Ожившие зрачки смотрели только на поблескивающий металл, нацеленный на сморщившуюся кожу. Под напором давления внутренние органы переместились и пришли в лихорадочное возбуждение - анус не выдержал и раскрылся, выпустив в клубах вони твердые скатанные шарики и что-то длинно-мягкое. Оно прошло, не торопясь, степенно раздвигая складки перенапряженной гладкой мускулатуры. Евгений Альбертович резко отдернул руки. Тупо глядя на загаженный пол, Слава только сейчас осознал свою раскоряченную позу. - Что здесь происходит?! - Э? - теперь посреди огороженного пуленепробиваемым стеклом пятачка вновь оказался привычный Евгений Альбертович, нелепо теребивший извивающийся кусок металла. В распахнутой двери стояла высокая неетественно полная женщина, смуглая и еще красивая. Ее ярко-голубые глаза сонно обвели комнату, в ладони был зажат кулек, из которого на пол сыпались кукурузные хлопья. - Помогите, - прохрипел Слава. - Кто это? - в безбережной голубизне промелькнули искорки беспокойного удивления. Женщина прошла в комнату, обесточенная дверь осталась беспомощно открытой. - Лапочка моя, - кинулся навстречу, путаясь ногами в жестком фартуке, Евгений Альбертович. - Радость моя, не трогай здесь ничего. Я умоляю тебя! - Чем ты так долго занят? - женщина перебирала странички глянцевой книжечки, лежащей на столе рядом с компьютером, - я не видела тебя целую вечность... Иди ко мне, - уцепив его за воротничок халата, женщина притянула взбрыкивающего Евгения Альбертовича к себе и вцепилась в его ротик своими огромными ярко-красными губами, - я хочу тебя... Сейчас! - Э, но радость моя! - слабо трепыхаясь в мощных обьятиях, Евгений Альбертович шарил рукой по столу, стараясь достать до клавиш. - Не сечас-же, не здесь... - Сейчас! Здесь! Немедленно! Разрывая халат, только хрустнули пуговицы вырванные с мясом, осыпала Евгения Альбертовича страстными поцелуями странная женщина. - Я так хочу! Я так долго ждала, милый! - Варенька, родная! - шептал Евгений Альбертович. Он, наконец, нащупал клавиши и стал что-то нажимать - машинки снова зажужжали. - Ну, хорошо-хорошо... Если ты так хочешь... Все будет по-твоему...Я люблю тебя, я все сделаю так, как ты хочешь... - Хочу, хочу, - ворковала женщина, - хочу тебя, милый... - Ох, - Евгений Альбертович промокнул лысинку обрывком халата, - может, на природу махнем, а? Давай! Там травка. Птички. Тю-тю-тю... - Нет. Здесь! Сейчас! Белесые катушки хлопьев просыпались из кулька по толстой мякоти стола, глянцевой книжечке, клавишам и захрустели под пальцами Евгения Альбертовича. - Вот незадача-то, - вывернувшись из жарких объятий, он распахнул ящик стола и, порывшись там, достал желто-розовый фаллос из пластика, спрятал его за спину, шаловливо улыбаясь. - Хорошая моя, хорошая, - погладил женщину по широкой спине, - ну, что ты так разволновалась? Все в порядке, я с тобой! Вот видишь, все хорошо... - потихоньку сунул ей в руку фаллос, - на, успокойся немного... Крепко зажав предмет в руке, женщина жалобно заныла: - Ну, вот. Ты опять. Опять эта игрушка! А я хочу мужчину. Мужчину! Ты понял?! - и, ухватив пластиковый член напаревес, как абордажную саблю, она решительно двинулась на Евгения Альбертовича. Запутавшись в крученых шнурах, Евгений Альбертович не устоял и рухнул на пол, увлекая за собой аппаратуру. Раздался треск и хруст лопнувших склянок, кресло само принялось складываться, словно пасть гиппопотама, желавшего проглотить Славу. - Помогите, - еще раз попытался воззвать Слава к странной женщине. Но та оставалась глуха ко всему, кроме объекта своего желания. Титаническим усилием всех мышц Славе удалось остановить машину. Невольно в памяти всплыл не то образ, не то скульптура или рисунок: человек держащий на своих плечах целый мир, или, на худой конец, всего три-пять этажей каменного дома. Бек стоял неподвижно, слегка поигрывая ножом. - Хозяин... - тихо напомнил он о себе. Падение привело Евгения Альбертовича в чувство. Он осторожно положил скальпель на стол, резким движением отстранил женщину. - Бек, голубчик, запри ее где-нибудь. В спальне запри. Потом иди сюда, зарежь парнишку. Он не знает ничего, то есть, знает многовато, а вот того, что мне нужно, не знает. А я вещички соберу. Бек ухватил женщину за локти, но она с неожиданной ловкостью вывернулась и, продолжив вращение, ударила Бека круговым ударом в лицо. Бек, кажется, был уже привычен к такому ее поведению. Снова поймав женщину за руки, он проговорил спокойно: - Ханум... Женщина истерично отбивалась, голос ее срывался то на визг, то на плач. Внезапно снова вырвавшись, женщина повисла на шее у Евгения Альбертовича и громко запела: - Аванте популо, а ла рес косо, бандьера россо, бандьера россо... потом опять перешла на визг. Атабек ринулся было отрывать женщину от шефа, но вдруг резко развернулся к дверям, выставив перед собой нож. - Отойди от него! Прочь! - донесся от дверей мощный хриплый бас. Женщина отпустила Евгения Альбертовича, замерла. Бессмысленно уставились в пространство голубые глаза. Евгений Альбертович тоже замер, похожий на хомячка, не успевшего вовремя нырнуть в норку: набил защечные мешки и выбросить жалко, защащаться надо! Он еще раз протер лысинку освободившимися руками. - Мьерда! Шлюха! Возвышаясь посреди комнаты, черный гигант держал всех на мушке огромного пистолета. Такое оружие Слава уже видел один раз, вспомнил - у Николаса в бежевом "Мерседесе"! Гигант перевел пистолет на Евгения Альбертовича и выстрелил. По стеклу разбежались едва заметные тоненькие трещинки. Бек усмехнулся, спрятал нож, вытащил, не торопясь, свой пистолет из кобуры под мышкой. - Не знаю, как ты сюда вошел, но мои люди... - У Аллаха все твои люди! - прорычал негр и, отшвырнув оружие в сторону, пробил стекло одним ударом кулака - аккуратную круглую дырку, как огнем выжег. Атабек выстрелил прямо в эту дырку, но негр успел отскочить в сторону. В следующий момент он нанес по стеклу сокрушительный удар ногой. Осколки посыпались на Атабека, следом за ними прыгнул негр. Следующего выстрела Атабек сделать не успел - гигант схватил его за руку своими лапами и с силой опустил руку Атабека на свое подставленное колено. Оглушительно хрустнули кости, пистолет выпал на пол. Атабек зарычал, уперся в негра ногами и, резко толкнувшись, откатился к стене. Сразу вскочил, но не стал драться - метнулся к двери и скрылся в темноте. Негр какое-то мгновение смотрел ему вслед, потом перевел глаза на Евгения Альбертовича и медленно двинулся вперед. Его лицо кривила мрачная улыбка. - О! - томно виляя бедрами, ему навстерчу смело шагнула женщина, - ты настоящий мужчина. Я хочу тебя. Она раскинула в стороны широкие руки, словно готовясь обнять весь мир. Гигант остановился, и улыбка медленно уступила место неясной гримасе жалость боролась с ненавистью и отчаянием. Он наотмаш ударил женщину по лицу и добавил что-то по-испански. На минуту в ее глазах блеснуло нечто похожее на разум, но потом они снова приобрели бессмыслено-глубокое выражение, только знакомые Славе слезинки повисли на длинных рестницах. Еще раз выругавшись, Луис обошел женщину, но опоздал: Евгений Альбертович держал в обеих руках пистолет Атабека. - Добро пожаловать, дон Луис! - он сел в безопасное кресло за дубовым столом, - стой, где стоишь! Варя, лапа, отойди от него во-он туда! кивнул в угол, где растопырилась старая вешалка. Мелко пожевал тонкими губами. Улыбнулся. Луис остановился, готовый прыгнуть в любой момент. Женщина тоже замерла на месте, глупо хлопая рестницами. Евгений Альбертович повел дулом вверх-вниз. - Ну вот, ты пришел, людей моих грохнул, даже Бека напугал. Беку вообще, знаешь ли, не повезло в этом деле. Видишь, там засранец мелкий к креслу привязан? Так он Беку несколько раз по роже засадил - и ничего. Менять мне пора главную шестерку... Да-с. А с другой стороны, ты у меня на мушке. И твоих людей тоже что-то не видать. А с третьей... Короче, мы на равных, на самом-то деле. Будем, значит, договариваться. Так? Евгений Альбертович снова повел дулом. Луис скрестил руки на груди. - А что ты мне можешь предложить? - Скинуть всю ихнюю шарашку к чертовой матери! - облизнул бледные губки Евгений Альбертович. - Собственно ради этого дела, благородного, я надеюсь, тебя из под воды-то и достали. - Нет. - Как? - опешил Евгений Альбертович, - тебе, дураку, Революцию в Америке помогут сделать... Луис весело расхохотался: - Революция, Женя, не нуждается в том, чтобы ее делали. Она приходит сама, как тропический ливень, в соответствии с природой... - он грозно навис над пухлым лицом Евгения Альбертовича, - но вы, потомки предателей дела Троцкого, не понимаете этого. Я только расчищаю путь тому, что придет вслед за мной! И не марай революцию своими тупыми мыслишками! - Хорошо-хорошо... - Евгений Альбертович рассеянно принялся крутить пальцами пистолет, - Америка со всеми потрохами и Австралия тебя не интересуют. Япония, я так понимаю, тоже? - Ха! На что замахнулся! - Почему бы и нет? Давай их в картишки розыграем, в подкидного, а? Как в летном, помнишь? Мы с тобой тогда весь мир делили. - Ты всегда проигрывал. Достав из кармана трубку и окурок сигары, Луис искрошил окурок в трубку и неторопливо закурил. Прошелся по тесной комнате, бросил брезгливый взгляд на женщину, потом такой же брезгливый взгляд на Славу, и снова уставился на Евгения Альбертовича. - У меня к тебе счет. - Вот я тебя убью сейчас, - хихикнул Евгений Альбертович, - и не будет никакого счета. - Тогда у революции будет к тебе счет. Ты ведь понимаешь, у революции руки чистые, но длинные. - Понимаю, понимаю. Поэтому и предлагаю базар. Ты только скажи, что тебе нужно. - Раньше мне нужно было это, - Луис ткнул пальцем в рыхлый живот женщины, собиравшей рассыпанные катушки хлопьев распухшими пальцами, теперь - не знаю. Теперь это мой счет. Не забывай. - О-о-оооо, - жалобно протянула женщина, демонстрируя пустой кулек. Хлопьев не было, задумчиво она оторвала кусочек бумаги и отправила в рот. - Не забуду. - Евгений Альбертович закинул ногу на ногу. - Ты тоже не забудь: я - твой путь в Россию. И не только. Мои сферы влияния тебе известны. И если ты не окончательно погряз в революционном фатализме... Неожиданно Луис, сверкнув глазами, двинулся на Евгения Альбертовича. Евгений Альбертович, не меняя позы, выстрелил ему в грудь, но Луис не остановился и через секунду навис над толстым человечком, зажав его слабое запястье в своем стальном кулаке. Евгений Альбертович еще пару раз бесполезно выстрелил в воздух. - Бронежилет?.. - промямлил он. - Да, - ответил Луис, - и, думаю, ничего мне от тебя не нужно, Женя. Прощай. Второй огромный кулак понесся к голове Евгения Альбертовича... Неожиданная автоматная очередь прошила край стола, боковой ящик и ножку в виде львиной лапы, только щепки полетели. Луис дернул головой, ослабил хватку. Евгений Альбертович, воспользовавшись этим, вырвал руку с пистолетом и быстро юркнул под стол. Черный кулак с хрустом шмякнул по столешнице, та раскололась на неровные части. - Чтой-то вы тут делаете? Славик! - влетела в комнату Мила. За ее спиной, сжимая в руках автомат, стоял Макс. Прижавшись спиной к обломкам стола, Евгений Альбертович опрокинул гудящий монитор, руки судорожно сжали пистолет. - Любимый! - подала голос женщина, не прекращая жевать, и сделала несколько шагов по направлению к Луису. Мила, кинувшаяся было к Славе, вдруг заметила сумасшедшие глаза отчима и дрожащий пистолет в его руках, направленный на негра. - Мама!!! - завопила Мила, но было уже поздно. Что-то громко пукнуло, и на белой блузке смуглой женщины стало из черного провала расползаться ярко-алое пятно. Не торопясь, кровь пропитывала шелковую ткань. Загораживая Луису дорогу, женщина глядела на него широко раскрывшимися глазами, попыталась что-то сказать. - Мама! - снова закричала девочка и ринулась к ней, но вовремя пригнулась - следующая пуля, резко чмокнув, попала в бледную краску стены. Трясущимися лапками Евгений Альбертович пытался удержать вздрагивающее оружие: - Ненавижу! Всех вас ненавижу! - он еще раз нажал на курок, но пуля, срикошетив о кафель пола, отлетела к потолку и затерялась в сваленной груде проводов и аппаратуры. Луис толкнул женщину на Евгения Альбертовича, сам прыгнул следом. Пистолет покатился по полу, а Луис поднялся во весь рост, держа правой рукой своего врага за горло. - Луис! Не смей! Макс навел ему в лицо дуло автомата. - Почему? - не понял Луис. - Живой. Он мне нужен живой. - А потом? - Вообще. Живой. Ясно? Мне приказано его не убивать. - Кем? - Какая разница? Отпусти его. Хорошо? Макс коротко махнул дулом. - Нет, - ответил Луис. И тогда Макс выстрелил. Очередь прошила руку Луиса, но тот не ослабил хватку. Следующую очередь Макс пустил Луису в голову. Падая, Луис увлек Евгения альбертовича за собой. Тут Мила вышла из оцепенения. - Мамочка! - перешагнув через вцепившегося последней хваткой смертельно раненного Луиса, сжавшего за горло Евгения Альбертовича, она склонилась к матери. - Мамочка! Подобрав валявшийся на полу шарик кукурузы, Барбара отправила его в рот и последним усилием один раз жевнула, ее лицо перекосилось судорогой, потом расслабилось. Евгению Альбертовичу удалось, наконец, выскользнуть из смертоносных объятий, и когда черные пальцы сжались вновь, уже в последний раз, они только ухватили пустоту. Но огромное безжизненное тело не хотело выпускать барахтающегося под ним врага. - Руку! Дайте же кто-нибудь руку! - еле прохрипел Евгений Альбертович. - Помогите, - в возникшей тишине наконец донесся слабый славин стон. На него никто не обратил внимания. Второй раз Слава не стал пробовать, боялся нарушить хрупкое равновесие между мышечным напряжением и машиной. Мила всхлипывала, обхватив тело матери. Макс подошел вплотную к Евгению Альбертовичу, достал из заднего кармана удостоверение и покрутил у него под носом. - Вопросы есть? И добавил со вздохом: - Где этот ОМОН сраный? Черти их носят! - Есть вопросы, конечно, - Евгений Альбертович перестал барахтаться, успокоился. Встал, отряхнулся и плюхнулся в свое кресло, даже не пытаясь дотянуться до пистолета. - Вопрос первый. Вы сюда явились, как я понял, не просто что-то от меня узнать. Вам необходимо мое долгосрочное сотрудничество. Так? Макс склонился над телом Луиса, пошупал пульс и покачал головой, потом перешел к Славе. Осмотрев приспособления на кресле, попробовал отжать зажимы, его тряхнуло током. Сердито зажужжав, один из приборчиков ткнулся ему в руку своим жалом. Макс только плечами пожал. - Эскейп. - отвернувшись от матери, Мила стряхнула на пол слезинку и села в поваленное у стены кресло. - Чего? Тяжело вздохнув, Мила подобрала откуда-то из-под ног Макса узкую полосу треснувшей клавиатуры и что-то один раз нажала. Мягко крякнув, ослабли ремни, и кресло, наклонившись, небрежно выронило Славу на пол. Одновременно начала медленно-медленно закрываться аварийная дверь, через которую сбежал Атабек. - Вот и все, - меланхолично перебирала тонкими пальчиками в белой коробке с ампулами Мила. - Оставь. Немедленно положи на место! - засуетился было Евгений Альбертович, но, бросив взгляд на автомат Макса, сразу сник. Потом выпрямился: - Вы не ответили. - Да, речь идет о сотрудничестве, - Макс слегка склонил голову набок, причем вы понимаете, что я вас вовсе не в стукачи собираюсь нанять. В целом. Правда, именно сейчас вам предстоит один раз поработать именно стукачом. В некотором роде. Я имею в виду кое-какие бумаги в вашем сейфе вы их отдадите мне. На этом ваша карьера стукача закончится, и продолжится карьера человека, контролирующего, пусть и не в одиночку, а при нашем участии, Юг России и Крым. Впрочем, давайте-ка уточним ваши сферы влияния. Вам не кажется, что их можно увеличить? - Ну что ж, - Евгений Альбертович потер ручки, поудобнее устраиваясь в кресле. На автомат он больше не смотрел. Слава видел этот разговор. Не слышал, а именно видел - как петельки голубого и зеленого тумана сплетаются над головами собеседников в сферическую сеть. Сеть растет, становится больше комнаты, больше подземелья, больше Крыма, больше всей земли. Славе стало скучно. Для него главнее этой сети была боль. Но боль не приходила - потому, наверное, что тело стало деревянным и сухим. Но Слава знал, что это не навсегда. Скоро боль прийдет, падла, забивая сияющие каналы и расширяющуюся капиллярную сеть. Но пока боль не пришла, можно немного полетать под потолком, где Барбара убегает от Луиса, собирая разноцветные съедобные искорки. А внизу все суетятся, только Мила изредка вверх поглядывает, хитро-хитро, да, глядишь, язык покажет! Из коробочки горсть ампул в карман сунула. Опять ворует! Не глядя сунула, вдруг отравится. Одня ампула с цианистым калием, Слава видел, как он голубоватый в кармане среди других болтается, а они все такие разноцветные: морфин - розовый, опий - желтый, еще что-то зеленое, Слава видел формулу - переливаются золотистые щарики, как в калейдоскопе. Потом ослепительная вспышка - и, наконец, пришла боль. Вместе с грохотом выстрела. - Смотри-ка, жив, курилка! - Макс для порядка еще раз влепил Славе пощечину, - Отойдет. Потом повернулся к Миле и смотрел на нее долго и грустно. - Зачем ты это сделала? Положи пушку, кстати. Огромный черный пистолет Луиса все еще был у Милы в руке. Она брезгливо разжала ладошку, и пистолет звонко стукнулся об кафель. - Он убил маму. И сидит, радуется, мир делит. Берите мир себе, целиком. Нечего ему... - Жива твоя мама! - Да?! - Ну... Еле-еле. Но я пульс пощупал. Есть. Слабый. Если ОМОН с вертолетом поспеет, авось вытащим. А вот этого - уже нет. Тело Евгения Альбертовича распростерлось возле кресла. Маленькие ручки все еще были сжаты в последнем довольном жесте. Макс обхватил себя пятерней за небритый подбородок: - Да как же мы без него?.. Эх! И где эти вонючие документы? Ты говорила, у него тут сейф был? - Был. - Где? - У тебя звание-то какое? - брезгливо оттопырила губку Мила. - Подпоручик Киже. Сейф где? - За тобой, в стенке. Макс обернулся, но стена казалась совершенно гладкой, только Слава мог видеть в ней отвратительный бледно-зеленый провал, продолжавшийся в странную бесконечность. Перешагнув через толстое тело Барбары, Макс подошел к Миле и пристально посмотрел ей в глаза: - Девочка, нам очень нужны эти документы. Теперь без них, сама понимаешь, наша акция уже окончательно бессмысленна...- он еле шептал, но на сведенные судорогой славины мышцы этот слабый шелест дествовал подобно грому в свежем, полном озона, майском воздухе, как молния, проходящая сквозь столетнийй дуб, одиноко возвышающийся посреди бескрайнего поля. - Я не знаю шифра,- просматривая на свет прозрачное содержание ампул, Мила пыталась вобрать обратно выплескивающиеся из голубоватых озер изогнутах белков капли,- вот мама, она знала, и Марго тоже. Он от них иногда там прятал всякое, ну они и лазили. А он думал, что это Бек. - А что прятал? - осторожно спросил Макс. - Плейбой. Тут она не выдержала и расплакалась, выронив ампулу. Вытирая дрожащами пальцами грязные мокрые дорожки на щеках, мелко заскулила, цедя тонкий и прерывистый звук дергающимися губами. - Сволочь! - Кто? - не понял Макс. - Ты! Из-за тебя же все произошло! Ты все это заварил, ты! - Я?! Дурочка, - Макс улыбнулся, правда, слегка фальшиво, - ты ведь меня сюда сама привела, не помнишь? Ему помочь,- Макс кивнул на лежащего на полу похолжего на сломанное дерево Славу. - Тогда хватаем его и маму, и пошли отсюда. - Медецинская по... Слова Макса были перебиты ударом приклада - толстый омоновец, неловко подскользнувшись на растекшихся по кафелю славиных фекалиях, в прыжке угодил на пыточное кресло, вырвавшийся из рук автомат задел Макса по лицу и отлетел к закрывавшемуся выходу аварийного прохода. - Ни сместа! Сопротивление бесполезно! - орал стоящий в дверях человек в темном комбинезоне и маске, пока другой верзила выворачивал руку сопротивляющейся Миле. Кто-то, пробежав, наступил на Славу, на плечо. "Наверное, я действительно превратился в дерево,- слабо протекло внутри сознания, потому что боли он не почувствовал, только равнодушно смотрел, как у обыскивающего Макса омоновца застряло в закрывающейся аварийной двери неловкое дуло автомата. - Сплющит или нет?" Сплющило. Оттолкнувшийся от славиного плеча омоновец попал ботинком на слой рассыпавшихся ампул, под ногами неприятно затрещало стекло, и омоновец со всей силы, стараясь устоять на ногах, наступил на красное пятно, обволакивающее крупную грудь женщины, подобно экзотической бабочке-вампиру. Раздался неприятный хруст, возможно, он только послышался Славе, когда каблук, а за ним и почти вся подбитая металлом подошва ботинка чуть провалились внутрь, вслед за пробитыми пулей ребрами. - Мама!!! Чуть осев, Мила безвольно повисла на сильных руках. Дрогнув, опустились, закрывая бездонные пустые глаза, ресницы ее матери, изо рта пошла кровавая пена, глушащая последний хрип. Отпасовав метким ударом из-под ног к стене мешающего Славу, первый омоновец вертел в руках удостоверение Макса. - Эй!- понюхав его в последний раз, он обернулся к другому, который, прислонив Макса к стене, руки в упор на стену, лупил того ребром ладони по почкам. - Петров, отставить! - Так он, гад... - прервался на минуту второй. - Отставить, я сказал, - коммандирским голосом приказал толстый с удостоверением в руках. - Тащи всех наверх, там разберутся! - Трупы брать? - растерянно подал голос кто-то. - Трупы потом,- хмуро буркнув что-то себе под нос, толстый вышел первым. Возмущенно верещала рация, что-то неразборчиво неприличное. Порхавшая под потолком душа Барбары куда-то делась, наверное, вернулась к себе на верх, чтобы снова собирать мерцавшие точки призрачных катушек. Осталось только тело, уже остывающее и страшное, оно вытягивало из Славы остатки животной теплоты в закручивающуюся воронку вихря, над которым вился пустой черный ворон, похожий на прозрачный елочный шарик. Теперь они все висели на одной гигантской елке-карусели. Не хватало веселых разноцветных фанариков, чуть подрагивавших в этой тьме над бездною. - А Славик у нас будет Щелкунчиком! - стоя сзади за спиной, обрадовала его воспитательница. Где-то вдали слышился веселый вальс-вихрь с нежным перезвоном колокольчиков. Но он не имел права туда лететь, потому что его нелегкая функция заключалась в защите этого дерева от врагов, посягающих на орешки. Разжав стиснутые гигантские челюсти, Слава приготовился к бою... И вот часы пробили полночь, когда в стене открылся черный провал крысиного хода. Из него вышел черный принц, который когда-то в черном замке пил по-черному. А может, стрелял из черного пистолета в бежевом "Мерседесе"... Слава сразу его узнал - Николас! Только голов у него было не три, как в сказке, а четыре или пять. Они переходили плавно одна в другую, местами непроизвольно сливаясь в одну черную пустоту. Это настораживало, потому что казалось неправильным. И обидным. Крысы утащили его сабельку, и теперь он остался беззащитен перед врагом, который, внимательно осмотрев помещение, сдвигал мерцающую белизну стены, добирался, сука, до новой норы, прокладывал свой ход в сложенных аккуратными стопочками тайных бумажках. "Туфелька! Срочно нужна туфелька. А я голый, и стукнуть его, гада, больше нечем, и вишу я, как последний дурак, на дурацкой елке! - смяв нестройный хор вальса, реальность навалилась огненным пламенем напалма, растекающегося по темным полоскам вен, - стой! Стой же! Это вещдоки!" Утопив нетолстую папку под балахон, Николас стал быстро пролистывать остальное, наверное, снимал... А новый приступ лихого вальса зароился вокруг Славы. Где-то в небесах парила его новая воспитательница - Варвара, успевшая окреститься и стать его ангелом-хранителем по-совместительству. Ей была пожалована ставка мученицы с минимальным окладом в сто сорок мегабайт и пенсионное удостоверение, обеспечивающее посмертный проезд в общественном транспорте. Она не переставая швыряла туфелькой в черного прица, стащившего ее любимый плейбой. Николас осторожно закрыл сейф и, уходя по черному ходу в свой черный подземный мир, послал ей воздушный поцелуй и спрятал за пазуху одну из туфелек. Теперь ему точно придется перемерить ножки всем знакоммым девушкам! Славе даже стало его немного жаль... Хорошо, хоть, можно, наконец, слезать с этой дурацкой елки, да и вернулись его бравые оловянные солдаты. Почему у них никогда нельзя разобрать лиц? Жалобно пискнув, компьютер выпустил праздничный залп иср и потух. Вот и все, праздник закончен. Рядом поставили брезентовые носилки, с одного края материя чуть отодралась, омоновцы положили славино тело рядом с телом Барбары, но он, не уместившись, вывалился. Кто-то над ним пискляво матернулся и принес другие носилки. На лицо ем набросили кусок халата, он чем-то неприятно пах. От этого знакомого запаха снова захотелось помочиться. - Слышь, парень-то живой! - неуверенно проголосило сзади у ног. - Ну так и что? - недовольно пробасило над головойй. - Так, может, он бандит? - А что, дышит? - Да нет, весь брезент обмочил. Носилки дернулись, и Слава полетел в новую круговерть, с лица спала вонючая тряпка, и в самый нос уткнулась родная, пропахшая порохом и усталостью земля.
      Весело отстукивали колеса экзотический ритм какой-то знакомойй латиноамериканской музыки, не то рио-рита, не то ча-ча-ча, прямо хоть жопой веляй! Дорожная ломбада... Слава отстукивал этот ритм головой о чуть отошедший от стены пластик - опять мчи Солнце так и не смогло вытравить темный холод из души, прожарить до остекленевшего основания, скопившегося где-то на уровне живота или чуть выше. - Борис! - сидевший напротив парень поднял голубые глаза, полные до краев блеклой мутью, дунув, вытряхнул из стакана чаинки и утвердил стакан на столе.- Закусить, извини, нет, - он разлил прозрачную жидкость в три стакана и ткнул в бок спящего у стены товарища. - Мы домой едем. Демобилизация! - Ми-ихаил! - второй, глядя на стаканы, подозрительно потряс головой. - Держи, - достав из сумки хлеб и прогнутую местами банку консервов, Слава внезапно испытал странное облегчениме, как будто внутреннее стекло зашевелилось и стало испуганно плавиться. "Напиток виноградный крепкий Курский Соловей" -- волшебное заклинание, он очистит себя изнутри. - А открывалки-то и нет! Михаил достал узкий нож, но его руки тряслись, и Слава сам легко пропорол нежную крышку девственной банки: - Зустречь!- нежданно вырвалось из глубин души теплое приветствие этим странным парням. - Зустречь! - осел к стене Борис. Михаил смотрел на Славу слабо мотая головой: - Звать-то тебя как? - Славик, а книжку Виан написал, - сунув надоевшую серую голову вместе с обложкой этому парню, Слава внезапно понял, что отныне он свободен. Свободен окончательно и бесповоротно, свободен ото всего: жары и холода, смерти и жизни, дхармы и адхармы... - Ребята, какие вы замечательные! смело разлил по новой полную огня маслянистую жидкость. - Раскололся! - толнул в бок Бориса Михаил. - Ему в Джанкое сходить! - Мгм... - Эй, дембеля! - властно застучали в дверь, вошла тетка, подсадившая сто лет назад в этот поезд Славу, - Плати давай, или выметайтесь! Мне неприятности ни к чему! - она подозрительно оглядела Славу, - Эй, Джанкой уже проехали! Слава отрицательно покрутил головой: - Нет, мне в Шамбалу надо. Проводница озадаченно остановилась, припоминая остановки: - Это после Харькова, что ли? Но тут разбойник-соловей, очистив славино нутро от могильного холода, настоятельно потребовал для себя такой же свободы, какую дал Славе. - Эй-эй-эй! - проводница ловко вытолкала его в соседний тамбур. - Здесь не гадить! Не гадить, я сказала! Высажу всех к ебенематери! Острый запах, шедший от мокрого пола, привел Славу слегка в чувство. Главное, не дать себе упасть вслед за соловьем в узкую воронку небытия к мелькающей в смазанной кашей-движением разноцветной гальке. "А у Гальки триппер!" - Слава что есть силы держался за металлические поручни окна и своего сознания: - Я не знаю где я тут! - внезапно кончился соловей, поезд дернулся и остановился, потом снова неторопливо поплыл дальше. Или это просто плыло в голове? Сейчас его грубо вытолкнут из поезда, повесив камнем на шею, как маленькой собачке Му-му, дурацкую сумку загадочно-убиенного в зеленом целлофане. Снова придется вместе с Сашком громить дурацкий двор с индюком-Брундуляком, и цикл времени замкнется сам на себя. Нет, на этот раз он не позволит ребенку взять оружие! Но как же тогда Сашок спасется от разьяренных панков-наркоманов?! Задумавшись, Слава шагнул в тамбур и налетел на проводницу: - Как же быть? - Я тебе побуяню! - захлопнув за ним сортир, она повернула ключ, Бригадира позову! - Не надо, он вооружен. - Совсем, что ль, с головой плохо?! Осторожно протиснувшись в дверь ближайшего купе, Слава решил спрятаться, чтобы разрушить всемогущую цепь нелепых случайностей - сверху было огромное пустое пространство, сразу над дверью, там его суровый бригадир не достанет, он уйдет в другой мир разноцветного бытия... - А ты ходил на Кандагар? - мутные глаза Бориса смотрели неетественно-трезво и сухо, холодная сталь ярости. - Нет, - честно признался Слава. - И в Средней Азии я не был, навернулась на глаза последняя слеза отчаянья. - Вот и я не ходил... - снова плеснул в стаканы Борис, - И не был... Михаил! - протянул Славе. - Борис! - кивнул ему Михаил, поднимая свой стакан. - Вячеслав! - сделав глубокй выдох, Слава уже собирался залить новую порцию "соловья", когда сзади, резко крякнув, отьехала дверь, пропустив вперед рослого широкоплесего человека: - Кто здесь вооружен? - Ты ходил на Кандагар? - уставились на вошедшего глаза Бориса-Михаила. - Ходил, - вошедший внимательно оглядел ряд бутылок на столике и под ним. - И я ходил, - как-то грустно признался Михаил-Борис, - Ты кто? - Бригадир, - его свирепые черты слегка смягчилиись, когда Слава сунул ему свой стакан и выскользнул из купе в надежде, что свежй ветерок в коридоре очистит сознание и вернет утраченную память. Кто он, откуда и куда едет? По перрону ходили бессмысленные люди, опоздавшие на Кандагар: кто-то торопливо бежал вдоль поезда, кто-то просто толпился возле ступенек своих вагонов, покупали ябоки ведрами и так, проносили пиво и водку, жареных кур и пирожки. К горлу снова привалила невыносимая тошнота, рванулся было в тамбур, но заветная дверь оказалась накрепко закрытой, прищлось вывернуть в проходе между вагонами. Слава старался как можно меньше пачкать пол, но тут поезд дернулся в предательской судороге новой "ламбады", и Слава наступил на что-то неприятно-скользкое. Сполоснув полость рта в вонючем сортире, он вышел в коридор и испугался: люди весело, уверенно отворачвали в сторону плоские двери-щиты и пропадали в параллельных мирах купе, которые, весьма возможно, по праву считали своими. Но которое из них было его, славино? Слава смутно вспоминал кишащий людьми суетный вокзал, усталую платформу, пришибленную ногами тысяч отдыхающих почти до самой земли, Макса и Милу. Куда они делись? Осторожно, словно с ним ничего и не случилось, принялся искоса разглядывать пассажиров, пока коридор совсем не опустел, только маленький мальчик, сидя на горшке, возился с машинкой.