- Когда мы сможем приступить к производству этого орудия? - спросил я Грабина.
      Василий Гаврилович, по обыкновению, назвал нереальный срок. На конструирование, заводские, войсковые испытания и принятие на вооружение он потребовал всего лишь 6-8 месяцев. Даже в условиях войны, при напряжении всех сил и возможностей, это было явно невыполнимо.
      В своем выступлении я одобрил проект орудия и просил принять решение о быстрейшем конструирования и изготовлении опытных образцов. Срок 6-8 месяцев мною был взят под большое сомнение, что впоследствии и подтвердилось. До той поры, когда на вооружение станут поступать новые пушки, я предложил продолжать производство 122-миллиметровых пушек. С этим предложением все согласились. К сожалению, мне не удалось убедить в необходимости увеличить производство таких пушек.
      Неудачи
      В мае 1942 года советских людей омрачили события в Крыму. Войска Крымского фронта, хорошо вооруженные, снабженные всем необходимым, неожиданно были разгромлены сравнительно немногочисленными силами противника. Из-за этого стало невозможным дальнейшее сопротивление славных защитников Севастополя.
      Много причин поражения называлось после крымской катастрофы, но мне хочется вспомнить наиболее важные из них.
      На Крымском фронте создалась нетерпимая обстановка. Слабовольный командующий фронтом генерал-лейтенант Козлов и полномочный представитель Ставки Мехлис создали каждый свой автономный штаб. Два этих штаба бесконечно противоречили друг другу, много заседали и плохо работали. Создавшееся двоевластие дергало и дезориентировало войска. Оба штаба явно недооценивали силы и возможности противника и, увлеченные междоусобными дрязгами, не обращали внимания на приготовления гитлеровцев к наступлению.
      После успешно проведенной Керченско-Феодосийской операции в декабре 1941 года, когда наши войска высадились в Крыму и захватили большой плацдарм, Крымский фронт без всякого к тому повода засел в обороне. Несколько месяцев его многочисленные войска, имевшие достаточное количество наземной и зенитной артиллерии, топтались на месте, дав немцам опомниться, подтянуть силы. Новое наступление наших войск готовилось очень медленно. А ведь у них была благороднейшая цель - снять блокаду с героического Севастополя и очистить Крым от немецко-фашистских захватчиков.
      В предвидении активных действий фронта я направил туда группу опытных командиров-артиллеристов для оказания помощи артиллерии Крымского фронта. Но наша помощь запоздала.
      Противник внезапно начал свои наступательные действия как раз в том направлении, где его меньше всего ждали - на левом фланге 44-й армии. Это могло случиться, лишь из-за скверно поставленной разведки. Из рук вон плохо была организована противотанковая и противовоздушная оборона. Ничего не предусматривалось, чтобы сорвать попытки противника к наступлению. Взаимодействие артиллерии с пехотой и танками в обороне не было налажено. Совершенно не продумывались боевые действия на случай наступления противника и вынужденного отхода наших войск. Без всякого контроля оставалось артиллерийское снабжение во фронте и армиях. По вине командования фронта стрелковые дивизии, находившиеся в резерве, оказались без своей штатной артиллерии, которая была взята для усиления частей на переднем крае. Так волею командования фронтовые резервы были приведены в небоеспособное состояние. В довершение всего на обе ноги хромало управление войсками. Командующий артиллерией фронта генерал В. О. Бушуев тоже допустил много ошибок.
      В результате первые же удары противника вызвали растерянность, суматоху, потерю управления войсками. Наши части стали беспорядочно отступать, не заботясь даже о прикрытии своих флангов.
      Мне известен факт, когда один гаубичный полк на конной тяге 44-й армии, находившейся на главном направлении прорыва противника, отступая с боями, боролся с танками противника и добрался до Керчи с небольшими потерями. Но в Керчи командир полка и его подчиненные были ошеломлены. Перед ними, прибывшими сюда последними, раскрылась мрачная картина. Улицы города были забиты машинами с разнообразным имуществом и оборудованием. Вывезти их так и не удалось. Только неорганизованностью можно объяснить такую тяжелую обстановку.
      Крупные неудачи постигли нас и на юго-западном направлении. Успешно начавшаяся наступательная операция войск Юго-Западного и Южного фронтов в районе Харькова стала постепенно затухать, встречая все нарастающее сопротивление противника.
      В эти дни было очень приятно получить высокую оценку боевых действий артиллерии от командующего войсками Юго-Западного фронта С. К. Тимошенко. Он представил девять отличившихся в боях командиров-артиллеристов к награждению только что учрежденным орденом Отечественной войны. Это представление было немедленно доложено правительству и поддержано им. Таким образом, артиллеристы первыми были награждены новым орденом.
      Гитлеровцы упорно рвались вперед. Весной 1942 года последовал контрудар противника по левому флангу нашей 9-й армии. Ее слабая оборона не выдержала, наши части стали отходить. С каждым днем отхода возрастала угроза левому флангу Юго-Западного фронта.
      Много сил и средств было израсходовано на недавнее наше большое наступление на этом направлении. Оно готовилось несколько месяцев. Каждый шаг продвижения вперед стоил огромных усилий. А теперь наши войска откатились. Огромная энергия требовалась от советского тыла, чтобы возместить серьезные потери в технике.
      Наше счастье, что силы советского тыла неисчислимы. В это трудное время он дал для гвардейских минометов новые типы реактивных снарядов с повышенным весом разрывного заряда, с возросшим фугасным действием. У нас начала создаваться тяжелая реактивная артиллерия. Первое время она имела свое командование, подчинялась непосредственно Ставке и была ее резервом.
      В начале июня 1942 года по заданию Ставки я принимал участие в подготовке и проведении частных наступательных операций на левом фланге Западного фронта. Было решено осуществить их силами 1, 6-й и 61-и армий. Хотя цели этих операций были ограниченные, но средств для них было выделено немало. В частности, здесь было решено массированно применить реактивную артиллерию. Сюда прибыл командующий этой артиллерией В. В. Аборенков. Вскоре состоялось обсуждение предстоящих действий, в котором участвовали командующие армиями К. К. Рокоссовский и П. А. Белов и командующий артиллерией фронта И. П. Камера. Присутствовавший при этом Аборенков, по образованию военный инженер-химик, не искушенный в тактике и оперативном искусстве, настаивал, чтобы ему выделили участок фронта в полосе действий ударной группировки. На этом участке, по его мнению, должна действовать только реактивная артиллерия, всю ствольную артиллерию и минометы следовало использовать в других местах. Аборенков заверял всех, что реактивная артиллерия способна решать любые задачи самостоятельно.
      Мы недоуменно переглядывались. Уважаемый инженер абсолютно не представлял себе природы современного боя. Он не понимал, что после артиллерийской подготовки нужно будет надежно сопровождать огнем наступление нашей пехоты и танков. Кто же будет вести непрерывную борьбу с артиллерией противника? Кто будет уничтожать многочисленные вновь выявленные цели в непосредственной близости к нашим наступающим войскам? Далеко не всем было известно, что по своим техническим особенностям реактивная артиллерия не могла поражать эти цели. Пришлось мне выступить и постараться внести ясность: реактивные установки, как новый вид артиллерии, должны применяться в бою не обособленно, а в сочетании с другими видами артиллерии. На оперативной карте я показал объекты в расположении противника, по которым огонь гвардейских минометов мог бы быть наиболее эффективным.
      Предложения генерала Аборенкова, конечно, приняты не были. Решили использовать реактивные минометы массированно на важнейшем направлении, по важнейшим объектам в сочетании с огнем других видов артиллерии, использовать не только для артподготовки, но и в процессе наступления.
      Мне было непонятно, зачем расходовать силы и средства на ряде фронтов для проведения частных операций с ограниченными целями, а тем более привлекать для этого такое новое мощное оружие, как реактивная артиллерия, которое могло бы сыграть немалую роль в наступательных операциях с более решительными целями? Зачем нужно начинать наступление двух армий одного и того же фронта с разницей во времени в одни сутки? Кого хотели обмануть? Противника? Мне думается, больше обманывали себя. Трудно представить, чтобы при активной воздушной разведке противник не смог заметить наших перегруппировок. Это учтено не было. Вот и получилось, что вражеская авиация обрушила свои удары вначале на боевые порядки наступавшей группировки 61-й армии, а затем столь же ожесточенно стала бомбить перешедшие в наступление войска 16-й армии.
      Пехота была еще слабо подготовлена к наступлению. Радовало, что артиллерия, авиация и танки вели бои хорошо. От их огня и бомбежек противник понес большие потери. Поучителен был и первый опыт боевого применения новых реактивных установок. Это мощное оружие требовало умелого использования и применения к местности. Только полная скрытность подготовки установок к открытию огня может дать нужный эффект. Бои показали, что гвардейские реактивные минометные части следовало применять в сочетании со всеми другими видами нашей артиллерии.
      В те дни командованию стало ясно, что нужно сформировать 4 - 5 тяжелых артиллерийских дивизий специально для проведения наступательных операций и надежного обеспечения прорыва. Кроме того, возникла мысль создать отдельные гвардейские минометные бригады, которые находились бы в распоряжении Ставки и придавались фронтам для прорыва обороны противника.
      Вопрос о накапливании мощных артиллерийских резервов встал со всей остротой. Это было тем более трудным делом, что в то время нам приходилось восполнять большие потери в артиллерии на фронтах, много помогать войскам южного направления.
      Находясь на КП 16-й армии вместе с командармом К. К. Рокоссовским, я наблюдал за развитием образовавшегося прорыва в обороне противника. Наступление продолжалось уже несколько часов, но в прорыв почему-то все еще не вводились механизированные войска, как предусматривалось планом операции. Связь с этими войсками после вражеских бомбежек оказалась прерванной. Мы с Рокоссовским сами поехали к командованию группы мехвойск.
      К нашему удивлению, увидели, что механизированные войска вовсе не готовы к немедленному вводу их в прорыв. Выяснилось, что повинен в этом начальник штаба армии. По своему усмотрению он дал указание, что мехвойска будут вводиться в прорыв лишь на второй день операции, как это было принято делать в мирное время на больших учениях и маневрах. Самовольство начштаба, его приверженность к шаблону во многом помешали 16-й армии полностью выполнить стоявшие перед ней задачи.
      Приказом Народного комиссара обороны на меня были возложены все дела по вопросам изобретательства и рационализации, касающиеся нашего наркомата. Трудное, хлопотливое занятие! Радовало стремление советских патриотов сделать все, чтобы наша армия стала еще сильнее. Но многие изобретатели, не зная, что действительно нужно нашим войскам для борьбы с врагом, и не имея инженерно-конструкторской подготовки, нередко предлагали такое, что приходилось только диву даваться. Каких только не было предложений! В каждом случае приходилось разбираться и давать обоснованные заключения. Некоторые изобретатели, пользуясь войной, пытались протащить свои старые, отвергнутые ранее предложения. Каждый отказ, конечно, воспринимался болезненно, на меня и моих подчиненных сыпались жалобы в разные инстанции, порой дело доходило даже до прямой клеветы. Надо было стойко держаться, внимательно отделять годное от негодного.
      Один изобретатель, например, предложил авиационную бомбу значительных размеров и веса с полым цилиндром во всю ее длину. По замыслу изобретателя, при ударе бомбы о грунт от нее разлетятся на 300 метров начиненные взрывчаткой сегменты, которые будут взрываться при падении. В это же время в нижней части полого цилиндра придет в действие скорострельный пулемет с круговым обстрелом, автоматически открывающий огонь при соприкосновении с землей. В тот же момент из цилиндра должна вылетать вверх мощная осветительная ракета - это для того, чтобы ночью помочь определению реальных потерь противника. Помнится, сколько времени отняло у нас это "изобретение" - автор его был страшно назойлив.
      Бывали неприятности и покрупнее. Один из изобретателей внес хорошее предложение: создать навесные тралы, с помощью которых танки смогут проделывать для себя проходы в минных полях. Эти тралы сберегли бы жизнь многим саперам, которым со смертельным риском приходилось вручную обезвреживать минные поля противника. Кроме того, работа саперов сразу выдавала противнику наши участки прорыва. Предложение изобретателя обеспечивало внезапность прорыва вражеских заграждений.
      Тралы были быстро сконструированы. Командование бронетанковых войск почему-то решило провести испытания их на фронте, в реальной боевой обстановке. Но испытания организовали безответственно, один танк с тралом застрял на минном поле и попал в руки противнику. Меня вызвали в Ставку, я выслушал строгое нравоучение Сталина и его угрозу наказать меня за передачу государственной тайны врагу. С трудом удалось доказать мою непричастность к происшедшему.
      Приведу еще один поучительный случай.
      Из глубокого тыла пришло как-то неожиданное письмо от инженера-мелиоратора, который предложил создать бронебойный снаряд новой конструкции. Он доказывал, что его снаряд будет лучше пробивать броню, приводил обоснования и расчеты. Предложение было весьма актуальным и заманчивым. Мы создали специальную комиссию под председательством генерала Е. А. Беркалова. Она с недоверием отнеслась к предложению изобретателя, не имеющего артиллерийского образования, и вынесла отрицательное заключение. Изобретатель написал мне второе, личное письмо, в котором настаивал на ценности своего изобретения и просил назначить другую экспертную комиссию. В это время других крупных специалистов в моем распоряжении не было, поэтому я предложил той же комиссии вновь рассмотреть заявку изобретателя. При этом предупредил Беркалова, что, не дожидаясь заключения комиссии, мы, пожалуй, попробуем практически осуществить предложение - сконструировать и испытать новый бронебойный снаряд на боевых стрельбах.
      Генерал Беркалов и члены комиссии отнеслись на этот раз к делу со всем вниманием и убедились, что поспешили с выводами. Инженер-мелиоратор оказался хорошим математиком и в своей работе опирался на последние достижения советских ученых. Этот сугубо гражданский человек долго и настойчиво изучал теорию артиллерии. Поэтому открытие вовсе не было случайностью. Разработанный им снаряд обещал обладать действительно высокими качествами. Сам Беркалов теперь вызвался быть постоянным консультантом изобретателя. В дальнейшем инженер-мелиоратор создал отличные бронебойные снаряды для нашей артиллерии. За достижения в этой области его неоднократно награждали.
      Однажды он рассказал мне, кто посоветовал ему заняться конструированием бронебойных снарядов. Его вызвал секретарь райкома партии и сказал:
      - Я знаю, артиллерия - не ваша специальность. Но вы математик и инженер. Подумайте над тем, как улучшить бронебойные снаряды, которые сейчас выпускает промышленность нашего района. Эти снаряды очень нужны фронту.
      Инженер-мелиоратор и принялся за изучение конструкции бронебойных снарядов, зная, как трудно было нашим бойцам в то время бороться с вражескими танками. Большую помощь оказали ему научные работники эвакуированной из Москвы Артиллерийской академии, заинтересовавшиеся его пытливыми поисками.
      Во время войны выросли талантливые творцы новой боевой техники, которые внесли свою лепту в победу над врагом.
      Союзники не торопятся...
      Меня срочно вызвали в Ставку. Советское правительство назначило специальную комиссию для ведения переговоров с видными военными деятелями Англии, прибывшими в Москву вместе с Черчиллем. В комиссию вошли К. Е. Ворошилов, Б. М. Шапошников и я.
      Вскоре переговоры начались. Главной темой было открытие второго фронта. Однако с первых минут совместного заседания наши английские партнеры стали доказывать нам невозможность в скором времени начать военные действия на Западе. Начальник генерального штаба Англии генерал Брук долго говорил о невероятных трудностях, с которыми сталкиваются союзники. Англия и США испытывают большой недостаток в десантных средствах. Нужны подходящие порты для выгрузки тяжелого снаряжения, в этом отношении Кале и Булонь не подходят: они малы и очень легко могут быть блокированы противником.
      Больше всего нас поразило заявление этого генерала о том, что США и Англия смогли бы для создания второго фронта в Европе выделить всего лишь шесть дивизий против двадцати четырех немецких дивизий, находящихся во Франции. При таком соотношении сил, конечно, нельзя было рассчитывать на то, чтобы отвлечь хотя бы часть гитлеровских войск с советско-германского фронта.
      Генерал долго и нудно говорил далее о том, как было бы трудно обеспечивать всем необходимым эти шесть дивизий, если бы даже они успешно высадились во Франции.
      Со своими доводами выступил маршал авиации Тедер. Он развернул перед нами карту, на которой разноцветными карандашами была изображена схема предполагаемого авиационного прикрытия морской десантной операции. Тедер старался нас убедить, что у Англии нет сейчас возможности завоевать господство в воздухе в данном районе.
      Нам было непонятно, почему для такой важной десантной операции Англия из наличных двадцати дивизий сможет выделить менее одной трети. А ведь в это время в Англию уже прибыли две американские дивизии и ожидалась третья. Довольно долго мы не могли добиться нужных нам разъяснений, но наконец генерал Брук сообщил нам, что английское правительство решило вместо открытия второго фронта в Европе начать военные действия. в Африке. А пока Англия будет продолжать воздушные налеты на Германию, проводить отдельные рейды морскими силами у побережья Франции и накапливать силы и средства для открытия второго фронта в Европе в 1943 году.
      - Какими силами и когда будет проводиться Африканская наступательная операция? - спросил Ворошилов.
      Генерал Брук ответил, что он не уполномочен премьер-министром развивать вопрос об этой операции.
      Стало ясно, что наши союзники скрывают от нас свои намерения и не хотят открывать второй фронт в Европе.
      С вопросами к нам обратился генерал Уэйвел :
      - Меня, как командующего английскими войсками в Индии, интересует Кавказ. Ухудшение обстановки там создает прямую угрозу правому флангу наших войск в Индии. Кроме того, очень важно обеспечение путей снабжения через Персию. Надеюсь, вы получите разрешение от своего правительства на ведение переговоров ПО этому вопросу?
      К. Е. Ворошилов ответил, что нам не нужно какого-то специального разрешения правительства вести обмен мнениями о военных действиях в районе Кавказа. Это разрешение потребуется в случае принятия каких-либо конкретных решений.
      Во время следующей встречи продолжалось обсуждение кавказского вопроса. Уэйвел снова обратился к нам с просьбой осветить положение на Кавказе. По тону этих вопросов было ясно: наши собеседники всерьез сомневаются в том, что мы сможем удержать Кавказ в своих руках.
      Глава нашей делегации твердо заявил, что мы не собираемся отдавать противнику Кавказ, что вражеское наступление остановлено и приняты надежные меры по обеспечению обороны этого района.
      Генерал Брук спросил:
      - Какими силами вы обороняете Кавказ?
      - У нас в этом районе сил и средств не меньше, чем у немцев,- ответили ему.- А ведь они наступают, а мы обороняемся.
      После этого англичане стали еще настойчивее предлагать нам. свою помощь на Кавказе. Впрочем, скорее символическую, чем реальную.
      Из длинного выступления генерала Брука стало ясно, что помощь может быть оказана только авиацией, и то лишь после завершения операции в Африке. Брук предложил выделить группу для ведения переговоров по этому вопросу. Попутно он пытался обвинить нас в том, что мы менее откровенны, чем они. Англичанин упорно расспрашивал, надежно ли закрыты подступы к Баку и Батуми, а также к центру Кавказа.
      - Какую же все-таки конкретную помощь авиацией мы можем получить? допытывались мы.
      Ответ был смехотворным - речь шла всего о восьми эскадрильях.
      Наконец наши партнеры постепенно приоткрыли свои карты. Под предлогом подготовительных работ на аэродромах они хотели ввести в район Кавказа свои аэродромные части и подразделения. Конечно, мы не могли на это согласиться.
      На том переговоры и закончились. Стало ясно, что союзники выжидают, рассчитывают на полное истощение сил Советского Союза и Германии с тем, чтобы потом диктовать свою волю.
      Уинстон Черчилль в своих мемуарах "Вторая мировая война" неправильно изобразил эти переговоры:
      "Технические военные переговоры шли не особенно успешно. Наши генералы задавали всевозможные вопросы, на которые их советские коллеги не были уполномочены отвечать. Единственное требование Советов было: "второй фронт сейчас". В конце концов, Брук даже повел себя несколько резко, и военное совещание было прервано довольно внезапно".
      Нас, конечно, весьма интересовало в то время открытие второго фронта. Английские генералы нам сразу заявили, что военных действий в Западной Европе в 1942 году начато не будет. Генерал Брук с большим трудом выдавил из себя фразу о том, что они предполагают воевать в Африке. На все наши вопросы по поводу этой операции он отвечал, что не уполномочен нам что-либо сообщить без разрешения премьер-министра. Премьер-министр У. Черчилль по многим очень важным военным вопросам был правдиво ориентирован Сталиным, а сам не принял необходимых мер, чтобы его имперский начальник штаба хотя бы немного приоткрыл план предстоящей Африканской операции. Английская делегация проявила необычайный интерес к Кавказу. Но и тут она преследовала корыстные цели, стремилась ввести в этот район свои наземные группы вспомогательных войск для весьма туманного в будущем обслуживания неведомых военно-воздушных сил.
      На лицах английских генералов, которые вели с нами переговоры, было написано неверие в наши силы и возможности, а их вопросы и высказывания только подтверждали эти настроения и убеждения.
      Такова историческая правда о совещании военных представителей СССР и Англии в 1942 году.
      Результаты встреч с представителями союзного командования были доложены Советскому правительству. Наши действия и предложения получили одобрение.
      Нас возмущало неверие английских генералов в силы нашего народа. Нужно было им доказать, что есть еще у нас порох в пороховницах. По указанию Ставки на одном из подмосковных полигонов гостям из Англии был и показаны стрельбы нашей молодой реактивной артиллерии. Англичане видели залпы гвардейских минометов, наблюдали действие их снарядов. Стрельбы произвели на гостей сильное впечатление. Англичане засыпали нас вопросами, сказали, что они желали бы иметь такое оружие и в своей армии.
      Я был в числе приглашенных на обед, устроенный Советским правительством в честь английского премьер-министра и сопровождавших его лиц. Прием состоялся в одном из красивейших залов Кремлевского дворца. Мы были одеты по форме, которая положена для торжественных случаев.
      В зале собрались все члены правительства, а высокого гостя все еще не было. Наконец дверь отворилась и в зал шумно вошел Уинстон Черчилль. На нем был темно-синий комбинезон танкиста. Всех удивил этот костюм. Не менее нас был удивлен и Черчилль, увидев, что все окружающие строго соблюдают установленные традиции дипломатического протокола. И это в разгар труднейшей войны! Уже такая маленькая деталь должна была бы показать гостям, как велика в Москве уверенность в победе.
      Обед прошел в дружеской обстановке и продолжался долго. Было произнесено немало речей и высказано много хороших пожеланий. Я внимательно наблюдал за Черчиллем - ему было явно не по себе в теплом комбинезоне, особенно после изрядной порции советского коньяка, который ему очень понравился. В своей речи на этом обеде английский премьер обещал открыть второй фронт в Европе в 1943 году. Но уже и тогда мы не верили его словам.
      Неотложные вопросы
      Ставка подвела итоги боевого применения танковых и механизированных частей и соединений. Были выявлены серьезные недостатки в их использовании. В специальном приказе Народного комиссара обороны, посвященном этому вопросу, говорилось и об артиллерии.
      Указывалось, что танки бросаются на оборону противника без должной артиллерийской поддержки. Артиллерия до начала танковой атаки не подавляет противотанковые средства на переднем крае обороны противника, орудия танковой поддержки применяются не всегда. При подходе к переднему краю противника танки встречаются огнем вражеской противотанковой артиллерии и несут большие потери. Танковые и артиллерийские начальники, поддерживающие танковую атаку, управляют огнем артиллерии с удаленных наблюдательных пунктов и не используют танков, оборудованных радио, в качестве подвижных передовых артиллерийских наблюдательных пунктов.
      Далее в приказе ставились артиллеристам задачи: артиллерия до выхода танков в атаку должна уничтожать противотанковые средства обороны противника. В период атаки переднего края и боя в глубине обороны противника подавлять по сигналам танковых командиров огневые средства, мешающие продвижению танков, для чего артиллерийские командиры обязаны руководить огнем артиллерии с передовых подвижных наблюдательных пунктов из радийных танков. Артиллерийские и танковые командиры совместно устанавливают сигналы вызова и прекращения огня артиллерии... При появлении на поле боя танков противника основную борьбу с ними ведет артиллерия. Танки ведут бой с танками противника только в случае явного превосходства в силах и выгодного положения.
      Этот приказ сыграл немалую роль в дальнейшем улучшении взаимодействия артиллерии с танками. Он четко определил взаимные обязанности этих двух сильнейших родов войск в различных условиях боя.
      В те дни мне довелось прочесть интересную статью французского офицера, командовавшего артиллерийским дивизионом во время наступления немецко-фашистских войск на Францию в 1940 году. Автор вскрывал серьезные просчеты французской артиллерии. Оказывается, французы возлагали всю борьбу с танками противника на специальные противотанковые орудия малого калибра. Вся остальная артиллерия не готовилась к стрельбе прямой наводкой по танкам. Автор статьи сетовал на то, что наиболее распространенная во французской армии 75-миллиметровая пушка не смогла стать в то время грозой для немецких танков, так как имела прицельные приспособления устаревшего типа. С большим трудом можно было навести орудие на движущийся танк, к тому же после каждого выстрела наводка сбивалась и наводчик не мог ее быстро восстановить. Кроме того, бронебойные снаряды к этой пушке появились лишь во время начавшейся войны, да и то в небольшом количестве.
      Вот в каком неприглядном виде вступила во вторую мировую войну бывшая законодательница артиллерийских мод и новинок - французская артиллерия!
      На юго-западе и юге гитлеровцы перешли в наступление и вновь стали теснить наши войска. Противник здесь имел значительное превосходство в силах и средствах. Наши войска, ведя оборонительные бои, вынуждены были отходить.
      Меня вызвали в Ставку. Там я узнал, что в донские степи из резерва Ставки выдвигаются две свежие армии (62-я и 64-я), которые должны будут создать фронт обороны в тылах двух наших отступающих фронтов и остановить наступление противника. Ставка заинтересовалась, каковы возможности обеспечения этого района боевых действий в артиллерийском отношении. Я доложил, что в Приволжье заканчивается формирование десяти истребительно-противотанковых полков. Туда же по решению Ставки продолжали отводить артиллерию большой и особой мощности, которую предполагалось применить в будущих наступательных операциях. Кроме того, в глубоких тылах отступавших фронтов восстанавливалось несколько артиллерийских полков, их тоже можно направить на усиление двух свежих армий.
      Мне приказали проверить боевую готовность этих двух армий и оказать им помощь, Я получил полномочия как представитель Ставки.
      В тот же день я уже был на берегу Волги.
      В кабинете командующего Сталинградским округом генерала Герасименко на столе была разостлана большая карта, на ней бросались в глаза длинные синие стрелы и только кое-где - небольшие красные стрелки и точки. Синие стрелы обозначали силы противника, красные - наши войска.
      Над картой в глубоком раздумье стоял Герасименко. Его окружали авиационные офицеры и генералы ПВО города,
      По моей просьбе авиационные начальники повторили свои доклады об оперативной обстановке.
      - Уверены ли вы, что все эти длинные синие стрелы на карте действительно изображают реальные силы противника? - спросил я. - Какие есть доказательства?
      Меня заверили, что летчики-истребители из состава ПВО города ясно видели знаки фашистской свастики на танках противника.
      - А куда же девались войска двух наших отступающих фронтов?
      На этот вопрос авиаторы ответить не смогли, так как на переправах на Дону летчики не видели каких-либо значительных скоплений наших войск.
      Когда я еще подлетал к Волге, мне бросилось в глаза, что автомашины, идущие по дорогам, поднимали тучи пыли. В этой пыльной завесе нельзя было даже определить количество машин, а тут говорят, что видели даже фашистскую свастику на танках!
      Тем не менее авиационные начальники продолжали настаивать на точности своих данных. Я не верил им уже потому, что эти данные представили не специалисты воздушной разведки, а летчики-истребители ПВО, как правило, слабо разбирающиеся в оперативно-тактической обстановке на земле.
      Командующий округом продолжал размышлять над грозной обстановкой. Новых сведений о противнике не поступало.
      Я предложил генералу Герасименко: раз авиационные начальники твердо убеждены в своих данных, пусть авиация ПВО немедля нанесет удары по подходящим колоннам противника. Одновременно по всем важнейшим путям, идущим от Волги на запад, следует выслать на автомашинах специальные офицерские разъезды с автоматчиками, чтобы уточнить обстановку.