– Пусть будет так! – вскричал голем. – Пусть он переделает всех нас. Думаете, мне нравится быть таким? Протекторат восстанет из пепла, зато больше не будет призраков, чтобы нам помешать!
Моа покачала головой. С тех пор как он попал в Нулевой шпиль, с тех пор как встретил Бейна, Ваго стал совсем другим. Он перестал бояться и больше не ограничивался рублеными, короткими фразами, а говорил почти красноречиво. Там, в Нулевом шпиле, с ним что-то произошло, и теперь он превозносил Протекторат, а таких, как Моа, ненавидел.
– Ваго, это не ты, – сказала она.
– Это я, – резко ответил голем. – А вот то нелепое покрюченное пресмыкающееся, которое вы знали, не имеет ко мне никакого отношения.
Пятясь от него, Моа и Турпан отступили уже к самому краю пропасти. Турпан прикидывал шансы прошмыгнуть к лифту, но где им было переиграть голема с его молниеносной реакцией… Кроме того, Турпан понятия не имел, как Моа удалось запустить лифт в первый раз. Даже если они проскочат мимо Ваго, то далеко не убегут.
– Нет, то был ты, Ваго, – говорила между тем Моа. – До того как они поймали тебя и промыли мозги, ты был собой. Когда мы тебя нашли, ты не служил Протекторату, ведь правда? Можешь посмотреть мне в глаза и сказать, что притворялся, что ты все это время шпионил за нами?
Голос Моа звенел от отчаяния, однако она держалась с поразительным спокойствием. У Турпана вдруг защемило сердце от любви к ней, к Моа, какая она есть. Она упорно пыталась найти в других что-то хорошее, даже в големе, полумеханическом существе, вознамерившемся ее убить. Ее вера в людей была, наверное, единственным оставшимся у них оружием. Во всяком случае, Турпан ничего не мог предложить.
– Скажи мне! – требовала девушка. – Скажи мне, что ты с самого начала собирался предать нас!
Ваго не отвечал, и его молчание яснее любых слов выдавало правду.
– Что они с тобой сделали? – спросила Моа уже мягче. – Ты забыл своих друзей?
– Мы никогда не были друзьями! – огрызнулся Ваго.
– Нет, были, – возразила она. – И однажды ты спас мне жизнь. Но тогда ты был другим. Тем Ваго, который носил с собой мертвую птицу, потому что считал ее красивой. Тем Ваго, который сидел рядом со мной, когда я очнулась, чудом избежав гибели. Мы были друзьями. И не имело значения, что ты – голем, а я – девчонка-выродок из гетто. Мы…
– Я был человеком! – воскликнул Ваго. – Убийцей! Вот кем я был! Я заслужил свое уродство. Пусть я ничего не помню, но какая разница тем, кто погиб от моей руки? Их не вернуть. Я – их убийца.
Моа потеряла дар речи, потрясенная горечью в его голосе. Она задрожала, глаза ее наполнились слезами.
– Мне все равно, – прошептала Моа. Голем изумленно уставился на нее, луч света упал на человеческую половину его лица.
– Что?
Моа переступила с ноги на ногу и вытерла слезы.
– Мне все равно. Это был не ты.
– Нет, это был я, – твердо возразил Ваго. – Ты не можешь мне этого простить, Моа.
– Не говори мне, кого я могу простить, а кого нет.
Она выглядела такой хрупкой и беспомощной, что казалось, будто ее может сдуть малейшим дуновением ветерка.
– Я видела, каким ты был в первые дни. Ты был похож на ребенка. Когда тебя переделали, ты родился заново. Та, прошлая жизнь, не принадлежит тебе. Ты не злой, Ваго. Ты просто думаешь, что ты злой.
– Хватит! – взвизгнул голем и прыгнул вперед.
Турпан был готов к такому повороту, но его это не спасло: голем двигался слишком быстро. Обойдя Турпана, Ваго метнулся к Моа. Его рука ударила Турпана по лицу, как железная палка. Если бы не респиратор, юноша лишился бы нескольких зубов; а так он только упал на спину, перекувырнулся… и с криком полетел в пропасть.
Ваго пушечным ядром врезался в Моа, повалил на пол и вцепился ей в горло. При падении она ударилась виском об пол и чуть было не потеряла сознание. Моа расплакалась в голос от ужаса и боли, тушь потекла по щекам черными струйками.
– А теперь ты меня прощаешь, Моа? – прошипел Ваго, приблизив свое лицо к ее лицу, и начал сжимать ее горло.
– Турпан… – рыдала она. – Что ты с ним сделал?
– Думаю, убил, – ответил голем.
Раздался еще один взрыв, на этот раз гораздо более громкий. Монолитные стены вокруг стонали и трещали. Ваго посмотрел вверх, потом снова на Моа.
– А теперь я убью тебя, – закончил он. Девушка хотела покачать головой, но не могла шевельнуться в стальной хватке голема.
– Я не хочу умирать, – прошептала она. – Не делай этого. Пожалуйста, не надо. Я хочу жить.
«Я хочу жить». Неприкрытая искренность растопила лед в сердце Ваго и пробила брешь в незавершенной обработке Протектората, туманящей его мозг. Девушка на полу вдруг перестала быть для него просто какой-то грязной крысой из гетто. Это же Моа! Да, так ее зовут… И она действительно раньше была ему другом… единственным человеком на свете, который был добр к Ваго, когда все остальные презирали и ненавидели его. Она верила в него до самого конца. И он так жестоко отплатил ей за добро…
Возможно, он хотел понести наказание за свои грехи. Возможно, поэтому он позволил превратить себя в чудовище. Возможно, поэтому стойкая вера Моа так злила его…
Ваго не знал. Но он уже не мог причинить вреда этой девушке.
Он отпустил ее шею и встал. Моа сжалась в комок, обхватив голову руками и всхлипывая. Голем подошел к краю пропасти и посмотрел вниз: там, цепляясь за узкий выступ кончиками пальцев, висел Турпан. Юноша уставился на Ваго ненавидящим взглядом.
– Я так и знал, что ты не упал. Иначе бы я услышал, – сказал голем.
Он присел на корточки и, схватив мальчишку за запястья, вытащил его наверх. Турпан, не в силах встать, подполз к Моа, и она крепко обняла его, дрожа от страха и облегчения.
От следующего взрыва зал содрогнулся так, что даже Ваго покачнулся. Затем последовал еще один, и еще. Из шахты лифта доносился скрежет рвущегося металла, меж дверных створок начал просачиваться дым. Снаружи в небе кипели облака, черные грозовые тучи, возникающие из ничего над Цитаделью и расползающиеся над городом. Надвигался шторм.
Ваго посмотрел на двери лифта, потом на далекий горизонт.
«Я хочу жить», – снова прозвучал в его голове голос Моа.
Голем подошел к съежившимся на полу Турпану и Моа, подхватил их и взял под мышки, крепко прижав к бокам. Дети вырывались и ругались, Моа умоляла отпустить их, но Ваго не обращал внимания. Он сделал два шага для разбега и прыгнул в небо.
5. 9
И они полетели.
Вскоре Турпан и Моа поняли, что они вовсе не падают, и перестали кричать. Неистовый ветер трепал им волосы и одежду, и все же они не летели камнем к земле, а парили в воздухе.
Они изумленно молчали, не в силах поверить в происходящее. Огромные кожистые крылья Ваго закрывали небо над головой – голем развернул их полностью, но держал совершенно неподвижно, опасаясь сорваться в штопор, из которого уже не сможет выйти. Это стоило ему немалого напряжения, мышцы и механизмы в его спине едва выдерживали такую нагрузку, но главное – ему удавалось планировать.
Город раскинулся под ними во всем своем убогом великолепии, колоссальная мешанина старого и нового, красоты и грязи, порядка и хаоса. Далеко на юге виднелся Серпантин, похожий на двух исполинских змей, обвившихся друг вокруг друга. С высоты им как на ладони открывались массивные строения Функционального века, башни, аллеи и мосты, краны, вышки и каналы. Прямо внизу струилась Западная артерия, несущая свои воды за край мира, крохотные баржи и военные суда качались на волнах. Ветер нес Ваго вдоль канала, и голема это устраивало. Да он и сомневался, что сумел бы свернуть, если бы захотел.
Позади распадалась на куски Осевая Цитадель, содрогался в предсмертных судорогах генератор хаоса, разрывая на куски нутро древнего здания. Огромные языки и струи пламени взмывали к небу и затухали в густеющей мгле. Черные тучи росли, затмевая солнце, тень от них расплывалась по лицу города все шире, будто клякса. А в самом сердце ее зарождались зловещие краски вероятностного шторма.
Солдаты бежали прочь от рушащейся Цитадели, и в этой мечущейся толпе Ваго заметил знакомую фигурку. Турпан и Моа не могли ничего толком разглядеть с такого расстояния, однако от острых глаз голема не могло укрыться ничто. Грач бежал через площадь Цитадели. Очевидно, гаденыш надеялся укрыться в путанице улиц и переулков. Но ему, как и всем жителям Орокоса, некуда было спрятаться от надвигающейся бури. Возможно, небывалый по силе вероятностный шторм превратит этот одинокий остров в рай, а возможно, не оставит от него камня на камне или утопит в море.
Орокос, город случая, скоро последний раз бросит игральные кости – и расплатится по счетам.
Турпан и Моа жались к Ваго, к его твердым бронированным бокам, и не говорили ни слова. Они не смели спросить его, почему он не убил их, – а то вдруг голем передумает и бросит их вниз. Поэтому они молчали, и только сердца их отчаянно колотились – от страха упасть и разбиться и одновременно от восторга.
Ваго и сам не знал, почему оставил детей в живых. Ему так и не удалось разобраться в себе. Сейчас он чувствовал, как с его души мучительно отваливаются чужие убеждения, внушенные Протекторатом, и оставляют после себя кровоточащие раны. Ему хотелось одного – начать все сначала, стать тем ребенком, которым он когда-то был. Но это было уже невозможно – слишком много он натворил, слишком тяжек был груз вины. Ваго не мог спастись сам. Зато он мог спасти Моа. А ради нее и Турпана тоже.
Они скользили на запад вдоль канала, и темная завеса облаков гналась за ними по пятам. Над Осевой Цитаделью возник вращающийся шар вероятностной энергии, туманное солнце, скрученное из цветных подтеков, внутри которого сверкали и трещали разряды эфира. Устрашающая мощь собиралась воедино, чтобы нанести решающий удар.
Потом Моа вдруг заметила, что они быстро теряют высоту.
Над городом носились летучие крысы, хищники чувствовали надвигающийся шторм и спешно искали укрытия. Смотреть на них было жутко – того и гляди набросятся… Острая боль в виске немного унялась, теперь голова у Моа просто тупо ныла, и девушка почти забыла о ней, тревожась о другом. Только она успокоилась, что они не упадут камнем вниз, как обратила внимание, что шпили и башни внизу стали ощутимо ближе, вот уже и палубы барж на канале можно разглядеть во всех подробностях…
– Ваго… – прошептала Моа.
– Знаю, – отозвался он. – Мы слишком тяжелые.
Сердце Моа упало. Ваго избегал ее взгляда и упрямо смотрел вперед.
– Я вас не брошу, – произнес он. – Ни тебя, ни его, – добавил он, немного помолчав.
– Куда мы летим? – спросила Моа.
– Из города, – только и сказал голем.
Впереди и внизу Западная артерия заканчивалась, воды ее выливались в океан через гигантские сливные отверстия в городской стене.
По мере приближения к обрыву Ваго летел все ниже, так как восходящие воздушные потоки, благодаря которым ему удавалось парить, слабели. Ваго не был создан для полетов, тем более с таким грузом. Крыши городских домов уже стали огромными, превратились в лоскутное одеяло по сторонам широкого синего канала, лежащее неровными складками и заломами. Только когда они оказались так близко к земле, Моа осознала, как быстро они летят. Вода канала внизу слилась в туманную полосу; суда с головокружительной скоростью проносились и исчезали позади.
А впереди вырастала огромная серая стена высотой в десятки метров. Непреодолимая преграда. И они вот-вот должны врезаться в нее.
– Мы слишком быстро теряем высоту! – закричал Турпан.
На них надвигалась широкая верхняя кромка стены. Тут и там виднелись наблюдательные площадки, где должны были дежурить стражники, но, к счастью, солдаты покинули свои посты, испугавшись бури.
Моа вскрикнула и прижалась к Ваго. Стена оказалась прямо под ними, и девушка испуганно вскрикнула, когда ее ноги едва не задели металл…
А потом вокруг вдруг стало свежо и просторно, черные отвесные скалы промелькнули и исчезли. Ваго пролетел над стеной Орокоса, разминувшись с ней буквально на волосок.
Моа тяжело дышала, из глаз у нее текли слезы, Турпан хмурился, изо всех сил вцепившись в голема. Моа потянулась к Турпану и успокаивающе сжала его руку.
– Смотрите, – произнес Ваго.
По морю плыли корабли. Десятки кораблей, буксиры, пароходы и какие-то немыслимые древние развалюхи, которые едва держались на воде. Они выплывали из большой дыры, проделанной в скале рядом с одним из огромных водопадов. Килатас поднял паруса.
Сердце Моа наполнилось гордостью и радостью, и от избытка чувств она снова расплакалась. Здесь, над морем, тень надвигающегося шторма еще не закрыла небо и сине-зеленые волны искрились в солнечных лучах. Но корабли отошли уже довольно далеко от Орокоса, а водорезов нигде не было видно. Город все-таки отпустил их.
– Держитесь, – неуверенно пробормотал Ваго и немного повернул крылья.
Она начали снижаться быстрее, вниз, к морю, к кораблям, которые Чайка вела к горизонту.
Похоже, им повезло – Чайка перенесла отплытие на день раньше. Прыгая с вершины Цитадели, Ваго плохо представлял себе, куда направится потом. Уже в полете он решил попробовать доставить свой груз в Килатас. Там у него и у детей был бы хоть крошечный шанс спастись от вероятностного шторма. Но по какой-то причине Чайка отплыла раньше, что пришлось очень кстати. Иначе Ваго пришлось бы совершить разворот в воздухе, чтобы высадить Турпана и Моа поблизости от входа в тайную пещеру, а это было более чем рискованно. Простая истина заключалась в том, что он не умел управлять своим полетом. Он и планировал-то очень плохо. Но теперь его способности держаться в воздухе должно было хватить.
Море летело им навстречу, уже был слышен грохот и лязг корабельных машин. Полоскались на ветру разноцветные паруса. Но Ваго пролетел над ними, не пытаясь изменить курс.
– Ты что, не… – начала Моа и осеклась. Потом она все же набралась решимости и спросила: – Ты что, не собираешься опускаться на корабль?
Ваго рассмеялся, но на этот раз беззлобно.
– Я не могу приземлиться, Моа, – ответил он. – Это было бы довольно… неприятно.
– Ты собираешься сесть на воду? – испугалась она. – Ваго! Я не умею плавать!
Море вдруг оказалось очень близко, и они пролетели над кораблями, над множеством лиц, в немом изумлении обращенных к небу. Неумолчный шепот воды стал громким, еще громче, и синяя бесконечность надвинулась на них, грозя раздавить.
– Я тоже не умею, – спокойно сказал Ваго. – Турпан о тебе позаботится. Прощай, Моа.
И с этими словами он развернул крылья почти вертикально, чтобы затормозить полет. Воздух ударил в них с такой силой, что чуть не оторвал. Голем крепко прижал к себе Турпана и Моа. Несколько мгновений он из последних сил держал крылья в таком положении, чтобы как можно быстрее сбросить скорость. Потом он потерял над ними контроль и перекувырнулся в воздухе. Тогда Ваго отпустил Турпана и Моа. Все трое разлетелись в разные стороны, подобно обломкам взорвавшегося метеорита, и врезались в океан.
Моа хотела закричать, однако в последний момент у нее хватило ума задержать дыхание. Удар о воду чуть не вышиб воздух из ее легких, но она каким-то образом выдержала. Она ничего не видела и не слышала, все звуки превратились в бессмысленный глухой рев, словно чьи-то холодные мокрые руки зажали ей уши. Моа даже не пробовала всплыть, она не знала, где верх, где низ, в голове все перемешалось. Она помнила только одно: как бы ни хотелось, нельзя пытаться дышать.
А потом ее настиг страх. Моа отчаянно заметалась, однако толку от ее беспорядочного бултыхания не было никакого. Наконец она увидела свет и устремилась к нему, ведь свет означал жизнь. Но сколько Моа ни барахталась, она только все глубже погружалась в воду. Внизу ждала пропасть, бездонная, как сама вечность, там синева океана переходила в непроницаемую черноту, и эта темнота засасывала в душную глубь. Туда, где есть только смерть.
Голова Моа вдруг стала легкой, как воздушный шарик. Зачем бороться? Это так глупо… Настолько легче просто расслабиться и отдаться на волю судьбы… В конце концов, разве не так она поступала всю свою жизнь? Разве не так устроен мир?
Нет. Уже не так. Моа не собиралась умирать, не теперь, в шаге от своей заветной мечты. Она не сдастся.
«Я хочу жить», – сказала она себе и из последних сил рванулась к поверхности. И хотя, несмотря на все ее отчаянные попытки, свет не становился ближе, хотя выбраться казалось невозможным, Моа упрямо цеплялась за каждую драгоценную секунду. Ее легкие горели огнем, кровь бешено стучала в висках, но она не собиралась отступать. Отныне она будет думать своей головой, никто никогда больше не будет решать за нее. А Моа решила выжить во что бы то ни стало…
Она терпела долго, куда дольше, чем ей казалось возможным. Но грудь пылала, и Моа не выдержала – выдохнула остатки воздуха.
В глазах сразу потемнело, потом в этом сумраке показался какой-то силуэт. Турпан. Он подплыл ближе и подхватил Моа. Последние силы уже покинули ее, она даже перестала бояться смерти. Она понимала, что он опоздал. Зрение почти отказало ей. Что ж, она боролась, как могла, и все же проиграла…
И тут Моа почувствовала, как губы Турпана прижались к ее губам – и в легкие хлынул воздух! Он был разреженный, его было мало, но это был воздух. Турпан снял респиратор и подарил ей вдох, заставив хватку удушья чуть-чуть разжаться. Потом он отстранился. К Моа вернулось зрение, теперь она снова могла видеть Турпана. Прижав ее к себе, он устремился вверх. Моа прильнула к нему, как младенец к матери. Больше она ничего не боялась. Она полностью доверилась Турпану. Как хорошо… Она уже успела забыть это ощущение, когда он рядом и обо всем позаботится и в его руках ей ничто не угрожает…
Они вынырнули на поверхность, и Моа с жадностью принялась глотать благословенный воздух. Турпан снова надел маску и тоже пытался отдышаться. Он уверенно держался на воде, девушка цеплялась за него. Мокрые волосы облепили ей лицо, косметика расплылась, но Моа была жива.
Она не выдержала и расплакалась от облегчения, потом спохватилась:
– А где же Ваго?
Турпан огляделся по сторонам, однако вокруг был только океан.
– Его нет, Моа. Его нет.
Спустя некоторое время к ним подошли корабли Килатаса. Кто-то бросил за борт канаты, Турпана и Моа втащили на палубу латаной-перелатаной посудины, где их радушно встретила Чайка.
– Вы самые удачливые ребята, которых я имела несчастье встретить, – с улыбкой заявила она.
– Человек сам творец своей удачи, – ответил Турпан. Глаза его тоже улыбались. – Тебе никто этого не говорил?
Чайка рассмеялась. Тут принесли одеяла, Турпан и Моа завернулись в них и прошли на нос судна. За спиной у них остался Орокос, массивный и суровый, над ним, словно приговор судьбы, сгущались черные тучи. А впереди лежал горизонт и то, что скрывалось за ним.
Турпан обнял Моа за плечи, и она прижалась к нему.
– Знаешь что? – сказал он. – Кажется, я передумал. Пожалуй, я все-таки отправлюсь с тобой на поиски новой земли.
Моа была почти без сил от горя и усталости, но все же легонько стукнула его по плечу.
– Как будто у тебя был выбор!
Турпан улыбнулся и снова привлек ее к себе.
– Нет, наверное, выбора не было, – прошептал он.
Эпилог
ПРЕДДВЕРИЕ АДА
0. 0
Солнце вставало, и солнце садилось, а Ваго все плыл по воле подводных течений.
Голем мог бы плыть и по собственной воле, если бы захотел. Но он не хотел. Он свернулся в клубок, приняв позу зародыша, и завернулся в крылья, как в кокон. Он не шел ко дну, но и не всплывал на поверхность. Должно быть, какая-то особенность конструкции – заполненные газом полости в пневматической системе или эфир в аккумуляторах – не давала ему погрузиться еще глубже, обеспечивая какую-то небольшую плавучесть.
Ваго доверился слепому, могучему морю, и оно несло его туда, куда пожелает. Он парил в пустоте, где были лишь мрак и ледяной холод. Если он открывал глаза, то не чувствовал никакой разницы – вокруг была все та же непроглядная тьма. Если бы изредка его покой не нарушали хищные обитатели вод, Ваго мог бы и вовсе забыть о том, что в мире существует что-то, кроме него. Впрочем, хищников было мало. Их отпугивал эфир.
Здесь, в глубине, Ваго будто и не существовал вовсе. Спать он не хотел, в воздухе не нуждался. Во время нападения на Осевую Цитадель он поглотил столько призраков, что его аккумуляторы полностью зарядились. Энергии должно было хватить на долгое время, хотя на какое именно, он не знал. В черной бездне вод не существовало дня и ночи, в ней царило безвременье.
Иногда Ваго вспоминал о Турпане и Моа. Как там они? Утонули в море или выжили? И ждет ли их в самом деле другая земля за горизонтом или они плывут в никуда? Может быть, они теперь счастливы. Может быть, мертвы. Он не знал. Он просто плыл в черной пустоте, и она представлялась ему преддверием ада: местом забвения, местом, где нет ничего определенного, верного. Ему здесь нравилось.
Он размышлял об Орокосе, городе, который покинул. Должно быть, теперь его не узнать. Последняя гастроль Шторма-вора наверняка была чудовищно разрушительной. Какой он теперь, Орокос, и существует ли вообще? Ваго понимал, что ему не дано это узнать. Если только течения Мирового океана не принесут его однажды обратно.
И порой он думал о себе, о своей жизни и о том, что он с ней сделал. Здесь, в глубине, прошлые преступления и чувство вины стали всего лишь словами. Кто он, Ваго? Убийца? Но можно ли его по-прежнему считать тем же человеком, который совершил все эти злодеяния? Ведь память о той жизни ему стерли, а освобожденный от прошлого разум поместили в новое тело… И сможет ли он когда-нибудь искупить свою вину, если все же виноват? И возможно ли искупление?
Ваго не знал ответа на эти вопросы.
Дарует ли ему море прощение? Смоет ли его грехи?
Он не знал.
Ваго доверился морю и ждал, куда оно его принесет. Возможно, однажды его прибьет к подножию континента. Возможно, никаких континентов не существует и он снова окажется в Орокосе. Возможно, он будет дрейфовать, пока не закончится энергия и пустота не поглотит его.
В конце концов, все зависит от случая. Но одно, самое главное, Ваго знал наверняка.
ВОЗМОЖНО ВСЕ.
