар введет того в совет. Вам следовало бы постараться увидеть его, чтобы узнать в будущем.

— Хорошо. Но почему вы считаете, что его влияние так важно для судьбы МакКоули?

Мердок поднялся и снова наполнил кружки. Вернувшись к окну, он некоторое время молча смотрел на улицу.

— Вы никогда не проводили при дворе много времени, верно? Только приезжали ненадолго, когда Роберт был членом совета.

— Однажды летом я провел здесь пару недель.

— И все же… Вы забыли, как нуждался король в вашем брате — не только в его помощи и поддержке, но и в его дружбе. Селар одинок — живет в чужой стране, окруженный врагами и кровожадными сподвижниками. Такие, как Вогн и Тьеж Ичерн, — это не друзья, а орудия, которыми он пользуется. С тех пор как Роберт уехал, в жизни Селара образовалась пустота, которую теперь заполнил Нэш. Когда рядом с королем был Роберт, нам дышалось легко, но теперь все не так. У меня очень нехорошие предчувствия насчет этого человека. Он мне совсем не нравится.

— Вы его изучили? Он не малахи?

— Нет, ничего похожего. Впрочем, я не настолько близок ко двору. Джон видит Нэша чаще, чем я.

Финлей взглянул на священника. Молодой человек пожал плечами, но добавить ему явно было нечего.

— Но все же это возможно, не так ли? — настаивал Финлей. — Я хочу сказать — если он малахи, он мог найти способ устанавливать щит, так что его невозможно разоблачить.

— Финлей, — с улыбкой возразил Мердок, — не все злодеи обязательно малахи. Я просто хотел подчеркнуть, что за Нэшем нужно следить, вот и все.

— Понятно. — Финлей допил эль и поднялся. — Ну, мне пора. Я могу провести в столице всего пару дней, а сделать нужно еще многое.

— Прежде чем вы уйдете, — подняв руку, остановил его Джон, — скажите нам, правда ли то, что рассказывают о девице Росс? О том, как вы ее нашли? Она действительно обладает такой огромной силой?

— Да, все это правда. Почему вы интересуетесь?

— По Анклаву бродит слух, что ваш брат все время знал о ней и о ее силе и даже мог иметь отношение к похищению — именно потому, что знал о ее даре.

— Что? — Финлей расхохотался. — Ну, знаете, много я в жизни слышал сказок, но эта все превосходит! Чтобы Роберт похитил ребенка во время Смуты! Мой брат! Человек, настолько дорожащий честью, что отказывается выступить против короля из-за данной когда-то клятвы! Да вы шутите!

— Ну, вы должны признать, что вся эта история выглядит несколько странной.

— Ничего тут странного нет, отец Джон, — снова засмеялся Финлей. — Уж я-то знаю — я там был, когда все случилось. Подумайте сами: если бы он в самом деле хотел завладеть девушкой, с чего бы ему возвращать ее этому ее проклятому отцу? Почему бы не увезти куда-нибудь в укромное место? Да и зачем ему? Роберту не нужна ее сила — он со своей-то не знает, что делать. Иногда я не могу понять, о чем только думают в Анклаве!

— Финлей…

— А, бросьте, Мердок. Вы же знаете, здесь меня никто не услышит. Это название не более опасно, чем все остальное, о чем мы здесь говорили. Все же мне пора идти. Я загляну еще, прежде чем уеду из Марсэя. Буду рад, если вы сможете мне что-нибудь рассказать об этом Нэше.

Мердок подошел к двери, взмахнул рукой и уже вслед Финлею пробормотал:

— Пожалуйста, будьте осторожны!

На залитом солнцем дворе дюжина разгоряченных мужчин упражнялась в бое на мечах и топорах. Звон стали и победные выкрики отдавались от серого камня стен и таяли под неприветливым облачным небом. По краям двора слуги растирали полотенцами закончивших сражаться лордов, которые не спускали глаз с участников продолжающихся схваток.

Сегодня Нэш не участвовал в поединках, хотя обычно бывал среди сражающихся. Этим утром он прислуживал королю: в перерывах подавал ему украшенный драгоценными камнями кубок или белоснежный платок, которым тот вытирал пот с лица. Нэш стоял в дверях павильона, построенного специально для короля: оттуда Селар наблюдал за поединками, когда сам не принимал в них участия. Сейчас в центре двора Селар фехтовал с Кандаром. Нэш знал, что граф — прекрасный боец, но сегодня тот явно был не в ударе.

Селару не раз удавалось, преодолев защиту, поцарапать концом меча блестящую кольчугу Кандара.

— Задумался? — прошептал в ухо Нэша нежный голос. — Завидуешь близости молодого графа к своему дорогому другу? Мечтаешь оказаться на его месте?

Нэш улыбнулся, зная, что женщина не может видеть выражения его лица.

— Твои пошлые подозрения не делают тебе чести, дорогая. Советую тебе держать их при себе.

— Трудно удержаться. Достаточно увидеть, как ты следишь за ними. Все эти твои умные разговоры насчет власти… не скрывают ли они других желаний? Нет ли еще какой-то причины, по которой ты стараешься все время быть рядом с королем?

Нэш лениво опустил кубок на столик, повернулся и взглянул на Валену. Ее лицо было серьезным и озабоченным, но в глазах плясали озорные огоньки. Красавица ответила на его взгляд томной улыбкой.

— Уж не начала ли ты вдруг меня ревновать, — протянул Нэш. — Мы же не первый день знакомы!

— Ревновать? Нет, Сэмдон. Однако ты же знаешь, что я тебе не доверяю, — я говорила тебе это тысячу раз. За пять лет ты должен был усвоить, что я зря не болтаю.

Нэш сделал шаг к женщине, и она отступила в глубь павильона.

— Может быть, ты намерена меня оставить? Дело в этом? Ты мечтаешь вернуться к своим братьям и сестрам? Неужели ты так скучаешь по своим малахи? Или ты жалеешь, что пренебрегла их мелкими целями ради моей великой? — Нэш рассмеялся и наклонился, чтобы поцеловать атласную белоснежную шею красавицы. — Ах, Валена, если бы ты и правда меня оставила! Тогда ты не так отвлекала бы меня!

Она рассмеялась, прижалась к Нэшу и шепнула ему в ухо:

— Ну да, я так тебя отвлекаю, что ты совсем не замечаешь моего возвращения. Я уже две недели как здесь, а ты даже ни разу не спросил о моем путешествии и о том, хорошо ли я отпраздновала зимнее солнцестояние!

Нэш пристально взглянул на нее, словно запечатлевая в памяти каждую черту прекрасного лица. Его рука скользнула по ее корсажу и коснулась нежной плоти. Нэш автоматически окинул двор колдовским взглядом, но король все еще фехтовал, и никто не обращал на них никакого внимания. Он снова улыбнулся Валене.

— Я предположил, дорогая моя, что, если бы ты обнаружила что-то ужасно важное, ты немедленно явилась бы ко мне.

— Когда дело касается меня, не следует полагаться на предположения. То, что я вернулась, важно само по себе, тебе не кажется?

Нэш невольно рассмеялся. До чего же она хороша! Непревзойденная соблазнительница! Неудивительно, что малахи пытаются ее вернуть. Нет сомнения, что Валена одна из лучших, но именно поэтому он хотел удержать ее при себе. Разве оценят ее малахи так, как ценит он!

— Ну и что же ты узнала о нашем беглом графе? Он замышляет измену? Чем он опасен Селару — а значит, и нам?

Валена нежно отвела его руку от своей груди и сделала шаг назад. Игривая улыбка сбежала с ее лица, оно приняло деловое выражение.

— Думаю, это отыгранная карта. Он устал от борьбы и не желает снова быть в нее вовлеченным. Он не покинет свой замок, уверяю тебя. С его стороны твоему положению при дворе ничего не грозит.

— Но?.. — поднял брови Нэш.

— У него есть младший брат, Финлей. Не знаю, насколько это важно, но он явно интересуется историей колдовства.

— В самом деле? — выдохнул Нэш. — И ты думаешь, он обладает силой?

— Нет. Он просто любопытный дилетант. Кроме того, по-моему, ты давным-давно отобрал всех возможных кандидатов — по крайней мере ты так говорил. Не мог ты кого-то проглядеть?

— Нет, — покачал головой Нэш. — Я пять лет прочесывал Люсару, прежде чем начал собирать детей. Я уверен, что завладел всеми отпрысками Домов, обладавших силой, рожденными в нужное время. С тех пор, может быть, и родились другие, но это уже не имеет значения. Указания моего отца были вполне ясны. Только то поколение представляет опасность. Все последующие безвредны. — Нэш оборвал себя и оглянулся через плечо. — Тебе лучше исчезнуть. Король сейчас придет сюда, чтобы освежиться вином, а я не хочу, чтобы он тебя видел, — пока.

— Я буду ждать тебя сегодня ночью, — промурлыкала Валена на прощание, возвращаясь к роли соблазнительницы.

Она скрылась как раз в тот момент, когда в павильон вошел Селар. Король бросил меч на кресло и жадно осушил кубок, поданный ему Нэшем. Сразу же вслед за королем вошли Вогн и Осберт.

— Простите, сир, — напыщенно начал Вогн, — но я должен с вами поговорить.

— О чем? — нахмурился Селар, не проявляя никакого интереса к пришедшим.

— О том, что мы обсуждали несколько недель назад…

— Так о чем же?

— О доказательствах, сир, — улыбнулся Вогн. — Я их получил.

Розалинда не обратила особого внимания на неожиданное появление Вогна, но поспешный уход из павильона в разгар упражнений в фехтовании Селара и его фаворитов заставил королеву задуматься. Во дворе молодые рыцари продолжали сражаться, но король и гильдийцы без всяких объяснений ушли через дверь, находящуюся под балконом Розалинды.

Впрочем, Селару и не нужно было ничего объяснять. В конце концов, он король и может делать что хочет… Даже бросить в темницу помазанного епископа! Какое имеет значение, что тот не совершил никакого преступления…

— Простите меня, ваше величество, — прервал мысли королевы тихий голос. — Вы ожидаете возвращения короля?

Розалинда медленно обернулась. Придворные дамы были не настолько близко, что смогли бы услышать ее разговор со стоящим перед ней священником. Годфри терпеливо ждал, смиренно сложив руки, не улыбаясь и не морщась; он просто смотрел на нее, стараясь взглядом выразить доверие и поддержку.

— Возможно, — запнувшись, ответила Розалинда, не понижая голоса, чтобы не вызвать подозрений. — Он может вернуться. Вам что-нибудь?..

Она сглотнула, стараясь скрыть волнение. Розалинда не встречалась со священником наедине с той ночи, когда тайком прокралась из замка, чтобы предупредить его о замышляемом Вогном ударе по церкви.

Годфри, казалось, почувствовал ее состояние и мягко улыбнулся.

— Я надеялся вымолить у него позволение еще раз посетить епископа… то есть архидьякона МакКоули.

Розалинда не сумела скрыть улыбку, вызванную этой намеренной оговоркой. Они могли все-таки обмениваться лишь им одним понятными фразами, даже в присутствии придворных.

— Конечно, дьякон. Я уверена, что король выслушает вашу просьбу. Я также не сомневаюсь, что архидьякон будет благодарен за позволение увидеться с вами.

— Я надеялся принести ему причастие, ваше величество. Если бы мне удалось убедить короля позволить мне отслужить мессу в камере на следующей неделе… — Голос Годфри превратился в шепот. — Прошу вас, дайте мне знать, если сочтете, что МакКоули грозит опасность.

Розалинда быстро взглянула на своих дам. Они болтали между собой, но не спускали глаз с гостя королевы.

— Какая опасность? — заикаясь, выдавила она, снова поворачиваясь к Годфри.

— Со стороны короля, — быстро ответил тот. — Если вы услышите хоть что-нибудь, найдите способ сообщить мне. Не знаю, смогу ли я помочь, но я по крайней мере попытаюсь.

Неужели Селар в самом деле собирается убить заточенного в темницу МакКоули? Это казалось невозможным… и все же… Розалинда сделала глубокий вдох и кивнула:

— Конечно, дьякон. Обещаю.

— Я слишком долго дожидался, Вогн. Вы говорили, что это займет всего несколько недель. — Селар плеснул на лицо водой, взял у Нэша полотенце и отошел к очагу. В кабинете короля было холодно, и Нэш подбросил в огонь новое полено.

— Ситуация была очень деликатная, сир, — объяснил Вогн. — Более деликатная, чем мы предполагали. Если бы мы стали чересчур нажимать, они догадались бы, в чем дело.

Селар отбросил полотенце и сложил руки на груди.

— Хорошо, так скажите мне: что затевает Блэр? Каковы ваши доказательства?

— Это письмо, сир, от Блэра к одному из его соседей. Бунтовщики уже разместили гарнизоны в Данвине и других местах. К лету они выставят войска по границе своих владений, так что туда не будет доступа. А после этого, заручившись поддержкой в других частях страны, выступят против вас.

Селар задумчиво кивнул:

— И как же вам удалось заполучить это письмо? Воспользовались услугами шпиона? Кто он?

— Рой Ситон, сир.

— Ситон? Этот червяк? — Селар опустился в кресло. — Хорошо. Кто еще участвует в заговоре?

Вогн, в которого словно вдохнули жизнь, сделал шаг вперед.

— Галбрайт из Лонли, лорд Эштон и его брат Кларенс, Китсон, Ноллис и Лейси. Раньше Ситон упоминал еще и других. У меня есть список.

— Не сомневаюсь. О ком-нибудь еще хотите мне сообщить? Вогн сложил руки на животе, обтянутом желтой сутаной.

— Только об одном человеке, сир: это Оливер Синклер, герцог

Хаддон.

Селар резко наклонился вперед:

— Хаддон? Вы шутите!

Когда Вогн промолчал, король вскочил и распахнул дверь.

— Бейтс! Немедленно позовите сюда Ичерна и Кандара! Селар вернулся к камину и некоторое время молчал, потом взглянул не на Вогна, а на Нэша.

— Сколько времени займет дорога до Данвина?

— Дней пять быстрого марша, сир. Меньше, если иметь запасных лошадей.

— Пять дней… — Селар снова задумался. — Есть ли возможность, что Блэр знает о роли Ситона? — спросил он Вогна.

— Ни малейшей, сир. Ситон все еще активно участвует в приготовлениях — вместе с остальными. Они рассчитывают захватить вас врасплох.

— Значит, они не ожидают, что я пошлю на них войско весной, верно?

В этот момент явились Кандар и Ичерн; их быстро ввели в курс дела. Распоряжения Селара разлетались по комнате, как злые осы. Ичерн должен был возглавить королевскую гвардию — четыреста воинов, дополненных двумя сотнями гильдийцев Вогна. Выступить им было приказано на рассвете следующего дня.

— И запомните, Ичерн: Блэр и Хаддон мне нужны живыми. Я хочу устроить суд над ними и заставить заплатить за все. Никто безнаказанно не нарушит данной мне клятвы! Вы поняли? Что касается остальных, делайте с ними что хотите — но я желаю услышать, что от Данвина ничего не осталось. Отправляйтесь.

Комната опустела; с Селаром остался только Наш.

— Да отдерните эти проклятые занавеси! Здесь жарко, как в аду!

Наш послушно выполнил приказ, потом взял кувшин с вином и наполнил кубок короля.

— Прошло три года… — пробормотал Селар.

— Сир?

— Три года — и вот что случается всего через несколько дней после его возвращения! Его дурак-дядюшка впутывается в заговор! Вы ведь никогда не встречались с Данлорном?

— Он уехал, прежде чем я появился при дворе.

— Но вы слышали, что за разговоры о нем ходят?

— Кто же не слышал! Селар фыркнул:

— Сам Роберт, например. — Король допил вино и снова наполнил кубок. Несколько мгновений он смотрел на алую жидкость, потом осторожно поставил кубок на стол. — О нем много рассказывают — и много лгут. Но истина заключается в том, что я убрал Данлорна из совета главным образом ради его же собственной безопасности.

— Я понимаю, сир.

— Понимаете? — Селар бросил на Нэша пронизывающий взгляд. — Нет, не думаю.

— Вон она!

— Где?

— Как раз въезжает в ворота, видишь?

— Да. А кто остальные?

— Черноволосая женщина рядом — ее сестра, Белла. Тот, кто едет впереди, — муж Беллы, Лоренс Мейтленд, состоятельный, но не очень знатный барон. Сопровождающих немного — всего полдюжины солдат и пара слуг. Должно быть, собираются держаться при дворе незаметно.

— Ничего хорошего им это не принесет.

Нэш отвернулся от окна и взглянул на Валену. Она была одета в сорочку из тончайшего полупрозрачного шелка цвета сливок, великолепно сочетающегося с золотом ее волос. Нэш отвел в сторону локон и наклонился, чтобы поцеловать красавицу. На этот раз, однако, она ничем его не поощрила.

— Ты уверен, что это она? — пробормотала Валена, не отводя глаз от того, что происходило за окном.

— Ее лицо я всюду узнаю, — ответил Нэш.

— Она лишена ауры.

Нэш тоже повернулся к окну.

— Конечно. Ее сила все еще дремлет. Проклятие, я немало сил затратил на девчонку. Когда ее дарования разовьются, ты сможешь обнаружить ее, где бы она ни была. Впрочем, я надеюсь, нам удастся как можно дольше отсрочить этот момент.

Валена рассеянно кивнула и отошла, оставив его у окна. Молча взяв с кресла темно-синее платье, она через голову надела его.

— Что случилось? — тихо спросил Нэш, не приближаясь к женщине.

— Ничего.

Нэш еще раз бросил взгляд в окно, потом опустился на скамью.

— Ну-ка расскажи, в чем дело.

Валена продолжала зашнуровывать платье, не глядя на него.

— Ведь это ты уговорил Селара вызвать ее, верно? Намекнул, что она может угрожать трону, если произведет на свет наследника мужского пола.

— Да. Ну и что?

— Зачем ты это сделал? Ты же сам говорил, что ее время еще не пришло. Так зачем она тебе здесь понадобилась? Что ты собираешься сделать, оказавшись с ней рядом?

Нэш позволил себе усмехнуться.

— О чем ты беспокоишься? Думаешь, я возьму ее на твое место? Валена топнула ногой, хотя сумела сделать это необыкновенно изящно.

— Прекрати, Сэмдон. Просто скажи мне правду: почему ты пожелал видеть ее здесь? Она для нас опасна? Объясни мне, черт тебя побери!

Нэш поднялся на ноги и пересек комнату.

— Не слишком дерзи мне, Валена. Я ведь тебя предупреждал. Она надула губы и опустила голову.

— Ах! И что же ты со мной сделаешь? Уж не приведешь ли в исполнение свою старую угрозу — произнесешь Слово Уничтожения?

— Я мог бы…

— Ерунда! Ты его не знаешь. Если бы знал, нам не пришлось бы заниматься этой смешной клоунадой. А теперь прекрати свои глупые игры и расскажи мне, что собираешься делать.

— Я ничего не буду предпринимать, пока она здесь. Я просто хочу к ней присмотреться — вот и все. — Нэш сделал шаг назад.

Он не так уж рассердился на этот раз, но однажды, несмотря на свою красоту и другие таланты, Валена зайдет слишком далеко. И тогда, используя Слово Уничтожения или нет, он ее убьет. Валена вздохнула и продолжала одеваться.

— Может быть, мне стоит как-нибудь поболтать с малюткой.

— Нет! — бросил Нэш, но тут же улыбнулся, чтобы смягчить жесткость тона. — Держись от нее подальше, моя дорогая. Ты поняла? Я не хочу, чтобы ты и близко к ней подходила. Ты слишком сильна и слишком опасна.

Валена решила обратить все в шутку:

— Ну вот, теперь ты мне льстишь!

— Я говорю серьезно. Я не для того так старался заставить Селара пригласить ее ко двору, чтобы ты теперь все испортила. Я понаблюдаю за ней издали, а потом, когда момент будет подходящим, побеседую. Я могу узнать все, что нужно, не привлекая к этому тебя.

Валена взглянула на Нэша темными серьезными глазами, и в голосе ее уже не было смеха.

— Ты так во всем уверен? Уверен в том, чему тебя научили отец и дед? Тут нет ошибки?

— Нет, — уверенно ответил он. — Единственной ошибкой была битва при Алузии. Если бы мы тогда не проиграли, все произошло бы на два столетия раньше. Впрочем, отсрочка оказалась полезной. С тех пор так много было утрачено, что мы теперь — единственные, кто что-то знает. Обещай мне, что будешь вести себя хорошо.

— Обещаю, — кивнула Валена. Потом блеск вернулся в ее глаза, она подняла голову и подарила Нэшу долгий поцелуй. — Впрочем, надеюсь, ты не имеешь этого в виду слишком буквально.

Как всегда, поцелуй ее был сладок, и, тоже как всегда, Нэш тут же забыл, из-за чего только что на нее сердился. Часть его сознания понимала, что Валена делает это нарочно, но это не уменьшало власти, которую она над ним имела. Нэш отошел к окну, чтобы не мешать женщине одеться.

— Мы должны спешить. Нужно отправить юного Кейта в дорогу, пока войско его не особенно опередило. Он и так уже отстает на несколько часов.

Валена накинула бархатный плащ, и они вместе покинули башню замка, чтобы спуститься в конюшню. Там их терпеливо ждал молодой человек в дорожной одежде.

— Доброе утро, господин.

— Доброе утро, Кейт. — Наш огляделся. Поблизости никого не было, поэтому он быстро проверил содержимое вьюков. — Ты знаешь, что тебе предстоит сделать?

— Да, господин. Я должен следовать за войском, пока оно не минует Данвин, а потом, когда начнется битва, занять место одного из воинов.

— А потом? — промурлыкала Валена.

— Я должен убить обоих — Блэра и Хаддона, если удастся, не попавшись на этом.

Валена улыбнулась и повернулась к Нэшу:

— Я же говорила: он готов.

— Мне и в голову не пришло усомниться в твоих словах, дорогая. Кейт, покажи мне плечо.

— Что! — Валена сделала шаг вперед. — Не собираешься же ты делать это здесь! Что, если кто-нибудь увидит?

Нэш рассмеялся.

— Что может кто-нибудь увидеть? Кроме того, я не рискну отправить его в Данвин, не обновив заклятия. — Не говоря больше ни слова, Нэш протянул руку и коснулся едва заметного Знака Дома на плече молодого человека. Когда через секунду он убрал руку, на плече ничего не было.

— Клянусь богами, что за самонадеянность! — прошептала Валена, потом неожиданно рассмеялась. — Ты такой хороший слуга Селару! Не только снабжаешь его разбойниками, в нападениях которых он может винить своего брата, но даже услужливо устраняешь двух его самых заклятых врагов! И все это без его ведения.

Нэшу пришлось надуть губы, чтобы не усмехнуться.

— Тебе пора в путь, — повернулся он к Кейту.

— Да, господин. — Молодой человек вскочил на коня и поскакал через двор.

Валена подошла поближе к Нэшу и с мрачной страстью в голосе протянула:

— Уверена, его отец гордился бы сыном — если бы дожил.

— Ну, его дед жив, и я не думаю, что он особенно гордился бы внуком. Барон Кемпбелл — близкий друг Блэра. Лично мне кажется, что во всем этом есть трогательная ирония. Все встает на свои места.

— Если ты в таком хорошем настроении, — сказала Валена, — то, может быть, пройдешься со мной по городу? Мне хотелось бы хоть увидеть девушку, раз уж ты не позволяешь мне с ней знакомиться. Обещаю вести себя хорошо. Если мы поторопимся, то окажемся у ворот, когда она будет проезжать мимо.

Нэш любезно поклонился.

— Почему бы и нет?

Финлей, в последний раз навестивший Мердока, вышел из лавки и двинулся по узкой улочке к постоялому двору, где оставил свою лошадь. Да, эти несколько дней принесли много интересного, но он был рад, что возвращается домой. Накопилось так много всего, что нужно рассказать Роберту; впрочем, заинтересуют ли новости брата, еще вопрос. Придворные интриги, заговоры, ночные передвижения войск теперь мало трогали Роберта. Наверное, единственная вещь, которая привлечет его внимание, — тот факт, что Селар ничего не собирается делать, чтобы приструнить разбойников, разоряющих страну. Для короля нападения небольших банд явно ничего не значили, хоть во всех столичных тавернах ни о чем другом и не говорили. Если Селар был безразличен к постигшему народ бедствию, то сами жертвы совсем не собирались безропотно терпеть и не понимали, почему король бездействует.

Конь был уже оседлан и ждал хозяина, но толпа, запрудившая улицу, была слишком густа, и ехать верхом Финлей не мог. Поэтому он повел коня в поводу по переулкам, направляясь к городским воротам. Дойдя до главной улицы, он был вынужден остановиться, чтобы пропустить какой-то обоз. Финлей со вздохом взглянул на небо: низкие темные тучи обещали дождь. Когда толпа немного поредела, он двинулся было вперед, но тут же замер на месте, а потом попятился в темный переулок.

По улице шел тот самый человек, Нэш, в сером одеянии, с единственной серебряной бляхой, говорящей о высоком ранге гильдийца. Худое угловатое лицо окаймляла искусно подстриженная черная бородка; Нэш не был ни красавцем, ни уродом — его самой характерной чертой была полная незаметность. Однако этого никак нельзя было сказать о его спутнице: рядом с Нэшем шла самая красивая женщина из всех, когда-либо виденных Финлеем.

Валена!

У входа в главную башню их встретил шателян и проводил в комнаты, расположенные в южной части замка, с окнами, выходящими на реку. Дженн тут же принялась высматривать море, но горизонт затянули низкие серые тучи, и увидеть ей ничего так и не удалось. Редкие лучи заката, пробивавшиеся сквозь облака, озаряли лишь окружающую город плоскую зеленую равнину.

— Ну, комнаты лучше, чем я ожидала, — решительно заявила Белла, заглядывая в открытую дверь. — Уютные, но не слишком роскошные. Будь пышности больше, я бы серьезно встревожилась.

— Ты всегда о чем-нибудь тревожишься, — пробормотала Дженн прежде, чем успела прикусить язычок. Она тут же пожалела о сказанном, виновато оглянулась через плечо и, прежде чем сестра успела ответить резкостью, спросила: — А чем они лучше, чем ты ожидала?

— Отведенные нам покои ясно говорят о том, что Селар не собирается обращать на нас — точнее, на тебя, — особого внимания. Это не особенно лестно, но так гораздо безопаснее, поверь мне. — Белла провела пальцем по каминной полке и по маленькому столику в углу комнаты.

— Если я так незначительна, зачем меня вызвали сюда?

— Есть большая разница между тем, чтобы быть важной персоной, и тем, чтобы представлять собой угрозу. Можешь радоваться тому, что не являешься тем и другим одновременно.

— Если бы я могла выбирать, — ответила Дженн шутливо, — я предпочла бы быть важной персоной, а не угрозой. Тогда по крайней мере мы получили бы лучшие апартаменты.

— Не будь дурой! — бросила Белла. — Мы же обсуждали все это сотни раз! Наше положение очень непрочно, и ты об этом знаешь. Единственная причина того, что нашему Дому позволили уцелеть после завоевания, заключается в неспособности отца быть угрозой трону. Ты так и не запомнила ничего из уроков истории, которые тебе давал отец Брайан? Разве ты не знаешь, что монарх всегда избавляется от родов, представители которых могут претендовать на корону? Только это и делает его власть надежной — другого пути нет. Мы пользуемся безопасностью потому, что у отца не было сына, который мог бы заявить права на престол и получить поддержку. У меня нет детей… но ты, сестра, совсем другое дело.

Выговор Беллы развеял жизнерадостное настроение Дженн.

— Но кто на мне женится? — спросила она уныло. — С моим-то прошлым! А без мужа и сына я не большая угроза трону, чем отец.

Белла почти улыбнулась — насколько это было для нее возможно.

— Именно это и следует увидеть Селару. Ты должна показать ему, что политикой не интересуешься. Может быть, стоит даже намекнуть, что ты думаешь постричься в монахини, — что угодно, лишь бы он поверил в нашу безвредность.

Еще раз оглядев комнату, Белла кивнула сестре.

— Надеюсь, ты сделаешь все от тебя зависящее — ради всех нас. Нам предстоит нелегкий месяц, и я тебя предупреждаю: следи за тем, что говоришь. Никому не доверяй. Ты не знаешь этих людей, не знаешь, на кого они работают. Надень маску, Дженнифер, это, как считается, ты хорошо умеешь делать. Да, и еще: постарайся, пока мы в столице, не упоминать имени Данлорна. Он больше не пользуется милостью при дворе, и я не хочу, чтобы кто-нибудь подумал, будто между нашими Домами существует союз. Если тебе что-то понадобится, то моя комната напротив.

Белла закрыла за собой дверь, и Дженн бессильно привалилась к стене. Холод камня, который она ощутила сквозь рукав, никак не способствовал возврату того приподнятого настроения, которое вызвал в девушке этот необыкновенный город, в котором она очутилась. Она, конечно, все равно была бы рада, что попала сюда, если бы не слова Беллы. Как случилось, что жизнь ее стала такой опасной?

Дженн ощутила мучительный внутренний холод и попыталась успокоиться, глубоко дыша, как учила ее Шиона. Это было одно из упражнений, специально разработанных, чтобы бороться со страхом, хоть Дженн все еще отказывалась признать, что когда-нибудь его испытывает, однако в последнее время ей все труднее оказывалось убедить себя, не говоря уже о других, будто это и в самом деле так. Впрочем, занятия с Фионой, при всем ее неукротимом энтузиазме, и в остальном дали Дженн не так уж много. Да, конечно, девушка научилась налагать предостерегающее заклятие, но, как ни старалась, ей не удавалось зажигать свет, подобный тому, который Фиона извлекала из своего аярна. Фиона уверяла, что делать выводы еще рано, но в глубине души Дженн не сомневалась, что на самом деле адептко мало чему может ее научить. Более того, Фиона все еще и не догадывалась об истинной величине силы Дженн, не говоря уже о ее способности напрямую мысленно разговаривать с Робертом.

Роберт…

Дженн со вздохом сбросила плащ и снова повернулась к окну. Небо совсем потемнело, далекий раскат грома обещал грозу.

Здесь, во дворце, Роберт — враг. Для придворных само его имя — опасность. Однако Дженн будут о нем расспрашивать, в этом нет сомнений. Что ей отвечать? Да и что может она сказать? Что все они ошибаются, что Роберту можно верить гораздо больше, чем королю, которому они служат?

Ха! Над ней будут смеяться, ее немедленно сочтут его союзницей, ее Дом попадет в немилость, так же как и его…

Как он там? Как прожил свою первую зиму после возвращения? Все ли так же непреклонен в своих намерениях?

Дженн решительно повернулась лицом на север и сосредоточилась. Так, нужно действовать осторожно и точно, как учила Фиона… Нужно сосредоточиться, собрать всю внутреннюю силу воедино. Собрать и выбросить, послать вдаль, словно луч маяка. Послать как можно дальше этот сильный и яркий луч, направить всю энергию на то, о чем Фиона и понятия не имеет… Вытолкнуть из себя слова!

«Ты слышишь меня? Слышишь ли? Как бы я хотела, чтобы ты услышал!»

… И на кратчайший, мимолетный миг Дженн что-то почувствовала. Не слово, даже не мысль… но нечто — невольную изумленную реакцию, шок. До девушки донеслось эхо мысли в ответ на ее зов к Роберту, словно смутная тень, рожденная в пасмурный день. Неужели это он? Неужели возможно, что он слышит ее на таком расстоянии?

Дженн распахнула свой разум, позволила мыслям плыть по прохладным волнам влекущего к себе моря, стараясь даже не дышать, чтобы не пропустить ответ. Но тот миг промелькнул, больше ничего не было. Дженн разочарованно отвела взгляд от облаков и выругала себя за глупость.

К несчастью, когда это случилось, Нэш был не один. Он сидел с Вогном и Осбертом, и Вогн изливал на них свое дурное настроение.

— Он порочен, говорю вам, порочен до глубины души! — рычал он. — Я уничтожу его, даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни!

Осберт поднял руки, тщетно стараясь успокоить проктора.

— Милорд, у нас еще много времени для того, чтобы поймать Данлорна. Рано или поздно он обнаружит себя. Если есть хоть какие-то доказательства его участия в заговоре Блэра, мы их найдем. Но сейчас Данлорн ничего не предпринимает, и это выглядит поддержкой короля, так что какое тут может быть зло?

Вогн вскочил на ноги; его налитые кровью глаза пылали яростью.

— Не пытайтесь спорить со мной! Я знаю! Этот человек… — Он задохнулся от гнева, но потом продолжил: — Он — зло, и я не собираюсь приводить доказательства. Воспользуйтесь своей близостью к королю, Нэш, и уничтожьте Данлорна! Это приказ!

Нэш поклонился и попятился к двери. Молча выскользнув из покоев Вогна, он сделал несколько шагов по пустому коридору и остановился.

Это прикосновение… Кто мог быть его источником? Валена? Какой-то другой малахи? Кто?

Существует только один способ выяснить это. Сегодня нужно уединиться в каком-нибудь укромном местечке и мысленно обшарить весь город. Где-то в Марсэе есть невероятно сильный колдун. Нэш обязательно его найдет. Он должен это сделать.

13

Рассвет окрасил золотом облака на горизонте. Пелена тумана, всю ночь скрывавшая окрестности, рассеялась, позволив Роберту и его людям беспрепятственно доехать до дому. Все они вымотались. Даже по лошадям, хоть отряд и имел запасных коней, было теперь видно, как нелегко дались эти бесплодные вахты. Но что еще оставалось делать? Набеги с наступлением весны не прекратились, их число скорее увеличилось. Даже с помощью соседей не удавалось напасть на след разбойников, не говоря уже о том, чтобы их уничтожить.

Да, полное крушение планов… Оборона от нападений — единственное оставшееся занятие, единственное действие, которое он себе мог позволить. Если бы можно было заняться более важными вещами…

Нет. Сейчас не время колебаться — тем более что сегодня вечером должен вернуться из столицы Финлей. Более чем когда-либо Роберт должен проявить твердость. Оказаться в чем-то замешанным — наверняка навлечь беду.

Бледные солнечные лучи встретили отряд, когда он добрался до ворот Данлорна. Роберт спешился и распорядился отменить вечерний объезд. Людям надо было дать как следует отдохнуть, они это заслужили. Роберт по каменным ступеням поднялся в зал главной башни. Смертельно усталый, чуть не засыпая на ходу, он сначала не заметил пары грязных сапог у горящего очага. Ноги, на которые они были надеты, торчали из стоящего спинкой к двери кресла.

— Финлей!

Брат подскочил, глядя на Роберта ошалелыми со сна глазами.

— Ах, Роберт, ты вернулся! Это хорошо. Я только чуть прикрыл глаза — хотел поговорить с тобой, прежде чем завалюсь в постель.

— Ты скакал всю ночь? — Роберт рухнул в кресло с другой стороны камина. Появился Оуэн и принес поднос с завтраком, но усталость давно вытеснила у Роберта аппетит. Дождавшись, пока Оуэн уйдет, Роберт повернулся к брату. — Что за спешка? Я не ждал тебя раньше вечера.

— Меня уже тошнить начало от скачки. — Финлей потер руками лицо. — Впрочем, я не зря провел в Марсэе время.

— Как МакКоули? — тут же спросил Роберт. — Он еще не лишился головы?

— С ним все в порядке. Он в темнице, но жив и здоров.

— Есть какой-нибудь шанс его оттуда вытащить?

— Мердок считает, что нет.

— Что ж, если ничего спешного нет, расскажешь мне обо всем вечером, когда мы оба выспимся.

Финлей покачал головой и взглянул на брата покрасневшими от усталости глазами.

— Не знаю, назовешь ли ты это спешным, Роберт, но я видел Валену — в обществе гильдийца, который теперь стал самым доверенным лицом Селара.

— Что! — У Роберта почти не осталось сил на волнение, но тем не менее озноб пробежал по его спине. — Малахи — ив такой близости к королю! Ты уверен?

— Видел ее собственными глазами, Роберт. Как ты думаешь, мог я забыть такое лицо? Они прошли не более чем в десяти футах от меня… нет, меня она не видела. Я повстречал ее, уже уезжая из

Марсэя, так что больше ничего не знаю. Это… — Финлей поморщился от боли и виновато взглянул на брата. — Прошу прощения. От скачки у меня разболелась голова.

Роберт поднялся из кресла. Финлей не просто устал — он нездоров.

— Ты выглядишь примерно так же паршиво, как я себя чувствую. Пойдем, я помогу тебе добраться до постели. Поговорить мы можем и потом.

Он протянул руку и подхватил Финлея, когда тот, поднявшись, пошатнулся и чуть не упал. Роберт перекинул руку брата себе через плечо и почти понес того вверх по лестнице. Все время, пока они поднимались, Финлей бормотал что-то о Мердоке и священнике, но Роберт мало что смог понять. К тому времени, когда он уложил Финлея в постель, тот умолк и сразу же уснул.

Последние лучи солнца косо светили в окна замка, когда Мика, забрав у Оуэна поднос с ужином, поднялся по лестнице и помедлил у кабинета Роберта. Дверь была открыта, но он все равно постучал.

— Входи, Мика, поставь поднос и взгляни-ка на это. — Роберт склонился над длинным столом в центре комнаты, заваленным, как всегда, книгами и бумагами. На одну из них и показывал Роберт. — Я совсем и забыл… Может быть, ты помнишь, когда я ее купил? В Будланди? Я собирался показать ее Финлею, когда он приедет из Анклава, но сначала он умчался в Марсэй, а теперь болен и лежит в постели.

— Милорд… — Мика ждал, не подходя к столу. — Мне нужно кое-что вам сказать.

— И что же? — рассеянно пробормотал Роберт.

Мика продолжал молчать. Молчание было вынужденным: сделать свое признание он мог, только если господин посмотрит ему в лицо. Мика и так еле смог бы сказать то, что хотел, и уж совсем не хотелось ему при этом выглядеть трусом.

— Ну? — поторопил его Роберт и наконец повернулся к парню. Заметив мрачное выражение его лица, он выпрямился и протянул: — Ладно, выкладывай. Что ты натворил?

Теперь, когда момент наступил, Мике оказалось трудно найти нужные слова. Он несколько раз вздохнул, но легкие его при этом, казалось, не наполнились воздухом. В качестве последнего средства он сглотнул и распрямил плечи: его отец всегда говорил, что это придает смелости. Вот и пришло время попробовать совет на практике…

— Милорд, — начал он, — я сегодня получил письмо — уже не первое. Оно от… — Мика умолк и через плечо оглянулся на дверь.

Роберт понял невысказанный намек, закрыл дверь и наложил на нее предостерегающее заклятие.

— Продолжай. Кто же это так постоянно тебе пишет?

— Дженн.

Брови Роберта поползли вверх.

— Вот как? И ты ей отвечал?

— Да, милорд.

— Ну и что?

— Милорд…

— В чем все-таки дело? — В глазах Роберта промелькнула улыбка. — Или ты думал, что я буду возражать против вашей переписки?

— Так вы не против?

— Конечно, нет! — расхохотался Роберт. — Да и с какой стати? Как я понимаю, вы с Дженн придумали, как провести Якоба, да и Беллу, если уж на то пошло.

— Придумали, милорд.

— Так в чем же проблема?

Мика потряс головой. Как ни долго служил он своему господину, все же бывали моменты, когда Роберт его удивлял. Он был так уверен, что получит нагоняй за свою переписку с Дженн, что целый день набирался смелости все рассказать. И вот теперь господин только смеется! Да, иногда, чем переживать, лучше сразу взяться за дело…

— Простите меня, милорд. Я думал, после всего, что вы говорили о необходимости держать ее подальше от Анклава…

— С каких это пор ты превратился в Анклав, дружок? Я знаю, что Дженн к тебе привязана. Так почему бы ей тебе не писать? На самом деле я этому рад. Сам я не могу поддерживать с ней контакт. К тому же не уверен, что она того захотела бы.

— Поэтому-то я решил вам рассказать, милорд. Сегодня от нее пришло письмо, и в нем Дженн пишет об одной вещи, которую хотела бы обсудить с вами. Она выясняла насчет Смуты, в особенности насчет похищений. Похоже, к ней приезжал барон Кемпбелл и спрашивал, не может ли она помочь найти его внука Кейта. — Мика кратко пересказал письмо Дженн и добавил: — Исходя из предположения, что за всеми похищениями стоит один и тот же человек, Дженн решила попытаться найти скрывающийся за этим мотив. Она составила карту владений и мест, где произошли похищения, считая, что детей захватывали для того, чтобы заручиться поддержкой соответствующего Дома.

— Какое похвальное трудолюбие, — легкомысленно бросил Роберт, но Мика заметил, что его господин заинтересовался.

— Только дело в том, что никакой системы она не обнаружила. Получается, что нет такого человека, которому было бы на руку похитить именно этих детей.

— Ну, значит, это был не один и тот же человек — мы так всегда и думали. Не понимаю, с чего ей вздумалось его искать.

— Дженн также написала семьям детей с просьбой сообщить описания бандитов. Оказалось, что каждый раз они действовали абсолютно одинаково и каждый раз предводителем был старик на белой лошади.

Роберт застыл на месте, пристально глядя на Мику. Порыв ветра заставил ставни дребезжать, а пламя свечей колебаться. Мика ждал, затаив дыхание. Сам он разобраться и не надеялся, но Роберт — другое дело: если у него будет достаточно времени, он наверняка обнаружит скрытые связи. Да у него и нет выбора — все это слишком важно.

Роберт медленно сделал несколько шагов к окну.

— Маловероятно, чтобы несколько преступников в точности скопировали друг друга; следовательно, это был один и тот же человек. Судя по времени и расстоянию, такое вполне возможно. Однако если причина всех похищений не связана с обстоятельствами Смуты, то возникает вопрос: зачем? — Роберт несколько секунд помолчал, потом неожиданно резко повернулся к Мике. — Не может быть! Не говори мне, что Патрик был прав!

— В чем прав?

Роберт насмешливо улыбнулся:

— В качестве постороннего замечания: занятно, не правда ли, что, хотя Дженн так далеко отсюда, она все же умудрилась подловить меня? Впрочем, это моя собственная вина. Ну а если вернуться к теме нашего разговора, то в последний раз, когда мы виделись, Патрик носился вот с какой идеей. Он говорил, что было бы слишком большим совпадением, если бы Дугласы — и к тому же сразу двое — оказались единственными представителями одного из Домов, кто обладает колдовской силой. Он считает, что таких, как мы, должно быть больше, но из-за того, что искатели никогда специально их не искали, они никого и не нашли.

— Так ведь и вас нашли только из-за того происшествия, — кивнул Мика.

— А уж я привел в Анклав Финлея, когда понял, что у него тоже есть талант. Так что же получается: кто-то узнал о них и захватил во время Смуты? Кому могло прийти в голову искать таких детей? Клянусь богами, Смута для такого человека была даром небес! Однако все эти рассуждения не помогают найти похищенных — да если на то пошло, то и виновника тоже. Если только… — Роберт помолчал и снова пристально взглянул на Мику. — Если только события не происходили у всех на виду, а мы оказались просто слепы.

Мика нахмурился, не успевая уследить за мыслью своего господина. Наконец до него дошло:

— Малахи?

Роберт кивнул, но тут же отрицательно замотал головой.

— Нет. Не могу себе представить, чтобы они просто оставили Дженн жить в какой-то таверне в глуши. Должно быть какое-то другое объяснение, какая-то другая причина для похищения знатных детей.

— И какая же причина?

— Относительно детей — не знаю. Когда же они стали взрослыми… От взрослых должно было бы быть гораздо больше пользы. Проклятие! Я был глупцом, когда думал, что в Элайте Дженн будет в безопасности.

Мика понял, к чему приведут такие рассуждения, и поднял руки, чтобы предупредить взрыв.

— Милорд, Дженн предвидела, какова будет ваша реакция. Она просила меня передать вам, что ей ничего не грозит. Она научилась некоторым средствам защиты и будет знать, если кто-то… станет на нее злоумышлять. Но я должен сообщить вам и кое-что еще.

— Еще?

— Она получила приказание явиться ко двору. Сейчас она, должно быть, уже там.

В первый раз в жизни Мика увидел, как его господин смертельно побледнел. Зрелище было пугающим, и по спине Мики пробежал озноб.

— Что от нее нужно Селару? Зачем ему понадобилось посылать за ней? Я… — Роберт отвернулся и подошел к очагу, в котором уже была приготовлена растопка. Мгновение он стоял совершенно неподвижно, потом взмахнул левой рукой. Растопка вспыхнула ярким пламенем, и Мика испуганно отскочил. Что это было? Гнев? Роберт в гневе?

— Прости, — буркнул тот.

Мика приблизился к господину и тихо произнес:

— Вы же знали, что все будет непросто. Вам нужно держать себя в руках.

— Когда люди вокруг меня страдают? Я должен только смотреть и ничего не предпринимать, Мика? Неужели это и есть мой выбор? — прошептал Роберт. — Моя судьба? Быть просто свидетелем, зная, что я ничего не могу сделать? Что, когда я пытаюсь что-то исправить, я обречен на неудачу?

— А если бы могли, разве вы изменили бы свое решение?

— Клянусь богами, Мика, я сам не знаю! Как мне в таких случаях не хватает отца! Ему всегда удавалось избегать подобных неприятностей.

— Простите меня, милорд, — позволил себе улыбнуться Мика. — Как ни любил и почитал я вашего батюшку, но он не может сравниться с вами.

Роберт печально рассмеялся.

— Вот я и говорю — он всегда избегал подобных неприятностей. Что ж, мне некого винить, кроме самого себя. Впрочем, я не совсем бессилен. Нужно еще заняться теми проклятыми грабителями.

— Уж это точно. Жизнь была бы легче, если бы им не удавалось каждый раз на шаг нас опережать — или на шаг отставать. — Мика обрадовался возможности перевести разговор на другое.

Роберт кивнул и потянулся за кубком с вином, но замер на месте, не донеся его до губ.

— Знаешь, Мика, для сына простого крестьянина ты временами бываешь удивительно сообразителен.

— Милорд…

Роберт осушил кубок и со стуком поставил его на стол.

— Зови Деверина. Пусть отберет дюжину лучших своих воинов — и пусть они возьмут свежих коней. Мы отправляемся. На этот раз я точно знаю, где искать этих подонков!

Роберту не впервые было действовать в абсолютной тайне. Нужно было держать под контролем шестнадцать человек, не считая Деверина, который отказался остаться дома. Каждый всадник невольно производил шум, и Роберту пришлось прибегнуть к колдовской силе, чтобы заглушить все звуки, одновременно стараясь сделать так, чтобы никто ничего не заметил. Мика, конечно, обо всем знал и умело отвлекал внимание воинов от своего господина. Если повезет, все будут слишком заняты мыслями о предстоящей схватке, чтобы заметить, как бесшумно они скачут.

Отряд ехал на восток; по приказу Роберта за полчаса до него в противоположном направлении выехал другой дозор. Даже если задуманное не удастся, два отряда имели больше шансов напасть на след разбойников.

— Вы уверены, что знаете, куда ехать, милорд? — прошептал Мика так тихо, что никто из воинов его не услышал.

— Уверен, — кивнул Роберт, крепко сжимая в руке аярн. — Мы обшарили рощу Венлей прошлой ночью. Где им лучше спрятаться, чем в месте, в котором мы их искали в последний раз? Не беспокойся, дружок, они окажутся именно там.

К тому времени, когда отряд приблизился к цели, поднялся ветер. К тому же и луна выбрала этот момент, чтобы скрыться за непроницаемой тучей. Наступила полная темнота, что облегчало задачу Роберта. Он остановил отряд на полпути вверх по склону и собрал своих воинов.

— Слушайте внимательно. Мое предположение — что разбойники разбили лагерь в роще по другую сторону холма. Мы должны приблизиться медленно и в полной тишине. Половина отряда двинется по восточному склону, половина — по западному. Подберитесь к роще как можно ближе, но так, чтобы не спугнуть бандитов, остановитесь и ждите моего сигнала. Сейчас они наверняка уже спят — как и нам бы хотелось. Но все же у них обязательно выставлен часовой, поэтому дождитесь, пока я его сниму, прежде чем нападать. Ну, удачи!

Воины как один человек повернули коней и двинулись вверх по склону, у самой вершины разбившись на две группы. Бесшумно, словно тени, они исчезли в темноте. Мика дождался, пока они уедут, затем спросил:

— Что вы собираетесь делать? Далеко ли им удастся пробраться незамеченными?

— Боюсь, что нет. Поехали, у нас мало времени. — Роберт двинулся вокруг холма; вскоре они увидели опушку рощи. Теперь они находились так близко к ней, что слышали журчание ручья, сбегающего в низину. — Достаточно. Лошадей оставим тут.

Ах, как бы сейчас пригодилось умение Дженн мысленно разговаривать! В сложившейся ситуации подобная способность обеспечила бы успех… Роберт опустился на землю и вместе с Микой пополз сквозь вереск, не производя ни малейшего шума. Потом, когда от ближайших деревьев их отделяло уже не более тридцати футов, он остановился и достал свой аярн.

— Уж не хотите ли вы?.. — прошептал Мика.

— Да, — ответил Роберт. — Хочу попробовать создать самую большую иллюзию, какую только когда-либо пытался сотворить. Ты мне нужен, чтобы следить за часовым.

Мика принялся разглядывать рощу, а Роберт сосредоточился на камне, который сжимал в руке. Оттуда, где они находились, между деревьями можно было различить тусклый свет прогоревших лагерных костров. Да, они нашли то, что искали.

Роберт закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Как всегда при создании иллюзии, нельзя было позволить аярну засветиться. Задача была сложной, но все же выполнимой. Роберт заставил себя успокоиться, потом направил из глубин своего существа поток силы. Собрав силу в единый узкий луч, он послал его сквозь аярн вовне. Камень послушно дал Роберту возможность нацелить луч в нужном направлении, а потом развернуть его в полотнище тьмы, которое скрыло оба склона, сходящиеся к роще. Роберт распространял его все дальше и дальше, так далеко, как никогда не считал возможным. Под покровом иллюзии он чувствовал удары сердец своих людей, почти видел их лица в темноте. И вдруг…

— Клянусь богами! — прошептал он. — Там есть малахи!

Роберт распространил свою силу еще дальше, пока кольцо вокруг рощи не сомкнулось. Теперь вражеский лагерь был полностью окружен щитом иллюзии, и любой, кто оттуда посмотрел бы наружу, увидел бы только покрытый вереском склон. Видимость продержится достаточно долго, чтобы воины Роберта успели нанести удар. Оставалось надеяться, что спящий малахи ничего не почувствует.

— Все в порядке, — выдохнул Роберт. — Вперед! Пригнувшись, он побежал вниз по склону к ручью, при помощи остатков колдовской силы стараясь обнаружить часового. Тот оказался совсем рядом; он дремал, сидя у дерева.

Роберт оглянулся на Мику и знаком направил парня туда, где были привязаны лошади. Однако если людей иллюзия могла обмануть, на животных она не действовала. Кони услышали приближение человека и забеспокоились. Топот копыт и звяканье уздечек разбудили часового. Тот вскочил, прежде чем Роберт добрался до него, и успел крикнуть:

— Тревога! — В этот момент кинжал Роберта вонзился ему в грудь и он рухнул на землю, но вред был уже причинен.

— В следующий раз первыми перебьем коней, — проворчал Роберт, сунул пальцы в рот, оглушительно свистнул и тут же уничтожил иллюзию. Его воины с боевым кличем кинулись на врагов. Крики и топот копыт подняли разбойников на ноги, и внезапно в лагере началась беготня, люди хватались за оружие.

Роберт, подняв меч, побежал между деревьями. Он должен найти малахи — и найти быстро. Роща наполнилась звоном стали, криками людей, ржанием коней. Половину костров спешащие скрыться разбойники затоптали, но усилившийся ветер раздувал другую половину и вздымал облака пыли.

Роберт продолжал бежать, разыскивая малахи. Он был уже на краю рощи, там, где начинался обрывистый склон оврага, и собирался повернуть обратно, когда заметил слева какое-то движение. Резкий толчок, который нанесла ему чужая колдовская сила, разрешил все сомнения: человек, бегущий к спрятанным в чаще лошадям, — малахи!

Роберт рванулся следом, скользя на крутизне, вызвав целую лавину катящихся вниз камней. Он ловко приземлился на дно оврага, но человек, которого он преследовал, был уже в седле. Не обращая внимания на ушибы, Роберт вскочил на ноги, бросился к ближайшему коню и поскакал в погоню.

Припав к гриве скакуна, Роберт дал ему шпоры; расстояние между беглецом и преследователем стало сокращаться. Вскоре Роберт поравнялся с другим всадником. Ему пришлось быстро наклониться, чтобы избежать удара мечом в лицо, но он сумел и сам резким взмахом оружия поразить противника. Раздался крик боли, лошадь малахи споткнулась, но удержалась на ногах.

Всадники бок о бок мчались по болотистой равнине, потом снова влетели в лес. Роберту приходилось уворачиваться от сучьев, листья хлестали его по лицу. Однако он не прекращал погони, нанося удары противнику при каждой возможности. Лошади вынесли их снова на открытую равнину и от усталости стали замедлять бег.

Неожиданно они оказались на краю обрыва. Беглец упал с коня и покатился вниз по склону в темноту. Роберт немедленно спешился и ринулся вниз, но к тому моменту, когда он достиг конца склона, противник ждал его, обнажив меч.

— Кто вы? — потребовал ответа Роберт, отразив первый выпад. Он почти инстинктивно прибег к колдовской силе, и мощь его ударов удвоилась.

Его противник отшатнулся, на лице его отразилось изумление.

— Вы, Данлорн? — Однако малахи быстро справился с собой и снова сделал выпад, на этот раз используя собственную колдовскую силу. Его меч загорелся ярким светом, ослепительным в ночной темноте. Малахи сражался с решительностью и ожесточением, но Роберт был слишком сильным противником. Когда мечи со звоном столкнулись, клинок Роберта засиял собственным светом, слепя противника.

Малахи в ярости заслонился рукой, и Роберт воспользовался открывшейся возможностью: его меч вонзился в незащищенный бок противника. Малахи медленно согнулся и рухнул на землю, клинок выпал из его руки. Роберт опустился на колени рядом с раненым.

— Кто вы? — снова спросил он умирающего. — Да признайтесь, черт побери! Кто вы?

В ответ раздался лишь вздох; кровь заклокотала в горле малахи, и скоро все было кончено. Разочарованный, несмотря на победу, Роберт уселся на землю и постарался отдышаться, потом устало поднялся на ноги. Бросив последний взгляд на мертвеца, он покачал головой и двинулся вверх по откосу туда, где остались лошади. Вскочив в седло, он направился к роще Венлей.

Когда он туда добрался, там уже все стихло. Костры снова разожгли, было светло почти как днем. Деверин стаскивал в одно место тела убитых разбойников, Мика занимался ранеными из своего отряда.

— Есть живые пленники? — спросил Роберт, спешиваясь.

— Боюсь, что нет, милорд. Они все сражались до конца, как демоны. — Мика кончил перевязывать руку Аларду Бейну и поднялся на ноги. По выражению его лица Роберт понял, что у парня есть какая-то не слишком приятная новость. — Вы должны кое на что взглянуть.

Мика повел своего господина на другой конец рощи. Там, рядом с полупогасшим костром, лежало тело одного из разбойников. Ужасные раны в груди и животе ясно говорили о том, каков был конец его молодой жизни. Мика опустился на землю рядом с мертвецом и, оглянувшись, чтобы проверить, — нет ли поблизости нет других воинов, — прошептал:

— Мне подумалось, что вы не захотите, чтобы об этом узнали остальные, милорд. Видят боги, я и сам предпочел бы не знать.

Парень протянул руку и отвел в сторону полу куртки, прикрывавшую плечо убитого. Роберт опустился на колени и заметил Знак Дома, ясно различимый в отблесках догорающего костра.

— Клянусь триумом! Это не дело рук малахи! Он же… — Роберт умолк, не находя слов. Ему захотелось зажмуриться, чтобы не видеть печального свидетельства. Потом он медленно склонил голову, глядя на мертвого юношу.

— Вы его узнали?

— Да. Это Петер МакГлашен — Знак Дома совершенно отчетливый.

— Но что он делал…

— Его похитили одним из первых, Мика, а что он делал в этой банде, я не знаю. Остальных ты осмотрел?

— Да. Его я нашел первым, а когда понял, в чем дело, проверил и остальных.

— Ты правильно поступил, что положил его отдельно от прочих. Я договорюсь с Деверином, чтобы он как-нибудь незаметно перевез тело в Данлорн. Я хочу, чтобы МакГлашен должным образом был погребен в часовне. Ему не место среди разбойников, что бы с ним ни случилось.

Роберт поднялся и двинулся прочь, но Мика окликнул господина.

— Вы собираетесь сообщить герцогу?

— Нет, — ответил Роберт, продолжая идти к кострам лагеря.

Роберт, державший в одной руке поднос, сунул свитки под мышку и другой рукой открыл дверь в комнату Финлея. Тот, лежа в постели с разбросанными по одеялу книгами и бумагами, поднял голову и вздохнул.

— Ох, не хочу я снова есть. Клянусь, врач думает, будто я заболел оттого, что долго голодал!

Роберт усмехнулся и поставил поднос на столик рядом с кроватью.

— Ну, меня ты не вини. Я просто выполняю его распоряжение.

— Надо же, мне прислуживает сам хозяин замка! Я польщен! — Финлей сел, опираясь на подушки. — Точнее, был бы польщен, если бы…

— Как я посмотрю, характер у тебя не улучшился, — добродушно протянул Роберт. Сдвинув в сторону часть бумаг, он присел на край кровати. — Выглядишь ты сегодня гораздо лучше. А как себя чувствуешь?

— После недели взаперти? Ты в самом деле хочешь услышать ответ?

— Ну, значит, тебе и правда лучше. Прекрасно. Я решил, что стоит принести тебе еще кое-какие книги. Нечего тебе сидеть здесь и бездельничать.

— Что же ты мне раньше не говорил, какие книги привез из своих странствий! Тут есть кое-что, ради чего люди в Анклаве готовы горло перерезать, лишь бы хоть одним глазком взглянуть! Впрочем, именно поэтому ты, должно быть, ничего мне и не говорил.

— Хочешь — верь, хочешь — нет, но такого намерения у меня вовсе не было. Ты просто не оставался в Данлорне достаточно долго, чтобы у меня появилась возможность тебе все это показать. Так что сам виноват.

Финлей покачал головой и поднял глаза от манускриптов.

— Я вот все думаю, Роберт… Затея кажется совершенно бессмысленной. Зачем малахи похищать детей, а потом оставлять Дженн в глуши, в Шан Моссе? Согласен, если не считать того малахи, которого ты убил, трудно предположить, что они в этом замешаны. К подобным вещам мы не привыкли: они никогда раньше не нападали на обычных людей, не участвовали в грабежах. Их всегда интересовали только мы… и поиски Ключа.

— Если только малахи неожиданно не изменили тактику, — пожал плечами Роберт. Прошла уже неделя со времени ночной схватки, но он был не ближе к ответу на все вопросы, чем раньше. Больше всего его беспокоило то, что Валена оказалась так близко к королю.

Финлей несколько минут молчал, потом вздохнул и сказал:

— Понимаешь, я тут подумал…

— О боги!

Финлей отмахнулся от шутливого тона брата.

— Я не имел права говорить тебе то, что сказал тогда в Анклаве. Я просто хочу попросить прощения.

Роберт откинулся к стене и поднял брови.

— Что навело тебя на такие мысли?

— Да просто… Я не понимаю, почему ты держал то, что сказал тебе Ключ, в секрете, однако готов признать твое право решать. Больше заговаривать об этом я не буду.

Роберт отвернулся: ему было трудно смотреть брату в глаза. Он медленно поднялся с кровати и налил себе и брату эля из кувшина на подносе. Передав одну кружку Финлею, Роберт отошел к окну. Как неожиданно… Чтобы Финлей после всех этих лет фактически предоставил ему свободу действовать по своему усмотрению, было приятным, но все же смущающим сюрпризом. А то, что он при этом упомянул Ключ, смущало еще больше. Может быть, все же пришло время сказать ему правду или хотя бы ту ее часть, которую Роберт мог себе позволить сообщить? Что ж, Финлей это заслужил.

Роберт глубоко вздохнул, но продолжал смотреть на холмы, покрытые лиловым вереском.

— Я понимаю, как нелегко тебе далось такое признание. Понимаю я также, что ты тогда чувствовал. Должно быть, очень тяжело было узнать, что я всегда тебя обманывал, когда говорил, что слова Ключа имеют значение только для меня лично и никак не касаются Анклава. Для тебя это должно было оказаться шоком. Для меня по крайней мере оказалось.

Болезнь сделала Финлея менее наблюдательным, но не настолько, чтобы он не заметил колебания в голосе брата. В единственном вопросе, который Финлей задал, Роберт отчетливо уловил подозрение:

— Что ты хочешь этим сказать?

Роберт опустил голову. После прошедших с того дня двадцати лет ему было трудно даже думать о сказанном Ключом, не то что повторить его слова вслух.

— Я хочу сказать — для меня шоком оказалось то, что Ключ способен солгать.

Ответом ему было молчание.

Когда Роберт наконец обернулся, оказалось, что брат смотрит на него — с недоверием и чем-то, странным образом напоминающим гордость. Роберт пожал плечами.

— Это правда. Я не мог тогда тебе ответить, потому что был не в силах понять сказанного тобой. Мне было невозможно поверить, что Ключ намеренно обманул тебя. Я до сих пор не могу понять, зачем он это сделал. Все представляется таким бессмысленным…

На бледном лице Финлея появилась насмешливая улыбка, глаза его загорелись.

— Бессмысленным? Ха! Но только давай немного вернемся назад. У меня снова начался бред, или ты на самом деле хочешь сказать, что, когда Ключ говорил с тобой двадцать лет назад, он не запретил тебе вставать в Круг?

Роберт кивнул.

Финлей втянул воздух, задержал дыхание и наконец шумно выдохнул.

— Ну и ну! Если бы не услышал этого собственными ушами, никогда бы не поверил! Ты и представить себе не можешь…

— Ох, еще как могу, — перебил его Роберт и снова уселся в ногах постели.

— Но зачем Ключу меня обманывать? До сих пор мы всегда считали, что он способен говорить лишь правду — что он всего лишь хранилище информации, указывающее нам путь… А теперь оказывается, что Ключ обладает способностью самостоятельно мыслить. А может быть… Может быть, ты все время об этом знал? — Финлей свел брови. — Прости меня, Роберт, но все-таки что он тебе тогда сказал?

Роберт еле заметно улыбнулся. Теперь начиналась самая трудная часть разговора. Он допил свой эль и поставил кружку на стол. Обхватив колено руками, Роберт переплел пальцы жестом, выражавшим готовность проявить терпение.

— На самом деле, как ни жестоко это звучит, я не могу тебе ничего сказать. — Финлей горячо запротестовал, и Роберт поднял руки, чтобы остановить брата. — Нет. Я имею в виду — не могу в буквальном смысле слова. Я не могу произнести его слова вслух, не могу намекнуть, не могу даже сообщить, о чем шла речь. Физически не могу. И прости меня: даже если бы мог, не сделал бы этого.

— Почему?

— Потому что… — Роберт помолчал, стараясь отделить от всего остального ту часть правды, которую мог себе позволить сообщить брату. — Потому что есть очень веское основание для того, чтобы Ключ запретил мне раскрывать сказанное им. Я знаю, понять такое нелегко, но если ты попытаешься понять мою точку зрения, то все встанет на свои места. Ключ сообщил мне нечто… чрезвычайно опасное. Не знаю, почему он сообщил это именно мне, но теперь, поскольку я знаю то, что знаю, я предпочел бы, чтобы никому больше это известно не было.

Через некоторое время лицо Финлея озарила улыбка.

— Клянусь богами, Роберт, ты единственный в своем роде! Но скажи мне вот что: если я задам тебе прямой вопрос, ты сможешь на него ответить?

— Может быть.

— Ну так пожалей меня, Роберт. Мне больше нечем заняться, и я умираю от скуки. Пойди мне навстречу.

— Ладно, — усмехнулся Роберт.

Финлей надул губы, задумавшись о том, как лучше сформулировать вопрос, потом начал:

— Надеюсь, помня о том, что я болен и лежу в постели, ты меня не побьешь… Скажи мне: тот секрет, что тебе доверил Ключ… Он сообщил тебе, где спрятан Калике?

— Нет, да будут мне свидетелями боги! — расхохотался Роберт.

— Что ж, хорошо, я принимаю твое объяснение. Уважая твои чувства, больше расспрашивать тебя я не стану.

— Да помилуют нас небеса! — снова засмеялся Роберт. — Похоже, твоя болезнь дала осложнение. У тебя появилось чувство юмора!

— Не измывайся надо мной, Роберт, я же болен.

— И ты думаешь, это меня остановит? Ты ведь знаешь поговорку: лучшее время ударить собаку — когда она и так уже побита.

— Ну ладно, ладно, — проворчал Финлей, хоть и не смог сдержать улыбку. — Кстати, ты читал ту книгу о Наложении Уз? Где она? — Финлей начал рыться в свитках, пока не обнаружил нужный манускрипт. Развернув его, он нашел отмеченное место. — Да, вот. Ты же помнишь, мы всегда считали, что будландийцы забыли, для чего предназначено Наложение Уз, еще за столетия до того, как образовался Анклав. Ну а из книги следует, что эти знания потеряли уже мы, в первые годы существования Анклава. Помнишь о том пожаре, который уничтожил большую часть библиотеки, перевезенной из Бу? Ну так вот, сохранился перечень книг об Узах: основания, правила составления пар — абсолютно все. Впрочем, только немногие из них уцелели.

— Но ведь Наложение Уз — это был всего лишь их способ устройства браков, Финлей. Какое он имеет отношение к нам?

— Где же твоя любознательность? Я полагал, что ты — историк. Вот послушай… Мне, правда, придется переводить с листа… Вот: «Да соединит благословенный бог грома и дождя Узами этих двоих, и да останется их взаимная преданность нерушимой до конца их дней. Да будет их союз счастливым и… э… плодотворным. Священные Узы, будучи наложены, не могут быть расторгнуты ни одним смертным. Те, кого боги почтили Узами, соединены с рождения и должны вместе идти по жизни, выполняя определенный им судьбой долг. Для мужчины и женщины, соединенных Узами, нет другой женщины и нет другого мужчины». — Финлей поднял глаза. — Прошу прощения за перевод. Как только доктор разрешит мне вставать, я переведу текст как следует. Судя по тому, что я тут прочел, Узы продолжают существовать, хоть мы об этом ничего и не знаем. Может быть, вы с Береникой были соединены Узами…

Этого Роберт вынести уже не мог. Он поднялся и направился к двери.

— Роберт! Подожди! — Финлей выбрался из постели и заковылял следом. — Что я такого сказал?

Что мог Роберт объяснить? Как он вообще мог коснуться этого предмета? Стараясь сохранить контроль над своими мыслями, он только резко помотал головой.

— Пожалуйста, Роберт, — Финлей положил руку на дверную притолоку, не давая брату уйти, — объясни мне, в чем дело.

Медленно и с трудом Роберт повернул голову так, что взглянул в глаза брату.

— Ни в чем, Финлей. Вернись в постель. Но Финлей не собирался его отпускать.

— Ты чего-то мне не говоришь. Чего? Дело касается Береники? Или Уз? — Голос Финлея оборвался, он сделал судорожный вдох. Роберт молча приказал брату забыть, о чем тот хотел спросить, но не решился вообще стереть мысль о Беренике. Финлей почувствовал бы вмешательство. Но ему нельзя позволить соединить вместе части головоломки!

Однако сегодня боги не были добры к Роберту.

— Так тебя и правда связывали с Береникой Узы! — выдохнул Финлей, широко раскрыв глаза. — Это и сказал тебе Ключ, да? Но что в том опасного?

Этого оказалось достаточно. Роберт смахнул руку Финлея с двери, развернул брата и потащил к постели.

— Тебя все еще лихорадит, Финлей. Мне очень жаль, но обсуждать все это с тобой я больше не могу.

Однако Финлей сопротивлялся.

— Перестань, Роберт! Хорошо, я понял: ты сказать мне не можешь, но почему? Почему ты никогда не говоришь о Беренике? В чем причина? Ты отказываешься жениться даже ради того, чтобы обзавестись наследником. Почему? Из-за того, что вас соединяли Узы? Из-за того, что она умерла? В этом и заключается опасность того, что сказал тебе Ключ? Или он сказал тебе что-то еще? Пожалуйста, Роберт, объясни мне, что произошло!

— Нет!

Глаза Финлея вспыхнули гневом, и он по глупости прибег к своей колдовской силе — совсем незначительной, — чтобы удержать брата. Роберт машинально, словно отмахиваясь от мухи, нанес удар собственной силой, опрокинув Финлея на постель, и тут же раскаялся в содеянном. Куда девался его самоконтроль? Все эти годы, когда он школил себя, и вот, пожалуйста: он оказался так ужасно близко к тому, чтобы выпустить демона на свободу…

Роберт стиснул кулаки и сделал резкий вдох.

— Ты хочешь знать, да? Ты думаешь, если я все тебе расскажу, если нарушу молчание, все то, что мучает меня, само собой исчезнет? Ничего подобного, Финлей. Мне от этого никогда не избавиться.

Теперь в голосе Финлея не было гнева, в глазах его светилось спокойствие, может быть, даже жалость.

— Ключ назвал Беренику?

— Конечно, нет! — бросил Роберт и умолк: он никогда еще так близко не подходил к тому, чтобы раскрыть сказанное ему Ключом.

— Тогда откуда ты знаешь, что он имел в виду Беренику? — снова ринулся в наступление Финлей, воспользовавшись достигнутым преимуществом. — И почему ты не хочешь рассказать мне, что с ней случилось?

Роберт закрыл глаза и выпрямился. Силы, воля, даже желание скрыть от Финлея правду оставили его. Дело зашло слишком далеко, и теперь у него оставался лишь один способ положить конец мучительному разговору. Положить конец навсегда.

Открыв глаза, Роберт встретил пристальный взгляд Финлея. Медленно, мучительно подбирая слова, он начал говорить:

— Когда я вернулся сюда, она уже лежала в лихорадке. Береника обливалась потом и стонала от боли. Врачи ничем не могли облегчить ее страдания, поэтому я в надежде, что смогу помочь ей своей колдовской силой, отослал их на несколько минут. Мы остались одни, но Береника меня не узнала. Она все держалась за живот и оплакивала ребенка, которого носила. Я так хотел ей помочь, утешить ее… Я взял ее за руку, вытащил аярн и попытался уменьшить боль. Я потянулся к ней, коснулся ребенка… Сначала, казалось, это сработало. А потом что-то словно завладело моей силой и обратило ее вспять, так что я не мог контролировать ее. Не успел я опомниться, как Береника вскрикнула и умерла у меня на руках. — Роберт глубоко вздохнул, не сводя глаз с Финлея. — Я убил ее, брат. Я убил собственную жену.

Раздались два удара колокола часовни, потом, через некоторое время, третий. Печальный звук отдался от песчаниковых стен келий и поплыл над аббатством. Высокий дуб, растущий в центре монастырского двора, раскинул ветви, словно защищая строения и бросая густую тень на траву у своего подножия. В углу двора находился кирпичный колодец с деревянной крышкой, на которой лежал тонкий слой пыли.

Леди Маргарет Дуглас, глядя из окна своей комнаты, следила за послушницей, которая подошла к колодцу и стала набирать воду. Кажется, судя по длинным тонким пальцам и решительному развороту плеч, это была сестра Хелен, одетая в серое платье и черный плащ. Белое полотно покрывала в солнечных лучах было почти прозрачным, оно окружало лицо послушницы мягким ореолом. Маргарет с трудом оторвала от него взгляд и посмотрела вверх — мимо церковного шпиля, туда, где утесы, окружающие обитель, служили подножием неприступным горам. Воздух здесь, вдали от городов и деревень, был чист и прозрачен. Когда святая Хилари более двухсот лет назад основала аббатство, ее целью было избавить орден от повседневных тягот мирской жизни. В первые пятьдесят лет его существования это желание казалось трудно выполнимым: зимой обитель была полностью отрезана от мира. Святая Хилари умерла в преклонном возрасте, ее тело было погребено под алтарем церкви; за последующие годы вокруг монастыря выросло небольшое, но процветающее селение. Оно по-прежнему было отрезано от мира, однако теперь жителям не приходилось так бороться за существование. Обитель Святой Хилчри была укромным и очень мирным уголком: очень подходящим убежищем для вдовы, которая не могла и не хотела расставаться с траурными одеждами.

Внимание Маргарет привлекло какое-то движение высоко на перевале; через некоторое время темная точка увеличилась и разделилась — стало видно, что к монастырю приближаются двое всадников. Пока они спускались по крутому склону, женщина узнала одного из них по пламенеющим рыжим волосам, которые раздувал слабый ветерок. Следовательно, вторым мог быть только один человек. Маргарет подождала еще немного, потом спустилась в приемную.

Вскоре дверь отворилась, и Маргарет приветствовала вошедшего улыбкой.

— Милосердное небо, Роберт! Два посещения меньше чем за месяц! О чем ты только думаешь!

Ее сын приблизился и взял руки матери в свои. Когда он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, Маргарет ощутила, какой холодной была его кожа после поездки по горам.

— Я подумал, что ты могла по мне соскучиться.

— И Мика тоже явился! — Маргарет сделала шаг вперед. — Как поживаешь, мой милый? Я не видела тебя с тех пор, как вы вернулись. Тебе хорошо дома или теперь все кажется скучным после тех экзотических мест, где вы побывали?

Мика поклонился.

— Вы выглядите так же прекрасно, как и всегда, леди Маргарет. Маргарет бросила взгляд на сына.

— Он стал настоящим придворным, Роберт! Что вы с ним затеваете?

Роберт предложил матери руку и вывел ее из комнаты на солнечный свет.

— Я делаю все, что могу, но есть вещи, над которыми я не властен. К несчастью, Мика — одна из них.

Смешок, раздавшийся у нее за спиной, сказал Маргарет, что Мика вышел следом за ними. Она искоса взглянула на Роберта: старший сын, как видно, прожил зиму не так уж плохо. Он хорошо выглядел, хоть и не казался особенно счастливым. Ее снова поразило, как случалось каждый раз, когда она его видела, до чего Роберт похож на отца. На полголовы выше его, сын имел такие же вьющиеся темные волосы, в которых летний закат зажигал золотые искры, гладкий лоб, прямые брови, так выразительно говорящие о настроении… Роберт унаследовал и зеленые отцовские глаза, хоть и более темного оттенка. Прямой нос, широкий выразительный рот, твердый подбородок заставляли Маргарет думать, что Тревор и впрямь живет в своем сыне.

Роберт получил от отца в наследство и еще один дар: умение очаровывать людей. Оба мужчины в полной мере отличались этим качеством, Роберт, возможно, даже больше, чем старший Дуглас. Что-то в них заставляло людей доверять им, видеть в них предводителей и героев, достойных поклонения. Однако в отличие от отца Роберт никогда не осознавал впечатления, производимого им на других.

Да, сын ее был красив — красив настолько, что даже послушницы заглядывались на гостя, когда он приезжал проведать мать. Впрочем, не зная его так хорошо, как знала Маргарет, некоторых вещей они не могли заметить: шаг его был не таким пружинистым, как раньше, в зеленых глазах редко зажигались огоньки искреннего веселья. Роберт умело притворялся, но материнский взгляд не так легко обмануть.

— Знаешь, Роберт, — сказала Маргарет, помолчав, — сестры в обители очень смущены твоими постоянными посещениями. В прошлый раз они несколько дней не могли прийти в себя

Роберт выглядел смущенным и удивленным, и Маргарет не могла скрыть улыбку. Сам он бывал насмешлив и колок и потому не был готов к подобным шпилькам в свой адрес.

Наконец и он усмехнулся:

— Опасаешься, что они тебя выгонят, матушка? Впрочем, я удивляюсь, почему этого не случилось раньше.

— Будь добр не бросать тени на мое поведение. Я твоя л. ать, прояви же уважение!

По садовой дорожке, обсаженной лавандой и розмарином, они дошли до теплицы. Отсюда Маргарет могла любоваться своим любимым видом: высокими горами и узкой долиной, в которой пряталась обитель.

— До чего же очаровательное местечко, верно? — сказал Роберт, оглядывая окрестности.

Маргарет выпустила его руку и уселась на пень, торчащий из каменистой почвы.

— Ты говоришь это каждый раз, как приезжаешь сюда. Прости меня, дорогой, но у тебя, должно быть, есть особая причина навестить меня. Не то чтобы я жаловалась, но я беспокоюсь: все ли в порядке?

Роберт через плечо оглянулся на мать, потом посмотрел на Мику, который уселся на соседний пень.

— Я подумал, что нужно известить тебя о том, как себя чувствует Финлей.

— Тебе не скучно дома? — вырвалось у Маргарет. Что-то в отстраненном спокойствии Роберта всегда побуждало ее расспрашивать сына снова и снова. Маргарет знала, что на Финлея брат производит такое же впечатление, но тот воспринимал манеры Роберта скорее как вызов.

— Скучно, матушка? — Роберт в шутливом ужасе поднял брови. — Никогда! Я просто приехал сообщить тебе о здоровье младшего сына. Долг, и более ничего.

Маргарет кивнула, но не смогла удержаться от улыбки.

— Ну так как себя чувствует Финлей?

— Значительно лучше. Он уже на ногах, хотя все еще нуждается в отдыхе. Ну да это справедливая расплата за скачку из Марсэя под весенними дождями.

Маргарет почувствовала, что ее умиротворенность тает, как иней под жаркими лучами солнца.

— Он ездил в Марсэй? Роберт пожал плечами.

— Я ничего не мог поделать — разве что употребить власть.

— Тогда так и нужно было поступить. — Маргарет поднялась и сложила руки в привычном жесте монашеского терпения. — Мы здесь, конечно, далеки от мирских забот, но мы слышали о том, что происходит, в особенности в церкви. Мы все знаем о епископе МакКоули и этом глупце Броме.. Наша обитель полна слухов и сплетен. Я думала, ты достаточно благоразумен, чтобы не позволить брату ступить в подобную трясину. Ведь с ним могло случиться что угодно.

Роберт повернулся и успокаивающе посмотрел на мать.

— Матушка, с ним все в порядке. Финлей просто ездил узнать, как все обстоит на самом деле. Никто не знает, что он был в Марсэе. Тебе не следует беспокоиться.

— Не следует беспокоиться? — Маргарет рассмеялась, услышав такой совет. — С того самого дня, как я решила поселиться здесь, оставив вас в Данлорне одних, я беспокоюсь о вас. Да вы и давали мне для того повод — иногда я думала, что вы поубиваете друг друга. Однако я решила позволить вам жить собственной жизнью. С чего бы мне беспокоиться, Роберт? После всего, что ты натворил, после всех дальних стран, где путешествовал, после того, как рассорился с королем, почему, скажи на милость, должна я беспокоиться?

Роберт рассмеялся, обнял мать и запечатлел у нее на лбу поцелуй.

— Ох, матушка… Что бы я без тебя делал?

Маргарет отстранилась с ехидной улыбкой.

— Ну, я могла бы представить тебе целый список, если пожелаешь. И можешь не отделываться от меня своей светской улыбкой. Ни тебе, ни твоему братцу доверять нельзя — Мика подтвердит.

— Разве я посмею оспаривать ваши слова, миледи?

Бросив на парня внимательный взгляд, Маргарет снова уселась на пень. На самом деле она не была ни сердита, ни даже раздражена. Сам факт, что Роберт отпустил Финлея в Марсэй, сказал ей, что сыновья наконец достигли более или менее нормальных взаимоотношений. Сейчас ей этого было достаточно. Сложив руки на коленях, она спросила:

— Как дела дома?

— Почему бы тебе не вернуться вместе со мной и не посмотреть самой?

— Не могу, Роберт. Ты ведь знаешь почему. — Маргарет посмотрела на сына, гадая, нет ли все же еще какой-то причины для его приезда.

— Но вся твоя жизнь прошла там. Там твой дом, матушка.

— Нет. Без твоего отца — это не мой дом. Ты и представить себе не можешь, как тяжело мне было в первые недели после его смерти. Как ни хотелось мне быть с тобой, когда ты оказался взаперти, я радовалась, что не должна жить в Данлорне без Тревора.

Прошу тебя, пойми. Без твоего отца у меня осталась только половина жизни. Часть меня умерла вместе с ним, а оставшейся части лучше здесь, в монастыре, где я по крайней мере могу чему-то учить послушниц. Я не осмеливаюсь принять постриг, потому что не могу полностью отдать себя служению богам. Вам двоим я не нужна, вы это знаете. Пожалуйста, не проси меня больше вернуться.

Роберт не сводил с матери глаз, пока она говорила, потом посмотрел в сторону.

— Ты помнишь день, когда встретила отца?

— Так же ясно, как сейчас вижу тебя перед собой. Почему ты спрашиваешь?

— Ты помнишь, что подумала, когда увидела его? Какой была твоя самая первая мысль?

Маргарет не могла не заметить необычного напряжения в голосе сына, но ответила не колеблясь:

— Да, я помню.

— Так что?

— «Это он», — пожала плечами Маргарет.

Брови Роберта изумленно поднялись. Именно данное выражение всегда казалось ему совершенно неубедительным, и на сей раз впечатление было таким же.

— И ты никогда не усомнилась? Потом, когда ты узнала отца получше?

— Я только становилась все более уверенной — такой остаюсь и до сих пор. Роберт, почему ты спрашиваешь? Ты думаешь снова жениться? Ты кого-то встретил?

Роберт покачал головой; порыв ветра бросил прядь волос ему в глаза, и он нетерпеливо отвел ее рукой.

— Нет, ничего похожего. Прости меня. Просто мы с Финлеем поспорили…

— О чем?

— По поводу старинного манускрипта, который он читал. Древняя история… Забудь.

Маргарет испытывала соблазн именно так и поступить, но никак не могла увидеть связи между обстоятельствами своей встречи с Тревором и каким-то историческим сочинением. Впрочем, расспрашивать Роберта бессмысленно. Если он решает о чем-то не говорить, его не переубедишь.

— Милорд…

Голос Мики прервал размышления Маргарет, она подняла голову. Молодой человек с пламенно рыжими волосами вскочил и показывал на что-то в долине. Через поля галопом мчался всадник. Лошадь под ним была загнана и часто спотыкалась. Когда всадник приблизился, стало видно, что морда коня покрыта пеной, а бока темны от пота. Кто бы ни был этот человек, он ужасно спешил.

— Вы можете разглядеть, кто это такой? — пробормотал Мика, вставая рядом с Робертом и Маргарет.

— Нет, — покачал головой Роберт. — Но похоже, что случилось нечто важное.

Крестьяне, работавшие на полях аббатства, бросили работу и провожали всадника взглядами. Несколько человек поспешили к воротам и придержали коня, когда всадник поспешно спрыгнул на землю, о чем-то спросил и побежал в сад.

Маргарет взглянула на сына, потом повернулась туда, где дорожка огибала кусты, из-за которых появился посланец в пыльной одежде, с пустыми ножнами у пояса. Увидев Роберта и остальных, он из последних сил кинулся к ним и рухнул на колени перед Робертом.

— Милорд, — выдохнул он, — я долго и поспешно скакал сюда, чтобы сообщить весьма печальные новости.

Маргарет стиснула руки, ожидая услышать то, чего больше всего боялась. МакКоули. Что-то с ним случилось.

Роберт, лучше владевший собой, сделал шаг вперед.

— Успокойся, парень. Отдышись сначала, а потом скажи мне, в чем дело.

— Ужасные вести, милорд… — Человек, казалось, был не в силах поднять головы. — Я приехал, чтобы сообщить вам о предательском нападении… и о том, что ваш дядя, его светлость герцог Хаддон, мертв.

14

— Что ж, Дженни, должен сказать, что пока все очень спокойно, — улыбнулся Лоренс, сопровождая девушку на прогулке по тенистому саду. — Возможно, опасения Беллы все же окажутся необоснованными.

— Возможно, — рассеянно ответила Дженн, оглядываясь на других гуляющих. Может быть, Аоренсу жизнь в Марсэе и казалась спокойной, но за две недели, проведенные в столице, девушка стала находить, что дворец похож на улей: иногда бурная деятельность была хорошо заметна, иногда — почти невидима, но не прекращалась ни на минуту. Например, весь двор, за исключением самой королевы, с интересом следил, чем кончится нежный роман: вдовствующая герцогиня Койли не давала согласия на брак своего сына с одной из фрейлин королевы, и влюбленным приходилось встречаться тайком. Придворные с увлечением обменивались сплетнями: стоило Дженн решить, будто она услышала самую последнюю, как ей сообщали следующую. Она не любила подслушивать, но, живя в замке, трудно было не соприкасаться с паутиной интриг. Лоренс оказался лучшим провожатым, чем Белла. Он был добродушен и общителен, а также знаком почти со всеми при дворе. Раньше он много времени проводил в столице и поддерживал знакомство со многими аристократами. Сопровождая Дженн, он выказывал ей рыцарское почтение, словно королеве, и иногда они с девушкой весело смеялись над его галантностью. Только благодаря Лоренсу Дженн смогла вынести первые дни в столице, особенно после того, как стало известно о несчастье с дядей Роберта. Дженн хотелось сбежать из королевского замка, кинуться в Данлорн, но что она могла сделать? Роберт лишился любимого дяди, и ничто не могло этого изменить.

Лоренс подвел девушку к уединенной скамье у пруда; неподалеку Дженн заметила королеву, окруженную дамами, но, как и все при дворе, та едва взглянула на Дженн. Рядом с Розалиндой сидел какой-то разряженный придворный, и они, казалось, были увлечены разговором; однако Дженн была слишком далеко от них, чтобы что-нибудь услышать.

На второй день по прибытии она была официально представлена королеве. Розалинда милостиво приветствовала ее, но больше ничего не сказала. Дженн порадовалась, что ей удалось так легко отделаться: девушка не представляла себе, о чем могла бы беседовать с королевой. Селара она почти не видела — лишь однажды он прошел через зал, где она находилась. Высокий светловолосый мужчина не обратил на нее внимания, но это совсем не успокоило Дженн.

Помолчав, Лоренс тихо сказал:

— Я хотел бы поговорить с вами о Белле и в первую очередь просить вас проявить терпение.

Дженн искоса посмотрела на него:

— Что заставляет вас думать, будто я его не проявляю?

— О, на самом деле ничего. — Лоренс заговорщицки улыбнулся. — Просто иногда вас выдает выражение лица. Когда вы только приехали в Элайту, я никогда не мог догадаться, о чем вы думаете. Теперь это гораздо легче.

— Я постараюсь, — прошептала Дженн, опуская голову, — только терпение чаще всего дается мне с трудом.

— Ох, только не примите мои слова за осуждение, Дженни. — Лоренс похлопал ее по руке. — Я просто хотел вам посоветовать дать Белле время привыкнуть… Ваше неожиданное появление произвело в ее жизни огромные перемены.

— Я знаю, Лоренс, — кивнула Дженн. — Обещаю — я буду стараться.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Лоренс и тут же застыл, глядя куда-то за спину Дженн. Тоном заговорщика он шепнул: — Дженни, дорогая, приготовьтесь сделать свой лучший реверанс. Мне кажется, король собрался наконец сделать свой ход.

Глаза Дженн широко раскрылись, но она достаточно владела собой, чтобы не обернуться. Девушка решила делать то же, что и Лоренс: когда он встал, встала и она, когда он поклонился, присела в низком реверансе. Помня поучения Беллы, в этой позе она и. осталась, не поднимая глаз выше украшенных серебряными пряжками серых сапог. Затем повелительный и слегка насмешливый голос велел ей подняться.

— Так это и есть дочка Якоба! Встаньте, дитя, и дайте мне вас рассмотреть.

Дженн позволила себе поднять глаза достаточно, чтобы заметить украшенную изумрудами цепь на шее короля. Ее сердце отчаянно колотилось, она не смела сказать ни слова.

— Да. Вы выглядите как настоящая Росс, — сказал король и нетерпеливо добавил: — О, да перестаньте вы скромничать и смотрите мне в глаза!

Дженн лишь смутно осознавала, что рядом с ней стоит Лоренс, а за спиной короля толпятся придворные. Она подняла глаза и посмотрела на Селара, отчаянно стараясь унять сердцебиение.

Он выглядел не совсем так, как она ожидала. Король оказался старше, выше и дороднее, прищуренные серые глаза смотрели из-под светлых бровей, сведенных к переносице, словно в глубокой задумчивости. У Селара был орлиный нос и тонкие губы, кривившиеся то ли в улыбке, то ли в недовольной гримасе — Дженн не могла разобраться. Мелодичный голос короля звучал тихо, как будто тот не сомневался, что его услышат в любом случае. Держался Селар как человек, привыкший к власти и знающий, как ее использовать.

Так вот каков самый близкий друг Роберта — по крайней мере человек, который был ему другом.

— Я рад, что вы смогли принять мое приглашение, — снова заговорил король. — Я подумал, что вам, выросшей в таких странных условиях, может быть приятно провести весну в Марсэе.

Дженн заметила, что Селар сделал паузу, и поняла, что от нее ожидают ответа. Она открыла рот и с трудом произнесла:

— Да, благодарю вас, сир. Король слегка наклонился к девушке.

— Думаю, для вашего отца оказалось полной неожиданностью, когда после всех этих лет вы появились живая и невредимая. Вам, должно быть, многое пришлось ему рассказать.

— Да, сир.

— Нравится вам наш прекрасный город?

Дженн судорожно сглотнула: в горле у нее пересохло.

— Да, сир.

Селар выпрямился, на его лице продолжала играть мрачная улыбка.

— Что ж, надеюсь, вам и впредь будет доставлять удовольствие пребывание во дворце, миледи, а нам тем временем даже, может быть, удастся найти вам супруга. Я уверен, ваш отец не станет возражать. — Король повернулся к стоящему слева от него человеку. — Напомните мне, чтобы я этим занялся, Нэш.

— Непременно, сир.

Дженн бросила быстрый взгляд на придворного, но тот лишь мягко улыбнулся ей, и девушка вновь сосредоточила внимание на короле. Селар сделал шаг в сторону, словно собираясь уйти, но помедлил. Улыбка медленно сбежала с его лица.

— Было бы несправедливо, если бы я не поинтересовался вашим спасителем, Данлорном. Ведь это он так своевременно нашел вас и вернул в Элайту?

Теперь уже сердце Дженн не просто билось безумно, оно явно собралось выпрыгнуть у нее из груди.

— Да, сир.

— Он теперь, без сомнения, представляется вашему отцу героем… хотя я же забыл: Якоб считает Данлорна предателем, ведь верно?

Дженн была не в силах ответить. Она не могла догадаться, как далеко заведет ее этот допрос, а было так много всего, о чем она не смела говорить. Если бы только Селар забыл о Роберте, если бы перестал расспрашивать ее о нем, если бы просто ушел… Дженн ужасно захотелось воспользоваться колдовской силой и подтолкнуть короля.

Словно в ответ на ее безмолвную мольбу Селар с усмешкой сказал:

— Позвольте дать совет, дитя. Не встречайтесь с Робертом «Дугласом, графом Данлорном, а теперь и герцогом Хаддоном. Уверен, ваш отец оценит мудрость такого решения, даже если не оцените вы. Всего доброго, Лоренс. — Король кивнул им обоим, потом в сопровождении Нэша вышел из сада. Дженн смотрела ему вслед и видела, как Селар прошел мимо королевы, лишь едва склонив голову.

Лоренс, стоявший рядом с Дженн, шумно перевел дух.

— Молю богов, чтобы этим все и кончилось. Вы хорошо справились, Якоб гордился бы вами.

— Гордился? — Дженн следила за окружающими королеву дамами, которые бросали взгляды в ее сторону. — Чем? Тем обстоятельством, что я его не опозорила?

Лоренс тихо рассмеялся:

— Пойдемте. Думаю, нам следует отчитаться перед вашей сестрой. Если повезет, Белла теперь немного оттает. Я рад, что ее не оказалось с нами. Она не любит Селара, винит его в случившемся с Якобом несчастье.

Взяв девушку за локоть, Лоренс решительно повел ее в замок.

Розалинда покинула сад, сопровождаемая Кандаром и фрейлинами. Ей снова не удалось поговорить с Селаром. Впрочем, даже если бы она и спросила про МакКоули, супруг ничего бы ей не сказал. Ее вопросы, как всегда, лишь вызвали бы раздражение, и король мог вовсе запретить ей посещать опального епископа. Так как же ей оказать помощь МакКоули? Как узнать, не замышляет ли Селар против него чего-то еще более ужасного?

Кандар… Сможет ли он быть чем-то полезным? В конце концов, он же кузен Селара, и тот ни в чем не заподозрит его, если родич начнет задавать вопросы; более того, собственному кузену Селар скорее всего скажет правду о своих намерениях. Да, это лучший путь, да и единственный. А уж потом она найдет способ передать послание Годфри.

Но как попросить Джорджа о такой услуге? Заговорить прямо сейчас, когда ее дамы навострили ушки и пристально следят за всеми, с кем она разговаривает? Можно, конечно, ограничиться намеками, но тогда Кандар может совсем неправильно понять ее…

В этом случае он просто спросит Селара напрямик, а уж тот сразу поймет, кто на самом деле интересуется МакКоули… и тогда… тогда…

Да и какой во всем этом смысл? Никто из них ничего не может сделать, чтобы освободить МакКоули. Даже Годфри не обещал ничего такого. Для Розалинды предпринять столь откровенную попытку значило выдать себя и ничего не достичь. Единственное, что ей оставалось, — эта ждать и внимательно прислушиваться ко всему, что говорится вокруг. И проявлять терпение.

Да, только терпение и надежда ей и остаются; как ни мало этого, даже проблеск надежды лучше полного отчаяния…

— Умоляю вас, сир, обдумайте еще раз свое решение. Вы ведь уже подписали приговор, осталось лишь определить день казни. Откладывать опасно!

Нэш смотрел, как Вогн распаляет себя, снова и снова обращаясь к королю; проктор в последние дни стал так несдержан — удивительно, как Селар это терпит. Но король лишь кивнул Вогну с насмешливой улыбкой, на взгляд Нэша — откровенно оскорбительной. Вогн, впрочем, ничего не заметил и продолжал:

— Если оставить Блэра в живых, ему, несомненно, будет оказана поддержка. И если он…

— Разве я сказал, что собираюсь оставить Блэра в живых? — Селар поднялся и прошел вдоль всего пустого сейчас стола совета. — Я просто сообщил вам, что не готов еще назначить дату. Я хочу, чтобы он как следует помучился. Его жена и сын в наших руках, и пока это так, ни сам Блэр, ни его сообщники ничего не предпримут.

Думаю, что приму решение на следующей неделе. Да, и раз уж мы коснулись этой темы… Мне казалось, я выразил вам свое желание видеть живыми обоих — и Блэра, и Хаддона. Так почему в темнице всего один узник?

Вогн равнодушно пожал плечами:

— Печальная случайность, сир. Хаддон отказался сдаться и сражался так, что его оказалось невозможно захватить. Я расспросил солдата, который его убил: у парня просто не оставалось выбора.

Селар кивнул.

— Тем не менее я желаю, чтобы солдата наказали. Не очень сурово, конечно: просто чтобы остальные не забывали о необходимости выполнять мои приказы. Молодой человек, впрочем, оказал мне услугу, избавив нас от Хаддона.

— Слушаюсь, сир. А как насчет Данлорна?

— Что насчет Данлорна?

— Разве не пора послать комиссию, чтобы доказать его участие в заговоре дяди? Данлорн наверняка заранее знал о его измене. А если Данлорн — участник мятежа, он должен быть наказан.

— Должен? — Селар словно выплюнул это слово. — Когда мне понадобится что-нибудь узнать о Данлорне, я спрошу. До того я ничего не желаю слышать.

— Но, сир, не можете же вы продолжать его защищать! Теперь, когда Блэр и МакКоули схвачены, Данлорну ничего не будет стоить поднять народ против вас — хотя бы только чтобы освободить тех двоих.

— Я однажды уже сказал вам, проктор, — тихим голосом ответил Селар, — что Данлорн никогда не выступит против меня. Никогда, вы поняли? Я принял решение оставить его в покое — как я поступил и с Якобом Россом — еще десять лет назад. Пусть живут, как им хочется. Они не смогут и не захотят причинить мне вред, а потому лучше оставить их заниматься своими делами, чтобы симпатизирующий им народ о них забыл. Бездействие Данлорна быстро лишит его той поддержки, которую он мог бы иметь сразу после возвращения, а что касается Блэра… У нас нет доказательств того, что Данлорн знал о его намерениях. Мне этого достаточно, значит, и вам тоже. Я ясно выражаюсь?

Вогн надулся и стиснул зубы:

— Да, сир.

Когда проктор с поклоном вышел, Селар взглянул на Нэша.

— Этот глупец совсем запутался. Я больше уважал бы его, научись он держать себя в руках и не выставлять на посмешище.

Нэш позволил себе улыбнуться:

— Не вы один так считаете, сир.

Селар отодвинул от стола кресло и уселся.

— Я не стал бы с ним церемониться, — вздохнул он, — если бы все еще не нуждался в поддержке Гильдии. Как вы считаете, возможно ли заменить Вогна Осбертом?

— Пока еще нет.

— Жаль, — протянул Селар. Нэш сплел пальцы и пробормотал:

— Можно мне задать вопрос?

— Конечно.

— Почему вы все еще защищаете Данлорна? О, я понимаю, что вы не хотите выступать против него открыто, особенно теперь, после недавней смерти его дяди. Вы не хотите, чтобы он превратился в мученика. Но мне кажется, что за вашим отношением кроется что-то еще.

Селар медленно кивнул и опустил глаза.

— Верно, Сэмдон, много, много чего-то еще. — Нэш молчал, зная, что, если Селара не торопить, он скажет больше. — Вогн и остальные продолжают считать, что я все еще чувствую себя в долгу перед Данлорном за то, что он спас мне жизнь, — после паузы продолжил Селар. — Может быть, в какой-то мере это и так, но не чувства направляют мои действия. Я не могу объяснить вам, почему я удалил его из совета, — достаточно сказать, что с момента, когда он покинул Марсэй, все радикально переменилось. Вы должны понимать, каким грозным противником он был. Пока он оставался рядом со мной, я с наслаждением следил за его действиями, за тем, как блистательно он разделывался с доводами своих врагов. Однако так не могло длиться вечно. Думаю, мы оба это понимали. Впрочем, в свое время он, безусловно, был мне полезен.

— И полезен до сих пор. Селар еле заметно улыбнулся:

— Пока Вогн ярится по поводу моей несговорчивости насчет Данлорна, он не досаждает мне с другими делами. И кто знает, когда мне понадобится подходящий козел отпущения? — Селар резко поднялся и потянулся. — Нет, пусть лучше все остается как есть. Я предпочитаю не иметь дела с Данлорном, чем оказаться перед необходимостью вступить с ним в борьбу. К тому же для Вогна почему-то Данлорн — больная мозоль. Он утверждает, что для этого есть веские причины, но не говорит какие. Мне кажется, Роберт утратил желание снова вступать в борьбу. Он не больше стремится стать вождем, чем любая овечка в стаде. Что бы ни думал и ни говорил Вогн, Роберт поклялся мне в верности, а я знаю точно, что он скорее умрет, чем нарушит клятву. Он однажды предостерег меня, что, если я когда-нибудь нанесу удар по его семье, он меня уничтожит. Что ж, прикончив его любимого дядюшку, я именно это и сделал, и все же Данлорн не пикнул. Вот я и говорю: Роберт выдохся. Кстати, — Селар обошел вокруг стола и жестом предложил Нэшу следовать за собой, — что вы думаете о вновь обретенном отпрыске Якоба?

— Она довольно хорошенькая, — поднял брови Нэш, — хотя и еле связывает слова. Думаю, это следствие подавляющего влияния вашей личности.

Селар рассмеялся и хлопнул Нэша по плечу.

— Так и должно быть. Оставляю решение насчет девушки на ваше усмотрение — в конце концов, пригласить ее сюда была ваша идея. Выясните, действительно ли она так тупа, как кажется, и искренне ли ее желание постричься в монахини. Если нет, то нужно будет найти ей мужа — кого-нибудь, кому я могу доверять, — и сделать это раньше Якоба. Поговорите с ней, завоюйте ее доверие — только следите за тем, чтобы рядом не оказалось ее сестрицы. Клянусь: у этой женщины язык острее моего меча!

Нэш посмеялся вместе с Селаром; да, конечно, он поговорит с девушкой — разве может он нарушить приказ короля!

Ночь была тихой и безветренной. Город сладко спал, хотя этот сон никак нельзя было бы назвать невинным. Лишь церковный колокол, отбивающий часы, нарушал безмолвие. Нэш устроился на своем любимом месте у окна и закрыл глаза.

Он проделывал это уже в пятый раз за последние недели, но каждая попытка найти неизвестного колдуна оканчивалась неудачей. Вместо того чтобы избавить его от опасений, такое отсутствие результатов лишь усиливало озабоченность Нэша. Неужели он мог кого-то пропустить? Неужели все его старательно продуманные планы нейтрализовать Врага провалились? Может ли случиться, что Враг объявился как раз теперь, когда Союзница так близка?

В такое с трудом верилось — но все же ничего невозможного тут не было. Оставался шанс — хоть и небольшой, — что Наш не нашел всех родившихся тогда детей.

Впрочем, нет. Тот всплеск исходил от кого-то очень, очень сильного. Даже сам Нэш не был так силен в восемнадцать лет.

Значит, это не Враг, это кто-то другой. Но кто?

Нэш глубоко втянул воздух и задержал дыхание. Соединив руки, он коснулся кольца с кроваво-красным камнем, которое всегда носил на левой руке, и сосредоточился, безмолвный и неподвижный. Дыхание его прервалось, мысли растаяли. Нэш выплеснул на город свою темную силу.

Вот Валена, спящая в своем домике неподалеку от резиденции Гильдии. Ее аура была такой яркой, такой знакомой, Нэш видел женщину отчетливо, как днем. Вот Вогн, Осберт, другие гильдийцы. Нэш послал свой колдовской взгляд дальше, вниз по склону холма, на котором стоял замок, к реке. Ауры тысяч крошечных спящих душ, бессильных и бесплодных. Ауры этих людей не были похожи на ауры колдунов: они были бледные и безжизненные, почти невидимые, заметные лишь опытному глазу. Нэш двинулся дальше — вдоль берега, к холодной воде, потом обратно, к замку. Там тоже было множество спящих, не замечающих его легкого прикосновения. Король, его советники, придворные… Все спят. Все, кроме…

Нэш широко раскрыл глаза. Нет! Это невозможно! После всех его усилий… Она не могла этого сделать в одиночку!

Но ей удалось. Теперь сомнений быть не могло — мучительная очевидность… Касание, которое он ощутил вечером того дня, когда она приехала в столицу, означало одно: это она, Союзница. Каким-то чудом, несмотря на все принятые меры, она сумела развить свою силу — независимо от него, Нэша, и теперь он не имел над ней никакой власти!

Нэш вскочил и заметался по комнате, но идти ему было некуда; он был полон бесполезной энергии человека, внезапно оказавшегося в опасности — опасности близкой, реальной, заставляющей стыть в жилах кровь. Нэш резко остановился и взглянул на кольцо у себя на руке. Его затряс непреодолимый хохот, и Нэш против воли восхитился ситуацией.

Итак, ему предстоит решить гораздо более трудную задачу. Что ж, он всегда знал, что управлять Союзницей будет нелегко. Однако свою природу изменить она не может. И самое приятное: теперь Нэш не сомневался, что Враг не имеет никакого отношения к последним событиям.

С этой утешительной мыслью Нэш сбросил одежду и улегся в постель; когда он уснул, с его лица все еще не сходила улыбка.

Дженн в одиночестве бродила по коридорам замка. Белла наконец разрешила ей выходить без сопровождающих, и Дженн не искала общества. Сейчас ей хотелось лишь покоя. Оставалось еще две недели до того дня, когда они смогут покинуть Марс эй, не вызвав нареканий. Две долгие, унылые, полные напряжения недели. Две недели, когда нужно следить за каждым словом, каждым жестом, когда любая мелочь может все безнадежно испортить. Король поговорил с ней и теперь, казалось, решил оставить ее в покое, но только что это могло значить? Он о ней забудет? Или ей предстоит просто сидеть и ждать, когда он найдет ей подходящего мужа, как обещал?

Какой смысл беспокоиться и все думать и думать о короле? Она бессильна его остановить, может делать только то, что ей скажут. Она в ловушке, откуда нет выхода: если бы ее бросили в темницу, она не была бы более беспомощна. Жизнь, которую ей предстоит вести, так не похожа на все, что она испытала до сих пор…

Одна стена галереи, по которой шла Дженн, была прорезана окнами, и яркие солнечные лучи делали деревянный пол полосатым. С другой стороны располагались двери, а в конце проход делал резкий поворот. Когда Дженн дошла до него, до нее донеслись голоса. Опираясь рукой на каменную стену, девушка осторожно выглянула. По галерее перед окнами прогуливались две знатные — судя по их нарядам — дамы: третья, более преклонного возраста, сидела на мягком табурете. Дженн уже собралась пройти мимо них, но что-то в тоне их беседы заставило ее помедлить. Она сделала шаг назад, чтобы ее не заметили, и стала ждать.

— Она была так неуклюжа, Фрэнсис, что и сказать вам не могу. Жаль, что вы не видели!

— Да, хотелось бы мне на нее посмотреть!

— Представьте: король, одетый так, что затмевает всех лордов, выходит в сад и специально подходит и заговаривает с ней. И что же она отвечает?

— Да, что она ответила? — спросил старческий голос.

— Ничего! Или почти ничего — только «да, сир» и «нет, сир». Ну разве можно в такое поверить? Король выбрал ее для беседы, а она ни слова не может вымолвить!

— Ну, у вас, Хетти, таких трудностей не возникло бы.

— Конечно, нет. Впрочем, я ведь не воспитывалась в столь… романтических условиях, как она.

— Прекрасно сказано.

— Но скажите пожалуйста: о чем она только думала, являясь ко двору? Рассчитывает найти мужа — в своем-то возрасте? Ей, должно быть, восемнадцать или девятнадцать. Кто ее возьмет?

— Ну ведь она — наследница Элайты.

— Это верно, но девчонка не следит за модой, носит цвета, которые ей не к лицу, а уж манеры! Не знаю, о чем только некоторые люди думают! Ведь могла бы эта ее надутая сестрица руководить бедняжкой!

— Может быть, она не может себя заставить. Не уверена, что на ее месте приветствовала бы появление подобной родственницы — особенно после всех приключений, которые, несомненно, ей выпали.

— О да! Можно себе представить!

— Я не сомневаюсь, что вы это себе прекрасно представляете.

— Что за варварство — считать, будто девица сможет снова войти в благородное общество, словно получила нормальное воспитание. Я слышала, что она провела большую часть жизни, прислуживая в таверне!

Дженн не захотелось слушать дальше. Она повернулась и побежала обратно. Необходимо выбраться отсюда, из этого душного, прогнившего места. Она не глядя сбежала по лестнице и распахнула дверь внизу. Неожиданно она оказалась на ярком солнечном свету — в центральном дворе замка. На мгновение она замерла на месте; ее сердце громко колотилось. Немного успокоившись, девушка двинулась к воротам. Неподалеку виднелась базилика, величественная и полная покоя. Дженн, задыхаясь, добралась до высокой бронзовой двери и толкнула ее.

Внутри было темно, хоть солнечный свет и струился сквозь витражи. Дженн поспешно вошла внутрь и двинулась дальше уже спокойнее. Здание было почти пусто, и его прохладные тени и простор высокого купола охватили девушку, как успокаивающее объятие. Дженн постепенно отдышалась, но противоречивые чувства все еще терзали ее, когда она приблизилась к ступеням алтаря. Высоко над ней на стене висел триум, символ вечно нераздельных богов. Минея, Серинлет, злой Бролех…

Не задумываясь, Дженн опустилась на колени, не сводя глаз с триума. Она попыталась молиться Минее, но слова не шли. Казалось, даже мысли Дженн лишились свободы.

— Она знает, что вы молитесь ей, даже если вы не знаете, что сказать.

Дженн вздрогнула при звуке тихого голоса у нее за спиной и медленно обернулась. Рядом стоял молодой священник, сложив руки под стихарем.

— Именно так действует вера, — продолжал он. — Понимаете, она рождается не в разуме, а в сердце. Минея знает это. Она знает, что у человека может не оказаться сил молить о спасении кач раз тогда, когда он больше всего нуждается в помощи. Поэтому слова не важны.

Голос священника был тих и спокоен, манеры мягки. Взгляд его был взглядом священнослужителя, а не лорда или короля. Он ничего от Дженн не требовал — даже ответа на свои слова.

Девушка снова взглянула на триум.

— Тогда почему же мы молимся?

— А почему мы разговариваем? Когда мы возносим молитву, мы обращаемся не только к богам, но и к себе. Иногда единственный способ понять свои чувства — это выразить их в молитве.

— Я не могу сделать ни того, ни другого, — прошептала Дженн, опустив голову. Она медленно поднялась на ноги и взглянула в лицо священнику.

— Со мной такое тоже иногда случалось, дитя мое. Самое важное — ваша искренняя вера в Минею.

Дженн пожала плечами, продолжая смотреть на священника.

— Я привыкла верить в себя, отец. Теперь же я чувствую, что не в силах верить никому.

Священник некоторое время молчал, потом протянул Дженн руку и повел ее прочь от алтаря в южный придел базилики. Затем он снова начал говорить, еще более тихим голосом, чем раньше.

— Я знаю, в такие моменты трудно сохранить веру, но помните — вы не одиноки, даже если кажется, что все, кто вас любил, вас бросили.

— Дело не в этом, отец, просто… Священник остановился, ожидая продолжения.

— Я… Мне нигде нет места. Я так многого лишилась… Хотя мне не следует жаловаться. Я хочу сказать — я нашла своего отца, нашла свой дом. Но… но я лишилась свободы! Куда бы я ни повернулась, меня окружают другие люди, требующие чего-то, принуждающие… Теперь не имеет значения, кем я была, что делала. Жаловаться не следовало бы — я так много теперь имею, но… — Дженн умолкла и обвела взглядом базилику, словно в поисках ответа на свои вопросы. — Я просто не знаю, кто я теперь.

Девушка в отчаянии посмотрела на священника. Тот ответил ей ласковой улыбкой.

— Да нет же, знаете. Вы знаете это точно. Вы не изменились, просто на вас свалилось больше, чем вы можете воспринять за короткое время. Рано или поздно вы во всем разберетесь и, когда это случится, сами же будете удивляться, почему считали это проблемой.

— Но проблемы стоят передо мной сейчас, отец, — возразила Дженн, однако священник поднял руку и мягко коснулся ее губ.

— Вы не одиноки, Дженн, поверьте мне.

Дженн вытаращила на него глаза, но священник не отпустил ее руки. Дженн? Откуда он знает, кто она такая? Почему он так ее назвал?

Должно быть, он прочел изумление у нее на лице, потому что мягко пояснил:

— Мне кажется, у нас есть общий знакомый. Финлей. Дженн ничего ему не ответила, но позволила проводить себя до двери. Прежде чем расстаться, священник сказал:

— Я — отец Джон Баллан, миледи. Если я вам понадоблюсь, вы всегда найдете меня здесь, а если захотите кого-то за мной послать, то нужно просто спросить секретаря архидьякона Хильде — рика. Вы не одиноки, дитя мое, и никогда не будете одиноки.

Отец Джон начертил на лбу Дженн знак триума, благословляя девушку, потом с мягкой улыбкой попрощался с ней.

Дженн медленно спустилась по ступеням, не оглядываясь назад. Не одинока? Как это? Внутри себя она была одинока — даже если бы Роберт мог с ней мысленно разговаривать, сейчас их разделяло слишком большое расстояние. Так что легко священнику говорить такое…

— Добрый день, миледи. Решили осмотреть нашу прекрасную базилику? — Дженн резко обернулась. Это оказался тот гильдиец, что сопровождал короля. Он улыбнулся и пошел с ней рядом. — Впечатляющее здание, не правда ли? Там так много настоящих произведений искусства, а эти великолепные витражи! Мы, жители Марсэя, очень гордимся нашей базиликой.

Дженн собрала остатки самообладания и вежливо ответила:

— Да, действительно, у вас есть для того все основания.

— Некоторые мои братья в Гильдии даже несколько ревнуют. Резиденция Гильдии, конечно, добротное здание, но ему не сравниться с устремленным ввысь величием базилики. Я показал бы вам резиденцию Гильдии, но, как вам известно, доступ туда имеют лишь члены святого ордена.

— Конечно, — кивнула Дженн. С чего бы гильдийцу беседовать с ней — да еще так любезно? Или его послал король?

— Вы возвращаетесь в замок, миледи? Не позволите ли мне проводить вас? — Нэш поклонился, и они начали подниматься на холм к воротам замка. — Думаю, вам в столице многое кажется таким непривычным… Здесь все так бурлит по сравнению с вашей тихой Элайтой.

Дженн искоса взглянула на спутника:

— Вы знаете Элайту?

— Я проезжал через нее однажды, много лет назад, — ответил Нэш. — Невероятно красивое место с величественными горами вдали. В ясный день, должно быть, из замка все видно вокруг на многие лиги.

— Действительно, это так. Я полюбила Элайту с первого взгляда. — Несмотря на все свои заботы, Дженн обнаружила, что разговаривать с гильдийцем легко и приятно.

— У вас, наверное, была возможность хорошо узнать окрестности, после того как вы вернулись?

— К сожалению, нет. На это не было времени — ведь мне так многому нужно было учиться. Я предвкушаю поездки верхом, когда я смогу побывать в холмах и в лесу. Пока что я их видела только с башни замка.

Нэш кивнул:

— Простите меня, миледи, но вы же понимаете: ваше неожиданное возвращение к отцу вызвало много разговоров. Мы все считали, что детей, похищенных во времена Смуты, найти уже не удастся. Кажется просто чудом, что вас нашли. Правда ли, что вы ничего не помните о своей прежней жизни в Элайте?

Дженн хотелось быть любезной со своим спутником, ответить ему в том же легком тоне, но у нее в памяти все еще звучали голоса тех женщин, их злобные речи. Да и какими бы мягкими ни были манеры этого человека, он все равно оставался членом Гильдии и приближенным короля. Поэтому она ответила сдержанно:

— Я совсем ничего не помню. Для меня оказалось полной неожиданностью, когда мне сообщили о моем истинном происхождении. Я даже не сразу в это поверила.

— А теперь? Я слышал разговоры о вашей приверженности церкви. Вы намерены постричься в монахини?

Дженн в растерянности ухватилась за первую же фразу, пришедшую на ум:

— Я… я еще не решила, хотя должна признаться, что такая жизнь меня привлекает. Я слишком много лет провела в скитаниях и жажду умиротворения, которое достижимо лишь в стенах монастыря. Конечно, мне следует подождать — нужно еще так многому научиться, да и покидать отца так быстро после возвращения я не хочу.

Проклятие, откуда взялась такая откровенность?

— Конечно. — Нэш кивнул и понимающе улыбнулся. Он держал себя так просто, так открыто… — Простите меня, миледи, но ведь вы относитесь ко мне с подозрением, верно?

Дженн бросила на него изумленный взгляд, но гильдиец, похоже, не ждал ответа.

— Вы соблюдаете вполне понятную осторожность, я знаю. Вы гадаете, не донесу ли я о ваших словах королю.

— Ну… — Дженн запнулась, не уверенная, следует ли признать справедливость этих слов. Впрочем, отпираться, пожалуй, бесполезно. — Я знаю, что вы близки к королю. Я не могу не задумываться о том, почему он вызвал меня сюда.

Нэш добродушно рассмеялся:

— Вы очень тактичны, миледи. Со мной это не обязательно. Не сомневаюсь, ваши друзья объяснили вам причины интереса к вам. Не обижайтесь и не бойтесь. Король не хочет вам зла.

Дженн взглянула в глаза гильдийцу, но прочла в них лишь честность и прямоту, необычные для придворного. Трудно было не испытывать к нему симпатии. Дженн нерешительно улыбнулась.

— Я никогда такого и не предполагала. Но вы должны понять: все здесь для меня ново и незнакомо.

— Конечно. — Нэш снова улыбнулся.

Теперь они дошли до внутреннего двора, где толпа придворных собралась вокруг всадников, отправляющихся на прогулку в холмы. Нэш бросил на них взгляд, потом снова повернулся к Дженн:

— Будет очень жаль, если, пока вы здесь, вам не позволят осмотреть окрестности Марсэя, миледи. Как вы полагаете, ваша сестра согласится отпустить вас со мной — может быть, завтра?

— Я… — Дженн смутилась. Ей очень хотелось бы отправиться на прогулку, но с Нэшем? Одним из главарей Гильдии?

— Ах, Нэш! Вот вы где!

Дженн и Нэш обернулись и увидели быстро приближающегося к ним самого проктора Вогна. — Вас спрашивал король… — Вогн оборвал фразу, заметив Дженн. Девушка покраснела под его пристальным взглядом и опустила глаза.

— Я полагаю, вы — леди Дженнифер, — проворчал Вогн. — Хочу воспользоваться возможностью приветствовать вас при дворе — а также поздравить с возвращением в число живых.

Вогн поклонился, но Дженн почему-то ощутила смутное беспокойство. Ничего подобного она не испытывала, даже разговаривая с королем, и поспешила отнести это за счет ужасной репутации проктора. В конце концов, перед ней был смертельный враг Роберта, поэтому настороженность была естественной. И все же ее тело напряглось, словно ожидая нападения.

Дженн подняла глаза и увидела на лице Вогна улыбку, которую сам он, по-видимому, считал ласковой; однако Дженн сочла, что она скорее напоминает гримасу.

— Я собирался побеседовать с вами, миледи, как только услышал о вашем прибытии. Меня заинтересовала ваша история. Поразительное событие. Удивительно, как это его светлости пришло в голову вернуть вас отцу через столько лет после вашего исчезновения, но я не сомневаюсь, что он счел это благородным поступком. Скажите мне, — добавил, сбросив улыбку, как маску, — говорил он вам о своих планах?

Дженн смотрела в бесцветные холодные глаза, и ее беспокойство росло. Все это так напоминало допрос, который устроил ей совет Анклава, и к тому же девушку охватило ощущение чего-то темного, зловещего, словно смрадное дуновение из сточной трубы. Исходило ли оно от Вогна? Или во дворе был кто-то еще?..

Однако Вогн ждал ответа. Дженн притворилась, что не поняла.

— Его светлость? Кто это, милорд проктор?

— Герцог Хаддон — вы, конечно, знали его как Данлорна. Ну так что?

— Милорд?

— Что вы знаете о его планах, дитя? — проревел Вогн. На него уже начали оглядываться.

В глубине души Дженн начали прорастать семена паники. Они все смотрели на нее, только и ждали, чтобы она сказала или сделала что-то неправильно. Что-то, что принесет ей беду — ей или Роберту. Дженн растерялась. Если бы только можно было убежать, убежать от них всех…

— Я понимаю ваши колебания, миледи, — продолжал Вогн сладким голосом, — но вы только себе навредите, если не станете отвечать. Вы должны знать, что Данлорн — предатель. Не захотите же вы оказаться его сообщницей? Вы должны сказать мне, когда он собирается явиться в Марсэй. Я знаю, что он это сделает. И я желаю знать когда.

Дженн отчаянно искала слова, старалась придумать, как выгородить Роберта.

— Он… Его светлость ничего не говорил про Марсэй. Он сказал, что собирается остаться в Данлорне.

— Вы лжете! — рявкнул Вогн и схватил Дженн за руку. — Он и вас развратил, так что вы приняли его сторону! Отвечайте, девчонка! Скажите мне правду!

Дженн охнула: пальцы Вогна впились ей в руку. Она попыталась высвободиться, но проктор был слишком силен. Он заманит ее в ловушку или будет держать в темнице, пока она не скажет того, что он хочет… Он не отпустит ее, пока она не признается — не важно в чем, он все равно использует это во вред Роберту. Но как ей быть? Сможет ли она солгать ради того, чтобы вырваться от этого человека? Чтобы избавиться от отравы зла, которая с такой ледяной настойчивостью вливается ей в душу?

Да! Она готова на все — лишь бы вырваться. Сейчас и навсегда. Бежать от этих ненавистных лиц, от обмана, ненависти и страха.

Ее собственного страха. Все ее существо жаждало освобождения. Да. Она скажет что угодно… даже…

Предаст Роберта?

О боги! Что она готова сделать!

Дженн втянула в себя воздух и в упор посмотрела на человека, который все еще продолжал стискивать ее руку. Она увидела прищуренные глаза, отечное лицо, глубокую и беспощадную ненависть к единственному противнику, которому хватило и отваги, и силы, чтобы ему противостоять. Но потом она увидела его истинную сущность. Мелочность, жадность, мстительность… Когда его время минует, ничего не останется от его жажды власти, ничего не останется от него самого — только воспоминание о чем-то злобном, извращенном.

Словно стена рухнула в сознании Дженн; исчезли все страхи и отчаяние последних недель. На их месте остался лишь холодный, беспощадный гнев.

Дженн намеренно позволила глазам наполниться слезами, боязливо взглянула на Вогна, заставила свой голос дрогнуть.

— Простите меня, милорд. Я совсем не хотела казаться непокорной.

Говоря это, она направила свою силу в глубь этой липкой влажной плоти. Как ее учила Шиона? Надавить, сначала слегка. Потом сильнее. Оттолкнуть его мысли прочь от нее, прочь от Роберта.

— Мне очень жаль, но его светлость говорил лишь о своем желании вернуться домой. Мне кажется, он собирается там и оставаться. У него нет стремления возвращаться ко двору. — «Верь мне», — твердила она, усиливая давление. «Забудь. Оставь меня в покое».

Она выдержала взгляд Вогна; неожиданно тяжесть и беспокойство исчезли. Дженн чуть не вздохнула с облегчением.

Вогн поднял брови и выпустил руку девушки. Когда он заговорил, в его тоне звучало полное удовлетворение.

— Прекрасно, миледи. Искренне надеюсь, что вы получите удовольствие от пребывания в столице. Нэш, проводите леди Дженнифер в ее покои, прежде чем пойдете к королю.

Вогн повернулся и ушел, и Дженн с трудом удержалась от того, чтобы не рассмеяться с триумфом. Но опасность еще не миновала. Дженн повернулась к Нэшу.

— Благодарю вас за вашу любезность, сэр. Прошу, не позволяйте мне отвлекать вас от обязанностей перед королем. Я могу дойти до своих комнат и одна. Я с удовольствием поеду с вами завтра, если сестра позволит.

Нэш выглядел озадаченным, и на мгновение девушке показалось, что он хочет задать ей какой-то вопрос. Потом выражение его лица переменилось, и Нзш улыбнулся:

— Что ж, сегодня вечером я попрошу ее согласия. — Он почтительно поклонился и ушел.

Дженн ужасно хотелось припуститься бегом; ей было трудно сдержать свое ликование, однако она заставила себя чинно войти в здание и подняться по лестнице. Наконец, добравшись до ведущего к их с Беллой покоям коридора, она рассмеялась и, подхватив юбки, закружилась на месте. Заглянув в свою комнату и никого там не обнаружив, Дженн решительно постучалась в дверь сестры. Получив разрешение войти, она не колеблясь переступила порог.

Белла сидела у стола и писала письмо, а Лоренс лениво листал толстую книгу.

— Как удачно, что вы оба здесь, — с довольной улыбкой сказала Дженн. — Думаю, нам пора прекратить участие в этом спектакле и отправляться домой. Если не возражаете, я велю Адди предупредить нашу охрану, и тогда, поторопившись со сборами, мы смогли бы выехать завтра утром.

— Ты что, — подняла голову от письма Белла, — сошла с ума? Мы не можем так просто уехать. Мы еще не пробыли здесь столько, сколько велено. Король…

— Король нисколько мной не интересуется, а если я ему понадоблюсь, он знает, где меня найти. Думаю, нам лучше уехать. — Дженн усмехнулась: наконец-то она чувствовала себя самой собой, чего с ней уже давно не случалось. Полезно все-таки бывает разозлиться, особенно если эта злость оказывается направлена на жалость к себе и боязливость.

— Но мы не можем покинуть двор, — настаивала Белла.

— Послушай, если королю действительно хочется, чтобы я жила в столице, это ведь сразу выяснится, — убеждала ее Дженн.

Лоренс, как всегда спокойный, подошел к сестрам.

— Мне кажется, Дженни, что вы слишком торопитесь.

— Ничего подобного, Лоренс. Я прекрасно знаю, что делаю. Мы достаточно долго играли в эти игры, достаточно расстилались перед королем из страха перед тем, что может случиться. Поверьте, Селар не видит во мне угрозы, по крайней мере такой угрозы, которую нельзя устранить, выдав меня замуж. Мне надоело извиняться за свое возвращение, извиняться за свой Дом. Мне потребовалось тринадцать лет на то, чтобы найти свою семью, и будь оно все проклято, если теперь я буду стыдиться своего имени! Давайте собираться.

— Но, Дженни… — снова начал Лоренс.

— И, пока не забыла, — с ледяной улыбкой перебила его Дженн, — я предпочла бы, чтобы вы не называли меня Дженни. Дженн или Дженнифер вполне подходящие имена.

Девушка повернулась и направилась к двери, бросив через плечо:

— Дайте мне знать, если понадобится помощь в сборах.

Лунный свет плясал на волнах Виталы, словно стая светлячков в ночи. Легкий ветерок влетал в открытое окно Нэша. Он подставил лицо мягкому дуновению, позволил ему ласкать свои щеки, бросать волосы в глаза.

Селар только посмеялся — посмеялся ее смелости и сказал: «Пусть едет».

Нэшу пришлось присоединиться к королевскому веселью — он знал, что бессилен остановить девушку. Пока еще бессилен.

Проклятие, она была так близка! Нэш шел с ней рядом, мог коснуться ее рукой. Он не торопил события, понимая, что в таких делах поспешность неуместна, потому что рассчитывал, что девушка пробудет в Марсэе целый месяц. Но нет, она ускользнула…

Его ждала Валена, он должен был этой ночью прийти к ней. Она, конечно, захочет узнать, что случилось, но Нэшу сейчас ее навязчивые ласки совсем не казались привлекательными. Ему нужно как следует подумать. За последний год он продвинулся далеко, очень далеко — добился так необходимой ему дружбы короля. Однако он еще не обладал достаточным влиянием, чтобы помешать Дженн уехать.

Нэш по давней привычке послал в ночь свое колдовское зрение. Теперь, когда они встретились, он должен быть в силах найти Дженн, где бы она ни была. Однако он не почувствовал ничего — совсем ничего, так же как и днем.

О, несомненно, она очень искусно разделалась с Вогном. Нэш сделал тогда совсем простую вещь — потянулся к ней и попытался нащупать ее щит, но даже такой малости ему не удалось сделать. Все, что он мог видеть колдовским зрением, — это отсутствие Дженн. Да, она обладает огромной силой — как и было предсказано.

Наш взялся за древний манускрипт, лежавший на подоконнике, и начал разбирать мелкий почерк. Рукопись была на древнесэльском — языке, давно забытом и почти никому теперь не известном. Во всей Гильдии не набралось бы и полудюжины ученых, способных разобрать эти каракули, — и еще меньше тех, кто понял бы хоть одно слово из прочитанного. Но Нэш понимал…

«Да не будет ей дозволено жить и найти сподвижников, ибо ей назначено повести силы света против Ангела Тьмы. Она — свет надежды для тех, кто нас низвергнет. Однако нам должно оберегать ее, пусть и стремится она нас уничтожить. Она — последняя в своем роду, ею все кончается и все начинается. Лелейте ее и радуйтесь ей, соединитесь с ней навечно».

Нэш снова взглянул за окно; на луну набежало прозрачное облачко. Нэш уронил манускрипт на пол и снова подставил лицо прохладному ветерку.

Дженнифер Росс. Союзница. Он должен ею завладеть — или уничтожить ее.

Да будет так.

15

Финлей съехал по перилам лестницы, уселся на холодную каменную ступеньку и, прислонившись спиной к колонне и сложив руки на груди, стал наблюдать за происходящим во дворе. Там Роберт и Деверин упражнялись в фехтовании мечом и кинжалом — по крайней мере это можно было сказать о Деверине. Насчет Роберта можно было предположить что угодно: он, казалось, владел мечом от рождения и в тренировках не нуждался. Еще в ранней юности он обучался у лучших учителей, но быстро превзошел их всех и Финлея учил уже сам, передавая младшему брату свое искусство. Впрочем, теперь, глядя на то, что Роберт проделывает с Деверином, Финлей заметил несколько приемов, которых не знал раньше; однако смущала его скорее сосредоточенность Роберта с первой же минуты боя.

Вместо обычной разминки, дающей мышцам разогреться, Роберт сразу же навязал противнику яростную схватку, так что Деверин, скользя на каменных плитах, отлетел к стене амбара. Роберт сделал шаг назад, предоставляя своему сержанту больше места для маневра, и тут же возобновил атаку. Деверин явно делал все, что мог, но не было никакого сомнения в том, кто окажется победителем.

Финлей услышал рядом с собой легкие шаги.

— Доброе утро, Мика, — пробормотал он, не сводя глаз со сражающихся.

Мика опустился на ступеньку рядом с Финлеем.

— Ему, значит, не стало лучше?

— Нет.

— Я думал, что возвращение в Данлорн вашей матушки поможет ему прийти в себя. Похоже, зря я на такое надеялся.

— Мы все так думали, Мика, и гадали, как ему помочь. Тебе ничего больше в голову не приходит?

Мика только покачал головой.

— Что, как вы считаете, он предпримет?

— Ты имеешь в виду — предъявит права на наследство? Скорее всего ничего не предпримет. Я уверен, что Селар уже конфисковал все земли Оливера. Единственное, что осталось, — это титул, который даже король не может отобрать. Но если ты спросишь Роберта, я уверен — он ответит, что предпочел бы, чтобы его дядя был жив, чем именоваться герцогом Хаддоном.

— Но он же не может отказаться от титула, верно?

— Да и не станет этого делать, хотя бы из уважения к Оливеру. Нет, в этом отношении по крайней мере от него ничего не зависит.

— Как и во всем остальном, хотите вы сказать? Финлей искоса взглянул на Мику.

— Ты беспокоишься о нем. Я тоже. Я никогда еще не видел его таким — даже после смерти отца или Береники. Он совсем ушел в себя, почти ни с кем не разговаривает, если только его не принудить. Проклятие, я просто не знаю, что делать!

Позади них раздался какой-то звук, и Финлей, обернувшись, увидел знакомое дружелюбное лицо.

— А, Дэниел! Что вы здесь делаете?

— Просто проезжал мимо и подумал, что стоит заглянуть и засвидетельствовать свое почтение. — Дэниел опустился на ступеньку с другой стороны, опершись рукой о колонну. Он несколько минут молчал, следя за фехтующими, потом поморщился, увидев, как резко Роберт оттолкнул Деверина после захвата. — Роберт дерется, как демон. Что на него нашло?

Финлей не нашелся, что ответить, и просто пожал плечами.

— Вы писали, что он в депрессии, — продолжал Дэниел, — но это? Это не депрессия, Финлей, это ярость. Он выглядит человеком, готовым вступить в войну.

Финлей медленно повернул голову и посмотрел на старого друга своего брата.

— Это ваше твердое мнение?

— Совершенно верно. Достаточно посмотреть на Роберта: он предвидит каждое движение противника и опережает его. Роберт не делает попыток окончить схватку, он предоставляет Деверину все возможности нападать. Такое впечатление, что он испытывает себя, проверяет, нет ли изъянов в собственной защите и методах атаки. Да, именно так и есть. — Дэниел взглянул на Финлея, потом перевел взгляд на Мику. — Что не так? Что такого я сказал?

— Да ничего такого, — ответил Финлей. — Послушайте, Дэниел, нет ли у вас соображений по поводу того, как вывести Роберта из подобного состояния? Вы ведь знаете его очень давно.

— А вы — его брат, Финлей. Вы не пытались с ним поговорить? Не пытались заставить его разговориться? Вы не сможете понять, как ему помочь, если не будете знать, в чем дело.

— Разве это не очевидно? Он такой с того момента, когда мы узнали насчет Оливера. Роберт вернулся в замок, отдал несколько приказаний по поводу ночных патрулей, потом на два дня закрылся в своем кабинете. Даже Мика не мог к нему проникнуть. Нетрудно догадаться, о чем брат думал.

— Вот как? — обернулся к Финлею Дэниел. — И о чем же? Финлей чуть не улыбнулся. Какой богатый выбор — между

Оливером и МакКоули! И это не считая признания Роберта насчет Береники, которое больше всего беспокоило Финлея.

Однако об этом Финлей заговаривать не мог и поэтому ответил:

— Послушайте, вы же знаете, что Роберт всегда во всем винит себя. Он виделся с Оливером сразу по прибытии в Люсару и теперь думает, что, если бы он тогда что-то предпринял, Оливер был бы до сих пор жив.

— Может быть. Но ведь вы же не знаете ничего наверняка. Я вот что хочу сказать: в этом его настроении виновато не только самобичевание. Здесь что-то гораздо более глубокое. Я считаю, что вам нужно с ним поговорить.

Финлей со вздохом поднялся на ноги. Остальные тоже встали.

— Говорить с моим большим и умным братом о чем-нибудь серьезном всегда было трудно, — сказал Финлей. — А сейчас это просто невозможно. Он не желает разговаривать ни со мной, ни с Микой, ни даже с матушкой. Если не верите, попробуйте сами. Может быть, вам удастся от него чего-нибудь добиться.

Финлей показал на Роберта, который, закончив наконец поединок, отдал меч слуге и вытирал пот с лица поданным ему полотенцем. Дэниел одернул камзол и спустился по лестнице во двор. Дождавшись, когда Роберт приведет себя в порядок, он сделал несколько шагов к другу. Финлей и Мика следили за ними сверху.

Роберт взглянул на Дэниела, потом поспешно отвел глаза.

— Как поживаешь, Роберт? — нерешительно спросил Дэниел.

— Прекрасно, — буркнул тот. — А ты?

— Тоже прекрасно. — Дэниел оглянулся на Финлея. Снова повернувшись к Роберту, он тихо продолжал: — Мне искренне жаль твоего дядю. Он был хорошим и мужественным человеком.

— Благодарю. — Роберт кивнул и двинулся к выходу со двора, но Дэниел пошел следом.

— Роберт…

Замедлив шаг, Данлорн обернулся к Дэниелу, словно не замечая Финлея и Мику на ступенях лестницы.

— Роберт, ты не хотел бы поговорить?

На какую-то долю секунды глаза Роберта вспыхнули яркой зеленью, но ответ его прозвучал коротко:

— Нет. — Он быстро свернул за угол амбара, оставив Дэниела в одиночестве.

Финлей и Мика, спустившись с лестницы, присоединились к нему.

— Я вас предупреждал, — без всякой радости пробормотал Финлей.

— Вы в самом деле думаете… — с благоговением прошептал Дэниел, — думаете, что он начнет войну против Селара?

— Это ваше предположение, Дэниел, не мое.

Дэниел повернулся и взглянул Финлею в лицо. В его глазах тот прочел что-то, очень похожее на страх.

— Да, но вы знаете его лучше, чем я. Вы не думаете, что таково его намерение?

Финлей ответил не сразу; он взглянул на Мику, и тот покачал головой, явно стараясь о чем-то предупредить Финлея. С еле заметным кивком Финлей улыбнулся Дэниелу той самой успокоительной улыбкой, которой обычно в сложных ситуациях улыбался его брат.

— Конечно, этим кончится. Поэтому-то я так рад видеть вас, Дэниел, — вы можете оказать огромную помощь. Пойдемте, я расскажу вам, что имею в виду.

Обняв за плечи рассмеявшегося Дэниела, Финлей увлек его в замок.

Маргарет зажгла одну свечу от другой и, когда язычок пламени затрепетал и потянулся вверх, поставила свою свечу перед алтарем. Помедлив, она зажгла еще одну, прошептала тихую молитву и встала рядом с остальными. Бросив взгляд на триум, Маргарет опустилась на колени; как ни тяжелы были охватившие ее воспоминания, все же снова оказаться в маленькой часовне замка Данлорн было приятно. Если бы только не причина, по которой они все здесь собрались…

Скрип кожи, раздавшийся позади, заставил Маргарет обернуться, однако даже прежде, чем она увидела пришедшего, она поняла, кто это.

— Роберт!

Сын стоял в темном углу и ничего не ответил.

— Пожалуйста, Роберт, подойди поближе. Ты не должен позволить горю сломить себя. — Роберт повернулся, явно намереваясь уйти. — Прошу тебя, Роберт. Я потеряла и мужа, и брата по вине одного человека. Думаешь, я не знаю, что ты чувствуешь? — Маргарет поднялась, но не сделала попытки приблизиться к Роберту.

Тот помедлил. Маргарет терпеливо ждала. Наконец Роберт заговорил, и его безжизненный голос даже не отдался от камня стен.

— Я рад, что ты вернулась домой, матушка.

Финлей не отрывался от книги, поднимаясь по лестнице в кабинет брата. Манускрипт был одним из тех, что Роберт привез из своих странствий, но Финлей обнаружил его лишь сегодня утром среди позабытых бумаг на столе. Разобрать выцветшие буквы было трудно, к тому же часть текста состояла из групп непонятных значков и цифр. Тем не менее Финлей не мог оторваться и все пытался понять, что книга добавляет к тем знаниям о колдовстве, которые они с братом уже накопили. Если так пойдет дальше, придется подумать о поездке в Анклав, чтобы попробовать сравнить эту книгу с другими из уцелевших в библиотеке. Что-то здесь явно было связано с местом, где был скрыт Калике. Хотя Финлей редко заговаривал об этом, поиски Каликса все время занимали его мысли, а сейчас он как никогда нуждался в чем-то, что отвлекло бы его от печалей. Может быть, поиски Каликса смогут даже помочь Роберту. В конце концов, если Калике даст свободу жителям Анклава, то наверняка он освободит и Роберта…

Не отрывая глаз от манускрипта, Финлей вошел в кабинет и двинулся к столу, на котором Роберт держал свои записи. Положив книгу на свободное место, он начал искать среди бумаг что-нибудь, что могло бы помочь в расшифровке. Лишь случайно подняв взгляд, Финлей обнаружил, что в комнате он не один. Роберт сидел в амбразуре окна, глядя на открывающийся вид; казалось, он не заметил прихода брата.

Нахмурившись, Финлей попытался найти в чертах Роберта ту ярость, о которой говорил Дэниел, но это оказалось невозможным. Роберт не был ни гневен, ни печален. Он был… никаким. Лицо его не выражало ничего, и Финлей испытал соблазн закричать, только чтобы получить от брата какой-то отклик. Впрочем, он решил действовать по-другому: воспользоваться колдовским зрением, чтобы удостовериться в близости брата. Но даже это ему не удалось: то ли Роберт воздвиг вокруг себя щит, то ли силы Финлея было недостаточно… Финлей не мог определить, как именно обстоит дело.

Он снова принялся просматривать записи. Как раз когда Финлей потянулся за тяжелым томом в кожаном переплете, Роберт заговорил — впервые по собственной инициативе с тех пор, как узнал о смерти Оливера.

— Я собирался похвалить тебя за сдержанность. Похоже, я с этим поторопился.

— Прошу прощения?

— Ты не кричишь, не клянчишь, не устраиваешь сцен. Я поражен! — Голос Роберта оставался монотонным, лицо — ничего не выражающим.

Финлей не знал, что на это ответить, поэтому просто пробормотал:

— Спасибо.

— Но оставить в покое мои книги ты все-таки не мог, верно? — Роберт медленно повернул голову и взглянул на Финлея пустыми глазами.

— Не мог. Да и с какой стати? Я не понимаю, что с тобой происходит, Роберт, но не собираюсь сдаваться. Я намерен продолжать работу.

— Жизнь продолжается? — В сардоническом тоне Роберта не было и намека на улыбку. — Прекрасно. Вперед! Не давай мне себя останавливать.

Финлей подергал себя за губу, потом молча собрал бумаги, в которых нуждался, и двинулся к двери. Однако прежде чем он вышел, Роберт кинул ему вслед тоном, в котором прозвучало почти грубое предостережение:

— И если ты будешь продолжать писать обо мне моим друзьям — или врагам, — я заставлю тебя об этом очень пожалеть.

Финлей кинулся бежать, не останавливаясь, пока не оказался у подножия лестницы. Там он минуту постоял, судорожно глотая воздух. Как долго будет это все продолжаться? И что ему делать? А сделать что-то необходимо. Ведь Роберт — его брат. Каковы бы ни были их прежние разногласия, Финлей просто не мог позволить Роберту пойти ко дну. Последствия были бы так ужасны, что о них не хотелось даже думать.

Мика с подносом в руках помедлил у двери кабинета своего господина. Можно ли войти, ничего не опасаясь, или на дверь наложено заклятие? Не имея колдовской силы, Мика мог об этом только гадать. Проклиная в душе богов, сделавших его слугой такого человека, как Данлорн, и лишивших его способностей помочь в момент наибольшей нужды, Мика решил, что лучше всего дождаться, пока Роберт сам разберется со своими проблемами. А пока не стоит отчаиваться. Мика будет служить Роберту независимо от того, хочет этого Роберт или нет.

Протянув руку, Мика толкнул дверь. Ничто ему не помешало, и он вошел в комнату, загроможденную мебелью и заваленную книгами и бумагами. Беспорядок был ужасный даже по обычным меркам… Мика увидел Роберта у камина. Одетый, как обычно, в черное, тот откинулся в кресле, положив ноги на другое, и, казалось, спал.

Мика несколько мгновений смотрел на него, потом поставил поднос на столик рядом с креслом. Удостоверившись, что дров в камине достаточно и огонь не погаснет, слуга двинулся к двери.

— Мика!

— Да, милорд? — Мика постарался, чтобы в голосе его не прозвучало излишнее рвение.

Роберт открыл глаза и пристально посмотрел на Мику. После довольно продолжительного молчания он наконец заговорил:

— Они все встревожены, да? Мика кивнул.

— Скажи им, чтобы перестали переживать.

— Конечно, но позвольте спросить: почему нам не следует тревожиться?

— Потому что я того не стою. Можешь мне поверить. Мика прикинул, таков ли тон господина, чтобы можно было себе позволить продолжать разговор, потом подошел на шаг ближе.

— Я и верю вам, — просто сказал он, — как верил всегда. Роберт не сводил с Мики глаз; тот почувствовал, что под этим пронизывающим взглядом не может сдвинуться с места. Однако через несколько секунд Роберт отвернулся.

— Что ж, пожалуй, это была твоя самая первая ошибка. Мика хотел ответить на это, но вовремя спохватился.

— Мне кажется, вам стоило бы уехать на некоторое время. Может быть, стоило бы посетить…

— Нет.

— Но она…

— Нет. — Роберт снова обратил на Мику безжизненный взгляд. — Я не могу, и тут ничего не поделаешь.

Сердце у Мики оборвалось. Он снова собрался уходить, но еще не дошел до двери, когда в нее ворвался Финлей, нагруженный множеством свитков.

— А, Мика, вот ты где! — весело воскликнул он. — Тебя-то я и искал. Я нашел кое-что интересное!

Финлей начал расчищать место для свитков на столе, словно Роберта и не было рядом. Порывшись в груде, он вытащил один, развернул и прижал первыми попавшимися под руку вещами: чернильницей и компасом.

— Помнишь, — Финлей взглянул на Мику, удостоверяясь, что тот стоит рядом, — ты спрашивал о дворце Бу? О том, действительно ли его выстроили колдуны тысячу лет назад? Ну так посмотри на это! Это подробный план дворца, который сделал один историк лет семьсот назад. Я помнил, что где-то его видел, но нашел только сегодня утром. Видишь пометки на западном фасаде?

Этот иероглиф обозначает подземный туннель. Он начинается в пустыне и тянется под дворцом до центрального зала. Самое интересное в нем то, что он был пробит в сплошной скале.

Мика посмотрел на рисунок на столе, потом оглянулся на своего господина. Роберт снова откинулся в кресле и закрыл глаза. Мика заметил, что Финлей, несмотря на небрежные манеры, очень внимательно следит за старшим братом. Глаза молодого лорда, казалось, молили о помощи; похоже, у него созрел какой-то план.

— В сплошной скале? А что в этом такого уж особенного? — спросил Мика, надеясь, что этого от него и ждет Финлей. Судя по тому, как заблестели у того глаза, он не ошибся.

— Да ничего особенного — если не считать того, что туннель имеет в длину более пятисот футов, а его стены, если верить рисунку, гладкие, как лед.

Несмотря на то что за всем этим разговором скрывалась какая-то непонятная Мике цель, он искренне заинтересовался рисунком и начал его внимательно рассматривать.

— Что здесь написано? Тут какой-то неизвестный язык.

— Я не особенно хорошо читаю надписи сам. По-моему, иероглиф означает «дверь в глубину души» — должно быть, она ведет в личные покои императора.

— А кто был историк, который написал книгу? Есть какой-то текст, поясняющий рисунок?

— Если таковой и был, он давно утрачен. Я раздобыл книгу у монаха в Сетлиене лет пять назад.

— Кордор, — раздался в тишине голос Роберта.

Финлей замер, потом оглянулся через плечо и кивнул, принимая к сведению поправку.

— Значит, автор — Кордор. Так или иначе, тот монах наводил порядок в монастырской библиотеке и собирался всякий хлам выбросить. По счастью, я оказался там и предложил ему свою помощь. Он и понятия не имел, что это такое, — опять же к счастью. Скажи, когда вы посещали руины дворца, не видели вы остатков туннеля? Если рисунок верен, он доказывает, что дворец Бу — творение колдунов и, возможно, был их обителью, а также местом, где был создан Ключ!

Скрип кресла и шаги сказали Финлею и Мике, что Роберт решил все же подойти к столу. Они подвинулись, и он оказался между ними. Резким движением Роберт перевернул рисунок вверх ногами, чуть не опрокинув при этом чернильницу. Ткнув пальцем туда, где, казалось, должен был кончаться туннель, он сказал:

— Это проход, расположенный над землей, а не туннель, и ведет он от восточного фасада, а не от западного. Стены его частично покрыты выцветшей росписью, частично — рисунками, сделанными охрой по камню, которые не поблекли. Ты купил этот рисунок у монаха, довольного, что избавился от предмета, хранить который считал святотатством и собирался сжечь. Ведь, — для пущего эффекта Роберт сделал паузу, — святой отец прекрасно знал, что это такое.

Свой монолог Роберт произнес без гнева, лишь с целеустремленной деловитостью. Мика посмотрел на Финлея в надежде, что тот знает, как быть дальше. Пока что план как будто срабатывал.

Финлей и в самом деле знал.

— Неужели? Ну, братец, раз уж ты такой эксперт, скажи, что значит вот это? — Финлей наклонился над столом и расстелил другой, меньший лист пергамента, испещренный золотой, красной и синей красками. — Насколько я смог разобрать, здесь, несомненно, упоминается Калике и тот факт, что он хранится в каком-то здании рядом с местом, которое теперь носит название Марсэй.

Финлей все проделал безупречно, но Роберт был не дурак и не схватил немедленно приманку. Он не обратил внимания на пергамент, развернутый Финлеем, а проницательно и с подозрением посмотрел на брата.

— Калике? Надо же, какое совпадение! Финлей безразлично пожал плечами.

— Совпадение или нет, прочти и попробуй доказать, что я не прав!

На какое-то мгновение Мике показалось, что Роберт улыбнется. Насмешливое выражение промелькнуло ня его лице слишком быстро и тут же сменилось озабоченностью, когда он взял лист из рук Финлея.

— Прекрасно, пусть будет так, как ты хочешь.

Молчание затянулось, и Мика напрягся. Он бросил на Финлея вопросительный взгляд и получил в ответ успокоительный кивок. Однако была ли вся затея отвлекающим маневром, или Финлей и в самом деле нашел какие-то указания на местонахождение загадочного Каликса? Насколько Мике было известно, существовало лишь два документа, в которых Калике упоминался и говорилось о его ценности и связи с Ключом; однако ни в одном ничего не сообщалось о его местонахождении. Мика в этом не сомневался: в свое время он прочел их оба, прочел, хотя и мало что понял. Наконец Роберт заговорил:

— Ты бы лучше тратил время на овладение грамматикой сэльского языка, Финлей. Точный перевод таков: «Из града Кеннис явился Калике, и несли его покорные слуги, и положили в стенах дома Траксиса, в тени Омайсиса. Там должно лежать ему до того дня, когда человек познает, как пользоваться им. Великий Владыка Знаков надежно сохранил его, скрыл от глаз тех, кто во зло использовал бы силу его». — Роберт поднял глаза на брата. — Город Кеннис действительно недалеко от Марсэя, Шинлей. Только Калике не поместили там, а увезли оттуда.

На лице Финлея расплылась улыбка.

— Тогда нужно всего лишь узнать, что за место Омайсис, и можно будет найти Калике.

Роберт покачал головой, не отрывая взгляда от лица брата.

— Ты упустил главное, Финлей. Да, я понимаю, как должно было заколотиться у тебя сердце от радости — в этом документе и правда упоминается Калике. Но здесь еще идет речь о том, что его скрыл Владыка Знаков. А мы знаем, что он жил задолго до того, как был создан Калике. Этот манускрипт, должно быть, подделка.

При этих словах сердце Мики оборвалось, но Финлей неожиданно тихо рассмеялся. Роберт обиженно поднял брови, но тут же прищурил глаза и снова стал рассматривать пергамент. Положив его на стол, он быстрым движением руки достал свой аярн и коснулся им листа. Камень тут же начал светиться, и Роберт взглянул на Финлея с искренним изумлением.

— Где, во имя богов, ты это раздобыл?

— На самом деле раздобыл документ не я, а ты. Он был в одной из тех книг, что ты привез из своих странствий.

— Но я никогда раньше его не видел.

— Ничего удивительного. Понимаешь, сегодня утром у меня случилась небольшая неприятность. Я уронил ту тяжеленную книгу, что ты купил в Семсее, и у нее треснул переплет. Я побоялся, что ты свернешь мне за это шею, так что забрал книгу к себе наверх и попытался привести ее в порядок. Отогнув кожу переплета, чтобы соединить края, я заметил за корешком уголок пергамента. Вытащить его было нелегко, но в конце концов мне это удалось.

Роберт кивнул:

— Значит, после этого ты и придумал этот глупый розыгрыш, чтобы заставить меня взглянуть на твою находку?

— Проклятие, можешь не тыкать меня носом в то, что я не знаю грамматики сэльского, — пожал плечами Финлей.

Медленно покачав головой, Роберт перевел взгляд на Мику.

— Ты знал о затее Финлея?

— Нет, милорд.

— Что ж, тогда, похоже, находка все-таки настоящая — и очень удивительная. В тексте упоминается и Амар Траксис, и Владыка Знаков — одновременно с Каликсом. Мне кажется, что это делает бессмысленными все изыскания Анклава. Мы всегда считали, что Траксис жил в более поздние времена. Конечно, на мой взгляд, самое удивительное в этом пергаменте — указание на связь между Владыкой Знаков и Каликсом. Тут открывается такое изобилие возможностей…

Мика осторожно приблизился к столу и взглянул на пергамент.

— Простите мне мое невежество, милорд, но кто такой Амар Траксис? И Владыка Знаков? Мне кажется, я слышал, как вы его упоминали, но я ничего о нем не помню.

— Амар Траксис был, как мы считаем, одним из первых членов ордена гильдийцев. Он не занимал в Гильдии никаких особых постов, но довольно много путешествовал. Его звание говорит скорее о довольно низком ранге, но, поскольку мы не имеем доступа к архивам Гильдии, точно утверждать ничего нельзя. По-видимому, он написал несколько книг, но я никогда их не видел. Многие считают, что он имел отношение к созданию Каликса. — Роберт помолчал и бережно коснулся пальцами древнего пергамента. — Владыкой Знаков по традиции считается человек, при помощи какого-то способа, о котором мы тоже ничего не знаем, создавший Знаки Домов. Это всегда считалось выдающимся достижением, но цель его забылась так же, как и использованный способ. Все, что сохранилось, — это отдельные упоминания в книгах и передающиеся из поколения в поколение Знаки на наследниках, принадлежащих к Домам. Всегда считалось, что все это он совершил за триста лет до первых упоминаний о Траксисе.

Финлей, глубоко задумавшись, отошел от стола.

— Где-нибудь должно иметься указание на это место — Омайсис, — тихо пробормотал он. — Название мне незнакомо, но если бы удалось найти…

Роберт так ударил рукой по столу, что чернильница подпрыгнула и чуть не опрокинулась.

— Ради всего святого, Финлей, перестань кидаться от одной темы к другой и сосредоточься на чем-то одном. Редко удается чего-то добиться, если все время пытаться идти кратчайшим путем.

— Но, Роберт…

— Смотри! — воскликнул Роберт. Он почти кричал, но в его голосе не было гнева. — Ответ же у тебя под носом!

Он сунул брату пергамент и подождал, пока тот еще раз внимательно к нему присмотрится. Когда озадаченный Финлей непонимающе посмотрел на него, Роберт протянул руку и ткнул пальцем в левый край.

— Иллюстрации, Финлей! Посмотри на картинки! Они здесь не просто для красоты, знаешь ли. Вон там, наверху: караван, путешествующий по равнине. Ниже человек поднимает к небесам триум, а в самом низу — две горы, и одна из них имеет очень знакомые очертания.

— Клянусь богами! — выдохнул Финлей. — Не может быть, чтобы разгадка все время была перед нами!

Мика больше не мог сдерживать любопытства.

— Что за горы? Где?

— Это Нанмур, — сказал Финлей.

— Тот самый горный кряж, что мы миновали по дороге из Элайты, Мика, — добавил Роберт. — Помнишь, я еще пытался показать его тебе, но из-за тумана вершины оказались не видны.

— О боги! — Финлея начала бить дрожь. — Я никогда не думал, что… что просто… — Он умолк, глядя на брата. — Впрочем, не важно. Пойду собираться. Спасибо, Роберт.

Финлей двинулся к двери, но брат остановил его.

— Сомневаюсь, что стоит, Финлей.

— Что? — обернулся тот. — Что не так на этот раз? Ты же всегда жалуешься, что я не даю тебе покоя. Вот я и готов пойти тебе навстречу — уехать на пару дней.

— Покоя? — повторил Роберт, словно это была шутка. — Как ты думаешь, оставит меня в покое матушка, если в теперешние неспокойные времена я отпущу тебя одного? Она и так уже отчитывала меня за то, что ты отправился в Марсэй.

— За что отчитывала? — спросила леди Маргарет, появляясь в дверях и глядя поочередно на обоих своих сыновей.

Ловким движением Роберт засунул красноречивый пергамент под груду других документов.

— Финлей жаловался на скуку, матушка. Похоже, я недостаточно загружаю его работой. Он собирается на несколько дней съездить на север.

— Правда? И куда же?

— Не в Марсэй, матушка. — Финлей постарался скрыть за улыбкой смущение. Бросив на Роберта предостерегающий взгляд, он добавил: — Я вернусь так скоро, что вы и не заметите моего отсутствия.

— Ты уж извини меня, Финлей, — Маргарет положила руку на плечо младшему сыну, — но меня это вовсе не успокаивает. Разве могу я забыть, что случилось, когда в прошлый раз Роберт отпустил тебя из Данлорна одного?

— О, разве я сказал, что Финлей отправится один? — небрежно заметил Роберт. — Нет уж, извини, матушка, но я ему не доверяю. Я сам с ним поеду; так что ты сможешь тревожиться за нас обоих одновременно — сосредоточить усилия, так сказать. Впрочем, Мика останется и будет за тобой присматривать: за него тебе тревожиться не придется.

Леди Маргарет взглянула на Роберта так, словно хотела отшлепать. Однако она, несомненно, заметила внезапную перемену в настроении старшего сына, так что бодро подняла голову, лишь взглядом спросив у Мики подтверждения своим наблюдениям.

— Пожалуй, мне лучше будет отложить свою поездку в обитель Святой Хилари. Должен же кто-нибудь присматривать здесь за порядком. Кстати, я пришла сказать, что получила известие от Дэниела: он завтра не приедет. Ну что ж, оставляю вас заниматься сборами.

Когда леди Маргарет ушла, Финлей закрыл за ней дверь, движением руки наложил на нее предупреждающее заклятие и повернулся к брату.

Однако Мика заговорил прежде, чем Финлей успел произнести хоть слово.

— По-моему, мне не стоит оставаться, милорд. — Уж в этом-то парень не сомневался: слишком странно вел себя Роберт после смерти дяди. Мика считал, что совсем не годится отпускать господина всего лишь в сопровождении ненадежного Финлея.

Роберт ответил коротко, но без того жесткого выражения глаз, которое так беспокоило Мику все последние дни:

— Ты мне нужен в замке, Мика, уж прости меня. К тому же ты сможешь больше времени проводить со своей семьей, дружок. А за мной присмотрит Финлей, не так ли, братец?

Финлей сглотнул, не решаясь поверить услышанному.

— Ты серьезно говоришь, Роберт?

— Вполне, — кивнул тот. — Я имел в виду то, что сказал: я тебе не доверяю.

Финлей расплылся в улыбке:

— На этот раз, дорогой брат, честно могу сказать, что рад это слышать.

Пожалуй, радоваться все же было рано, размышлял Финлей. Тогда, в кабинете, он уже думал, что ему удалось вытащить Роберта из его раковины, но за три дня пути тот почти не раскрывал рта. Да, конечно, он обсуждал с братом перемену погоды, ненадежность тропы, по которой они ехали, возможность раздобыть еду и дрова, но глаза его оставались странно холодными и пустыми. К концу третьего дня, когда путники достигли опушки небольшого леска, Финлей был готов завизжать от отчаяния.

— Свернем в лес, — неожиданно заговорил Роберт. — Там легче будет остаться незамеченными, чем на открытом месте.

Услышать голос брата оказалось для Финлея почти шоком. Направляя своего коня следом за Робертом, он ответил:

— Не думаю, что так уж важно, чтобы нас никто не видел. Какой в этом вред?

— Ну, ты же не можешь говорить так всерьез, Финлей, — с упреком посмотрел на него брат. — Или ты на самом деле думаешь, будто Селар будет счастлив узнать, что мы с тобой рыщем по окрестностям?

— Но ты же не совершаешь ничего незаконного.

— Ну, если не считать попытки найти волшебный предмет невероятной силы. Поверь, короля встревожит любая малость.

Финлей обдумал услышанное и искоса взглянул на брата.

— Как ты думаешь, матушка знает?

Ответом ему был острый настороженный взгляд.

— Понятия не имею.

— Не можем же мы все вечно от нее скрывать. Я хочу сказать — так и надо было, пока она жила в монастыре, но ведь теперь она вернулась насовсем…

Роберт смотрел на тропу впереди и не взглянул на Финлея.

— Проклятие, братец, я просто не знаю. Тебе же известны ее чувства по отношению к церкви. Как, по-твоему, могу я ей сказать, что даже не один, а оба ее сына замешаны в колдовстве? Она никогда этого не поймет. Нам просто следует быть более осторожными. Я подумаю, нельзя ли наложить постоянное заклятие на дверь моего кабинета, и впредь мы никогда не будем обсуждать опасные темы где-нибудь еще. В остальном же остается только надеяться на лучшее.

Они разбили лагерь у подножия старого дуба, разожгли костер, чтобы не замерзнуть ночью и отпугнуть волков, которые выли вдалеке. Финлей уселся, опираясь на седло, и озабоченно посмотрел на брата. Тот явно оживлялся лишь на короткие моменты. Большую же часть времени Роберт оставался все таким же ушедшим в себя и не желал ни о чем разговаривать. Финлей решился на рискованный шаг.

— Не думаю, что ты должен винить себя в смерти Оливера. Роберт вздрогнул и поднял глаза:

— Что?

— Это не была твоя вина. Он ведь знал об опасности, но сам выбрал свой путь. Ты не можешь вечно упрекать себя в его гибели.

— Так ты думаешь, дело в этом? В чувстве вины? — Роберт рассмеялся, но в смехе звучала горечь. — Уверяю тебя, братец, чувство вины тут ни при чем.

— Но ты…

— Ты запел на другой мотив, Финлей. Еще недавно ты пытался убедить меня присоединиться к Оливеру и поддержать его и Блэра. Тогда ты говорил, что, если они проиграют, в этом будет моя вина. Неужели же ты думаешь, что теперь, когда Оливер мертв, я поверю, будто в его гибели я не виноват? Пожалуйста, братец, постарайся быть последовательным. И, если не возражаешь, я предпочел бы не обсуждать недавние . события. Вот что, дай-ка мне еще раз взглянуть на тот пергамент. Ты ведь и в самом деле веришь, что мы найдем Калике на Омайсисе?

Финлей вздохнул и покачал головой. Как быстро у Роберта меняется настроение…

— Может быть. Попытаться, во всяком случае, стоит. В конце концов, мы же нашли первое указание на то, где может быть спрятан Калике. Я был бы просто идиотом, если бы не предпринял такой попытки.

— Тебя интересует только это?

— Нет. — Отрицать правду было бесполезно: Роберт явно понял все с самого начала. — Я сначала не думал, что нам удастся найти нужное место, — я понятия не имел, где находится Омайсис. Мне казалось, что мы наткнулись еще на одно неопределенное упоминание о Каликсе, которое не сможем расшифровать. Однако я твердо верю: в один прекрасный день мы все же найдем Калике.

Роберт покачал головой, наклонился и пошевелил дрова в костре.

— Твердо веришь? А я — нет.

— Нет? — изумленно спросил Финлей. — Почему же нет?

— Я думаю, что его исчезновение было специально организовано, — ответил Роберт; глаза его снова потухли. — Мне кажется, мы никогда не найдем Калике, потому что и не должны его найти.

Тропа становилась все более крутой. Путники выбрали не самую легкую и не самую короткую дорогу; они взбирались на кряж, пока не оказались у подножия пика, который, как они теперь знали, назывался Омайсис. Гора величественно взмывала ввысь, хотя и уступала многим вершинам хребта Голет. Утесы подножия перерезали бурные потоки, низвергающиеся в долину, склоны вдоль них были покрыты лесом, который на плодородной почве равнины становился густым и непроходимым.

Роберт и Финлей поднимались по склону, направляясь к скалам. Вскоре им пришлось спешиться и вести коней в поводу.

— Глупая затея, — крикнул Роберт через плечо. — Мы же даже не знаем, что ищем.

— Ну, ты, может быть, и не знаешь, — отозвался Финлей, — а мне приходилось слышать о пещерах в этих скалах. Не может ли случиться, что кто-то устроил в них свое жилище?

— С какой стати строить дом в пещере? — заметил Роберт с проблеском своего прежнего юмора.

Добравшись до крутого выступа на полпути к вершине, путники остановились. Роберт, хмурясь, посмотрел на нависающие утесы, потом кинул взгляд на уходящий вниз склон. Вдалеке виднелась деревушка на берегу потока, извивающегося между холмами.

— Ну не дом, а какое-то убежище, — сказал Финлей.

— Все это прекрасно, но только если предположить, что строение сохранилось. Откуда известно, что его не разрушили последующие поколения, или не смыло паводком, или не уничтожило пожаром, да и любой дом мог просто развалиться от старости: ведь прошло несколько столетий.

— Так зачем же ты отправился сюда, если считаешь поиски безнадежными? — Финлей двинулся по узкому уступу, ведущему к выемке в скалах.

— Не важно, зачем я здесь. Будь доволен тем, что у тебя есть спутник. Осторожно!

Они добрались до небольшой ровной площадки и привязали лошадей, потом обогнули каменный выступ, используя любую опору, какую только могли найти. Финлей добрался до растущих на почти отвесной стене кустов; по камню между их корнями струилась вода, но выше по склону источника не было видно. Финлей решил, что ручеек вытекает из пещеры, вход в которую скрыт ветвями кустарника.

Он отвел побеги в сторону и обнаружил узкое отверстие — такое узкое, что в него едва мог бы пролезть человек; зато в высоту трещина достигала не менее восьми футов.

— Ты можешь что-нибудь увидеть внутри колдовским зрением? — буркнул Финлей, еле сдерживая возбуждение.

— Да. Пещера дальше расширяется и уходит глубоко внутрь горы, — с насмешливой улыбкой ответил Роберт. — Однако на парадный вход эта дыра не похожа.

Крепко ухватившись за куст, Финлей заглянул в трещину и попытался протиснуться в нее. Камни грозили исцарапать ему лицо, но он продолжал усилия, пока, охнув, не оказался внутри и не заскользил по небольшому откосу. Роберт влез следом и сразу же вытащил свой аярн, загоревшийся ярким светом. Высота пещеры едва позволяла выпрямиться в полный рост; проход вел налево и вниз, заканчиваясь двумя отверстиями. Одно из них было почти горизонтальным и таким узким, что сквозь него не проник бы и кролик, зато другое было вполне достаточным для человека.

Теперь первым пошел Роберт, высоко подняв свой аярн. Финлей двинулся следом, в спешке царапая о камень руки и ноги. Проход вывел их в новую пещеру, меньшую, чем первая.

Финлей оглянулся в поисках следов человеческого присутствия, но камень был гладок и чист.

— Старое русло подземной реки, — пробормотал он, останавливаясь. — Роберт, как ты думаешь — раз это место так близко к Элайте, не может ли быть каких-то сведений о нем в библиотеке Якоба?

Роберт продолжал идти вдоль стены, ведя рукой по гладкой поверхности в поисках новых отверстий.

— Тебе следовало подумать об этом до того, как мы сюда вскарабкались.

— Но если мы ничего здесь не найдем, хорошо было бы посмотреть там. Как ты думаешь, если мы его попросим?.. Если придумаем какую-то убедительную причину…

Роберт остановился перед трещиной, ведущей под углом вверх от покрытого песком пола. Он нагнулся и залез в нее; аярн освещал теперь новый проход, и Финлей внезапно оказался в темноте. Издали до него долетел ответ Роберта:

— Попробуй попросить его, Финлей, если хочешь. Я не могу появляться в Элайте. Но послушай, не кажется ли тебе, что нужно осмотреть эту ступеньку лестницы, прежде чем перепрыгивать на следующую?

— Ладно, — ответил Финлей и последовал за братом. — А ты уверен, — продолжал он, — что Якоб не захочет тебя принять? Наверняка он оттаял после того, как ты вернул ему Дженн.

— Ее же там нет сейчас, ты не забыл? Она в Марсэе, — эхом разнесся голос Роберта по следующей пещере, — по вызову Селара.

Финлей добрался до конца прохода и спрыгнул на пол пещеры, оказавшись рядом с Робертом.

— Я знаю, но…

— Ради всех богов, Финлей, — простонал Роберт, — может быть, хоть один-единственный раз ты не будешь спорить? Я сказал, что не могу появляться в Элайте. Неужели тебе этого недостаточно?

Финлей несколько секунд смотрел на брата, даже забыв, ради чего они оказались в пещере. Роберт осматривал потолок пещеры, не обращая внимания на пристальный взгляд брата. Его настроение снова переменилось — переменилось без всякого предупреждения, и, несмотря на ровный тон, в голосе Роберта появилось напряжение, которого не было раньше. Или он просто обеспокоен тем, что могло случиться с Дженн в Марсэе? Может быть, пришло время рассказать ему…

Финлей сделал глубокий вдох и начал:

— Ты знаешь о том, что они прислали ей наставницу?

— Кто прислал наставницу и кому? — рассеянно поинтересовался Роберт, продолжая осматривать пещеру. — Я что, должен все тут обследовать один? Ты так и собираешься стоять на месте весь день?

— Анклав послал Дженн наставницу — Фиону. Она отправилась в Элайту еще ранней весной. Должно быть, к тому времени, когда Дженн пришлось отправляться в Марсэй, она уже успела чему-то научиться. С ней все будет в порядке, Роберт.

— Что? — Роберт повернулся к брату; все его тело напряглось.

— Фиона предложила свои услуги, — поспешил объяснить Финлей. — Она ведь хорошая наставница. Не думаю, что она должна была тебе это доказывать.

Роберт сделал шаг вперед, его глаза вспыхнули гневом.

— После всего, что я сделал ради защиты Дженн, ты и эти… эти идиоты намеренно вопреки ее желанию послали Дженн наставницу! Право же, мне хочется…

— Чего? — пробормотал Финлей, внезапно почувствовав страх.

— Ничего. — Роберт тряхнул головой, блеск в его глазах погас. — И ты еще удивляешься, почему я тебе не доверяю.

Он повернулся к туннелю и принялся расширять вход в него. Финлей, спотыкаясь, сделал несколько шагов в сторону брата.

— Роберт, пожалуйста! Мне так жаль…

— Извиняться поздно. Ты присягнул на верность Анклаву и должен держать слово. Впрочем, у ситуации есть и светлая сторона — мы с тобой теперь имеем кое-что общее: необходимость быть верными своим клятвам.

Финлей опустился на колени рядом с братом и тоже принялся освобождать проход от камней. Все эти годы он был так уверен, что Роберт в один прекрасный день присоединится к Анклаву, потому что цели их в основном совпадают… Ему казалось, что это только вопрос времени: рано или поздно Роберт сам присягнет Анклаву, и тогда между ними не будет расхождений. Однако расхождения все росли, а Финлей оказался членом той единственной структуры, деятельность которой Роберт никогда не благословит. Пропасть между ними никогда не исчезнет; с течением времени она будет лишь углубляться.

И вот сейчас Финлей в полной мере ощутил этот разрыв.

Роберт извлек последний камень и пролез в узкое отверстие. Финлей последовал за ним, не глядя, куда ступает, и в результате поскользнулся и упал, но не заметил протянутой ему Робертом руки — так он был поражен тем, что открылось его глазам. Дверь. Единственная дверь в противоположной стене — крепкая, сделанная человеком дверь.

Финлей поспешно поднялся на ноги.

— Вот оно! Так и должно было быть!

— Подожди! — Роберт догнал брата, когда тот уже протянул руку к двери. — Если это действительно то самое место, то здесь вполне может быть колдовская защита. Помнишь, что было написано в манускрипте: «надежно сохранил»? Вряд ли можно ожидать, что Калике просто ждет, чтобы мы вошли и забрали его.

Без лишних слов Роберт вытащил свой аярн и целую минуту изучал дверь, потом, быстро втянув в себя воздух, толкнул створку ладонью. Дверь открылась внутрь, заскрипев по песку, покрывающему пол. Очень осторожно Финлей переступил порог, высоко подняв собственный аярн. Предметы в помещении начали принимать различимые формы. Пещера явно была чьим-то жилищем.

— Смотри: стол и стулья!

— Да, хоть и опрокинутые. — Роберт двинулся влево по просторной комнате. — Можно подумать, что отсюда спасались бегством. Впрочем, это было очень давно — ты только посмотри на пыль.

Потолок и углы помещения оказались затянуты густой липкой паутиной. Из стен тут и там торчали корни тех упорно борющихся за жизнь растений, что цеплялись за скалу снаружи. Пол покрывал мусор — и принесенный человеком, и естественного происхождения. Там же валялись циновки, кухонная утварь, высохший скелетик птички. Застоявшийся воздух пах сыростью, а когда Роберт и Финлей стояли неподвижно, в пещеру не доносилось ни единого звука.

— Невероятно! — прошептал Финлей. — Как ты думаешь, может быть, здесь жила община вроде той, что обитает в Анклаве? Тогда почему мы никогда о ней не слышали? Куда ушли здешние обитатели? Может ли это действительно быть то место, где спрятан Калике? И где бывал сам Владыка Знаков?

— Ты знаешь… — Голос Роберта оборвался; он рассеянно смотрел на сломанный табурет у своих ног. — Меня все время тревожит что-то в найденной нами записи. Какое отношение к Каликсу имел Владыка Знаков? И почему о нем говорится в том же документе, что и об Амаре Траксисе? Если только… если только Траксис и есть Владыка Знаков…

— Роберт, едва ли…

— Нет, подожди, — поднял руку тот. — Давай подумаем. Тут нет ничего невозможного. Мы принимаем на веру выводы, сделанные многие столетия назад, когда было известно гораздо меньше, чем мы знаем сейчас. Что, если эти предположения были неверны? Что, если Траксис и Владыка Знаков — одно и то же лицо и к тому же создатель Каликса? Считается, что Калике предназначен для использования колдунами, а отсюда должно следовать, — лицо Роберта загорелось вдохновением, — что между Знаками Домов и колдовством есть какая-то связь.

Финлей хотел возразить, но обнаружил, что такое предположение заставляет множество кусочков головоломки занять свое место. Конечно, невозможно было наверняка доказать правоту брата, но не было и никаких доказательств обратного. Роберт, без сомнения, сделал огромный прыжок через пропасть незнания, но результат казался удивительно правдоподобным.

— Конечно, — кивнул Финлей. — Правда, остается вопрос о разрыве в триста лет. Ну да нам нужен Калике, а когда мы его найдем, узнаем и ответы на все вопросы.

Они с Робертом начали методически обыскивать комнату, сметая пыль и паутину. В задней части помещения обнаружились полки, а за ними что-то вроде потайного шкафа, но он оказался пуст. Из основного помещения проход вел в другое, меньшее, но и оно принесло только разочарование.

Финлей, нахмурившись, вернулся в основную пещеру.

— Может быть, здесь есть еще комнаты — в глубине горы. Как и в Анклаве, пещеры могут образовывать целую деревню.

— Верно. — Роберт выпрямился, запрокинул голову и стал осматривать потолок. — Если только мы не взялись за дело не с того конца.

— Что ты имеешь в виду?

— В пергаменте говорится «скрыл от глаз тех, кто во зло использовал бы силу его». Но кто это мог быть? Не колдуны, потому что Калике считается инструментом, который только мы можем использовать.

— Ну, значит, злые колдуны.

— Возможно. — Роберт взглянул на брата. — Но посмотри на это под таким углом: если ты хотел бы сохранить что-то от людей, которые использовали бы этот предмет во зло, как бы ты поступил?

— Оставил бы в твоем кабинете, — ухмыльнулся Финлей. Роберт криво улыбнулся в ответ на шпильку.

— Ну а если не там, то где еще?

Финлей на минуту задумался, пытаясь поставить себя на место Траксиса. Наконец он поднял глаза.

— Будь у меня достаточно силы, я превратил бы этот предмет во что-нибудь совершенно обыкновенное — и уже тогда оставил бы в твоем кабинете.

На этот раз Роберт рассмеялся, кивнул и сказал:

— Притуши свет на минуту. Я хочу кое-что испробовать.

Финлей сделал, как ему было сказано, заставив свой аярн перестать светиться. Роберт тоже погасил свой и поднял камень на уровень глаз. Почти ничего не видя в наступившей темноте, Финлей прибег к колдовскому зрению в надежде понять, что задумал брат. Заговорить он не осмеливался.

Роберт несколько минут держал аярн перед собой, потом медленно вытянул руку и стал поворачиваться, пока не совершил полный круг. Когда он начал поворачиваться во второй раз, из аярна ударил узкий ослепительный луч, осветивший дальний угол.

Финлей, затаив дыхание, осторожно пересек комнату и прошел туда, куда указывал луч. Как только он отметил нужное место, Роберт резко погасил луч, заставил аярн светиться ровным светом и присоединился к брату.

— Что ты сделал? — спросил его Финлей.

— Примерно то же, что делает Ключ, когда выбирает нового предводителя. Я просто сосредоточился на свойствах Ключа в надежде, что сходная аура откликнется. Конечно, я не знал, есть ли между Ключом и Каликсом что-то общее, но, похоже, уловка сработала.

— Ну, не вижу, чтобы ты добился такого уж успеха. — Финлей наклонился и указал в угол. — Все, что нашел аярн, — это разбитый кувшин.

Роберт, нахмурившись, присел на корточки, потом с улыбкой повернулся к брату.

— Да что ты говоришь! — Он протянул руку и коснулся аярном кувшина…

Неожиданно на месте черепков оказался металлический предмет длиной в руку человека.

— Клянусь богами!.. Роберт поднял находку.

— Похоже, ты и Амар Траксис думали одинаково — обстоятельство, вызывающее беспокойство.

— Но… но это же не Калике. — Сердце Финлея колотилось так, что стук, казалось, заполнял всю пещеру. — Ведь не Калике?

Роберт покачал головой:

— Я не знаю. — Предмет имел цилиндрическую форму, с двумя круглыми кнопками на одном конце. С другого конца выступали две тоненькие серебряные проволочки, соединенные с ажурными полосами такой же длины, что и сам стержень. — Он может оказаться чем угодно — даже частью Каликса. Единственное, что нам известно наверняка, — это что перед нами нечто, имеющее очень большую ценность. Иначе зачем бы прятать его таким образом?

— Ну, на часть Ключа он определенно не похож, так что ты, пожалуй, прав в том, что какое-то сходство между Ключом и Каликсом существует. Это трудно себе представить, учитывая, что Ключу всего пять сотен лет, а Каликсу больше тысячи.

Роберт кивнул, засунул предмет за пазуху, потом повернулся и вышел из комнаты. Финлей двинулся за ним, но тут заметил еще одно ответвление прохода, ведущее налево. Крикнув Роберту, он свернул туда, намереваясь все внимательно осмотреть.

Роберт не возражал и последовал за братом через целый ряд пещер, открывшихся за проходом. Потом коридор закончился; дальше вели лишь узкие туннели, которые за столетия промыла вода. По ним они спустились довольно далеко, когда Роберт наконец предложил остановиться.

— Для одного дня достаточно. Давай вернемся в наш лагерь в лесу, а завтра продолжим поиски.

Финлею не хотелось сдаваться, но он кивнул, понимая, что брат прав. Он оглянулся на туннель, по которому они пришли, и нервно рассмеялся.

— Надеюсь, мы найдем дорогу обратно.

— В этом нет надобности, — уверенно ответил Роберт. — Следующий туннель ведет к руслу потока. Мы, конечно, вымокнем, но такой путь легче, чем карабкаться туда, откуда мы пришли.

Финлей последовал за братом. По мере того как они приближались к поверхности скалы, туннель становился все уже, по дну его текла вода, так что ноги по щиколотку уходили в ледяную грязь. Финлей не особенно обращал на это внимание: он старался отбросить разочарование и разобраться в вопросах, которые ставило открытие Роберта. Поиски Каликса были связаны с такими сложными проблемами, что он полностью погрузился в свои мысли и в результате не заметил опасности, пока не оказалось слишком поздно. Все, что он успел увидеть, был силуэт Роберта на фоне освещенного дневным светом устья туннеля. Потом раздался всплеск, и Роберт исчез.

16

Белла была всем недовольна и непрерывно ворчала с момента, когда они покинули Марсэй, до самого прибытия в Мейтленд-Мэнор, где Дженн и Лоренс ее и оставили. Дальше их путешествие протекало в блаженном молчании, лишь изредка прерываемом каким-нибудь добродушным замечанием Лоренса. Дженн чувствовала себя победительницей; несмотря на некоторое чувство вины перед близкими, она была совершенно уверена в правильности своего решения. В конце концов, ведь не остановил же их Селар!

До чего же приятно вновь оказаться в знакомых местах! Хотя от Элайты их отделяло еще несколько часов пути, Дженн уже могла разглядеть величественные горы, зеленые холмы и долины. Солнце склонялось к закату, на дорогу легли длинные тени, и девушка, наслаждаясь ничем не омрачаемым спокойствием, ехала рядом с Лоренсом, который, проводив ее до Элайты, должен был вернуться к Белле. Дженн знала, что не увидит сестру и ее мужа до начала осени. К тому времени Белла, наверное, успокоится и, может быть, даже примирится с возвращением Дженн.

Как бы то ни было, Дженн больше не согласится на прежние отношения. Да, бесспорно, Белле предстоит еще многому ее научить, и Дженн была готова приложить все старания, но не собиралась отказываться от собственной личности и делаться покорной младшей сестрой, которой ее желала видеть Белла. Она больше не будет склонять голову и молча выполнять все распоряжения, не станет притворяться, будто ее прошлого не существует. Белле придется принимать ее такой, какова она есть, — впрочем, времени на это оставалось немного: через год, а то и меньше Селар найдет ей мужа, и тогда Дженн лишится остатков свободы… А ей еще так много предстояло сделать!

Роберт.

Словно во сне, лес вокруг Дженн исчез, она больше не слышала шума ветра в кронах деревьев. Зрение ее словно затуманилось, Дженн внезапно ощутила, что падает в омут крутящейся тьмы. Где-то на границе ее сознания маячила боль, черная и всепоглощающая. Дженн боролась с головокружением, с тяжестью в груди, но вдруг зрение вернулось к ней, и она заморгала от яркого солнечного света.

Роберт в беде. Где-то рядом. И ему больно.

Уверенность в этом обрушилась на Дженн, и она с опаской взглянула на Лоренса, но тот, к счастью, ничего не заметил. Дженн незаметно закрыла глаза и на мгновение осмотрелась колдовским зрением. Если Роберт рядом, может быть, так ей удастся обнаружить его. Девушка сама не знала, что и как она делает, но ощущение того, что времени у нее мало, подстегивало ее: Роберт где-то рядом, и она должна что-то сделать…

Ее колдовской взгляд скользнул по лесу, между высокой сосной и елью, вниз по берегу реки. Вон там…

Дженн, пораженная, открыла глаза: она почти увидела Роберта. Нужно добраться до него — и быстро. Но как? Сказать правду Лоренсу она не могла, сопровождающим их воинам — тем более. Ей, конечно, понадобится помощь, чтобы добраться до Роберта, но придется ограничиться одним Лоренсом. Теперь оставалось лишь убедить его.

Дженн остановила коня, так что вся кавалькада проехала вперед по дороге мимо нее. Лоренс натянул поводья и обернулся к девушке.

— Что случилось?

— Я хочу свернуть в лес. Остальные могут ехать дальше.

— Они-то, конечно, могут, но я не могу отпустить вас одну. Мы, правда, уже совсем недалеко от дома, но ваш отец убьет меня, если с вами что-нибудь случится. Давайте сейчас не задерживаться. Вы сможете приехать сюда на прогулку завтра.

— Нет, Лоренс, — твердо сказала Дженн. — Я должна сделать это сейчас. Пусть воины едут вперед, а вы присмотрите за мной.

Лоренс нахмурился и взглянул на деревья, туда, куда показывала Дженн.

— Я не понимаю…

Дженн протянула ему руку, стараясь незаметно надавить на его сознание и подтолкнуть к нужному решению.

— Пожалуйста, Лоренс! Он легко согласился:

— Что ж, хорошо. — Отдав приказание ожидавшим их войнам, он последовал за Дженн в лес.

Девушка не задумывалась о том, как потом объяснит свои действия. Если она ошиблась, это не будет иметь значения. Если же она права… что ж, может быть, никто и не спросит ее, как она узнала о местонахождении Роберта.

Они молча ехали сквозь густой лес. Склон вел вниз, и Дженн уже слышала шум бегущей воды. Она подхлестнула коня, хоть чувство спешности и покинуло ее.

Деревья неожиданно расступились, и Дженн с Лоренсом оказались на берегу. Крутые каменистые склоны стискивали поток с обеих сторон, густые зеленые папоротники свешивались к воде. Лоренс начал говорить что-то о необходимости найти более подходящее место для переправы, но Дженн его почти не слушала: она отчаянно искала какие-нибудь следы Роберта. Он должен быть где-то здесь. Вниз по течению его видно не было, так что девушка повернула коня и двинулась в противоположную сторону, осторожно пробираясь по неровному берегу. Совсем рядом поток вырывался из недр горы и каскадом струился по огромным валунам, лежащим в этом лесу с незапамятных времен.

Через несколько минут лошадь Дженн оказалась не в силах пробираться по крутой тропе. Лоренс предложил вернуться на дорогу, но Дженн, не обращая внимания на его слова, спрыгнула с седла; ее юбка цеплялась за кусты, но девушка упрямо шла вперед: ее уверенность, что Роберт где-то рядом, крепла с каждой минутой. Она уже совсем рядом с ним — но где же он?

Внезапно в воде мелькнуло что-то яркое. Тонкая полоса синей ткани запуталась вокруг камня. Дженн с криком прыгнула в воду и, спотыкаясь под напором ледяной воды, которая тут же пропитала ее юбку, двинулась в том направлении. Она не удержалась на ногах и упала, но сумела вцепиться в полосу ткани. С трудом поднявшись на ноги, Дженн изо всех сил потянула за ткань, и тут наконец ее другая рука коснулась тела. Роберт! Он застрял между камнями лицом вниз. Дженн, не колеблясь, перевернула его. Из раны на лбу Роберта текла кровь, сбегая тонкой струйкой по безжизненному лицу.

Дженн повернулась, чтобы позвать Лоренса, но тот уже шлепал по воде ей на помощь. Девушка прижала пальцы к артерии на шее Роберта. Слабое биение пульса сказало ей: он жив. Испытывая невероятное облегчение, Дженн стала ждать, когда Лоренс подойдет и поможет ей вытащить Роберта на берег.

Обессиленный и полный отчаяния, Финлей в конце концов вернулся туда, где они оставили лошадей. Он обшарил все окрестности устья туннеля и лесную опушку, но не обнаружил никаких следов брата. Иногда он пытался кричать, но не получил ответа. К тому же, осматривая одну из показавшихся ему многообещающей заводей, он упал и ушибся. До лошадей он добрался измученный и покрытый синяками, но все же решительно двинулся вниз по склону, отгоняя от себя мысли о том, что могло случиться с Робертом.

По этой более безопасной тропе он целый час добирался до леса у подножия утесов и только там вышел наконец к руслу вырывающегося из скал потока. Финлей медленно двинулся вниз по течению, внимательно осматривая окрестности. Роберт должен быть где-то здесь. Живой. Не мог же он погибнуть — кто угодно, но только не Роберт!

Однако начинало темнеть. На закате набежали облака и поднялся ветер. Финлей дрожал в своей мокрой одежде, но продолжал поиски, отказываясь остановиться. Наконец солнце село, на небе остались лишь тусклые красные полосы. Финлей наконец привязал лошадей к скале и сел — отдых был ему необходим. Он вытащил аярн — как делал уже не раз, — однако дар искателя ничем не мог ему помочь. Это могло означать одно из двух: Роберт или без чувств, или мертв. Впрочем, к вечеру он мог прийти в себя, и тогда Финлею удастся его найти.

Он закрыл глаза и сосредоточился. Камень в его руке начал светиться и стал теплым. Финлей колдовским зрением осматривал поток ниже по течению, искал и искал, но так ничего и не нашел.

Финлей открыл глаза, но в сгущающихся сумерках почти не увидел берега, на котором сидел. Перед его глазами стояла одна картина: Роберт, падающий в воду со скалы.

— Ни с места!

Финлей замер, услышав окрик. Голос снова потребовал:

— Сиди где сидишь! Ты видел, Флоррик? Эту штуку у него в руке?

— Как же, как же, Раймон. Видел!

Папоротник зашелестел под ногами приближающихся людей. Финлей попытался обернуться, но снова раздался крик:

— Я сказал — сиди смирно, колдун! Я держу тебя на прицеле, хоть и предпочел бы не пачкать о тебя руки!

— Еще чего, — с мрачным смехом заговорил второй человек. — Это мы оставим судьям. Вот они порадуются! Настоящий живой колдун! А ну, давай, Раймон!

На плечо Финлея легла тяжелая рука.

— Послушайте, — начал тот самым дружеским тоном. — Не знаю, что вы видели, но я легко объясню…

— Ни с места, сказал я тебе!

Финлей ощутил дуновение воздуха, что-то просвистело мимо его уха, и голова взорвалась болью. Он упал на камни, и все вокруг поглотила тьма.

Роберт плавал на голубых волнах, глядя вверх, в глубокое лазурное небо. Вода была теплой и нежно качала его. Она ласкала его тело, как нежнейший пух, смывала усталость, успокаивала душу. Покой. Он никогда еще не испытывал такого покоя. Но настоящее ли это умиротворение? На самом ли деле он его чувствует? Море легко качало Роберта в ритме его собственного сердцебиения, никакого желания двигаться у него не возникало. Вода заливалась в рот, но она была сладкой, словно мед. Роберт пил и пил ее, вкус словно взрывался на языке тысячей крохотных спиралей. Что это за место?

Это смерть?

До слуха Роберта долетел крик, и что-то темное прочертило небо. Он следил за черной точкой, кувыркающейся и ныряющей, парящей и взмывающей вверх. Орел. Черный орел. Его орел. Птица проносилась над ним снова и снова, но она не угрожала, а лишь сопровождала его, словно верный спутник в этом прекрасном призрачном мире. Покой, казалось, говорила она. Мир и покой. Доверие. Все хорошо.

Роберт открыл глаза. Небо исчезло. Над ним был сводчатый потолок, темный, озаренный светом свечи. Тени плясали по аркам, скапливались по углам. Он лежал в постели, ему было удобно, тепло, спокойно. Но где он?

Роберт почувствовал запах целебных трав и повернул голову. Стол, на нем чаша, кувшин, бинты. Он ранен? Еще дальше виднелся камин, на стене из золотистого песчаника чей-то портрет. Лицо незнакомое… У камина еще один столик, поменьше, кресло, в нем сидит и что-то читает женщина… Дженн?

Она сидела лицом к Роберту, но глаза ее были опущены на книгу. На столе рядом с девушкой стояла свеча, освещая ее лицо с одной стороны и оставляя другую в тени. Дженн хмурилась, ее тонкие брови сошлись у переносицы, губы были слегка приоткрыты, язык касался верхних зубов. Глубокая сосредоточенность… Но боги, как она изменилась!

На Дженн было простое красное платье без всяких украшений. Густые черные волосы, заплетенные в косу, падали на одно плечо, опускаясь ниже талии. Пламя свечи озаряло нежную кожу и заставляло глаза сверкать. Дженн казалась старше, выше ростом — и очень, очень красивой.

Завороженный, Роберт смотрел на девушку, отмечая малейшее ее движение. Впрочем, скоро она взглянула на него, снова опустила глаза на книгу — но тут же посмотрела на Роберта более внимательно. Увидев, что он пришел в себя, она вскочила с кресла, уронив книгу на пол.

— Ты проснулся! — воскликнула Дженн; ее улыбка показалась Роберту солнечным лучом. — Как ты себя чувствуешь?

Роберт с усилием — язык казался свинцовым — выговорил:

— Что случилось?

— Что случилось! — рассмеялась Дженн. — Ты хочешь сказать, что не помнишь? Я рассчитывала, что это ты скажешь мне, что случилось.

— Я был болен?

— С тобой произошел какой-то несчастный случай. Ты ударился головой и чуть не утонул и последние двенадцать часов выл без сознания. Скоро рассветет. Так ты не помнишь, что с гобой случилось?

Роберт покачал головой, все еще не в силах оторвать от Дженн Глаз.

— Нет. Как я сюда попал?

— Я тебя нашла, а Лоренс помог привезти тебя сюда. Ты голоден? У меня есть хлеб с сыром и вино.

Девушка вскочила и принесла поднос с едой к постели. Роберт попытался сесть, и немедленно острая боль пронзила его плечо и бедро, стали чувствоваться ушибы. Левое запястье тоже болело, и когда Роберт поднял руку, она оказалась забинтована.

— Где мой аярн?

— Не беспокойся. — Дженн поставила поднос ему на колени. — Я спрятала его, когда никто не видел. Он у тебя в правом рукаве.

Девушка отломила кусочек хлеба и положила Роберту в рот, однако, когда она потянулась за следующим, Роберт отобрал у нее ломоть.

— Не такой уж я инвалид.

Дженн ничего не сказала, уселась на край постели и стала следить за тем, как Роберт ест. С набитым ртом он спросил:

— Как тебе удалось меня найти?

— Я сама не знаю, как это вышло. Мы возвращались из Марсэя, ехали через лес, и неожиданно у меня возникло чувство, будто с тобой что-то случилось. Когда я попыталась искать тебя колдовским зрением, оказалось, что ты лежишь в реке, без сознания, весь израненный. Лоренс помог мне привезти тебя в замок,

Роберт замер, не донеся до рта кусок сыра.

— Ты меня нашла? Пока я был без сознания?

— Да. А что такое?

— Ну, строго говоря, это считается невозможным.

— Никто мне об этом не говорил, так что я попыталась и сумела. А разве ты такого не можешь сделать?

— Иногда мне удавалось. Дженн покачала головой.

— В какой-нибудь из ближайших дней, Роберт Дуглас, мы с тобой сядем и очень подробно поговорим.

Роберт не сдержал улыбки, хоть улыбаться и было больно.

— Что ты сказала Лоренсу?

— Ничего. Я просто заставила его мне помочь.

— При помощи чистой логики? Дженн отвела глаза.

— Нет, не совсем.

— Ты ужасно рисковала.

— У меня не было выбора. — Пожав плечами, Дженн снова наполнила его кубок. — Ты уверен, что ничего не помнишь?

Роберт попытался сосредоточиться, но в голове было пусто. Ничто не объясняло, как он оказался в лесу так близко от Элайты. Но одну вещь он помнил.

— Я не должен был попасть сюда. Твой отец не захочет, чтобы я оставался в Элайте.

— Да, — мягко ответила Дженн, — когда тебе станет лучше. Скажи мне, как ты себя чувствуешь? Я имею в виду — помимо ушибов.

Ее взгляд стал пристальным, чего не было мгновение назад. Чтобы доставить девушке удовольствие, Роберт заглянул внутрь себя, но снова ничего не обнаружил. Его память казалось начисто вытертой, чистой и свежей, словно он пережил собственное Начало Веков.

— Я прекрасно себя чувствую, Дженн. Почему ты спрашиваешь? Напряжение исчезло из ее взгляда, и девушка улыбнулась:

— Не важно. — Она встала и убрала поднос. — Мне кажется, тебе следовало бы снова уснуть. Может быть, утром ты вспомнишь, что с тобой случилось.

— Но я на самом деле совсем не устал, — запротестовал Роберт. Ему не хотелось, чтобы Дженн уходила.

— Хочешь еще вина?

— Спасибо.

Дженн снова наполнила его кубок и уселась на краю постели. Так что же в ней все-таки так изменилось? Теперь это была не несчастная бездомная бродяжка, которую он привез в Элайту почти полгода назад.

— Скажи, — тихо спросил Роберт, — тебе не хватает твоих странствий?

— Честно? Конечно, не хватает. — Дженн сложила руки на коленях и опустила глаза. — Бывают дни, когда я мечтаю об одном: вскочить на коня и уехать. Иногда мне даже кажется, что в один прекрасный день я так и сделаю. Я потеряла свободу, Роберт, а она всегда была для меня драгоценна. Я знаю, ты не предполагал такого, когда привез меня сюда, да и сама я тогда об этом не думала, но свободы я все равно лишилась.

— А много ли у тебя было свободы раньше, когда ты жила в Шан Моссе?

— В таверне? Сколько угодно. — В глазах Дженн засветилась теплая улыбка. — Мой отец был хороший человек. Он никогда меня не бил — хотя я иногда того и заслуживала. Я часто выскальзывала вечерами, когда в зале было много посетителей и мне следовало бы помогать отцу. Я уходила в лес и забиралась на свое любимое дерево. Оттуда я пыталась увидеть как можно дальше — мимо проходил торговый тракт; мне было интересно, каков мир за пределами леса. Я гадала, как выглядит океан, на что похожи горы, широкие равнины, засеянные пшеницей и рожью. Мне очень хотелось увидеть все это, но я и думать не могла о том, чтобы оставить дом и отца. Когда же он умер…

— Что случилось тогда?

Дженн нахмурилась и отвела глаза.

— Явился его племянник и стал распоряжаться в гостинице. Он сказал, что я слишком молода, чтобы оставаться там, и отправил к родственникам на ферму на другом конце леса. Хозяйка фермы приняла меня, но у нее была дюжина собственных детей, и я оказалась лишней. Жизнь стала… нелегкой. В тот год был неурожай, и ее муж с горя напивался. Однажды утром он вышвырнул меня из дому всего с несколькими медяками и ломтем хлеба. Я туда больше не вернулась.

Роберт молчал; рассказ Дженн произвел на него глубокое впечатление. Что ж удивительного, что девушка не хотела ехать в Элайту. Она, должно быть, ужасно боялась оказаться лишней и здесь — или быть отвергнутой из-за ее прошлого.

— Я тогда не знала, что делать, куда идти. Несколько дней я скиталась, потом дошла до деревни. Там была гостиница, и я спросила, нет ли у них для меня работы. Меня взяли, и я несколько месяцев там пробыла. В той гостинице я чувствовала себя почти как дома — новые люди все время сменяли друг друга. Потом однажды туда пришел сказитель. Все, затаив дыхание, слушали его рассказы. Потом, когда он уходил, слушатели дали ему денег, а я подумала: я тоже могла бы это делать. Странствовать и рассказывать всякие истории, узнавать новые. Полная свобода… Я и не мечтала, что встречусь с живой легендой, сама стану частью истории.

Роберт осторожно поинтересовался:

— Ты жалеешь, что так случилось? Жалеешь, что приехала сюда?

Дженн взглянула на него заблестевшими глазами.

— Нет, Роберт, не жалею. Есть и другие ценности, помимо свободы, правда? Едва ли ты можешь с этим спорить.

— Нет, — ответил он, — не могу.

— И он совсем ничего не помнит о том, что случилось?

— Пока нет, но постепенно вспомнит, я уверена. — Дженн обошла стол и налила Якобу эля. Она старалась не щуриться от яркого света, льющегося в окна, но это ей плохо удавалось. Вот что получается, когда не спишь всю ночь. По крайней мере на рассвете Роберт уснул снова; к полудню, когда проснется, он наверняка будет чувствовать себя лучше.

Якоб не обратил внимания на кружку с элем, которую поставила перед ним Дженн, и схватил дочь за руку, заставив ее посмотреть ему в глаза.

— Он не может здесь долго оставаться.

— Я знаю, отец. — Чего хочет от нее Якоб? Ждет ли он доказательств, что Дженн не чувствует лояльности по отношению к Роберту? Неужели он потребует, чтобы она выгнала Роберта, несмотря на его раны? — Пожалуйста, не беспокойся. Он не пробудет здесь ни минуты без необходимости. Он прекрасно знает о твоих чувствах.

Якоб выпустил руку Дженн и сердито посмотрел на стол.

— Это не имеет никакого отношения к моим чувствам. Меня больше волнует, как посмотрит на случившееся король после твоего неожиданного отъезда из столицы. Селар, должно быть, очень пристально следит за обоими нашими Домами. Что он скажет, когда узнает, что Данлорн здесь? Ты должна научиться думать о политических следствиях своих поступков, Дженнифер. Ты навлекаешь опасность не только на себя, но и на других.

— Но тут все совершенно невинно, отец. С Робертом произошел несчастный случай, а мы ему помогли. Наверняка даже король не увидит в этом ничего плохого.

— Откуда ты знаешь? — возразил Якоб. — Почему ты так уверена, что тут все так невинно? Тебе неизвестно, что Данлорн делал в том лесу, а он утверждает, что ничего не помнит. Я не прожил бы так долго в этом опасном мире, если бы был так доверчив, особенно в том, что касается Данлорна. Я понимаю, ты считаешь себя в долгу перед ним, но я должен позаботиться о твоей безопасности, дитя. Если у Данлорна осталась хоть капля чести, он согласится со мной.

Дженн хотелось возразить, сказать отцу о всей глубине чувства чести, отличающей Роберта, но она не могла этого сделать. После всех прошедших лет Якоб ни за что не изменит своего мнения о Роберте. И на самом деле его интересовало другое: может ли он доверять дочери.

— Конечно, отец, — прошептала Дженн, ненавидя себя за эту намеренную ложь. — Мне очень жаль. Я позабочусь о том, чтобы он уехал сразу же, как только сможет сесть на лошадь. Он сюда не вернется, обещаю тебе.

Финлей совершенно не представлял себе, сколько прошло времени, как долго он находится в камере. Здесь ничего не менялось: темнота, сырость, отвратительный запах крыс и гнилой соломы. Из-под двери пробивался тоненький лучик света; высоко справа в стене было окошко едва в фут шириной, но и оно вело в коридор, а не наружу.

Все это время Финлей находился в одиночестве; его тюремщики боялись его, боялись даже допрашивать. Что за ужасные последствия повлекла за собой его ошибка! Что он наделал!

Финлей скорчился на полу, обхватил себя руками и попытался не дрожать от холода. По крайней мере он уверял себя, что дрожит именно от холода. Он не мог позволить себе бояться. Особенно сейчас.

Руки у него были холодны как лед, цепи врезались в тело. Голова сильно болела, и когда он двигался, Финлей чувствовал, как трескается корочка засохшей крови. Во рту у него пересохло, но в этой сырой камере одна мысль о возможности напиться вызывала у него тошноту.

У Финлея отобрали аярн, а без него он был слеп и беспомощен.

Не лучший способ завершить жизненный путь.

Финлей попробовал рассмеяться, взглянуть на ситуацию с иронией, как сделал бы на его месте Роберт… Однако все было бесполезно. Роберт мертв, и убил его он, Финлей.

В коридоре раздался звон металла, дверь распахнулась, залив камеру светом. Финлей зажмурился. В помещение вошли двое стражников с обнаженными мечами; за ними шел третий — он поставил у ног Финлея кружку с водой.

— Ну и как тебе здесь, колдун? — проворчал сержант. На Финлея с покрытого оспинами лица смотрели холодные черные глаза. В них были отвращение и ненависть, но и страх тоже. — Хочешь признаться в своих преступлениях?

Финлей скорчился в своем углу. Не стоит провоцировать этих людей. Воспитанный в них ужас перед колдовством и так уже заставлял их искать предлог для того, чтобы убить его.

— Мне не в чем признаваться. Я еще тем парням в лесу пытался объяснить: никакой я не колдун.

— Расскажешь это судьям! — сплюнул стражник. — Через два дня они явятся, чтобы тебя судить. Тебе хватит времени на покаяние. У нас поблизости живет священник — приведем сразу, как попросишь.

— Но мне не в чем каяться!

— Ну, тогда мы тебе немножко поможем. — Сержант махнул рукой одному из солдат, и тот сделал шаг вперед, целясь мечом в лицо Финлею. Острия клинка рассекло правую щеку узника. Боль была жгучей, как огонь, но Финлей сдержал крик.

— Пора тебе признаться нам, кто ты такой есть. Что ты делал в лесу? Откуда явился?

Финлей с трудом поднялся на ноги, сердце его колотилось, как молот. Они не должны узнать его имя!

— Ну, давай, колдун! Назови свое имя. Кто ты такой? — Неожиданно сержант ударил Финлея по лицу. Тот отлетел к стене. Прежде чем он смог вдохнуть воздух, сержант ударил его снова — на этот раз в живот. Финлей сложился пополам, и сержант подошел к нему вплотную, обдав зловонным дыханием. — Не такой уж ты могучий, в конце концов!

— Я же… говорил… — выдохнул Финлей, пытаясь распрямиться, — я не колдун.

Сержант схватил Финлея за волосы и отогнул его голову назад.

— Скажешь это еще раз, колдун, и я просто перережу тебе глотку! Не так уж мне и хочется дожидаться судей. Знаю я, как разделываются с вами эти фанатики из Гильдии, так что предпочту избавиться от тебя лично. Зачем нам здесь твои гнусные лживые уловки! Понял? Может, ты и темный ангел, да только я позабочусь, чтобы ты не вышел отсюда иначе как мертвым или на плаху.

Резким движением сержант ударил Финлея затылком о камень стены и сделал шаг назад.

— Ну-ка прикуйте его к стене. Мало ли какие мысли у него появятся насчет побега.

Стражники схватили Финлея и прижали спиной к холодным камням. Он чувствовал, как кровь течет у него по шее, так что грязная рубашка становится еще и влажной. Когда один из солдат стал надевать на его правую руку железный браслет, сержант кинулся вперед и сорвал с пальца пленника перстень.

— Это что? Где ты его взял? Черный орел на серебряном поле… Уверен: где-то я его уже видел.

— Я нашел перстень, — быстро сказал Шинлей.

— Ах вот как! — ухмыльнулся сержант. — Тогда ты не станешь возражать, чтобы я его забрал и выяснил, кому он принадлежит. Перстень недешево стоит, да и твоя одежда тоже. Богатая одежда. Может, ты не нашел его, а украл? Или снял с мертвеца?

Сержант расхохотался и вместе со стражниками вышел из камеры. Дверь с лязгом захлопнулась, но не успело стихнуть эхо, как Финлей услышал еще один отзвук. Ощущение накрыло его, как ночная тьма. Хоть он и был слеп без своего аярна, тут он не мог ошибиться, тем более что они с Робертом несколько недель назад отрабатывали умение обнаруживать именно это… Где-то рядом был малахи.

Финлей сел, привалившись к стене. Цепи зазвенели — так дрожали его руки. На этот раз он не пытался обмануть себя — то, что он испытывал, было страхом.

Солнце уже садилось, когда Дженн привела к Роберту доктора. Когда они вошли, Роберт еще спал, но тут же проснулся. Дженн помогла ему сесть, опираясь на подушки, и прогнала мучившие ее опасения. Разобраться с ними можно будет и позже.

— Это доктор Вишарт, — начала она. — Он приехал из приюта для больных, чтобы вас осмотреть.

Роберт взглянул на нее, потом кивнул старику.

— Мы ведь раньше встречались, доктор, не так ли?

— Очень любезно со стороны вашей светлости помнить об этом, — прошамкал Вишарт; его слезящиеся глаза остались бесстрастными. — Как ваша светлость себя чувствует сегодня вечером?

— Уже вечер? Ну, у меня не гнутся суставы, однако встать я смог бы.

Вишарт кивнул и протянул руку, чтобы пощупать шишку на лбу Роберта.

— Боюсь, что раны вашей светлости серьезнее, чем кажется. Едва ли вам удастся ходить, да если вы и попытаетесь, такой удар по голове не может не вызвать головокружения. Я бы советовал вам недели две провести в постели, ваша светлость. Вы помните, что с вами случилось?

Дженн быстро подошла к постели и бросила Роберту предостерегающий взгляд.

«Скажи ему, что упал с лошади, — больше ничего».

— Моя лошадь споткнулась, доктор. Должно быть, я упал и ударился головой.

— Понятно, — пробормотал Вишарт, ощупывая плечо Роберта, потом выпрямился и повернулся к Дженн. — Те травы, что вы давали ему, вполне годятся, миледи, а еще я посоветовал бы сделать припарку на плечо. В остальном же главное — покой. Через три дня я загляну, но обязательно дайте мне знать, если начнется ухудшение.

Дженн кивнула и проводила старика до двери. Когда она вернулась, Роберт смотрел на нее со смесью смущения и раздражения. Дженн не сдержала улыбки.

— Ты еще и радуешься!

— Какая неблагодарность! — рассмеялась девушка, садясь рядом с Робертом. — После всего, что я для тебя сделала!

— Послушай, я не могу оставаться две недели в постели. Я себя прекрасно чувствую.

— Я знаю. На самом деле старый доктор, пожалуй, несколько перестраховывается. Не так уж тяжелы твои раны. Ты ничего не сломал, хотя ездить верхом некоторое время будет больно. Тем не менее ты нуждаешься в отдыхе — по крайней мере на пару дней. Откуда ты знаешь доктора Вишарта?

Роберт проверил, как сгибаются у него запястья; лицо его стало непроницаемым.

— Он однажды лечил мою жену.

— Ох… — Так вот откуда Белла узнала… О боги, не может это быть правдой!

Дженн резко поднялась, принесла поднос с ужином и поставила его перед Робертом. Она продолжала наблюдать за ним, пока он ел. Роберт все еще был очень бледен, глаза его утратили свой обычный блеск. Это, конечно, нехороший признак… С другой стороны, ничего необычного он, по-видимому, не испытывал и вел себя нормально, как будто ничего не случилось. Неужели он забыл о своем дяде… или просто безупречно держит себя в руках? Но если так, то почему она видит в нем боль — глубоко внутри, словно скрытую болезнь? Дженн вздохнула:

— Наверное, нам лучше сосредоточиться на том, что с тобой случилось вчера. Ты хоть лес помнишь? Ты знаешь, зачем там оказался?

— Никакого леса я не помню, — нахмурился Роберт. — И реки не помню тоже.

— Ну а что это такое, ты знаешь? — Дженн сунула руку под кровать и вытащила какой-то предмет, завернутый в алую ткань. — Я нашла его у тебя за пазухой. Поскольку я не поняла, что это такое, то спрятала вместе с твоим аярном. Я боялась рисковать.

Она развернула ткань и показала Роберту серебристый цилиндр. Он снова нахмурил брови, и рана у него на лбу налилась кровью. Роберт на секунду зажмурился, потом со свистом втянул воздух.

— Шинлей! — Роберт судорожно рванулся с кровати, но Дженн удержала его.

— Что с ним? Финлей был с тобой?

— Да. Мы с ним поднялись на гору и осматривали пещеры. Я упал и, должно быть, свалился со скалы. Финлей, наверное, сейчас меня ищет. Клянусь богами, как же он должен беспокоиться! Мне нужно…

— Нет. Я пошлю людей на поиски. Если он видел, как ты упал, он, наверное, осматривает русло потока. Ты подожди здесь. — Однако прежде, чем Дженн успела подняться, дверь распахнулась и в ней появилась Фиона, бледная как смерть.

— Дженн, я всюду тебя ищу! Я только что услышала очень тревожные новости.

— Что? Что случилось?

Фиона бросила взгляд на Роберта, потом закрыла дверь и взмахом руки наложила на нее предупреждающее заклятие.

— Финлей. Его схватили по обвинению в колдовстве.

На этот раз Роберт вскочил с постели, и Дженн и не пыталась его остановить. Вместо этого она стала расспрашивать Фиону о подробностях.

— Как это случилось?

— Он был в лесу. Двое лесорубов заметили что-то ярко светящееся у него в руке. По описанию это именно Финлей. Был он с вами вместе, Роберт?

— Да, был. Дженн, где остальная моя одежда? Я должен вызволить Финлея.

Дженн медленно покивала; сердце ее бешено колотилось.

— Да, конечно.

— Но вы никуда не можете отправиться в таком состоянии! — воскликнула Фиона. — Вы даже не сможете ехать верхом!

Роберт не обратил внимания на ее возражения и потянулся за камзолом, который ему протягивала Дженн.

— Где они держат Финлея?

Фиона заколебалась, переводя глаза с Дженн на Роберта и обратно.

— Скажите ему, — пробормотала Дженн, — вы же видите, его не удастся остановить. — Девушка повернулась и открыла шкаф у противоположной стены. Порывшись в нем, она достала старую темную одежду.

— Финлей в деревне под названием Килфедир; это в глубине леса. Вы никогда не найдете туда дороги без проводника.

— Роберт не поедет один, — сказала Дженн. — Я с ним. Фиона, вы должны будете нам помочь. Я могу оседлать коней и вывести их через сад, но вам придется создать иллюзию: иначе стражники увидят нас. Роберт с этим сейчас не справится, а я еще не научилась.

— Вы не представляете, во что ввязываетесь! — возразила Фиона. — Вы никогда ничего подобного не делали! Что, если вас хватятся? Что скажет ваш отец?

— У нас нет времени на разговоры, — бросил Роберт, натягивая сапоги.

Да, времени не было. Дженн перекинула старую одежду через плечо и повернулась к Фионе.

— Будет гораздо хуже, если хватятся вас. Вы здесь чужая, и все сразу решат, что вы в этом замешаны. Оставшись здесь, вы сможете придумать какое-нибудь оправдание моему отсутствию. Скажите, что я легла в постель, потому что у меня разболелась голова. Я ведь и правда не спала прошлую ночь, ухаживая за этим предателем. Отец поверит вам. Пожалуйста, Фиона! Финлей в опасности, и мы должны ему помочь.

Фиона перестала противиться.

— Хорошо, — прошептала она.

Ночь была ясной, тысячи звезд сверкали на небе, как алмазы. До Роберта, остановившегося на склоне горы, чтобы удостовериться в отсутствии погони, с озера долетел еле заметный прохладный ветерок. В долине было пусто и тихо, и Роберт повернул коня и начал спускаться с холма. Дженн в одежде конюха ехала следом. Волосы ее скрывала глубоко надвинутая шапка. Внешне девушка казалась юной, хрупкой и беззащитной, но Роберт знал, что внешность обманчива: глаза ее блестели твердой решимостью.

Роберт отпустил поводья и предоставил коню самому находить дорогу на каменной осыпи. Боль в бедре была острой и с каждой минутой мучила Роберта все сильнее. Как в таком состоянии он сможет помочь Финлею? Если бы только он не поскользнулся и не упал с того проклятого утеса… Если бы вообще он не ввязался в это глупое приключение… Если бы Оливер не оказался таким глупцом!

Теперь Роберт вспомнил все — до последней подробности, мучительной и унизительной. Однако сейчас случившееся не волновало Роберта. Нужно было сосредоточиться на том, как спасти Финлея, и вообще найти выход из этой ужасной ситуации.

— Ты себя нормально чувствуешь? — спросила Дженн, догоняя Роберта.

— Что ты все время об этом спрашиваешь! — рявкнул Роберт.

— Прошу прощения.

— И незачем извиняться! — Роберт пустил коня галопом, Дженн поскакала следом. Больше часа они ехали в молчании, держась по возможности в тени деревьев. Потом все же Роберту пришлось остановиться, чтобы дать лошадям отдых. Он попытался найти положение, в котором не так болело бы бедро, но, заметив, что Дженн наблюдает за ним, перестал ерзать в седле. Девушка ничего не сказала, и скоро они снова двинулись в путь. Роберт ехал первым, Дженн с запасной лошадью в поводу — следом.

Роберт сосредоточился на проблеме, которую им предстояло разрешить.

— Ты хорошо знаешь Килфедир? — спросил он Дженн.

— Совсем не знаю, — неохотно ответила девушка. — Мне не разрешали далеко отлучаться из Элайты — по крайней мере до поездки в Марсэй.

— Тогда почему ты настояла на том, чтобы тоже ехать? — тут же спросил Роберт. — Ты хоть знаешь, где эта деревня?

Дженн ответила не сразу. Потом она подхлестнула коня, поравнялась с Робертом, ухватила за повод его лошадь и заставила остановиться. Дженн помолчала, глядя в глаза Роберту, словно пытаясь найти нужные слова.

— Нам нужно ехать дальше, — нетерпеливо бросил Роберт.

— Роберт, — без гнева сказала ему девушка, — если ты не перестанешь рычать на меня, я тебя стукну.

— Ты? Стукнешь меня? — Это было настолько абсурдно, что ч Роберт против воли расхохотался. Дженн серьезно посмотрела на него и ничего не сказала. — В этом нет нужды. Ладно, поехали. По дороге ты можешь рассказать мне о своей поездке в Марсэй.

Они двинулись дальше, но Дженн, против обыкновения, молчала. Уж не рассердилась ли она?

— Ну? Ты хорошо провела время в нашей прекрасной столице?

— Не особенно, — пробормотала Дженн. — Да и рассказывать мне в общем-то не о чем. Все там глазели на меня как на какое-то чудовище. Некоторые придворные были ко мне добры, другие — нет. Я встречалась с королевой.

Роберт бросил на девушку внимательный взгляд, почти опасаясь спрашивать.

— Ас королем?

— Встречалась. Но он больше интересовался твоими делами, а также поисками подходящего мне супруга.

Конечно, этого следовало ожидать. Селар не мог не обратить внимания на возможную угрозу своему трону, какой являлась Дженн. Ведь его собственный сын — еще ребенок.

— Кого-нибудь еще, кого я знаю, ты видела?

Дженн обратила на Роберта взгляд холодно сверкнувших глаз.

— Я познакомилась с твоим дорогим другом Вогном. Он очень настаивал, чтобы я рассказала ему о твоих планах.

Роберт нахмурился. В голосе Дженн прозвучала резкая нота — она явно говорила ему не все.

— И что ты ему сказала?

«Я сказала ему, что ты намерен оставаться в Данлорне. А ты меня обманул!»

Роберт усмехнулся и покачал головой.

— Что ж, приятно узнать, что некоторые вещи остаются неизменными. Это все? Больше вы ни о чем не говорили?

— Больше ни о чем. Послушай, ты придумал, что мы будем делать, когда доберемся до Килфедира? Ведь не можем же мы просто явиться туда и забрать Шинлея, правда?

— Нет, конечно. Однако я не могу строить планы до тех пор, пока не увижу деревню, не выясню, где они держат Шинлея. Больше всего меня беспокоит, что Финлей может попытаться бежать. Без коня ему далеко не уйти. Его просто снова схватят и уж тогда точно сочтут виновным — если уже не признали его таковым. Проклятие, должен же был я смотреть, куда ставлю ногу! Не свались я с утеса, ничего этого не случилось бы! — Роберт помолчал и невесело улыбнулся Дженн. — Но ты права: сейчас не время для самобичевания. Нужно думать о деле. Что-нибудь еще о деревне ты можешь мне рассказать?

Дженн подняла глаза к небу.

— Примерно пять сотен жителей. Деревня со всех сторон окружена лесом, через нее с запада на восток проходит дорога. Да ты мог видеть все сам с холма.

— Я, кажется, и видел. — Что сейчас может делать Финлей? Будет он пытаться бежать? — Дженн, скажи мне, как ты думаешь, не удастся тебе поговорить с Финлеем? Предупредить его, чтобы он оставался там, где его держат?

— Не знаю, но попробовать стоит. — Дженн остановила коня. В слабом свете звезд Роберт видел лишь размытый овал ее лица с темными провалами глазниц. — Что мне ему сказать? Чем короче послание, тем больше шанс пробиться к Финлею.

— Как на твой вкус «идиот»?

Дженн улыбнулась: «Хорошо: идиот!»

— Да не я! — в шутливом гневе прорычал Роберт. — Идиот — Финлей!

«Прошу прощения, иногда я вас путаю».

Дженн помолчала, потом где-то на самом краю восприятия Роберт уловил тихий шепот. Разобрать слов он не мог, но узнал голос Дженн. Когда шепот растворился во тьме, девушка подняла глаза.

— Не знаю, получилось ли. Я просто велела ему ждать, сказала, что мы уже в пути. Только если ты ничего не говорил Финлею об этом моем умении, он может подумать, будто сходит с ума.

Роберт кивнул и тронул коня.

— Он будет не первым, с кем такое случится.

— Как ты думаешь, они знают, кто он такой? — из темноты донесся голос Дженн.

— Финлей им этого не скажет.

— Но если они все равно узнают? Что тогда произойдет? Роберт уже думал об этом, хотя и гнал от себя такие мысли.

— Его имя будет проклято навеки. За ним начнут охотиться по всей стране, и если когда-нибудь схватят, то казнят на месте. Кроме того, всюду распространятся слухи про колдовство, подозревать начнут всех подряд. Именно этого мы всегда старались избежать.

— А как насчет тебя? Не сочтут ли тебя виновным тоже?

— Может быть. Но об этом я начну тревожиться, когда до того дойдет очередь. Сейчас же нам нужно освободить моего братца так, чтобы при этом не попасться самим.

Чаща сменилась покрытыми травой холмами, потом снова начался лес. Через два часа Роберт и Дженн выехали на опушку у реки.

— Вот здесь я тебя и нашла — немного выше по течению. Черная вода потока было глубокой, течение очень быстрым.

— Лучшей переправы нет?

— Есть примерно в часе пути вдоль реки. Мы не можем себе позволить потерять столько времени. Скоро взойдет луна.

Не говоря ни слова, Роберт направил коня вниз по берегу. Конь спотыкался и разбрызгивал воду, которая скоро дошла Роберту до колен. Холод пронизывал все тело и заставлял раны болеть сильнее, течение почти сбивало коня с ног, но это лишь подхлестывало Роберта. Оставалось так мало времени на то, чтобы вызволить Финлея и скрыться, на то, чтобы Дженн добралась до дому прежде, чем ее хватятся.

Конь выбрался на противоположный берег, и Роберт обернулся и стал следить за Дженн. Она вела в поводу запасную лошадь; животные с трудом преодолевали течение, спотыкались, чуть не сбрасывая девушку в воду, упирались и ржали в панике.

— Отпусти второго коня! — крикнул Роберт, направляя своего скакуна к Дженн. Не задумываясь, он прибег к своей колдовской силе, чтобы успокоить животных, чтобы помочь Дженн справиться с течением… и обнаружил внутри пустоту. Сила оставила его. Тот удар по голове… — Держись, Дженн! — крикнул он. Нужно, чтобы девушка развернула коня навстречу течению. Только осторожно!

Дженн отпустила повод второго коня и развернула своего так, как хотел Роберт, словно его колдовская сила все же управляла ими.

Животное тут же успокоилось, и девушке удалось направить его к берегу. Как только она оказалась вне опасности, Роберт заставил своего коня прыгнуть в воду и поймал повод запасной лошади. Ужасная боль пронзила при этом его запястье, но Роберт не выпустил повод. Через несколько секунд все тяжело водящие боками кони оказались на твердой земле. Всадники вымокли до нитки, но ночь, к счастью, было не такой уж холодной.

Дженн принялась отжимать свой плащ, потом взглянула на Роберта со смущенной улыбкой,

— Знаешь, Роберт, жизнь никогда не бывает скучной, стоит тебе оказаться рядом.

— Правда? — рассмеялся Роберт. — Наверное, поэтому ты так по мне скучала. Ладно, нужно двигаться!

17

Они снова пустили лошадей галопом, чтобы согреться. К тому времени, когда они оказались поблизости от деревни, нога у Роберта совсем разболелась. Лес здесь был густым, и остановиться пришлось на поросшей кустарником вырубке, где звезды еле проглядывали сквозь ветви деревьев. Роберт перекинул ногу через спину коня и попытался осторожно опуститься на землю, но, когда поврежденная нога коснулась опавших листьев, она подогнулась, и Роберт упал. Дженн соскочила с коня и бросилась к нему.

— Ах, Роберт, надо же быть таким глупцом, да и я не лучше, раз позволила тебе все это затеять. Ну-ка… — Девушка подхватила Роберта под руку и подтащила к ближайшему дереву, так что тот смог прислониться спиной к стволу, потом кинулась к своей лошади и вернулась с маленькой сумкой. — И почему это люди вроде тебя всегда думают, будто они двужильные? — Дженн порылась в сумке и вытащила маленький флакончик. — Послушай, помнишь, что ты тогда сделал на ферме? Как облегчил боль того старика? Можешь ты то же самое сделать для себя?

Роберт не смог сдержать улыбки. Дженн была такой решительной и умелой, она, не задумываясь, командовала им, как ребенком, — в отличие от почти всех, кого он знал, она его не боялась и не терялась, даже когда он на нее рычал.

— Нет, — ответил Роберт. — Обратить на себя такое заклинание нельзя.

— Тогда не можешь ли ты научить ему меня?

— Нет времени.

— Что ж, — сказала Дженн ровным голосом, — тогда придется тебе выпить это. — Она протянула ему флакончик. Роберт взял его и сделал глоток. Содержимое флакона оказалось ужасно горьким, жгучим, противным на вкус.

— Ох! — задохнулся он. — Что за гадостью ты меня напоила?

— Это тебе наказание, — решительно заявила Дженн. — Через пару минут боль начнет проходить. Лекарство подействует на несколько часов — времени должно хватить, чтобы вызволить Финлея. Потом, правда, тебе придется расплачиваться.

Она отвернулась, чтобы убрать флакончик в сумку, потом откинулась к стволу рядом с Робертом, глядя сквозь ветви на звезды. Через некоторое время девушка взглянула в сторону деревни.

— Я еще раньше хотела сказать тебе, — начала она тихо, — как грустно мне было узнать о твоем дяде… Какое ужасное несчастье!

От этих слов прошлое словно обрушилось на Роберта. Удивительно, с какой скоростью он все вспомнил — и как долго ему пришлось забывать. А забыть ему хотелось очень многое… Последние несколько часов Роберту было легче — приходилось думать только о том, что предстояло сделать.

— Роберт… — окликнула его Дженн таким напряженным голосом, что Роберт невольно взглянул на нее. — Ты этого не осознаешь, не замечаешь, потому что находишься слишком близко… Но мне-то видно — ты умираешь.

Роберт заставил себя рассмеяться.

— Что? Но ты же сама говорила, что мои раны не тяжелые. Уж не отравила ли ты меня?

Дженн не улыбнулась ему в ответ. Качая головой, она наклонилась вперед и коснулась рукой его груди, там, где билось сердце.

— У тебя смерть здесь. С каждым днем, пока ты сражаешься с собой, какая-то часть тебя умирает. Скоро не останется совсем ничего. Ты умираешь, Роберт, поверь мне: я это вижу. Самое печальное, что остановить это можно только одним способом: ты должен что-то сделать.

Они смотрели друг другу в глаза, и Роберт неожиданно обнаружил, что ему трудно дышать. Как могла она так ясно увидеть то, чего не замечали все кругом? Как могла она так много знать о демоне?

Осознание ее проницательности поразило его и заставило загнать свои мысли и чувства глубоко внутрь. С мрачной улыбкой Роберт ответил:

— Я не могу ничего сделать, Дженн. Все не так просто, как ты думаешь, — ты многого не знаешь. Действовать для меня просто невозможно.

Дженн нахмурилась; его уклончивый ответ не произвел на нее никакого впечатления.

— Имеет все это отношение к тому, что сказал тебе Ключ? Тебя сдерживает его предсказание?

Сердце Роберта замерло.

— Что заставляет тебя так говорить?

— Значит, я права?

Соблазн рассказать все девушке был огромен, но Роберт не знал, является ли источником этого порыва он сам или Дженн. Он глубоко вздохнул и ответил:

— Да. — Она долго смотрела ему в глаза, потом отвела взгляд. Когда она снова повернулась к Роберту, в голосе ее прозвучала решимость.

— Может быть, ты и потерпел неудачу раньше, но разве это значит, что так будет и впредь? Разве тебе все всегда удавалось с первой попытки? Разве ты настолько ловок? Роберт, я не говорю тебе, что делать, — такое мне и в голову не придет. Но я знаю: чтобы выжить, тебе нужно действовать. Уход от жизни — не решение проблемы. Ты ведь понимаешь, что я права, верно?

Взгляд ее был одновременно и твердым, и неуверенным. Казалось, Дженн может заглянуть глубоко в его душу, туда, куда не может проникнуть он сам. Откуда у нее такая зоркость?

Но что еще может она увидеть? Что смеет он ей показать?

Ветерок зашумел ветвями деревьев, напомнив Роберту, что пора трогаться в путь, но еще мгновение он оставался неподвижным, глядя на Дженн, не желая разрушить возникшую странную умиротворенность. В лице девушки, таком юном и одновременно таком древнем, не было настойчивости, которая так давила на него, когда он имел дело с другими людьми; она просто выразила то, что говорило ему его собственное сердце. И Дженн сделала это осторожно, словно боялась причинить ему боль.

Не сводя глаз с лица девушки, Роберт взял ее руку, лежавшую у него на груди, и нежно прижал к губам. Ее кожа была прохладной и мягкой; Дженн руки не отняла.

— Пора, — вздохнул Роберт. — Нужно ехать освобождать моего заблудшего братца.

Дженн помогла ему подняться, и Роберт обнаружил, что отвратительное снадобье подействовало. Нога и бедро почти не болели — наверняка он сможет теперь преодолеть все препятствия. Вместе с Дженн они вышли на опушку и спрятались за огромным дубом. Отсюда хорошо была видна деревня, больше похожая на небольшой городок.

Ну так как: лишился он колдовской силы, или теперь рана на голове зажила достаточно? Был только один способ это выяснить. Роберт осторожно заглянул в себя. Да, что-то всколыхнулось в нем, но он не мог управлять силой, не мог при помощи колдовского зрения видеть дальше, чем в шаге от себя.

Ругаясь про себя, Роберт взглянул на Дженн.

— Ты чувствуешь, где он находится?

«Секунду…»

Роберт ждал, жалея, что ему приходится полагаться только на способности девушки.

«Он в здании, примыкающем к церковной стене. Видишь колокольню? Чтобы туда попасть, нужно ехать по главной улице. На ней, похоже, много народу».

Да, так оно и было.

— Думаю, новость о поимке колдуна уже разнеслась по округе. Чтобы посмотреть на судилище и казнь, люди съедутся издалека. Впрочем, это может оказаться для нас полезным.

«Ты хочешь сказать, что еще двое приезжих не привлекут к себе внимания?»

— Не двое, а один — ты останешься здесь. Помоги мне снять повязку с запястья. Я не могу держать аярн в правой руке. — Роберт не осмелился признаться Дженн, что он вообще вряд ли сможет воспользоваться своей колдовской силой.

Дженн протянула руки и стала разматывать бинт, но продолжала смотреть на Роберта, подняв брови.

«Я должна остаться здесь, вот как? В безопасности и не путаясь под ногами?»

— Именно так.

«А как ты собираешься меня остановить?»

Роберт отдернул руку и сорвал с нее остаток бинта.

— Если понадобится, я привяжу тебя к дереву! «Перестань кричать».

— Я не кричу, я шепчу.

«Ничего подобного, Роберт. Только тебе и шептать не обязательно».

Однако времени на препирательства не было. Роберт повернулся в сторону деревни, сжимая в руке аярн, и взглянул на здания колдовским зрением. Да, Финлей там, в своей камере, — и с ним несколько стражников. Проклятие! Что ж, ничего не поделаешь…

«Роберт, я слышу твои мысли. Там у реки ты велел мне повернуть лошадь навстречу течению — ты ведь не сказал этого вслух. Ты можешь мысленно не только слышать меня, но и отвечать мне».

Роберт замер на месте, потом медленно повернулся к Дженн. Едва осмеливаясь надеяться, он снова стиснул аярн и со всей силой, на какую было способно его израненное тело, послал единственное слово:

«Дженни!»

Ответом ему была сияющая улыбка.

«Клянусь богами! Я тоже на это способен!»

«Да! Здорово, правда? Может быть, в будущем ты научишься еще и прислушиваться к моим словам. А теперь, пока ты не слишком возомнил о себе, я предлагаю отправляться!»

Роберт со смехом признал свое поражение, повернулся и вышел на деревенскую улицу. Дженн была права — остановить ее он не мог.

Рядом с маленькой церковью поднималась высокая деревянная колокольня. Расположенное рядом кладбище было полно угольно-черных теней, и Роберт с Дженн, пригибаясь, крались через него, пока не достигли стены. Роберт с каждой минутой чувствовал себя более сильным и внимательно осматривал все вокруг колдовским зрением, стараясь обнаружить любого, кто мог встретиться им на пути. По деревне ходили патрули из дровосеков и крестьян, вооруженных мечами. Непривычные к оружию, эти люди задирали всех, кого встречали, будь то житель деревни или незнакомец. Вся деревня была взбудоражена: слишком опасным казался людям захваченный ими пленник. Роберт решил, что его долг — снять напряжение, избавить их от этой ноши.

Он посмотрел на Дженн, скорчившуюся с ним рядом. Ее голубые глаза были широко раскрыты: девушка всматривалась в темноту кладбища. Луна еще не взошла, хотя должна была появиться с минуты на минуту.

«Роберт, ты уверен, что нам удастся вывести Финлея? Я понимаю, что я в этом новичок, но здание кажется мне настоящей тюрьмой, и я думаю, что Финлея держат в чем-то вроде подвала».

«Так и есть. К тому же там не меньше дюжины стражников. Ты разве не чувствуешь их присутствия?»

«Нет».

Поразительно! Роберту с каждым разом становилось все легче мысленно разговаривать с Дженн. Может быть, для этого даже не нужно пользоваться аярном: ведь в первый раз все получилось и так.

Роберт поднялся и подсадил Дженн на стену. После того как она спрыгнула на другую сторону, он последовал за ней. Они оказались в небольшом дворике с воротами, ведущими на улицу, быстро перебежали его и оказались у крепкой деревянной двери. Роберт уже собрался заняться замком, когда колдовское чувство предупредило его о чьем-то приближении. Тень здания скрывала их, но с близкого расстояния этот человек наверняка их увидит.

«Проклятие! Стражник! Не двигайся, а я попробую создать иллюзию. Не знаю, сумею ли скрыть нас обоих…»

«Не беспокойся».

Роберт действовал быстро, но сил у него было еще мало. Стражник направился к двери, но замер на месте.

— Эй ты! Парень! Что ты здесь делаешь?

Дженн немедленно двинулась в сторону, отвлекая воина. В этот момент взошла луна, залившая дворик призрачным голубоватым светом. Дженн попятилась еще дальше.

— Я только хотел посмотреть на колдуна…

— Не положено. Убирайся! Убирайся вон, пока я и тебя не посадил под замок!

Дженн повернулась и бросилась бежать к воротам. Как только она исчезла, стражник, покачав головой, продолжил свой обход, даже не глянув в сторону Роберта.

«Дженни!»

«Он еще не ушел?»

«Ушел, но тебе нужно двигаться быстро и бесшумно. Если он снова заметит тебя, то может бросить в камеру к Финлею».

«Иду».

Роберт снова сосредоточился на замке. Дженн оказалась с ним рядом, как раз когда дужка с тихим щелчком отскочила.

«Ты никогда не говорил мне, что способен на такое!»

С кривой усмешкой Роберт приоткрыл дверь.

«Я о многом тебе никогда не говорил».

Они скользнули внутрь, закрыв за собой дверь, и оказались в коротком темном проходе. В нем никого не было. Роберт приложил ладонь к стене и послал колдовской взгляд сначала вправо, потом влево.

«Там находится помещение стражи. Четыре… нет, пять человек. Ты можешь их видеть?»

«Нет».

«Сосредоточься на двери в конце прохода, постарайся представить себе комнату, которая может быть за ней. А теперь закрой глаза и позволь своим чувствам уловить дыхание и сердцебиение стражников. Тебе не нужно напрягаться — просто позволь себе их увидеть».

«Ага! Удалось!»

«Прекрасно. Теперь присматривай за ними».

«А что, если они оттуда выйдут?»

Роберт усмехнулся в темноте.

«Тогда нам придется что-нибудь придумать».

Он снял руку со стены и показал направо. Они с Дженн бесшумно скользнули по проходу и завернули за угол. Коридор вел в глубь здания, а справа вниз уходила лестница. Однако на пути возникло препятствие: коридор был полон стражников, а на площадке лестницы внизу стоял еще один караул.

Роберт схватил Дженн за руку и оттащил в спасительную темноту.

«Так я и знал, что не следовало брать тебя с собой!»

«Ох, не веди себя как ребенок! Смотри — они ушли… Должно быть, там еще одно помещение для стражи. Наверное, они иногда патрулируют коридор — чтобы любопытные вроде нас не проникли сюда».

«Любопытные вроде тебя, хочешь ты сказать. Совсем в тебе нет почтения к властям! Ладно, они ушли, но те, что внизу, около камеры Финлея, остались на посту. Пошли».

Быстро и бесшумно Роберт и Дженн двинулись вниз по лестнице и остановились за несколько ступеней до площадки. Финлей был теперь так близко, что Роберт, казалось, мог бы протянуть руку и коснуться его. Он осмотрелся. В каменной стене обнаружилось маленькое зарешеченное окошко, но сквозь него пролез бы разве что кролик.

«Да. — Роберт увидел в желтых отблесках лампы, что Дженн улыбается. — Он здесь. Освободить его — пара пустяков!»

С двумя стражниками перед дверью камеры? Она, должно быть, шутит… Впрочем, оставался лишь один путь. Роберт потянул Дженн за руку в тень, куда не доставал свет лампы.

«Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала».

«Что?»

«Что ты никогда и никому не расскажешь о том, что я сейчас сделаю. Никому».

«Обещаю».

Роберт кивнул, хотя этого в темноте девушка и не могла видеть. Он совсем не был уверен, что справится с задуманным в своем ослабленном ранами состоянии. Впрочем, выбора у него не было — попытайся он убить двух стражников, шум привлек бы остальных. Поэтому, пристально глядя на аярн, он позволил своему дыханию замедлиться, а потом и остановиться. Все его внимание было теперь сосредоточено на единственном действии. Как только Роберт почувствовал, что готов, он мысленно сделал шаг в другое измерение. Все его тело дрожало от напряжения, но уловка удалась, и Роберт спустился по лестнице и завернул за угол. Стражники стояли на площадке, болтая между собой, но Роберта они не видели. Прекрасно. Пока все идет как надо.

Медленно и осторожно Роберт приблизился к воинам. Волны изнеможения начали захлестывать его. Этот прием был гораздо труднее, чем создание обычной иллюзии, — потому-то он и запрещался. Иллюзия пустоты была легким трюком. Сделать себя невидимым во время движения требовало невероятного напряжения.

Роберт остановился перед двумя стражниками и одним быстрым движением стукнул их лбами друг о друга. Удар был так силен, что оба лишились сознания. Роберт с трудом подхватил обмякшие тела и бесшумно опустил их на пол. Сделать это, сохраняя невидимость, у него не хватило сил.

Не теряя времени, он сорвал ключи от камеры с пояса одного из стражников и оглянулся на Дженн. Она следила за ним широко раскрытыми глазами, однако мысленно не произнесла ни слова. Вот и хорошо — иначе как ему удалось бы объяснить, откуда у него такие умения в этом запретном искусстве…

Ключ легко повернулся в замке, но при этом ужасно громко щелкнул. Роберт распахнул дверь и чуть не рассмеялся, прочтя изумление на лице Финлея. Брат, казалось, особенно не пострадал от рук стражников, если не считать раны на щеке.

— Роберт! Ты жив! — расцвел Финлей.

— У нас мало времени, — ответил Роберт, начиная отпирать замки кандалов. Как только он освободил Финлея от цепей, они выбежали вон из камеры и направились к лестнице. Финлей чуть не бросился в страхе назад, увидев Дженн, но, к счастью, не стал тратить время на расспросы.

«Роберт, по-моему, стражники начали шевелиться. Мы должны спешить!»

Они поднялись до середины лестницы, когда девушка дернула Роберта за рукав.

«Что случится, когда они придут в себя? Когда увидят, что Финлея нет?»

Роберт оглянулся на Дженн и чуть не ответил ей вслух, но вовремя одернул себя.

«Они погонятся за нами».

«А если они не увидят, что Финлея нет?»

У Роберта возникло множество вопросов, но времени задавать их не было. Он спросил только:

«Ты можешь это сделать?»

— Чего мы ждем? — забеспокоился Финлей, переводя глаза с Роберта на Дженн.

Роберт успокоительно кивнул и быстро окинул колдовским взглядом оба помещения для стражи. Патруль вышел на очередной обход, но шел в другом направлении — по крайней мере сейчас. Беглецы имели в своем распоряжении пару минут, не больше.

— Дженн хочет кое-что попробовать, Финлей. Я вернусь и запру дверь камеры.

Это потребовало всего нескольких секунд. Роберт оставил ключи там, откуда взял. Когда он вернулся к лестнице, Дженн стояла перед Финлеем, держа его лицо в ладонях. Она смотрела на его брата так сосредоточенно, что Роберт застыл на месте, однако не выдержал: ему обязательно нужно было видеть, что она делает. Он заглянул в оконце камеры Финлея. Там было совсем темно, но все же он разглядел, как в углу появилась призрачная фигура, заколыхалась и исчезла, но тут же появилась снова, на этот раз более материальная. На полу скорчился скованный по рукам и ногам пленник. Это была совершенная копия Финлея. Невероятно!

«Как долго она сохранится?»

Дженн уронила руки, которыми сжимала лицо Финлея, и пожала плечами.

«Достаточно долго для того, чтобы стражники убедились: пленника освободили колдуны».

— Давайте выбираться отсюда.

Они на цыпочках поднялись по лестнице и тут услышали приближение патруля. Беглецы были уже у двери во двор, когда Роберт заметил двоих солдат, которые свернули в направлении камеры Финлея. Он не стал ждать, чтобы удостовериться в действенности созданной Дженн иллюзии, а просто распахнул дверь и вытолкнул Финлея и Дженн наружу.

Во дворе никого не оказалось, и беглецы быстро пересекли открытое пространство, перемахнули через забор и спрятались за могильными камнями. Роберт помедлил, прислушиваясь, не поднялась ли тревога, но все было тихо. Улыбнувшись брату, он повернулся и повел остальных туда, где были привязаны лошади.

— Нам это удалось! — радостно рассмеялась Дженн, садясь в седло.

— Да, — ответил Роберт, едва вскарабкавшись на коня — так болело все его тело, — но нам еще нужно суметь скрыться.

Финлей смотрел на них во все глаза.

— Как, черт возьми, ты сумел меня освободить? Клянусь богами, я уже считал себя мертвецом, да и тебя, Роберт, тоже. И что здесь делает Дженн?

— Финлей, — сказал ему Роберт, — садись на коня, и в путь. Я все расскажу тебе по дороге.

Рассказ Роберта оказался тщательно отредактирован — он не упомянул ни о своей новой способности, обретенной той ночью, ни об уловке с невидимостью. К сожалению, Финлей остался не удовлетворен услышанным.

— Должен сказать тебе, Роберт, я знал о вашем приближении. Сначала я подумал, что мне приснилось или мерещится… Я вдруг услышал голос, который велел мне ждать, потому что кто-то идет мне на выручку. Странное, призрачное ощущение… А потом, когда дверь распахнулась и ты оказался в камере… — Финлей затряс головой, даже в тусклом лунном свете было видно, какая растерянность написана на его лице.

— Может быть, у вас есть ангел-хранитель, — легкомысленно пробормотала Дженн. — Очень интересно, конечно, но что вы собираетесь теперь делать? Стражники знают, кто вы такой?

— Нет, но у них осталось мое кольцо, так что они узнают — это только вопрос времени. И меня беспокоит кое-что еще. Не могу сказать, будто полностью уверен, но думаю, что в деревне есть малахи. Даже без аярна я чувствовал его отвратительную ауру.

— Как это ощущается? — неожиданно поинтересовалась Дженн. Финлей поморщился:

— Как начало сильной головной боли, только гораздо хуже.

— Как что-то мерзкое? По-настоящему отвратительное?

— Нет, не совсем. А почему вы спрашиваете?

— Просто так.

Роберту хотелось расспросить девушку поподробнее, но она явно не хотела продолжать разговор на эту тему.

— Все совпадает, — сказал он. — Если малахи был поблизости и услышал о поимке колдуна, он, конечно, должен был примчаться. Если стражникам удастся узнать, кто ты такой, вот тогда начнутся настоящие неприятности. Что ж, нельзя же было надеяться, что мы выпутаемся без единой царапины… И по крайней мере тебе есть где скрыться.

— В Анклаве. Ну не великолепно ли!

— Не узнаю тебя, братец, — ухмыльнулся Роберт. — Я-то думал, ты обожаешь Анклав. Мы отвезем Дженн в Элайту и поедем дальше. Мне все равно кое-что нужно обсудить с Айн и остальными. Но двигаться нам нужно быстро. Пролдет немного времени, прежде чем выяснится, что ты бежал, и к этому моменту нам нужно быть подальше отсюда.

Следующие два часа прошли в молчании; всадники гнали коней, не жалея ни их, ни себя. Поднявшись на последний холм, откуда уже был виден замок, похожий на серую тень в долине, Роберт остановился и решительно повернулся к Дженн:

— Ты не все рассказала мне о своей встрече с Вогном. Это было ужасно?

Дженн ответила не сразу.

— Он ведь действительно тебя ненавидит, ты знаешь об этом? Ненавидит всеми фибрами души. Он ни перед чем не остановится, чтобы тебя уничтожить. Не сомневаюсь, что он предлагал королю схватить тебя под предлогом участия в заговоре вместе с твоим дядей.

— Конечно. Что еще тебе удалось узнать?

— Я… — Дженн явно не хотелось говорить дальше. — Я кое-что почувствовала. По-настоящему мерзкое. Было похоже на тот допрос в совете Анклава, только хуже. Я ничего уже не хотела — лишь убежать и спрятаться.

О боги!

— Кто это был!

Дженн настороженно посмотрела на Роберта.

— Не знаю… но мне показалось, что это мог быть Вогн. У Финлея отвалилась челюсть.

— Вогн? Обладает колдовской силой? Вы уверены? Девушка неуверенно переводила взгляд с одного брата на другого.

— Нет, не уверена. Но в нем что-то было… ну… зловещее. Может быть, просто ненависть, я ни в чем не уверена. И все-таки зло исходило от кого-то поблизости, от кого-то, кто был тогда во дворе. Я еще подумала, не малахи ли рядом.

— Милосердная Минея! — выдохнул Финлей. — Если Вогн обладает силой, тогда… Но не могла ли это быть Валена?

Роберт покачал головой:

— Нет. Не забывай — на Дженн наложена Печать, Финлей. Малахи не может оказать на нее никакого воздействия, Дженн даже не почувствовала бы его присутствия. Если давление походило на колдовское, тогда это не мог быть малахи.

— Ну а сам ты, пока был при дворе, чувствовал что-нибудь подобное со стороны Вогна? Не мог же ты не заметить! Такое ведь невозможно!

Роберт внимательно посмотрел на Дженн, потом перевел взгляд на брата.

— До сегодняшней ночи я и сам так считал. Но теперь мне кажется, что возможно почти все — хотя и мало вероятно. Дженн ведь не уверена, что давление исходило от Вогна. Такое случилось всего один раз? Не могло это исходить от кого-то еще?

— Могло, но я не знаю, от кого, — ответила Дженн вслух и мысленно добавила:

«Был еще один случай. В ту ночь, когда мы приехали в Марсэй, я попыталась докричаться до тебя, и на мгновение мне показалось, что ты меня слышишь. Ты и в самом деле слышал?»

«Нет».

Дженн слегка улыбнулась.

— Так все-таки, возможно, я просто ощутила ненависть Вогна к тебе. Он ведь по-настоящему одержим. Что ты ему сделал, чтобы вызвать подобные чувства?

«Тебе обязательно было спрашивать об этом?» Роберт вздохнул.

— У него есть основания. Все кругом скорее всего думают, будто он просто свихнулся.

Финлей озадаченно посмотрел на брата.

— Ну так что? Что ты ему сделал?

— Он узнал.

— Узнал о чем?

— Призови на помощь воображение, Финлей. Вогн узнал о том, что я колдун, но не может об этом заикнуться.

— Как! — Финлей даже поперхнулся.

— Ты наложил на него Печать? — предположила Дженн, не в силах сдержать смех. — Ох, что за жестокая — и ужасно подходящая — месть!

— Ну, местью это не было, — весело ответил Роберт. Финлей умоляюще протянул к брату руки.

— Но как он узнал? И когда все это случилось?

Роберт вздохнул: он совсем не хотел, чтобы Финлей все понял…

— Он узнал потому, что я сам ему сказал, а сказал я потому, что Вогн заподозрил другого человека — колдуна, который лишь случайно оказался при дворе. Я не рискнул позволить Вогну докапываться до истины, поэтому притворился, будто то, что вызвало его подозрения, исходило от меня, признался ему и тут же, прежде чем он успел сказать хоть слово, наложил на него Печать. Так что теперь ему приходится жить, храня секрет и не имея возможности никому ничего сообщить, как бы ему этого ни хотелось.

Дженн снова рассмеялась, но Финлей бросил на брата мрачный взгляд.

— Кого ты пытался выгородить, Роберт?

Тот со вздохом повернул коня в сторону Элайты.

— А как ты думаешь, Финлей? Ладно, нужно доставить Дженн домой, прежде чем ее хватятся. По дороге нам нужно придумать, как объяснить мое внезапное исчезновение из Элайты.

Дженн оглянулась через плечо на внезапно ставшего очень молчаливым Финлея.

— Не беспокойся. У меня, кажется, есть весьма подходящее объяснение.

Роберт оставил Финлея в лесу, а сам отправился провожать Дженн до замка. Однако вскоре девушка натянула поводья.

— Отсюда я могу добраться и одна. Не стоит рисковать тем, что кто-нибудь тебя увидит. Тогда придуманная Финлеем история развалится на части.

Роберт кивнул:

— Будь очень осторожна. Некоторое время совсем не прибегай к силе — шум, вызванный исчезновением Финлея, уляжется еще не скоро. До тех пор все мы в большой опасности. А тем временем я займусь изысканиями: может быть, мне удастся больше узнать о мысленной речи. Возможно, теперь, когда мы оба умеем это делать, нам удастся переговариваться на большем расстоянии.

— Возможно, — кивнула Дженн. — «Ты ведь знаешь, что вернуться сюда не сможешь? Отец не позволит такого».

«Да, я знаю».

«Но ты вернешься?»

«Да», — улыбнулся ей Роберт.

Дженн повернула коня и скрылась в темноте.

18

Нэш галопом влетел в ворота замка и направил коня к конюшне. Бросив поводья конюху, он спрыгнул на землю, пересек двор, быстро прошел через боковую дверь, пробежал по короткому коридору, снова оказался во дворе и наконец по зеленому газону добрался до отведенной ему Селаром башни. Перепрыгивая через две ступени, он взлетел по лестнице и, задыхаясь, остановился на верхней площадке. Дверь перед ним была закрыта, но он резко распахнул ее, так что она ударила в стену, и вошел в комнату.

— Почему, черт возьми, ты не сказала мне, что Финлей Дуглас — колдун? — рявкнул Нэш, захлопнув за собой дверь.

Валена вскочила со скамьи у окна, побледнев от неожиданности.

— О чем ты говоришь? Финлей? Когда ты…

Нэш со свистом втянул в себя воздух.

— Я только что получил сообщение от судей, вызванных в деревню под названием Килфедир. Там схватили человека по подозрению в колдовстве — первого за столетие. Судя по описанию и по перстню с печаткой, который у него отобрали, это Финлей Дуглас. И не говори мне, будто ты ничего не знала.

— Но я действительно не знала! — Валена, хмурясь, подняла книгу, которую уронила при появлении Наша. — Я совсем ничего не почувствовала, когда была с ним рядом.

— О боги, ты была в Данлорне целых три дня, женщина! Проклятие, как могла ты ничего не заметить? Ведь ты опытная малахи. Тебя еще в детстве обучили распознавать ауру колдуна! Ты должна была его разоблачить. Так почему ты этого не сделала?

— Ну, может быть, потому, что распознавать было нечего, — бросила в ответ Валена. — Ты почему-то уверен, что обвинения основаны на истине. Откуда известно, что тут нет путаницы? Свидетели могли быть пьяными или просто все выдумать. Почему ты решил, что ошиблась именно я?

— Потому, моя дорогая, — тихо проговорил Нэш, придвигаясь к ней, — что пленник исчез без следа. Он выбрался из запертой снаружи камеры мимо двух десятков стражников. Разве мог это сделать кто-нибудь, кроме колдуна?

Валена снова опустилась на скамью, стиснув книгу так крепко, что пальцы ее побелели.

— Он бежал? Его поймали?

— Нет.

Голос женщины превратился в еле слышный шепот.

— Но это не мог быть Финлей. Я бы почувствовала. Что-нибудь обязательно бы почувствовала.

— Не почувствовала бы, если он знал, что ты — малахи. Он мог воздвигнуть вокруг себя щит, как только разоблачил тебя. Тогда его аура показалась бы тебе совершенно нормальной.

— Но почему в этом случае он меня не убил? — Валена взглянула на Нэша расширившимися от гнева глазами. — Почему ничего не предпринял, если знал, что я такое? Ты слишком подозрителен, Нэш, пытаешься заглянуть за все углы. Шинлей не мог знать, что я малахи.

Нэш покачал головой и потянулся за графином с вином. После долгой скачки горло у него пересохло. Он осушил кубок и со стуком поставил его обратно на стол.

— Может быть, знал, а может быть, нет. Дело в другом: ты его не разоблачила.

— Но, Сэмдон… — начала Валена, однако Нэш оборвал ее:

— Это еще не самое худшее. Та деревня, где они его держали — Килфедир, — не больше чем в трех часах езды от Элайты.

— О боги, — выдохнула Валена. — Тогда может оказаться…

— Что я во всем ошибался. Финлей Дуглас может быть Врагом. Иначе что ему делать так близко от ее дома? И разве иначе оказался бы он достаточно силен, чтобы закрыться щитом от тебя, сильнейшей из малахи? Какая сила нужна, чтобы подобным образом бежать из тюрьмы! — Нэш чувствовал, что его охватывает паника, и постарался взять себя в руки. Если он ошибался и Врага не удалось уничтожить, если Враг так могуществен и так хорошо знает окрестности Элайты, то все его усилия, все, чего он достиг за эти четырнадцать лет, — все впустую. Опасность не миновала. Враг жив и на свободе! Если ему, Нэшу, не удастся решить эту проблему, то все снова оказывается под вопросом, как и было многие столетия.

Нэш сделал глубокий вдох и заставил свое сердце биться медленнее. Возможно, еще не все потеряно. По описанию Валены, Финлей Дуглас не может представлять собой настоящей угрозы. А если ему неизвестна его роль в истории, если он не знает, против чего должен бороться, то это на руку Нэшу. Что ж, прекрасно. Игра продолжается.

Когда Нэш повернулся к Валене, на ее прелестное лицо снова вернулся румянец.

— Мы должны его найти, — резко сказала женщина.

— Да. — Нэш двинулся к двери.

— Куда ты?

— Я должен увидеть короля… и Вогна. Нужно убедить их отправить меня на юг расследовать это дело. По слухам, стражник около тюрьмы видел незнакомого паренька. Я должен его найти. Тем временем тебе придется собрать наших людей. Пошли Лиссона в Элайту, пусть поспрашивает в деревне. Отправь остальных искать Дугласа. Необходимо его найти — и убить.

Вогн пошатнулся и протянул руку к креслу, в котором сидел Селар. Хотя проктор постепенно овладел собой, он смог только открыть рот и прошептать:

— Финлей Дуглас? Вы уверены, Нэш?

Молодой сановник протянул письмо, полученное от судей в Килфедире.

— Я могу лишь основываться на описании кольца, милорд. Черный орел на серебряном поле.

— Это Финлей, — проворчал Селар. — Кольцо Роберта наследника, было золотое. Я видел оба кольца тем летом, когда братья находились здесь.

— Но… — заикаясь, выдавил Вогн, который с трудом мог поверить в то, что рассказал Нэш. — Вы уверены, что это не Данлорн?

— Довольно, проктор, — бросил Селар, поднялся и подошел к камину. Вогн следил за королем и заметил, как углубились морщины на его лице, как неожиданная тень промелькнула в глазах. — Колдовство, — пробормотал Селар, — снова колдовство. Почему? Почему сейчас?

Вопрос явно был обращен к Нэшу, и Вогн закипел. Молодому человеку понадобилось так мало времени, чтобы завоевать доверие короля, стать его ближайшим соратником. Невозможно и дальше считать, что Нэш предан только Вогну. Когда можно рассчитывать на милость короля, какие только амбиции ни возникают у человека!

Скоро придется что-то делать с Нэшем. Ну, еще не сейчас. От него пока еще много пользы.

Нэш свернул бумагу, заложил руки за спину и начал терпеливо отвечать на вопрос Селара.

— Мы не можем быть уверены в том, что это колдовство, сир. Пока что мы имеем лишь невразумительный отчет судей, которых послал милорд Осберт. Имеется двое свидетелей преступления, но будут ли они говорить то же самое под присягой — другое дело.

— А что там с мальчишкой, которого видели около тюрьмы? Его нашли?

— Не знаю, сир. Вероятно. Селар повернулся к Нэшу и Вогну.

— И не менее вероятно, что именно он и помог бежать колдуну. Вы об этом думали? Один — или с ним был еще и старик?

Вогн сделал шаг назад, устрашенный яростью короля. На Селара это было не похоже. Неужели он так же ненавидит колдовство, как и сам Вогн? Хотелось бы надеяться…

— Сир, позвольте мне… — начал Вогн осторожно. — Я пошлю в ту деревню Осберта, как только он завтра вернется в

Марсэй. Это дело слишком важно, чтобы доверить его судьям. Осберт сможет все расследовать, задать вопросы от вашего имени, докопаться до истины. — Селар кивнул, но Вогн заметил, что Нэш как будто собирается что-то сказать, и решил, что нужно опередить его. — Я пошлю туда и Нэша, если он не нужен вам здесь, сир. Уверен, что он приложит все усилия, не так ли, Нэш?

Нэш поклонился:

— Да, милорд. Как пожелаете.

Ну вот, это будет ему урок: пусть знает, кто управляет Гильдией! Может быть, несколько дней в седле поубавят ему самоуверенности! К тому же, если повезет, может быть, Нэшу удастся доказать, что Финлей — колдун.

О боги! Двое! В одной и той же семье! И никто ничего не знал… Столько лет они были важными фигурами при дворе, и никто не заподозрил, что гниль проникла так высоко! Что ж, может быть, Финлея и не удастся схватить, но есть еще возможность поймать его брата!

Как только Нэш выехал из Марсэя, начался дождь. Он лил не переставая — упорный, бесконечный, унылый. Дорога превратилась в грязную кашу, мост в Меррине снесло. Дождь казался выражением жестокой насмешки — так бывает в конце лета, когда крестьяне начинают уже верить, что хорошая погода удержится до конца года; тут-то небеса и обрушивают на землю потоки воды, уничтожая урожай за неделю до начала жатвы.

Нэш наслаждался поездкой.

Дороги были пусты, свежие лошади ждали у каждого трактира, а необходимость опустить капюшон плаща, чтобы защититься от дождя, означала, что никто не увидит его лица. Никто не запомнит ни его самого, ни вопросов, которые он задавал. Никто не станет приглядываться к незнакомцу, проезжающему мимо. Полная анонимность.

Однако дождь скоро кончился. К тому времени, когда Нэш встретил в Фенлоке Лиссона, о дожде напоминал лишь легкий туман, поднимающийся над долиной. Они встретились в таверне на углу рыночной площади — «Кабане и дубе». Нэш уселся у огня, лицом к двери. Не было оснований предполагать, что она может появиться здесь, но зачем рисковать?

Нэш сбросил плащ и заказал эль для себя и для Лиссона. Теперь каждая лига, которую он проскакал за последние три дня, давала себя знать; Нэш поставил локти на стол и позволил себе отдохнуть в ожидании Лиссона. Когда тот появился, он заговорил непринужденно и любезно, словно разговаривал со случайным знакомым о пустяках, — именно так, как его учили.

— Здесь уже ходит множество слухов, господин. Народ думает, что этот тип может даже быть тем темным ангелом, появление которого предсказал отшельник в прошлом году. Страх не мешает людям любопытствовать. Никто здесь не имел дела с колдовством, поэтому здешние крестьяне находят случившееся скорее занятным, чем устрашающим.

— Я это запомню, — пробормотал Нэш, когда на столе появились два больших кувшина с элем. Он расплатился и незаметно огляделся, чтобы убедиться, что никто не прислушивается к их разговору. — Продолжай.

— Насколько мне удалось узнать, в тот день, когда поймали колдуна, в замке была суматоха: привезли пораненного лорда. В замке за ним ухаживали, его осмотрел доктор. Пострадавший был его светлость герцог Хаддон.

— Роберт Дуглас? — удивленно пробормотал Нэш.

— Да, господин.

— Он все еще здесь?

— Нет, господин. Следующим вечером он уехал.

— Один?

— Да, господин.

Все это было в высшей степени странно. Может быть, братья были вместе? Если да, то что они здесь делали? И почему Хаддон так неожиданно уехал? Очень, очень странно…

Нэш допил свой эль и встал.

— Оставайся здесь еще несколько дней и постарайся узнать все, что сможешь. Я сниму комнату в гостинице и приведу себя в порядок. Мне предстоит встретиться с дамой.

Невозможно было не заметить, с какой подозрительностью смотрели на Нэша все встречные, когда он ехал к замку. Люди отрывались от работы и разглядывали его самого и его одежду гильдийца. В их глазах Нэш читал преданность своему господину, мятежному графу, — странное наследие уходящей эпохи. Они не хотели видеть здесь, на своих землях, ни Гильдию, ни Нэша.

Тем не менее управляющий, Нейл Хогарт, встретил его почтительно, проводил в зал и подал вино. О чем все они думали, эти молчаливые настороженные люди? Думали ли они о том, что он явился как провозвестник новых порядков, к которым они относились с отвращением и ненавистью, как глашатай власти Гильдии?

Нэш с трудом сдержал смех. Если бы они только знали! Что сказали бы эти люди о задуманной Селаром войне? Останутся ли они верны Дому Росса, если Селару удастся убедить их, что со стороны его брата, со стороны Майенны им грозит нешуточная опасность? Бросят ли они своего лорда, чтобы сражаться на стороне ненавистного им Селара?

Конечно, они будут сражаться. В этом-то и красота задуманного. Одним быстрым ударом Селар объединит все старые Дома с новой знатью, чтобы бороться с общим врагом. История не раз доказывала эту аксиому. Но Селар никогда не узнает, что своими усилиями разрушил все, к чему стремился, не узнает, пока не будет слишком поздно.

— Милорд сейчас вас примет, — объявил Нейл с другого конца зала. Нэш поставил кубок на стол и последовал за управляющим по короткому проходу. Тот распахнул перед ним дверь, и Нэш вошел в богато обставленную комнату, но не мебель и ковры привлекли его внимание.

Она была там, стояла позади отцовского кресла. Длинные черные блестящие волосы, рассыпавшиеся по плечам. Черное платье, которое подчеркивало свежесть девушки и яркую синеву ее глаз. Руки девушки были благонравно сложены — может быть, чтобы не дать им дрожать, как это было — Нэш помнил — во дворе королевского замка. О боги, до чего же она прелестна!

— Простите меня, милорд, — поклонился Нэш графу. — Приношу свои извинения за то, что явился без предупреждения, но меня послал король.

— С какой целью? — спросил Якоб, указывая гостю на кресло.

Нэш благодарно улыбнулся и сел. Он заметил плед, которым были прикрыты изувеченные ноги старика. Не сражаться уже больше этому воину…

— Мне поручено расследовать происшедшее в деревне Килфедир.

— Так зачем вы явились сюда?

Нэш знал, что левушка следит за ним, отмечал про себя выражение ее глаз, но продолжал разговаривать с Якобом.

— Вы знаете, что там случилось?

— До меня доходили слухи.

— Тогда вам должно быть известно, что местные власти считают схваченного человека лордом Финлеем Дугласом.

Якоб ничего не ответил. Он просто сидел, ожидая, чтобы Нэш продолжал. Что ж, прекрасно.

— Мне говорили, что его брат, герцог Хаддон, был здесь в Элайте в тот же самый день.

— И что из этого?

— Не могут ли эти события быть связаны?

— Как могут они быть связаны?

Нэш нахмурился. Может быть, он что-то упустил? Якоб не выглядел человеком, который лжет или пытается что-то скрыть. Так что же происходит?

— Но ведь наверняка не может быть совпадением, чтобы младший брат был арестован по обвинению в колдовстве, а старший в это же самое время оказался поблизости, выздоравливая от ран.

— Ваша информация значительна, советник, но не полна. Финлей Дуглас мертв.

Нэш напрягся, стараясь обнаружить изъян в самообладании старика, поймать его на лжи. Однако Якоб говорил правду.

— Вы видели тело? Якоб покачал головой:

— Нет. Но его видела моя дочь.

Теперь Нэшу пришлось взглянуть на девушку. Она твердо, лишь с намеком на настороженность, смотрела на него. Нэш понимал необходимость соблюдать величайшую осторожность: он не мог себе позволить вызвать в ней враждебность, но и должен был получить ответы на некоторые вопросы.

— Как это случилось, миледи?

Прежде чем ответить, Дженн взглянула на отца.

— Я ухаживала за его светлостью, получившим ужасные ушибы. Только к вечеру второго дня к нему вернулась память — один из ударов пришелся по голове, видите ли. Они с братом накануне поднялись в горы. Финлей поскользнулся и упал, его светлость стал его искать и упал тоже.

— Как он оказался здесь?

— Я возвращалась из Марсэя и проезжала через лес. Я услышала крик и бросилась на помощь. Его светлость был изранен и бредил. Он почти сразу потерял сознание, так что я не смогла выяснить, что случилось. Я привезла его в замок и стала лечить раны.

— И он, когда вспомнил о падении брата, уехал отсюда? Один? Наступило молчание. Потом Якоб бросил взгляд на дочь и резко помотал головой.

— Нет. С ним отправилась моя дочь.

— Я беспокоилась, что он отправляется в такую дальнюю дорогу, еще не совсем поправившись. Мы взяли с собой запасную лошадь в надежде, что найдем Финлея и он сможет ехать верхом. Мы и нашли его… его переломанное и окровавленное тело у подножия утеса. Он застрял между камнями в реке, лицом вниз. Мертвый.

О, лгала она хорошо. Так хорошо, что Нэш почти мог бы ей поверить. Рассказ девушки был так убедителен, что он испытал искушение принять его за правду. Однако она еще не кончила говорить.

— Я помогла его светлости вытащить тело из воды и погрузить его на запасную лошадь. Мы поехали обратно, в сторону Элайты, но на опушке леса расстались: его светлость вернулся домой, чтобы похоронить брата. — Девушка отвернулась и стала ворошить угли в камине. Ее отец протянул руку и трогательным жестом откинул волосы с ее лица. Якоб верил дочери.

Нэш встал и отошел к окну, чтобы дать себе время обдумать услышанное. Лгала ли она? Нэш никак не мог прийти к окончательному решению. Однако если все это — правда, значит, Финлей Дуглас — не Враг. Так кем же был тот человек, что столь искусно бежал из тюрьмы и скрылся?

И почему он носил кольцо Финлея?

— Мне очень жаль, что приходится расспрашивать вас об этом печальном событии, миледи, — пробормотал Нэш, боясь, что голос его выдаст. — Вам, должно быть, оказалось очень неприятно найти молодого человека мертвым. Вы хорошо его знали?

— Я его никогда не встречала, — ответила она, снова встав за креслом отца. — Я знала о нем только по рассказам его светлости.

— Во время путешествия из Шан Мосса в Элайту? Конечно. Скажите мне, когда вы нашли Финлея, был ли у него на руке перстень-печатка?

— Не знаю… Я не обратила внимания. А в чем дело? Такая наивная, такая скромная, так потрясенная несчастьем…

Нэш готов был ее расцеловать.

— ао человеке, которого держали в Килфедире, вы ничего не слышали? О колдовстве?

— О колдовстве? — Девушка рассмеялась, и тут-то Нэшу все стало ясно! — Откуда мне что-то знать о колдовстве?

Да! Теперь он был уверен. Безупречная ложь. Такая же безупречная, как и все остальные, только сейчас он знал, что она лжет. Ей все известно о колдовстве, ее силу он ощутил еще в Марсэе, когда она так умело сопротивлялась его нажиму. И сейчас она лгала — так же ловко, как делала это раньше.

Но зачем? Чтобы выгородить Финлея? Должно быть, так. Значит, это именно Финлей бежал из тюрьмы, а она отправилась ему навстречу с лошадьми… и в обществе его брата.

Да, все так и было. Нэшу отчаянно хотелось снова надавить на нее, противопоставить свою силу ее силе, но он не осмелился. Если она почувствует его вмешательство, она поймет, что и в Марсэе это был он, а не Вогн, а для такого открытия время еще не пришло. И все же Нэш не смог устоять перед искушением прибегнуть к уловке малахи.

— Удивляюсь, милорд, что вы позволили дочери отправиться в лес ночью, да еще с человеком, которого считаете предателем.

— Мои чувства к Роберту, советник, вас не касаются. Не трудитесь возражать. Что же касается Дженнифер… то я вовсе ей ничего подобного не разрешал. Она выскользнула тайком, считая, что поступает правильно.

— Но подобный поступок… Со стороны высокородной леди… Как будто нарочно, чтобы подразнить Нэша, Якоб улыбнулся и взял руку дочери в свои.

— Вы должны знать, советник, что у моей дочери было… весьма необычное детство. Некоторые рано обретенные привычки трудно переломить. Впрочем, должен сказать, что я очень за нее горд.

— О, конечно! У вас есть для этого все основания. — Нэш искренне улыбнулся девушке. Бесспорно, ею следовало гордиться — хотя и не теми качествами, которыми гордился Якоб. — Теперь я покину вас. Мне следует заняться еще и другими делами. Благодарю вас за то время, что вы мне уделили.

Нэш поклонился и вышел из комнаты, унося с собой образ девушки. Такая могущественная, такая прекрасная… и очень, очень опасная. Бессмысленно было бы пытаться принудить ее к признанию, она воспротивилась бы этому, как уже делала раньше. Нет.

Правду придется вытянуть из кого-то другого. Кого-то, кто тоже был в лесу, кого-то, кто не сможет ему сопротивляться. Из Роберта Дугласа.

Когда дверь за Нэшем закрылась, Дженн попыталась высвободить руку, но сильные пальцы Якоба не отпустили ее. Вместо этого отец притянул девушку к себе, так что их глаза оказались на одном уровне.

— Запомни, дочь! Ты никогда больше не увидишь Данлорна! Слышишь? Никогда!

— Но, отец, он же не сделал ничего дурного…

— Ты не можешь оставаться моей дочерью и уделять внимание этому человеку. Не важно, что он вернул тебя мне: это мой долг, и я расплачусь с ним, как сочту нужным. Но ты будешь поступать так, как я тебе велю: ты дашь мне слово никогда не видеться и не разговаривать с ним. Обещай мне!

Дженн попыталась найти слова, чтобы выиграть время и убедить отца в его неправоте, но десять лет ненависти нанесли урон, который она не могла исправить за несколько коротких месяцев. Для Якоба Роберт символизировал несчастье. Он был худшим из предателей, человеком, променявшим верность своей стране на блеск и славу на службе королю-узурпатору. Тому королю, который способен с легкостью и не задумываясь уничтожать древние Дома, как он уничтожил Люсару. Если она не согласится, она станет такой же предательницей.

О боги, что могла она сказать? Роберт обещал вернуться, и когда это случится, она увидится с ним… Ей придется с ним увидеться…

Но все было безнадежно. Со свинцовой тяжестью на сердце Дженн опустила голову, с трудом сдерживая слезы.

— Да, отец. Я обещаю.

19

Патрик расхаживал перед вратами, не обращая внимания на вечерний холод и пронизывающий до костей ветер. Капризы погоды с ним вместе терпели Айн и Генри; все они ждали одного и того же: приезда Роберта и Финлея.

Что может их задержать? Прошло уже больше четырех часов с того момента, как был получен сигнал: они начали подъем. И все же они не появлялись. С путниками ничего, конечно, не могло случиться: часовые бы увидели. Они предупредили бы Айн, а сами отправились на помощь.

Так где же они, черт возьми?

Он мог, конечно, выйти за врата и пройти по тропе навстречу путешественникам. Он делал это раньше — один раз, при дневном свете. Но сейчас сгустились сумерки, и даже с факелом он собьется с дороги, а то и свалится в пропасть, и его изуродованное тело, растерзанное любителями падали, изъеденное червями, найдут только через много месяцев. Нет. Лучше оставаться за вратами.

Патрик снова повернулся к туннелю, но на этот раз в темноте было заметно какое-то движение. Две человеческие фигуры, ведущие измученных лошадей. Однако что-то было не так. Очень, очень не так. Финлей шел, поддерживая Роберта: когда они вышли на свет, младший брат споткнулся, и Роберт застонал.

Он явно был ранен и в лихорадке. По бледному как смерть лицу скатывались капли пота. Огромный багровый синяк расплылся на правом виске. Даже зеленые глаза стали тусклыми и безжизненными, словно вылинявшими под ледяным зимним дождем.

— Что случилось? — воскликнула Айн, быстро, несмотря на свой возраст, подходя к путникам.

Патрик тоже подбежал и подхватил Роберта, вопросительно взглянув на Финлея.

— У нас были неприятности. Но это длинная история.

— Неприятности? — переспросила Айн. — Что за… Нет, это подождет. Роберта нужно уложить в постель — и немедленно! Патрик, помоги мне перенести его внутрь.

Айн вымыла руки в старой деревянной бадейке, которую держала рядом с постелью, вытерла их куском полотна и взялась за ступку с пестиком. Перемешав как следует пахучую смесь трав, она выложила ее на повязку.

Роберт не пошевелился, когда она стала перевязывать рану у него на плече. Его глаза были закрыты, и лицо спокойно, если не считать выдающих страдание морщинок. Какую же боль должен был он испытывать во время пятидневной скачки с такими-то ранами! Он потерял сознание почти сразу после того, как его уложили в постель, и с тех пор не приходил в себя.

— Он выживет? — спросил заглянувший в дверь Генри. Айн закончила перевязку и выпрямилась.

— Конечно, выживет. Роберт слишком силен, чтобы позволить нескольким ушибам и лихорадке оказаться смертельными, и слишком упрям.

— Значит, дело по большей части в усталости?

— Да, — ответила Айн, стараясь не показывать своих сомнений. Бывали времена, когда обладание зрением целительницы совсем не приносило радости. Если бы только она была уверена, что лечит все раны Роберта…

— Айн, — мягко сказал Генри, положив руку ей на плечо, — совет соберется снова через час. Если Роберт вскоре не придет в себя, нам придется принимать решения без него.

— Никаких решений мы не будем принимать, пока не услышим рассказа Роберта, — бросила Айн. — Вы только ухудшите ситуацию.

— Разве можно ее еще ухудшить? Финлея поймали и, возможно, узнали. Это самая большая катастрофа за последнее столетие.

— Ты так считаешь? — хмыкнула Айн, глядя на покрытое синяками лицо Роберта. — Я не уверена.

— Айн, — прошептал Генри, — наступает время тебе решить, за кого ты стоишь.

— Ты не понимаешь, Патрик. Ему хуже. Много хуже, чем когда-нибудь раньше.

Патрик оглянулся на Финлея и снова стал подниматься на лесенку. Эта часть библиотеки была заброшена, в результате чего здесь скопилось особенно много пыли. Патрик чихнул три раза подряд и чуть не свалился с лесенки.

— Что ты имеешь в виду под «хуже»?

— Видел бы ты его после того, как был убит Оливер… С тех пор Роберт так и не оправился. Его настроение меняется каждую секунду. В половине случаев я вообще не знаю, принимать его всерьез или нет.

— Это тебя никогда раньше не беспокоило.

Финлей, сидевший на узкой длинной скамье, откинулся к стене.

— Однако что-то изменилось, и я не знаю что. Даже его друг Дэниел обеспокоен. Он пытался убедить меня в том, что Роберт собрался идти войной на Селара.

— Что? — Патрик, услышав это, вздрогнул, и лесенка закачалась. Ему пришлось ухватиться обеими руками за полку. Восстановив равновесие, Патрик снова оглянулся на Финлея. — И ты с этим согласен?

— Не знаю, что и думать. Мика уверен, что Роберт никогда не нарушит свою клятву Селару.

— Да, я тоже так думаю. — Патрик сосредоточил внимание на рядах свитков, лежащих на верхней полке. Он не сомневался, что нужная книга где-то здесь… В потертом черном кожаном футляре… Да, вот она.

Патрик наклонился вперед и осторожно потянул футляр кончиками пальцев. Он еле дотягивался до книги, но наконец все же достал ее и начал спускаться по лесенке. С предпоследней ступеньки он спрыгнул и, обойдя Финлея, прошел к свободной скамье. Она тянулась вдоль всей темной пещеры, лишь кое-где освещенная стоящими в нишах масляными лампами. Черные полосы сажи покрывали потолок и старинную двустворчатую дверь. Теперь в эту часть библиотеки почти никто не заглядывал — отчасти потому, что она располагалась в самой дальней пещере, отчасти потому, что лишь немногие ученые в Анклаве умели разбирать тексты на сэльском, гиффронском и других забытых древних языках.

Патрик осторожно положил на скамью кожаный цилиндр. Финлей наблюдал за ним; тени усталости почти исчезли с лица молодого лорда, хотя порез на лице еще не зажил: шрам на щеке останется вечным напоминанием о его провале.

— И что же — Роберт все время такой?

— За исключением той ночи, когда они вызволили меня из тюрьмы. Тогда Роберт снова стал самим собой — веселым и циничным. До того и по дороге сюда он не произносил почти ни слова. Проклятие, я понимаю, что он сильно пострадал, но все же… Патрик, скажи мне, что происходит? Я его брат, но я не могу достучаться.

— Может быть, он не хочет, чтобы до него достучались, — пробормотал Патрик. Он пододвинул высокий табурет и уселся. — Такое впечатление, что судьба не желает позволить ему уйти в тень. Ведь на него действует все: постоянные нападения разбойников, малахи, арест МакКоули, ваш дядя. Все это заставляет его действовать, что-то предпринять.

— Ну и попусту. Ведь Роберта ни к чему нельзя принудить. Уж я-то знаю — я много лет пытался.

— Да. — Патрик нахмурился. — Но скажи мне: чем так уж отличалась та ночь, когда он пришел тебе на помощь? Был ли он просто рад, что удалось тебя вызволить, или к этому примешивалось что-то еще? Вы с ним спорили, как обычно? Финлей чуть не рассмеялся:

— Только не я. Но должен тебе сказать — Дженн ему ровня. Она ничего ему не спускает. И я заметил кое-что странное: удивительное взаимопонимание между ними, словно они уже многие годы работают на пару.

Вот как? Очень интересно… Однако эта загадка может подождать до тех пор, пока Роберт проснется, — теперь уже, можно надеяться, скоро. Двухдневный отдых должен сотворить с ним чудеса.

— Так что же, — спросил Патрик, осторожно доставая свиток из футляра, — ты собираешься теперь делать?

— Теперь? — невесело рассмеялся Финлей. — Не имею представления.

— Я мог бы кое-что тебе предложить.

— Что именно?

— Да, что именно?

Патрик и Финлей растерянно оглянулись: в дверях стоял Роберт. Синяки на его лице побледнели. Даже в полумраке библиотеки он выглядел значительно лучше.

— Ну? — продолжал Роберт. — Мне очень интересно услышать, что у тебя за предложение.

— Я… — с трудом выдавил Патрик. — Когда ты проснулся? Я заглядывал к тебе полчаса назад, и ты все еще был в забытьи.

— И поэтому вы забрались в самый дальний угол, и мне, бедному, пришлось ковылять по всем этим лестницам, чтобы найти тебя! А теперь, конечно, мне предстоит проделать этот же путь наверх. Очень благодарен. — Роберт оглядел полки с книгами, тянущиеся вдоль стен древней пещеры, потом перевел взгляд на Финлея. Не сводя с брата глаз, он вышел на середину помещения.

— Я никому ничего не рассказывал, Роберт, — пробормотал Финлей, — только Патрику.

— Я знаю, Финлей. Но подожди минутку. — Роберт поднял левую руку; в своей свободной белой рубашке в полумраке пещеры он походил на привидение. Неожиданно тяжелые створки двери заскрипели и с грохотом захлопнулись.

— Как ты это сделал? — ахнул Патрик.

Но Роберт все еще смотрел на Финлея. Не говоря ни слова, тот сунул руку за пазуху, вытащил завернутый в алую ткань какой-то тяжелый предмет, передал его Роберту и отвернулся.

— Можно посмотреть? — не выдержал Патрик.

Роберт кивнул и положил предмет на скамью. Патрик нетерпеливо развернул ткань и стал рассматривать серебристый стержень.

— Ну и что ты о нем думаешь?

— Ручная работа, — ответил Патрик, возвращаясь на свой табурет, — и очень тонкая. Металл похож на серебро, но думаю, судя по цвету, что есть и примесь меди. Я предположил бы, что проволочки должны быть к чему-то присоединены, а выступы на другом конце — ручки. И еще мне кажется, что это часть чего-то большего — вроде рукояти у меча. Может быть, это часть Каликса, а может быть, какого-то предмета, имевшего церемониальное значение. Помните ту книгу о Наложении Уз, что я читал? Там есть целая глава об используемых при церемониях предметах.

— А этот стержень там упоминается?

— Не знаю, но могу проверить. — Патрик положил стержень обратно на скамью и развернул свиток. Финлей держал один конец, Роберт — другой. Патрик быстро просмотрел содержание, потом начал сначала, медленно ведя пальцем по пергаменту. — Нет. Ничего не нахожу. Я был уверен, что здесь что-то есть…

— Ну, может быть, мы ищем не в том месте, — предположил Финлей. — Возможно, это вовсе и не церемониальный инструмент. В конце концов, о Каликсе так написано всего в одной книге. Во всех остальных о нем говорится как об объекте, имеющем великую ценность и могущем принести пользу.

Патрик не сдержал улыбки.

— Что-то не припоминаю ни одного указателя, где говорилось бы о таком предмете. — Он оглянулся на Роберта и начал скатывать пергамент. — Как я понимаю, вы не хотите, чтобы о вашей находке узнал совет. У вас была какая-то особая причина рассказать все мне?

— Я объясню это потом, — ответил Роберт, снова оглядывая библиотеку. — Я не был здесь много лет — с той самой ночи, когда ты пытался убедить меня в существовании связи между Знаками Домов и колдовством. В то время я думал, что ты скучаешь и придумываешь всякие теории просто для развлечения.

— А теперь?

Роберт уклончиво пожал плечами.

— Я все еще не понимаю, откуда у тебя возникло такое предположение. Знаки Домов существуют так давно, что люди по большей части просто не обращают на них внимания. И никогда не было свидетельств их связи с колдовством — скорее наоборот. Однако, — Роберт помолчал, играя с закладкой в манускрипте, — если мы предположим, что Владыка Знаков создал их с определенной целью, тогда все начинает приобретать смысл.

— Прости меня, брат, — перебил его Финлей, — но я не могу уследить за твоими рассуждениями. Что начинает приобретать смысл?

— Понимаешь, — Роберт повернулся к нему с ухмылкой, больше напомнившей прежнего Роберта, чем Патрик смел надеяться, — может быть, он хотел отметить несколько семей, чтобы следить за их потомством на протяжении очень длительного времени. Правда, это может не иметь никакого отношения к колдовству, а быть связано, например, с наследственными правами на собственность.

— Но зачем следить? — покачал головой Патрик. — Зачем это нужно?

Однако сам же он нашел ответ. Патрик обежал вокруг скамьи и откинул волосы с глаз.

— Погодите-ка! Если предположить, , что между Знаками и колдовством есть связь… Тогда Знаки окажутся хорошим указанием для установления Уз.

— Что? — Роберт удивленно посмотрел на него, потом рассмеялся. — Ох, до чего же я люблю бывать здесь, Пат! Ты всегда придумаешь что-нибудь новенькое! Слушать тебя — одно удовольствие. Ты единственный из всех, кого я знаю, кто способен создать стройную теорию из воздуха.

Все еще смеясь, Роберт подошел к полке с книгами в тяжелых переплетах, но от Патрика отделаться было нелегко.

— Скажи, у Дженн сохраняется ее необыкновенная сила?

— Да. А в чем дело?

Патрик и сам не знал, почему задал такой вопрос. Какая-то смутная мысль все время тревожила его, и отделаться от нее он не мог.

— Мне кажется, тут есть связь. Вспомни, одно время Узы были очень важны: даже браки не заключались, если пару не соединяли Узы. Мы знаем, что с первыми колдунами работал сам Владыка Знаков, так почему бы ему не создать Знаки Домов со специальной целью? Если Узы так жизненно важны, он должен был позаботиться о том, чтобы они не исчезли ни при каких обстоятельствах. Да, я знаю, многие знания были утеряны в первые годы существования Анклава и особенно после пожара в библиотеке, но из этого не следует, что Узы больше не существуют. В конце концов, мы же не знаем, для чего предназначены Знаки, а они передаются из поколения в поколение.

— Но мы даже не знаем, что такое Узы, — возразил Финлей. — Кто может утверждать, что это не просто символ, церемония, подобная теперешнему обручению?

— В обручении нет ничего символического, Финлей, — отмахнулся Патрик. — Оно — обряд, имеющий почти такую же законную силу, как и венчание, и обладающий более глубоким смыслом и функциями, чем просто церемония. Обручение предназначено для соединения юноши и девушки, когда они еще слишком молоды для супружества, и для возложения на их семьи определенных обязанностей: это твердое обещание и договор на будущее. Наложение Уз вполне может быть колдовским эквивалентом обручения, обеспечивающим брак между определенными людьми.

— Одно тут не сходится, — заметил Роберт. — Мы ведь только предполагаем, что существует связь между Знаками Домов и колдовством, считая, что Траксис и Владыка Знаков — одно и то же лицо и что Траксис создал Калике специально для колдунов. Мы забываем о том, что Траксиса и Владыку Знаков могут разделять три столетия, так что основываем одно предположение на другом, не имея никаких доказательств ни для одного из них. Этот серебряный стержень, который мы нашли случайно, вовсе не гарантирует того, что в поисках Каликса мы на правильном пути. Мы не можем быть уверены, что именно Траксис поместил его в ту проклятую пещеру. Но даже если все это соответствует действительности — если Владыка Знаков и правда создал Знаки, чтобы следить за потомками определенных семей, — отсюда вовсе не следует, что он имел какое-то отношение к обряду Наложения Уз. Наложение Уз — всего лишь древняя колдовская традиция, о которой мы почти ничего не знаем. Знаки, как и колдовство, существуют и по сей день, чего нельзя сказать об Узах. Если бы ты был прав, Патрик, то Узы неизбежно должны были бы существовать тоже. Каждый носитель Знака Дома был бы колдуном, а каждый колдун был бы связан Узами.

— Может быть, для некоторых это так и есть, — пробормотал Патрик. Слова вырвались у него сами собой. — Правда, скорее всего — только для колдунов со Знаками Домов. Мне кажется, что Узы соединяют тебя и Дженн.

Роберт замер на месте, затаив дыхание. Взгляд его стал жестким. В пещере двигались лишь тени, рожденные колеблющимся пламенем масляной лампы.

В наступившей тишине Патрик, набравшись смелости, все же привел свои доводы:

— Давайте смотреть на все объективно. Ты помог девушке, спас ее от Гильдии, и тут же выясняется, что она обладает колдовскими способностями. Не успел ты и глазом моргнуть, как она расколола твой аярн; и не успел ты сообразить что к чему, как она соединила его вновь. Что-то произошло, Роберт. Что-то очень важное. А теперь, по твоим словам, ее сила все еще растет, и, как я подозреваю, она стала способна на такое, о чем ты мне не рассказал. Даже Финлей заметил, что вы с ней общаетесь на каком-то очень глубоком уровне. Я только сейчас увидел всю закономерность. То, что произошло с твоим аярном, и запустило, и завершило возникновение Уз — как это должно было бы произойти во время неизвестной нам теперь церемонии. У вас обоих есть Знаки Дома, вы — двое самых могущественных колдунов на свете: вы должны были оказаться соединены Узами.

Лицо Роберта потемнело. Финлей внезапно взволновался и встал между братом и Патриком.

— Патрик, пожалуй, не стоит…

— Да, — протянул Роберт, — я тоже думаю, что продолжать тебе не стоит.

— Но не можешь же ты закрывать глаза на истину, Роберт. Разве все это совпадение? Ты сам сказал, что сила ее растет. Или есть еще что-то, о чем ты не говорил? Что-то, доказывающее, что я ошибаюсь? Пожалуйста, поправь меня. Ты же знаешь, как я люблю, чтобы меня направляли на верный путь.

— Патрик! — рявкнул Финлей. — Прекрати! Ты сказал достаточно.

— Более чем достаточно. — Роберт посмотрел в глаза другу и долго не отводил взгляд, однако на лице его отразился не гнев, а какое-то более глубокое чувство, похожее на печаль, — Патрик не мог сказать с уверенностью.

Роберт взял серебряный стержень и сунул его за пояс. Глухим усталым голосом он произнес:

— Я был прав: ты слишком много времени проводишь, зарывшись в книги. Ты ничего не знаешь о жизни за пределами Анклава, поэтому тебе и кажется, будто события подчиняются ясным и четким закономерностям — тем самым, которые ты так любишь придумывать. Мы почти ничего не знаем об Узах. «Запустило, завершило…» Откуда ты знаешь? Что, если бы меня не оказалось в лесу, когда Дженн спасалась от гильдийцев? Что, если бы мы никогда не встретились? Что, если бы наложить на нее Печать попытался Финлей? Как может соединение Узами зависеть от подобных совпадений, да и какой в нем смысл — после всех прошедших лет? Ни в моей семье, ни в семье Дженн никогда не было колдунов. Так как же могут Знаки и колдовство быть связаны между собой? Право же, Патрик, ты просто не знаешь, о чем говоришь.

Патрик быстро втянул воздух и сделал шаг к Роберту, еще больше уверившись в собственной правоте.

— Может быть, я и не знаю, Роберт, но ты-то знаешь. Роберт резко поднял голову, и Финлей снова встал между спорщиками.

— Патрик, я же тебе сказал: довольно. Поговорим о чем-нибудь другом.

— Почему ты его защищаешь?

— Потому что он мой брат, — со слабой улыбкой ответил Финлей. Когда он повернулся к Роберту, улыбка сбежала с его лица. — Тебя ждет совет. Они хотят с тобой поговорить.

— Вот и хорошо, — кивнул Роберт; глаза его внезапно прояснились. — Я тоже хочу с ними поговорить. Но сначала я выйду на прогулку. Можешь передать им, что я скоро буду.

Стояла ночь. Патрик ничего не сказал Роберту о том, что снаружи темно, поэтому величественная россыпь звезд на небе оказалась для того сюрпризом. Роберт остановился посреди лужайки и запрокинул голову, чтобы видеть все звезды разом. Вид был такой, что дух захватывало. Чистый и прохладный воздух делал мысли гораздо более ясными, чем в пещере.

Похоже, что все вращается вокруг Дженн. Похищения, способность разговаривать мысленно, то странное ощущение чьей-то силы, когда она была при дворе… Странная судьба для девушки, выросшей в глуши, ничего не знающей об окружающем мире.

А теперь еще и разглагольствования Патрика… Узы.

О боги, нет!

Не может же быть, чтобы они с Дженн… чтобы это случилось дважды. Ведь Береника… которую он убил… Значит, если их с Дженн соединяют Узы, он убьет и ее тоже? И все из-за того, что сказал когда-то Ключ.

Но Финлей говорил, что Роберт всего лишь вообразил, будто связан Узами с Береникой. Разве не предположил брат, что Ключ мог иметь в виду кого-то другого?

Проклятие! Ключ… Два сообщения, двойное проклятие. Но зачем? Чтобы он всю жизнь оставался одинок, пытаясь обуздать демона? Того демона, которого дал ему Ключ…

Почему Ключ так его ненавидит, почему пытается заставить его выполнять свою волю?

Милосердные боги, чего хочет от него Ключ?

Хватая ртом воздух, Роберт упал на колени и погрузил руки в покрытую росой траву. Она была мягкой и прохладной, словно мука тонкого помола. Роберту хотелось зарыться в нее, утонуть в даруемом ею покое, как раньше в приснившемся ему море.

Бесполезно спрашивать «почему». Все бесполезно… Он никогда не получит ответов, если только не спросит Ключ, а приближаться к нему когда-нибудь еще Роберт отказывался. Ключ только причинит ему еще больший вред, скажет ему вещи, которых он не желает знать, снова начнет им управлять, постарается поколебать его решимость ни в чем не участвовать.

Но в самом ли деле он ни в чем не участвует? Истина заключается в том, что Роберт, несмотря на все свои усилия, по-прежнему остается в центре событий. Что ж удивительного, что никто не желает ему верить, не желает оставить его в покое? А теперь еще и Дженн говорит о необходимости действовать…

Да, куда бы он ни повернулся, он возвращается к Дженн. Патрик так часто оказывался прав… Прав ли он и в этом?

Не имеет значения. Все начал Ключ, и так же как раньше, как всю свою жизнь, Роберт будет противиться ему до последнего дыхания. Будет противиться, как противится он демону. Это единственный путь, единственный способ отвратить будущее, которое предначертал ему Ключ. Он не должен ни в чем участвовать. Ему следует держаться подальше от Дженн. Что еще важнее, нужно держать Дженн подальше от Ключа, только так она сможет остаться в безопасности.

Роберт зажмурил глаза, чтобы не видеть звездного великолепия неба, сделал глубокий вдох, потом еще. Он поднялся на ноги, но желания возвращаться в пещеру и встречаться с членами совета у него не было. Совершенно очевидно, чего они хотят, и еще более очевидно, что предпримут. Нужно взять себя в руки, снова надеть маску, стать тем человеком, которого они привыкли видеть. Роберту ужасно не хотелось этого делать, но дальнейшее пребывание здесь, на холодном ночном воздухе, ничему не поможет.

Он повернулся ко входу в туннель, но помедлил. Может быть, сейчас самое время попытаться… Сейчас никто его не прервет, никто не увидит…

Роберт ясно и точно настроил свой разум, сосредоточился. Чувствуя, как новая энергия наполняет его тело, он послал в ночь единственное безмолвное слово:

«Дженни!»

Ничего. Она слишком далеко. Ему не удастся… Но он должен! Должен удостовериться, что все испробовано.

Роберт снова сосредоточился и затаил дыхание. Теперь его мысль была узким лучом, который преодолевал лигу за лигой расстояние, разделяющее их. Он снова беззвучно выкрикнул ее имя. Опять ничего… потом внезапно…

«Роберт? О боги, где ты? Я думала, ты собираешься в Анклав!»

«В настоящий момент я стою на Голете. У меня выдался спокойный момент, и я решил попробовать. Такое расстояние нелегко преодолеть, но все же можно. Я просто хотел тебе сообщить, что мы благополучно добрались. Сейчас я должен идти разговаривать с советом, но они в основном уже знают о том, что случилось с Финлеем».

«Как твои раны?»

«Все зажило. У тебя не было неприятностей? Поверил отец твоему рассказу?»

«Да. Он рассердился на меня за то, что я с тобой отправилась, но такого я и ожидала. Однако должна тебя предупредить: сюда явился гильдиец и стал задавать вопросы. В Килфедир для расследования прислали Осберта…»

«Что?»

«И они ищут паренька, которого видели около тюрьмы».

«Проклятие!»

«Они не знают, что это была я, но, Роберт, тебе нужно быть очень осторожным! Как только закончится расследование в деревне, они отправятся в Данлорн допрашивать тебя. Ты должен поспешить домой. Если они узнают, что ты еще не вернулся, быть беде».

«Я отправлюсь утром».

«Я написала твоей матери и Мике, но, надеюсь, ты им обоим, когда вернешься, скажешь правду».

«Мике я все расскажу как есть, но матушке смогу только сообщить, что Шинлей жив. Слишком опасно ей знать больше. Послушай…»

«Что?»

«Боюсь, что я долго с тобой не увижусь. Может быть, никогда».

Ответом было молчание.

«Дженни!»

«Да. Но почему?»

«Этого я тебе не могу объяснить. Мне очень жаль».

Снова молчание.

«Дженни! Что случилось?»

«Ничего. Делай то, что должен, и не беспокойся обо мне. Я выживу — мне это всегда удавалось. Береги себя, Роберт».

На этом разговор кончился.

Но если их с Дженн не связывают Узы, почему он внезапно ощутил такую пустоту?

Капля воска побежала по свече, потом застыла на оловянном подсвечнике, присоединившись к другим, покрывшим узорчатый металл, свидетельницам долгих часов обсуждения. Финлей как зачарованный смотрел на свечу, отмечая легчайшие колебания пламени от дуновений воздуха. Он смутно слышал рокот голосов вокруг, но после двух часов ожидания Роберта внимание его рассеивалось.

В зале совета было теперь мало народа: многие отправились спать. Остались только Айн, Уилф, Генри, Арли Болдуин, Патрик и Аселин — они готовы были ждать столько, сколько потребуется. Финлей терпеливо отвечал на их вопросы, даже те, ответ на которые был ему известен лишь приблизительно. Да, Роберт скоро придет; он обсудит случившееся с советом и потом вернется в Данлорн. Это было счастье, в котором самому Финлею было теперь отказано.

Финлей боролся с чувством отчаяния и безнадежности, грозившим поглотить его. Если бы только Роберт не упал со скалы… если бы стражник не увидел его перстня… если бы, в конце концов, он никогда не находил того проклятого пергамента за переплетом книги…

Его аярн… Аярна он тоже лишился. Что ж, всегда можно сделать новый, хотя сейчас для этого Финлею не хватало сил. Однако перстень, его фамильный перстень! Его он лишился навсегда. Невосполнимая потеря. К тому же теперь он, должно быть, в руках Гильдии. Это единственное реальное свидетельство, которое они имеют против него.

Можно было вспоминать о все новых и новых потерях, но что толку? Он ведь всегда знал об опасности, сопряженной с колдовством, всегда представлял себе, что случится, если его разоблачат. Однако Финлей почему-то всегда был уверен, что, если про кого и узнают, это окажется Роберт, а не он сам. Странно, как жизнь опровергает все предположения…

Пламя свечи вдруг затрепетало: дверь позади Финлея распахнулась. Он обернулся и увидел стоящего у входа Роберта; рукава его белой рубашки развевались на сквозняке. Сидящие во главе стола Айн и Уилф поднялись при его неожиданном появлении, но Роберт остановил их движением руки.

— Мне очень жаль, что пришлось заставить вас ждать. У меня было дело, которым я должен был заняться немедленно.

Финлей выпрямился и стал смотреть, как Роберт усаживается за стол, поближе к огню очага. Роберт выглядел бодрее, чем раньше, но Финлей слишком хорошо знал брата, чтобы на этом основании надеяться: все теперь будет в порядке. Роберт слишком хорошо умел скрывать свои истинные чувства.

— Как твои раны? — спросил Генри, пересаживаясь поближе к Роберту.

— Заживают. Как дела, Уилф? Ты еще не жалеешь, что вставал в Круг?

— А ты не жалеешь, что этого не сделал? — последовал саркастический ответ.

Роберт рассмеялся и положил руки на стол.

— Что? Запереться здесь и лишиться всех развлечений? Никогда! Ну так расскажите мне, к каким выводам вы пришли.

— Почему ты вечно устраиваешь из всего балаган? Твой брат оказался на краю гибели и теперь вынужден провести всю жизнь здесь — фактически пленником, и есть вероятие, что проктор Гильдии наделен колдовской силой. К тому же впервые за столетие один из нас оказался разоблачен — не считая подтверждения того факта, что при дворе короля есть малахи. Мы должны принять решение о том, что теперь делать, — решение, которое может подвергнуть опасности само существование Анклава. Мне не кажется, что во всем этом есть хоть что-нибудь забавное.

Роберт только улыбнулся в ответ.

— Может быть, дело в том, что ты лишен чувства юмора. Не вижу необходимости принимать какие-то другие меры, кроме предупреждения всем: нужно на какое-то время затаиться.

Уилф ударил кулаком по столу.

— Проклятие, Роберт, я говорю серьезно! Улыбка Роберта растаяла.

— Я тоже. Очень серьезно. — Он помолчал, пока Генри наливал ему вина и снова усаживался на место. Взяв кубок, Роберт наклонился вперед и оперся локтями о стол. Подняв кубок в шутливом приветствии, он снова улыбнулся. — Вы не можете принимать решения о том, чего не знаете. Это было бы глупо. И не думайте, что я отношусь к сложившемуся положению легко — мой брат становится теперь постоянным обитателем Анклава, и я заинтересован в том, чтобы не подвергать его безопасность угрозе. В конце концов, Финлей — мой единственный наследник, и если я когда-то не приму иного решения, таковым и останется. Не имеет значения, что он считается мертвым. Вам, ведущим отшельническое существование, оторванным от реальной жизни, легко забыть, что в расчет приходится принимать и другие обстоятельства.

Генри откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди.

— Не понимаю, какое все это имеет отношение к вопросу, который мы обсуждаем. Какая разница, является Финлей твоим наследником или нет?

— Очень большая — для меня, — пожал плечами Роберт. — Я просто привожу доводы против того решения, которое вы собираетесь принять.

— Вот как? — Лицо Уилфа исказил гнев. — И ты, конечно, знаешь, каково будет наше решение?

— Безусловно. Вам очень любопытно, кто тот колдун, силу которого Дженн ощутила в Марсэе. Вы собираетесь послать кого-нибудь в столицу, чтобы выведать, кто это и каковы его намерения, и если, как вы предполагаете, им окажется сам Вогн, предложить ему присоединиться к вам. Вы также хотите узнать, пользуется ли малахи, Валена, влиянием на короля и не приведет ли раскол церкви к смягчению официального взгляда на колдовство. Поправьте меня, если я не прав.

Никто не промолвил ни слова. Собравшиеся стали переглядываться, стараясь не встречаться глазами с Робертом. Отвечать ему никто не спешил. Финлей попытался проникнуть в мысли членов совета, но это оказалось невозможным. К счастью, Патрик промолчал тоже.

Генри оперся на локоть и заговорил, мягко и искренне:

— Мне не хотелось бы возвращаться к старым нашим спорам, Роберт, но ты должен понять, в каком положении мы находимся. Почти пять столетий Анклав выдерживает все потрясения — иногда случающиеся внутри него, но чаще приходящие извне. Бывали случаи, когда мы оказывались на пороге разоблачения, и те меры, которые мы сейчас обсуждаем, — следствие этой постоянно существующей опасности. На протяжении столетий мы напряженно трудились, чтобы преодолеть пропасть незнания, которую получили в наследство от наших предшественников, но до сих пор безуспешно. Мы всегда надеялись, что однажды появится колдун, наделенный достаточным могуществом, чтобы проникнуть в секреты Ключа и, может быть, дать нам те знания, которые нужны, чтобы освободиться из этой тюрьмы. Только эта надежда и соединяет нас всех — надежда, могу добавить, осуществление которой дарует свободу твоему брату вместе со всеми остальными. Генри помолчал и перевел дыхание, потом продолжал:

— С первого же дня, когда ты появился здесь, большинство из нас считали, что ты и есть тот колдун, но ты всегда отказывался к нам присоединиться. Как мы теперь поняли из слов Шинлея, Ключ велел тебе никогда не вставать в Круг. Мы стараемся проявлять гибкость, мы можем повернуть в другую сторону. Если имеется хоть малейшая возможность того, что при дворе живет колдун достаточно могущественный, чтобы скрыть свое существование даже от тебя, так что ты никогда ничего не подозревал, тогда мы просто обязаны его найти. Даже если это — Вогн.

— На самом деле, — пробормотал Роберт, бросив взгляд на Финлея, — Ключ тогда, много лет назад, ничего не говорил мне насчет возможности встать в Круг. Я знаю, все вы думаете, что я лгал вам, — особенно после сообщения моего брата. Но истина такова, как я — всегда говорил. Слова Ключа имели исключительно личный характер и никак не затрагивали Анклав. Я даже готов признать вероятность того, что Ключ желал, чтобы я встал в Круг, — кто знает? Но одно мне известно точно: если вы пошлете кого-то в столицу на поиски незнакомца, вы подвергнете Анклав и всех, кто здесь находится, чрезвычайной опасности. Вы не знаете, с чем столкнетесь, а к тому времени, когда это выясните, может оказаться слишком поздно.

— Не верю! — бросил Уилф, терпение которого иссякло. — Ты хоть понимаешь, как смешно звучат твои слова? Если ты считал, что должен встать в Круг, почему, во имя всех богов, ты этого не сделал? О да, я отлично помню: чтобы сохранить свою драгоценную независимость. Ну и куда же привела тебя твоя независимость, а? Куда? И что, теперь ты просто ждешь моей смерти, чтобы занять мое место? Как смеешь ты являться сюда и говорить нам, какие решения мы должны принять или не принять? Ты отказался от права голоса в наших делах, когда не пожелал занять место Маркуса. О, я прекрасно понимаю, чего ты хотел бы от нас: сидеть здесь и ничего не предпринимать, только сокрушаться по великому графу Данлорну и надеяться, что он наконец соизволит примириться со своей судьбой и займет место среди колдунов. Попробуй отрицать это, Роберт!

— Подождите минутку! — Шинлей поднял руки, не смея взглянуть на брата. Ему только что пришло на ум нечто важное. — Может быть, я неправильно понял то, что сказал мне Ключ.

— Что? — раздраженно переспросил Уилф, недовольный тем, что Финлей прервал его тираду. — О чем ты говоришь?

— Послушайте, — начал Финлей, стараясь подражать рассудительному тону Генри. — Я тогда рассердился на Роберта за то, что он отказался встать в Круг, и, услышав слова Ключа, мог придать им то значение, какое мне хотелось бы, чтобы они имели. Теперь, возвращаясь к тому случаю, я начинаю думать, что мог неправильно понять Ключ.

Роберт, сидевший рядом с братом, наклонился вперед и спросил, глядя ему в глаза:

— Что именно сказал тебе Ключ?

Финлей сделал глубокий вдох и процитировал:

— «Не досаждай Роберту Данлорну просьбами встать в Круг. Его место не здесь, и ему запрещено сворачивать с предназначенного для него пути. Его судьба определена, и в ней единственное спасение для вас. Оставь его совершать собственные дела».

Роберт еле слышно прошептал:

— Почему ты не сказал мне этого раньше?

— Будьте вы прокляты! — взревел Уилф. — Будьте вы оба прокляты!

— Прошу тебя. — Айн успокаивающе положила руку на плечо Уилфу. — Так мы никуда не придем. Роберт, если мы никого не пошлем в столицу, мы можем лишиться знания, жизненно важного для Анклава. Ни один из наших наблюдателей при дворе не способен выполнить такую задачу. Кто-то должен быть послан отсюда. Ты же наверняка понимаешь это.

— Конечно, понимаю. — Роберт по очереди оглядел всех членов совета. — Я понимаю, какая перед вами стоит проблема, но вы не видите, какая вам грозит опасность. Пришли в движение такие силы, о которых вы не имеете представления.

Уилф презрительно фыркнул и откинулся в кресле, сложив руки на груди.

— Ну так давай — ознакомь нас с ситуацией. Что за силы? Вместо ответа Роберт повернулся к Финлею:

— Ты обо всем им рассказал?

Обо всем, кроме пещеры и найденного там стержня. И еще, конечно, Береники. Об этом он никогда и никому не расскажет — Роберт должен понимать…

— Да, обо всем.

— Тогда они не могут оправдываться незнанием, верно? — Роберт насмешливо поднял бровь и снова обратился к членам совета. — Неужели вам не приходила мысль, что некоторые из недавних событий могут быть связаны между собой? Возвращаясь к излюбленной теме Патрика, должен сказать, что трудно поверить в чистое совпадение, когда таинственного незнакомца обнаруживает именно Дженн.

— Почему бы и нет? — пробормотал Генри. — Ее сила отличается от нашей, и она очень могущественна.

— Вы не знаете наверняка об этих отличиях. Но даже если вы правы, не кажется ли вам странным, что она оказалась из числа похищенных детей: ведь судьба другого, находившегося в обществе малахи, нам известна.

Финлей выпалил, прежде чем успел остановить себя:

— Уж не думаешь ли ты, что загадочный незнакомец в столице — тот человек, который виновен в похищениях?

Роберт откинулся на спинку кресла.

— Не сказал бы, что это один и тот же человек, — во главе похитителей был старик, не забывай. Но кто может гарантировать, будто они никак не связаны? И почему незнакомец пытался воздействовать на Дженн? Почему на нее, а не на одного из нас? Не на меня, например, или Мердока? Почему он так интересуется именно Дженн?

Никто не ответил Роберту, и Финлей взглянул на Патрика; тот заинтересованно поднял брови.

— Мне очень жаль, Роберт, — заговорила наконец Айн, — но твои рассуждения на самом деле ничего не меняют. Может быть, этот колдун считает себя единственным, а в Дженн он что-то почувствовал и попытался установить с ней контакт.

— Она говорила, что ощутила абсолютное зло.

— Она ничему не обучена, Роберт, так как же она может судить о том, что ощущает?

— Будь это так, — возразил Роберт, — она вообще ничего не почувствовала бы. Послушайте, я совсем не предлагаю вам игнорировать нового игрока — это было бы бессмысленно. Я просто советую вам некоторое время ничего не предпринимать.

— И что сделать вместо намеченного нами? — поинтересовался Генри.

— Предоставьте все мне. Я разберусь с таинственным незнакомцем.

Несколько долгих минут в зале совета царила изумленная тишина. Финлей смотрел только на Роберта. Неужели такое возможно? Неужели он наконец решил действовать? Уж не собрался ли он…

Уилф медленно поднялся на ноги.

— Я не ослышался? Ты в самом деле сказал, будто собираешься что-то предпринять?

— Сказал, — ответил Роберт, глядя ему в глаза. — Не умри от неожиданности, Уилф, — я совсем не собираюсь занять твое место, так что не торопись с выводами. Да, я хочу, чтобы Анклав ничего не предпринимал в Марсэе, не трогал короля, Вогна или кого там обнаружила Дженн — по крайней мере до тех пор, пока я не узнаю больше. Обнаружив себя, вы рискуете всем, чего добился Анклав за столетия, особенно учитывая шумиху, вызванную арестом Финлея. Если вы правы и тот неизвестный колдун достаточно силен, чтобы скрываться от меня все те годы, что я провел при дворе, то он наверняка справится с тем человеком, которого вы туда пошлете. Он пользуется щитом по какой-то веской причине — и, возможно, эта причина заключается в нежелании быть обнаруженным другими колдунами. Есть множество и других доводов в пользу того, чтобы сделать, как я предлагаю.

— Это просто смешно, — проворчал Уилф.

Генри, однако, пристально взглянул на Роберта и протянул:

— Ты ведь не все нам говоришь, правда?

— Я никогда не приносил присяги Анклаву, Генри. Я не обязан говорить вам хоть что-нибудь.

— Не обязан, — сурово сказал Генри. — Ты принес присягу не Анклаву, а королю. Так как мы можем быть уверены в тебе? Ты отказываешься сообщить нам то, что мы хотим знать, и в то же время предлагаешь доверить тебе расследование ситуации с неизвестным колдуном в столице, где живет твой старый друг Селар. Ты намеренно принудил Дженн покинуть Анклав, чтобы мы не могли оказать на нее никакого влияния. Ты всегда оборонял свою независимость, отказывался к нам присоединиться, как ни важно это было бы для нас. Ты не можешь ожидать, что мы станем тебе доверять.

— Подождите минутку, — вмешался Финлей. — Не думаете же вы, что мой брат предаст Анклав?

— Брось, Финлей, — покачал головой Роберт. — Генри ясно выразил свое мнение. Я только не могу понять одного: все эти годы все просили меня помочь Анклаву, а теперь, когда я готов это сделать, мне не доверяют.

— Ну так сообщи нам, что сказал тебе Ключ, — бросил Уилф. — Тогда мы сможем тебе доверять. Хоть раз в жизни, Роберт, скажи правду, ничего не утаивая.

— Нет.

— Роберт, — прошептал Финлей, — ты уверен, что не можешь этого сделать?

— Абсолютно. — Роберт улыбнулся. — Я больше ничего не могу ни сказать, ни сделать, чтобы убедить их. Совету придется принять решение без моей помощи.

Генри воинственно выпятил подбородок.

— Может быть, и нет. Роберт, есть еще один способ удостовериться, что мы можем тебе доверять: Ключ.

— Ключ? — переспросил Уилф кисло. — Ты в самом деле хочешь допустить его к Ключу?

— Таков единственный способ, — пожал плечами Генри. — Ты согласен на подобное испытание, Роберт?

Финлей увидел, как внезапно напрягся его брат, и сглотнул, чувствуя свое бессилие чем-либо помочь ему. О чем Роберт думает? Согласится ли он приблизиться к Ключу впервые за двадцать лет? Осмелится ли он?

— Ну? — поторопил Роберта с ответом Генри.

— Нет. Я не могу.

— Ну вот, опять! — разочарованно развел руками Уилф.

— Тогда наше решение принято, — тихо сказала Айн, поднимаясь на ноги. — Мы пошлем кого-нибудь в Марсэй, чтобы связаться с этим неизвестным колдуном. Я отправлюсь через два дня.

— Нет! — Роберт вскочил на ноги, приковав Айн к месту властным взглядом. Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга; воздух, казалось, дрожал от напряжения между ними. Потом Роберт медленно опустил голову, признавая поражение. — Что ж, ваша взяла. Я иду к Ключу. Лучше не откладывать, чтобы избавить вас от неопределенности.

Огромная пещера была почти пуста, но галереи скоро наполнились наблюдателями. Событие было слишком необычным, чтобы его пропустить. Финлей горячо пожелал, чтобы любопытные разошлись. То, что предстояло, не было игрой, не было занятным происшествием, о котором можно посплетничать. Роберту не были нужны зрители.

Финлей последовал за братом к ступеням, ведущим к возвышению, на котором находился Ключ; остальные выстроились с одной стороны лестницы. Невзрачный с виду колокол на своих изукрашенных опорах неподвижно висел в углу просторного зала; как только Роберт поднимется на первую ступень, он оживет.

Роберт остановился и посмотрел вверх, на колокол. Финлей подошел к нему вплотную и прошептал:

— Ты уверен в своих действиях? В самом деле хочешь услышать его слова после того, что случилось с тобой в прошлый раз?

— Разве у меня есть выбор, Финлей? — Роберт обернулся к брату, открыто и искренне глядя на него. — На этот раз меня загнали в угол, и другого выхода у меня нет. Двадцать лет я сопротивлялся, а теперь, похоже, должен выслушать Ключ по доброй воле. Что бы ни думали остальные, я не хочу, чтобы Анклав был уничтожен. Мне нужно время… и только так я могу заставить совет дать его мне.

— Но что, если…

— Нет, Финлей, — мягко улыбнулся Роберт. — Возвращайся и займи свое место среди членов совета. Тебе следует быть с ними.

Финлей бросил на брата внимательный взгляд и медленно кивнул. Уж не прощается ли с ним Роберт? Похоже на то. Но почему? Что этот проклятый Ключ сказал ему тогда?

Финлей повернулся и прошел туда, где стояли члены совета. На свои вопросы он получит ответ теперь уже совсем скоро.

Роберт поднялся на первую ступень, и в тот же момент колокол начал звонить; долгие звучные удары разнеслись по всей пещере. Роберт поднял левую руку с зажатым в ней аярном. Колокол внезапно изменился: перед Робертом в воздухе висела черная сфера, блестящая, словно покрытая росой. Звон прекратился, но, как только смолкло эхо последнего удара, Роберт начал слышать голоса, исходящие от Ключа. Сначала слова были неразборчивы, потом раздалось что-то вроде вздоха, и речь Ключа обрела форму и смысл.

После двадцати лет молчания Ключ вновь обращался к Роберту, но на этот раз Финлей мог слышать его. Да и все могли!

«Ты снова пришел к нам, Роберт Данлорн. Ты пришел задать вопросы, хотя и не желаешь знать ответов. Она говорит с тобой, но ты не слушаешь. Оба вы имеете дар мысленной речи, но ничего не сообщаете друг другу. Вас связывают Узы, но ты сторонишься ее. Она коснулась камня, направляющего твою силу, и исцелила раны в нем. Как ты ни противишься нам, победить ты не сможешь. Твоя судьба — в твоей крови. Ты можешь бежать от нее, но всегда ускользать тебе не удастся».

Дженн! Шинлей ощутил дрожь страха. Должно быть, Ключ говорит о Дженн! Патрик был прав. Но каким образом…

Ключ продолжал:

«Да не будет ей дозволено жить и найти сподвижников, ибо ей назначено повести силы света против Ангела Тьмы. Она — свет надежды для тех, кто нас низвергнет. Однако нам должно оберегать ее, пусть и стремится она нас уничтожить. Она — последняя в своем роду, ею все кончается и все начинается. Лелей ее и радуйся ей, вечно храни свои Узы».

Почтительное молчание заполнило зал. На мгновение Финлею показалось, что Ключ больше ничего не скажет, но, прежде чем он пошевелился, голос зазвучал снова.

«Твой гнев преуспеет там, где сам ты потерпишь поражение. Поспеши вступить на свой истинный путь и не возвращайся к братьям своим, пока к ним не присоединится она. Всегда помни: она — Союзница. Ты же, Роберт Данлорн, — Враг».

В следующий момент ослепительный луч света вырвался из сферы и пригвоздил Роберта к месту. Тот замер в неподвижности, лишь лицо его исказило страдание. Секунды, показавшиеся вечностью, все оставалось без изменений; потом свет засиял еще ярче, сфокусировавшись на аярне в руке Роберта, и с оглушительным грохотом камень словно взорвался, разлетевшись на тысячу осколков. Удар повалил Роберта на спину. Как только последний кусочек достиг пола, свет погас, а Ключ принял свой прежний вид.

Финлей рванулся вперед и упал на колени рядом с братом. Роберт не сразу пришел в себя. Когда же с помощью Финлея он сел на полу, вокруг него собрались все члены совета. Не обращая на них внимания, Финлей прошептал:

— Что это было? Он говорил тебе это и раньше?

Роберт нахмурил брови.

— Только среднюю часть. Остальное же…

— Ну вот, Генри, ты хотел получить ответ, — решительно заговорил Уилф, не в силах скрыть торжество, — и ты его получил. Ты был прав: Данлорн многое от нас скрывал — явно в собственных целях. Они с Дженн обладают талантом мысленной речи — а он счел возможным скрыть это от нас! Как может такое быть его личным делом? Многие годы он нам лгал, отказывался сообщить пророчество. И он еще утверждал, что оно нас не касается! Мое решение однозначно: теперь судьба его определена.

Финлей поднялся на ноги и повернулся к Уилфу.

— Ты не понял. Роберт никогда не лгал. Раньше он ничего не мог вам рассказать. Сам Ключ не позволял ему…

— Уж не думаешь ли ты, что для меня это хоть что-то значит? Какое нам дело до того, какие интриги плетет твой братец? Он связывал нам руки много лет, и я сыт им по горло! Ты можешь остаться здесь, если желаешь, но как только он поправится настолько, чтобы держаться в седле, он покинет Анклав и никогда сюда не вернется. Я запрещаю ему появляться здесь. Ты понял?

— Но, Уилф…

— Не спорь со мной! — рявкнул старик. — Ключ вынес приговор. Он заклеймил твоего брата как Врага. Сам Ключ изгоняет его из Анклава! Собственные деяния Роберта наложили на него проклятие!

— Все в порядке, Финлей, — тихо сказал Роберт, положив руку на плечо брата. — Я уезжаю. Это и к лучшему. — Роберт повернулся лицом к членам совета. Он стоял выпрямившись во весь рост, глаза его сверкали огнем, который слишком долго в них не загорался. — Я уеду, но что бы Ключ ни говорил, я не собираюсь делать то, что он велит. В мире пришли в движение силы, которые мы не понимаем, и я отказываюсь участвовать в этой игре. Делайте что пожелаете — я не могу вас остановить. К тому же теперь, когда Ключ уничтожил мой аярн, я не могу воспользоваться своими колдовскими способностями; не уверен даже, что смогу изготовить новый аярн. Вот, — Роберт показал на безмолвствующий колокол, — ваш истинный враг. Я только теперь понял это. Вы вольны изгнать меня из Анклава, но что бы вы ни решили делать, не доверяйте Ключу, не верьте ему.

— Побереги слова для тех, кто станет тебя слушать, Роберт. Я желаю, чтобы завтра к вечеру тебя здесь не было. — Не говоря больше ни слова, Уилф повернулся на каблуке и вышел из зала. Смущенные, растерянные и несчастные, остальные члены совета двинулись за ним.

По пещере, темной и безлюдной, как пустая могила в полночь, гулял ледяной сквозняк. Финлей поежился; холод, казалось, исходил откуда-то изнутри, порожденный истиной, которую он наконец-то узнал.

— Ну вот, теперь ты остаешься один, братец, — пробормотал Роберт.

Финлей медленно повернулся; глаза его были полны пытливым интересом.

— Неужели правда? Неужели ты и в самом деле можешь разговаривать мысленно? Это ты предупредил меня тогда, что вы идете мне на помощь?

— Могу, но только с Дженн, — кивнул Роберт. — И предупредила тебя она. Я научился такому позднее. Что ж ты не спрашиваешь, почему я не рассказал об этом тебе? Не рассказал всем?

— Ну, это-то очевидно. Тогда они не оставили бы ее в покое. А теперь…

— А теперь и подавно не оставят — а я ничего не могу сделать, чтобы ее защитить.

Пламя по-прежнему пылало в глазах Роберта. Защитить Дженн — самое важное для него, настолько важное, что он готов был лгать Анклаву и навлечь на себя изгнание. Так вот что значат Узы?

Финлею было трудно так быстро все это понять.

— Но ведь в первый раз Ключ сказал тебе не только то же, что и сегодня? Было что-то еще… ты упоминал об опасности. Теперь ты можешь рассказать все?

— Нет. Я уже говорил тебе: даже если бы мог, не стал бы… а теперь особенно.

— Почему особенно?

Роберт опустил глаза на осколки своего аярна.

— Ключ сказал ясно: я — Враг.

— Раньше он тебе этого не говорил?

— Нет. Сегодня он добавил кое-что новое.

— А Узы? Как понимать его слова про Узы?

Роберт улыбнулся, обнял брата за плечи и повернул его к выходу.

— Никак. Абсолютно никак, братец. Все, что связано с Узами, — такая древность, что едва ли что-нибудь еще значит теперь.

— Но Ключ сказал…

— Не доверяй Ключу, Финлей. Не доверяй никому.

— Даже тебе?

Роберт остановился у входа в туннель и повернулся к брату.

— Мне особенно. По какой-то причине мы с Дженн оказались в центре внимания Ключа. Вот ей ты можешь доверять. До сих пор Ключ ни разу с ней не разговаривал, и она, таким образом, свободна от его скверны. Постарайся всеми силами держать ее подальше от Ключа.

— Обещаю тебе. Но что ты собираешься теперь делать?

В этот момент высокомерная уверенность в себе, всегда исходившая от Роберта, внезапно оставила его. То, что осталось, было выражением боли и поражения.

— Я еду домой, Финлей. Отвечать на вопросы Гильдии о тебе. Отвечать на вопросы матушки. Агать. Я попытался что-то сделать и снова проиграл. Мне казалось, если я помогу Анклаву, то смогу защитить тебя и Дженн. Я надеялся остановить беду, пока не поздно. Однако я ошибался. Я так же не могу помочь Анклаву, как не мог помочь Беренике. Каждая моя попытка что-то сделать, что-то изменить кончается провалом. Похоже, Ключ оставляет мне единственную возможность, единственный путь, и у меня нет выбора: я должен ему противостоять.

— Но почему? — прошептал Финлей, до глубины души потрясенный отчаянием брата. — Почему ты должен ему противостоять?

— Потому что я знаю, что случится, если я поддамся. — Роберт вздохнул и стал смотреть в темноту туннеля. — Уже почти рассвело. Мне нужно заняться сборами. Нет смысла оставаться и еще больше все запутывать. Мне нужно побыстрее добраться до дому и сообщить матушке, что на самом деле ты жив. Клянусь дыханием Серина, занятный разговор меня ждет!

Финлей ясно видел, как привычная маска скользнула на место; голос Роберта обрел прежнюю решительность. Брат снова казался Финлею олицетворением спокойной уверенности и неотразимого шарма, словно не было всех тех глубоких ран, что нанесла ему жизнь. И это было самым великим колдовством, которое совершил Роберт на глазах Финлея.

— Если ты сейчас уйдешь, Роберт… — Финлей положил руку на плечо брата. — Я ведь должен оставаться здесь, а ты не можешь вернуться. Я не увижу тебя больше, да?

Роберт покачал головой и улыбнулся; в глазах его заблестел смех.

— Ну, Финлей, ты же всегда хотел, чтобы меня не было рядом. Ты был гораздо счастливее, когда я отправился в изгнание.

— Тогда все было иначе. Тогда я еще не понял…

— А теперь понимаешь?

Финлей посмотрел в спокойные глаза брата, но на этот раз без страха, гнева и отчаяния. Впервые в жизни он мог, глядя на Роберта, видеть истину.

— Да. — Роберт поднял брови; это заставило его казаться циничным и уязвимым одновременно. Типичное противоречие…

— Ты делаешь успехи, братец. Теперь у тебя даже появилось что-то общее с Дженн. Но прошу тебя: если она явится сюда, держи ее подальше от Ключа. Не знаю почему, но у меня такое чувство, что Ключ попытается ею завладеть.

— Но чего хочешь ты сам, Роберт? Ответом ему была улыбка.

— Пошли, Финлей. Мне еще нужно собраться в дорогу.