Такое случалось не в первый раз. Он никак не мог привыкнуть к мизерным размерам современных мобильников — изначально не слишком большие, они с каждым годом становились все миниатюрнее и легче, будто состязаясь в этом с карманными калькуляторами. Аппарат, которым Федор Филиппович пользовался сейчас, был подарен ему женой в день рождения и легко умещался у него поперек ладони. В результате генерал никак не мог заставить себя воспринимать эту пустяковину всерьез и постоянно засовывал ее в самые неожиданные места.

Телефон продолжал звонить. Поняв, что с наскока эту проблему не решить, Федор Филиппович перестал суетиться и попробовал на слух определить направление, откуда доносился звук. Впрочем, прекратив беспорядочные телодвижения, он сразу вспомнил, что перед уходом из дома бросил телефон в портфель. Портфель стоял под рукой, прислоненный к тумбе письменного стола. Федор Филиппович расстегнул замки, пошарил в недрах портфеля и, наконец, выудил оттуда миниатюрный аппарат, похожий на крупную морскую гальку. Чтобы попасть пальцем в мизерную кнопку соединения, ему пришлось хорошенько прицелиться. Выводящая из равновесия электронная мелодия оборвалась, генерал поднес трубку к уху и раздраженно бросил:

— Слушаю!

— Желаю здравствовать, Федор Филиппович, — раздался в трубке знакомый голос. — Что-то вы долго трубку не берете. Опять телефон искали?

— Чертова штуковина, — пожаловался генерал. — И нечего смеяться. Подумаешь, блеснул проницательностью! Новости есть?

— Сколько угодно, — сказал Глеб Сиверов. — Я прямо как древний мореход, вернувшийся из путешествия за семь морей, набит удивительными историями по самую макушку. Хотите послушать?

— Не откажусь, — сдержанно ответил генерал.

Он откинулся на спинку кресла, испытывая облегчение от звуков этого знакомого голоса. Глеб отсутствовал полторы недели, и на протяжении всего этого времени генерал чувствовал себя очень неуютно. Он не знал, на какой стадии находится затеянное Слепым расследование, не знал, куда он уехал, чем занимается и жив ли вообще. На драгоценную генеральскую жизнь больше никто не покушался, но Федор Филиппович сильно подозревал, что вынесенный ему смертный приговор не отменен, а лишь отсрочен на какое-то время. Он не привык беспомощно торчать у всех на виду, как подсадная утка, дожидаясь выстрела в затылок, а Глеб все никак не звонил, как будто его и впрямь больше не было в живых, И вот, наконец, он объявился, как всегда, неожиданно, и, судя по голосу, его поездка оказалась результативной.

Они договорились о встрече через час. Генерал отключил связь и начал собираться. Уже стоя в дверях кабинета, он вдруг вспомнил об оставшемся дома зонте и мысленно обругал Глеба: надо же ему было объявиться именно сегодня, в такую собачью погоду!

Впрочем, такая погода держалась уже не первую неделю. Оптимисты находили в ней даже определенные преимущества: по крайней мере, дымом на улицах Москвы не пахло, торфяники погасли и начали мало-помалу возвращаться в свое первозданное состояние — то есть превращаться в болота. Федор Филиппович вспомнил, что в разгар торфяных пожаров слышал о чьем-то гениальном проекте: некий кабинетный теоретик из МЧС предлагал искусственно заболотить торфяники путем закачивания в них миллионов тонн воды — то есть, попросту говоря, установить по периметру пожарные машины и сутками лить воду, пока дымящаяся пустыня не превратится в болото. Генерал покачал головой: эту бы энергию да на мирные цели!..

Федор Филиппович пересек кабинет, немного сдвинул в сторону шелковую занавеску и выглянул в окно. На улице лило, машины проносились по Лубянке в вихре грязных брызг, отражения включенных габаритных огней дрожали и ломались в рябом зеркале мокрого асфальта. Генерал поежился и опустил штору. Вызывать машину не хотелось, да и бесполезно это было: не станешь же подкатывать к подъезду, в котором находится конспиративная квартира Слепого, на служебной «Волге»! А по такому дождю, что сто метров, что десять километров — все едино. Трех шагов пройти не успеешь, а на тебе уже не останется ни одной сухой нитки.

Спохватившись, он вернулся к письменному столу, обогнул его и отодвинул в сторону декоративную панель стены. В нише тускло поблескивала массивная стальная дверца сейфа. Генерал набрал код, отпер ключом ригельный замок, повернул рукоятку, и дверца бесшумно отошла. Федор Филиппович достал из сейфа пистолет, проверил обойму, поставил оружие на предохранитель и спрятал в карман пиджака. Карман сразу же отвис, оттянутый книзу тяжелой железкой, Потапчук с лязгом захлопнул дверцу и поставил панель на место. Генерал сомневался, что успеет воспользоваться пистолетом в случае нападения. Реакция уже стала не та, да и здоровье вызывало определенные опасения. А что, если сердечный приступ застигнет его прямо на улице, в толпе, с заряженным стволом в кармане пиджака? Народ-то разный бывает! Кто-то станет помогать упавшему пожилому человеку, а кто-то под шумок проверит его карманы, и пойдет гулять по рукам очередной неучтенный ствол…

По этой же причине Федор Филиппович с некоторых пор избегал садиться за руль автомобиля. Старики, разъезжающие по улицам за рулем своих персональных авто, уже давно казались ему потенциальными убийцами. Движение в Москве сумасшедшее, скорости бешеные, и машина, водитель которой вдруг потерял сознание в самой гуще несущегося по Новому Арбату транспортного потока, автоматически превращается в смертоносный снаряд огромной разрушительной силы.

Все это было так, но, вернувшись с Черного моря, Федор Филиппович стал брать с собой пистолет. Брал он его не всегда — когда вспоминал, тогда и брал. Сейчас вот вспомнил, взял, и сразу на душе стало спокойнее. Мало ли что может приключиться по дороге от Лубянки до Арбата!

Неопределенность измучила Федора Филипповича, словно больной зуб. Поначалу он терялся в догадках, не в силах понять, каким образом организаторы покушения вышли на него. Ведь он приехал на побережье инкогнито, в сугубо частном порядке, и в Москве о цели его поездки не знала ни одна живая душа. На курорте он вел себя тихо, ни во что не вмешиваясь — ходил на пляж, сидел на веранде, пил молодое вино и закусывал виноградом. Кому же понадобилось в него стрелять? Кто мог догадаться, что тихий курортник пенсионного возраста на самом деле не тот, за кого себя выдает?

Как-то, сидя дома за завтраком, Федор Филиппович неожиданно выронил вилку и застыл, как громом пораженный. Становой! Когда Глеб назвал ему фамилию командира спасателей, она показалась генералу смутно знакомой, и только сейчас он вспомнил, что когда-то знавал подполковника ФСБ Максима Станового. Кажется, с ним вышла какая-то некрасивая история, и он вынужден был уйти в отставку.

Что ж, пожилой генерал мог не вспомнить молодого подполковника, с которым сталкивался всего пару раз. Зато подполковник, встретившись с ним на улице, наверняка узнал его и сделал для себя соответствующие выводы из этой встречи. То есть мог сделать, если испытывал в этом потребность. И чем больше Федор Филиппович об этом думал, тем сильнее ему казалось, что Становой — самая подходящая кандидатура на роль подозреваемого.

Генерал запросил в архиве личное дело подполковника Станового и изучил его от корки до корки. Да, Максим Юрьевич обладал всеми качествами, необходимыми для того, чтобы организовать эту аферу. Он был решителен и смел в своих поступках и мыслях, и выданные в разные годы разными людьми служебные характеристики на офицера Станового среди прочих его качеств неизменно упоминали богатую фантазию. Служебная характеристика — документ в достаточной степени формальный, и нужно обладать по-настоящему незаурядной фантазией, чтобы это, несерьезное на первый взгляд, качество было замечено начальством и внесено в официальную характеристику.

Словом, Становой был одним из тех людей, которые могут бесконечно долго кружить под самым носом у неповоротливого монстра силовых ведомств, охраняющего сладкий бюджетный пирог, — уворачиваться, финтить, дергать за усы, не забывая при этом все время отщипывать от пирога кусочек за кусочком. К тому же, у Максима Юрьевича имелся к упомянутому монстру небольшой личный счет — небольшой с точки зрения монстра, но для самого Станового наверняка огромный. Государство, которому Максим Становой бескорыстно и недурно служил верой и правдой на протяжении многих лет, отплатило ему презрением, так что сохранять лояльность по отношению к нему у Станового причин не было.

В то же время Федор Филиппович отлично сознавал, что все это обыкновенные домыслы. Нужно быть законченным параноиком, чтобы на основании домыслов и туманных косвенных улик отправить на тот свет живого человека — умного, симпатичного и, между прочим, приносящего людям немалую пользу на своем новом рабочем месте. Находясь в районе стихийного бедствия на Черноморском побережье, Федор Филиппович имел отличную возможность оценить стиль работы Максима Станового и убедиться, что работник он незаменимый.

Он позаимствовал зонтик у своего адъютанта, ответив на его недоуменное: «Зачем?» коротким и исчерпывающим: «Надо». Спускаясь по лестнице, Федор Филиппович мысленно потешался над собой: как хорошо быть генералом! Можно ничего не объяснять — по крайней мере, подчиненным. А бедняга подполковник теперь до конца дня будет сидеть за своим столиком в приемной и ломать голову: зачем это шефу понадобился его зонт, когда он может в любой момент вызвать служебную машину?

До Арбата генерал добрался на метро. Когда он вошел в подъезд дома, где находилась конспиративная квартира Слепого, брюки у него были мокры до колен, в туфлях едва ли не хлюпало, а левый рукав пиджака заметно потяжелел от пропитавшей его воды, несколько уравновесив оттягивавший правый карман пистолет.

Преодолевая последний лестничный марш, Федор Филиппович услышал, как наверху щелкнул отпираемый замок. Звук был знакомый, генерал посмотрел на часы и убедился, что пришел минута в минуту. Дверь квартиры распахнулась, и на пороге, улыбаясь Федору Филипповичу, появился Глеб. Из прихожей тянуло смешанным ароматом хорошего кофе и дорогого табака. Это был персональный запах Глеба Сиверова, надолго пропитывавший любое место, где тот проводил хотя бы сутки. Вместе с запахом из глубины квартиры мягкими волнами плыла негромкая музыка. Весьма посредственно разбиравшийся в классике Потапчук почему-то решил, что это Григ, хотя ни за какие деньги не сумел бы обосновать свое решение.

— Раздевайтесь, Федор Филиппович, — сказал Глеб, принимая у генерала мокрый зонт и ставя его на просушку в угол прихожей. — Вам надо обсохнуть. Может быть, ванну примете? Сделаем погорячее. А?..

— А ты мне спинку потрешь? — ворчливо спросил генерал, отдавая ему мокрый пиджак.

Сиверов взял пиджак и удивленно приподнял брови, почувствовав его вес. Генерал мысленно закряхтел от досады: он совсем забыл про лежавший в кармане пистолет. Впрочем, Глеб ничего не сказал, ограничившись тем, что аккуратно пристроил пиджак на змеевике в ванной. Пиджак повисел секунду и начал сползать, норовя свалиться на пол. Слепой вопросительно посмотрел на Потапчука.

— Давай, давай, — проворчал Федор Филиппович, — вынимай. А то разводишь дипломатию, как не родной…

Глеб запустил руку в карман генеральского пиджака, вынул оттуда тяжелую черную «беретту» и небрежно положил на полочку под зеркалом. Рядом с наполовину выжатым тюбиком зубной пасты и флаконом дорогого одеколона громоздкий пистолет смотрелся, мягко говоря, странно. Впрочем, в этой квартире странным было все, начиная с ее жильца и кончая, наверное, последним тараканом. Подумав об этом, Потапчук развеселился: в самом деле, здешние тараканы обладали таким уровнем информированности, что запросто могли бы написать политические детективы или выступить по телевидению с сенсационными разоблачениями.

Войдя в комнату, Глеб первым делом выключил музыку. Это окончательно убедило генерала в том, что разговор предстоит серьезный. Пока Федор Филиппович устраивался в своем любимом кресле, Глеб нырнул в шкафчик и поставил на низкий столик перед ним пузатую бутылку матового стекла и две рюмки.

— Вот, — немного оживившись, одобрительно сказал генерал, — это другое дело. А ты говоришь, ванну…

— Я просто предоставил вам свободу выбора, — сказал Глеб, усаживаясь в кресло напротив.

Потапчук фыркнул.

— Тоже мне, выбор, — сказал он. — Какой же русский, выбирая между ванной и коньяком, отдаст предпочтение ванне? Чего тут выбирать?!

— Ваша правда, — согласился Слепой. — Банька и коньячок — понятия взаимодополняющие.

— Вот именно. Ладно, хватит дразнить. Я уж и забыл, когда в последний раз по-настоящему парился. Поэтому не трави душу. Лучше расскажи, где тебя носило. Ты узнал что-нибудь про этого Ляшенко?

— Как ни странно, да, — сказал Глеб, наполняя рюмки. На его губах блуждала задумчивая полуулыбка. — С этим Ляшенко получается интересное кино, Федор Филиппович. Все-таки надо признать, что полицейское государство имеет определенные преимущества. По крайней мере, найти человека в таком государстве бывает легче. Все более или менее важные учреждения находятся под постоянным контролем, и, как сказал поэт, «на каждого месье имеется досье». Надо только знать, где эти досье искать. В общем, удостоверение сотрудника ФСБ мне очень пригодилось. Уж не знаю, проверяли они, работает ли на Лубянке капитан Молчанов, или не проверяли…

— Проверяли, — вставил генерал. — Можешь быть спокоен, тут они сыграли по правилам. Внутренняя безопасность у них на высоте, и бюрократов тоже хватает.

— А где их не хватает? Эту тараканью породу никаким дустом не вытравишь… Ну, так вот, с помощью местных коллег мне удалось довольно быстро вычислить нашего Ляшенко. Выяснились очень любопытные вещи. Артур Вениаминович Ляшенко действительно жил и работал в Минске. Старший научный сотрудник Института Погоды — как вам это нравится?

— Погоды? Гм…

— Именно погоды! И, что самое интересное, он там не просто бумажки перекладывал и зарплату получал, а действительно всерьез работал над проблемой управления климатическими явлениями…

— Отдает фантастикой, — заметил генерал. — Вернее, шарлатанством.

— А где ваш мобильник? — парировал Глеб. — В кармане? В портфеле? Лет двадцать назад мысль, что телефонный аппарат можно носить в нагрудном кармане летней рубашки, не приходила в голову даже фантастам. А о контроле над климатом люди думают уже не один десяток лет. В конце концов, расстреливать дождевые тучи на дальних подступах к городу мы умеем уже давным-давно. Следующий шаг — доставка туч туда, где нужен дождь, — напрашивается сам собой. Так вот, сотрудники лаборатории, которой заведовал Ляшенко, утверждают, что он эту проблему решил, причем решил настолько успешно, что вся его установка умещалась буквально в паре ящиков среднего размера. Представляете? Допустим, у вас засуха, или лесной пожар, или, как было этим летом, горят торфяники. Техника ломается, ее не хватает, люди валятся с ног от усталости, бюджетные деньги вылетают в трубу… И тут появляется господин Ляшенко со своей установкой, разворачивает антенны, подает ток, а потом садится в сторонке, покуривает, попивает чаек и следит за тем, чтобы установку не свистнул какой-нибудь бомж. Больше от него ничего не требуется, ближайший к месту действия циклон придет сам, как котик, которого поманили рыбкой. И все! Техника стоит в ангарах, люди отдыхают, а дождик, вместо того, чтобы вымачивать на корню какие-нибудь несчастные посевы, заливает наш пожар.

— Я же говорю, фантастика, — буркнул Потапчук.

— Воплощенная в жизнь, Федор Филиппович! Вы что, не верите в технический прогресс?

— Глупо не верить собственным глазам. Однако… Ладно, леший с ним, с прогрессом. Так что с ним стало, с этим твоим изобретателем?

— Как — что? Вы же знаете, его убили.

Потапчук закряхтел, демонстрируя неудовольствие. Глеб улыбнулся и подлил ему коньяка. Себе он наливать не стал, ограничившись тем, что закурил сигарету.

— Время сейчас сложное, — посетовал он. — Для всех сложное, а для науки и подавно. Финансирование сами знаете, какое, а новые технические разработки требуют солидных капиталовложений. С одной стороны, это подстегивает изобретателей, заставляет изыскивать внутренние резервы и из всех возможных решений находить не самые эффектные, а самые экономичные. Голь на выдумки хитра, одним словом. Ляшенко, как законопослушный гражданин, пошел вторым путем. Не знаю, почему его установкой не заинтересовались на родине, но там, у себя, он спонсоров не нашел. И тут, как нарочно, вокруг Москвы загораются торфяники, средства массовой информации трубят об этом на весь свет, и наш изобретатель решает попытать счастья по соседству. Он связывается с МЧС России, и там, насколько я понял, его принимают с распростертыми объятиями. Ляшенко упаковывает установку, оформляет отпуск за свой счет, отбывает в Москву, и с тех пор о нем ни слуху, ни духу. День отправления, кстати, совпадает с датой, указанной на билете, который мне посчастливилось найти. Так что можете не сомневаться, наш покойник — это он и есть.

— Ничего не понимаю, — проворчал генерал. — Ехал в Москву, а оказался вон где… Его что, в самом деле чеченцы похитили?

— Да нет, конечно. В Москве он был, и с МЧС у него была горячая взаимная любовь — во всяком случае, поначалу. Там, в Минске, кто-то из его коллег обмолвился, что видел Артура Вениаминовича в выпуске новостей на первом канале. Я взял на себя смелость сразу же по возвращении в Москву наведаться в Останкино, и мне удалось убедить тамошних чрезвычайно занятых волосатиков порыться в своем архиве. Честно говоря, на быстрый успех я не рассчитывал, но мне повезло. Взгляните-ка.

Он извлек откуда-то видеокассету в пластиковом чехле без надписи, втолкнул ее в приемную щель видеомагнитофона и включил телевизор. На экране возникла довольно бесцветная личность с унылой грушевидной физиономией, вяло и косноязычно излагавшая общий принцип работы установки, которую она именовала «генератором туч». Генерал поморщился, слегка покоробленный этим словосочетанием, как будто и впрямь позаимствованным из старого фантастического романа, но в следующее мгновение камера дала общий план, и он напрочь позабыл о генераторе, увидев на экране знакомое лицо.

Лицо это, виденное генералом в, последний раз на старой фотографии в личном деле, почти совсем не изменилось, если не считать прически и нескольких пятен копоти на лбу и щеках. Устало и сдержанно улыбаясь, с экрана на Федора Филипповича смотрел Максим Юрьевич Становой, собственной персоной. Это было так неожиданно, что Потапчук не сдержался и с чувством помянул чью-то мать.

Глеб, откинувшись на спинку кресла и дымя сигаретой, наслаждался произведенным эффектом. Дав генералу досмотреть коротенький сюжет до конца, он выключил телевизор, вынул из видеомагнитофона кассету и убрал ее обратно в пластиковый чехол.

— Ну как вам кино?

Потапчук пожал плечами.

— Еще древние римляне сказали: если боги хотят кого-то наказать, они первым делом лишают его разума. Ей-богу, он совсем рехнулся!

Теперь настала очередь Глеба пожимать плечами.

— Отчего же? Ведь он наверняка считает себя гением. А гению все позволено. На кого ему оглядываться, кого бояться? Кто его окружает? Карьеристы, бездари, бюрократы, тупое жадное ворье, в лучшем случае — честные, но недалекие трудяги. При таком раскладе немудрено слегка расслабиться, допустить ошибку-другую — дескать, все равно никто не заметит.

— Не знаю, Глеб Петрович, — с сомнением произнес генерал. — Ну не знаю! Честно говоря, до этого момента я подозревал именно Станового. Но этот репортаж уличает его настолько явно, что кажется подстроенным нарочно. Ну как будто кто-то организовал все так, чтобы подозрение пало на вполне определенного человека. Кстати, ты оказался прав. Этого твоего рязанского двойника, инженера Корнеева, в самом деле пытались прощупать, причем как-то очень неловко. Что получается? Сначала Ляшенко и эта видеозапись, а потом нападение на инженера, фамилию и адрес которого ты продиктовал Становому лично. У меня такое ощущение, что кто-то специально подбрасывает нам улики, косвенно указывающие на Станового. Как знать, может быть, билет, который ты нашел, оказался в кармане убитого вовсе не случайно?

— Ну, Федор Филиппович! — возмутился Глеб. — Это вы уже, извиняюсь, загнули. В таком случае труп лежал бы на виду. Я наткнулся на него действительно по чистой случайности. Да и билет был не в кармане, а за подкладкой — провалился в дырку. Что же, по-вашему, кто-то нарочно подослал туда голодную собаку, чтобы она показала мне, где надо рыть?

— Насколько я понял из твоего рассказа, — возразил генерал, — одна рука убитого торчала снаружи. Откуда ты знаешь, собака ее выкопала, или так было с самого начала? Может быть, расчет делался вовсе не на тебя, а на членов следственной комиссии, и кто-то теперь ломает голову, пытаясь понять, почему Становой до сих пор на свободе.

— Слишком сложно, — сказал Глеб.

— Зато твоя версия чересчур проста. Складывается впечатление, что ты торопишься спустить курок. Я понимаю, Глеб, у тебя в этом деле личный интерес, но, на мой взгляд, окончательные выводы делать рано.

— Кстати, насчет инженера, — сказал Глеб, уходя от бесполезного спора. — Надеюсь, он не пострадал? Было бы очень неприятно узнать, что моя маскировка стоила кому-то жизни.

— Отделался легким испугом, — сказал генерал. — Насколько я понял из сообщения рязанских коллег, его хотели застрелить, но, когда киллер увидел свою жертву, ему стало ясно, что вышла ошибка. Этот Корнеев вдвоем с тещей его чуть было в милицию не сдал. Киллер насилу ноги унес.

— Чепуха какая-то, — развел руками Глеб. — А как он выглядел, этот киллер?

— Около пятидесяти лет, среднего роста, коренастый. Заика.

Сиверов хмыкнул и снова наполнил рюмки, не забыв на этот раз и себя.

— Это надо отметить, — сказал он.

— Что именно?

— То, что круг постепенно сужается. Вы, случайно, не помните, как в день вашего приезда на побережье какой-то тип попросил у вас огня? Ну же, Федор Филиппович, напрягите свою профессиональную память!

Генерал честно напряг память и вдруг со звуком, похожим на пистолетный выстрел, хлопнул себя ладонью по лбу.

— Заика! — воскликнул он. — Среднего роста, коренастый, возраст — под пятьдесят… Черт бы меня побрал! Да тут мы прохлопали. Сообрази я позвонить в Рязань пораньше, мы могли бы взять этого типа с поличным. Слушай, а ведь картина и впрямь интересная! Если отбросить все версии, не поддающиеся проверке, получится, что этот тип, во-первых, знает меня в лицо, а во-вторых, близко знаком со Становым. Очевидно, ты вызвал у них подозрение, они стали за тобой следить и вышли на меня. Отсюда и неудачное покушение, отсюда и визит вооруженного заики к Корнееву,..

— Вам придется проверить ближайшее окружение Станового, — сказал Глеб, — и поискать пересечения с кругом ваших знакомств. Подозреваю, что наш заика обнаружится именно там, в точке пересечения двух окружностей.

Генерал задумчиво кивнул и, кажется, собирался что-то ответить, но тут откуда-то донеслось знакомое электронное кваканье. Сиверов протянул руку, взял с подоконника свой мобильник и показал генералу темный дисплей.

— Это ваш, — сказал он.

Федор Филиппович заметил старательно запрятанную в уголках его губ улыбку, сердито нахмурился в ответ и решительно полез в портфель. Естественно, в портфеле мобильника не оказалось. Генерал растерянно огляделся по сторонам, гадая, куда могла опять запропаститься проклятая игрушка. Глеб встал, сходил в ванную, вынул телефон из кармана висевшего на змеевике пиджака, подал его генералу и деликатно отвернулся, занявшись приготовлением кофе.

Впрочем, ушей он не затыкал, и каждое сказанное генералом слово было ему отлично слышно. Глеб не переживал по этому поводу: если бы Федор Филиппович не хотел, чтобы его слышали, он бы так и сказал.

— Слушаю, — произнес Потапчук тоном человека, которого грубо оторвали от чрезвычайно важного занятия. — Да, я. Кто?! Ах, вот как… Признаться, это сюрприз. Да, представьте себе, помню. Легок на помине, совершенно верно. Рад слышать. Хотя, не скрою, удивлен. Нет, никак не предполагал. Кстати, откуда у вас номер моего мобильного? Хотя, о чем это я… Вы ведь работали у нас, с вашей квалификацией это не проблема. Встретиться? Ну, отчего же… Что?.. Да господь с вами, что за странная фантазия! Чего, по-вашему, я должен бояться? Да и стар я уже, чтобы бояться. Когда, вы говорите? Завтра? Ничего, не волнуйтесь, я освобожусь. Во сколько? Идет. Да, договорились. До встречи.

Он выключил телефон, рассеянно положил его на стол рядом с пепельницей и медленно повернул голову к Глебу. Слепой смотрел на него широко раскрытыми глазами, забыв о шипящей, плюющейся ароматным паром кофеварке.

— Становой, — отвечая на его немой вопрос, проговорил Федор Филиппович. — Говорит, что хочет встретиться для какого-то важного разговора. Ты что-нибудь понимаешь?

— Я понимаю одно, — задумчиво ответил Глеб. — Хоть вы и сказали ему, что не боитесь, я бы не рекомендовал вам отправляться на эту встречу без бронежилета.