Глава 4

– Они приходили сюда, чтобы убить меня, – прошептала Люся, почему-то избегая встречаться взглядом с Панкратом.

Она лежала на больничной койке, до подбородка натянув легкое одеяльце, и, чуть повернув голову на белоснежной подушке, смотрела в окно, где колыхались ветви отцветшей сирени. По раме, выкрашенной в голубой цвет, полз крошечный черный жучок, которому было абсолютно все равно, кто и кого хотел убить прошлой ночью.

Панкрат не стал разубеждать девушку: это было бы глупо. Факт очевидный и бесспорный: их не оставят в покое.

Марк или кто еще – неважно.

Он сидел молча, уперевшись локтями в бедра и положив подбородок на ладони. В отдельной палате, куда поместили Люсю после полного переливания крови, было светло, свежо и просторно. Но после вчерашнего находиться в ней стало как-то неуютно.

– Доктор не говорил, когда тебе можно будет вставать? – Панкрат задал этот вопрос скорее для поддержания разговора, поскольку сам полчаса назад побеседовал очень подробно с врачом, который наблюдал Люсю. – Нам надо побыстрее отсюда уехать.

Уголки ее губ приподнялись.

– Вчера я очень даже неплохо встала и пробежалась, – четко произнесла она, подчеркивая каждое слово. – Если помнишь, конечно.

Панкрат поморщился.

– К чему этот сарказм? – в его голосе прорвалось неподдельное раздражение.

– А к тому, – она резко повернула голову в его сторону. – Прекрати считать меня молоденькой дурой. Если надо ехать – так и скажи, что надо. Я соберусь и поеду, понятно?

Потому что тоже хочу жить. Переливание крови – не такая уж и сложная штука, после него на месяц в реанимацию не загоняют.

Он вскинул руки в шутливом ужасе. Правда, без улыбки.

– Понял-понял. Только дурой тебя никто не считает.

Просто, – Панкрат замялся, подыскивая нужное слово, – у меня никогда не было опыта общения с.., детьми. Не доводилось, понимаешь?

Люся вздохнула.

– Я только что сказала тебе, что я – уже не ребенок, – она поджала губы. – Ладно, толку все равно не получится.

Давай лучше решим, когда ехать. Вещи соберем…

– Собирать нам особо нечего, – усмехнулся Панкрат. – Так что можем хоть сейчас.

– Сейчас нельзя, – прозвучало у него за спиной. – Следователь из города звонил. Пообещал приехать.

Басовитый голос, произнесший эти слова, принадлежал настоятелю монастыря, семидесятилетнему старцу Аврамию.

Панкрат, даже не услышавший, как тот вошел в палату, почти что подпрыгнул от неожиданности.

– Вам бы, святой отец, охрану снимать… – пробормотал он.

С момента появления в монастыре Панкрат видел настоятеля лишь однажды, да и то с расстояния в добрую сотню метров. Встав как-то раз рано утром, чтобы пробежаться босиком по еще не просохшей росе, он сделал несколько кругов вдоль ограды с внутренней стороны и краем глаза приметил сухонького старичка в старорусских портах, который, фыркая, обливался холодной водой, черпая ее полуведерным ковшом из огромной бочки. На впалой груди старика тускло поблескивал в лучах восходящего солнца здоровый наперсный крест, висевший на цепи толщиною в полпальца. Почувствовав чужой взгляд, старик вскинул голову и сердито посмотрел на Панкрата. Потом властно махнул рукой: уходи.

Алексей, тогда еще не отправившийся исполнять послушание на Валаам, ответил на вопрос друга, что тому довелось видеть самого отца Аврамия. С первого дня настоятельства тот не изменял своему обычаю обливаться ледяной водой на восходе солнца. Зимой, в самые суровые морозы, он чуть подогревал воду, опуская в сорокаведерную бочку, простоявшую ночь, раскаленный камень размером с человеческую голову.

Теперь же Панкрат получил возможность рассмотреть легендарного отца Аврамия с расстояния в несколько шагов.

Обернувшись, он встретился с осуждающим взглядом черных, как антрацит, глаз, прятавшихся под кустистыми бровями, посеребренными сединой. Само лицо настоятеля походило на печеное яблоко и, казалось, состояло из одних морщин, но эти глаза вели отдельную от прочего тела жизнь и могли скорее принадлежать двадцатилетнему юноше. В худом теле старца, который даже в своем парадном одеянии умудрялся выглядеть как жертва Освенцима, жил гулкий бас, доносившийся будто бы из бочки.

– Следователь приедет, – еще раз проговорил настоятель, переводя взгляд с Панкрата на Люсю. – У нас под стеной, в десяти, почитай, шагах от ворот труп местного таксиста обнаружился. А машину его сегодня аж возле МКАД нашли.

Не хотите неприятностей – погодите сбегать-то.

Панкрат тяжело вздохнул: ну вот, опоздали. Священнослужитель, конечно же, уже сообщил работнику милиции о случившемся ночью. Впрочем, поймал он себя на мысли, это не обязательно должен был быть отец Аврамий. Мог и кто-нибудь из врачей заявить.

– А чего нам сбегать? – хмуро произнес он – И так, и сяк – влипли. Сбежишь – в подозреваемые попадешь. Не сбежишь – в свидетелях окажешься. А мне с ней вот, – Панкрат кивнул в сторону Люси, лежавшей молча, как истукан, – ни в те, ни в другие сейчас нельзя.

– Говорил мне Алеша, – словно только сейчас заметив стоявший у стены табурет, отец Аврамий опустился на него и, сложив руки на коленях, устало прикрыл свои пронзительные глаза. – Знаю про беду твою. Верю и ему, и тебе. Потому вы с ней, – он, не открывая глаза, неопределенно кивнул, – и здесь до сих пор. Или ты думаешь, что нынче всякий пришлый человек в монастыре укрыться может?

Панкрат пожал плечами.

– Следователя тебе бояться не стоит, мил человек, – продолжал между тем отец Аврамий. – Он хоть и не из местных, но парень неплохой. Да и верующий к тому же, страх Господень знает. В общем, не волнуйся. Если что, я с ним побеседую.

И, неожиданно открыв глаза, настоятель вперил свой антрацитовый взгляд прямо в Панкрата.

– Выдь-ка на минуту, милый человек, – почти ласково произнес он. – Мне с девицей поговорить надобно. Поди, поди…

Панкрат нахмурился.

– Не по… – начал было он.

Но Люся, подняв тонкую руку, лежавшую поверх одеяла, коснулась его предплечья.

– Пусть. Выйди.

Устыдившись своего порыва, Панкрат почувствовал, что краснеет. И в самом деле, чего плохого можно было ожидать от старика, денно и нощно проводившего время в молитвах?

Он кивнул и, не поднимая глаза на отца Аврамия, вышел из палаты в пустой, пахнущий лекарствами коридор. Нашарил в кармане джинсовой куртки пачку сигарет, вытащил одну и, зажав в зубах, поднес к ней огонек зажигалки. Уже затянувшись, он спохватился, спрятал горящую сигарету в кулак и почти бегом ретировался из здания больницы на свежий воздух.

Там, на крыльце, Панкрат нос к носу столкнулся с Кузьмой.

– А я вас ищу, – близоруко щурясь, сообщил хакер. – Дело в том, что сегодня ночью я подобрал ключ к шифру, которым закодирован файл с данными на вашего Марка. Пятнадцать минут назад я закончил писать алгоритм для дешифратора, и сейчас мы можем пойти и взглянуть на то, что получилось.

Он выпалил все это на одном дыхании, не в силах, сдержать расплывающуюся от уха до уха улыбку. Панкрат с мрачным лицом сделал несколько затяжек и кивнул:

– Пошли, коли не шутишь. Я, честно говоря, и позабыл уже про нашу добычу.

При этих словах лицо Кузьмы обиженно вытянулось.

– Одно дело – захватить к-контроль над уд-д-даленным к-компью-тером и с его п-помощью стибрить файл, – запинаясь, проговорил он. – И с-совсем д-д-ругое дело – рас-сколоть зашиф-фрованный с помощью неиз-з-звестного алгоритма ф-ф-ф…

– Файл, – вместо него закончил Панкрат. – Извини.

Не думал, что ты так обидишься. Просто у нас неприятности.

– Какие? – уже нормальным тоном осведомился хакер. – Что случилось?

Панкрат оценивающе глянул на него, хмыкнул удивленно.

– Ты ночью что делал? – спросил он.

– Я же говорю – с файлом этим возился, – повторил Кузьма. – А что так?

– Люсю пытались убить, – просто сказал Панкрат. – А так – ничего.

Хакер внезапно побледнел.

– Кто? – с неподдельным волнением спросил он.

– Ты еще спроси, сколько ангелов на конце иглы уместится, – криво усмехнулся Панкрат. – Ладно, веди в свой вычислительный центр. По дороге расскажу.

И они бок о бок пошли в направлении келий. Кузьма все время забегал вперед и сыпал вопросами, чаще всего повторяя один: «Ну и как она сейчас?». Панкрат дымил сигаретой и каждый раз повторял: «Нормально».

Только влюбленных мне еще тут не хватало, с раздражением думал он про себя.

Солнце светило в спину, в лицо дул прохладный ветерок, дышалось легко и свободно. В самый раз порыбачить, грибы поискать, просто выехать на природу в хорошей компании…

Однако все это казалось сейчас Панкрату какими-то несбыточными мечтами, ничего общего не имеющими с той жизнью, которую он вел последние несколько недель.

Самое печальное заключалось в том, что он искал, но так и не находил выхода из положения, в котором оказался. Избавиться от человека, преследовавшего их, можно было только одним способом – уничтожив его. Для этого в первую очередь следовало перестать убегать и повернуться к Марку лицом. Вот только куда девать Люсю? Круг замыкался на этом вопросе.

А тут еще этот следователь… Нужно было не слушать врачей, болтавших про какие-то там последние анализы, а собирать вещи и рвать когти отсюда еще до наступления этого утра. Но теперь жалеть о несделанном уже не имело смысла.

От своих невеселых мыслей Панкрат очнулся в келье Кузьмы, представлявшей собой небольшое помещение, в котором умещались только грубая деревянная кровать, стул и странно смотревшийся в окружении этой примитивной мебели стол из стекла и никелированных трубок. Кроме него, о цивилизации напоминала галогеновая лампа на гнущейся ножке.

В углу висела икона, перед которой теплилась лампада.

Кузьма что-то подправил в ней, подлил масла и перекрестился. Панкрат, кашлянув, подвинул табурет и сел у стола, перед включенным ноутбуком, на экране которого был какой-то текст, перемежавшийся причудливыми загогулинами непонятных символов, похожих на буквы всех существующих алфавитов сразу.

– Минуту, – Кузьма досадливо закусил губу. – Надо кое-что подправить.

Он уселся за клавиатуру и некоторое время колдовал над этим текстом, отлаживая алгоритм дешифратора. Панкрат нетерпеливо постукивал по краю табурета костяшками пальцев.

– Готово, – не без гордости произнес наконец хакер. – Можно почитать.

Панкрат резко придвинулся к столу.

«Марк Иосифович Эрдман. Текущий статус: руководитель отдела „ноль“. Послужной список…»

Экран неожиданно расплылся у него перед глазами. Вот кому они перешли дорогу. Оказывается, отдел «ноль» до сих пор существует… Панкрат, не удержавшись, стукнул кулаком по ладони.

Все то, что, как он сам думал, давным-давно осело на самое дно его души и окаменело, вдруг разом взметнулось из глубин памяти к поверхности. Все самое темное из его прошлого, самые черные дни его жизни, потеря друзей, погибавших у него на глазах, удары в спину и яд предательства – все разом воскресло и стремительно пронеслось у него перед глазами, словно при ускоренном просмотре.

Черная «Волга» с тонированными стеклами остановилась у подъезда типичного сталинского дома, построенного еще по проекту известного в те времена архитектора Руднева. Строили этот дом для генералитета – энкавэдэшного, армейского, генштабовского. Минули годы, но здание ничуть не изменилось и на фоне суперсовременных многоэтажек, окруживших его со всех сторон, смотрелось приземистым угловатым уродцем нездорового серого цвета, чудом сохранившимся куском прошлого. Однако, несмотря на дисгармонию, которую вносил в архитектурный ландшафт этот тяжеловесный монстр, сносить его не торопились. Дом по-прежнему выполнял свое предназначение, и проживали в нем люди, одним движением пальца способные изменить положение дел на чеченском фронте или отправить за решетку сколь угодно высокосидящего думского чиновника.

«Волга» подъехала к первому подъезду и свернула на небольшую стоянку со скромной табличкой: «Только для жильцов дома», выполненной черными буквами на ярко-желтом фоне, чтобы сразу же бросалось в глаза. Открылась передняя дверь со стороны пассажира, и плотный человечек, лысиной и округлым животом напоминавший бильярдный шар, с неожиданной для его комплекции легкостью буквально выпорхнул из машины.

– Приедешь за мной часика через три, – бросил он водителю. – Езжай, голубчик.

Сидевший за рулем парень лет двадцати пяти с военной выправкой и непроницаемым лицом бросил взгляд на часы, кивнул и выехал со стоянки. Негромко урча двигателем, «Волга» проехала по улице в обратную сторону и влилась в крайний из восьми рядов машин, двигавшихся по Садовому кольцу.

«Бильярдный шар», весело насвистывая какой-то мотивчик давно минувшей эпохи, вкатился в подъезд, на ходу расстегивая кремового цвета дорогой плащ. Его черные ботинки были начищены так, что отбрасывали тысячи ярких солнечных бликов. На мизинце правой руки блестело массивное золотое кольцо с темно-зеленым камнем.

Он не был жильцом этого дома, но кивнул охраннику на первом этаже с видом частого гостя. Тот подобострастно поднялся со своего стула и, приветствуя вошедшего, приложил руку к козырьку воображаемой фуражки. Пока за «бильярдным шаром» не закрылись двери лифта, сделанные из матово-серого металла, охранник так и стоял, вытянувшись во фрунт.

Кабина поднялась на пятый этаж. На небольшой лестничной площадке здесь была всего одна дверь – простая, обитая дерматином, с желтым латунным номером «18». Человек подошел к ней и нажал кнопку самого обыкновенного звонка образца доперестроечной эры.

Некоторое время за дверью было тихо. Потом донеслось:

«Сейчас иду, подожди…». Послышались шаги, и по другую ее сторону к глазку приник хозяин.

– Я это, Николай Дмитриевич, – усмехнулся «бильярдный шар».

Сначала звякнула цепочка, а потом щелкнул замок. Улыбка снова появилась на лице гостя, когда он увидел на пороге крепкого еще старичка в полосатом банном халате.

– Извини, профессиональная подозрительность, – с ответной улыбкой произнес хозяин квартиры вместо приветствия. – Ты проходи, Саша, – он посторонился, чтобы пропустить пришельца. – В гостиную иди, налей там себе чего-нибудь. Я сейчас.

Саша, он же Александр Матвеевич Кротов, советник президента России, практически неизвестный ушлой журналистской братии в силу некоторых особенностей своей работы, переступил порог и принялся снимать плащ. Старик снова ушел в ванную комнату, оставив его одного в просторной прихожей, интерьер которой никак не вязался с дешевым дерматином двери.

Стены и потолок были покрыты бежевой краской, а в подсвеченных нишах стояли крошечные нэцкэ – давнее увлечение хозяина, Николая Дмитриевича Горелко, в прошлом – директора ГРУ, а нынче – почетного пенсионера-силовика.

Знающие люди, однако, утверждали, что, даже находясь на почетном отдыхе, старик до сих пор умудряется весьма серьезно влиять на дела и делишки Конторы.

Сняв плащ, Кротов повесил его на зуб металлической вешалки, прикрепленной к стене, а ботинки поставил на сделанную из никелированной металлической проволоки витую подставку. Ступая по мягкому светлому ковру с ворсом толщиной в несколько сантиметров, он прошел в гостиную, обставленную в том же духе: кожаные диван и кресла прямоугольной формы с металлическими ножками, галогеновые светильники, стеклянный бар на вращающейся подставке и экран домашнего кинотеатра на полстены. В углу, рядом с диваном, стоял голландский торшер с регулируемой высотой лампы, по краю матового абажура которой бежала цепочка китайских иероглифов. По обе стороны от плоского экрана, висевшего на стене, возвышались ажурные вазы, кованные из чугуна, а в них – сухие камышовые листья. Дополнял картину небольшой столик из стекла и металла, на котором имелась пепельница из цельного куска горного хрусталя и коробка сигар.

Кротову было известно, что интерьер своей квартиры бывший «грушник» разрабатывал самостоятельно, не обращаясь за помощью к дизайнерской братии, хотя со своими возможностями мог выбрать самых лучших. Тем более удивительным казался результат. Первый раз войдя в эту квартиру, Александр ожидал, что окажется в обществе старых вещей под стать самому дому, поэтому некоторое время не мог прийти в себя и попросту разглядывал окружающую обстановку, позабыв даже о присутствии хозяина.

Сейчас все это по-прежнему казалось ему красивым и стильным, но изумления уже не вызывало. Его визиты к Горелко стали довольно-таки частыми, и советник попросту привык к изысканному интерьеру. Сам старик шутил: «Не хватит пенсии – пойду подрабатывать дизайнером». Кротов вежливо улыбался его словам, прекрасно зная о счете в одном из швейцарских банков, где бывшему шефу ГРУ удалось скопить внушительную сумму, помогавшую с оптимизмом смотреть даже в далекое будущее.

Подойдя к бару, советник достал бутылку виски, скотч и стаканы. Смешал напитки в своей излюбленной пропорции один к трем, добавил лед из мини-холодильника и встал у широкого, почти что во всю стену, окна, из которого открывался вида на запруженное автомобилями кольцо. Глотнув янтарную жидкость, Кротов вытащил из кармана брюк пачку Davidoff, вытряхнул сигарету и прикурил от крошечной зажигалки, встроенной в эксклюзивный «паркер». Тут же сам по себе включился скрытый в нише под потолком кондиционер-ионизатор. В воздухе немедленно запахло перечной мятой – Ты садись, Саша, в ногах правды нет, – услышал он за спиной и обернулся.

Горелко, несмотря на свои шестьдесят пять, выглядел бодро и жизнерадостно. Этакий живчик-пенсионер, о котором никогда не скажешь, что за плечами у него – почти двадцать лет оперативной работы, а половина правого легкого удалена после ранения в грудную клетку пулей со смещенным центром тяжести. Кротов знал, что в одной из комнат этой квартиры у хозяина имеется спортзал, где он ежедневно накручивает пять-десять километров на велотренажере.

Сейчас на старике была белоснежная футболка с маленьким шведским флажком и легкие светлые брюки. На ногах – плюшевые тапочки. Всем своим видом он производил впечатление не советского пенсионера, а вышедшего в отставку чиновника американского госдепартамента.

Николай Дмитриевич взял сигару из коробки на столике, обрезал кончик специальной машинкой и прикурил. Он налил себе виски, не разбавляя, и опустился на диван со стаканом в руке.

Кротов сделал еще один глоток, стряхнул пепел в хрустальный грот и расположился в кресле по левую сторону.

– Как поживаете? – вежливо поинтересовался он у хозяина. – Как здоровье?

– Не жалуюсь, – Горелко затянулся и выдохнул синий дым. – В любом случае, получше, чем у Деда.

При упоминании клички самого известного пенсионера Конторы, давно и безуспешно лечившего рак в клинике для миллионеров на Крите, советник сдержанно усмехнулся.

Все-таки не угас еще огонек соперничества между двумя этими «зубрами», до сих пор державшими в своих пальцах нити, дергая за которые можно было приводить к власти новых президентов.

– А как ты отдохнул в этом Катманду? – в свою очередь полюбопытствовал старик. – Целых две недели, почитай, не было видно.