- Она украла моё жемчужное ожерелье! Я в этом убеждена!
      Специалист по бакенбардам немедленно разразился новой речью, но к этому времени тётя Агата превратилась в кавалерственную даму и произнесла голосом, приготовленным для особых случаев:
      - Я вам в сотый раз повторяю, мой милый:
      - Прости, что я тебя перебиваю, и всё такое, - сказал я, - но ты случайно не этих красотулечек ищешь? - Я вытащил ожерелье из кармана. - Похоже на жемчуг, что?
      Я не знаю, был ли я когда-нибудь в жизни так счастлив, как в эту минуту. Об этом событии я стану рассказывать моим внукам, если они у меня когда-нибудь появятся, в чём, если задуматься, я сильно сомневаюсь. Тётя Агата, казалось, сморщилась прямо на глазах, совсем как воздушный шар, из которого выпустили газ.
      - Где: где: где: - забормотала она.
      - Я забрал ожерелье у твоей лучшей подруги, мисс Хемингуэй.
      Даже сейчас до неё не сразу дошло, о чём я говорю.
      - У мисс Хемингуэй? У мисс Хемингуэй! Но: но как к ней попало моё ожерелье?
      - Как? - переспросил я. - Да очень просто. Она его украла. Стырила. Свистнула. Она так зарабатывает на жизнь, прах её побери! Втирается в доверие к людям, проживающим в отеле, и тащит их драгоценности почём зря! Не знаю, какое у неё прозвище, но её братец широко известен в уголовном мире под кличкой Сентиментальный Сид.
      - Мисс Хемингуэй - воровка! Я: я: - Она умолкла и нерешительно на меня посмотрела. - Но, Берти, дорогой, как тебе удалось забрать у неё ожерелье?
      - Не всё ли тебе равно? Если хочешь знать, я воспользовался одним из своих методов.
      Я призвал на помощь всю свою мужскую отвагу и выдал ей, как полагается.
      - Разрази меня гром, тётя Агата! - сурово произнёс я. - Должен тебе сказать, по-моему, ты поступила крайне неосторожно. В каждом номере висит объявление, что ценности следует сдавать менеджеру для хранения в сейфе, а ты не обратила на это никакого внимания. Первый попавшийся вор спокойно зашёл в твою комнату и стащил ожерелье, вот тебе результат. И вместо того, чтобы признать свою вину, ты сделала из менеджера, несчастного бедолаги, свиную отбивную. Ты была очень, очень несправедлива к несчастному бедолаге.
      - Да, да, - простонал несчастный бедолага.
      - А бедная девушка, что ты о ней скажешь? Посмотри-ка на бедняжку. Ты обвинила её в краже ценностей, не имея никаких доказательств. Я думаю, она запросто сможет подать в суд за: сама знаешь, за что, и стребовать с тебя кругленькую сумму.
      - Mais oui, mais oui, c`est trop fort! - вскричал бандит менеджер, поддакивая мне, как истинный друг. А горничная, должно быть, увидев просвет в тучах, подняла голову и вопросительно на меня посмотрела.
      - Я возмещу ей ущерб, - слабым голосом произнесла тётя Агата.
      - Вот именно, и советую тебе поторопиться. Дело у неё выгорит на все сто, и будь я на её месте, то согласился бы только на двадцать фунтов и ни на пенни меньше. Но больше всего я потрясён тем, как ты размазала несчастного бедолагу по стенке и подпортила репутацию его отеля:
      - Да, клянусь всеми проклятьями! - вскричало чудо в бакенбардах, - вы подпортила! Вы неосторожная старая женщина! Вы подпортила репутация моего отеля, так это или не было? Завтра вы покидаете моего отеля, клянусь Боже мой!
      И на этом он не успокоился, продолжая говорить о тёте Агате в смачных, сочных выражениях, радовавших мою душу. А затем он ушёл, прихватив с собой горничную, сжимавшую хрустящую десятку в руке, как в тисках. Я полагаю, ей пришлось поделиться с бандитом поровну. Вряд ли менеджер французского отеля позволил дармовым деньгам уплыть у него из-под носа.
      Я повернулся к тёте Агате, которая была похожа на усмирённую дрессировщиком львицу.
      - Мне бы не хотелось сыпать соль на твои раны, тётя Агата, - холодно сказал я, - но должен тебе напомнить, что девица, укравшая у тебя жемчужное ожерелье, это та самая девица, на которой ты настойчиво пыталась меня женить, не желая слушать никаких возражений. Великие небеса! Ты хоть понимаешь, что, повернись по-твоему, у нас мог бы родиться ребёнок, который стащил бы мои часы, пока я нянчил бы его на коленях? Как правило, я человек покладистый, но мне кажется, в следующий раз тебе не мешает как следует призадуматься, прежде чем вешать на мою шею всяких там особей женского пола.
      Я бросил на неё многозначительный взгляд, повернулся и ушёл.
      * * *
      - Всего десять часов, вечер прекрасен, и жизнь хороша, Дживз, - сказал я, заходя в свой старый, добрый номер.
      - Я рад за вас, сэр.
      - Если тебе пригодятся двадцать фунтов, Дживз:
      - Очень вам признателен, сэр.
      Наступило молчание. А затем: ну, может, и не стоило этого делать, но я решился. Сняв кушак, я протянул его Дживзу.
      - Вы желаете, чтобы я погладил его, сэр?
      Я бросил тоскливый взгляд на эту шикарную деталь моего туалета, которая была так дорога моему сердцу.
      - Нет, - сказал я. - Унеси его, отдай беднякам, мне он никогда больше не понадобится.
      - Благодарю вас, сэр, - сказал Дживз.
      ГЛАВА 5
      Оскорблённая гордость Вустеров
      Больше всего на свете я люблю спокойствие. Меня никак нельзя отнести к тем парням, которые места себе не находят, если с ними всё время что-нибудь не случается. И я никогда не скучаю. Мне всего-то и нужно, что хорошо поесть, иногда развлечься, слушая приличную музыку, и по возможности поболтать с друзьями о всякой всячине.
      Вот почему удар судьбы, который я получил, оказался для меня таким страшным ударом. Я хочу сказать, что вернулся из Ровиля в прекрасном настроении, рассчитывая пожить в своё удовольствие. Я не сомневался, что тёте Агате потребуется не меньше года, чтобы оправиться от истории с Хемингуэями, а кроме тёти Агаты никто меня не воспитывает. Мне казалось, если можно так выразиться, что над моей головой нет ни одной тучки.
      Мог ли я подумать: Ну, посудите сами, произошло следующее, и я хочу вас спросить, разве для вас это не было бы ударом?
      Раз в год Дживз берёт отпуск на пару недель и смывается к морю или ещё куда-нибудь, чтобы поддержать свою форму. Само собой, когда он уезжает, я всегда чувствую себя хуже некуда, но надо уметь смиряться, и я смирялся; к тому же надо отдать Дживзу должное: на время своего отсутствия он всегда подбирал себе достойную замену.
      Итак, подошло время его отпуска, и он находился на кухне, объясняя своему дублёру его обязанности. В этот момент мне потребовалась то ли марка, то ли ещё что-то, и я вышел в коридор, намереваясь спросить его, где что лежит. Старый дурень оставил дверь на кухню открытой, и я не сделал и двух шагов, как его голос ударил прямо по моим барабанным перепонкам:
      - Мистер Вустер, - говорил он парню, который должен был его замещать, очень приятный и дружелюбный молодой человек, но не слишком умный. Да, ума у него мало. Умственные способности мистера Вустера практически равны нулю.
      Ну, как вам это понравится, что?
      Строго говоря, знаете ли, мне следовало ворваться на кухню и как следует отчитать зарвавшегося малого. Но я сомневаюсь, что на свете найдётся человек, способный отчитать Дживза. Лично я даже пробовать не стал. Потребовав у него трость и шляпу таким тоном, чтобы он понял моё недовольство, я просто ушёл из дома. Но я не забыл его слов и чувствовал сами понимаете что. У нас, Вустеров, прекрасная память. Само собой, не на встречи, дни рождения и тому подобное, но оскорбления - а иначе случившееся не назовёшь - мы долго помним. Короче, настроение у меня было преотвратное.
      Оно не исправилось, когда я зашёл в устричный бар к Баку, чтобы пропустить рюмку-другую. В этот момент мне обязательно надо было себя подхлестнуть, потому что я шёл на ленч к тёте Агате. Жуткое испытание, можете мне поверить, хоть я и не сомневался, что после истории в Ровиле она особо не станет показывать свой характер. Я опрокинул первую рюмку и медленно потягивал вторую, постепенно начиная отходить, насколько это было возможно, когда за моей спиной раздался приглушённый голос и, обернувшись, я увидел Бинго Литтла, сидевшего за столиком в углу и уминавшего огромный бутерброд с сыром.
      - Привет, привет! - сказал я. - Тыщу лет тебя не видел. Куда ты запропастился?
      - Я живу за городом.
      - Что? - удивлённо спросил я. Нелюбовь Бинго к деревенской жизни ни для кого не была секретом. - А где именно?
      - В Диттеридже. Это такое местечко в Хэмпшире.
      - Нет, правда? У меня там знакомые. Ты когда-нибудь слышал о Глоссопах?
      - Вот это да! У них я и живу! - сказал малыш Бинго. - Обучаю наукам их сына.
      - Зачем? - спросил я. Мне трудно было представить Бинго в роли учителя. Вообще-то, конечно, он получил какую-то степень, закончив Оксфорд, и я полагаю, людей несведущих всегда может надуть.
      - Зачем? Затем, чтобы заработать! Стопроцентный верняк финишировал последним во втором забеге в Хэйдокском парке, - с определённой долей горечи сказал Бинго, - а я поставил на него своё ежемесячное содержание. У меня не хватило духу тряхануть старикана, поэтому я обратился к агентам в бюро, и они подыскали мне работу гувернёра. Я торчу в Диттеридже уже три недели.
      - Я не знал, что у Глоссопов есть сын.
      - Не надо! - сказал Бинго, задрожав с головы до ног.
      - Зато я хорошо знаком с их дочерью.
      Не успел я произнести этих слов, как с Бинго произошла разительная перемена. Глаза его выпучились, лицо покраснело, а адамово яблоко запрыгало, как резиновый мячик.
      - Ох, Берти! - сказал он каким-то придушенным голосом.
      Я встревоженно посмотрел на бедолагу. Я конечно, знал, что Бинго вечно в кого-то влюбляется, но мне казалось невозможным, что даже он будет таким ослом, что потеряет голову из-за Гонории Глоссоп. Лично для меня эта девица была не больше, не меньше, чем склянкой с ядом, одной из тех здоровых, шибко умных, энергичных, активных особ женского пола, которых так много развелось в наши дни. Она была выпускницей Гиртона, где не только набила свою черепушку разнообразными научными знаниями, но и занималась всевозможными видами спорта, накачав мускулы, которым позавидовал бы боксёр второго полусреднего веса. Когда я её видел, мне хотелось забраться в погреб, закрыть за собой дверь и не вылезать до тех пор, пока мне не сообщат, что поблизости ею даже не пахнет.
      - Я боготворю её, Берти! Я боготворю землю, по которой она ходит! продолжал говорить неизлечимо больной громким, проникновенным голосом. В устричную зашли Фред Томпсон с приятелями, парень за стойкой бара навострил уши. Но Бинго это не смутило. Он всегда напоминал мне героя музыкальной комедии, который собирает вокруг себя кого ни попадя и громогласно объявляет о своей любви.
      - А ты ей признался?
      - Я не смею. Но мы почти каждый вечер гуляем вдвоём в саду, и иногда мне кажется, что она как-то по-особенному на меня смотрит.
      - Как солдат на вошь.
      - Ничего подобного! Как нежная богиня!
      - Секундочку, старина, - сказал я. - Ты уверен, что мы говорим об одной и той же девушке? Лично я имею в виду Гонорию. Может, у неё есть младшая сестра или ещё кто-то, о ком я не слышал?
      - Её зовут Гонория, - благоговейно прошептал Бинго.
      - И она напоминает тебе нежную богиню?
      - Да.
      - Господи помилуй! - сказал я.
      - Она прекрасна, словно ночь, и я сдержать себя невмочь, она и тьмы и света дочь, глаза её блестят точь-в-точь, как звёзды, убегая прочь. Подай мне с сыром бутерброд, - обратился он к парню за стойкой бара.
      - Я вижу, ты набираешься сил.
      - Это мой ленч. Я должен встретить Освальда на станции Ватерлоо. Обратный поезд в час пятнадцать.
      - Освальда? Это твой воспитанник?
      - Да. Чума, каких мало.
      - Чума! Совсем забыл! Я ведь опоздаю на ленч к тёте Агате. Прости, старина, мне пора.
      После истории с пропажей жемчужного ожерелья я не видел тётю Агату, и хотя мне не улыбалось с ней общаться, в одном отношении я был спокоен, так как не сомневался, что у неё не хватит духу завести разговор о моей женитьбе. Я имею в виду, если женщина опростоволосилась, как тётя Агата в Ровиле, вполне естественно предположить, что она из элементарного чувства стыда укоротит свой язычок по меньшей мере на несколько месяцев.
      Но я никогда не пойму женщин. Я хочу сказать, их бесстыдства. Вы можете мне не поверить, но она взялась за старое, не успели подать рыбу. Даю вам честное слово, рыбу ещё не успели подать. Мы перекинулись парой слов о погоде, и она уселась на своего любимого конька, даже не покраснев.
      - Берти, я всё время думаю о том, что тебе просто необходимо жениться. Я безоговорочно признаю, что заблуждалась в отношении этой ужасной, лицемерной девицы в Ровиле, но сейчас ошибиться невозможно. Я нашла для тебя именно такую жену, которая тебе нужна, девушку, с которой я познакомилась по счастливой случайности. Можешь не сомневаться, она из прекрасной семьи и вне подозрений. К тому же она очень богата, хотя в твоём случае это не имеет значения. Самое главное, что девушка необычайно разумна, физически здорова, самостоятельна и прекрасно уравновесит твои недостатки, включая слабость твоего характера. Вы с ней уже знакомы, и хотя многое в тебе ей не нравится, она не может сказать, что ты ей неприятен. Я разговаривала с ней о тебе - естественно, со всей осторожностью - и уверена, что если ты начнёшь ухаживать:
      - Кто она? - Я должен был задать этот вопрос раньше, но когда она начала высказываться, я от неожиданности подавился куском булки и только сейчас успел отдышаться. - Кто она?
      - Дочь сэра Родерика Глоссопа, Гонория.
      - Нет, нет! - вскричал я, бледнея, хотя несколько секунд назад лицо моё было багровым от удушья.
      - Не глупи, Берти. Лучшей жены тебе не найти.
      - Да, но послушай:
      - Она вылепит из тебя человека.
      - Я не хочу, чтобы меня лепили.
      Тётя Агата бросила на меня взгляд, и я снова почувствовал себя маленьким мальчиком, который полез в шкаф за вареньем.
      - Берти! Я надеюсь, ты не собираешься меня ослушаться?
      - Да, но я хочу сказать:
      - Леди Глоссоп была так добра, что пригласила тебя погостить в Диттеридж-холле. Я сказала, что ты с радостью принимаешь приглашение и будешь там завтра утром.
      - Прости, но на завтра у меня назначена очень важная встреча.
      - С кем?
      - Э-э-э: гм-м-м:
      - Ничего у тебя не назначено. А если назначено, отменишь. Я буду крайне недовольна, Берти, если завтра ты не поедешь в Диттеридж-холл.
      - Ох, ну хорошо! - сдался я.
      Не прошло и нескольких минут после того, как я вышел от тёти Агаты, как боевой дух Вустеров полностью ко мне вернулся. Несмотря на то, что надо мной возникла вполне реальная угроза, я чувствовал себя, как бы это сказать, в приподнятом настроении. Меня припёрли к стенке; и чем сильнее приперли, думал я, тем шикарнее будет, когда я посажу Дживза в лужу, доказав, что сумел выкрутиться из полной безнадюги без его помощи. В другой ситуации я, конечно, посоветовался бы с ним и предоставил бы ему как-то уладить это дело, не сомневаясь, что всё будет в порядке; но после того, что он сказал обо мне на кухне, я скорее откусил бы себе язык, чем унизился бы перед ним. Поэтому, вернувшись домой, я обратился к малому с лёгкой небрежностью в голосе.
      - Дживз, - сказал я, - у меня небольшие неприятности.
      - Мне очень жаль, сэр.
      - Да, я попал в переделку. По правде говоря, я стою на краю пропасти и меня ждёт ужасная участь.
      - Если я могу быть вам полезен, сэр:
      - О, нет. Нет, Дживз. Большое спасибо, но нет. Нет, не беспокойся. Я справлюсь.
      - Слушаюсь, сэр.
      Вот такие пироги. Должен признаться, я не отказался бы, если б Дживз проявил больше любопытства, но Дживз - он такой. Скрывает свои чувства, понимаете, что я имею в виду?
      Когда на следующий день я прибыл в Диттеридж, Гонории там не было. Её мать сообщила мне, что она гостит у своих знакомых, Брейтуэйтов, и приедет только завтра вместе с их дочерью. Далее миссис Глоссоп сказала, что Освальд гуляет в парке, и по её тону было ясно, что парк должен этим гордиться, а я обязан немедленно пойти и познакомиться с её отпрыском, радуясь оказанной мне чести.
      Кстати, парк в Диттеридж-холле был ничего себе. Несколько бульваров, лужайка, на которой рос кедр, декоративный кустарник и даже небольшое озеро с каменным мостом. Как только я обошёл кустарник, я увидел Бинго, курившего сигарету, и мальчишку, сидевшего на парапете моста с удочкой в руках, видимо, того самого чумного Освальда.
      Заметив меня, Бинго удивился, обрадовался и тут же познакомил со своим воспитанником. Если тот изумился или обрадовался, он скрыл это как истинный дипломат. Бросив на меня взгляд и подняв брови, он отвернулся и продолжал удить рыбу. Освальд был одним из тех высокомерных подростков, которые всем своим видом дают тебе понять, что, во-первых, ты ходил не в ту школу, а во-вторых - плохо одеваешься.
      - Познакомься с Освальдом, - сказал Бинго.
      - Очень приятно, - вежливо произнёс я. - Как дела, Освальд?
      - Нормально.
      - Тебе удобно сидеть?
      - Нормально.
      - Хорошо клюёт?
      - Нормально.
      Малыш Бинго отвёл меня в сторону, чтобы поговорить с глазу на глаз.
      - Какой Освальд разговорчивый, - сказал я. - У тебя никогда не болит голова от его болтовни?
      Бинго вздохнул.
      - Это тяжкий труд, Берти.
      - Что именно?
      - Любить Освальда.
      - Разве ты его любишь? - с удивлением спросил я. Лично мне казалось, что это невозможно.
      - Я пытаюсь, - признался малыш Бинго, - ради Неё. Она возвращается завтра, Берти.
      - Знаю.
      - Она возвращается, моя любовь, моя единственная:
      - Точно, - перебил его я. - Кстати, об Освальде. В твои обязанности входит проводить с ним весь день? Как ты выдерживаешь?
      - О, он не причиняет мне особых хлопот. Когда мы не занимаемся, он торчит на мосту и ловит уклеек.
      - Почему бы тебе не спихнуть его в воду?
      - Спихнуть?
      - По-моему, эта мысль напрашивается сама собой, - сказал я, с неприязнью глядя на спину подростка. - Может, он тогда хоть немного расшевелится и начнёт интересоваться жизнью.
      Бинго покачал головой, как мне показалось, с сожалением.
      - Заманчивая мысль, - согласился он, - но боюсь, ничего не выйдет. Видишь ли, Она никогда мне этого не простит. Она обожает своего брата.
      - Великий боже! - вскричал я. - Эврика!
      Не знаю, бывает ли у вас такое чувство, когда в голову вам приходит шикарная мысль, - будто мурашки побежали от мягкого воротничка, какие сейчас носят, до пяток в кожаных штиблетах? Я думаю, Дживз постоянно испытывает подобные ощущения, но меня они посещают крайне редко. Сейчас же всё вокруг, казалось, громко крикнуло: <Ты попал в яблочко!>, и я схватил малыша Бинго за руку с такой силой, что физиономия бедолаги перекосилась от боли и он спросил, какая муха меня укусила.
      - Бинго, - сказал я, - как поступил бы Дживз?
      - В каком смысле как поступил бы Дживз?
      - В прямом смысле. Что посоветовал бы Дживз в данном случае? Я имею в виду, ты ведь хочешь произвести впечатление на Гонорию Глоссоп и всё такое? Ну так вот, можешь не сомневаться, старичок, Дживз засадил бы тебя вон в те кусты, предложил бы мне как-нибудь заманить Гонорию на мост, а затем в назначенную минуту велел бы подпихнуть Освальда под одно место, чтобы он полетел в воду, а ты нырнул бы и спас его от смерти. Ну, как тебе?
      - Ты ведь не сам это придумал, Берти? - внезапно охрипшим голосом спросил Бинго.
      - Конечно, сам. Дживз не единственный малый, у которого варит голова.
      - Но ведь это потрясающий план!
      - Да брось ты. Ничего особенного.
      - Единственный его недостаток заключается в том, что ты можешь попасть в неприятное положение. Я имею в виду, парень может сказать, что ты его толкнул, и тогда Она на тебя рассердится.
      - Знаешь, ради тебя я это переживу.
      - Берти, какой ты благородный!
      - Нет, нет.
      Он молча пожал мне руку, затем усмехнулся, издав звук, похожий на журчание последней струйки воды, вытекающей из ванны.
      - Что с тобой? - спросил я.
      - Я представил себе Освальда, - сказал малыш Бинго. - Господи, какое счастье!
      ГЛАВА 6
      Награда герою
      Не знаю, замечали вы это или нет, но как ни крути, в нашем мире ничто не совершенно. Недостаток моего шикарного плана заключался в том, что Дживза не было поблизости, чтобы понаблюдать меня в действии. Других изъянов я не видел. Всё гениальное - просто, поэтому осечки не должно было произойти. Ведь дураку ясно, что, усложнив дело и, скажем, заставив парня А быть в пункте Б в тот момент, когда парню В следует быть в пункте Г, вы лишаетесь шансов на успех. Попытаюсь объяснить понятнее на примере генерала, который, к примеру, проводит военную операцию. Он велит захватить холм с мельницей одному полку в тот самый момент, когда второй полк займёт мост через реку в долине, или где-нибудь ещё, и в результате никто ничего не понимает. А когда вечером все возвращаются в лагерь, командир первого полка говорит: <Простите, вы приказали захватить холм с мельницей? А мне показалось, со стадом коров.> И что дальше? Но в нашем случае ничего такого произойти не могло, потому что Бинго и Освальд торчали на мосту с утра до вечера, и мне надо было лишь вытащить Гонорию из дому и привести к озеру. А это оказалось до смешного просто. Не успел я заикнуться, что мне надо с ней поговорить, как она тут же согласилась пойти со мной прогуляться.
      Гонория и девица Брейтуэйт приехали на машине сразу после ленча. Меня представили последней - высокой блондинке с голубыми глазами. Она мне понравилась хотя бы потому, что абсолютно не была похожа на Гонорию, и я с удовольствием поболтал бы с ней о том о сём, если б у меня было время. Но дело прежде всего. Я договорился, что Бинго спрячется за кусты ровно в три часа, и поэтому незаметно увлекал Гонорию в нужном мне направлении.
      - Вы сегодня очень задумчивы, мистер Вустер.
      Я вздрогнул. По правде говоря, мне сейчас было не до неё. Впереди показалось озеро, и я быстро огляделся по сторонам. Вроде бы всё шло по плану. Мальчишка сидел на парапете, а Бинго отсутствовал, из чего я заключил, что он занял свою позицию. Мои часы показывали две или три минуты четвёртого.
      - Что? - рассеянно спросил я. - Ах да, конечно. Я задумался.
      - Вы говорили, что хотите сообщить мне нечто очень важное.
      - Точно!
      Я решил протоптать для Бинго тропинку, если вы понимаете, что я имею в виду. Одним словом, я намеревался, не называя имени, подготовить девушку к тому, что, как ни странно, на свете существует некто, втюрившийся в неё по уши и стесняющийся признаться ей в своих чувствах. В общем, наболтать ей всякой ерунды в этом роде.
      - Понимаете, - сказал я, - может, вам покажется это нелепым, но один человек в вас влюбился, ну, и всё такое. Мой приятель, знаете ли.
      - Вот как? Ваш приятель?
      - Да.
      Она как-то чудно усмехнулась.
      - Почему же он сам ничего мне не скажет?
      - Видите ли, такой уж он уродился. Стесняется, понимаете ли. Смущается дальше некуда. По правде говоря, смелости у него не хватает. Ему кажется, что он вас недостоин, вот в чём дело. Смотрит на вас, как на богиню, если уж на то пошло. Так сказать, боготворит землю, по которой вы ступаете, но не способен из себя и слова выдавить.
      - Как интересно.
      - Да. Он парень неплохой, грубо говоря. Олух царя небесного, конечно, но мухи не обидит. Ну вот, кажется, всё. Вы ведь подумаете о бедняге, что?
      - Какой вы смешной!
      Она откинула голову назад и рассмеялась. Такой жуткий смех я слышал впервые. Мне показалось, я сижу в поезде, который на полном ходу идёт по тоннелю. Освальд повернулся и недовольно на нас посмотрел.
      - Послушайте, нельзя ли потише? - прошипел он. - Вы распугаете мне всю рыбу.
      Его вмешательство разрядило обстановку. Гонория поменяла тему разговора.
      - Мне не нравится, что Освальд сидит на парапете, - заявила она. - Это очень опасно. Он может упасть с моста.
      - Пойду предупрежу его, - сказал я.
      На глаз расстояние между мной и подростком составляло не более пяти ярдов, но мне показалось, что я прошагал не меньше сотни. И после первого же шага у меня возникло совершенно идиотское ощущенье, что всё это происходило со мной раньше. Затем я понял, в чём тут дело. Много лет назад, на вечере в одном загородном доме, меня уговорили сыграть роль дворецкого в любительской пьесе, которую давали в каких-то гнусных благотворительных целях; в самом начале спектакля я должен был выйти слева, пересечь пустую сцену и поставить поднос с напитками на столик в её правом углу. На репетициях мне без устали вдалбливали, что я не спринтер, и в результате я шёл так медленно, что вообще потерял надежду дойти до этого треклятого столика. Сцена словно превратилась в безбрежную пустыню, а весь мир, казалось, замер, уставившись на меня в немом недоумении. Ну так вот, сейчас я испытывал примерно такое же ощущенье. В горле у меня пересохло до такой степени, что я не мог сглотнуть, и чем ближе я подходил к мальчику, тем дальше, казалось, он от меня отодвигался; а затем, непонятно каким образом, я очутился с ним рядом.
      - Привет, - сказал я, выдавив из себя улыбку, которой он не заметил, потому что даже не потрудился ко мне повернуться. Лишь его левое ухо шевельнулось, вроде как выражая презрение. За всю свою жизнь я ещё не встречал особ, которые так ясно давали бы мне понять, как мало я для них значу.
      - Привет! - повторил я и небрежно, так сказать, по-братски, положил руку ему на плечо. - Рыбачишь?
      - Эй! Поосторожней! - воскликнул он, покачнувшись.
      Такое надо делать либо сразу, либо никогда. Я закрыл глаза и пнул его что было сил. Раздался вопль, потом послышались какие-то непонятные звуки и громкий всплеск, после чего время продолжало идти своим чередом.
      Я открыл глаза. Как раз в эту минуту Освальд вынырнул на поверхность.
      - Помогите! - завопил я, скосив глаза на кусты, откуда должен был появиться малыш Бинго.
      Кусты даже не шевельнулись.
      - Кто-нибудь! Помогите! - снова завопил я.
      Мне бы не хотелось наскучить вам своими театральными воспоминаниями, но я вновь хочу вернуться к тому спектаклю, где я играл роль дворецкого. Мне нужно было поставить поднос на столик, выслушать несколько слов от героини и уйти. Так вот, в тот вечер рассеянная девица забыла о своём выходе, и прошло не меньше минуты, прежде чем поисковая партия наткнулась на неё и приволокла на сцену. А я тем временем стоял как пень, не зная, чем всё это кончится. Жуткое ощущение, можете мне поверить, и сейчас я чувствовал примерно то же самое, если не хуже. Только теперь я понял, что означала фраза <время остановилось>, которую так любят современные писатели.
      А пока что Освальд погибал во цвете лет, и мне подумалось, что по этому поводу необходимо принять какие-то меры. Правда, парень не вызывал у меня особых симпатий, но этого было всё-таки недостаточно, чтобы позволить ему утонуть. Нет ничего более неприятного, чем вид на озеро с моста, но в моём положении выбирать не приходилось. Я скинул куртку и бросился в воду.
      Я никогда не понимал, почему вода становится мокрее, когда ты ныряешь в одежде, а не просто купаешься, но, поверьте мне на слово, так оно и есть. Я пробыл в озере не больше трёх секунд, а уже чувствовал себя как тот, о котором пишут в газетах: <Очевидно, труп находился в воде не менее трёх дней>. Мне было ужасно неуютно.
      В этот момент сценарий изменился. Я предполагал, что схвачу мальчишку за шиворот и бесстрашно выволоку его на берег. Но Освальд не пожелал ждать, когда его выволокут. Отфыркавшись и протерев глаза, я увидел, что он находится ярдах в десяти от меня и уверенно плывёт к берегу по-собачьи. Это зрелище окончательно сломило мой дух. Как вы понимаете, при спасении утопающих самое главное, чтобы они оставались на месте и особо не рыпались. А если утопающий вдруг начинает плыть самостоятельно и при этом может дать тебе в заплыве на сто ярдов сорок ярдов форы, что тогда? Когда я с трудом добрался до берега, мальчишка, по-моему, уже подходил к дому. Короче, как ни крути, мой план с треском провалился.
      Мои раздумья прервал шум поезда, идущего в тоннеле. Гонория Глоссоп снова смеялась. Она стояла рядом со мной и как-то чудно на меня смотрела.
      - Ох, Берти, вы такой забавный! - сказала она. Поверьте, уже тогда мне показалось, что голос её звучит зловеще. До сих пор девица называла меня не иначе, как мистер Вустер. - Какой вы мокрый!
      - Да, я мокрый.
      - Скорее бегите в дом и переоденьтесь.
      - Хорошо.
      Я выжал из своей одежды пару галлонов воды.
      - Какой вы забавный! - повторила она. - Сначала вы самым необычным образом сделали мне предложение, а потом столкнули Освальда в воду, чтобы спасти его и произвести на меня впечатление своей храбростью.
      Как только мне удалось частично избавиться от воды в лёгких, я попытался исправить эту ужасную ошибку с её стороны.
      - Нет, нет!
      - Он сказал, что вы его толкнули, и я видела это собственными глазами. О, я не сержусь, Берти! Я польщена! Но я считаю, мне необходимо вами заняться. Вам нельзя больше оставаться без присмотра. Должно быть, вы насмотрелись разных фильмов. Я не удивлюсь, если в следующий раз вам придёт в голову мысль поджечь наш дом, чтобы меня спасти. - Она посмотрела на меня, как на принадлежность своего туалета. - Я думаю, мне удастся сделать из вас настоящего человека, Берти. До сих пор вы лишь прожигали жизнь, это так, но вы всё ещё молоды, и в вашей душе есть много хорошего.
      - Нет, нет, что вы.
      - А я говорю, есть. Вам просто необходимо осознать, на что вы способны, и я вам в этом помогу. А сейчас идите скорей в дом и переоденьтесь, а то простудитесь.
      И, если вы понимаете, о чём я говорю, в её голосе проскользнули материнские нотки, которые сказали мне лучше всяких слов, что я попался. Как кур в ощип.
      * * *
      Когда я переоделся и спустился в холл, я увидел Бинго, сиявшего как медный таз.
      - Берти! - воскликнул он. - Ты-то мне и нужен! Берти, ты даже не представляешь, как удивительно мне повезло!
      - Ты, придурок! - вскричал я. - Куда ты запропастился? Ты знаешь, что: