До поворота (Кровавый Крым)

- Держи, - кинул обратно Миле зажигалку и пачку. - Ты это, серьезно? - Мила учащенно задышала, сладко, волнительно влюбленная героиня! Героин только так себе... Избит, обшарпан и без зубов. Распаковал шприц, отвел в другой руке ампулу и посмотрел вдруг в зрительный зал: - Нет, огонь мне будет нужен! - Зачем? Почему-то Славе сейчас не хватало противного, обжигающего действия водки, ее вкуса, цвета и остро-механического запаха. - Огонь должен очистить мое тело и останки этих павших героев! - с разведенными в стороны и вверх руками парень стал похож на трагического клоуна. Сжав автомат, Слава хотел встать, чтобы остановить зарвавшегося вандала, но тот только расхохотался. - Твой магазин пуст. А она меня поймет... Зачарованно, как кролик на обедающего удава, Мила смотрела на шприц, покачиваясь вместе с ним: - Да-да. Не мешай ему. Прошу тебя, любимый мой! К кому отнести эти слова Слава не понял и остался на месте. Мила с придыханием шептала: - "Золотая", он же на "золотую" пошел!!! - ее восторгу не было предела. Всмотревшись в кучу, никакого золота Слава не обнаружил, только рыжий янтарь, тряпки и холсты без рам, да пара деревянных статуэток и одна из белой кости, в виде закутанного в халат толстого китайца - тот весело скалился, распираемый счастьем. "Может, это действительно произведения искусства? - пришла запоздалая мысль, - их спасать надо, в музей передавать!" -- но вспомнив про трупы, плававшие в воде у входа, Слава передумал. Не до того! - Друзья мои! - почему-то наркоман перешел на патетику, - я должен уйти, мой путь окончен, приведя меня сюда, чтобы я мог отдать последний долг, он погладил скалящийся рядом череп, - этим э-ээ, - на минуту запнулся, ладно. Все и так понятно, Поганка с меня живого кожу сдерет после всего. - Так он ушел?!!! - очнувшись от странного транса, Мила быстро пришла в себя. - Подожди-ка, подожди-ка! - Не подходи! - наркоман отвел ампулу подальше. - Разобью! - Ну, миленький! - заелозила девочка, - потом вмажешься! - Для меня потом может и не быть... - отломив верхушечку стекляшки, бандит стал наполнять шприц, - Лучше, сама понимаешь, самому себе "золотую" вмазать, другого такого случая может и не быть... Учись, пока я жив! - он гнусно хихикнул, потом поднял голову и подмигнул Славе, - это карикатура такая была. Давно еще. Старый хиппи молодого учит, как ширяться. - Да давай, помогу, - подсела поближе Мила, - Я умею. А то вторую-то как сам заправишь? Парень задумался: - Хорошо, и костер подожжешь? Мила быстро закивала. Парень тоже кивнул. - Ладно, слушай: за тобой тут все гоняются, нас таких почти всех собрали, вытащили. САМ приказал. Поганка, он у нас главный - что, куда, кому, он тут еще и свои делишки обделывет, и на стрем не кидается, потому и слинял. Ясно? Кивнув, Мила закурила: - Так что, вас здесь много, и все из-за меня? - Нет, - бандит помялся, - тут большая политика, мы еще следить должны.. - За кем? Он снова неприятно хохотнул: - За кем прикажут. По тебе уже один раз отбой давали, Поганка аж нутром позеленел, как на тебя наткнулся. Это ж он в Планерском отчет дал, все, мол... Он теперь на нас все валить будет, а я таких, на каких свалили, видал... Сам не хочу. Так что, давай меня моей заначкой... - бандит протянул сильную руку с закатанным рукавом, - посвети ей, парень. Сестра, пожалуйста по вене, ей тихо Ленин говорит! - пропел он теплым басом. - И пусть моя душа, вместе с ними, соединится в Валгалле... - Это только для воинов, погибших на поле брани! - Ты - женщина, ты ничего не понимаешь! Отто Розенфельд всю свою жизнь провел на поле брани! И погиб как герой и воин! - Так сколько у этого еще людей-то? - пришел к Славе неожиданный вопрос. - Здесь только мы были, еще в Симеизе, они за каким-то негром гоняются, шеф, наверное, канал новый нашел, или конкуренты... Но это так, нам не говорили. - Он сюда до утра не сунется? На душе у Славы посветлело. - Нет, сегодня не сунется. Может, и про нее промолчит. Башку-то сдали, значит, и задание выполнили... Бандит поднес руку к голове, как бы отдавая рапорт отцу-коммандиру. Мила не успела вколоть ему опий, игла прошла мимо. - Так может, тебе лучше с нами? - глядя на жидкость в стеклянной колбе, облизнулась Мила. - На чужой конец не разивай ротец! - лицо парня стало сразу как-то жестко-неприятным, будто холодными трещинками пошло. - Вас они все равно к ногтю приберут, - он даже сплюнул куда-то в темноту, - а меня они давно прибрали. Ты, дура, по колодцу-то можешь? Вша болотная! Отдай, - он вырвал у нее из рук шприц. - Изыди, сявка! Довольно забирая воздух через неплотно прижатый губы, бандит откинулся на ворох дребедени, к черепам. - Теперь огня. Да огня же! Фоер!!! Взгяд полубезумных глаз, безмятежно-спокойный, заставил Милу достать зажигалку и поднести к картине с прозрачным лимоном на тарелочке. Картина нехотя зачадила, потом язычок пополз по краю, сворачивая судорогой боли полотно. Всхлипнув, Мила выронила фонарик, тот жлостливо шваркнул об пол. Вознесенное к сухим человеческим останкам пламя радостно ожило, пожирая скопления органических волокон. Завороженный, Слава, не моргая, смотрел на желто-фиолетовые язычки, давно забытая песня, обхватив его за горло, душила невысказанным восторгом. Лежа на чадящем ворохе, парень взахлеб бубнил по-немецки стихи про Лорелею. - Э-эй!!! Опомнившись, Слава бросился тушить вонючий огонь, но только разворошил вспыхнувшую кучу, искры упали на бесчувственного наркомана, его одежда задымила. Зажмурив слезящиеся глаза, Слава попытался выхватить его из огня, но обжегшись, понял, что держит в руках белую статуэтку. - Бежим-бежим!!! - потянула его Мила. Дорогу, ведущую назад, к морю, перегораживал погребальный костер Отто Розенфельда, собравшийся прихватить еще кого-нибудь. Должно быть, в Валгалле соскучились... Мила заметалась кругами около Славы, толкая его нелепой сумкой, пока едкое пламя не прижало их к стенке. Плавилась и пузырилась краска на металлических ящиках, деревянные горели вовсю... Подняв руку к лицу, защишая лицо от жара, Слава заметил четыре черные кнопки не уровне груди: они были прижаты к стальной, еще холодной двери. Засуетившись, он принялся бестолково жать пальцами кругляшки, чуть жирноватые на ощупь. Что-то шелкнуло, но дверь не открывалась... - Крути!!! - пищала Мила. - Чего? - Винт, - она сунула его руки на круглую загогулину. Дурацкая железяка упиралась и не хотела сползать со своего привычного места. Перед глазами поползли глупые мурашки, когда, наконец, он понял, что дверь открывается внутрь... Длинный холодный коридор, темный, как ослепнуть, холодные узенькие ступени, крутые и высокие. Для кого их делали? Какой низкий потолок! Согнутые плечи шваркали по шершавому камню. Все, пришли. Стена. Камень. И камень, с выемками, полосами, ритмично. Люди делали. Откуда воздух идет, а он точно идет, по коже. Чуть-чуть. На что это похоже? Подземелье в компьютерной игре "Дум" освещено и потолок высокий, повороты резкие и вообще - хоть что-то видно! А здесь? Как в небытие провалился, если б не воздух, свихнуться не долго. - Мила. - М-мм? - Скажи хоть что-нибудь! - Я спать хочу. - Скажи!! - Отстань, - сбоку зашебуршилось, устраиваясь поудобнее, темное нечто. - Может, обратно пойдем? - Зачем? - Так, может, все погасло уже? - Ну и что? Ты знаешь, что мы прошли как минимум три развилки? Чтобы разрушить эту гнетущую тишину и восстановить ощущение реальности, Слава со всего размаху двинул кулаком по камню. Боль, пронзившая руку, заставила вскочить - перед глазами запрыгали искры. Ударившись головой о нависающий свод, Слава опустился обратно... - Звезды... - мечтательно протянула Мила, внутри славиных ноздрей теребил пряной кошачьей сладостью слабый запах ее пушистых волос. - Да, действительно. Галлюцинация, наверное... Ощущая полынное дуновение свежего воздуха из обрамленного черным провалом квадрата с блестящими хитрыми точками, Слава прислушался - недалеко спокойные голоса, смех... - Тихо. Встав на четвереньки, Мила поползла к выходу. - Вы-ле-заем... На всякий случай Слава поелозил вращающимся вокруг своей оси камнем. В щели набилось немного песка, поэтому тот ходил с трудом. Слава протиснулся вслед за девочкой. Они стояли в башне. Шаг вперед, и под ногами аппетитно захрустели стеклянные черепки. Сколько же звезд на небе! Конца-краю не видно, только черный бархат стен, драпирующий голое пространство под искрящимся куполом. - Вот, - чей-то теплый живой голос лижет душу. - ...Вот и пришла та бабка, вся простоволосая, патлы слиплись, и молчит все время. Только смотрит мать, стала ее дочь бледнеть, заболела и говорит матери, что, мол, бабка у нее кровь по ночам пьет... Стала та ночью смотреть и видит: подходит старуха к дочке, наклоняеться, а вся такая прозрачная... Утром глядит - девочка мертвая, а старуха изчезла. Потом дочь приходить стала, мать пустила ее... Теперь там только развалины, а по ночам свет светит. Все посмотрели в сторону горы, куда показывал рассказчик. Действительно, или показалось, мелькает маленький белесый огонек... - Вот так все и было. У костра повисла неловкая тишина. Глядя перед собой, на красновато-желтые язычки веселого пламени, напряженно замерли молодые лица. - А тут призраки ходят, - встрепенулся один паренек, - по стенам, на полнолуние. И в башне шум. Еще один авторитетно кивнул. - А по-моему, это все враки, - поежилась долговязая девушка в плотном махеровом свитере, - массовые психозы. Вот мы в пионерском лагере вызывали-вызывали, все пищат, а ничего и не было. Лишь бы попищать! Она презрительно повела плечиком, подняла глаза от костра вверх и всмотрелась в темноту. И в этой темноте вдруг повис ее тонкий, пронзительныйй взвизг. Зажмурив глаза, прикрыв голову ладошками, девушка ткнулась за широкую спину товарища. - Э... Ребята, вы кто? - полные губы товарища вздрагивали. - Генуэзцы, - глупо улыбаясь, ответил Слава. - Туристы, - еле вышептала, чуть заикаясь, Мила и быстро оглянулась через левое плечо.
      Алушта. Слово какое приятное, как яблоко и абрикос одновременно. Все-таки Судак отдает вяленой или копченой рыбой, с мелкими колючими костями, застревающими поперек гортани. В самом сочетании звуков это есть. Зато А-луш-та - мягкий шелест ласково - Ты что-то сказала? - Я? Нет. Не город, а сплошной дом отдыха, растянувшийся приземистымы корпусами вдоль моря, словно грязный голубь в луже растопырил свои крылья. Идешь и идешь, а конца-краю этим крыльям не видать, только сухой бетон под ногами. Ровные квадратики строений, проволочные квадратики-ячейки забора, опять и опять. - Эй, вы куда идете! Здесь нельзя. Только по путевкам! Небритый дядька в замусоленном белом халате на голое тело и в пыльной коричневой кепке стоял посреди выложенной бетоном дорожки. Его маленькие глазки подозрительно бегали, а рот улыбался - одной половинкой. - Нам пройти только. - Увижу еще раз на территории... - Да ладно вам. - На камни, что ли? Короткий кивок в ответ, и люди снова идут дальше. Все странные, смурные, кто-то улыбается, кто-то тащит высокие суровые рюкзаки с болтающимися канами и притороченным топориком, больше похожим на индейский томагавк. Из-под широкой налобной повязки льется по спутанным сальным волосам пот. Справа кабак какой-то, у входа мотоциклы стоят с белыми шлемами, закинутыми небрежно на плечи руля. Дальше идем, еще дальше... Кто-то движется навстречу, один, два, много... - А, привет! - Здорово! Вы откуда? - Из Рыбачьего. - Там как? Мы завтра как раз туда собирались. - Та шмон какой-то. "Беркут" в Планерском бушует... Вот мы сюда двинули. Здесь-то у вас как? Тихо? - Да, вроде да. Кидайте вещи, там выше, к панкам. У них тихо. А мы вот жрать идем... - Ну, давайте! Когда вернетесь-то? - А черт его знает. Может, как жара спадет... "Откуда они друг друга знают? - с удивлением в одном из шедших навстречу парней Слава почти угадал Левку,- а вдруг не он? Левка в драных джинсах? Не может быть!" Компания уже ушла дальше. Приятно устроившись в душной тени, Слава наконец смог полностью прийти в себя и попытался еще раз мысленно обрисовать ситуацию. Вывод напрашивался совершенно неутешительный: он здорово влип. Марго, Жора, Бек - люди Цеппелина, перевозили наркотики в банках из-под ношпы и фургон с диваном, где труп лежал и сумка... Слава невольно поежился. Этот Цеппелин - Евгений Альбертович, милин отчим. Они все эту самую Милу прекрасно знают. А зачем им труп, диван, фургон, сумка и "ношпа"? А эти со штырями и татуировками? Они люди какого-то Рыбака, им нужно прислать Цеппелину милину голову в мешке. Зачем? Интересно, тогда в мешке были головы тех людей в пиджаках, убитых на нудистском пляже? Слава искренне обругал себя, что не посмотрел. А на кого работает тот зеленый -"муха" с газовым пистолетом? Или другой Николас, что он нашел в фургоне? - А вы его потом видели? Неожиданность вопроса застала Славу врасплох. Он понял, что рассуждал вслух, и невольно напряг мышцы, рывком сел, готовясь к новой драке. - Ладно, парень, расслабься,- напротив сидел бородатый мужик, похожий на скарабея-навозника. - Я вам билеты покупал, - мужик-навозник внимательно присмотрелся к славиному лицу. - Ну, что? Отошел? - неожиданно мягко спросил мужик, отхлебнув глоток чего-то из аллюминиевой фляги. - Простите? - переспросил Слава, всматриваясь в "скарабея": светло-серые глаза, спокойные до равнодушия, в которое Слава уже не мог поверить. - Макс,- представился мужик-"скарабей" и протянул руку. - Невольно подслушал вашу беседу с самим собой и просто не мог не вмешаться. Я думал, вы снова бредите,- он лукаво усмехнулся. - А вы что, тоже? - сделал неопределенный жест Слава. - Ну нет, что вы. Ни в коем случае. - Просто, интересуетесь? - В некотором роде. Можно и так.- "Скарабей" небрежно привалился к дереву и, закурив, протянул пачку Славе. Тот отрицательно покрутил головой. - Вы сами мне можете задать некоторые вопросы. Вероятно мои ответы вам окажутся полезными... - А на кого вы работаете? - съехидничал Слава. - В первую очередь на себя. - А во вторую? - На других... Вы задаете вопросы не о том. - А зачем вам надо корчить из себя сфинкса? - Николя застопил фургон? - мужик смотрел по-деловому, и было видно, что больше не шутит. Пришлось ответить: - Да. - Что он там взял? - То ли дискету, то-ли кассету, я не понял. А чей там был труп? - Не тот труп, совсем не тот. - Невинного человека?! - Да как тебе сказать?.. Евгений Альбертович ошибся слегка. Но и тот, который стал трупом, тоже ошибся. Он должен был убить милиного отца, но промахнулся.. - Цеппелина? - на минуту опешил Слава. Макс расхохотался: - Они что, с Милочкой очень похожи? - А что искал этот, Николас? - Информацию, мой друг, только информацию. Важнейшая вещь в мире! - Какую информацию? А отец, он кто? - Да вам-то что? Человек, такой же как и все мы...- лицо Макса приобрело некоторое романтическое выражение,- Как и всем нам, ему приходится бороться за себя и своих близких. Значит, он нашел? Слава не сразу понял: - Что? А, да. Потом довез нас до стоянки, где эти, водители, костер развели, и потом куда-то пропал. Вот и все. Еще он Миле свою футболку дал,- немного подумав, вспомнил Слава. - Зачем?- не понял Макс. - У нее нет вещей, и она запачкалась,- почему-то пришлось перевести взгляд на огромные валуны, о которые с шумом разбивались волны. - А сумка? - Из фургона. Макс задумчиво жавал пожухлую травинку: - Что в ней было? - Кружки, зубная паста "Экстра", консервы, одеяло,- задумчиво наморщив лоб, стал перечислять Слава,- или одеяла не было? - Бумага, записная книжка?- подсказал Макс. - Нет. Только туристический проспект и карта, но они ее кровью заляпали. - Покажи!- на минуту лицо Макса приобрело хищное выражение, потом все улеглось. Порывшись в сумке, Слава растерянно пожал плечами: - Наверное, она у Милы,- он оглянулся, ища ее глазами, но не нашел. Между палатками кто-то спал, подстелив спальники и накрывшись тряпьем, над небольшим костерком зачем-то кипятили молоко. Манную кашу что-ли варить? Незнакомая грязная и пьяная в стельку девочка дула в сломанную флейту, издавая единственную унылую ноту. Наконец, из палатки вылетел мужской кроссовок и выбил флейту у нее из рук, девочка завалилась следом и заснула. - А что вы собираетесь делать дальше? - задав дурацкий вопрос, Макс смотрел хитро, словно спрашивал не об этом. - Если Поганка все на тебя свалит, сам понимаешь, какую рыбу-фиш из тебя приготовят! - А Рыбак - кто? - Наркотики, им те баночки нужны. - Что в них было?- Слава неприятно поежился, воспоминание о том странном состоянии, в котором он очутился после приема "ношпы", отталкивало и манило одновременно. Хотелось повторить, он помнил странный воссторг... - Опиаты, сложный состав. - Выложив на ладонь пару кругляшков, как те из баночки, Макс прищурился, - Визывают сильную зависимость после первого же приема. - Он высыпал таблетки Славе на ладонь. - Это смертельная доза, тогда тебе повезло. Сжав кулак до боли - в кожу врезались ногти, Слава минуту боролся с противоречивыми чувствами в своей душе. Пристально вгляделся в спокойные и уверенные глаза собеседника. - Хочешь - выброси, хочешь - прими. Они твои, - Макс стал ковырять веточкой в зубах. - Ты сволочь, Макс, - Слава зашвырнул таблетки в море, - Какая сволочь! - А ты молодец! Оказался единственным способным на такое: стопроцентная зависимость, физиологическая. Победил. - Не больно-то и хотелось, - соврал Слава, но ноги подогнулись, и он осел на землю. - Их используют для превращения людей в зомби - необратимые изменения в психике. Не злись. Это был просто анальгин. Я поменял таблетки... Слава сам не понял, как это случилось. Он вскочил, словно пружина, выбросив кулак в сторону бородатого ухмыляющегося лица. Попал. Рука идет назад, нога - одновременно - вперед... Этот удар Макс мягко отбил, но сам не пошел в атаку и даже не принял никакой стойки. Ухмыляется себе - а лицо открыто, бей, кто пожелает!.. От последнего победного удара Славу удержал пристальный милин взгляд. Она спокойно пила пиво и смотрела на драку, скрестив по-турецки ноги. Больше никто не обращал на них внимания. Слава нелепо замер в красивой стойке только на секунду, но Макс уже успел демонстративно заложить руки за голову. Сдался. Из его разбитой губы на истоптанную землю капала кровь пополам со слюной, тянулась ниточкой, и Максу приходилось сплевывать. Из полиэтиленового мешка, лежащего за спиной, Мила достала еще пару округлых бутылок пива с отодравшимися этикетками, поставила их рядом: - Мой героический Слава, ты не хочешь немного перекусить? - следом она достала какие-то пирожки, кажется, хачапури. - Нам надо привести себя в порядок, - Макс почему-то покровительственно похлопал по плечу Славу и подтолкнул к морю, - Окунемся и мигом назад! - Валяйте, - отхлебнув еще пива, девочка откусила пирожок, брызнувший сок залил футболку и потек с подбородка на шею, грудь и живот. Макс кинул тряпку, похожую на полотенце, но Слава решил не вытираться, высохнет так... Увидев его обнаженным, возбужденно зашушукались две девицы с сумасшедшими глазами. Казалось, их покрасневшие глазные белки готовы лопнуть или просто выкатиться из-под слипшихся от густой туши ресниц. Почему-то испугавшись, Слава натянул штаны прямо на голое тело. - Обсох? - Макс хищно уплетал хачапури, на пакете оставалось всего две штуки, и Слава схватил сразу оба. - Путешествовать собрались? - пожевав, Макс снова ковырял палочкой в зубах и с наслаждением пил пиво. Он как-то по-питоньи обвился вокруг Милы, небрежно просматривавшей туристический проспект. Слава подавился и закашлялся. Бросив книжечку на землю, Мила заботливо била его по спине минут пять - Макс быстро пролистывал слипшиеся страницы. Откашлявшись, Слава попытался вернуть проспект, но Макс с улыбкой швырнел его в костер. - Ерунда какая! - Э-эй, - Мила успела вытащить обратно и потушить задымившиеся страницы, - Это не ваше! Вот и не трогайте! - Вы на сейшн идете? - спросил какой-то мальчик лет пятнадцати, он не очень твердо стоял на ногах, поэтому все время за что-то цеплялся - за деревья, кусты и палатки. Сейчас он уцепился за Славу. - А чей сейшн-то? - удивился Макс. - Говорят Кинчев и еще кто-то. - А ну его, - девицы с сумасшедшими глазами подошли ближе, - без денег не прорвешся, Костик тусовку бесплатно не пускает. Скурвился. Оставайтесь здесь, - они напрямую разглядывали Славу. Он смутился. - Да ладно, пошли просто так, - обтерев запачканые сажей и жиром руки о футболку, Мила бросила на девиц колючий взгляд. - Просто так, - она убрала проспект в глубину куртки, одела ее, несмотря на вечернюю жару, и потянула Славу, - Пойдем, герой, тебя здесь оставлять нельзя... Отшвырнув в кусты пустую бутылку, следом поднялся Макс. Скоро они с Милой о чем-то оживленно беседовали. Слава слегка отстал, но потеряться ему не дали, девочка постоянно оглядывалась. Можно сказать, что на этот раз все кончилось мирно, то есть без неожиданных происшествий. Тихонько посидели за столиком под открытым сумеречно-фиолетовом небом и, не торопясь, побрели обратно. Макс куда-то пропадал, потом снова объявлялся и снова пропадал. Мила держалась рядом, Слава старался не пить слишком много. Но все равно его ватные ноги в конце концов стали нелепо заплетаться и шаркать по бетонным плитам. Ступив под свод усыхающих деревьев палаточного городка, Слава рухнул... - Стрем! Стрем! Идут!!! Слава открыл глаза. Он лежал там же, гда свалился, на голой земле, усыпанной пустыми пачками из-под сигарет, какими-то этикетками. Под головой у Славы, как он только сейчас понял, лежала чья-то чужая вонючая ветровка. - Стрем! Они идут! Это кричал мелкий парнишка с круглыми испуганными глазами и густой курчавой шевелюрой. Кажется, именно этот парнишка вечером звал всех на какой-то "сэйшн". Но сейчас он звал непонятно куда. Да и кричал непонятно, что. - Идут? - переспросил Слава, - кто идет? - Урла! Урла! - замахал руками парнишка, - в мотоциклетных касках, с прутками! Слава огляделся. Небо стало совсем черным, искры костра уносились к звездам и прыгали среди них, сами, как оранжевые звездочки. На крики никто не реагировал. Все были пьяны и спали. Какой-то белобрысый верзила в черном комбинезоне, тоже пьяный, валялся с гитарой у входа в свою палатку и тихонько тренькал - без ритма и мелодии. Если действительно кто-то сюда идет драться, понял Слава, то драться прийдется в одиночку. Откуда-то появилась Мила, дернула за рукав. - Побежали наверх! Чего стоишь? - Драться надо... - неуверенно ответил Слава. - Тебе, что ли, надо? Давай, побежали! - А где Макс?.. Но Мила ничего больше не говорила, она тащила Славу за собой все выше. Ветки царапали кожу, кругом отвратительно пахло. Может, подумал Слава, это я сам от ветровки провонял? Нет. Пахла земля или, во всяком случае, то, что было под ногами. В темноте тут и там белели скомканные бумажки... Славу чуть не вырвало. - Сюда же все срать ходят! - Ну да, а мы мимо пробежим. Бежать, на самом деле, было невозможно. Только лезть, продираться между веток, перескакивать с одного кривого ствола на другой. Листья противно лезли в рот, сучки цеплялись за одежду, но Слава остеревенело продирался все выше и выше - не от урлы, а от этого грязного места. Наконец, ноги ступили на что-то твердое, ровное и сухое. Дорога, кажется. Мила тянула дальше, снова вверх. Больше уже ничем не воняло. Наоборот, приятно пахло сеном... Сено! Мягкое! - Мил, ляжем здесь. - Да ведь это... Но пьяный сон снова обрушился на Славу. Мила тихонько примостилась рядышком - на ворохе сена в чьем-то чужом дворе. Слава начал ворочаться, его руки подрагивали, будто он с кем-то борется. Мила решила, что во сне он встретил, все-таки, свою урлу. Но Славе снилась вовсе не урла. Славе снилась огромная говорящая овчарка. Овчарка стояла, растопырив ноги-столбы, и глядела прямо на Славу своими глазами, похожими на чайные блюдца. - Ты побежал! Ты трус! Ты весь в говне! - грозно сказала овчарка и оскалилась. Из круглых глаз ее к Славе устремились губительные желтые лучи. Слава проснулся с криком. Солнце светило прямо в лицо. А рядом, еще ближе, чем солнце, торчала влажная глупая морда овчарки. Овчарка вовсе даже не скалилась, а приветливо приседала и помахивала хвостом, рядом суетился щенок-переросток. "Тоже мне, цепные псы! - с трудом разлепил заспанные глаза Слава, - спустили вас на людей, а вы и рады!" - Хороший, хороший, - он ласково потрепал собаку по влажной от росы шерсти. Совсем под боком неловко зарывалась в куртку от теплого щенячьего языка Мила, пытаясь сохранить остатки слабого сна. - Уйди, да уйди ты! - Слава попытался отогнать щенка, но тот только отпрыгнул подальше и принялся звонко и весело лаять, обегая их кругами. Вылизав Славе лицо, старшая овчарка унеслась куда-то в кусты. Тявкнув еще раз, щенок убежал следом, но Мила уже проснулась. Дорога была прямо под ними, метра два вниз, еще дальше спускался почти отвесно склон, густо поросший деревьями. Как они вчера по нему поднялись? - Вернемся? - спросила Мила. - Зачем? - Слава поежился, представив ночное восхождение среди мятых бумажек. - Давай поглядим, как там... урла-то эта пришла или нет? - Мила отряхнула сено с волос и нагнулась к сумке. - Расческа есть? Заметив шевеление на противоположном склоне - сквозь кусты и кривые деревья кто-то лез вверх, Слава подобрал с земли палку и невольно принял боевую стойку. - Свои, свои, - пробурчал Макс, вылезая на растрескавшийся асфальт шоссе, - как вы тут по этому говну ночью-то пролезли? Макс придирчиво осмотрел свою обувь и брюки. За спиной у него болтался длинный рюкзак на аллюминиевой раме, помятый кан где-то затерялся. - Ну, что? Двинем отсюда? - Спросил Макс почему-то у Милы. - А куда?- Удивилась девочка. - Давайте позавтракаем? У нас килька есть, - она повертела в руках две плоские банки без этикеток, - открывалку найдете? Макс достал универсальный нож походника - два сложенных лезвия, большое и маленькое, вилка, ложка и почему-то пилочка для ногтей. Он легко открыл банки. Внутри оказались сомнительные фрикадельки, может быть и из килек... - Так куда двинем-то? - переспросила Мила, отшвырнув пустую жестянку в кусты. Макс равнодушно пожал плечами. В этом его равнодушии сквозила странная заинтересованность: - Хотите ботсад посмотреть? - Зачем? - Мила удивилась еще больше. - Ну, бамбук там всякий или рододендроны... Красиво. Достопримечательность Крыма! Вот и в буклетике вашем... Мила развернула обгоревшую книжицу. - Славик, вы хотите полюбовться на достопримечательности? - девочка ткнула пальчиком в фотографию неестественно изогнувшейся сосны на крутом склоне. - Нет. - Слава выгребал солому из-под пропахшей потом рубашки, - не хочу достопримечательности. - С утра пораньше подгреб Поганка со своими друзьями, панков наших вниз вышибли, - с неприятной усмешечкой процедил Макс, - И чему-то сами очень удивились... А то на троллейбусе, с ветерком... Проедем пару остановочек, на пальмы посмотрим! Ласково чирикали утренние птички, солнце светило все жарче. На дороге почему-то было пусто. И тихо. Только птички. - Культурная программа! - задумчиво процедила Мила, - А вы, значит берете на себя попечительство о больных детях? - У меня свои игры, у вас - свои, - Макс пошебуршил бороду. - До ботсада можем вместе двинуть. А дальше уж как сложится. До остановки шли молча, быстро и не оглядываясь. Троллейбус был почти пуст. Макс сразу заснул, Мила смотрела в окно на поросший лесом крутой склон с редкими каменистыми осыпями. - ...Следующая остановка - Никитский ботанический сад... - слова в динамике хрипели, сливаясь в неясное шипение. Поэтому Слава сначала не понял, что они уже приехали. Никакого сада видно не было. Слава ожидал увидеть сразу вывеску, как в зоопарке, только с намалеванными пальмами и яркими красными цветами. Но Макс, подхватив свой длинный рюкзак, уверенно двинулся по дороге вниз, в сторону моря... Спуск утомил, уже слишком палило солнце, хотелось в тень или в синюю глубь воды. Перед входом пришлось брать билеты, ждать зачем-то экскурсавода. Экскурсавода ждала еще группа мелких вьетнамцев, в основном - молодые тоненькие девушки, а еще две улыбчивые старушки в черных брючках и ушастый молодой человек в сером костюмчике с галстуком. Вьетнамцы весело щебетали по-своему, щелкали дешевыми фотоаппаратами и держались как-то неуловимо сообща, похожие на маленький разворошенный термитник. У Макса с собой оказалась пластмассовая бутыль с минералкой, Мила купила себе мороженное. Ботаническим сад назывался только из-за нелепых и почти неразличимых в траве нашлепочек-этикеток с названиями этой самой травы и деревьев. Кее-где виднелись пальмы, кое-где сосны, яркие цветы на клумбе и конотеатр. Они прошли мимо нелепого гигантского портика. На колоннах облупилась белая краска. Вьетнамцы все также воссторженно разглядывали громоздкие постройки тридцатых годов и фотографировали. Никто им этого не заприщал, хотя Слава заметил у входа строгую табличку. Тяжелую сумку с барахлом, ясное дело, пришлось ташить Славе. Поэтому с каждым новым шагом в его теле лопались тонкие струны терпения, а в измотанной душе закипали по очереди ярость, обида, сухая ненависть и что-то еще. Все это складывалось и переливалось в разнообразные узоры, словно под стеклышком игрушки-калейдоскопа. - Все! Не могу больше! - Слава устало бухнулся на скамейку под каким-то зеленым кустом. - Если вам еще что-то интересно, сами дальше тащите! - он демонстративно швырнул сумку куда-то под скамейку и с наслаждением растянулся на теплых досках. Напротив приятно журчала вода, стекавшая водопадиком из одного прямоугольного бассейна в другой. В заросшем травой бетонном прудике плавали яркие красные караси - золотые рыбки. Любопытные детишки кидали туда хлеб и пытались поймать хоть одну... - Слышь, - попросил Славу Макс, скинув на горячий асфальт свой похожий на распухшую кишку рюкзак. - Я тут мигом... Слава только лениво проводил взглядом его широкую спину. Не выспался, в голове что-то тихонько трещало и щелкало, как в забытом телевизоре, потерявшем нужную программу. Щурясь на ярком полуденном солнце, Мила вместе с малыми детьми пыталась выловить в бассейне рыбку. Один раз ей это удалось - алое пятно выскользнуло из тонких темных пальцев и забилось на шершавом бетоне, потом бултыхнулось обратно в воду. Дети счастливо загалдели. Приветливо заулыбались молодые вьетнамочки, чуть приотставшие от своей группы. Дисциплинированная группа уже свернула от голубой сосны в сторону чуть заметного цветочка. Отвлекшаяся на пойманную Милой рыбку парочка щелкнула еще раз фотоаппаратом и просоединилась к остальным. Нечаянно Слава поймал чей-то упрямый взгляд - возбужденно горели на бледном лице ярко-синие глаза. Черная кожа куртки, неестественно вытянутое лицо. Горящие глаза прикрылись черными нашлепками-стеклами... Должно быть, Поганке солнце слепило глаза. Его спутники хмуро держались в тенечке, о чем-то переговариваясь между собой. Мила сидела к ним спиной на бордюре бассейна, теребя нелепую водоросль, и курила. Поганка кивнул своим, и они исчезли в боковой аллее, слившись с группой экскурсантов. Слава не успел даже как следует испугаться, только головой помотал - не померещилось ли по жаре?