Дживз

      - Спустил?
      - На Океанском Бризе.
      - Я не ставил на Океанский Бриз.
      - Что?! Вы, владелец фаворита, ничего на него не поставили?
      - Я никогда не играю на скачках. Это против моих правил. Мне сказали, животное не смогло выиграть соревнований.
      - Не смогло выиграть! Ваше животное отстало так сильно, что практически пришло первым в следующем заезде!
      - Ха! - сказал старикан.
      - Ха! - согласился я. Затем я внезапно подумал, что тут дело нечисто. Послушайте, если вы ничего не потеряли на скачках, почему вы так ужасно выглядите? - спросил я.
      - Этот парень здесь.
      - Какой парень?
      - Бородач.
      Вы должны понять, до какой степени я очерствел душой, когда я скажу вам, что впервые за долгое время подумал о Бинго. Я внезапно вспомнил, как он говорил мне, что обязательно будет в Гудвуде.
      - В эту самую минуту он произносит зажигательную речь, направленную против меня лично! Пойдёмте! Видите толпу? - Старикан увлёк меня за собой и, используя свой вес, протиснулся в первые ряды. - Смотрите! Слушайте!
      * * *
      Малыш Бинго в тот день явно превзошёл самого себя. Испытывая смертельные муки от того, что поставил все свои небольшие сбережения на скотину, не пришедшую даже в первой шестёрке, он вдохновенно рассуждал о чёрных сердцах владельцев-плутократов, которые обманули доверчивую публику, дав ей понять, что лошади нет равных, в то время как она страдала одышкой и вряд ли могла пройтись по конюшне, не споткнувшись и не присев передохнуть. Затем малыш принялся рисовать печальную (и, должен признаться, очень трогательную) картину краха рабочей семьи в результате такого нечистоплотного поведения подлецов. Он говорил о рабочем человеке, простом и доверчивом, который прочитал в газетах о великолепной форме Океанского Бриза и перестал кормить жену и детей, чтобы поставить на эту тварь; отказывал себе в кружке пива, экономя каждый шиллинг; вскрыл шпилькой копилку ребёнка накануне заезда; и в конце концов потерял всё, что имел. Должен признаться, говорил он очень вдохновенно. Я видел, как старик Роуботам одобрительно кивал, а бедняга Батт мрачно смотрел на оратора с плохо скрываемой ревностью. Публика ловила каждое его слово.
      - Но не всё ли равно лорду Биттлшэму, - надрывался Бинго, - потерял или нет бедный работяга свои честно заработанные деньги? Говорю вам, друзья и товарищи, нам надо не спорить, выступать и принимать решения, а действовать! Действовать! Честные люди не могут жить спокойно, пока кровь таких, как лорд Биттлшэм, не польётся рекой!
      Публика, среди которой большинство, вероятно, поставило на Океанский Бриз, одобрительно взревела. Старикан Биттлшэм подбежал к высокому полисмену, печально наблюдавшему за развитием событий, и начал что-то убеждённо ему доказывать. Полисмен дёрнул себя за ус и доброжелательно улыбнулся, но остался стоять на месте. Старикан, запыхавшись, вернулся ко мне.
      - Чудовищно! - воскликнул он. - Этот человек практически угрожает меня убить, а полисмен отказывается вмешиваться! Он заявил, что это одни слова! Слова! Чудовищно!
      - Точно, - согласился я, но моя поддержка почему-то его не утешила.
      Теперь центр сцены занял товарищ Батт. Его голос гремел, как иерихонская труба, каждое слово было отчётливо слышно, но тем не менее он не произвёл на толпу должного впечатления. Мне кажется, он говорил слишком бесстрастно - или беспристрастно - я всегда путаюсь в этих словах. После зажигательной речи Бинго публике хотелось чего-нибудь особенного, а не общих рассуждений о правом деле рабочего класса. Беднягу Батта стали освистывать. Внезапно он умолк, не закончив фразы, и уставился на старикана Биттлшэма.
      Толпа решила, что он иссяк.
      - Сосунок! - выкрикнул чей-то голос.
      Товарищ Батт встрепенулся, и даже с того места, где я стоял, было видно, что глаза его мстительно заблестели.
      - Ах! - вскричал он. - Вы можете смеяться, товарищи, вы можете ухмыляться и презрительно пожимать плечами, но позвольте мне вас заверить, что рабочее движение ширится с каждым днём, с каждым часом! Да, оно распространилось даже на так называемое высшее общество! Возможно вы мне поверите, когда я сообщу вам, что здесь, сегодня, на этом месте, в наших рядах присутствует один из выдающихся деятелей рабочего движения, племянник того самого лорда Биттлшэма, который вызвал ваш справедливый гнев всего несколько минут назад!
      И прежде чем несчастный Бинго успел сообразить, что происходит, Батт протянул руку и дёрнул его за бороду. Она оторвалась в одну секунду, и должен вам честно сказать, что, хотя речь Бинго произвела на публику небывалое впечатление, она сравниться не могла с тем успехом, который сейчас выпал на долю Батта. Я услышал изумлённый возглас лорда Биттлшэма, а затем все звуки потонули в громе аплодисментов. Я хочу отдать Бинго должное: несмотря на кризис, он не растерялся и действовал смело и решительно.
      Схватить товарища Батта за тщедушную шею и попытаться открутить ему голову было для малыша делом одной минуты. К несчастью, прежде чем он успел добиться желаемых результатов, печальный полисмен повеселел, словно по волшебству, и кинулся вперёд, а через несколько секунд уже пробирался сквозь толпу, держа Бинго за шиворот правой рукой, а товарища Батта - левой.
      - Позвольте пройти, сэр, - вежливо обратился он к лорду Биттлшэму, перегородившему весь проход.
      - Что? - ошарашенно спросил старикан, видимо, ещё не успевший прийти в себя.
      При звуках его голоса Бинго быстро поднял голову, выглядывая из-под руки полисмена, и сник, словно он был воздушным шариком, из которого выпустили воздух. Затем он продолжил путь, всем своим видом напоминая безвременно увядший цветок. В Гудвуде ему явно не повезло.
      * * *
      Обычно Дживз подаёт по утрам чай и мгновенно исчезает из спальни, предоставляя мне возможность погрустить в одиночестве, но иногда он остаётся и незаметно стоит в почтительной позе, давая понять, что ему надо о чём-то со мной поговорить. На следующее утро после скачек в Гудвуде я лежал на спине, глядя в потолок, когда неожиданно заметил, что Дживз ещё не ушёл.
      - О! - воскликнул я. - Что случилось?
      - Рано утром к вам заходил мистер Литтл, сэр.
      - Да ну, разрази меня гром, правда? Он тебе рассказал, что произошло?
      - Да, сэр. Именно в связи со вчерашними событиями он желал вас видеть. Мистер Литтл намеревается удалиться из Лондона и некоторое время пожить за городом.
      - Очень разумно с его стороны.
      - Я тоже так считаю, сэр. Однако у мистера Литтла возникли небольшие финансовые затруднения. Я взял на себя смелость, сэр, одолжить ему от вашего имени десять фунтов. Вы одобряете мои действия?
      - Ну, конечно. Возьми десятку с туалетного столика.
      - Слушаюсь, сэр.
      - Дживз, - сказал я.
      - Сэр?
      - Знаешь, до сих пор не могу понять, как такое могло произойти. Я имею в виду, откуда этот тип, Батт, узнал о Бинго?
      Дживз кашлянул.
      - Боюсь, в этом виноват я, сэр.
      - Ты? Почему?
      - Дело в том, сэр, что в случайном разговоре с мистером Баттом я неосторожно упомянул, кто такой мистер Литтл.
      Я сел на кровати.
      - Что?!
      - Да, сэр. Я отчётливо помню, как сказал, что титанический труд мистера Литтла в деле рабочего класса заслуживает общественного признания. Я искренне сожалею, что по моей вине отношения между мистером Литтлом и его светлостью временно испортились. И это ещё не всё. Из-за меня расстроилась помолвка мистера Литтла с молодой леди, которая пила у нас чай.
      Я снова уселся на кровати. Чудно, но до сих пор я даже не задумывался о просвете в тучах.
      - Ты имеешь в виду, они разошлись?
      - Окончательно и бесповоротно, сэр. Из объяснений мистера Литтла я понял, что ему больше не на что надеяться. Даже если б не было других препятствий, отец молодой леди, судя по словам мистера Литтла, считает его обманщиком и шпионом.
      - Разрази меня гром!
      - Похоже, я неумышленно явился причиной множества неприятностей, сэр.
      - Дживз! - сказал я.
      - Сэр?
      - Сколько денег лежит на туалетном столике?
      - Кроме десяти фунтов, которые вы велели мне забрать, сэр, две банкноты по пять фунтов, три по одному, десять шиллингов, две полукроны, флорин, четыре шиллинга, шесть пенсов и полпенни, сэр.
      - Забирай, - сказал я. - Ты их заработал.
      ГЛАВА 13
      Проповедь с гандикапом
      Каждый год после скачек в Гудвуде я обычно не нахожу себе места. По правде говоря, я не большой любитель птичек, деревьев, лугов и цветочков, но Лондон в августе, вне всяких сомнений, неподходящее место для отдыха, и в это время меня так и подмывает умотать куда-нибудь за город и носа не высовывать до тех пор, пока жизнь в городе не станет веселее. В Лондоне через три недели после бесславной истории с малышом Бинго, о которой я вам только что рассказывал, было безлюдно и пахло раскалённым асфальтом. Все мои приятели разъехались кто куда, большинство театров позакрывались, а на Пикадилли затеяли какой-то ремонт.
      Жара стояла адская. Однажды вечером я сидел в своей старой, доброй квартире, пытаясь собраться с силами, чтобы дойти до кровати, и чувствуя, что я так долго не протяну. Когда Дживз принёс мне освежающие напитки, я ему сказал прямо:
      - Дживз, - сказал я, вытирая чело и хватая ртом воздух, как золотая рыбка, вытащенная из воды, - мне дьявольски жарко.
      - Погода очень душная, сэр.
      - Поменьше содовой, Дживз.
      - Да, сэр.
      - Я сыт метрополией по горло, Дживз. Настала пора перемен. По-моему, нам следует куда-нибудь умотать, что?
      - Как скажете, сэр. Вам пришло письмо, сэр. Я положил его на трюмо, сэр.
      - Разрази меня гром, Дживз! Да ведь это почти стих! Ты сказал в рифму, заметил? - Я вскрыл конверт. - Ничего не понимаю. Странно.
      - Сэр?
      - Ты знаешь Твинг-холл?
      - Да, сэр.
      - Представь себе, сейчас там живет мистер Литтл.
      - Вот как, сэр?
      - Собственной персоной. Ему пришлось снова устроиться гувернёром.
      После жуткой гудвудской истории, когда сломленный духом малыш Бинго заставил меня раскошелиться на десятку и скрылся в неизвестном направлении, я справлялся о нём повсюду, но его никто и нигде не видел. А оказалось, всё это время он находился в Твинг-холле. Чудно! И если хотите, я объясню вам, почему это чудно. Твинг-холл принадлежит старому лорду Уикхэммерсли, который был лучшим другом моего покойного отца и всегда говорил, что я могу пользоваться его домом, как своим собственным. Обычно я отдыхаю у него неделю-другую летом, и перед тем, как получить письмо, как раз думал, что пришло время туда отправиться.
      - Более того, Дживз, мои кузены Клод и Юстас - ты их помнишь?
      - Отчётливо, сэр.
      - Ну вот, они тоже там живут. Готовятся к какому-то экзамену, занимаясь с приходским священником. Когда-то я тоже у него учился. Он широко известен всей округе своим талантом вдалбливать знания в самые тупые головы. Если я скажу тебе, что он подготовил меня к первому экзамену на степень бакалавра в Оксфорде, тебе станет ясно, что он за птица. Чудно.
      Я ещё раз перечитал письмо. Оно было от Юстаса. Клод и Юстас - близнецы, которые (это более или менее общепризнано) являются проклятьем человечества.
      Дом священника,
      Твинг, Глос.
      Дорогой Берти, хочешь заработать? Говорят, ты проигрался в Гудвуде в пух и прах, поэтому наверняка хочешь. Приезжай скорее и включайся в самое большое спортивное событие сезона. Объясню при встрече, но уверяю тебя, ты не пожалеешь.
      Мы с Клодом занимаемся в группе старого Хеппенстолла. Нас девять человек, не считая твоего друга, Бинго Литтла, который устроился гувернёром к мальчику в Твинг-холл.
      Не упусти прекрасную возможность, которая может не повториться. Приезжай и присоединяйся к нам.
      Твой Юстас.
      Я протянул письмо Дживзу, который задумчиво просмотрел его.
      - Ну как, Дживз? Чудное письмо, что?
      - Очень пылкие молодые джентльмены, мистер Клод и мистер Юстас, сэр. Думаю, они затеяли какую-то игру.
      - Да, но какую?
      - Трудно сказать, сэр. Вы обратили внимание, что письмо продолжается на обороте страницы?
      - А? Что? - Я выхватил листок бумаги из рук Дживза, и вот что я прочитал:
      ПРОПОВЕДЬ С ГАНДИКАПОМ
      УЧАСТНИКИ И СТАВКИ
      Вероятные выступления:
      Его преп. Джозеф Такер (Бэджвик), старт.
      Его преп. Леонард Старки (Стэплтон), старт.
      Его преп. Александр Джонс (Верхний Бингли), получает три минуты.
      Его преп. В. Дикс (Малый Клинтон-на-Пустоши), получает пять минут.
      Его преп. Френсис Хеппенстолл (Твинг), получает восемь минут.
      Его преп. Катберт Диббл (Боустед Парва), получает девять минут.
      Его преп. Орло Хоуг (Боустед Магна), получает девять минут.
      Его прел. Дж. Дж. Робертс (Фэйл-на-Водах), получает десять минут.
      Его преп. Г. Хейворд (Нижний Бингли), получает двенадцать минут.
      Его преп. Джеймс Бейтс (Гэндл-на-Холме), получает пятнадцать минут.
      (Перечисленные выше уже прибыли).
      Ставки: 5-2, Такер, Старки; 3-1, Джонс; 9-2, Дикс; 6-1, Хеппенстолл, Диббл, Хоуг; 100-8, все остальные.
      Я был в полном недоумении.
      - Ты что-нибудь понимаешь, Дживз?
      - Нет, сэр.
      - Ну, я думаю, нам следует разобраться в любом случае, что?
      - Несомненно, сэр.
      - Тогда действуй! Не забудь упаковать воротнички и зубную щётку, пошли лорду Уикхэммерсли телеграмму о нашем прибытии и купи два билета на завтра. Поезд уходит в пять десять со станции Пэддингтон.
      * * *
      Пятичасовой поезд, по своему обыкновению, опоздал, и когда я прибыл в Твинг-холл, все переодевались к обеду. Напялив на себя смокинг в рекордный срок и прыгая через две ступеньки по лестнице, я умудрился не опоздать к супу. Сев на первый попавшийся свободный стул, я увидел, что моей соседкой оказалась младшая дочь старого Уикхэммерсли, Синтия.
      - Привет, старушка, - сказал я.
      Мы всегда были большими друзьями. По правде говоря, одно время я думал, что влюблён в Синтию, но вовремя понял, что это не так. Синтия - жутко привлекательная, живая и весёлая девушка, этого у неё не отнять, но голова её забита всякими идеалами и прочей дребеденью. Может, я несправедлив к ней, но мне кажется, она относится к тем особам, которые требуют, чтобы их парни сделали себе карьеру, ну и всё такое. Помнится, она как-то благосклонно отзывалась о Наполеоне. Короче - уж не буду рассказывать здесь эту историю, моя любовь постепенно угасла, и мы стали просто хорошими друзьями. Я считаю её классной девчонкой, а она меня - кандидатом в психушку, поэтому отношения у нас просто прекрасные.
      - Всё-таки приехал, Берти?
      - Конечно, приехал. Как видишь, я здесь. Послушай, у меня такое ощущение, что я очутился на званом обеде. Кто все эти деятели?
      - Наши соседи. Ты почти всех знаешь. Помнишь полковника Виллиса? И Спенсеров:
      - Ах да. А вот и старик Хеппенстолл. А кто этот священник рядом с миссис Спенсер?
      - Мистер Хейворд из Нижнего Бингли.
      - Просто удивительно, сколько здесь священников. Послушай, вон ещё один рядом с миссис Виллис.
      - Это мистер Бейтс, племянник мистера Хеппенстолла. Преподаёт в Итоне. Здесь он проводит летние каникулы и замещает мистера Спеттигю, пастора Гэндл-на-Холме.
      - По-моему, я его знаю. Он учился в Оксфорде на четвёртом курсе, когда я туда поступил. Горячий парень. Участвовал в регатах, и всё такое. - Я обвёл глазами стол и увидел Бинго. - А вот и он.
      - Кто <он>?
      - Малыш Бинго Литтл. Мой старый друг. Он занимается с твоим братом, знаешь ли.
      - Боже всемогущий! Он твой друг?
      - Точно. Сто лет с ним знаком.
      - Тогда скажи мне, Берти, он слабоумный?
      - Слабоумный?
      - Я не имею в виду слабоумный только потому, что он твой друг. Но его поведение более чем непонятно.
      - В каком смысле?
      - Он странно на меня смотрит.
      - Странно? Как? Изобрази.
      - Не могу. Здесь люди.
      - Нет, можешь. Я прикрою тебя салфеткой.
      - Ну, хорошо. Только быстро. Смотри!
      Учитывая, что в её распоряжении было не больше полутора секунд, я должен сказать, что она прекрасно справилась с поставленной задачей. Глаза её расширились, нижняя челюсть отвалилась на сторону, и она стала так похожа на телёнка, страдающего расстройством пищеварения, что я мгновенно узнал симптомы.
      - Всё в порядке, - сказал я. - Можешь не беспокоиться. Он просто в тебя влюбился.
      - Влюбился? Не говори глупостей.
      - Моя дорогая старушка, ты не знаешь малыша Бинго. Он может влюбиться в кого угодно.
      - Спасибо!
      - О, я совсем не это имел в виду, знаешь ли. Неудивительно, что ты ему понравилась. Помнится, я тоже когда-то был в тебя влюблён.
      - Когда-то? Ах! А сейчас от пожара остались одни головешки? Куда подевался твой такт, Берти?
      - Но, старушка, прах меня побери, если учесть, что ты смеялась до икоты, когда я сделал тебе предло:
      - О, я ни в чём тебя не упрекаю. Несомненно, мы просто не подошли друг другу. Он красивый молодой человек, правда?
      - Красивый? Бинго? Бинго красивый? Ну, знаешь ли, это уж я не знаю!
      - Я имею в виду, по сравнению с другими, - уточнила Синтия.
      Через некоторое время леди Уикхэммерсли сделала знак особам женского пола, означавший, что им пора уматывать, и они покорно ретировались. Мне не удалось поговорить с Бинго, когда мы остались в мужской компании, а позже, в гостиной, он просто не появился. В конце концов я разыскал его в отведённой ему комнате, где он валялся с трубкой в зубах, задрав ноги на спинку кровати и глядя в потолок. Рядом с ним на покрывале лежал блокнот.
      - Привет, старый хрыч, - сказал я.
      - Привет, Берти, - рассеянно сказал он.
      - Как странно, что ты здесь. Насколько я понимаю, после твоей гудвудской проделки дядя перестал выплачивать тебе содержание, и ты устроился гувернёром, чтобы немного подзаработать?
      - Точно, - коротко сказал Бинго.
      - По крайней мере ты мог бы дать знать своим друзьям, куда ты исчез.
      Он нахмурился.
      - Я не хотел, чтобы они знали, куда я исчез. Я хотел куда-нибудь забиться и никого не видеть. Ты не представляешь, Берти, что я пережил за эти три недели. Солнце перестало светить:
      - Странно. У нас в Лондоне погода стояла дивная.
      - Птицы перестали петь:
      - Какие птицы?
      - Не всё ли тебе равно, какие птицы? - довольно грубо выкрикнул Бинго. Разные птицы. Птицы, которые здесь живут. Я не успел каждую из них назвать по имени. Говорю тебе, Берти, мне нанесли удар, страшный удар.
      - Кто? - Я никак не мог взять в толк, о чём он говорит.
      - Бессердечная Шарлотта.
      - Э-э-э: гм-м-м: - Я столько раз видел Бинго влюблённым, что совсем забыл о девушке, сыгравшей определённую роль в гудвудском деле. Шарлотта Кордэ Роуботам. Она дала Бинго от ворот поворот и ушла к товарищу Батту.
      - Я испытал адские муки, Берти. Но сейчас, э-э-э, я воспрял духом. Послушай, Берти, что ты здесь делаешь? Я не знал, что ты знаком с владельцами Твинг-холла.
      - Я? Да что ты, я знаю их с детства.
      Малыш Бинго резко скинул ноги на пол, стукнув каблуками.
      - Ты хочешь сказать, что давно знаком с леди Синтией?
      - Конечно! С тех пор, как ей исполнилось семь лет.
      - Великий боже! - воскликнул Бинго. Впервые за весь разговор он посмотрел на меня так, будто я чего-то стоил, и тут же поперхнулся дымом.
      - Я люблю эту девушку, Берти, - заявил он, откашлявшись.
      - Само собой. Очень приятная девушка.
      Он посмотрел на меня с отвращением.
      - Не смей говорить о ней таким мерзким, безразличным тоном! Она ангел! Ангел! Она что-нибудь говорила обо мне за обедом, Берти?
      - О, да.
      - Что? - быстро спросил он.
      - Всего не помню, но она сказала, что ты красивый молодой человек.
      Малыш Бинго закрыл глаза. На лице его появилось выражение исступлённого восторга. Затем он взял блокнот с покрывала.
      - Поди погуляй, старичок, будь умницей, - сказал он каким-то далёким голосом. - Мне надо немного посочинять.
      - Посочинять?
      - Стихи, да будет тебе известно. Как бы я хотел, разрази меня гром, - не без горечи заявил он, - чтоб её звали не Синтия, а как-нибудь иначе. Во всём проклятом языке нет ни одного слова, которое рифмовалось бы с Синтией! Боже великий, чего бы я только не сотворил, если б её звали Джейн!
      На следующее утро я только открыл глаза, радуясь красивым солнечным зайчикам на туалетном столике и недоумевая, куда подевался Дживз, как на мои ноги опустилась какая-то тяжесть и голос малыша Бинго сотряс воздух.
      - Уходи, - сказал я. - Оставь меня в покое. Я не могу ни с кем общаться, пока не выпью чаю.
      - Когда Синтия смеётся, - изрёк малыш Бинго, - голубеют небеса, соловьям в ночи неймётся, песня жаворонка льётся и творятся чудеса, когда Синтия смеётся. - Он откашлялся и поехал в другую сторону. - Когда Синтия печальна:
      - Какого чёрта! Что ты бормочешь?
      - Я читаю тебе поэму о Синтии, которую написал ночью. Продолжать?
      - Нет!
      - Нет?
      - Нет. Я ещё не выпил чай.
      В этот момент Дживз вошёл в спальню, и я с радостным криком схватил с подноса чашку живительной влаги. После нескольких глотков мир приобрёл свои привычные очертания, и даже Бинго стал выглядеть не так омерзительно, как раньше. Когда я выпил первую чашку чая, я, можно сказать, родился заново и не только позволил бедному дурачку прочитать до конца его дребедень, но даже покритиковал скандирование в четвёртой строке пятого стиха. Мы всё ещё спорили, когда дверь распахнулась настежь, и в спальню ввалились Клод и Юстас. Одна из причин, по которой мне не нравится деревенская жизнь, заключается в том, что на свежем воздухе суета начинается чуть ли не с петухами. Однажды я гостил за городом у знакомых, которые попытались меня вытащить из дому в половине седьмого утра, чтобы искупаться в озере. Слава богу, в Твинг-холле меня знают и не мешают завтракать в постели.
      Казалось, близнецы были рады меня видеть.
      - Добрый старый Берти! - воскликнул Клод.
      - Наш человек! - подтвердил Юстас.
      - Преподобный сказал нам, что ты приехал. Я не сомневался, что, получив моё письмо, ты примчишься как угорелый.
      - На Берти всегда можно положиться, - согласился Клод. - Спортсмен от кончиков ногтей до корней волос. Бинго тебе всё рассказал?
      - Нет, конечно. Он:
      - Мы разговаривали на другие темы, - торопливо перебил меня малыш Бинго.
      Клод стянул у меня последний кусок хлеба с маслом, а Юстас налил себе чашку чая и уселся на кровать.
      - Сейчас я тебе всё объясню, Берти. Как ты знаешь, нас тут девять человек. Живём как на необитаемом острове и занимаемся у старого Хеппенстолла. Само собой, нет ничего интереснее, чем изучать классическую литературу в сорокаградусную жару, но отдохнуть тоже хочется, а в этой жуткой дыре, будь она проклята, нет никакой возможности как следует расслабиться. Слава богу, Стегглзу - он тоже в нашей группе - пришла в голову блестящая мысль. Вообще-то Стегглз жалкая личность, и всё такое, но надо отдать ему должное, идея что надо.
      - Какая идея?
      - Ты ведь знаешь, что в округе навалом священников. В радиусе шести миль расположена дюжина деревушек, и в каждой деревушке имеется церковь, а в каждой церкви имеется священник, а каждый священник по воскресеньям читает проповеди. В воскресенье на следующей неделе - двадцать третьего числа - мы хотим устроить соревнование под названием <Проповедь с гандикапом>. Надежный распорядитель, как на скачках, будет наблюдать за каждым священником, и тот, кто прочтёт самую длинную проповедь, будет считаться победителем. Стегглз букмекер. Ты изучил скаковую карточку, которую я тебе прислал?
      - Я ничего в ней не понял.
      - Олух царя небесного, там чёрным по белому были написаны гандикапы и шансы участников, на которых делаются ставки. Я захватил с собой копию на тот случай, если ты потерял письмо. Изучи её самым внимательным образом. Дживз, старина, не хочешь проявить спортивный дух и нажить немного денег?
      - Сэр? - спросил Дживз, который только что принёс мне завтрак.
      Клод объяснил ему положение дел. Удивительно, как Дживз сразу во всём разобрался. Но он лишь покачал головой и отечески улыбнулся.
      - Благодарю вас, сэр. Я воздержусь.
      - Но ведь ты с нами, Берти? - спросил Клод, уворовав с тарелки ломоть бекона и кусок булки. - Изучил карточку? Ну как, прояснилось в голове?
      Дурацкий вопрос. Мне всё стало ясно с первого взгляда.
      - Нет сомнений, старого Хеппенстолла никто не сможет обскакать, - сказал я. - Его дело в шляпе. По всей Англии не найти священника, который смог бы дать ему восемь минут форы. Твой Стегглз самый настоящий осёл, если он даёт ему такой гандикап. Да что там говорить! Когда я здесь жил, старик никогда не проповедовал меньше получаса, а одна из его проповедей, о Братской Любви, продолжалась сорок пять минут, и ни секундой меньше. Может, с годами он утратил свой пыл?
      - Ничуть, - ответил Юстас. - Расскажи ему, в чём дело, Клод.
      - Ну, в первое же воскресенье, как мы сюда приехали, - сказал Клод, старый Хеппенстолл прочитал проповедь, продолжавшуюся не больше двадцати минут. Ни Стегглз, ни сам священник этого не заметили, но мы с Клодом увидели, что старик уронил из своей папки по меньшей мере с дюжину страниц, когда поднимался на кафедру. Бедняга чуть замешкался посередине проповеди, но никто ничего не понял, и Стегглз ушёл в полной уверенности, что двадцать минут предел для Хеппенстолла. В следующее воскресенье мы слушали Такера и Старки, и оба они говорили больше тридцати пяти минут, поэтому Стегглз распределил гандикап так, как ты видишь на карточке. Ты должен войти к нам в долю, Берти. Понимаешь, у меня нет ни гроша, и у Юстаса нет ни гроша, и у Бинго Литтла нет ни гроша, так что тебе придётся финансировать наш синдикат. Не сомневайся. Мы набьём карманы деньгами, как дважды два! Ну, нам пора. Внимательно всё обдумай и позвони мне позже. И если ты подведёшь нас, Берти, пусть проклятье кузена: Пойдём, Клод, старичок.
      Чем больше я размышлял, тем больше мне нравилось это предприятие.
      - Что скажешь, Дживз? - спросил я.
      Дживз мягко улыбнулся и выплыл из комнаты.
      - В Дживзе отсутствует спортивный дух, - заметил Бинго.
      - Но во мне он присутствует. По-моему, дело верное. Клод прав. Это всё равно, что найти деньги на дороге.
      - Так держать! - воскликнул Бинго. - Наконец-то передо мной забрезжил свет! Скажем, я поставлю на Хеппенстолла десятку. Когда выиграю, поставлю на Розовый Мяч в Кэтвике через неделю; когда выиграю, поставлю на Ондатру в Люисе; когда выиграю, у меня соберётся кругленькая сумма для скачек в Александр-парке десятого сентября, где я точно знаю победителя. Информация прямо из конюшен.
      Для меня это прозвучало, как отрывок из <Дома, который построил Джек>.
      - А затем, - продолжал малыш Бинго, - у меня появится возможность навестить дядю и припереть его к стенке. В душе он большой сноб, и когда я сообщу ему, что женюсь на дочери эрла:
      - Послушай, старина, - не удержался я, - не забегаешь ли ты слишком далеко вперёд?
      - Да ну, брось. Естественно, окончательно ничего ещё не решено, но вчера она практически призналась, что я ей очень нравлюсь.
      - Что?!
      - Ну, она сказала, что любит людей, надеющихся только на самих себя, мужественных, красивых, смелых, с сильным характером, честолюбивых и предприимчивых.
      - Уйди, малыш, - сказал я. - Уйди и дай мне спокойно сесть яйцо всмятку.
      * * *
      Позавтракав и одевшись, я добрался до телефона и, оторвав Юстаса от занятий, велел ему поставить по десятке от каждого из нас на резвую лошадку из Твинга. После ленча Юстас перезвонил мне, сообщив, что поставил семь к одному, так как шансы Хеппенстолла упали из-за слухов, что он заболевает сенной лихорадкой и может свалиться в любую минуту. Должен вам сказать, мы успели внести деньги вовремя, потому что в это воскресенье старик закусил удила и порадовал нас тридцатишестиминутной проповедью о Распространённых Предрассудках. Я сидел в церкви рядом со Стегглзом и видел, что он заметно побледнел.
      У коротышки Стегглза была крысиная физиономия, а глаза всё время бегали, словно он подозревал всех и каждого в непорядочности; и как только мы вышли из церкви, он объявил, что старый Хеппенстолл теперь пойдёт пятнадцать к восьми, а затем добавил, что игра велась нечестно и, если б это было возможно, он пожаловался бы в Жокей-клуб. Естественно, столь неравные шансы отпугнули от старика всех игроков, и временно желающих делать ставки вообще не оказалось. Наступило затишье, но после ленча во вторник, когда я прогуливался в саду, наслаждаясь сигаретой, Клод и Юстас прикатили на велосипедах, бешено вращая педалями, и сообщили дурные новости.
      - Берти, - дрожа от возбуждения, сказал Юстас, - если мы немедленно не предпримем каких-нибудь мер, наше дело дрянь.
      - Что случилось?
      - Г. Хейворд, вот что случилось, - мрачно произнёс Юстас. - Из Нижнего Бингли.
      - Мы не приняли его в расчёт, - пояснил Клод. - Непонятно почему, но все его проморгали. Так всегда бывает. Стегглз его проглядел. Мы его проглядели. Сегодня утром мы совершенно случайно проезжали по Нижнему Бингли, а в церкви было венчание, и нам внезапно захотелось проверить, в какой форме находится Г. Хейворд - на тот случай, если вдруг он окажется тёмной лошадкой.
      - И хорошо, что проверили, - заявил Юстас. - Он выступил с речью, продолжавшейся ровно тридцать шесть минут по хронометру Клода! И это на деревенской свадьбе! Представляешь, какую проповедь он прочтёт в воскресенье?
      - Нам остается только одно, Берти, - сказал Клод. - Тебе придётся раскошелиться, чтобы мы смогли поставить на Хейворда и не потерять денег.
      - Но:
      - Другого выхода нет.
      - Да, но послушай, это уж слишком, знаешь ли. Мы вложили в Хеппенстолла сорок фунтов.
      - У тебя имеются другие предложения? Надеюсь, ты не думаешь, что старик может дать Хейворду четыре минуты форы и выиграть?
      - Эврика! - воскликнул я.