На службе военной

      На следующий день анархисты ринулись в атаку, чтобы выбить из парка засевших там марокканцев.
      Однако, несмотря на точные бомбовые удары республиканской авиации и не менее удачную стрельбу артиллерии, атака провалилась. Стоило противнику открыть огонь, как анархисты бросились назад.
      Дурутти обещал на следующий день возобновить наступление, но из-за анархического беспорядка и недисциплинированности время было упущено марокканцы сами перешли в наступление и даже проникли в университетский городок, находящийся на окраине Мадрида. На выручку были посланы интернациональные батальоны, однако противник уже успел закрепиться в нескольких зданиях.
      Дурутти стал неузнаваем - он осунулся, похудел, был до крайности подавлен сознанием, что его подчиненные пропустили врага на территорию города. Вскоре он погиб от шальной пули.
      24 ноября с двух часов ночи на всем Мадридском фронте обороны завязалась ружейно-пулеметная перестрелка, затем включилась и артиллерия. Мятежники начали новое наступление. Особенно опасной была их попытка ворваться в центр Мадрида через университетский городок. Республиканцы встречали врага огнем пулеметов и артиллерии. Испанские и интернациональные батальоны и бригады не раз бросались в контратаки.
      Из перехваченного по радио сообщения стало известно, что Франко обещает 25 ноября захватить Мадрид. Началась самая напряженная подготовка республиканской артиллерии по сосредоточению огня на важнейших направлениях.
      Это очень пригодилось с рассветом 25 ноября, когда фашисты усилили натиск. Мятежники сразу почувствовали на себе "концентрированный" да еще перекрестно-фланговый огонь артиллерии обороны Мадрида.
      Бой шел непрерывно весь день. К вечеру мы узнали, что в оливковых рощах пригорода сосредоточивается конница, образующая десятую наступающую колонну противника. Несколько наших батарей немедленно обрушили огонь на эти рощи. Все насторожились, многие бинокли были направлены в район, где разрывались снаряды. Вскоре мы увидели, как оттуда вскачь помчались перепуганные кони, в большинстве без всадников. Не описать радости артиллеристов, наблюдавших за этим с башни "Телефоники". Вскоре от пленных стало известно о больших потерях марокканской конницы.
      Франко снова просчитался. Мадрид, несмотря на по- тери, не только выстоял и на этот раз, но, по сути дела, одержал победу над хорошо вооруженным врагом. Представители "пятой колонны", как оказалось, в этот день были готовы к выступлению в центре столицы, но из-за неудач фашистов на фронте не посмели поднять головы. Трудящиеся Мадрида, отстояв город, взялись за решительное искоренение предателей.
      В поисках пополнений
      Силы артиллерии Мадрида все более истощались. Надо было предпринимать самые срочные меры для ее пополнения.
      Конечно, никакого производства орудий в республиканской Испании не было. Все надежды возлагались на частные закупки за границей. Прибыли пушки изготовления 1914-1918 годов с большим количеством плохо сохранившихся боеприпасов. Все это было подвергнуто чистке, разборке, смазке и опробованию на полигоне. Перед стрельбой ко мне явился немецкий антифашист-артиллерист, участник первой мировой войны, и сообщил, что некоторые снаряды помечены разноцветными крестами, указывающими на их химическое наполнение. Таких снарядов оказалось значительное количество.
      Мне стало не по себе. Какую свистопляску поднимут на Западе, если мы применим химические снаряды! На эту партию наложили вето. Но как проверить содержимое снарядов без соответствующей контрольной базы?
      Говорят, голь на выдумки хитра. Был найден весьма простой способ. На импровизированном артиллерийском полигоне одно орудие стреляло прямой наводкой в песчаный карьер. После каждого выстрела мы, сломя голову, мчались на автомашинах нюхать образовавшееся при разрыве облако. К счастью, признаков отравляющих веществ ни разу не обнаружили. После этого все снаряды с подозрительными знаками были срочно направлены на фронт.
      Республиканское правительство закупило в СССР около сотни малокалиберных противотанковых пушек. Они были крайне нужны для борьбы с танками. Срочно приступили к подготовке кадров. Я написал небольшую памятку по основам тактики и стрельбы по вражеским танкам.
      Легкие и весьма подвижные пушки пользовались заслуженной любовью у республиканской пехоты и применялись не только для борьбы с танками, но и с пулеметными гнездами противника.
      Прибыла небольшая партия советских зенитных пушек среднего калибра. Мадридцы встретили их с ликованием. Первые зенитчики города учились с большим увлечением и в кратчайшие сроки освоили эту сложную технику.
      Торжественно проходили боевые стрельбы артиллерии на полигоне. На наблюдательный пункт съехалось много испанских офицеров с женами и детьми. Такова уж здесь традиция. Мне рассказывали, что раньше в Испании практические стрельбы артиллеристов приурочивались обычно ко дню именин короля и проводились залпами при большом скоплении публики.
      Стрельбы прошли успешно, и вскоре все батареи убыли на фронт.
      К сожалению, теоретический уровень испанских артиллеристов издавна был невысок. Однажды на полигоне готовился к проведению учебной стрельбы молодой командир батареи, математик по образованию. Я немного усложнил задачу:
      - В ваш наблюдательный пункт попал снаряд противника, вы и телефонист остались невредимы, уцелела связь, но все артиллерийские приборы оказались уничтоженными. Вы с пункта видите, что ваша батарея на огневой позиции готова и ждет команды для открытия огня. Готовьте исходные данные для стрельбы.
      Руководящие офицеры-артиллеристы были удивлены этой вводной, не понимая, как можно действовать в такой обстановке. Однако командир батареи, немного подумав, доложил, что готов к открытию огня. Ему помогла математика. Он все сделал правильно и хорошо провел стрельбу. Мне не раз потом пришлось встречаться с этим офицером в боевой обстановке, он стал отличным командиром и каждый раз вспоминал экзамен, который я ему устроил. Он признался позднее, что после стрельбы испанские артиллерийские начальники вызвали его к себе, и он растолковал им "секрет" своего решения. Между тем в те времена в Красной Армии подобную задачу умели решать даже младшие командиры-артиллеристы.
      Трудно было работать без знания испанского языка. А мой переводчик Энрико выполнял свои обязанности весьма небрежно. Обучая как-то группу молодых офицеров наводке орудия, я детально разобрал ошибки каждого. Энрико переводил мои слова очень односложно. На лицах командиров - удивление. Вблизи случайно находилась знакомая переводчица, и я спросил ее, в чем дело.
      Она сказала, что Энрико все мои подробные советы излагает одной стандартной фразой: "У вас все плохо!"
      Без знания испанского языка нам, советским добровольцам, работать было очень трудно. Мы ведь должны были не только советовать, но и учить тактике, управлению огнем, помогать осваивать иностранные образцы орудий, приборов и боеприпасов. Приходилось разрабатывать проекты планов боевого применения -артиллерии, правила стрельбы, инструкции и краткие руководства. Все это требовало тщательных переводов на испанский язык. Тут нам оказывали неоценимую помощь советские переводчицы Ю. Фортес, Н. Чегодаева, А. Петрова. М. Зайцева, Л. Самсонова, Л. Константиновская и другие. Своим неутомимым трудом они внесли неоценимый вклад в наше общее дело.
      Неизгладимые воспоминания остались у меня от встречи с Хозе Диасом и Долорес Ибаррури в Мурсии.
      Говорили о многом. Они живо и интересно рассказали о политической обстановке на Пиренейском полуострове, об испанских рабочих, крестьянах, прогрессивной интеллигенции, о мужественной борьбе испанского народа с мятежниками и интервентами. С грустью и болью говорили о больших нехватках в вооружении и боеприпасах, о том, что неплохо бы иметь в испанской армии сильную артиллерию и надежные кадры офицерского состава.
      Прощаясь, Долорес Ибаррури по существующему в Испании обычаю подарила мне сувенир. Это был толстый металлический многоцветный карандаш. Через три года подарок Долорес спас мне жизнь.
      Кадры республиканской артиллерии хоть и медленно, но пополнялись. В районе Альманса был создан центр по обучению артиллеристов, а в Лорка военно-артиллерийская школа, готовившая офицеров.
      Вспомнив сообразительного математика, успешно стрелявшего на полигоне, я предложил призвать в артиллерию значительную группу молодых математиков и физиков-преподавателей гражданских учебных заведений. Так и было сделано. После короткой подготовки многие из этих молодых научных работников оказались отличными командирами батарей. Я не раз встречал их потом на фронте и видел, как сноровисто они действовали в боевой обстановке.
      В Каталонии
      Вскоре я был направлен на Каталонский фронт, под Теруэль, где готовилась небольшая наступательная операция. Несмотря на мои настойчивые приглашения, Фуэнтес категорически отказался ехать со мной и лишь пожелал мне вернуться невредимым.
      В Барселоне я встретился с членами местного анархического правительства, которые вручили мне мандат на право посещения четырех боевых колонн фронта. На мандате было поставлено 8 печатей, по две на каждую колонну. Он производил в частях магическое действие.
      Русский офицер-артиллерист был здесь для всех диковинкой. Ко мне отнеслись сначала настороженно, но вскоре почувствовали, что прибыл человек, искренне желающий помочь им.
      В это время анархисты готовились к захвату важного опорного пункта в обороне фашистов, расположенного на кладбище.
      Капитан Гольего, начальник артиллерии Каталонского фронта, не возлагал больших надежд на свои подразделения. Он весьма туманно представлял, как артиллерия будет готовить атаку, и сопровождать огнем наступающую пехоту.
      Я просил Гольего собрать артиллерийских командиров, которые будут участвовать в операции. Речь пришлось повести с азов. Я, опираясь на опыт нашей армии, рассказал о значении артиллерийской разведки, о роли артиллерийской подготовки, централизованном управлении огнем, приемах огневой поддержки атакующей пехоты. Все это показывалось на карте с учетом конкретной боевой обстановки, реальных сил и средств (еще до беседы мы вместе с Гольего провели рекогносцировку на непривычной для меня гористой местности).
      Артиллеристы слушали меня с большим интересом и задали множество вопросов. Высказывались сомнения в осуществимости новой тактики в здешней обстановке. В конце концов решили рискнуть.
      Прежде всего, попытались централизовать управление артиллерией. Оказалось, что в артиллерийской подготовке смогут принять участие одиннадцать батарей, но было неизвестно, согласятся ли комитеты колонн хотя бы на время выделить эти батареи в подчинение начальнику артиллерии фронта, отпустят ли снаряды. Капитан Гольего даже сомневался, могут ли все батареи одновременно начать артиллерийскую подготовку.
      - Надо знать характер наших командиров батарей! - говорил он горячо. Нельзя насиловать их волю и намерения!
      Будучи людьми экспансивными, каталонцы воодушевились новыми замыслами и уговорили комитеты колонн на артиллерийские эксперименты. Началась самая деятельная организация артиллерийской подготовки по русскому образцу. Я не жалел времени, чтобы растолковать своим новым друзьям порядок взаимодействия, сочетания огня и движения, помогал им наладить взаимодействие артиллерии и пехоты.
      В день наступления артиллерия одновременно обрушила свой огонь на позиции противника. Артподготовка и перенос огня были выполнены довольно четко. Но атака пехоты была до удивления старомодной. Анархисты двинулись вперед медленно, без перебежек, сплоченными рядами, в полный рост, как на демонстрации. Из-за каменной ограды кладбища раздалось несколько винтовочных выстрелов, среди анархистов оказалось двое убитых и несколько раненых. Этого было достаточно для того, чтобы колонна остановилась и двинулась назад, неся на руках убитых. Заставить повторить атаку было уже невозможно: анархисты считали необходимым, прежде всего, похоронить погибших товарищей. Соседняя колонна, следуя этому примеру, самовольно отошла в исходное положение.
      Какой удачный момент был упущен! Противник, впервые испытав на себе хорошо организованный артиллерийский огонь, был основательно побит и морально подавлен. Не потребовалось бы много усилий, чтобы захватить его опорный пункт. Но все пошло насмарку, бои снова приняли затяжной характер.
      На этот участок прибыла рота танков во главе с очень храбрым командиром. Мы вновь провели артподготовку, под прикрытием огня вперед рванулись танки, но пехота никак не хотела идти за ними. Дело доходило до того, что командир танковой роты вылезал из своего танка, шел во весь рост и жестами призывал пехоту двигаться вперед. Но все было безуспешно. Анархическое воспитание и низкая дисциплина делали свое вредное дело.
      Однажды из Валенсии приехал знакомый мне волонтер Петрович. Перед наступлением темноты мы отправились на передовой наблюдательный пункт, с которого хорошо просматривались позиции противника.
      По пути встретили военного, который нес на плече кипу одеял. Он оказался командиром "центурио" (сотни), его избрали на одну неделю, и он спешил проявить заботу о своих подчиненных. Одеяла предназначались для его солдат.
      - Покажите нам фашистов, - попросил Петрович.
      Командир сотни положил на землю свою ношу и долго вел нас, крадучись, по пересеченной местности.
      Скоро наступили вечерние сумерки. Вдруг наш проводник остановился, показал рукой вперед и чуть слышно шепнул: "Фашиста!"
      Оказывается, он подвел нас к самой фашистской траншее, на дне которой теплились угольки, и была видна фигура солдата. Я выхватил револьвер. Мы стали тихо пятиться назад и облегченно вздохнули, когда укрылись в какой-то лощинке. Фашисты нас не заметили, и мы, наконец, вернулись к тому месту, где были оставлены одеяла.
      Наш случайный провожатый удивился, услышав от нас корректные упреки в безрассудстве. Испанец, в свою очередь, обвинил нас в черной неблагодарности: ведь он сделал все, о чем его просили. Просили показать фашистов - он и показал! Нам осталось только сердечно поблагодарить его.
      Подобных случаев чрезмерного усердия было немало. Работая как-то в штабе в Седрильяс, я внезапно увидел на своем столе три снаряда. Их вынули из-под плащей офицеры-артиллеристы, приехавшие с поля боя, и водрузили на стол в качестве сувениров. Эти фашистские неразорвавшиеся снаряды были далеко не безопасны, любой из них мог взорваться при малейшем прикосновении. Офицеры были искренне счастливы, что сумели преподнести мне подарки, а я с тревогой думал о том, как теперь с наибольшей безопасностью удалить эти снаряды из штаба. Пришлось освободить здание от людей, пока не были унесены злополучные "сувениры".
      Заканчивался 1936 год. 31 декабря весь день шел бой и только к вечеру он затих. Мы возвратились к полуночи в Седрильяс, но в штабе уже никого не оказалось. Нам принесли скромный ужин и вино местного приготовления.
      Мы вдвоем с советником В. Я. Колпакчи, тоже советским добровольцем, встретили Новый год. Вспомнилась Москва, и стало грустно. Мы подняли стаканы, произнесли тосты за Родину. Вдруг вошел телефонист и сказал: "Камарадо Вольтер, телефоника Валенсия". Я направился к телефону. Друзья поздравляли с Новым годом и прочли несколько приветственных телеграмм из Москвы. Сообщили о награждении В. Я. Колпакчи и меня орденом Ленина.
      Республика наносит удары
      В начале 1937 года мне пришлось участвовать в известной Харамской операции. Основной ее целью было нанесение внезапного удара с восточного берега реки Харама по правому флангу вражеских войск, наступавших на Мадрид. Вспомогательный удар намечался из района северо-западнее Мадрида с таким расчетом, чтобы взять в клещи группировку мятежных войск в этом районе.
      Подготовка к операции велась тягуче-медленно. Части, выделяемые для участия в наступлении, прибывали с большим опозданием. Разведка боевых порядков противника велась слабо, огневая система фашистской обороны изучалась плохо. Командир республиканской танковой бригады генерал Пабло на совместной рекогносцировке говорил мне:
      - Подавите артиллерией противотанковые пушки противника, и мои танки нанесут невиданный удар по врагу!
      Я попросил его на местности показать, где и что нужно подавить.
      - Вон, видите, три высотки? Бейте по ним. Но в промежутки между ними не стреляйте: там пойдут наши танки, они своим огнем проложат себе дорогу.
      Артиллеристы строго выполнили эту заявку. Огневые точки на высотах были нами надежно подавлены, оттуда не выстрелила ни одна противотанковая пушка, но в лощинах республиканские танки наткнулись на сильный огонь малокалиберных пушек и понесли потери.
      Канитель с подготовкой к наступлению привела к тому, что противник разгадал замысел республиканцев и решил опередить их. 6 февраля он атаковал наши позиции. У фашистов на этом участке имелось не более десяти батальонов пехоты и сорока орудий разного калибра. У республиканцев к этому времени войск сосредоточилось больше, но они были застигнуты врасплох. В продолжение недели шли кровопролитные бои. Врагу удалось выбить республиканские войска с западного берега Харамы и захватить переправы. Мятежники все время получали подкрепления. К исходу 13 февраля они уже имели до сорока батальонов, около ста орудий и столько же танков. А республиканской армии понадобилась еще целая неделя на перегруппировку и организацию надежного управления войсками.
      Артиллерию (70 орудий) мы свели в группы по нескольку батарей. Управление ими с большим трудом удалось централизовать. Заградительный огонь, который одновременно вели до 6-8 батарей, управляемых командиром артиллерийской группы, помогал отражать многократные атаки противника. В то же время наши огневые удары с участием до 3-4 батарей наносили большие потери вражеским резервам.
      Мятежники, перед тем как перейти в атаку, обычно проводили длительную - до двух часов, - но довольно бестолковую артиллерийскую подготовку. Республиканские артиллеристы не мешали противнику бесцельно тратить снаряды на обстрел пустых окопов, а сами в это время наносили удары по передовым подразделениям пехоты и наблюдательным пунктам артиллерии мятежников. Этот прием давал неплохие результаты - противник нес потери, терял управление, атаки его проходили вяло и быстро затухали.
      Было радостно сознавать, что республиканская артиллерия стала действовать куда более слаженно, повысилась эффективность ее огня, улучшилось взаимодействие с пехотой. Существенную помощь республиканским артиллеристам оказали советские добровольцы Н. П. Гурьев, Я. Е. Извеков, В. И. Гоффе, П. А. Лампель и другие.
      Большим событием было появление у нас среднекалиберной зенитной артиллерии. Ее огонь в сочетании с умелыми действиями истребительной авиации довольно надежно прикрывал войска с воздуха. Самолеты противника теперь днем редко появлялись над полем боя.
      Республиканские войска наконец захватили инициативу и перешли в наступление. Но опять сказались недостатки оперативно-тактических решений. Все усилия были направлены на овладение господствующей высотой Пингаррон, находившейся в руках мятежников. Вместо того чтобы попытаться обойти ее, войска штурмовали в лоб эту отлично укрепленную позицию. Много раз после длительной артиллерийской подготовки и авиационных налетов войска атаковали высоту, частично захватывали ее, а потом вновь откатывались, неся большие потери.
      С 28 февраля обе стороны перешли к обороне.
      Харамская операция, хотя и не оправдала возлагавшихся на нее надежд, принесла пользу. Она выявила недостатки в боевой подготовке республиканских вооруженных сил, показала, что необходимо настойчиво учить войска прорывать оборону противника и развивать успех.
      В это время поступили тревожные сообщения: Германия и Италия перешли к открытой интервенции; они не только усиленно помогали Франко вооружением и боевой техникой, но и посылали в Испанию свои войска.
      Пока шли бои на реке Хараме, итальянцы сосредоточили свой экспедиционный корпус под Гвадалахарой, северо-восточнее Мадрида. Франко и его генералы были уверены, что после Харамской битвы республиканцы израсходовали все свои резервы и не смогут оказать сопротивление хорошо вооруженным итальянским интервентам. Итальянцы настолько были убеждены в своей победе, что захватили с собой парадные мундиры для участия в празднествах после захвата Мадрида.
      Итальянский корпус состоял из четырех дивизий, в том числе одной полностью моторизованной, из двух смешанных испано-итальянских бригад, каждая из которых по численности могла быть приравнена к дивизии. Корпус насчитывал 60000 человек, 1800 пулеметов, 250 орудий, 140 танков и броневиков, 120 самолетов, 5000 автомашин. Все это было сосредоточено перед фронтом 12-й республиканской пехотной дивизии, имевшей всего 10000 человек с 85 пулеметами и 15 орудиями.
      Противник начал наступление 8 марта. Республиканское командование в то время еще не знало действительных сил врага и преуменьшало его возможности. Началась перегруппировка войск. На опасное направление выдвигались лучшие части Центрального фронта во главе с прославленными командирами Листером, Модесто, Нанетти. Они образовали новый 4-й армейский корпус в составе 11, 12 и 14-й дивизий численностью до 30 000 человек. Он имел 360 пулеметов, 39 орудий, 54 танка, 70 - 75 самолетов.
      В ночь на 11 марта батальон имени Гарибальди захватил штаб пулеметного батальона итальянской дивизии "Литторио". Командир батальона майор Лучиано, оказавшийся в числе плененных, знал намного больше, чем ему полагалось по его скромной должности. Человек болтливый, он сообщил на допросе ценнейшие сведения. Республиканскому командованию стало известно о численности и вооружении итальянского корпуса, его боевых порядках. Это сразу облегчило нам дело, помогло правильно расставить силы, использовать маневр.
      Заносчивые итальянские генералы недооценивали возможностей республиканцев. Наступать они стремились по дорогам, избегали действий на широком фронте. Это давало испанским войскам возможность активно маневрировать силами. С первых же дней боев на противника стал наводить страх огонь малочисленной артиллерии, бомбежки с воздуха и танковые атаки республиканцев.
      Итальянцев подводило обилие автотранспорта. Как-то я прибыл на наблюдательный пункт одной из батарей Интернациональной бригады. Видимость с чердака домика была отличная. Отсюда просматривалась дорога, на большом протяжении забитая автомашинами, стоявшими вплотную друг к другу в несколько рядов. На машинах было много солдат - не менее полка.
      - Что вы медлите? Открывайте огонь, - сказал я командиру. Тот ответил, что на огневой позиции осталось всего лишь 50 снарядов - неприкосновенный запас, который он не имеет права расходовать без специального разрешения.
      - Стреляйте,- настаивал я.- Ответственность будем делить вместе.
      Трудно описать, какое действие произвели полсотни снарядов, полетевших в скопище вражеских машин. Десятки грузовиков запылали. В бинокль было видно, как в ужасе разбегаются в разные стороны уцелевшие солдаты и офицеры.
      Я горячо поздравил командира батареи, венгерского волонтера Реже Санто, с боевым успехом и сфотографировал его. После окончания боев подарил ему фотографию с надписью: "Отличному артиллеристу республиканской артиллерии. Вольтер. Март 1937 года".
      Впоследствии мы встретились в Москве с этим славным товарищем. Он вынул из бокового кармана конвертик из прочного пергамента и показал фотокарточку. Мы долго вспоминали Испанию, наших боевых друзей.
      Республиканские войска наносили интервентам удар за ударом. Подходили новые резервы, включаясь в бои. Солдаты Муссолини наталкивались на жесткую оборону, на сокрушительный огонь. Республиканцы захватывали итальянские танки, автомашины, пушки, брали пленных. Воодушевление войск нарастало. Бойцы сражались, не жалея жизни.
      На фронт прибыла передвижная радиовещательная установка. На много километров был слышен ее голос. "Не верьте фашистской пропаганде, смело сдавайтесь в плен, иначе вам не унести ног из Испании!" - предлагалось итальянским солдатам. Эти выступления имели успех. Усилился поток перебежчиков. Много хлопот доставила наша радиоустановка фашистскому командованию. Ей приходилось постоянно менять свои позиции, чтобы не пострадать от артиллерийского огня, так как противник неотступно охотился за ней.
      Четверо суток напряженных боев стоили интервентам огромных потерь. Войска их были морально подавлены. Командир итальянского корпуса генерал Манцини вечером 12 марта отдал приказ о прекращении дальнейшего наступления и о переходе к обороне. Это, по сути дела, решило исход всей операции.
      Еще не зная о новом приказе итальянского генерала, республиканцы уже на другой день почувствовали перемены. Они начали натыкаться на войска противника, явно не собиравшиеся наступать и в то же время не готовые к. обороне. При первом же ударе они обращались в бегство.
      19 марта началось наше стремительное наступление. После непродолжительной артиллерийской подготовки и мощного налета авиации республиканские части решительным штурмом взяли город Бриуэга. Итальянцы откатились. Наши войска захватили много пушек, автомобилей, боеприпасов и даже фашистские знамена. По дорогам потянулись толпы пленных. А республиканские войска все наносили удары. "Завоеватели" бесславно удирали, показывая пятки...
      Еще несколько дней боев - и победа одержана, победа малыми силами над превосходящим противником. Вся Республика отметила эту победу как большой праздник.
      Мог ли я подумать тогда, что через пять лет мне придется снова иметь дело с итальянской армией, но уже на среднем Дону и что полученный мною боевой опыт весьма пригодится при защите Родины?!
      Бои все шли. Слишком неравным было соотношение сил. Интервенты беспрерывно получали подкрепления. Фашистские правительства Германии и Италии во все возрастающих размерах поставляли мятежникам оружие и технику. А республиканская армия испытывала нужду во всем. Пресловутая политика "невмешательства", которую проводили Англия и Франция, являлась, по существу, предательством по отношению к законному республиканскому правительству и героическому народу Испании.
      С конца апреля 1937 года мятежники предприняли наступление на Северном фронте. Весь май здесь продолжались упорные бои. Республиканские войска несли большие потери из-за почти полного отсутствия артиллерии, танков и самолетов. Баскония была изолирована от остальной республиканской Испании, испытывала серьезные трудности в материальном обеспечении по вине правительства Ларго Кабальеро, не оказавшего своевременно помощи басконцам. Теперь мятежные генералы спешили как можно скорее ликвидировать Северный фронт.
      В мае вспыхнул мятеж в Барселоне, сорганизованный "поумовцами" троцкистами, к которым примкнул кое-кто из анархистов. Ларго Кабальеро своими действиями стремился нарушить единство партий, которые поддерживали республиканское правительство. Он тормозил реорганизацию армии, противился созданию новых формирований и развалил тыл армии. По решительному настоянию Коммунистической партии Испании Ларго Кабальеро был отстранен от управления. Главой нового правительства стал Негрин, который отменил преступные решения, принятые Ларго Кабальеро. Всем сразу стало легче работать.
      Еще в мае стал разрабатываться план крупной наступательной операции на брюнетском направлении с целью разгрома фашистского корпуса, продолжавшего осаждать Мадрид. Для этой операции намечалось привлечь максимальное количество артиллерии. Я участвовал лишь в предварительной разработке этой операции.
      В Испании мне приходилось часто встречаться с замечательным коммунистом Яном Карловичем Берзиным - старшим военным советником. Сменил его Григорий Михайлович Штерн, талантливый общевойсковой командир, смелый, решительный и дальновидный.
      В июне я получил указание возвратиться в Москву. Фуэнтес был огорчен моим отъездом и сказал, что просто не представляет, как теперь без меня будет работать...
      Свои обязанности сдал нашему добровольцу, хорошему командиру-артиллеристу Н. А. Кличу.
      Самые светлые воспоминания остались у меня о боевых друзьях, советских добровольцах-артиллеристах, которые вместе со мной работали советниками в республиканской армии,- о А. П. Фомине, В. И. Димитрове, В. И. Гоффе, Э. В. Тойко, Н. П. Гурьеве, Я.Е. Извекове, П. А. Лампеле и других. Все они много и плодотворно трудились на фронте и в артиллерийских тылах, под огнем обучали испанских товарищей, передавали им свой опыт.
      Нам полюбился испанский народ, мы горели желанием с честью выполнить наш интернациональный долг - помочь республиканской Испании отстоять свою свободу и независимость.
      В последний раз я объехал артиллерийские позиции, учебные заведения, побывал на башне "Телефоники", сердечно распрощался с многочисленными боевыми друзьями по фронту, ставшими мне родными и близкими.
      По странной случайности, выезжая из Мадрида, я попал под бомбежку авиации противника. Налеты вражеских самолетов преследовали нас на всем пути - в Таранконе, Валенсии, Барселоне и даже в Порт-Боу.
      Перед бурей
      Высокий пост
      Немало приятных новостей ожидало нас в Москве. Прежде всего, группу товарищей, вернувшихся из Испании,- Д. Г. Павлова, Я. В. Смушкевича, И. И. Копеца, К. М. Гусева и меня - сразу же принял нарком обороны и попросил подготовить выводы и предложения, вытекающие из боев в Испании, чтобы доложить членам Политбюро ЦК партии о нашем боевом опыте.
      - Устали, товарищи? - спросил в заключение К. Е. Ворошилов и тут же добавил: - Но отдыхать сейчас не время, на отпуск и не рассчитывайте!
      К вечеру того же дня мы были в Кремле - все в гражданских костюмах, с записными книжками в руках: каждый набросал краткий конспект своего сообщения на столь ответственном заседании. Конечно, все изрядно волновались - ведь впервые в жизни предстояло выступать перед руководителями партии и правительства.
      Нас пригласили в зал заседаний. Сразу же завязался деловой разговор. Я. В. Смушкевич рассказал о действиях авиации в Испании, Д. Г. Павлов - о действиях танков, я - о боевом применении артиллерии. Старался выделить возросшую роль наземной и зенитной артиллерии в современной войне. Члены Политбюро задали много вопросов. Их интересовало, как комплектовалась и оснащалась артиллерия Испании, в чем проявились недочеты в действиях итальянского экспедиционного корпуса. Затем летчики И. И. Конец и К. М. Гусев рассказали о проведенных ими воздушных боях.