Глава 8

Было воскресенье. Маноло пошел на Мессу один, а после церкви отправился к Хайме домой. Пришлось спрашивать дорогу, и люди, как всегда, узнавали его. Семья Гарсия жила в самой бедной части Арканхело, в покосившемся домике, навалившемся на соседний. Новость о приходе Маноло опередила его самого, и Хайме уже ждал на пороге.

— Маноло! Ты по делу пришел?

— Твой брат дома?

— Зачем он тебе?

— Извини, не скажу. Можно мне с ним поговорить?

— Ну заходи. Он дома, вот только папа тоже дома, а он тебя не любит.

— Почему? Я и не видел его никогда.

— Ты сын Хуана Оливара.

— И что?

Не успел Хайме ответить, как на пороге появился его отец. Он был довольно маленького роста, ему явно не мешало бы подстричься, а особенно побриться. Глазки у него были маленькие, но очень блестящие.

— Вот это да! — насмешливо протянул он. — Великий сын великого отца! Чем же мы обязаны чести такого посещения?

— Сеньор Гарсия, — сказал Маноло, слегка наклонив голову.

— О большем счастье и мечтать нельзя, — воскликнул тот, всплескивая руками в притворной радости. — Входите же, входите, великий сын великого отца.

— Он издевается? — шёпотом спросил Маноло, которому было очень не по себе от того, что взрослый так себя ведёт.

— Просто немного ревнует, — прошептал в ответ Хайме.

— Великий сын великого Хуана Оливара, не соизволите ли присесть? — хозяин кивнул на деревянный стул посреди почти пустой комнаты.

— Нет, спасибо. Я только зашёл к вашему сыну Хуану.

— Зачем это тебе понадобился мой бестолковый сын?

— У меня к нему личное дело; можно с ним поговорить прямо сейчас?

— Он всё ещё спит. В Севилью мотался. С быками играл на чьём-то пастбище, — Гарсия горько усмехнулся, — и вроде немного задело его. Что ж делать, Хуана на тьенты не приглашают. Но хватит о нём! Ты в точности похож на своего отца в твои годы. Тоже собираешься быть величайшим испанским тореро ?

Маноло не нравилось, что над ним смеются, но как отвечать, он не знал.

— Папа, пусти его к Хуану, — попросил Хайме.

— Не сейчас! Сперва мы немного поговорим, — ответил тот, оборачиваясь к Маноло и снова кивая на стул. — Сядь, я кое-что тебе расскажу.

Маноло послушался, в основном чтобы успокоить собеседника. Ему было жутко. Если бы не Хайме, он убежал бы.

— Ты ведь не знал, что мы были знакомы с твоим отцом? — Гарсия ухмыльнулся, а Маноло покачал головой. — Я видел, как он убил первого быка на знаменитой тьенте графа де ла Каса. Никто меня не приглашал посмотреть на юное дарование. Я сам туда пробрался, — тут он снова ухмыльнулся, — и спрятался на дереве. Так и сидел, — он ткнул пальцем в потолок, — на ветке, как птица какая-нибудь.

— Зачем ты ему это рассказываешь? — тихо спросил Хайме.

— Пожалуйста, продолжайте, — подал голос Маноло. Ему хотелось знать, как этот человек был связан с его отцом.

— Вот видишь, Хайме, твоему приятелю интересно, — сказал тот, вновь ухмыляясь. — Там я, значит, и сидел, вроде птицы, а папочка твой сражался со своим первым быком. Он в жизни не хотел стать тореро, или, скажем, никто кроме той цыганки, которая нагадала ему столько славы, не подумал бы, что он хочет сражаться с быками. А вот я, который там на дереве сидел, уже с дюжиной быков на пастбищах поиграл, и на арены прыгал, и в тюрьму попадал за это. Но меня никто не позвал, хоть я обе руки бы отдал, с ногами вместе, чтоб только быть там, где твой отец, — на арене, с собственным быком, и творить историю.

Потом у нас с ним всё по-разному сложилось. Я всегда пытался — и не добился ничего; а он вроде ничего не делал — и стал первым во всей Испании. С быками-то я сражался, как же! Обычно с теми, с кем уже сразились пару раз, — это которые только на людей бросаются, потому что их уже с толку сбили мальчишки вроде меня или моего сына Хуана. За это самоубийство мне сроду не платили, но я надеялся, дурак, что чем больше ран я соберу, тем скорее меня кто-то заметит и возьмёт на настоящую арену.

Он снова рассмеялся, и Маноло в смущении опустил глаза.

— Вот так вот оно и шло. У меня восемнадцать ран, одна аж от колена по бедру и дальше на спину. Это меня так покалечило через две недели после другого случая, когда рог угодил почти что в правый глаз, — он наклонился к Маноло и показал на глаз. — Он слепой, но со стороны незаметно. В общем, встретились мы с твоим папочкой опять. Он тогда уже очень знаменитым тореро был. После тех двух ранений я решил попроситься к нему в бандерильеры. У него как раз одного бык убил, так что новый был нужен. Пошёл, значит, я к нему наниматься. Он меня взял. Почти что целый месяц я с ним проработал. А потом, — продолжил он с ещё более горькой усмешкой, — он меня выгнал. Потому что я правым глазом чего-то там не заметил. И твой папаша решил, что я пьян и не могу как следует работать.

— Но он же не знал! — торопливо сказал Маноло. — Он понятия не имел, что у вас что-то с глазом!

— Правильно, не знал. И никто про это не знал. Иначе он и нанимать меня не стал бы. В общем, выгнали меня, и деваться мне было некуда, — я ведь только и разбирался, что в быках, а кому нужен полуслепой бандерильеро? А сейчас мой Хуан ни о чём, кроме быков, и слышать не хочет. Но разве он станет матадором? Да никогда! В жизни ему матадором не стать. И если б я даже мог, пальцем для него не пошевелил бы. А знаешь, почему? Потому что все против нас. Мы, Гарсии, невезучие. И цыганки никакой не надо, как и тебе не надо предсказывать, что ты везучим родился и что станешь матадором.

Он встал. «У него не только тело, но и дух покалечен…» — подумал Маноло, и ему стало жалко его. Слишком беспомощно свисали его руки, слишком неустойчивыми казались ноги. Калекой он не был, но двигался, как калека.

— Сын Хуана Оливара, а не Мигеля Гарсии станет матадором! — закричал он. Горечь уродовала его лицо. — И что же ты знаешь, великий сын великого отца, о нашей великой корриде ?

Он стоял над Маноло, ожидая ответа, и впервые тот ощутил на себе груз вины. «Я ведь в чём-то отвечаю за его разбитые мечты!» — подумал он. Но он и сам не знал, что это может быть за ответственность.

— Я слышал, — сказал сеньор Гарсия, на этот раз спокойно, смягчённый его молчанием и тем, как он опустил глаза, — что граф выбрал для тебя быка, и что ты с ним сразишься следующей весной.

— Да.

— Всё будет точно как с твоим отцом. Великий Кастильо небось тоже приедет?

— Вряд ли.

— Обязательно приедет.

— Однажды Кастильо папу видел, на маленькой арене, — быстро перебил Хайме, боясь, видимо, что отец его остановит, — и написал, что он прекрасно закалывает быков. Как там точно было, папа?

— Не помню, — мрачно ответил тот. — Ты хочешь быть тореро, как твой отец? — он внимательно смотрел на Маноло.

— Не знаю, — ответил несчастный Маноло.

— Ах вот как, не знаешь? Ты даже не любишь корриду той особенной испанской любовью, которая вроде отравы, которая проникает в кровь и калечит самых сильных мужчин? Ты не знаешь, что такое просыпаться утром с одной только мыслью — сразиться с быком, встать лицом к лицу со зверем, несущим смерть на рогах? Ты не знаешь, как забывают о семье, о здоровье и даже о Боге? Я встретил как-то парнишку, который убил женщину. И знаешь, почему? Чтобы получить возможность сразиться с быком. Её муж, который всё устроил, оказался дешёвкой и подсунул мальчишке быка, с которым уже кто-то дрался. Так что он тоже погиб, — но думаю, ему было всё равно. Пойми, никто другой не подпустил бы его к быку. Раз ты не знаешь, что может сделать с человеком любовь к корриде, к чему она принуждает, ты и правда везучий парень.

— Да люблю я корриду ! — крикнул Маноло.

— Но ты же только что сказал, что не знаешь, хочешь ли быть матадором. Эй, Хайме, он ведь так и сказал?

— Папа, оставь его в покое.

Маноло хотел убежать, но вдруг у него возникла мысль. Он может чем-то помочь этому человеку, хоть немного возместить ему то, что у него было, а у Гарсии нет.

— Сеньор Гарсия! Я как раз из-за любви к корриде и хочу поговорить с вашим Хуаном.

— Ну?

— Я хотел, — продолжал Маноло с улыбкой, — позвать его пойти со мной на тьенту. — Он не врал. Пришёл он не для того, чтобы позвать Хуана, но теперь-то он позаботится о том, чтобы ему позволили прийти. Он был уверен, что граф против не будет.

Гарсия с сомнением посмотрел на него.

— Я попрошу графа, чтобы ему разрешили, — добавил Маноло. — И ещё попрошу, чтобы Хуану дали сделать несколько выпадов.

Бывший матадор протянул к Маноло дрожащую руку.

— Ты что, правда это сделаешь? — переспросил он, стараясь скрыть слезы. — Ты такое сделаешь… для моего сына?

— Маноло, как же здорово! — воскликнул Хайме.

— Ему только надо, — на этот раз совсем тихо сказал отец, — ему только и надо, что разок себя показать. Чтобы увидел кто. Я знаю, он будет молодцом. Точно знаю.

— Можно я сейчас зайду к Хуану? — попросил Маноло. Он дал себе слово, что не просто позовёт Хуана Гарсию на тьенту, а будет настаивать, пока тот не согласится.

Хайме отвёл его в комнату брата. Когда они вошли, Хуан всё ещё спал. На его правой щеке и под глазом чернел большой синяк.

— Бык сильно ударил его вчера, — сказал Хайме, стаскивая с брата одеяло. — Хуан, проснись!

Тот открыл глаза.

— Сильно болит? — спросил Маноло. — Глаз тебе не повредило?

Хуан поморгал, откинул волосы и улыбнулся гостю.

— Ясное дело, всё в порядке. Уж я не ослепну, как старик мой. А что ты здесь делаешь?

— Он хочет попросить графа, чтоб ты пришел на тьенту.

Хуан сел на кровати.

— Ты не шутишь?

— Я постараюсь достать тебе приглашение, — теперь Маноло был уже уверен в успехе. — Обещаю, что ты там будешь!

— А знаешь, — сказал, улыбаясь, Хуан, — я ведь собирался пробраться на то самое дерево и смотреть оттуда.

— Я с тобой ещё кое о чем хочу поговорить, — добавил Маноло. — Только Хайме, можно мы сами…

— Ну раз ты мне не доверяешь…

— Да нет же, просто дело такое… — улыбнулся Маноло.

— Хорошо, секретничайте на здоровье, — Хайме притворился обиженным.

Как только он вышел из комнаты, Хуан выжидательно посмотрел на своего гостя.

— Я думал… То есть, я хотел… — забормотал Маноло.

— Может, ты хочешь, чтобы я поучил тебя делать выпады?

— Да нет. Я думал, если ты ещё соберёшься на пастбище, то мог бы взять и меня.

— Не нужно тебе такое, — ответил Хуан, потирая бок. — Слишком это опасно. Если бык тебя не боднёт, остаются сторожа. Тебе-то незачем рисковать.

Он сбросил одеяло и резко встал. На его ноге Маноло заметил длинный шрам.

— Ты сын Хуана Оливара. Стоит только захотеть — и тебе предоставят сколько угодно быков.

— Но… я ведь не знаю…

— Не знаешь, так ли ты хорош, как твой отец с первым своим быком? Раз не тренировался с животным?

— Ну да.

— Не волнуйся: таких, как твой отец, наверное, и нет на свете. Да кроме того, никто не ждёт, что ты вообще умеешь пользоваться плащом. Ты тренировался когда-нибудь?

— Да.

Хуан прищёлкнул языком и погрозил Маноло пальцем перед самым его носом.

— Стыдись! — улыбнулся он.

— Никому не расскажешь?

— Ну что ты?! За кого ты меня принимаешь?!

— Просто не хочу совсем уж всё испортить, — объяснил Маноло; ему было легко с этим мальчишкой, который всё понимал. — Я знаю, что не могу быть как отец, но не хочу всех так разочаровать, чтобы им даже стыдно за меня стало.

— Я придумал, — Хуан накинул куртку поверх пижамы. — Во внутреннем дворе бычьей арены как раз есть бычок на завтрашний вечер. Пойдём сегодня ночью с ним поиграть, хочешь?

— Замечательно!

— В два ночи я за тобой зайду.

— Спасибо тебе, Хуан.

— Брось. Это я должен спасибо сказать, за то обещание.

— Ты знаешь, где я живу?

— Ну кто же в городе не знает, где дом Хуана Оливара?!

Глава 9

Они очень старались, чтобы их никто не заметил. Хотя и был третий час ночи, на улицах всё ещё оставалось немало людей. Мальчики шли молча, слегка порознь.

Маноло вцепился в мулету, которую спрятал под пиджак, и чувствовал, как у него дрожат пальцы. А он ещё думал раньше, что знает, что такое страх! Он узнавал это только сейчас, по дороге к бычьей арене.

Им пришлось выжидать в тени подъезда, пока несколько человек проходили мимо здания арены. Потом они кинулись к запертым воротам.

— Подтянемся, а потом проползём, — шепнул Хуан, показывая на щель шириной фута в два между тяжёлыми деревянными створками и каменной стеной над ними. — Давай за мной. — Он подпрыгнул, уцепился за створку, подтянулся, потом подался вбок и исчез. Маноло так не мог — он был немного меньше ростом и куда слабее. Хуан снова появился над воротами. Он лег на створку, протянул Маноло руку, и тот ухитрился подтянуться. Они вместе спрыгнули вниз и оказались в безопасности закрытой арены. Маноло посмотрел назад на ворота и улыбнулся — воз сена, с которого он когда-то боялся прыгать, был существенно ниже.

— Коровы у них все вместе в большом загоне. Так что бык для Великолепного должен быть в каком-то из маленьких. Ему вряд ли больше двух лет, но Великолепный всё равно хлебнёт с ним горя. Он когда-то был хорош, пока в первый раз не угодил на рога. С тех пор он вроде бы потерял класс, но не присутствие духа. Так что если теперь где-то объявляют Великолепного — значит, хотят показать, как здорово быки его швыряют. Пошли, Маноло, нам бы надо поторопиться.

Тьма была кромешная; они почти ощупью пробирались мимо медпункта, часовни, лошадиных стойл и места, где разделывают убитых быков. Хотя корриды не было уже две недели, всё вокруг пахло быками.

— Загоны с той стороны, — сказал Хуан. — Пошли по трибуне.

Неожиданно они вынырнули на освещённую луной пустую арену. Маноло сглотнул. Вид был величественный, как у моря или пустыни.

— Дай-ка твою мулету, — попросил Хуан. Когда Маноло протянул ее, Хуан бросился к песчаному кругу, перепрыгнул барьер и оказался посреди арены, стягивая пиджак. У него было с собой что-то вроде шпаги — отполированная палка, покрытая серебристой краской. Хуан принялся проделывать выпады с мулетой, медленно и прекрасно, не хуже любого настоящего тореро. Глядя на мальчика, стоящего на пустой арене, Маноло знал — всё, чего добился он сам, никуда не годится. Хуан чувствовал красную тряпку, почти вдыхал в неё жизнь. Она слушалась его искусных рук и составляла одно целое с его стройным телом; она следовала за ним в повороте, легко повторяя малейшие его движения. И ещё Маноло заметил: этот мальчишка очень любил то, что делал. Он шёпотом подзывал воображаемого быка, а завершив серию выпадов левой и понимая, что они прекрасны, сам себе крикнул «оле!» Он поднял глаза на пустые трибуны, и Маноло увидел, какой у него гордый вид и как он похож на тореро. На миг торжествующая улыбка осветила его лицо, но столь же быстро она пропала, и Хуан погрустнел.

— Пошли, — сказал он.

— Класс какой! — выдохнул Маноло.

— Да ладно, — Хуан пожал плечами, — ты бы видел меня вчера с племенным быком! Я проделал с ним восемнадцать выпадов — таких же, левой рукой — и сам знал, что я ничуть не хуже других.

— Это от него у тебя синяк?

— Ну сбил меня с ног пару раз, пока сам не сообразил, что делает. Наверное, принял меня за очередного бестолкового тореро —любителя. Ты-то не хочешь сделать пару выпадов?

— Нет, — ответил Маноло. Он даже не спустился на песок, чувствуя себя недостойным этого.

— Ладно, значит, идём, — сказал Хуан, поднимаясь к нему на трибуну. Они пошли в обход, пока не добрались до ворот. — Нам сюда.

В коридоре, по которому проходит бык по пути на арену, ни зги было не видно.

«Я не смогу, я не буду!» — Маноло ощупью брёл за Хуаном, мечтая оказаться где-нибудь далеко-далеко.

Хуан остановился.

— Когда найдём его, я первым войду, хорошо? Не обидишься?

— Нет, — ответил Маноло, пытаясь сглотнуть.

— Послушай, — Хуан, кажется, что-то почувствовал, — это не обязательно делать. Тебя никто не заставляет. Если не хочешь поиграть с быком — не играй, я пойму. Да и расстроятся все ужасно, если ты вдруг возьмёшь и покалечишься.

Они продолжали идти в темноте. Хуан на ощупь искал дверь, щеколду, — что угодно, что бы привело их к загону. После того, что было сказано, Маноло стало легче дышать. Его переполняла благодарность. Хуан остановился опять.

— Я не хочу, чтобы ты думал, — зашептал он, — что я такой же, как все другие. Я знаю, что нельзя портить чужих быков. Матадору очень опасно иметь дело с быками, с которыми уже кто-то поиграл. Так что я проделаю только пару пассов. А когда я на пастбище хожу, то всегда выбираю племенных, с ними всё равно никогда не сражаются. Так что видишь, честь у меня имеется, — улыбнулся он. — А если ты с ним тоже захочешь поиграть, то недолго, ладно? Даже думать не хочется, что мы можем оказаться виноваты, если что-то случится с Великолепным.

— А сколько времени проходит, — спросил Маноло, радуясь новой отсрочке, — пока бык научится?

— Бросаться на человека вместо тряпки? Говорят, минут двадцать. Поэтому коррида и не продолжается дольше, — по крайней мере, та её часть, когда человек наедине с быком. Так что понимаешь, это важно — не заиграться. Кстати, — тихо добавил он, — если я увлекусь, окликни меня.

— А если… — у Маноло снова пересохло в горле, — что мне делать, если вдруг…

— Если бык собьёт меня с ног? Постарайся тогда отвлечь его от меня, пока я снова не встану, ладно?

— Ага, — пробормотал Маноло, стыдясь своего вопроса, стыдясь, что не догадался сам, а прежде всего потому, что чувствовал: случись что с Хуаном — и помочь ему он не сумеет.

Они услышали бычье фырканье и двинулись на звук.

— Где-то здесь, — сказал Хуан, останавливаясь перед сбитой из досок дверью и прикладывая к ним ухо. — Да, вот он. Слушай, эта штука крепится на вороте, так что я попытаюсь ее поднять, но она может взять и съехать обратно. Можешь её подержать, пока я там?

— Но раз я её держать буду, то ведь не смогу тебе помочь, если… ну, если что…

— Не волнуйся.

— Может, не надо? — вырвалось у него.

— Как не надо?! Мы же для этого пришли!

— Я просто хотел сказать, — Маноло задрожал, — лучше как-нибудь так её открыть, чтобы держалась.

Теперь они ясно слышали быка, который рыл копытом песок.

— Готов? — спросил Хуан.

— Погоди, — зашептал Маноло, — что если бык пойдёт на нас, пока мы будем эту.. эту дверь открывать?

— Он молодой. В этом возрасте все быки любопытные — но не тупые же! Он сперва посмотрит, что происходит, вместо того чтобы бросаться очертя голову. По крайней мере, рассчитываю я именно на это. Ну всё, теперь готов?

— Готов.

Хуан нашёл ворот, открывающий дверь. Она медленно поднималась, и теперь они слышали, как дышит бык. Когда внизу открылась щель фута в два, Хуан попробовал отпустить дверь. Она поползла обратно.

— Придётся с одной стороны подсунуть мой пиджак, а с другой твой, — сказал он, блокируя верёвки. Теперь можно было пролезть. — Я пойду первым, а ты просто просунь голову и смотри. Потом можешь сам поиграть.

Хуан встал на четвереньки.

— Не хочешь пожелать мне удачи? — спросил он, улыбаясь Маноло в лунном свете.

— Удачи, — выдавил из себя тот. Он наклонился, чтобы видеть, как мальчик встал на ноги, держа в одной руке и мулету, и «шпагу».

— !Ehe, toro! — тихо позвал Хуан, отходя в сторону. Тут Маноло увидел быка — чёрную лоснящуюся тушу с сияющими белыми рогами. «Он же гораздо крупнее, — подумал Маноло, — чем вообще бывают быки!»