Так вот что стряслось с его подругой, лучшей девочкой на свете! Но почему? Она никому не сделала зла. И папа ее такой добрый господин, не то, что его друг судья Рагунат.
Радж представил на мгновение, каково было бы ему лишиться мамы, и вскрикнул от боли. Нет, только не это! Бедная милая Рита!
Он бы помог ей, развеселил бы – спел или показал фокус. Может быть, она улыбнулась бы. Да хоть за руку ее подержал бы, и то часть ее горя досталась бы ему. Как нелепо устроена жизнь. У Ритиных родителей все было для счастья. Значит, смерть не выбирает, не смотрит, богат ты или беден, может отобрать счастье у ребенка, лишив его мамы и папы. Ах, Рита! Как он не хотел, чтобы она страдала!
Старик посмотрел в ставшие огромными от переживаемого потрясения глаза мальчика и прижал его к себе.
– Ну, ну, – сказал он, тяжелой рукой гладя его по голове, – ничего, маленький. Рита не пропадет, найдут ей опекуна хорошего, вырастят, обучат. Это у таких, как мы, будущее зависит от случайностей. Ничего, сынок, все образуется еще – и для Риты, и для тебя. Жизнь длинна, и в ней много горя, но и радости много. Завтра откроешь глаза – и не узнаешь мир, так он будет хорош. Вот увидишь, мальчик, я тебе обещаю.
Уже темнело, когда Радж попал на свою улицу. Улица не спала. Под единственным тускло горевшим фонарем развлекались мальчишки. Вооружившись деревянными палками-битами, они по очереди пытались выбить из начерченного на каменных плитах круга рюшку. Страсти разгорелись не на шутку, делались ставки на соперничающих игроков. Впрочем, фаворит был известен – Фероз, самый старший мальчик, пользовавшийся на улице большим авторитетом, не раз бывавший в полиции за мелкое воровство, которое всегда совершал с таким проворством, что неизменно избегал наказания. Мальчики помладше и послабее заискивали перед ним – с конкретными целями и так, на всякий случай, вдруг пригодится его дружба и благосклонность. Ему ничего не стоило отобрать у них перепавший им редкий кусок лепешки или банан, да еще по шее надавать, если обиженный принимался хныкать. На этой улице он был для детворы чем-то вроде собственного судьи, и законы, по которым он судил, были так же жестоки и несправедливы, как жизнь. Отец, умирающий от туберкулеза, не видел ничего плохого в повадках сына и даже поощрял его поведение, надеясь, что так Фероз устроит свою жизнь получше, чем если бы он отличался добронравием и смирением.
Этому учило трущобное существование. Здесь не выживали те, кто не мог за себя постоять, не умел или не хотел ловчить, не спешил что-нибудь урвать, выхватив это из рук зазевавшегося соседа. Здесь надо было быть крепким и жестоким, никому не показывая своей слабости, – слабости трущобы не прощали.
Радж медленно брел, волоча за собой сумку с уже не нужными книжками и подходя все ближе к играющим.
– На, держи! – азартно кричал крошечный чумазый малыш в разорванной у ворота рубашке. – Эх, мимо! Мазила ты, Динеш!
Динеш отошел, отдав биту другому мальчишке.
– Надо лучше целиться, – фыркнул Фероз, дав щелчка в покорно подставленный лоб неудачливого игрока.
Скользнув невидящим взглядом по толпе мальчиков, Радж вступил в очерченный мелом круг.
– Эй ты, болван! Ты зачем сшиб мою рюшку! – завизжал наголо остриженный мальчишка, угрожающе замахнувшись битой.
Остальные не мешкая побросали свои занятия и сбились в кучу, наблюдая за происходящим загоревшимися черными глазами.
Фероз свистнул, и его армия приняла это за сигнал к атаке.
Предводитель шел впереди войска, стеной наступающего на одинокую фигурку с опущенной головой.
Радж был еще слишком мал, чтобы понять, откуда взялось у них столько ненависти к нему. Казалось, они ждали весь день, когда, наконец, появится достойная мишень для всего злобного и грязного, что впитали они сегодня на этой улице. Им просто необходимо было вылить на кого-то звериную агрессивность, помучить кого-нибудь, унизить, растоптать, чтобы им самим немного полегчало, чтобы забыть собственные унижения, почувствовать, что они, чахлые ростки заплеванных дворов, тоже чего-нибудь да значат.
А лучшей жертвы, чем Радж, и придумать нельзя! Маленький и слишком чистенький мальчик с намазанной маслом головой! Совершенно неопасный соперник – нет, к сильному они вряд ли осмелились бы полезть со своими тощими кулачками. А этот – даже они, истощенные дети трущоб, вполне могут поколотить такого, особенно если навалятся все вместе. И с каким наслаждением!
– Так зачем ты сбил рюшку, болван, – спросил, сплюнув, Фероз.
– Пожалуйста, простите, я спешил, очень, – ответил, отступая Радж, на что-то еще надеявшийся.
Простить? Здесь не прощали ничего. Особенно просьб о прощении.
– Маменькин сынок, дайте ему, ребята, – закричал малыш в разорванной рубашке, высовываясь из-за спины Фероза.
– Бей его, бей, так ему! – понеслось со всех сторон.
От первого же удара, угодившего в щеку, Радж упал. Но лежать на земле ему не дали. Множество цепких рук подняли его, схватив за курточку и шорты, чтобы снова и снова бить, встав кружком вокруг растерянной жертвы. Радж натыкался на один удар и отлетал, чтобы получить другой, сзади. Из разбитой губы потекла кровь.
Он пытался сопротивляться, но не успевал понять, откуда будет следующий пинок, кто еще не насытился его мучениями. Страшнее всего было случайно перехватить их взгляд, пышущий такой ненавистью, что ранил страшнее кулаков. Как он был им ненавистен! И даже не он, Радж, сын Лили, а то, что они видели в нем другой мир, осмелившийся хранить себя среди их грязи! Как он смел быть таким чистым, этот мальчик, когда они грязны? Как он смел учиться среди их невежества? Как он смел не красть в квартале воров? И как он смел предаваться мечтам о светлом будущем, когда они были лишены его?
– А. ну, давай, чего разлегся? – кричали они ему, поднимая для новых ударов.
– Послушайте, отпустите меня, у меня мама больна, – прохрипел мальчик, держась за грудь. – Вы меня завтра побьете.
Завтра? Для них не существовало завтра. Они жили только сегодняшним днем, и ненависть их требовала сегодняшней крови, чтобы проснуться наутро такой же жаждущей и острой.
Ничего более смешного он и сказать им не мог. Какие нежности, мама больна! Их матери тоже не были здоровы – те, кто выжил после всего, что видели они на этой улице.
– Ах, мама больна? – раздался дружный хохот. – Вы слышали ребята? Его мама больна!
От таких слов их ожесточение еще усилилось, кулаки снова сжались, и толпа пошла на Раджа быстро сжимающимся кольцом.
Вдруг раздался резкий свист, предупреждающий об опасности.
– Бегите, бегите! – закричал залезший на фонарь мальчишка, следящий обычно, не идет ли полиция. – Сейчас здесь будет Джагга.
Это имя ему не пришлось повторять дважды.
Через мгновение улица была совершенно пуста, если не считать лежащего под фонарем мальчика.
Тишина звенела у Раджа в ушах после криков победителей. Он с трудом поднялся и прислонился к фонарю, не в силах сделать и шага. Сумка его валялась неподалеку и была цела в отличие от изорванной куртки. Как он появится в таком виде дома?! Мама будет ужасно расстроена, если узнает, что его били.
Радж поднял глаза и вздрогнул: по пустынной улице в тусклых лучах фонаря шел человек, казавшийся огромным. На широченные плечи поверх белой рубахи накинут френч.
Лицо его принадлежало к тому типу лиц, которые не так легко забыть, увидев однажды. Грубо вылепленное, оно тем не менее казалось величественным из-за выражения уверенности, силы и своеобразного достоинства.
Радж не сомневался, что именно этого человека так испугались мальчишки. Сам же он был слишком сильно избит, чтобы еще чего-нибудь бояться. Мальчик сел на каменную плиту и обхватил руками худенькие коленки. Он ждал, когда незнакомец прошествует мимо, чтобы не показать чужому человеку, как ему плохо и с каким трудом он передвигает ноги после такого дня.
Шаги приближались. Наконец, человек поравнялся с мальчиком и остановился прямо напротив. Радж поднял глаза – мужчина смотрел на него, и на лице его играла такая усмешка, которая любому показалась бы зловещей.
Теперь мальчик уже не сомневался, что это была не случайная встреча.
Глава одиннадцатая
Джагга давно наблюдал за жизнью Раджа. Найти его мать не составило труда для короля воров, у которого всюду были свои люди. На это ушло не более полугода. Конечно, Бомбей – большой город, но чем больше город, тем больше там воров, а значит – глаз и ушей, желающих услужить господину Джагге.
Разбойник не сразу приобрел вес и влияние в воровской среде города. Сначала он долго осматривался, затем решил начать новую жизнь, надев личину добропорядочного горожанина, и купил на свои деньги мучной склад, расположенный неподалеку от порта. Это было очень удобное место: полицейские редко заглядывали сюда. Рядом находился кабачок, который посещали матросы, мелкие воры, шулера и прочая публика, избегающая приличных заведений, куда их, впрочем, и не пускали. Джагга понемногу прибирал этот кабачок к рукам.
Некоторые связи он приобрел через карманника, который пытался его обокрасть в первый же день, но это была мелочь. Он взял парня и его дружков на заметку – они могли пригодиться для будущих дел.
В Джагге проявились в новых условиях все те качества, которые были у его деда и отца. Он был такой же необузданный и кровожадный, как, дед, и так же сколачивал вокруг себя разбойничью шайку. Как отец, он отличался хитростью и изощренным коварством, притворяясь рядовым обывателем.
Через некоторое время он стал самым опасным преступником Бомбея.
Начальник полиции города не мог понять, кто направлял грабителей, которые обчищали магазины и склады, не оставляя никаких следов? Почерк всегда был один и тот же: тщательно разработанный план ограбления и стопроцентная гарантия успеха. Полиция сбивалась с ног, но приезжала на место происшествия уже тогда, когда воров и след простыл, в лучшем случае им удавалось задержать мелкую сошку, но они мало что знали, а если и знали, то никого не выдавали.
– И как этому главарю удалось их так запугать? – удивлялся начальник полиции. – Они готовы собственный язык проглотить, лишь бы не сболтнуть лишнего.
В тот день Джагга, как обычно, работал на мучном складе, он следил, чтобы грузчики правильно укладывали мешки, рассчитывался с поставщиками, получал деньги от торговцев, забирающих муку.
– Господин! – подскочил к нему юркий паренек, которого все называли Китайцем. – Есть важные сведения!
– Говори.
– Мы нашли ту женщину из Лакхнау и ее сына!
Джагга схватил мальчишку за воротник и притянул к себе.
– Ты в этом уверен?
Китаец увидел близко от себя горящие злобой и ненавистью глаза и испугался: что, если он ошибся? Хозяин шутить не любит.
– Да, это точно они. Живут в припортовых трущобах. Мать работает, получает гроши, но ходит, как королева.
Джагга был так доволен услышанным, что даже вознаградил Китайца, дав ему немного денег, – такое с ним редко бывало.
Удивленный Китаец поспешил скрыться, а Джагга решил немедленно проверить сообщение и лично убедиться, что это именно та, кого он разыскивает.
Он отпустил недоумевающих рабочих, запер склад и отправился в припортовые трущобы.
Лиля несла с рынка немного овощей, риса и хлеба. Почти все деньги уходили на продукты, Ведь мальчик быстро рос, ему необходимо было хорошо питаться.
Остаток денег Лиля отдавала за жилье, и у нее почти ничего не оставалось. Конечно, приходилось очень трудно, ведь она не привыкла жить в таких условиях, но делать было нечего – надо жить, растить сына.
– Эй, поберегись! – закричал какой-то сорванец. Он пробегал мимо, толкая перед собой тележку с мусором.
«Неужели и моего Раджа ждет такая же участь? – думала несчастная женщина, – ведь ему тоже придется зарабатывать на жизнь. Дети, которые вырастают в трущобах, видят только мусор и грязь, они изгои общества. Нет, что за мрачные мысли, – встрепенулась Лиля, – нельзя так распускаться, нельзя позволять себе смотреть в будущее без всякой надежды. Мой сын, конечно, будет судьей, я сделаю все, что в моих силах».
Поглощенная тяжелыми раздумьями, женщина не заметила, как из-за каменной ограды за ней наблюдают горящие, как у волка, глаза.
«Да, это, несомненно, она, – ликовал Джагга, – хотя и сильно изменилась, благодаря заботам господина судьи. Ну что же, теперь вы в моих руках!»
Разбойник проводил ее до самого дома, скользя незаметной серой тенью. Он убедился, что все рассказанное Китайцем, – правда.
Джагга даже поговорил с соседями Лили, осторожно выясняя, на какие средства живет его старая знакомая.
– Такая гордячка, такая гордячка, – говорила соседка, – можно подумать, с неба спустилась на нашу грешную землю. Но ничего не скажу, вежливая, приветливая, – противоречила сама себе тараторящая женщина, – сразу видать, росла-то она в богатенькой семье, ну а тут люди работящие, все живут своим трудом, вот и ей, милой, пришлось ручками-то поработать, не все же в тени прохлаждаться.
Джагга слушал, не перебивая, напустив на себя вид внимательного слушателя, приезжего из другого города, который разыскивает дальних родственников.
– Занимается всякой поденщиной, – не умолкала женщина, – то постирает чего, то еще что-нибудь… известное дело, таким трудом дворцов себе не наживешь. – Она вздохнула, перескочив на другую тему. – Вот наша семья, работаем с утра до вечера, а что у нас есть? Богатые вон сладко кушают, сладко спят, живут во дворцах и ничего не делают…
Еле отделавшись от навязчивой собеседницы, Джагга ушел, сославшись на то, что он ошибся и не имеет к Лиле никакого отношения.
Джагга не мешал Лиле пытаться заработать на жизнь. Пусть кормит свое бесценное дитя, будущего судью. Джагга знал жизнь и не сомневался, что больше, чем на кусок хлеба, она не заработает. На такие деньги сына не выучишь и не отгородишь стеной от улицы. Пусть работает от зари до зари, губя былую красоту и здоровье. А если погубит окончательно и умрет – что ж, тем легче исполнится задуманное им, Джаггой.
Разбойник не хотел зла лично ей и ее сыну. Они оба существовали для него только как орудие мести. Что ж, не его вина, что именно эта женщина стала женой его врага – судьи Рагуната. Случилось бы по-другому, ему не было бы до нее никакого дела. Но прошлое не поворотишь вспять. Эта женщина должна страдать вместе со своим сыном – так, как когда-то страдал он, восемнадцатилетний юноша, и его мать, несчастная Сародж, все отдавшая своему мальчику в надежде, что его жизнь будет светлой и достойной. Они тоже не были ни в чем виноваты, их судьбы тоже оказались погублены. Теперь пришло время расплаты.
Разве это не правосудие? Рагунат осудил его, невинного. Он осудил Рагуната, виновного в неправедном приговоре. Суд свершился, приговор вынесен. И если исполнение его растянулось на многие годы и принесло страдания не только Рагунату, но и другим, – что поделаешь, раз нельзя посадить судью в тюрьму, пусть страдает на воле.
Чувствовал ли Джагга себя несчастным, ведя жизнь разбойника? Нет. Он был не из тех, кто только проливает слезы над несбывшимися мечтами. Он наслаждался каждым днем, наполненным волей, исполнением любых своих прихотей, роскошью – и, главное, риском, игрой с опасностью, без которых не бывает разбойника. А мечты – он постарался позабыть о них в тот день, когда за ним захлопнулась дверь каторжной тюрьмы. Приговор подвел черту под юностью и чистотою. Кто возьмет на военную службу бывшего заключенного? Он хотел быть военным, непременно генералом – не меньше, носить мундир, как его дедушка по материнской линии, шагать на парадах впереди строя с обнаженной саблей в руке.
Всему этому не суждено было сбыться, потому что судья Рагунат сказал, облачившись в мантию: сын вора – вор, сын убийцы – убийца.
И вот теперь перед Джаггой маленький избитый щенок – сын Рагуната. Красивый мальчик, как его мать, хорошо учится, говорят, не обманывает, не крадет, не ругается. Конечно, благородный род, голубая кровь, столько поколений знатных предков.
И все-таки судьба Раджа решена. Он, Джагга, решил ее, когда узнал, что жена Рагуната ждет ребенка. Будет так: сын судьи – вор, сын судьи – разбойник, сын судьи – бродяга.
Приговор вынесен и обжалованию не подлежит.
Джагга шагнул навстречу мальчишке и сказал:
– Вставай, ты пойдешь со мной.
– Куда? – прошептал мальчик, покорно поднимаясь.
Джагга посмотрел ему прямо в глаза.
– Ты должен стать таким же, как я, – он усмехнулся и потрепал мальчика по щеке. – Таково было желание твоего отца.
Этот человек говорит о его отце! Такое случилось впервые в жизни Раджа – он никогда не встречал кого-либо, кто был знаком с его папой.
– Так вы знаете моего отца? – спросил мальчик задрожавшим от удивления и надежды голосом и подался вперед.
Джагга утвердительно наклонил голову и сказал насмешливо:
– Да, знал когда-то. Мы знакомы давно. У меня с ним старые счеты.
Радж почувствовал, что незнакомец не был, пожалуй, другом его отца. Может быть, он даже им недоволен. Но все-таки это, без сомнения, важный господин, и, возможно, он не откажется помочь сыну своего давнего знакомого, которому нужна всего только возможность работать, кормить себя и свою больную маму, совсем выбившуюся из сил.
– Мне нужно работать, – закричал мальчик, хватая Джаггу за полы френча. – Дайте мне, пожалуйста, работу. У меня мама больна. Я буду делать все – мыть посуду, стирать белье. Я даже могу быть грузчиком. Еще я умею писать. Дайте мне работу, дайте мне работу.
Радж бился головой в плотный живот господина, судорожно вцепившись в одежду, словно пытался достучаться до того, что, как ему казалось, должно быть в каждом – до жалости и сострадания.
Но Джагга не слишком походил на сострадательного человека. Устав от криков глупого мальчишки, он отшвырнул его от себя, словно надоедливого котенка.
Мальчик отлетел к стене и сполз по ней на землю.
– Мне нужно найти работу, – прошептал он.
Джагга склонился над ним:
– Ты хочешь работать? Ты не глуп, а умные люди не работают.
– Мне нужно найти работу, – повторил мальчик.
– Учись красть.
Радж подскочил и, метнувшись в сторону, спрятался за столб, пытаясь за ним укрыться от страшных слов.
– Красть? Нет, что вы, нет, – бормотал он, инстинктивно прикрывая лицо руками, будто защищаясь от ударов.
– Ах, ты не хочешь красть?
Джагга почувствовал, как им овладевает приступ бешенства, затмевая рассудок.
Этот мальчишка хочет быть честным, порядочным человеком, может быть, даже судьей! Как его отец! Он тоже будет сидеть на возвышении и одним росчерком судейского пера решать судьбы тех, кто в тысячу раз менее преступен, чем он сам, погубивший, в этом Джагга был уверен, не одного невинного.
– Ты хочешь работать? – прорычал разбойник. – Он хочет работать! Грузчиком? Кули? Может, красильщиком на фабрике? Мешать палкой ткани в кипящем чане, дыша ядовитыми испарениями красок, которые, в конце концов, загоняют человека в могилу. Может, копать землю под палящим зноем? Может, сборщиком риса по колено в жидкой холодной грязи?
Да он, Джагга, даже милосерден, предлагая избавление от такой жизни.
Жить от подачки до подачки, потому что хозяева платят за труд, будто подают милостыню?! Думать только о том, как прожить сегодняшний день, где найти горсть риса – и никогда не быть сытым, всегда хотеть есть и спать, спать и есть, воспринимая кусок баранины, как подарок судьбы?!
Завести кучу детей, женившись на такой же, как сам, честной и порядочной рабыне, знающей в жизни только одно – работу, которая быстро высушит ее и превратит в старуху?!
Он предлагает другую жизнь – жизнь свободного человека, и пусть мальчишка не думает, что он позволит ему выбирать, нет, его судьба решена.
– Твоя судьба решена, ты слышишь?
Джагга схватил Раджа за плечи и что есть силы затряс его, крича прямо в лицо:
– Да, да, ты будешь воровать, будешь красть, грабить и убивать, слышишь? Ты будешь бродягой всю жизнь и никогда не станешь порядочным человеком. Таких, как ты, не пускают на порог дома, ты проведешь свою молодость в тюрьмах, как я, и ничто не спасет тебя от этой участи.
Он отбросил от себя мальчика, как тряпичную куклу. Радж вжался в стену, пытаясь спрятаться от наступающего чудовища.
Мальчик был очень напуган, он испытал слишком много потрясений сегодня, но эта встреча привела его в ужас.
Джагга стал медленно приближаться к своей жертве, протягивая к ней руки, – с каким бы удовольствием он задушил этого мальчишку!
Радж увидел, как надвигается на него страшная, огромная тень, заслонившая собой весь мир.
– Мама! – закричал мальчик и потерял сознание.
Глава двенадцатая
Радж вошел в свою хижину, тускло освещенную лампой, висящей под потолком. Он не сразу увидел мать: она лежала на кушетке, прикрытая каким-то старым тряпьем. Ей было совсем плохо.
Глаза Лили горели неестественным блеском, щеки, на которых когда-то цвел нежный румянец, ввалились, нос заострился, вся она стала похожа на бледный картофельный росток, тянущийся к солнцу в сыром подвале.
Лиля обернулась на звук шагов. Она плохо видела, ее бил озноб из-за высокой температуры, но шаги сына она могла узнать из тысячи других.
– Радж? Ты почему так долго не приходил? Ты проголодался? Иди, кушай…
Мальчик обрадовался, услышав эти слова.
– Кушать? Ты сварила обед?
– Да, я много сварила. Все еще горячее… На второе картофель… все там, на полке…
– Суп? Ты сварила суп?
– Да, это все тебе, кушай, дорогой, ты же проголодался…
Радж бросился к полкам, открыл одну кастрюлю, другую – все они были пусты. Полез в корзинку, где лежал хлеб, и там тоже ничего не нашел. Тогда он понял, что мама больна, она бредит.
В первую минуту он очень испугался, но потом решил не расстраивать ее.
– Ты все нашел, Радж? Нашел, да?
– Да, мама, нашел. И картошку нашел и кусок хлеба. Очень вкусно было. Я поел, спасибо.
Лиля приподнялась, посмотрела на сына невидящими из-за жара глазами и жалобно попросила:
– Ты сыт? Теперь принеси мне поесть. Дай мне немножко хлеба, совсем маленький кусочек.
Радж совсем растерялся. Он не знал, что ему делать, ведь в доме ничего нет. Но мать больна, ей надо много и хорошо есть, иначе она не выздоровеет и может умереть.
– Да, мама. Сейчас я принесу хлеба. Обязательно принесу, ты полежи пока, отдохни немного.
Радж услышал, как затрещал фитиль в лампе. Он прикрутил огонь, глядя на тусклый свет, и вдруг в ушах его зазвучал голос Джагги:
– Да, да. Ты будешь воровать, будешь красть, грабить и убивать так же, как я. Слышишь? Всю жизнь…
Радж выбежал из дома, прочь от этого голоса, но он назойливым москитом звенел и звенел, пока Радж не понял, что другого выхода у него нет.
Многолюдные улицы были заполнены разряженной публикой, спешащей по своим делам. Слышался беззаботный женский смех, гудки автомобилей. Солнце ослепительно сверкало в витринах дорогих магазинов, наполненных красивыми вещами.
По улице бежал худой мальчик в запыленной одежде, то и дело натыкающийся на недовольных прохожих. Пробормотав извинения, он продолжал свой бег, словно загнанный зверек. Кое-кто оглядывался на него, опасаясь за целость своего кошелька, но в основном никому не было никакого дела до какого-то оборвыша. Мало ли их шляется по улицам Бомбея, здесь проходит их жизнь, готовая оборваться в любую минуту от голода или болезней. Одним больше, одним меньше – какая разница, главное, чтобы не жали новые туфли.
Радж бежал, не разбирая дороги, внезапно его остановил запах, божественный запах свежеиспеченного хлеба. Он огляделся – прямо перед ним находился большой магазин, торгующий белыми булками, наном, лепешками всевозможных сортов.
«Дай мне немножко хлеба, самый маленький кусочек, я хочу есть», – голос матери ножом резал его сердце.
Из широких дверей то и дело выходили покупатели, некоторые из них на ходу отщипывали кусочек от купленной булки.
Радж постоял немного. Он не знал, как ему поступить:
«Принеси мне поесть, совсем немножко»…
Радж и сам не заметил, как вдруг его дрожащая ладонь сложилась в горсточку и протянулась к прохожим. Все проходили мимо, равнодушно оглядывая мальчика. Краска стыда пятнами выступила на его щеках, он отдернул руку.
Оставалось последнее.
«Ты будешь воровать, ты будешь воровать всю жизнь…»
Мальчик вошел в магазин. Толстый булочник в белом колпаке раскладывал свежеиспеченный хлеб на деревянном столе. Он еще испускал дразнящий пар.
Радж опустился на колени и пополз под столами. Он подобрался совсем близко к хлебу и огляделся по сторонам. Кажется, его никто не видит. Мальчик протянул руку и взял горячую булку. Она обжигала ладонь, словно раскаленные уголья.
– Ах ты воришка!
Толстый булочник схватил его и вытащил из-под стола, ловко выворачивая сустав, так что Радж закричал от боли.
– Воришка! Не стыдно красть, а?
Мальчик пытался объяснить ему:
– Мне нужен хлеб. Моя мама больна, хлеб для нее. Она голодная!
– Пойдешь в полицию, негодный мальчишка. Там все расскажешь!
Как будто из-под земли появились полицейские, огромные, усатые с большими дубинками.
– Что здесь случилось, хозяин? – спросил сержант.
– Воришка украл хлеб! – кричал булочник. – Я его давно тут приметил, он здесь часто околачивается.
– Их тут целая банда, – сказал полицейский, – мы давно их ловим. Наконец-то один из них попался.
Полицейские грубо выволокли мальчика на улицу. Любопытные прохожие оборачивались на них. Какие-то оборванные мальчишки с улюлюканьем провожали процессию до самого участка.
Раджа втащили в мрачное сводчатое помещение с узкими окнами, забранными прочными решетками. Здесь стоял удушливый запах, присущий казенным учреждениям.
Мальчика поставили перед столом, за которым сидел человек в белой рубашке с закатанными рукавами.
– Как твое имя? – спросил он.
– Радж.
– Как зовут твоего отца?
– Не знаю, мы живем вместе с мамой.
– А где вы живете?
Радж дернулся, но полицейский держал его крепко, стиснув плечи жесткими пальцами.
– Не буду говорить.
– Но за тебя должны поручиться, или ты попадешь в тюрьму, как бродяга.
– В тюрьму? Я не могу в тюрьму, у меня больная мама, она ждет, когда я принесу хлеба.
– Слышали мы эти песни, – махнул рукой полицейский. – У всех вас больная мама. Вот посидишь в тюрьме, она и выздоровеет без такого воришки.
Радж представил себе, как его маме сообщают о том, что ее любимый и единственный сын, кроме которого у нее нет больше ничего на свете, – вор! Она не переживет этого известия! Остается только умереть.
Мальчик вывернул шею и укусил полицейского за руку. Острые зубы прокусили грубую кожу, сержант взвыл от боли и выпустил его.
– Держи, держи воришку!
Радж добежал до самого выхода. Дверь была уже совсем близко, и тут его поймали.
– Ну-ка постой! – злобно крикнул полицейский.
– Пустите меня, я не хочу в тюрьму, пустите! – отбивался мальчик, но силы были неравны.
Блюстители порядка заломили ему руки и потащили в камеру. Они уже привыкли к малолетним преступникам, этот был не первым и не последним.
Из-за квадратной колонны, поддерживающей потолок огромной комнаты, выступил Джагга, наблюдавший всю эту сцену с наслаждением. Наконец-то он мог торжествовать, все шло по его плану. Уж кто-кто, а Джагга знал, что попавший в тюрьму получит отметину на всю жизнь.
– Так, так, друг мой. Пока это только первый шаг, но длинным будет путь.
Самому Джагге ничего в этот раз не угрожало. Полицейские привели его в участок как свидетеля кражи – сам он не воровал, за него воровали другие.
Обычно Джагга выбирал в толпе добычу, какого-нибудь приезжего из провинции с деньгами, который все время хватался за карман, опасаясь бомбейских жуликов. Джагга делал условный знак и по его приказу малолетний воришка, чуть постарше Раджа, начинал охоту за ротозеем. Но в этот раз все окончилось совсем не так, как обычно: приезжий поймал вора за руку, да и полицейский оказался рядом, он-то и прихватил с собой Джаггу, старый сержант, словно ищейка, чувствовал воров по запаху, ему показался подозрительным этот человек с бегающими глазами. В участке его решили долго не задерживать, но он сам остался, затерявшись за колонной, когда увидел своего крестника. Джагга был сполна вознагражден тем, что он увидел. Слезы и крики Раджа потекли бальзамом по его каменному сердцу.
Судья недолго разбирался с малолетним преступником Раджем. Десятки таких, как он, прошли через его руки и сгинули в тюремных коридорах. Обычная история: безотцовщина, нищета – это верная дорога, ведущая в камеру.
Раджа быстро осудили, так он в первый раз попал в тюрьму. Потянулись серые дни, похожие один на другой, как две капли воды.
Однажды, стоя в очереди за обедом, Радж задумчиво наблюдал за товарищами по несчастью. Вереница худых угрюмых детей подходили один за другим к раздатчику пищи. Тот бросал в миску лепешку, следующий раздатчик ловко нашлепывал сверху пригоршню неаппетитных овощей. Радж получил свою порцию, взял в руки хлеб и стал его рассматривать, как будто впервые видел: ноздреватая, плохо прожаренная лепешка, всего лишь кусок хлеба, и вот из-за этого его, почти еще ребенка, оторвали от больной матери. Из-за этого куска хлеба – жалкой подачки, в которой ему отказали люди, из-за лепешки он, как собака, выброшен на помойку жизни – в тюрьму.
Радж вдруг понял всю нелепость этой ситуации, нервы его не выдержали, он запрокинул голову и стал хохотать, задыхаясь от боли и плача…
Глава тринадцатая
– Ну что, пришел в себя? – услышал Радж голос, доносящийся откуда-то издалека.