— Фу ты, черт! — выдохнула она, — ну и напугал же ты меня. Идем быстрее отсюда.

Они прыгнули в подошедший троллейбус, проехали две остановки и лишь после этого поняли, что им удалось оторваться от «хвоста».

В это время Сиверов выбежал из метро. Он проклинал себя за то, что пытался отыскать Розу и Фагота у другого выхода со станции. Этим должны были заниматься люди Потапчука, а не он.

«Упустили. И они, и я. Но в отличие от них, я знаю куда нужно идти. Парень наверняка придет туда. Люди Потапчука так и не поняли, кто эта девушка. Но я-то узнал ее. Догадался. Теперь нельзя упустить Фагота».

— Если я не выпью сейчас чего-нибудь крепкого, то просто умру, — сказала Роза. Парень и девушка зашли в магазин. У стойки кафетерия Фагот попросил:

— Два коньяка — по сто.

— По сто пятьдесят, — поправила его Роза.

Ей казалось, что она сейчас в состоянии выпить целую бутылку и не опьянеть. С пластиковыми стаканчиками они отошли к высокому столику с мраморной плитой-столешницей, чудом сохранившейся в гастрономе с советских времен.

— На, держи.

— Меня всю трясет.

Роза взяла из вазочки салфетку, завернула в нее камень и сунула его в ладонь Фаготу. Пальцы ее были влажными.

— Мне казалось, я вообще не умею потеть, а теперь у меня вся спина мокрая. Слава Богу, камень цел. Еще секунда — и этот урод выцарапал бы его у меня из руки. У него чемоданчик не только наручниками, но и тросиком каким-то к руке прикручен.

— Надо было оторвать его вместе с рукой.

— Хорошо, что он камень с моей рукой не оторвал. Я же говорила — гиблое это дело. С государством нельзя играть в азартные игры. Держа пластиковые стаканчики в пальцах, молодые люди соприкоснулись руками.

— Выпей, я не хочу, чтобы ты умерла.

— Мне самой этого не хочется.

Мелкими глотками, не отрываясь, Роза выпила весь коньяк и зажмурила глаза. В горле пекло. Спиртным она не злоупотребляла, но не из моральных соображений — берегла красоту.

— За все, что хорошо кончается!

— Еще ничего не кончилось, — напомнила Роза. Фагот выпил коньяк и ощутил, что страх уходит.

— Может, они следят за нами, чтобы мы вывели их на Тихона? — спросила девушка.

— Если бы они нас не упустили, мы бы уже были в наручниках.

— Надо позвонить Тихону. Никита буднично опустил бриллиант в карман куртки и застегнул молнию.

— Карманников боишься? — засмеялась Роза.

Из автомата Никита позвонил Тихону. Тот таким тоном, будто речь шла о каком-то заурядном деле, поинтересовался:

— Получилось?

— Нет, сорвалось, но, к счастью, все остались при своем: мы с товаром, они — с деньгами.

— Я так и думал. Приезжайте.

Роза впервые оказалась у Тихона в квартире. Раньше ей представлялось, что жилище Тихона должно выглядеть дворцом из «Тысячи и одной ночи», но оно мало чем отличалось от снятой квартиры, ключи к которой Тихон, не раздумывая, отдал ей и Никите.

— Вот камень, — сказал Фагот. — У меня такое чувство, что я больше никогда не прикоснусь к нему.

Он положил на стол салфетку, развернул ее. Тихон двумя пальцами сжал бриллиант, посмотрел сквозь него на свет.

— Красив, зараза, — и опустил его в пол-литровую банку с водой. Роза, впервые увидевшая этот фокус, завороженно смотрела на банку.

— Сколько я тебе должен? — не оборачиваясь, поинтересовался Павлов.

— Тихон, никакие деньги не окупят того, что я пережила сегодня.

— Значит, будем считать, что мы квиты. Когда-то я спас тебе здоровье, красоту и жизнь. Теперь ты мне ничего не должна.

— Тихон, я верю в твою звезду. Ты сумеешь распорядиться брюликом. Я собственными глазами видела живьем семьсот тысяч баксов, которые чуть не оказались в моих руках, и понимаю, он стоит большего. Тихон усмехнулся и покачал головой.

— Нет, я не стану его продавать. Пусть стоит в банке с водой в холодильнике. Вечерами, когда становится одиноко, буду доставать его и глядеть, пусть греет мою душу. Роза почувствовала себя лишней. Поднялась.

— Поздно, мне надо идти. Я переволновалась, теперь хочется спать.

— Безвыходных положений не бывает, — задумчиво проговорил Тихон, и махнул рукой, мол, можете уходить.

Роза шла по улице под руку с Фаготом. На нее навалилась ужасная усталость, глаза слипались.

— Ты не воспринимай меня всерьез, — попросила Роза. — Я самая обычная проститутка, хоть и очень умелая. Меня нельзя любить.

— Разве я сказал, что люблю тебя?

— Мне так показалось.

— Ты мне нравишься. Это другое дело.

— Нет, — покачала головой Роза, — не я тебе нравлюсь, тебе нравится заниматься со мной сексом.

— Можно сказать и так. Роза увлекла Никиту в подъезд.

— Не бойся, — прошептала она, — приставать не стану. Просто дальше тебе не стоит идти в таком виде.

— Еще пару кварталов можно, знакомых я здесь не встречу.

— Я о ментах говорю, тебе срочно нужно изменить имидж.

— Меня никто не засек.

— Береженого бог бережет.

В подъезде стоял резкий запах сырости, застоявшейся кошачьей мочи — сердобольные жильцы подкармливали бездомных животных, за что и расплачивались. Из-под надписей на стенах местами проглядывала масляная краска, темно-зеленая, какой в прежние времена была выкрашена большая часть московских подъездов. Роза раскрыла пакет и предложила:

— Бросай сюда свою бандану. Тебе она, кстати, совсем не идет.

— Сам знаю.

Никита с трудом развязал тугой узел, на который были завязаны хвосты банданы. Бросил в пакет и куртку.

— Инструмента у тебя сегодня с собой нет. Ну, ничего, доведу тебя до самого дома. Твоя девушка, если встретится нам по дороге, ревновать не станет?

— Предоставь наши проблемы решать нам самим, — немного зло ответил Никита.

— Ты злишься не на меня, а на себя, так что можешь не извиняться, — предупредила Никиту Роза.

Она тоже привела себя в порядок. Чувствовалось, что в «полевых условиях» ей приходится делать это не в первый раз. Маленькое зеркальце, — с одной стороны выпуклое, чтобы видеть детали, с другой вогнутое, чтобы видеть лицо целиком, примостилось на батарее парового отопления. Роза смачивала тампон лосьоном и снимала косметику. Затем ловко, буквально несколькими движениями нанесла новую. Это абсолютно преобразило ее: другой разрез глаз, другой изгиб губ. Тональная пудра легла на щеки, и Фаготу показалось, что даже форма головы у нее изменилась. Никита расчесал волосы, и колоритная парочка вышла на улицу.

— Когда мы встретились в первый раз, Тихон сказал, что ты просто отрабатывала со мной прегрешения. Роза засмеялась:

— Неужели ты поверил, что правильный вор может прикрывать проституцию? Для настоящего вора жить с «мохнатого сейфа» — западло.

— Тихон мне всегда казался каким-то неправильным вором.

— Неправильным он может быть в отношениях с тобой, со мной, но только не с блатными. Ты не знаешь его по-настоящему. Он жесткий и беспощадный.

— А откуда ты его знаешь?

— Я знаю многих. С кем мне только не приходилось трахаться: и с авторитетами, и с ментовским начальством, даже с министрами и депутатами. Всех не упомнишь.

— Я не это имел в виду. Ты его откуда знаешь?

— Ты не поверишь, но с Тихоном я ни разу не трахалась. Он сам не захотел.

— А ты хотела?

— Разве от моего желания что-то зависит? Тихон использует меня в своих делах. Я такой же его помощник, как и ты.

Никита глядел на Розу, и ему не верилось, что девушка прошла через тысячи рук, так свежо и невинно она выглядела.

— Тебе никогда не предлагали выйти замуж? И вновь Роза засмеялась.

— И ты хочешь мне предложить выйти за тебя замуж? Я думала, ты умнее?

— Я не про себя говорю. Тебе предлагали это всерьез?

— Конечно! Но я не создана для семьи. Сколько раз мне предлагали сделаться постоянной любовницей. Квартиры, машины, деньги...

— Предлагали министры и депутаты?

— В моей коллекции найдется и парочка олигархов. Олигарх — покруче, чем министр. Но больше денег я ценю свободу. На безбедную жизнь мне хватает, зато ни перед кем и ни за что мне не приходится отчитываться.

— Хороший жизненный принцип.

— Мне он тоже нравится.

Политикой Фагот не интересовался, изменения в верхних эшелонах власти его мало беспокоили, они никак не влияли на его игру в торговых рядах. Но бывают имена, которые, хочешь не хочешь, врезаются в память. Телевизор, радио не дают их забыть. Одно из таких имен принадлежало олигарху Гусовскому. Фагот удивился:

— Врешь, наверное. Олигархи — это для тебя слишком круто.

— Все мужики одинаковы, много у них денег или мало. Желания у вас у всех одинаковы. Тихон говорил тебе, что я наркотик? На иглу посадить могу любого.

— Даже олигарха Гусовского? — спросил Фагот.

— Тебя интересует только он?

— Нет. Он единственный, о ком я слышал.

— Я уж думала, ты начинаешь меня ревновать.

— Олигарх не станет делать своей постоянной женщиной проститутку.

— Должна тебя разочаровать, один олигарх все же есть в моей коллекции, — не без гордости заявила Роза. — Меня убивают его педантичность и пунктуальность. Встречаемся мы с ним один раз в две недели, в один и тот же день, в одно и то же время. Кстати, сегодня мне нужно хорошенько выспаться, потому что завтра одна из таких встреч.

— Круто! — пришлось согласиться Фаготу. — Кто он? Гусовский?

— Дальше я тебя не поведу, — сказала девушка,, когда они оказались во дворе. — Поверила бы, что ты хочешь жениться на мне — довела бы до самой квартиры.

«Не стоит к ней привыкать, пока еще не поздно», — подумал парень, прощаясь с Розой.

Фагот, когда открывал дверь своей квартиры, все еще находился под впечатлением сегодняшних приключений, в голове до сих пор звучал голос Розы. Он сбросил обувь, вошел в комнату и щелкнул выключателем. Яркий свет залил квартиру. Никита остолбенел. У стола в кресле сидел незнакомец. Сидел спокойно, будто находился у себя дома. На его лице играла довольная улыбка.

— Кто вы? — тихо проговорил Никита. Глеб Сиверов несколько раз хлопнул в ладоши:

— Браво, Фагот. Наблюдать за тобой сегодня было истинным наслаждением. Вы с Розой разыграли все, как по нотам. Для начинающих проходимцев исполнено очень неплохо.

Фагот, глядя Сиверову в глаза, опустил руку в карман и выхватил нож-бабочку. Раздался щелчок, сверкало лезвие. На Глеба это не произвело никакого впечатления.

— Я поговорить пришел, а не смотреть на цирковой номер.

Фагот нехотя спрятал нож. Он чувствовал в незнакомце силу, и сила эта бала куда больше, чем у Тихона.

— Слушаю, — Никита не собирался ни в чем признаваться, понимая, что если бы его выследила ментовка или ФСБ, то арестовали бы немедленно.

— Уже лучше, — Глеб улыбнулся еще шире, — не надо ни в чем признаваться, я и так знаю почти все. У тебя, парень, проблема. Ты и твой учитель не можете продать камень. Задача неразрешимая, и ты в этом сегодня убедился. На ваше счастье, те, кто готовил операцию, сделали несколько ошибок.

— Вы не сказали, кто вы, — напомнил Фагот.

— Это неважно. Я не собираюсь покупать камень, для этого у меня нет денег. Я не имею ни малейшего желания лишать свободы тебя, Розу или Тихона. Я не собираюсь требовать долю от продажи. Разве я похож на шантажиста?

— Непохожи, — признался Никита.

— Мой интерес лежит в другой плоскости. И если мы сможем объединить мой интерес и ваш, все у нас получится. Есть предложения, от которых невозможно отказаться.

— Обычно так говорят, приставив нож к горлу.

— Не утрируй. Ты хорошо знаешь Розу?

— Не понимаю, о ком вы говорите, — сказал Никита. Глеб тяжело вздохнул:

— Если ты не собираешься помочь мне, я не стану помогать тебе. Один звонок — и вас всех арестуют. Я же предлагаю реализовать твою мечту и сохранить при этом свободу. Подумай. Даю тебе одну минуту. — Сиверов хлопнул ладонью по подлокотнику кресла, давая понять, что время пошло.

— Я согласен, — почти сразу сказал Никита.

— Не уверен, что ты в курсе, но Роза — постоянная женщина олигарха Гусовского.

— Хотите сыграть на ревности?

— Нет. Ты прекрасно знаешь, кто она, и тебе это нравится. У Гусовского много денег. Он бы мог купить камень.

— Я не понимаю, о каком камне вы говорите... ему нет в этом никакого смысла.

— Есть. И ты это скоро поймешь. Очень скоро.

— Вы уверены, что Роза встречается именно с Гусовским?

— Да, и завтра состоится одна из таких встреч. Ее я и хочу использовать, — Глеб взглянул на часы. — Сейчас начнется выпуск новостей. Посмотри его, и ты многое поймешь, возможно, даже без моей подсказки.

Никита пожал плечами, в его положении не было возможности выбирать. Засветился экран телевизора.

— Слушай внимательно, о чем будут говорить генеральный прокурор и олигарх, — предупредил Сиверов.

Пошла заставка новостей. На удивление, в анонсах трупы и лужи крови не показывали. Лицо ведущей напомнило Никите Розу, возможно, поэтому он и улыбался, глядя на экран.

Вскоре на экране появился генеральный прокурор: солидный, в мундире, с честными открытыми глазами. Он уверенно говорил о том, что перед законом все равны, что вор, кем бы он ни был, должен сидеть в тюрьме, что народ и президент поставили его на высокую должность затем, чтобы он навел порядок в стране.

«К чему это он клонит?» — подумал Фагот. И тут же все выяснилось. Прокуратура наехала на олигарха Гусовского, как будто раньше не понимала, что деньги не делаются из воздуха. Ему припомнили и старые грехи, и то, что он совершил совсем недавно, и даже замахнулись на его будущее, мол, акции он скупал, сознательно доводя предприятия до разорения, деньги держал в зарубежных банках, вовсю использовал свое влияние на политиков для личного обогащения. Прокурор пытался выглядеть, как отец родной для народа — суров, но справедлив.

А потому, когда на экране появился сам Гусовский, Фаготу почудилось, что у олигарха выросли рога, а в комнате запахло паленой серой. Ефим Аркадьевич явно нервничал, снимали его на одной из парижских улиц перед входом в гостиницу. Олигарх только что подъехал к ее крыльцу, даже машину не успели отогнать.

«Однако по Парижу ты ездишь без мигалки на крыше, не то что по Москве», — со злорадством подумал Фагот. Ефим Аркадьевич не удивился тому, что прокуратура заинтересовалась его делами:

— Друзья и просто здравомыслящие люди давно меня предупреждали, — вещал он, — что быть богатым в нашей стране опасно. Если я и вмешивался в политику, то лишь по двум причинам: хотел сделать эту страну процветающей и не хотел, чтобы меня застрелили. Все обвинения в мой адрес — вымысел. Просто кому-то, — и он посмотрел на небо, — хочется еще раз все забрать и поделить. А это мы уже проходили.

Странно, но Никите куда симпатичнее был олигарх, чем прокурор. Гусовский хотя бы отчасти оставался искренним, не скрывал, что им движет жажда наживы.

— И у богатых бывают проблемы, — подытожил интервью с олигархом Фагот.

— Решая чужие проблемы, можно заставить человека решить твои, — спокойно сказал Глеб.

Никита задумался: «Роза сказала, что завтра встречается с олигархом, с кем не уточнила. А незнакомец говорит, что это Гусовский. Судя по суровому взгляду прокурора, ему не терпится вручить Гусовскому повестку. О большем — о том, чтобы засадить его за решетку, он пока и не мечтает. Знает, олигарх из тех людей, которые умеют вывернуться из самого безвыходного положения».

— Примечательно, — подвела черту диктор, — что назначенная на послезавтра встреча президента с Гусовским отменена.

— Тебе казалось, самая сложная проблема в стране — у вас с Тихоном, а оказалось, есть и посложнее.

— Я хочу немного выпить, — сказал Никита.

— Я тебе компанию не составлю, — предупредил Сиверов.

Никита открыл бар, поставил на стол бутылку коньяка и тарелку с жареными орешками.

— Зря. Коньяк у меня хороший.

— Смотри, не напейся.

— Я мужчина самостоятельный.

— Надеюсь.

Никогда раньше Фагот не пил в одиночку, теперь же позволил себе несколько рюмок коньяка. Мысли путались, как всегда, когда человек пытается найти ответ, которого не существует. «Олигарх», «проблема», «ФСБ», «прокуратура», «Роза»... — ни одной мысли до конца Фагот додумать не мог. Он уже не следил за экраном. Глеб дождался, когда кончатся новости, и спросил:

— Ты понял, как можно использовать Гусовского?

— Чувствую, что это возможно. Но как?

— Сделай последний шаг сам, я же только тебе подскажу. В детстве каждому из нас приходилось решать головоломки. Как перевести бедному крестьянину на другой берег реки козла, волка и мешок с капустой? В каждом варианте то волк съедал козла, то козел капусту, то лодка тонула...

Фагот улыбнулся, вспомнив, что в детстве эту самую загадку предложил ему решить отец, и очень удивился, когда Никита с первого же раза нашел верный ответ.

— Есть! — воскликнул Фагот, хлопнув ладонью по столу. — Кто сказал, что бриллиант нужно продавать в один прием?

— Я вижу, что ты понял, — произнес Глеб, — а теперь уточним, что ты должен сделать. Никита подробно, по пунктам описал весь свой план, к которому подвел его Глеб.

— Мне нужен только Гусовский, у меня с ним свои счеты, — напомнил Сиверов, — если вы во время унесете ноги с деньгами, о вас никто не вспомнит. Звони Розе. О моем существовании ей лучше не знать. Скажешь, что план придумал ты, к тому же, так оно и есть, я подсказал тебе лишь направление.

— Вы уверены, что она встречается именно с Гусовским?

— Иначе бы я не пришел.

Никита подбежал к телефону, от волнения забыл номер телефона Розы. Он не мог вспомнить цифр, но пальцы машинально бегали по кнопкам.

— Роза? — выдохнул он в трубку, боясь, что ошибся.

— Это ты? Какого черта? — послышался заспанный голос.

— Ты говорила, что встречаешься завтра с Ефимом Аркадьевичем?

— Я не говорила, что встречаюсь именно с ним.

— Но встречаешься?

— Да. А что?

— Его сейчас по телевизору показывали, прокуратура на него наехала, по полной программе щемит. А он в Париже. По-моему, возвращаться не собирается.

— Глупенький, — проворковала Роза, — в первый раз ему, что ли. Ефим Аркадьевич не из тех людей, кто откажется от удовольствия, к тому же заранее оплаченного.

— Ты сможешь свести меня с ним? Роза присвистнула:

— Ты хочешь сфотографироваться втроем на память?

— Нет, это очень серьезно.

— Дай мне поспать и перезвони поближе к обеду, я что-нибудь придумаю, — пообещала девушка, чтобы отвязаться от Никиты и вновь заснуть.

— Она согласна? — спросил Глеб, когда Никита повесил трубку.

— Она согласится, когда я расскажу ей все подробно.

— Будем считать, что мы договорились, — сказал Глеб. — И не думай провести меня. Единственный выход для тебя и твоих друзей — втюхать камень олигарху.

Тем временем Тихон стоял на Крымском мосту, облокотившись о перила. В руке он держал краденый мобильник, смотрел на проплывающую под мостом черную, блестящую, как расплавленный битум, воду Москвы-реки. Город отражался в воде, переливался огнями. За спиной Тихона проносились машины. Он достал носовой платок, обмотал им микрофон трубки и набрал номер.

— Алло! Это пресс-центр МВД? — немного хриплым голосом проговорил он.

— Да.

— Я представитель русской монархической армии и уполномочен заявить, что бриллиант, похищенный с выставки, находится у нас. Послышался щелчок, включили записывающую аппаратуру.

— Наше требование: немедленно освободить арестованного вами императора Николая Третьего. На размышления вам отводится двадцать четыре часа. Ждите следующего звонка.

И, не дожидаясь ответа, Тихон выключил мобильник, затем бросил его в воду. Трубка серебристой рыбкой блеснула в полете и нырнула в холодную воду, только круги пошли.

«Ну, вот и все, — подумал Тихон, — стрелки я перевел. Заявление, конечно, идиотское, но проверят они его обязательно. Все лучше, чем они будут заниматься поисками Розы и Никиты».

Был бы сейчас в руке Тихона бриллиант, возможно, и его он бросил бы в воду. Карманник потерял веру в то, что камень удастся продать.

Генералу Потапчуку тут же доложили о странном звонке, и он немедленно потребовал список всех российских организаций монархической направленности. Естественно, «Российской монархической армии» в нем не оказалось.

«Только новых сумасшедших мне не хватало! Один уже сидит в камере», — подумал Федор Филиппович.

— Мы только что связались с владельцем телефона, по которому нам звонили. Он утверждает, что аппарат у него украли час тому назад. Человек он приличный, ранее не судим.

— Чем занимается?

— Торгует водопроводными пластиковыми трубами.

— Черт знает, что такое! Попытайтесь выяснить, существует ли эта армия в реальности.

Фагот, дождавшись утра, выбежал на улицу, от волнения даже не посмотрел, какой номер троллейбуса подошел, но повезло, доехал до нужной остановки. «Лишь бы Тихон был дома и согласился со мной».

Тихон никогда не спрашивал, кто звонит в дверь, сразу открывал. Так случилось и в этот раз.

— Ты? — удивился Павлов, пропуская Фагота в квартиру. — Я, честно говоря, не собирался сегодня с тобой встречаться. Но раз уж пришел, проходи, садись.

Никита вертел в руках темные очки. Слова, которые он раз десять проговорил про себя, застревали в горле.

— Что волнуешься? От вчерашнего отойти не можешь?

— Тихон, бриллиант у тебя?

— Где ж ему еще быть? — улыбнулся Павлов. — Но с каждым днем он мне нравится все меньше и меньше.

— Я придумал, как от него избавиться.

— Избавиться не сложно: бросить в реку — и с концами.

— Скажи, за какую сумму ты готов расстаться с ним?

— Еще вчера я думал, что меньше, чем за пятьсот тысяч, его никому не отдам, теперь согласился бы и за сто.

— Думаю, за пятьсот у меня получится.

— Ты сошел с ума! Выбрось это из головы.

— Тихон, — Никита решительно протянул руку, — дай мне его. Если не получится, вечером верну.

— Скажи, кому ты решил его спихнуть?

— Боюсь сглазить, — честно признался Фагот. И тут же добавил: — Я никогда не стану самостоятельным, если ты не позволишь мне сейчас сделать это.

Тихон пристально смотрел в глаза Никите. Ему хотелось верить, что мальчишка придумал ход, до которого он сам не додумался, но он колебался.

— Дай, — еще тверже сказал Никита. — В конце концов, он принадлежит нам обоим, и я тоже имею право испытать свое счастье.

— Смотри, — Тихон, наконец, решился.

На кухне он перевернул пол-литровую банку над раковиной, процеживая воду сквозь пальцы. Мокрый камень лежал у него на ладони.

— Держи. Но это твой единственный шанс.

— Спасибо, Тихон.

— Не боишься, что по дороге у тебя его заберут?

— Ты научил меня защищать то, что мне принадлежит.

— Я буду рад, если ты останешься цел и на свободе, — напутствовал Никиту Тихон.

Фаготу не верилось, что у него получилось. Без объяснений, без условий Тихон отдал ему камень. И это было только начало. «Главное — поверить в себя, тогда в тебя поверят и другие».