ГЛАВА 12

— Может быть, чаю? — предложила Вера Николаевна.

Ее широкое простоватое лицо выражало истинно русское радушие пополам с легкой растерянностью. Наблюдать за нею было одно удовольствие: по доброте душевной впустив в дом вымокшего до нитки незнакомца, она теперь не знала, что с ним делать. Столбом торчать в дверях гостиной, где расположился приезжий, было как-то неловко, а оставить гостя одного казалось боязно: а ну как что-нибудь сопрет? Поминай его потом, как звали! Что с того, что в доме, кроме старенького телевизора, взять нечего? Нынче пошли такие времена, такие люди, что выносят все подчистую — говорят, даже обои со стен срывают, доллары припрятанные ищут.

Гость в раздумье взялся за кончик носа, пряча в ладонь улыбку: он оценил дипломатические способности Веры Николаевны. Нужно было отдать должное найденному ею компромиссу: вроде бы, и заботу проявила, и без присмотра постороннего человека не оставила.

— Чаек — это зд-дорово, — сказал гость, одним легким движением поднимаясь из старого, продавленного кресла. — В самый раз по такой п-погоде.

Он был не очень высок, но широк в плечах и пояснице. Лет ему было что-то около пятидесяти, и выглядел он солидно и основательно — словом, совсем не так, как должен был в представлении Веры Николаевны выглядеть какой-нибудь мазурик.

— Вы не возражаете, если я вас на кухне чаем напою? — спросила Вера Николаевна. — Там у нас уютно, по-семейному…

— Так где ж его еще пить-то, если не на к-кухне? — воскликнул гость. — У нас, у русских людей, самое обитаемое место в д-доме — кухня. Скажите, а Игорь скоро п-придет?

Вера Николаевна бросила озабоченный взгляд на циферблат стоявшего на комоде дешевого жестяного будильника.

— Вот-вот должен появиться, — сказала она. — Буквально с минуты на минуту. Я уж и обед разогрела…

Она осеклась, поняв, по всей видимости, что попала в неловкое положение. Наверное, обед был приготовлен без расчета на появление в доме лишних едоков, но не предложить гостю тарелку борща или, там, макарон по-флотски было, опять же, неловко.

— А я, знаете, никогда не о-обедаю, — пришел ей на выручку гость. — 3-завтракаю плотно — так, что на целый день х-хватает, а вечером, опять же, ужин — с пивком, как п-положено. Знаю, что вредно, а поделать ничего не могу — п-привык!

— И ничего не вредно, — сказала Вера Николаевна, провожая гостя на кухню. — Эти врачи чего только не придумают от безделья! Что человеку по нутру, то и полезно.

— Это т-точно, — согласился гость, смешно выпячивая живот и похлопывая по нему широкой, как лопата, ладонью. — Видали, какой г-глобус отрастил!

— В самый раз, — похвалила Вера Николаевна, тоже не отличавшаяся изяществом форм. — Знаете, как говорят: пока толстый сохнет, худой сдохнет. А может, супчика?

— Б-благодарю, — отказался гость. — Что-то не хочется. П-поздно мне п-привычки менять. Вот чаек — это д-другое дело. Только, пожалуйста, без сахара.

Он уселся на предложенный Верой Николаевной табурет, который протестующе скрипнул под его весом. Услышав этот звук, Вера Николаевна удивленно покосилась на гостя через плечо: он вовсе не выглядел таким уж крупным и тяжелым. Можно было подумать, что материал, из которого он скроен, обладает большим, чем у обычных людей, удельным весом.

Вера Николаевна подала чай, поставила на стол плетеную вазочку с ванильными сушками и уселась напротив гостя, по-бабьи подперев щеку ладонью. Судя по поведению, гость пребывал в отличном расположении духа, и Вера Николаевна решила все-таки попытаться осторожно разузнать, кто он такой и что ему нужно от ее зятя.

— А вы что же, вместе с Игорем работаете? — спросила она.

— Вроде того, — ответил гость, старательно дуя на чай.

Ответ прозвучал дружелюбно, но вместе с тем как-то очень расплывчато. И потом, если они коллеги, то зачем спрашивать, где Игорь и в котором часу он будет дома? Или зятек заимел приработок где-то на стороне, о котором не счел нужным упоминать при жене и теще? Приработок — дело хорошее, особенно при его нынешних достатках, но зачем же секреты-то разводить? Денежки, что ли, решил прикарманить? Ну, так этот номер у него не пройдет… Совесть надо иметь! Тридцать два года мужику, высшее образование, младшей дочери скоро в школу идти, а он получает меньше дворника! То есть кто его знает, сколько он там на самом деле получает, но домой, в семью, приносит сущие слезы. А с другой стороны, парень непьющий, не гуляет, к теще относится с должным уважением, и даже мамой называет. Такого в наше время и не найдешь, так что с этой стороны дочери Веры Николаевны, можно сказать, крупно повезло. Вот еще бы денег побольше, и было бы совсем хорошо…

Вера Николаевна подавила вздох. Да, деньги… Кто его знает, хорошо это или плохо — много денег? Вот бы хоть разок попробовать! Однако опасное это дело. Может, Игорь потому и не пьет, что денег у него на выпивку не хватает? Да только другие-то получают даже меньше, а уж пьют-то!..

Пока Вера Николаевна соображала, как бы ей половчее расспросить гостя, который явно был не в настроении распространяться насчет их с Игорем секретных дел, проснулась внучка. Она сегодня прихворнула и не пошла в детский сад. Вера Николаевна ничего не имела против: вдвоем было веселее. Полдня скоротаешь, а там, глядишь, и старшенькая из школы вернется, сядет обедать, потом учить уроки…

Шестилетняя Даша вышла на кухню, протирая кулачком заспанные глаза, увидела гостя и простодушно воззрилась на него, по забывчивости засунув в рот большой палец. Русые волосенки торчали во все стороны, на розовой щечке виднелся оставленный подушкой красный рубец.

Гость оживился, начал шутить с ребенком и даже сделал «козу рогатую». Даша, которая обычно дичилась посторонних, на этот раз, вопреки ожиданиям Веры Николаевны, повела себя так, будто знала гостя с пеленок. Тесноватая кухня наполнилась звонким детским смехом, и не успела Вера Николаевна оглянуться, как девочка уже сидела у гостя на коленях, с воодушевлением прихлебывая из его чашки несладкий чай, заваренный крепко, в расчете на взрослого мужчину.

— Дарья, — с притворной строгостью позвала Вера Николаевна, — а ну, слезай оттуда! Не мешай дяде! Тебе чаю налить?

— Не хочу твоего чая! — заявила Даша. — Дядин вкуснее, и я ему ничуточки не мешаю. Правда, дядя?

— Самая что ни на есть п-правда, — серьезно подтвердил гость, аккуратно придерживая девочку рукой, чтобы она не сползла с его колен.

— А почему у тебя язык спотыкается?

— Дарья! — испуганно прикрикнула Вера Николаевна, но гость махнул в ее сторону рукой и засмеялся.

— Ничего страшного, — успокоил он хозяйку. — Д-дело житейское. Взрослым ведь т-тоже интересно, только они не спрашивают. Дети тем и хороши, что п-притворяться не умеют. Это меня в детстве бык н-напугал, — объяснил он ребенку. — Б-большой такой бык, злой. Г-гришкой его звали. Знаешь, как я от него уб-бегал?

— Быстро-быстро?

— Даже еще б-быстрее. Так б-бежал, что пятки до затылка д-доставали.

Даша засмеялась.

— И неправда! Вовсе так не бывает, чтобы пятки до затылка!

— Б-бывает и не такое.

— А я могу руками до пола достать!

— Не может быть! — поразился гость. — Ты, наверное, к-коленки сгибаешь.

— И ничего я не сгибаю! Нас воспитательница в садике учила не сгибать!

— Сгибаешь, сгибаешь! А ну, п-покажи!

Девочка с готовностью покинула насиженное место и неуклюже наклонилась, коснувшись кончиками пальцев пола. Колени она, конечно, согнула, но гость этого почему-то не заметил.

— С ума сойти! — шумно восхищался он, громко хлопая в ладоши. — П-правда, не сгибаешь! Ни капельки! Это ж надо, какой т-талант! И как это у тебя п-получается? Может, ты и меня научишь?

Даша критически оглядела его от макушки до пяток и с сомнением покачала головой.

— Нет, — с уморительной серьезностью ответила она, — ничего не выйдет. Ты уже старый, и у тебя пузо большое.

Вера Николаевна в ужасе всплеснула руками, но гостя замечание шестилетней Даши не задело, а, наоборот, ужасно развеселило. Он хохотал так заразительно, что Вера Николаевна тоже не удержалась и прыснула в фартук, как молодая.

Тут в прихожей хлопнула дверь, и стало слышно, как кто-то стряхивает у порога мокрый зонт.

— Папа! — обрадовалась Даша и пулей ринулась в прихожую. — Папа пришел! Папа, а тебя какой-то дядя ждет! У него язык спотыкается, и он не умеет руками пол доставать! А я умею, смотри!

— Я вижу, кое-кто уже совсем выздоровел, — послышался из прихожей мужской голос. — Кое-кому, по-моему, пора прекращать симулировать, В садик пора!

— И ничего не пора. Пощупай, какой у меня лоб горячий! Я прямо вся горю, мне нельзя в садик!

Вера Николаевна с улыбкой повернулась к гостю. Тот уже стоял посреди кухни, оправляя пиджак.

— Вот и Игорь, — сказала хозяйка. — Я же говорила, что он вот-вот придет.

— Да, — сказал гость, — я так и понял, что это он. Спасибо за чай.

Он почему-то перестал заикаться. Его голос звучал легко и гладко, совсем не так, как у заик, которые научились кое-как справляться со своим недостатком. Можно было подумать, что до сих пор незнакомец просто притворялся. Впрочем, Вера Николаевна не обратила на это обстоятельство никакого внимания: если хорошенько присмотреться, то у людей встречаются и не такие странности.

Легко обогнув стоявшую на дороге хозяйку, гость двинулся в прихожую. На ходу он зачем-то завел руку за спину, под пиджак — наверное, решил поправить выбившуюся из брюк рубашку. Вера Николаевна шла за ним следом, по привычке вытирая фартуком совершенно сухие руки.

Игорь стоял в прихожей, пытаясь пристроить на переполненной вешалке свой слегка забрызганный дождем пиджак. Он, как и Даша, был русоволос и сероглаз. Немного наивный взгляд и мальчишечья худоба сильно молодили его, никто из новых знакомых не давал Игорю больше двадцати пяти, в то время как минувшей весной ему стукнуло уже целых тридцать два.

— Вот он, этот дядя! — закричала Даша, когда гость, сопровождаемый Верой Николаевной, вышел в прихожую.

Игорь повесил, наконец, свой пиджак и выжидательно, со смесью любопытства и легкого удивления на длинном скуластом лице посмотрел на визитера.

Увидев его, гость остановился так резко, что шедшая следом Вера Николаевна ненароком налетела на него в узком коридорчике. Это было все равно, что с разбега наскочить на фонарный столб — гость даже не шелохнулся, зато грузноватая Вера Николаевна отскочила от него, как надувной резиновый мячик от бетонной стены.

— Это… — явно пребывая в полнейшей растерянности, промямлил гость и вынул руку из-под пиджака, — Вы, это… кто?

— Гм, — не без иронии произнес Игорь. — А вам, собственно, кто нужен?

— Тебя спрашивали, — раздался в наступившей тишине голос Веры Николаевны.

Это был особенный, трудно поддающийся описанию, но легко узнаваемый голос. Удивление, настороженность, непонимание ситуации и решимость непременно во всем разобраться в самые короткие сроки — все это, а также многое другое, в равных пропорциях смешалось в произнесенном этим особенным голосом коротеньком замечании. Гость чутко уловил перемену в настроении радушной хозяйки и взял себя в руки.

— Извините, — сказал он. — Кажется, произошла какая-то ошибка. Корнеев Игорь Владимирович — вы?

— Я, — настороженно ответил Игорь Корнеев.

Этот ответ, похоже, подтвердил самые худшие предположения гостя, а может быть, наоборот, разрушил какие-то надежды.

— Инженер? — упавшим голосом уточнил он.

В уточнениях не было нужды, но он все-таки спросил — просто потому, что не знал, как быть дальше.

— Инженер-конструктор, — сказал Игорь Корнеев, инженер из Рязани.

— На паспорт ваш можно взглянуть? — заметно поугрюмев, поинтересовался гость.

Это был совершенно ненужный вопрос, и, задав его, Удодыч немедленно проклял свою глупость. Ну, на кой черт, спрашивается, ему понадобился паспорт этого рязанского придурка? Ведь и без документов видно, что это не тот. Этот — инженер Корнеев, уроженец и житель славного города Рязани, забежавший домой в обеденный перерыв проведать больную дочку и навернуть тарелочку тещиного супчика. А тот… Ну, про того разговор особый.

Угрюмый официальный тон ему не помог. Инженер Корнеев с некоторым вызовом вздернул жидкие брови и демонстративно сложил на груди руки. При желании Удодыч мог сломать эти руки двумя пальцами — любую на выбор или обе сразу, как угодно.

— А вы сами-то кто будете? — с подозрением спросил этот мозгляк. — Зачем вам понадобился мой паспорт? Будьте добры представиться и показать ваше служебное удостоверение, иначе разговора у нас с вами не будет.

— Я, собственно… Извините, — повторил Удодыч, — Тут явное недоразумение. Я, с вашего позволения, пойду. Мы разыскиваем одного человека, и… ну, словом, это не вы. Однофамилец, наверное.

Он шагнул к дверям. Корнеев, человек, судя по всему, интеллигентный и недурно воспитанный, механически отступил в сторону, давая ему пройти, но тут в разговор вмешалась Вера Николаевна.

— Мазурик! — ахнула она. — Ты смотри, какой дошлый! Втерся в доверие, высмотрел, где что лежит, чаю напился, а только хозяева за порог, он с дружками своими — шасть, и ваших нет! Игорек, держи его, я в милицию позвоню!

Инженер Корнеев заметно поскучнел лицом, но все-таки загородил дверь своим тщедушным телом. Сделано это было скорее в силу укоренившейся привычки к беспрекословному повиновению, чем из-за горячего желания во что бы то ни стало задержать странного гостя. Будучи человеком технически грамотным, хозяин этого гостеприимного дома наверняка хорошо сознавал и правильно оценивал разницу между своими физическими возможностями и возможностями Удодыча, который весил килограммов на тридцать больше, чем он.

Настроения прорываться на свободу с боем у Удодыча не было. Ситуация сложилась предельно глупая — глупая настолько, что прапорщик вообще отказывался понимать, как его угораздило угодить в такой переплет. Ведь, кажется, мог бы сообразить заранее, мог превидеть, что адрес рязанского инженера окажется подставой, а вот, поди ж ты, не сообразил! А не сообразил исключительно потому, что привык доверять Становому. Максим Юрьевич сказал, что надо съездить в Рязань и угомонить чересчур шустрого приятеля генерала Потапчука, инженера Игоря Корнеева, и Удодыч, старый дурень, сел за руль и поехал.

«Это все Становой, — подумал Удодыч, постепенно приходя в себя после первого шока. — Если тот парень, который всю дорогу путался у нас под ногами там, в горах, и впрямь такой крутой, каким кажется, то ему не было никакого резона называть свое настоящее имя и, тем более, адрес. Выдумывать паспортные данные из головы он тоже не рискнул — такие вещи можно очень легко проверить, достаточно одного звонка в домоуправление. Поэтому он, скорее всего, попросту залез в базу данных какого-нибудь ментовского компьютера и взял оттуда первое попавшееся имя. Это же элементарно! Но Становой, посылая Удодыча на это провальное дело, почему-то говорил так, словно был на сто процентов уверен в успехе. Интересно, откуда взялась такая уверенность?»

Инженер Корнеев тем временем, решив, как видно, не рисковать, не глядя нашарил позади себя дверной замок, повернул ключ, вынул его из скважины и опустил в карман брюк. Удодыч мысленно заскрипел зубами. Это был дьявольски удачный ход. Начни возиться с этим мозгляком, отнимая у него ключ, и старая корова, его теща, получит отличный шанс дозвониться в милицию, А если начать с тещи и телефона, инженер с дочкой наверняка поднимут такой гвалт, что в милицию непременно позвонят соседи. Вот ведь влип!

— Послушайте, — сказал Удодыч голосом человека, который пытается унять парочку разбушевавшихся сумасшедших, — не надо пороть горячку. Зачем звонить в милицию? То есть, если хотите, можете звонить, но вы же знаете наши органы! Пока они разберутся, что я не верблюд, полдня пройдет, а у меня неотложные дела. Кому от этого станет легче — вам, мне? Я же говорю, произошло обыкновенное недоразумение, и я не понимаю…

— Сейчас поймешь, — пообещала Вера Николаевна.

Не спуская с Удодыча глаз, она попятилась в комнату и на ощупь сняла трубку с телефонного аппарата. Аппарат был архаичный, с диском, и Удодыч через всю прихожую расслышал доносившееся из наушника комариное пение работающей линии. Вера Николаевна подвинула к себе аппарат и, близоруко щурясь, занесла над диском указательный палец. Удодыч сделал шаг в сторону двери, но инженер решительно заступил ему дорогу. Прапорщик вспомнил, что отделение милиции находится буквально в двух шагах отсюда, за углом, — он проезжал мимо него, направляясь сюда. Это обстоятельство как нельзя лучше объясняло неожиданную храбрость щуплого поборника технического прогресса: его теще достаточно было просто накрутить на диске две цифры, чтобы через минуту квартира наполнилась вооруженными ментами.

Это напоминало ночной кошмар — нелепый и бессмысленный. Удодыч никак не мог понять, почему эти двое так на него взъелись. А с другой стороны, что тут понимать? Баба — создание от природы безмозглое, у нее в голове больше одной мысли не помещается. И уж если этой старой кошелке втемяшилось, что перед ней квартирный вор, то она не успокоится, пока не сдаст его в милицию.

Существовало очень простое решение проблемы, и Удодыч понял, что настало время к нему прибегнуть. Он широко улыбнулся прямо в лицо старой стерве, непринужденным жестом вынул из-за пояса пистолет, свободной рукой притянул к себе все еще вертевшуюся поблизости Дашу, на всякий случай зажав ей ладонью рот, и приставил ствол к виску ребенка.

— Положи трубку, старая корова, — ласково сказал он Вере Николаевне. — А ты, козел, отопри дверь и отойди в сторонку.

Инженер Корнеев буквально на глазах покрылся смертельной бледностью. Вера Николаевна растерянно отвела от уха трубку и держала ее на весу, будто не зная, что с ней делать дальше.

— Подождите, — пробормотал Корнеев, — постойте. Отпустите ребенка, вы не можете…

— Могу, — заверил его Удодыч, — еще как могу. Но не хочу. И что вы за люди? Что я вам сделал, что вы ко мне привязались? Сказано же вам было — адресом ошибся. Милицию они вызовут!.. Молчать! — прикрикнул он на Веру Николаевну, которая открыла рот, — Продырявлю всех троих! Быдло тупое, совки полоумные… Ну ты, профессор! — обратился он к Корнееву. — Режь телефонный провод, быстро! Трубку оборви!

Корнеев бочком протиснулся мимо него в комнату, взял из руки остолбеневшей тещи телефонную трубку и двумя неумелыми рывками выдрал витой шнур из корпуса аппарата.

— Вот так, — сказал Удодыч, пятясь к двери и увлекая за собой Дашу. — И запомните, бараны: все хорошо в меру, в том числе и бдительность.

— Ребенка… — хрипло произнес Корнеев. В горле у него пересохло, он поперхнулся, сглотнул и повторил: — Ребенка отпустите.

— Она поедет со мной, — сообщил Удодыч, ногой приоткрывая дверь, — Немного покатается на машине. С ней ничего не случится, если вы не станете делать глупости. Заберете ее… Где бы вам ее забрать? Автобусную станцию на окраине знаете? Вот там она вас и подождет. И постарайтесь обойтись без фокусов. Если меня попытаются задержать, ребенку не поздоровится. Все ясно?

— Да, — сказал Корнеев, — ясно. Скажите, что вам от нас нужно?

Удодыч в сердцах сплюнул и выругался.

— Телевизор ваш хотел украсть, — с презрением сказал он. — Хобби у меня такое — всякий хлам коллекционировать. Господи, что за народ!

Девочку он высадил из машины на углу в двух кварталах от дома и даже дал ей кусок полиэтиленовой пленки — накрыться от дождя. Всю дорогу до Москвы Удодыч пытался понять, что же собственно произошло, но так ничего и не понял. Тем не менее, ощущение смутной угрозы, не дававшее ему покоя в последнее время, от этого странного происшествия только усилилось.

Выходя утром из дома, Федор Филиппович забыл в прихожей зонтик — не забыл, собственно, а просто не счел нужным брать его с собой. Служебная машина уже ждала его у подъезда, чтобы доставить прямиком к дверям дома на Лубянке, а вечером отвезти обратно, так что генерал не видел причины, по которой ему следовало таскать за собой зонтик, все время рискуя где-нибудь его оставить — если не в машине, то уж в кабинете наверняка.

С самого утра за окнами опять лило, как из ведра. Периодически дождь немного ослабевал, будто выдохшись, но почти сразу же припускал с новой силой. По мокрым стеклам текла серая вода, полдень больше напоминал сумерки, и на столе у Федора Филипповича весь день горела сильная лампа под старомодным зеленым абажуром. Ее резкий белый свет острыми бликами горел в гранях отмытой до скрипа хрустальной пепельницы, вызывая у генерала печальные воспоминания о не столь отдаленных временах, когда пепельница была полна окурков, а под зеленым абажуром лениво клубился табачный дым. Теперь пепельница годилась только на то, чтобы служить пресс-папье, да и то нечасто: стоявший на отдельном столике у окна современный компьютер с плоским жидкокристаллическим монитором раз и навсегда положил конец засилью бумажных сугробов на рабочем месте генерала Потапчука.

Сразу же после полудня в кабинете раздалась приглушенная трель мобильного телефона, Федор Филиппович по очереди ощупал все карманы пиджака, переворошил лежавшую на столе тощую стопку агентурных донесений, заглянул даже в верхний ящик стола, но дьявольская игрушка, словно в насмешку, оставалась невидимой, продолжая при этом терзать слух генерала надоедливым пиликаньем, «Прогресс, будь он неладен», — подумал Федор Филиппович, понемногу начиная свирепеть.