Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Слепой (№24) - Число власти

ModernLib.Net / Боевики / Воронин Андрей Николаевич / Число власти - Чтение (стр. 21)
Автор: Воронин Андрей Николаевич
Жанр: Боевики
Серия: Слепой

 

 


— Учитель, — задыхаясь, проговорил охранник, не обращая внимания на пистолет, — Учитель, там приехали какие-то люди на джипах! Они требуют отдать им математика. Это... По-моему, это люди Паштета.

— Боже мой, — растерянно пролепетал Шершнев. Он был уже не бледный, а синий, как настоящий удавленник. — Боже мой, но как они нас нашли?!

На вопрос Шершнева ответил Глеб Сиверов.

— Надо было знать, с кем связываетесь, — сказал он, проверяя обойму “глока”. — Это вам не свидетели Иеговы. Это Паштет. Он не дожил бы до своих лет, если бы оставлял без внимания такие выходки, как убийство его людей и поджог его дома. Вы, Эдуард Альбертович, объявили войну одному из самых крепких и воинственных криминальных бригадиров Москвы. А этот человек воспринимает подобные вещи всерьез: воевать так воевать. Вы к этому готовы? По-моему, нет.

— Но что же делать? — с трудом шевеля синими, как у лежалого покойника, губами, пробормотал Шершнев, суетливо протирая абсолютно не нуждавшиеся в этом стекла очков.

— Выходить с поднятыми руками и просить пардону, — посоветовал Глеб. — Компенсировать убытки, оплачивать моральный ущерб... В общем, дорого обойдется. Если вообще обойдется.

— А он? — спросил Шершнев, указывая на Мансурова.

— А о нем забудьте. Вы его никогда не видели, вам ясно?

— Но... Но они же требуют его!

— Да, — сочувственно сказал Глеб. — Со зла, под горячую руку, могут и шлепнуть. А могут и не шлепнуть... Но если отдадите его, вас шлепнут обязательно. Зачем Паштету свидетели?

— О Господи! — ломая руки, простонал Шершнев.

— Не поможет, — скептически произнес Глеб. — Вы слишком долго эксплуатировали его в коммерческих целях, чтобы он теперь откликнулся.

Костлявый охранник вдруг встал с кресла, подошел к окну и, отодвинув занавеску, прильнул к темному стеклу. Глеб не успел окликнуть этого идиота: снаружи, разорвав темноту, ударила короткая очередь. В комнату со звоном полетело битое стекло, сырой ночной ветерок шевельнул расстеленную на столе старую пожелтевшую газету. Охранник выронил мелкашку, вцепился руками в занавеску и вместе с ней обрушился на пол, сшибив с подоконника гипсового олененка Бемби, который с треском разлетелся на куски, ударившись об пол. Сиверов оттолкнул торчавшего посреди комнаты Мансурова к стене и метнулся следом, гадая, есть ли под тонкими досками обшивки бревна или дом собран из пустотелых дощатых щитов.

— Выходите, уроды! — закричали снаружи. — Отдавайте математика и проваливайте! Стрелять не будем! Выходите, дом окружен!

Охранник, присланный в качестве парламентера, сидел на пороге, скорчившись и прикрывая голову скрещенными руками. Шершнев сидел на корточках в углу, трусливо поблескивая оттуда стеклами очков. Губы у него дрожали. Снаружи дали еще одну очередь — поверх голов, для острастки, так, чтобы не задеть драгоценного математика. Пули коротко простучали по крыше, от которой оторвался большой осколок шифера.

— Лучше сами выходите! — крикнули из темноты. — Если мы войдем, вам мало не покажется!

— Надо уходить, — сказал Глеб, обращаясь к Мансурову. — Держитесь меня, не отставайте. И снимите, наконец, этот халат!

— Я с вами, — быстро сказал из своего угла Шершнев.

— Как хотите, — ответил Глеб. — Как сумеете.

Мансуров возился рядом, сдирая с себя белый халат. Глеб дотянулся до выключателя и погасил свет. Сейчас же, будто по сигналу, из темноты ударили автоматы. Пули колотили в стены и крушили оконные стекла. Сквозь автоматные очереди то и дело прорывались хлесткие щелчки пистолетных выстрелов и басовитое бабаханье дробовиков. Бандиты поливали дом огнем со всех сторон, отбивая у осажденных желание прыгать в окна, отстреливаться и вообще совершать глупости. Глеб понял, каким будет продолжение: пока обитатели дачи будут корчиться по углам, пряча головы в коленях, несколько человек из бригады Паштета спокойно войдут в двери, включат свет, заберут Мансурова, а остальных перебьют, как собак. Чего проще! Следовательно, по дверям никто не стреляет...

— За мной, — сказал он и дернул Мансурова за рукав.

* * *

— Странно, — с одышкой сказал Глеб, привалившись плечом к толстому, почти невидимому в темноте сосновому стволу.

Ствол был шершавый и теплый, как нога великана. От него едва ощутимо пахло живицей и пылью. Окружающее, как всегда по ночам, выглядело серым и плоским, как на засвеченной черно-белой фотографии. Серый и плоский Мансуров полулежал на земле, опираясь спиной и затылком о сероватый, будто из картона вырезанный, ствол, и тяжело, с присвистом и всхлипываниями, втягивал в себя воздух. Бегун из него был никакой, в этом Глеб убедился сразу. “Еще немного, и его не понадобится убивать, — подумал Сиверов, меняя обойму в пистолете. — Сам помрет. От инфаркта. Или там от острой сердечной недостаточности. И зачем, спрашивается, я тащу его с собой?”

— Что... — с хриплым хлюпаньем спросил Мансуров. — Что вам... странно?

— Странный ты человек, Мансуров, — сказал Глеб, глядя в ту сторону, где над гребнем невысокого пологого холма просвечивало сквозь частокол сосновых стволов дымно-оранжевое зарево. — Где ты, там и трупы. Странно! Ведь ты же ученый, так? Наверное, когда садился за работу, думал осчастливить человечество. Ты ему — безграничную власть над природой, а оно тебе — почет, уважение, деньжат соответственно, а в перспективе — вечную память. Так ведь?

Среди сосен наверху блеснул луч карманного фонаря. Не обнаружив среди трупов на даче своего математика, Паштет не смирился с поражением.

Сиверов тщательно прицелился, держа пистолет обеими руками, и плавно спустил курок. “Глок” деликатно кашлянул, фонарь кувыркнулся, мигнул и пропал из вида.

— Так, — сказал Мансуров. Он никак не мог отдышаться, и это было плохо.

— Вот я и говорю — странно, — повторил Глеб. — Ведь ничего же, кроме беды, человечеству от твоего открытия не видно. Почему так?

— Не знаю, — сказал Мансуров. — Не мне об этом судить. И, уж подавно, не вам.

— Очень удобная позиция, — сказал Глеб. — С высот чистого знания, так сказать...

Он вдруг понял, зачем тащил этого человека с собой. А что, если они с Потапчуком действительно проглядели что-то важное? Что, если не учли чего-то главного? Безграничная власть над природой... Это ведь просто слова, заезженный штамп, изрядно стершийся от частого употребления. А что, если это действительно так? Безграничная власть... А вдруг?..

— Не понимаю, — сердито сказал Мансуров. — Где ваши люди? Почему никто не остановит этих бандитов? Вы что, приехали за мной без сопровождения? Один?

— Угу, — рассеянно пробормотал Глеб, глядя на зарево пожара и думая о своем. — Без ансамбля.

— Тут нет ничего смешного, — строго сказал Мансуров. — Это вопиющая халатность! Вы понимаете, что, если меня убьют, мир лишится величайшего в истории открытия?

Глеб усмехнулся, зная, что Мансуров не увидит его улыбки, и посмотрел на математика сверху вниз.

— Понимаю, — сказал задумчиво Глеб. — Я как раз сейчас пытаюсь решить, хорошо это или плохо, если тебя убьют и мир лишится величайшего открытия.

— Мне кажется, рассуждать — не ваша специальность, — сухо заявил Мансуров. — Ваше дело — в целости и сохранности доставить меня к тем, кто разбирается в этих вопросах лучше вас. И должен вам заметить, что даже с этой элементарной работой вы справляетесь отвратительно. Имейте в виду, как только доберемся до места, я сразу доложу о допущенных вами просчетах.

— Это если доберемся, — сказал Глеб. — Ну, вставай, национальное достояние. Надо двигаться.

— Я должен отдохнуть, — заявил Мансуров. — Я не могу идти дальше в таком состоянии. Я ученый, а не мастер спорта по спортивному ориентированию!

Глеб ощутил растущее раздражение — и против этого человека, удивительно сочетавшего в себе недюжинный математический талант с житейской недалекостью, едва ли не придурковатостью, и против себя самого — за то, что до сих пор тянул. Надо кончать с ним! А рука все не поднималась, и Глеб поймал себя на том, что нарочно провоцирует Мансурова произносить высокомерную чепуху, чтобы как следует на него разозлиться.

— Вставай, ученый, — сказал он нарочито грубо. — Или без любимых таблеток ноги не идут?

— Вы и это знаете?

— Я про тебя все знаю. А что касается таблеток... Экспериментальный препарат, разработанный для применения в психиатрии. Предназначен для выведения больных из шокового состояния. Проводятся испытания на больных аутизмом, положительных результатов пока нет. Отрицательных, впрочем, тоже, если не считать твоего случая. Впрочем, о твоем случае медицинской науке неизвестно. Да он и не представляет никакого научного интереса, этот твой случай. Подумаешь, невидаль: наглотался “колес” — и проститутку зарезал! Ну, вставай!

— Не встану, — заявил Мансуров, поворачиваясь на бок и подкладывая под голову локоть. — Вы что, не понимаете? Мне надо отдохнуть!

Глеб наклонился, схватил его за волосы и резко развернул лицом в ту сторону, где между деревьями мелькал луч электрического фонаря. Это было слева, почти на одной линии с тем местом, где они остановились. Другой рукой Сиверов поднес к лицу Мансурова пистолет.

— Смотри, — сказал он. — Ты знаешь, кто это. Видишь, они нас обходят. Возьмут в кольцо — тогда молись.

— Подумаешь, — сказал Мансуров, отводя от своего лица пистолет. — В конце концов, они тоже люди и с ними можно договориться. Научить их выигрывать на бирже? Нет проблем! А больше им ничего и не надо. Кину пару миллионов сверху, и все дела. В конце концов, если государство в вашем лице не способно обо мне позаботиться, я позабочусь о себе сам.

Это был отличный момент для того, чтобы спустить курок, но Глеб почему-то им не воспользовался. Он взял Мансурова за шиворот, рывком поставил на ноги и дал ему хорошего пинка.

— Пошел! — процедил он сквозь зубы. — Будешь слишком громко топать — пристрелю как собаку! Бегом!

Как ни странно, Мансуров послушался. В темноте он совсем ничего не видел, и Глебу пришлось обогнать его и схватить за руку, чтобы он своим топотом и хрустом не созвал всех людей Паштета. Но они все равно двигались чересчур медленно и чересчур шумно, и Глеба утешало лишь то, что искавшие их бандиты наверняка шумели еще сильнее.

Потом Мансуров вдруг споткнулся, сильно рванув Глеба за руку, и с треском провалился в какую-то яму. Глеб остановился, подошел к краю ямы и заглянул вниз. Яма оказалась глубокой, и разглядеть Мансурова ему не удалось.

— Ну, что еще за фокусы? — тихо спросил он, присаживаясь на корточки. — Вылезай!

— Не могу, — простонал снизу Мансуров. — Нога... Кажется, перелом. Теперь действительно не могу. Вам придется либо нести меня, либо бросить.

Сиверов тихо выругался, сел на землю и осторожно съехал на дно ямы.

— Покажи ногу, — приказал он.

Нога вовсе не была сломана — ну разве что слегка растянута.

— Симулянт, — сказал Глеб. — Пошли. Будет немного больно, но придется потерпеть.

Мансуров неожиданно рассмеялся сквозь мучительную одышку.

— Вы хитрец, — сказал он, — но меня вам не провести. Ведь вам было приказано меня убить, разве нет?

— С чего ты взял? — изумился Глеб.

— Ну как же, — с трудом выговорил Мансуров, хватая ртом сырой ночной воздух. — Ведь, если бы вы пришли меня забрать, если бы действительно хотели увезти в какой-то закрытый “почтовый ящик”, все это выглядело бы иначе. Вы бы явились с ротой спецназа, в сопровождении бронетранспортера, и тогда никакой Паштет сюда бы даже близко не подошел. А вы пришли один, имея при себе только пистолет с глушителем. Значит, вы либо сами по себе, либо вам велели меня убрать от греха подальше... Но в обоих случаях вам нужно то же, что и всем, — Число Власти. Я ведь проверял вас. Я сделал все, чтобы вы наконец потеряли терпение и пристрелили меня как бешеного пса, а вы все тащите меня, тащите... Но ногу я подвернул не нарочно, честное слово.

— Странно, — сказал Глеб, прислушиваясь к голосам и хрусту ветвей наверху. — Странно, — повторил он. — Вот говорю с тобой, и кажется — человек как человек. Если точно не знать, что ты натворил, нипочем не догадаешься. Да пойми же ты, чудак, что Число твое никому не нужно! Тебя рано или поздно все равно прикончат, чтобы лишнего не сболтнул. Только до тех пор много времени пройдет и много ни в чем не повинных людей головы сложат. Сам подумай, ведь ты же математик, у тебя с логикой полный порядок!

— Я уже обо всем подумал, — с тоской сказал Мансуров, — Вы очень верно все описали. Я только не пойму, чего же вы в таком случае ждете. Или Число все-таки кому-то нужно? Вам, например... А?

Глеб не успел ответить. На краю ямы вдруг захрустел хворост, и в глаза им ударил луч ослепительно-белого света. Не ожидавший этого Сиверов зарычал от боли в разом ослепших глазах — его нокталопия, как и любая медаль, имела свою обратную сторону, он не выносил слишком яркого света.

— Оба-на, — раздался наверху полный веселого удивления голос. — Вот вы где, голубки! Который тут математик?

— Он, — совершенно неожиданно для Глеба сказал Мансуров и для убедительности ткнул в Слепого пальцем.

Позже Глеб не раз думал, что дело, наверное, решили очки. Впопыхах бандит мог не разглядеть синяков на лице Мансурова, он мог вообще не придать им значения, поскольку синяки — дело житейское. Ему было велено искать очкарика, и он его нашел: Сиверов, как всегда, был в очках со слегка затемненными стеклами. По поводу свидетелей у него, очевидно, тоже был приказ, вполне четкий и исключавший двойное истолкование: свидетелей мочить без разговоров.

— Спасибо, братан, — сказал бандит и навскидку, почти не целясь, выстрелил в Мансурова из пистолета.

Глеб все еще почти ничего не видел, кроме слепящего, расплывчатого светового пятна, и выстрелил наугад, целясь в это пятно, — целясь не глазами, временно ослепшими, а всем своим существом, как и полагается профессиональному стрелку.

Коротко звякнуло стекло, раздался возглас удивления и боли, и фонарь погас. Сиверов выстрелил еще раз, ориентируясь по голосу, и не промахнулся: бандит тяжело скатился в яму, выронив по дороге пистолет и разбитый пулей фонарь.

Глаза понемногу начали отходить. Наверху опять трещали сучьями, мелькали лучи фонарей и звучали возбужденные голоса — всем было интересно, кто стрелял. Несколько раз крепко зажмурившись, чтобы привести зрение в окончательный порядок, Глеб подполз к Мансурову.

Математик был жив, но о том, чтобы вытащить его отсюда, не могло быть и речи — он ни за что не выдержал бы дороги.

— Давно... решил, — признался он, криво улыбаясь Глебу окровавленным ртом. — Только самому... страшно. И нечем. Все время руки... связаны. Число... сказать? Хочешь?

— Не хочу, — сказал Глеб, проверяя обойму в пистолете убитого бандита. В обойме оставалось всего два патрона.

— Ну и... правильно, — вместе с пузырями кровавой пены выдохнул Мансуров. — Почти четыре строчки... знаков. Черта с два запомнишь, а потом будешь... всю жизнь мучиться. Такое знал... и забыл!

Он вдруг рассмеялся и закашлялся, хрипя и брызгаясь кровью. Глеб молча ждал продолжения, краем глаза следя за склоном.

— Добей, — попросил Мансуров.

Сиверов молча покачал головой, а потом, спохватившись, сказал:

— Не могу. Да и не хочу, наверное.

— Патрона... жалко?

— Не в этом дело, — тихо сказал Слепой, задумчиво играя пистолетом. — Ты слышал что-нибудь о карме? Говорят, если убить человека, то его карма переходит к тебе. Я ее столько набрал, этой кармы! Только твоей и не хватало. И вообще...

— Моя проблема? — догадался Мансуров.

— Да, — медленно сказал Слепой. — Звучит, наверное, жестоко...

— Нормально звучит, — грубым, почти нечеловеческим голосом оборвал его Мансуров. — К черту... нюансы. Да здравствует логика. Пистолет... дай.

Слепой передернул затвор бандитского “Макарова” и рукояткой вперед протянул Мансурову. Окровавленная ладонь сомкнулась на рубчатой пластмассовой рукоятке с выбитой посередине звездочкой. Глеб немного помедлил, а потом разжал руку и выпустил ствол.

— В рот надежнее, — сказал он. — В мягкое нёбо... Иначе рискуешь очнуться в больнице — слепым, глухим, парализованным, но в здравом уме и твердой памяти.

— Правда? — нашел в себе силы удивиться Мансуров. — Тоже мне... оружие. Ты давай... уходи. Не надо смотреть. Не волнуйся, я все сделаю... В рот, да?

Сиверов скрипнул зубами и молча полез наверх по крутому песчаному откосу, усыпанному колючей хвоей, мелкими сучками и растопыренными прошлогодними шишками. Добравшись до края ямы, он припал к земле, огляделся и тенью скользнул за ближайшее дерево.

Позади него, в яме, приглушенно треснул выстрел — Мансуров, как и обещал, точно выполнил оставленную Глебом инструкцию. Он был математиком и всегда старался действовать рационально, двигаться по прямой и рассуждать логично. Но Глебу Сиверову почему-то казалось, что перед тем, как спустить курок, Мансуров видел перед собой не столбцы цифр и не кривые синусоид. Пожалуй, в этот момент он позабыл даже об открытом им Числе Власти. Слепой был почти уверен, что в последнюю минуту Алексея Мансурова перед его внутренним взором стоял залитый солнцем сад, приземистый бревенчатый дом с чисто вымытыми окнами и две женщины — мать и бабушка, — которые, стоя на крыльце, ласково манили его к себе.

Впрочем, все могло быть иначе, совсем не так, как представилось Сиверову. Ему просто хотелось, чтобы этот измученный, запутавшийся человек хоть напоследок, хотя бы в собственном воображении увидел что-нибудь хорошее и теплое. Но мало ли чего ему хотелось!

Он выглянул из-за дерева, увидел в десятке шагов от себя черный силуэт с ярким пятнышком включенного фонаря, тщательно прицелился и спустил курок. Человек выронил фонарь и упал. Где-то раздался предостерегающий крик, простучала автоматная очередь, и на макушку Слепому упала срезанная пулей ветка. Он тряхнул головой, вместе с веткой отбрасывая ненужные мысли прочь, отыскал стволом пистолета новую мишень и плавно потянул на себя спусковой крючок...

* * *

...Все было кончено в каких-нибудь полчаса. Подъехавший к месту перестрелки на своем зеленом “Шевроле” в сопровождении двух джипов Паштет пересчитал оставшихся в живых. Это было нетрудно: в живых осталось только двое из десятерых бойцов, отправленных им на поиски. Один из них прыгал на одной ноге, опираясь на кривой сук, а второй нянчил левой рукой простреленную правую. Над лесом уже занимался рассвет, дача, в двух шагах от которой случайная пуля нашла доктора экономических наук Шершнева, давно догорела. Паштет немного постоял на краю ямы, глядя на лежавшие внизу тела, потом протяжно вздохнул, длинно, тоскливо выругался и решительно зашагал прочь отсюда, к машине.

Сиверов проводил его взглядом, сидя на стволе поваленной ветром сосны. Когда колонна, состоявшая из трех машин, тронулась с места и, набирая скорость, двинулась в сторону Москвы, он вынул из кармана мобильный телефон и позвонил генералу Потапчуку. Он знал, что разбуженный ни свет ни заря генерал примется ворчать и жаловаться на старческую немощь, кляня на чем свет стоит подчиненных, не дающих старику выспаться даже в выходной день. Но до Москвы отсюда было почти сто километров, и Глеб не собирался преодолевать это расстояние пешком даже из уважения к генеральским сединам.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21