Дживс и Вустер (№14) - Шалости аристократов

Проходя по лужайке, я встретил самую красивую, самую ослепительную девушку во всём мире. Таких, как она, нет и никогда не было. Берти, ты веришь в любовь с первого взгляда? Ты ведь веришь в любовь с первого взгляда, старина? Как только я её увидел, меня потянуло к ней, как магнитом. Я позабыл обо всём на свете. Её зовут мисс Брейтуэйт, Берти, Дафна Брейтуэйт. Как только наши глаза встретились, я понял, что горько ошибался, принимая простую увлечённость Гонорией за истинную любовь. Берти, ты ведь веришь в любовь с первого взгляда? Дафна такая замечательная, такая добрая. Нежная богиня…

В этот момент я ушёл, оставив придурка в одиночестве.

* * *

Через два дня я получил письмо от Дживза.

«…Погода, — заканчивалось оно, — стоит прекрасная. Я купаюсь каждый день.» Я рассмеялся утробным или, если хотите, замогильным смехом и спустился в холл. Гонория назначила мне свидание в гостиной. Она собиралась почитать мне Рёскина.

ГЛАВА 7. Познакомьтесь с Клодом и Юстасом

Бомба разорвалась ровно в один час сорок пять минут (время летнее). В этот момент Спенсер, дворецкий тёти Агаты, стоял передо мной с блюдом картофеля, и, потрясённый до глубины души, я ложкой отправил шесть хрустящих, обжаренных картофелин в полёт к буфету. Да, такой шок я испытал впервые в жизни.

К тому же не забудьте, что я находился в ослабленном состоянии. Я был помолвлен с Гонорией Глоссоп около двух недель, и ни одного дня не проходило, чтобы она не пыталась из меня что-нибудь «вылепить», как сказала бы моя тётя Агата. Я начитался серьёзной литературы до одури и до боли в глазах; прошагал не один десяток миль по картинным галереям и побывал на таком количестве концертов классической музыки, что сбился со счёта. Короче, я действительно был не в том состоянии, чтобы испытывать душевные потрясения, в особенности такие, как это. Гонория затащила меня на ленч к тёте Агате, и я сидел за столом, спрашивая у самого себя: «Благая смерть, когда же ты придёшь?» — когда моя нарёченная взорвала подо мной бомбу.

— Берти, — внезапно спросила она, словно вспомнив нечто очень важное, — как зовут твоего слугу, я имею в виду, камердинера?

— А? Дживз.

— Мне кажется, он плохо на тебя влияет — решительно произнесла Гонория. — Когда мы поженимся, тебе придётся его уволить.

Именно в этот момент я дёрнул ложкой и запустил шестью хрустящими и обжаренными картофелинами в буфет, а Спенсер тут же погнался за ними, как собака за палкой.

— Уволить Дживза? — прохрипел я.

— Да. Он мне не нравится.

— Мне он тоже не нравится, — заявила тётя Агата.

— Но это невозможно. Я имею в виду, я и дня без него не проживу.

— Придётся, — приказала Гонория. — Он мне совсем не нравится.

— Мне он тоже совсем не нравится, — сказала тётя Агата. — И никогда не нравился.

Кошмар какой-то, что? Я всегда считал, что женитьба — дело гиблое, но никогда не думал, что она требует от парня таких страшных жертв. Я был не в силах вымолвить ни слова.

После ленча, насколько я помнил, мне надлежало поймать кэб и отправиться с Гонорией за покупками на Риджент-стрит; но когда она встала из-за стола и взяла сумочку, тётя Агата не позволила ей прихватить заодно и меня.

— Беги по своим делам, дорогая, — нежно произнесла она. — Я хочу сказать Берти пару слов.

Когда Гонория ушла, тётя Агата села со мной рядом.

— Берти, — немного помолчав, начала говорить она, — дорогая Гонория этого не знает, но заключение вашего брака может быть связано с определёнными трудностями.

— Да ну! Правда? — спросил я с надеждой в голосе.

— О, ничего серьёзного, не беспокойся. Пустые, хоть и не очень приятные формальности. Сэру Родерику неймётся.

— Он считает, что мы с Гонорией не пара? Хочет меня отшить? Ну, может, он и прав.

— Прошу тебя, не неси ахинеи, Берти. Всё не так страшно, как ты думаешь. Но профессия сэра Родерика, к сожалению, заставляет его быть чрезмерно осторожным.

По правде говоря, до меня не дошло, о чем она говорит.

— Чрезмерно осторожным?

— Да. Ничего не поделаешь: невропатолог с такой обширной практикой поневоле относится ко всем людям подозрительно.

Теперь я понял, на что она намекала. Сэра Родерика Глоссопа, отца Гонории, все называют невропатологом, хотя каждому известно, что он не кто иной, как поставщик дурдома. Я имею в виду, что если, к примеру, ваш дядя герцог вдруг начинает втыкать себе в волосы соломинки для коктейля, вы первым делом приглашаете старикана Глоссопа. Он вас навещает, осматривает герцога со всех сторон, долго рассуждает о переутомлении нервной системы, а затем рекомендует полный отдых, уединение и всё такое прочее. Почти все знатные семьи страны время от времени пользуются его услугами (я хочу сказать, ему постоянно приходится сидеть у кого-нибудь на голове, пока ближайшие и дражайшие больного звонят в психушку и вызывают санитаров со смирительной рубашкой), и мне кажется, в его положении нетрудно было стать самым настоящим психоманом и начать относиться подозрительно ко всем без исключения.

— Ты имеешь в виду, он считает меня психом, а сумасшедший зять его не устраивает? — спросил я.

Моя сообразительность почему-то ужасно разозлила тётю Агату.

— Естественно, он так не думает. Я ведь сказала тебе, сэр Родерик чрезмерно осторожен и поэтому хочет убедиться, что ты абсолютно нормален. — Тут она умолкла, потому что Спенсер принёс кофе. Когда он ушёл, тётя Агата продолжила прерванную мысль. — Сэр Родерик слышал нелепую историю о том, что, находясь в Диттеридже, ты столкнул его сына с моста в воду. Невероятно! Даже ты не так глуп, чтобы выкинуть подобный фокус.

— Ну, видишь ли, я случайно к нему прислонился, и он плюхнулся в озеро.

— Освальд совершенно определённо заявил, что ты толкнул его намеренно. Это встревожило сэра Родерика и, к несчастью, заставило его навести справки о нашей семье. Естественно, он теперь знает о твоём бедном дяде Генри.

Она многозначительно на меня посмотрела, а я опустил голову и сделал глоток кофе. Мы начали рыться в семейном белье и выволокли на свет грязную простыню. Дело в том, что покойный дядя Генри был, если можно так выразиться, пятном на нашей репутации. Человек прекрасный во всех отношениях, он очень хорошо ко мне относился, щедро снабжая меня и деньгами, и советами, пока я учился в школе, но, не стану скрывать, его поведение иногда казалось несколько странным, например, когда он начал разводить в своей спальне кроликов. Думаю, какой-нибудь придира запросто мог посчитать его более или менее свихнувшимся. По правде говоря, он умер в окружении кроликов, до последней минуты радуясь жизни в какой-то частной клинике.

— Конечно, всё это глупости, — продолжала тётя Агата. — Унаследовать эксцентричность — и не более того — бедного Генри могли разве что Клод с Юстасом, а я в жизни своей не видела более смышлёных детей.

Клод и Юстас были близнецами, поступившими в школу, когда я её заканчивал. Вспоминая их проделки, я подумал, что слово «смышлёные» как нельзя больше им подходило: в первом классе они попадали из одной переделки в другую.

— Только посмотри, как прекрасно они зарекомендовали себя в Оксфорде. Не далее как вчера твоя тётя Эмилия получила письмо от Клода, где он пишет, что вскоре их примут в очень престижный клуб колледжа, который называется «Искатели».

— «Искатели»? Помнится, когда я учился в Оксфорде, такого клуба не существовало. Что они ищут?

— О6 этом Клод не написал. Должно быть, истину или знания. Наверное, в этот клуб нелегко попасть, потому что Клод говорит, что лорд Рэйнсби, сын эрла Датчета, тоже является одним из соискателей. Однако мы отвлеклись, а речь шла о том, что сэр Родерик желает побеседовать с тобой наедине в спокойной обстановке. Учти, Берти, я полагаюсь если не на твой разум, то по крайней мере на твой здравый смысл. Не хихикай, не смотри на него своим идиотским взглядом, не зевай, не ёрзай и помни, что он президент лиги «Против азартных игр», так что не обсуждай с ним скачки. Он придёт к тебе на ленч завтра в час тридцать. Пожалуйста, не забудь, что он не пьёт крепких напитков, отрицательно относится к курению и кушает самую простую пищу, так как у него больной желудок. Не предлагай ему кофе, потому что он считает этот напиток основой всех нервных заболеваний в мире.

— Я думаю, собачья галета и стакан воды пойдут ему на пользу, что? — сказал я.

— Берти!

— Ох, ну хорошо. Я пошутил.

— Идиотские высказывания подобного рода мгновенно подтвердят худшие опасения сэра Родерика. Пожалуйста, попытайся не паясничать, когда будешь находиться в его обществе. Он человек серьёзный. Ты уже уходишь? Будь любезен, не забудь того, что я тебе сказала. Я полагаюсь на тебя, Берти, и если ты меня подведёшь, пеняй на себя.

— Да, да, конечно.

И я пошёл домой, стараясь не думать о предстоящей мне пытке.

* * *

На следующее утро я встал поздно и, позавтракав, сразу отправился прогуляться. Мне казалось, я должен сделать всё, чтобы в мозгу у меня прояснилось, а свежий воздух обычно рассеивает туман, который, как правило, поутру клубится в моей голове. Я шёл не спеша и добрался до Гайд-парка, когда какой-то придурок хлопнул меня по спине между лопатками. Обернувшись, я увидел малыша Юстаса, моего кузена. Он и ещё два парня держались под руки, причём левым крайним был мой кузен Клод, а посередине стоял розовощёкий незнакомец со светлыми волосами и виноватым выражением на лице.

— Берти, старичок! — дружелюбно воскликнул малыш Юстас.

— Привет! — сказал я без всякого энтузиазма в голосе.

— Это надо же! Кто б мог подумать, что мы встретим в Лондоне единственного человека, который поможет нам достойно провести время! Кстати, ты не знаком с Пёсьей Мордой? Пёсья Морда, это мой кузен Берти. Лорд Рэйнсби

— мистер Вустер. Мы только что от тебя, Берти. К несчастью, ты уже смылся, но старина Дживз принял нас лучше некуда. Этот малый сокровище, Берти. Держись за него обеими руками.

— Что вы делаете в Лондоне? — спросил я.

— О, развлекаемся потихоньку. Приехали всего на день. На три десять отчаливаем обратно. А сейчас, Берти, поговорим о ленче, которым ты так любезно согласился нас угостить. Куда пойдём? «Ритц»? «Савой»? «Карлтон»? Если ты вхож в «Киро» или «Посольство», нас это тоже устраивает.

— Я не могу пригласить вас на ленч. У меня деловое свидание. И, прах побери, я опоздал! — воскликнул я, глядя на часы и останавливая проходящее мимо такси. — Приношу свои извинения.

— В таком случае будь мужчиной и одолжи нам пятёрку, — заявил малыш Юстас.

У меня не было времени спорить. Я отстегнул им пятёрку и вскочил в машину. Ровно без двадцати два я ворвался в гостиную, но, к счастью, сэра Родерика в ней не оказалось.

Дживз, по своему обыкновению, вплыл в комнату.

— Сэр Родерик ещё не пришёл, сэр.

— Слава богу! — воскликнул я. — А я думал, он тут буйствует.

По собственному опыту я знал, что чем меньше ты хочешь кого-то видеть, тем пунктуальнее этот кто-то приходит на свидание. Сидя в такси, я представил себе, как старикан бродит взад-вперёд по моему ковру, бормоча: «Он нейдёт» — и распаляясь всё больше и больше.

— Надеюсь, вы останетесь довольны ленчем, сэр.

— Что ты собираешься подать на стол?

— Холодное consomme, телячьи отбивные и салат, сэр. А также лимонный сок с содовой и льдом.

— Что ж, надеюсь, желудок сэра Родерика не пострадает. Только не вздумай увлечься и принести кофе.

— Ни в коем случае, сэр.

— И не стой с идиотским выражением на лице, потому что ты оглянуться не успеешь, как загремишь в психушку.

— Слушаюсь, сэр.

В дверь позвонили.

— Начали! — сказал я. — Не подкачай, Дживз!

ГЛАВА 8. Сэр Родерик приходит на ленч

Я конечно, уже встречался с сэром Родериком, но только в компании Гонории, а рядом с Гонорией любой человек выглядит жалким замухрышкой. До этого момента я даже не подозревал, какой устрашающей внешностью обладает старикан. Вместо бровей у него росли кусты, придававшие свирепость его пронзительному взгляду, который трудно было переварить на голодный желудок. Сэр Родерик был высок, широкоплеч и являлся обладателем огромной лысой головы, напоминавшей своими размерами и формой купол собора Святого Павла. Должно быть, он носил девятый размер шляпы, никак не меньше. Кстати, это доказывает, как глупо развивать свои мозги.

— Здравствуйте! Здравствуйте! Здравствуйте! — жизнерадостно выкрикнул я, стараясь выглядеть радушным хозяином, и тут же подумал, что говорю именно то, против чего предостерегала меня тётя Агата. Чертовски трудно начать разговор в подобных случаях. Если ты живёшь в лондонской квартире, это связывает тебя по рукам и ногам. Я имею в виду, если б я был молодым сквайром, принимавшим гостя в своём поместье, мне ничего не стоило бы сказать: «Приветствую вас в Сластеншир-холле» — или что-нибудь в этом роде. Сравните, как глупо прозвучало бы, если бы я вдруг заявил: «Приветствую вас в квартире номер 7а дома Крайтон Мэншнз, на улице Беркли, В».

— Боюсь, я немного опоздал, — произнёс старикан, как только мы уселись за стол. — Меня задержал лорд Алястер Хантерфорд, сын герцога Рамфурлина. Он сообщил мне, что у его милости вновь появились симптомы болезни, вызывающей беспокойство всей семьи. Я не мог оставить лорда Алястера, не поговорив с ним, и поэтому не сумел прийти вовремя. Надеюсь, это не причинило вам неудобств?

— О, нет, нет, никоим образом. Значит, у герцога поехала крыша, что?

— Я бы не стал употреблять данное выражение, тем более памятуя, что речь идёт о представителе одного из благороднейших родов Англии, но у меня не вызывает сомнений, что мозг герцога несколько перевозбудился. — Он попытался вздохнуть, хотя рот у него был набит телячьей котлетой. — Моя профессия отнимает у меня массу душевных сил.

— Ещё бы!

— Иногда я ужасаюсь, глядя на то, что творится вокруг. — Внезапно он умолк и замер, не донеся вилки до рта. — Вы держите кошку, мистер Вустер?

— А? Что? Кошку? Нет, не держу.

— Я мог бы поклясться, что либо в комнате, либо где-то поблизости только что мяукнула кошка.

— Может, такси или ещё что-нибудь на улице.

— Простите?

— Я имею в виду, такси пищат, знаете ли. Очень похоже на кошку.

— Никогда не сравнивал, — довольно холодно произнёс старикан.

— Не хотите ли немного лимонного сока с содовой? — спросил я, стараясь поменять тему разговора, принявшего нежелательный оборот.

— Благодарю вас. Полбокала, если можно.

Тошнотворный напиток, казалось, подбодрил его и вновь настроил на. дружеский лад.

— Терпеть не могу кошек. Да, о чём же я… Ну, конечно. Так вот, иногда я ужасаюсь, глядя на то, что творится вокруг. Я имею в виду не те случаи, которые требуют моего профессионального вмешательства, хотя, безусловно, они тоже участились. В данный момент я говорю о том, что мне приходится наблюдать каждый день в Лондоне. С каждой минутой я всё больше и больше убеждаюсь, что все люди на свете — душевнобольные. Например, не далее как сегодня утром я ехал из своего клуба домой, а так как погода стояла прекрасная, я велел шофёру откинуть верх машины и уселся поудобнее, наслаждаясь весенним солнышком, когда мы остановились посередине улицы, попав в так называемую «пробку», неизбежную в перегруженном транспортом Лондоне.

Должно быть, какое-то время я его не слушал, потому что когда он остановился передохнуть и сделать очередной глоток лимонного сока, у меня почему-то возникло смутное ощущение, что он прочёл мне какую-то лекцию.

— Браво, браво! — воскликнул я.

— Простите?

— Нет, нет. Вы говорили…

— Машины, следующие в противоположном направлении, тоже остановились, но почти сразу же продолжили путь, и в это время произошло нечто необычайное. С моей головы внезапно сорвали шляпу! А когда я обернулся, то увидел, что ею радостно машут мне из окна такси, исчезающего за углом!

Я удержался от смеха, но сами понимаете, чего мне это стоило. По крайней мере я отчётливо услышал, как мои рёбра заходили ходуном.

— Должно быть, кто-то решил над вами подшутить, что? — спросил я.

Моё предположение, казалось, не понравилось старикану.

— Надеюсь, — сказал он, — меня нельзя обвинить в отсутствии чувства юмора, но должен признаться, я не вижу ничего смешного в этом возмутительном поступке. Безобразие! Такое мог совершить только душевнобольной! Герцог Рамфурлин, о котором я упоминал, — только учтите, это строго конфиденциально, — вообразил, что он канарейка, и приступ, взволновавший лорда Алястера, случился с ним по той причине, что нерадивый лакей забыл принести ему утром кусок сахара. Очень часты случаи, когда мужчины подкарауливают женщин, чтобы отрезать прядь их волос. Смею предположить, что примерно такой же манией обладал человек, похитивший мою шляпу. Могу лишь надеяться, что над ним вовремя установят наблюдение, не то он… Мистер Вустер, здесь есть кошка! Это не на улице! Мяуканье доносится из соседней комнаты!

Должен признаться, на этот раз я тоже отчётливо услышал мяуканье. Я нажал на кнопку звонка, и Дживз тут же вплыл в комнату и остановился в почтительной позе.

— Сэр?

— Послушай, Дживз! — воскликнул я. — Кошки! Что ты на это скажешь? В квартире есть кошки?

— Только три, сэр. В вашей спальне.

— Что?!

— Кошки в спальне, — услышал я трагический шёпот сэра Родерика. Глаза старикана пронзили меня насквозь.

— В каком это смысле только три?

— Чёрное, серое и рыжее животные, сэр.

— О чём ты… — Обогнув стол со скоростью курьерского поезда, я бросился к двери. К несчастью, сэр Родерик кинулся в том же направлении, и мы столкнулись со страшной силой, одновременно вылетев в прихожую. Старикан ловко вышел из клинча и схватил с вешалки зонтик.

— Не подходите! — завопил он, размахивая зонтиком над головой. — Не подходите, сэр! Я вооружён!

— Ради бога, простите, — сказал я. — Решил проверить, в чём дело, и совершенно случайно с вами столкнулся. Виноват.

Он опустил зонтик и, казалось, несколько успокоился, но в эту минуту в спальне начался концерт. У меня создалось такое впечатление, что все лондонские коты, поддерживаемые собратьями из окрестностей, решили выяснить между собой отношения раз и навсегда. Нечто вроде расширенного состава симфонического оркестра.

— Это невыносимо! — вскричал сэр Родерик. — Я сам себя не слышу!

— Мне кажется, сэр, — почтительно произнёс Дживз, — что животные пришли в некоторое возбуждение, обнаружив под кроватью мистера Вустера свежую рыбу.

Старикан покачнулся.

— Рыбу? Я правильно расслышал?

— Сэр?

— Вы сказали, под кроватью мистера Вустера лежит свежая рыба?

— Да, сэр.

Сэр Родерик застонал и потянулся за своей тростью.

— Разве вы уже уходите? — спросил я.

— Да, мистер Вустер, ухожу. Я предпочитаю проводить свой досуг в менее эксцентричном обществе.

— Но послушайте! Подождите, я пойду с вами! Произошло нелепое недоразумение! Я уверен, всё уладится! Дживз, мою шляпу.

Расторопный малый мгновенно повиновался, и я напялил шляпу себе на голову.

— Боже всемогущий!

Такого шока я давно не испытывал. Я просто утонул, если можно так выразиться. Когда я взял шляпу в руки, она сразу показалась мне несколько просторной, а как только я её надел, у меня возникло такое ощущение, что на мне шлем с забралом.

— Что такое? Это не моя шляпа.

— Это моя шляпа, — сказал сэр Родерик ледяным тоном. Давно так со мной никто не разговаривал. — Та самая шляпа, которую у меня украли сегодня утром, когда я ехал в машине.

— Но…

Быть может, Наполеон или ещё кто-нибудь запросто выкрутились бы из создавшегося положения, но у меня пороху не хватило. Я стоял с идиотским выражением на лице и отвисшей нижней челюстью, в то время как старикан забрал у меня свою шляпу и повернулся к Дживзу.

— Я прошу вас, мой милый, — сказал он, — проводить меня до машины. Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов.

— Слушаюсь, сэр.

По правде говоря, я был сыт по горло. Я имею в виду, коты в спальне — это уж слишком, что? Я понятия не имел, как они умудрились туда попасть, но я не собирался позволить устраивать им в моей квартире пикник. Я распахнул дверь настежь, увидел посередине комнаты клубок переплетённых тел, а затем мимо меня промчались и выскочили на лестничную площадку сто пятнадцать кошек всевозможных расцветок, оставив после себя на ковре огромный рыбий скелет, укоризненно на меня смотревший, словно он требовал извинений в письменном виде за то, что с ним произошло.

В выражении рыбьих глаз было нечто жуткое, и у меня мурашки побежали по коже. Я осторожно закрыл дверь, попятился, и неожиданно на кого-то наткнулся.

— Ох, простите, — сказал он.

Резко повернувшись, я увидел того самого розовощёкого парня, лорда Такого-то, который приехал в Лондон вместе с Юстасом и Клодом.

— Послушайте, — виновато произнёс он, — ради бога, извините за беспокойство, но это не мои коты только что промчались по лестнице? Они были очень похожи на моих котов.

— Они выскочили из моей спальни.

— Значит, это были мои коты! — печально объявил он. — Проклятье!

— Вы оставили своих котов в моей спальне?

— Это сделал ваш камердинер, как его… Он очень благородно предложил подержать их там до отхода моего поезда. А сейчас они удрали! Ну да ладно, теперь уже ничего не поделаешь. По крайней мере я заберу шляпу и рыбу.

Этот парень нравился мне всё меньше и меньше.

— Рыбу тоже вы мне подсунули?

— Нет, Юстас. А шляпа принадлежит Клоду.

Окончательно лишившись сил, я опустился на стул и спросил:

— Послушайте, вы не могли бы объяснить, в чём тут дело?

Парень изумлённо на меня уставился.

— Как, неужели вы не знаете? Вот это да! — Он покраснел до корней волос.

— Но если вы ничего не знаете, неудивительно, что эта история показалась вам чудной.

— Чудной — не то слово.

— Мы это сделали для «Искателей», знаете ли.

— Искателей?

— Так называется клуб в Оксфорде, знаете ли, куда ваши кузены и я очень хотим попасть. Чтобы тебя приняли, надо что-нибудь слямзить, знаете ли. Какой-нибудь, знаете ли, сувенир. Полицейский шлем, знаете ли, или дверной молоток, или что-нибудь ещё, знаете ли. Когда члены клуба собираются на ежегодный праздничный обед, стены комнаты украшаются трофеями, и все произносят речи, ну, и всё такое. Здорово получается! Ну вот, мы хотели свистнуть что-нибудь особенное, стильное, если вы понимаете, о чём я говорю, поэтому приехали в Лондон, рассчитывая заполучить что-нибудь необычное. И с самого начала нам удивительно подвезло! Вашему кузену Клоду удалось стянуть с головы одного деятеля в автомобиле очень даже приличную шляпу, а ваш кузен Юстас незаметно свистнул свежего лосося в «Харродзе», а мне посчастливилось умыкнуть трёх котов всего за один час. Должен вам сказать, мы воспряли духом дальше некуда. А затем возник вопрос, куда всё это подевать до отхода поезда. Уж больно подозрительно, знаете ли, бродить по Лондону с рыбой и кучей котов. Потом Юстас вспомнил о вас, и мы приехали к вам в кэбе. Вы ушли погулять, но ваш камердинер сказал, что вы не будете возражать. А когда мы вас встретили, вы торопились, и нам ничего не удалось вам объяснить. Ну ладно, я возьму шляпу, если вы не возражаете.

— Её здесь нет.

— Нет?

— Старикан, у которого вы её стянули, был тем самым человеком, которого я пригласил на ленч. Он забрал свою шляпу.

— Это надо же! Бедняга Клод будет вне себя. А как насчёт лосося?

— Хотите полюбоваться на останки?

Увидев скелет, он огорчённо вздохнул.

— Вряд ли комитет согласится зачислить нас в клуб на основании такого трофея. От рыбы почти ничего не осталось, да?

— Её съели коты.

Он глубоко вздохнул.

— Ни котов, ни рыбы, ни шляпы. Зря старались. Вот невезуха! И кроме того

— мне, конечно, жутко неудобно вас беспокоить, — но не могли бы вы одолжить мне десятку?

— Десятку? Зачем?

— Видите ли, дело в том, что мне необходимо заплатить штраф за Клода и Юстаса. Их арестовали.

— Арестовали?!

— Да. На радостях, что им так легко удалось добыть шляпу и лосося, да ещё после шикарного ленча, они немного переусердствовали и попытались умыкнуть грузовик. Глупо, конечно, потому что всё равно им не удалось бы пригнать его в Оксфорд и предъявить комитету. Но мне не удалось их отговорить, и когда водитель поднял шум, завязалась драка, так что сейчас Клод и Юстас дожидаются в полицейском участке на Вайн-стрит, пока я не уплачу за них штраф. Поэтому, если вас не затруднит… ох, большое спасибо, очень любезно с вашей стороны. Не мог же я бросить их в беде, да? Я имею в виду, они ребята что надо, знаете ли. У нас в университете их очень любят. Они пользуются большой популярностью.

— Неудивительно! — сказал я.

* * *

Когда Дживз вернулся, я его поджидал, чтобы сказать ему пару тёплых слов.

— Ну? — спросил я.

— Сэр Родерик задал мне несколько вопросов, сэр, касательно ваших привычек и образа жизни, на которые я ответил со всевозможной осторожностью.

— Я не об этом тебя спрашиваю. Мне хотелось бы знать, почему ты с самого начала не соизволил объяснить ему, в чём дело. Одно твоё слово, и всё было бы в порядке.

— Да, сэр.

— А сейчас он ушёл, твёрдо убеждённый в том, что я псих.

— Вспоминая нашу беседу, сэр, я не удивлюсь, если подобная мысль пришла ему в голову.

Я только собрался его отчитать, как зазвонил телефон. Дживз снял трубку.

— Нет, мадам. Мистера Вустера нет дома. Нет, мадам, я не знаю, когда он вернётся. Да, мадам, я передам ему вашу просьбу. — Он повесил трубку. — Миссис Грегсон, сэр.

Тётя Агата! Так я и думал. После неудавшегося ленча с сэром Родериком её тень всё время маячила перед моими глазами, если так можно выразиться.

— Она уже знает?

— Насколько я понял, сэр Родерик звонил ей по телефону, сэр, и…

— Свадебная церемония отменяется, что?

Дживз кашлянул.

— Похоже на то, сэр. Миссис Грегсон не почтила меня своим доверием, но она сильно возбуждена…

Чудно, но меня до такой степени достали старикан, кошки, рыба, розовощёкий лорд и всё остальное, что я только сейчас сообразил, как мне подфартило. Клянусь своими поджилками, у меня словно гора с плеч свалилась. Я чуть было не закричал от восторга!

— Дживз! — воскликнул я. — Не сомневаюсь, это ты всё подстроил!

— Сэр?

— Я имею в виду, ты с самого начала держал ситуацию под контролем.

— Видите ли, сэр, Спенсер, дворецкий миссис Грегсон, который случайно подслушал, о чём вы беседовали за ленчем у неё в доме, передал мне ваш разговор, и должен признаться — простите мне эту вольность, — я надеялся, что какие-нибудь обстоятельства помешают вам вступить в законный брак. Сомневаюсь, что молодая леди была бы вам парой, сэр.

— И она выкинула бы тебя за дверь через пять минут после свадьбы.

— Да, сэр. Спенсер сообщил мне, что мисс Глоссоп высказывала подобное намерение. Миссис Грегсон желает, чтобы вы немедленно позвонили ей, сэр.

— Вот как? Что ты мне посоветуешь, Дживз?

— Мне кажется, вам следует отправиться в путешествие, сэр. Заграничные впечатления доставят вам удовольствие.

Я покачал головой.

— Она ко мне приедет.

— Вряд ли, сэр, если вы уедете достаточно далеко. Комфортабельные лайнеры уходят в Нью-Йорк каждую среду и субботу.

— Дживз, — сказал я. — Ты, как всегда, прав. Закажи билеты.

ГЛАВА 9. Рекомендательное письмо

Знаете, чем больше я живу на свете, тем сильнее убеждаюсь, что половина неприятностей в мире происходит оттого, что одни типы легкомысленно пишут рекомендательные письма другим типам, которые вручают их третьим типам. Это одна из причин, по которым можно пожалеть, что мы не живём в каменном веке. Я, как вы понимаете, имею в виду, что если б в те времена один тип захотел написать рекомендательное письмо другому типу, ему пришлось бы провести месяц, а то и больше, высекая его на булыжнике, и я не сомневаюсь, что тот, другой тип пронёс бы булыжник не более мили, а потом плюнул бы на все рекомендации и бросил бы его посередине дороги. Но в наши дни рекомендательные письма пишет каждый, кому не лень, а в результате страдают безобидные парни вроде меня.

Заметьте, всё, что я говорил выше, испытано мной на собственном опыте. Я не стану кривить душой и честно признаюсь, что перво-наперво, так сказать, когда Дживз сообщил мне — это произошло недели через три после моего прибытия в Америку, — что какой-то придурок по имени Бассингтон-Бассингтон явился ко мне с рекомендательным письмом от тёти Агаты… о чем это я? Ах, да… Я честно признаюсь, что перво-наперво я воспрял духом. Видите ли, после довольно неприятных событий, заставивших меня покинуть Англию, я никак не ожидал получить от тёти Агаты весточку, потому что она не могла написать мне ничего, что прошло бы цензуру. И для меня явилось довольно приятной неожиданностью прочитать её довольно любезное послание. Возможно, несколько холодное, но в общем достаточно вежливое. Я стал думать о будущем с надеждой. Она протягивала мне оливковую ветвь, знаете ли. Или цветок апельсина? Я всегда их путаю. Короче, я имею в виду, раз тётя Агата написала мне пристойное письмо, значит, она сделала первый шаг к примирению.

А я хотел мира всей душой, и чем скорее, тем лучше. Поймите меня правильно, я слова худого не скажу о Нью-Йорке. Мне он даже понравился, и я неплохо проводил здесь время. Но факт остаётся фактом: парень, всю жизнь проживший в Лондоне, начинает тосковать по дому на чужбине, и я мечтал очутиться в своей старой, доброй квартире на Беркли-стрит, а такая возможность могла представиться мне только в том случае, если бы тётя Агата угомонилась и простила бы мне историю с Глоссопами. Лондон, конечно, большой город, но поверьте мне на слово, он недостаточно велик, чтобы жить в нём вместе с тётей Агатой, если она имеет на тебя зуб.