— Пленников Поющего Замка. А ты?..
— Пилот Шестнадцатого вертолета.
— Разве имени нет?
Вопрос позабавил летчика своей нелепостью. Он усмехнулся и добродушно пояснил:
— Имена у актеров, а мы — техническая служба. Нам не положено.
— Это неправильно, — заявил Лоцман.
— В наших мирах полно неправильностей, — философски заметил Шестнадцатый. — Ты бы лег — нога скорей выправится.
Лоцман растянулся на траве.
— Сколько их, этих миров?
— Прорва, — ответил летчик. — Здесь у нас — двести с мелочью, в других местах есть еще.
— Какие они? — лениво поинтересовался Лоцман, которого потянуло в сон. Теплое солнце оглаживало измученное тело, убаюкивало боль; глаза сами собой закрывались, и хотелось уткнуться лицом в мягкую траву и вздремнуть.
— Ну, какие… Много похожих, а есть совсем особенные. В одних скука смертная, другие повеселей. Множество крошечных, убогих, но попадаются прямо-таки роскошные — век бы там жил. Обширные, полнокровные; в какой угол ни загляни, всё на месте, всё надежно. Затем, полно умирающих.
— Как это? — встрепенулся Лоцман.
— Обыкновенно. Обитатели сходят на нет, а сам мир сжимается, схлопывается.
— Отчего же он умирает?
Вертолетчик нахмурился и не сразу ответил:
— Бог или Богиня отвергают свой мир, забывают. Он делается не нужен — и оттого погибает.
— А в скольких мирах ты бывал? — Шестнадцатый принялся считать, загибая пальцы. Двух рук не хватило, пальцы пришлось разгибать.
— В тридцати семи. К слову, в восемнадцати из них Лоцманов уже отловили.
— Продали?
— Именно, — буркнул летчик сердито. — Нынче только тем и занимаются. И этих молодцов с автоматами расплодилось. Раньше никогда столько не было; и место свое знали. А теперь чуть что — кулаком в морду тычут или прикладом охаживают. Скоро на улицах палить начнут.
— Отчего всё это?
— Я ж говорю: идет охота на Лоцманов. Кино теперь снимают без них. Правда, паршивое кино получается — с души воротит. Бедные актеры.
Несмотря на живительное солнце, у Лоцмана по спине пробежал холодок.
— А как попадают из мира в мир?
— На вертолете — летят через солнце.
— Скажи… — Лоцман замялся. Шестнадцатый ему ничем не обязан, кроме стычки с солдатами, и просить было неловко. — Ты мог бы отвезти меня обратно, в Поющий Замок?
Летчик клацнул зубами.
— Проданный Лоцман не возвращается.
— Но я не подписал ОБЯЗАТЕЛЬСТВО.
— Это ничего не значит.
— Нет, значит — иначе не заставляли бы. Это важно.
— Проданному Лоцману там нечего делать! — отрезал пилот с внезапной злостью. Видимо, была задета какая-то болезненная струна.
— Раз я не подписал, могу бороться.
— С кем бороться? С актерами?
— С кино, с Богиней, с Ителем.
— С кем? — недоуменно переспросил пилот.
— С Ителем, — повторил Лоцман.
— Не знаю такого. Чушь говоришь. — Летчик поднялся с земли, давая понять, что тема закрыта. — Как нога?
— Полегче.
— Вот и грей дальше. До встречи. — Шестнадцатый перемахнул через изгородь и зашагал прочь. Над линией подстриженных кустов несколько секунд виднелись его развернутые плечи и темный затылок, затем летчик пропал из виду.
Из кустов за пешеходной дорожкой высунулась нечесаная голова, и давешняя замурзанная девица, упираясь локтями, выползла к охранителю мира, растянулась на животе, заболтала в воздухе грязными пятками.
— Привет, Лоцман Поющего Замка.
— Привет, Леди Звездного Дождя.
Она кисло поморщилась, однако поправиться и назвать ее Лоцманом у него не повернулся язык: ведь деваха подписала свое ОБЯЗАТЕЛЬСТВО. Он глянул на сложенные рядом штаны — не приодеться ли ради дамы — и не стал. Эдакая замарашка переживет небрежность туалета; к тому же на Лоцмане вполне пристойные плавки.
Перехватив его взгляд, девица ухмыльнулась. Зубы оказались с желтым налетом. Вдобавок от нее несло чем-то, что Лоцман поначалу не опознал, и, только уловив разлитое кругом знание, сумел расшифровать запах: вонь грязного белья и давно не мытого тела. Он отодвинулся, притворившись, будто удобнее пристраивает больную ногу.
Девица поелозила животом по траве.
— Еще чуток погреешься — и двинем. Я тебе всё покажу и с нашими познакомлю. Нам всё можно, везде пускают. И разговаривают, как с людьми. С непроданным Лоцманом лясы точить нельзя, а с проданным — сколько угодно. И кино общается, и летчики, и даже солдаты. Со мной сегодня один говорил. Наподдал по заднице и рявкнул: «Пошла вон, дурища!»
— «Пошла вон» и по заднице — это человеческий разговор?
— Уж лучше так. Небось самому не по нраву, когда ты с вопросами, а в ответ ни шиша. А теперь отвечают уважительно.
Лоцман помолчал. Если девахе нравится думать, будто с ней обходятся почтительно, — пусть ее.
— Ты давно здесь? — осведомился он.
— Дней десять, считай. Ничего, жить можно. Но вот коль накатит — хоть криком кричи. Просишь, просишь ОБЯЗАТЕЛЬСТВО, им надоест, плюнут и отдадут. Порвешь, клочки побросаешь — вроде сердце отпустит. А назавтра бумага снова в сейфе лежит целехонькая. Как прижмет, опять выклянчишь, разорвешь. Я каждый день хожу. — Девица перевернулась на спину, закинула руки за голову, кося на Лоцмана сухо блестящими глазами. — Хорошо, что ты появился. Наши-то уже квелые все, снулые, на людей не похожи. Словом перемолвиться не с кем. Новеньких давно не привозили. А кого привезли, те в армию подались, за стимулятором. А нам стимулятора не дают; хоть на коленях моли — не выпросишь. Раз продали, значит, помирай, — вздохнула она сокрушенно. — Ты только вот что: творить не вздумай. У проданных мало у кого выходит, да всё равно… Ежели чего сотворишь — тут тебе и каюк.
— Неужели? — перебил он с недоверчивой усмешкой.
— Верно говорю! Делай что хочешь, но лоцманить не смей. Отдашь последние силы — и на месте помрешь. А так тебя еще надолго хватит.
— То есть советуешь растянуть удовольствие. Понял. А как там твои, в Звездном Дожде?
Чумазое лицо сморщилось и задрожало, девица перекатилась на бок, спиной к Лоцману.
— Разве кто скажет? Кино туда что ни день мотается, с утра до ночи пропадает! Пилот, пацан несчастный, вчера из кабины вылезает, я подбегаю спросить, как чего, — а он трясется весь, и глаза мокрые. Влепил оплеуху и ушел, ни словечка в ответ. Дура она, дура проклятая, Богиня эта! Зачем меня продала?! — Деваха подскочила, уселась в траве, негодующе фыркнула: — Шесть тыщ долларов, эка невидаль! — Она внезапно остыла и с любопытством подалась к Лоцману: — А тебя почем продали?
— За пять.
— Совсем задарма. — Она поскребла грязным ногтем пятно на подоле. — Пошли со мной, а? Я платье другое надену, в доме приберусь. Простыни поменяю — у меня есть какие почище, летчики подарили… — В глазах блеснули слезы. Девица заморгала, и слезы сползли по щекам. — Ну и пусть шлюха, что с того? Я и не спала почти ни с кем, только поначалу, с вертолетчиками. С ними хоть не противно. А с нашими — ни одного к себе не подпустила. Не люди уже, падаль ходячая… И ты таким будешь! — Она вскочила на ноги, стиснула ободранные кулачки. — Подумаешь, явился чистый, гордый! Я тоже была настоящим Лоцманом, а эта дура меня продала. А ко… комендант грозился… грозил, что отдаст солдатам, если не подпишу! — Она зашлась в злом плаче. — И не смей… не смей меня попрекать! — Деваха развернулась и пустилась бежать по газону.
Охранитель мира смотрел ей вслед, кривя губы от брезгливой жалости. Лоцман Звездного Дождя… Чумазая потаскушка, которая гордится «человеческим разговором».
Значит, проданный Лоцман превращается в ходячую падаль? На миг его охватил ужас. Что если и он — тоже? Но он ведь не подписал ОБЯЗАТЕЛЬСТВО. Может, не всё потеряно? Надо побольше разузнать, пока во что-нибудь не превратился. Он натянул штаны и ботинки, опробовал исцеленную ногу. Побаливает, но держит. Лоцман вышел на пешеходную дорожку, огляделся. Надо разыскать кого-нибудь из летчиков да потолковать без суеты; пилоты — свои парни…
— Стой, куда прешь?! — долетел вдруг бешеный рык. — Стоя-ать!
И вопль Леди Звездного Дождя:
— Не надо! Это же Лоцман!
— Задавлю жабу!
Взревел двигатель, и взвился пронзительный вопль.
Охранитель мира понесся к большаку. Там на холостом ходу рычала большая машина защитного цвета — БМП, пришло на ум название, — голосила чумазая девица, до неба стояла брань разъяренных мужчин. Лоцман вылетел на перекресток. Под колесами БМП что-то шевелилось, торчала голая рука, которая дергалась и словно ощупывала бетонку. Из машины вылезли угрюмые солдаты, сгрудились возле щеголеватого, нервно улыбающегося офицера. Двое вертолетчиков удерживали бешеный, рвущийся из рук клубок, в который превратилась Леди Звездного Дождя, еще два пилота стояли на коленях у машины, заглядывая под низ, и на чем свет стоит крыли армию и нынешние порядки. Слева из-под переднего колеса торчали босые ноги — коричневые и недвижные, как будто сработанные из дерева.
— Поднимите машину домкратом, — велел Лоцман. — Где домкрат?! — рявкнул он на солдата, который выползал с водительского места.
Солдат полез обратно, а лощеный офицер обернулся к охранителю мира, оглядел его и с издевательской вежливостью взял под козырек:
— Чем могу служить? — На плечах лежали погоны с причудливым звездным рисунком. Не поймешь, в каком он звании. Ругавшиеся летчики смолкли, и только чумазая деваха еще трепыхалась и всхлипывала.
— Ваш солдат задавил человека. — У Лоцмана сжались, кулаки. — Ставь живей! — подхлестнул он водителя, который появился с домкратом в руках, однако не торопился пустить его в дело, а выжидательно поглядывал на командира.
Вертолетчики забрали у солдата инструмент, установили и вдвоем начали поднимать БМП, дружно налегая на рычаг.
— Что за самоуправство, позвольте спросить? — осведомился офицер с холодной улыбкой. — Кто вам позволил распоряжаться? — Он не был похож на камуфляжно-пятнистых, тяжеловесных автоматчиков: на сухощавой фигуре ловко сидел зеленый плащ, на поясе висела кобура тисненой кожи, кремовый шарф оттенял ровный загар не по-военному тонкого, интеллигентного лица. Прозрачные синие глаза, длинная белокурая челка, фуражка с высоким околышем. Глаза недобро сощурились. — Я спрашиваю: кто позволил распоряжаться?
— Я — Лоцман. — С его точки зрения, это объясняло всё. Охранитель мира — везде охранитель мира, и калечить людей он не позволит нигде и никому.
— Проданный Лоцман, — поправил военный. — Мертвый Лоцман. И на дорогу, к вашему сведению, лез не человек, а падаль. Вам ясна разница? — К щекам внезапно прихлынула кровь. — Убирайтесь, чтоб духу не было! — заорал офицер на приподнявших БМП пилотов. Человек под колесом не шевелился, пальцы замершей руки походили на сдохших гусениц. Офицер мотнул головой, приказал солдатам: — Убрать!
Двое автоматчиков взялись за раздавленные ноги, выше колен плоские, как две чудовищные лепехи, и потащили. Новая боль вывела пострадавшего из шока, он взвизгнул, захлебнулся, смолк. У Лоцмана потемнело в глазах. Ну, я вам устрою! Тело пронизала дрожь, он напружинился, задохнулся, не успев набрать в легкие достаточно воздуха, — и ощутил в руке округлый увесистый металлический предмет.
— Я снесу город — следа не останется, — объявил он с ледяной ненавистью. Стоит швырнуть сотворенный шар — и он вспыхнет белым пламенем, в мгновение ока слизнет и людей, и дома, и вертолеты; очистит мир от города, в котором Лоцманов принуждают подписать ОБЯЗАТЕЛЬСТВО и давят машинами.
Всё замерло — даже рычащий двигатель заглох. Офицер дернулся было, желая подойти, но точно прирос к месту. Двое солдат скрючились над вытащенным из-под колес человеком, Леди Звездного Дождя повисла у летчиков на руках, как мертвая кукла.
— Ты это, парень… остынь, — негромко вымолвил пилот из тех, кто поднимал домкратом БМП.
— Не надо, — глядя испуганными глазищами, прошептала деваха. — Миленький, не бросай. Тут же люди.
Один из летчиков отпустил ее и медленно, плавно шагнул к охранителю мира.
— Не дури. — Лицо побледнело, но голос звучал добродушно, успокаивающе. — Лоцманов продают не здесь — это делается не в наших мирах.
Лоцман вывинтил взрыватель, сунул его в карман, а неприятно холодящий кожу шар в сердцах отбросил офицеру под ноги. Военный отскочил, бомба звонким мячиком запрыгала по бетонке и укатилась в кювет.
Солдаты шумно засопели, зашевелились. Четверо пилотов придвинулись к Лоцману, Леди Звездного Дождя осталась стоять одна. Откуда-то появились еще автоматчики — молчаливые, угрюмые, — обступили всех плотным кольцом. Лоцман мог бы поклясться, что они не подошли по дороге, а в прямом смысле слова зародились из воздуха, и вместе с ними зародился крепкий дух кожаных ремней. Все смотрели на него. Вертолетчики с суровыми лицами — хлебнувшие лиха юные романтики; чумазая деваха со вздрагивающей нижней губой — проданная, сломленная охранительница мира; синеглазый офицер, выпрямившийся с аристократической надменностью — так не похожий на автоматчиков, несомненный персонаж из иного фильма; подошедшие солдаты — все на одно лицо, с автоматами на груди. Два десятка человек глядели на Лоцмана и чего-то ждали. Его осенило. Девица предупреждала, чтобы не вздумал творить, — а он сотворил бомбу.
— Думаете, сдохну? Не дождетесь! — заявил охранитель мира.
Однако в ногах появилась слабость, свет в глазах начал меркнуть. Расплата? Он тряхнул головой, глубоко вдохнул, сжал кулаки. Я не подписал — и не должен умереть. Я пошел против коменданта, против Богини, против законов этих миров — и я найду силы выжить!
Из бесконечности, из неведомого затуманья к нему протянулась незримая нить, прильнула к щеке, скользнула по шее, по груди, улеглась на плечах. Оборвалась. Свободный конец подтянулся, обвил колени. Нить мгновение продержала охранителя мира в плену и исчезла, подарив ему крупицу жизни. Богиня сторговалась с Ителем, уступила Лоцмана за пять тысяч долларов — однако еще не забыла его, подпитала энергией памяти.
Он провел ладонью по лицу, оглянулся кругом. Вертолетчики смотрели недоверчиво, солдаты — равнодушно. Леди Звездного Дождя, распахнув глаза, тянула шею и даже поднялась на цыпочки.
— Ох, — пискнула она, — живой остался!
Офицер смахнул испарину со лба, поправил фуражку.
— Я вас арестую. — На раскрытой ладони внезапно очутились наручники.
Охранитель мира уставился на скрепленные цепочкой блестящие кольца. Вот почему офицер так не похож на солдат!
— Вы бывший Лоцман, я не ошибся? Хорош ли в армии стимулятор?
Офицер вздернул подбородок.
— Без стимулятора Лоцманы превращаются в падаль. — В голосе скрипнула злость. — Руки! — гаркнул он, сжимая наручники. — Три шага назад! — Это относилось к вертолетчикам.
Пилоты не шелохнулись.
— Отставить! — хлестнула новая команда. Солдаты расступились, и в их молчаливое кольцо вошел комендант. Он слегка запыхался, изжеванное лицо порозовело. — Что происходит? Доложите.
Тщательно подбирая слова, офицер принялся докладывать о происшествии. Лоцман глядел на распластанного на земле человека. Тот был мертв. Опасливо, бочком, приблизилась Леди Звездного Дождя, зашептала:
— Он сам сунулся под машину; хотел, чтоб задавили. Надоело быть падалью. Проданный Лоцман — не жилец, как ни крути. Разве вот в армию податься, стимулятор зарабатывать. — Деваха злобно глянула на офицера, обернулась к Лоцману и улыбнулась: — А здорово у тебя с бомбой вышло! Как у непроданного.
— Жаль, не бросил. — Он отвернулся, борясь с желанием опуститься на бетонку, скрючиться и уткнуться лицом в колени.
— Понял, спасибо, — громко сказал комендант, одарил Лоцмана долгим неприязненным взглядом. — Беспорядков в городе я не допущу. Проводите на третью площадку, — велел он офицеру. — Возьмете двоих людей. При попытке к бегству застрелите. — Комендант повернулся к солдатам из БМП. — Бомбу ликвидировать. Труп убрать — и следовать по прежнему маршруту. Остальным разойтись!
Один из летчиков хлопнул Лоцмана по плечу, и пилоты ушли, затем рассосалось кольцо автоматчиков. Солдаты будто таяли в воздухе, унося с собой запах кожаных ремней. Наконец побрела прочь чумазая деваха, то и дело оглядываясь через плечо.
— Слушай мою команду: пошел. — Офицер указал на дорожку, по которой Лоцман несколько минут назад выбежал на большак. — Зараза, столько хлопот из-за тебя! Вперед шагом марш! — Похоже, в армии он без году неделя — смесь военных команд и гражданских восклицаний выдает парня с головой.
Охранитель мира двинулся по дорожке. Офицер держался на полшага сзади, следом топали двое солдат. Что за третья площадка? Не в карцер ли ведут? Может, дать деру? Он прикинул свои возможности. Проданный, чуть живой Лоцман против накачанного стимуляторами, не утратившего способность творить и изменять мир офицера и автоматчиков, которые получили приказ стрелять на поражение, — шансы скудноваты. Ладно, решил он, сперва взглянем на эту самую третью площадку, а там определимся.
Они прошли мимо знакомой двери с надписью АУКЦИОН, миновали несколько разноцветных коттеджей, пару ангаров и оказались на краю вертолетной площадки. Лоцман повеселел: серые машины с бело-зелеными полосами радовали взгляд, точно лица друзей. Где вертолеты — там и летчики, и возможность попасть домой, в Поющий Замок. К тому же местное целительное солнце дарило тепло, а с ним — новые силы.
— Стой! — приказал офицер.
Охранитель мира остановился, оглянулся через плечо. И всем корпусом развернулся назад. Их нагонял знакомый пилот, который доставил пленника в Кинолетный город — взъерошенный, вне себя от изумления.
— Ну, ты даешь! — закричал он издали. — Проданный Лоцман любую мелочь сотворит — и тут же гибнет. А ты бомбу сварганил и жив остался! Чудеса.
Офицер открыл рот, намереваясь выкрикнуть: «Молчать!» — и захлопнул его, ничего не сказав. Прозрачные синие глаза под светлой челкой перебежали с пилота на Лоцмана. Взгляд сделался растерянным, смятенным; охранитель мира ясно ощутил моральное превосходство — свое и вертолетчика. Пилот прошел между солдатами, словно меж двух столбов, миновал офицера, который отодвинулся, уступив дорогу.
— Шагай. — Летчик махнул рукой в сторону вертолетов. — Домой полетишь. Да особо не радуйся, не с чего. Ишь, расцвел! Дома-то взвоешь, жизнь станет не мила.
— Почему?
— Сам увидишь, — пилот устремился через площадку к своей машине.
Лоцман направился следом. Не слыша солдатского топота за спиной, оглянулся. Армия осталась на месте, за краем асфальтового покрытия. Автоматчики глазели по сторонам, не интересуясь бывшим подконвойным, но офицер не спускал с него глаз. От ненависти во взгляде отступника у Лоцмана захолодели лоб и затылок. Видать, очень дорого было то, что предал бывший охранитель мира, раз он так ненавидит не пожелавшего предать. Дошли до вертолета.
— Тебя куда — сразу в Замок? — спросил пилот, сдвигая вбок дверь салона.
Лоцман обрадованно закивал, но спохватился:
— Сперва — откуда меня забрали: там мотоцикл пропадает.
— Как скажешь. Залазь, чудик. — Пилот— хлопнул его по спине.
— Ты — первый, кого после продажи везут домой.
Зарокотал двигатель, тронулись с места лопасти несущего винта. Лоцман устроился в кресле, пристегнул ремни. Что-то подсказывало: он не прощается с Кинолетным городом навсегда.
…Вертолет вынырнул из солнца, со стекол убрались щитки. Лоцман нетерпеливо привстал, разглядывая мир снаружи. Да, похоже на мир Поющего Замка: зеленая всхолмленная степь, кольцо синих гор. Лишь самого Замка не видно. Неужто исчез? Что тут стряслось за время, когда охранитель мира обретался на чужбине? Он прошел в кабину, тряхнул за плечо глядевшего вперед пилота. Тот подпрыгнул, вертолет клюнул носом.
— А, чтоб тебе! — парень выправил машину. — Чего вскочил?
— Где мой Замок?! — крикнул Лоцман, перекрывая рокот двигателя. — Ты куда завез, змееныш?!
Летчик заорал в ответ:
— Замок слева по курсу. Не видишь?
Лоцман вгляделся. От напряжения заболели глаза.
— Не вижу! Пустая степь. Разыгрываешь? — спросил он с надеждой.
— Вон там! — Пилот ткнул пальцем в стекло. Охранитель мира помотал головой и, расстроенный, вернулся в салон. Наверное, Поющий Замок на месте, но его стены и башни теряются в зеленоватой дымке, сливаясь со степью. Неужели проданный Лоцман первым делом теряет зрение?
Хотелось бы знать, где Богини продают своих Лоцманов. За пределами наших миров, утверждают пилоты. Ну, Итель, берегись: я тебя разыщу. Узнаешь, как скупать Лоцманов по дешевке.
С другой стороны, что значит — «купить Лоцмана»? «Продать» — понятно: Богиня избавилась от ненужного ей охранителя мира и получила деньги. А таинственный Итель? Он ничего не обрел взамен: Лоцманы умирают либо становятся офицерами, но реальной выгоды Ителю от этого нет. По крайней мере, отсюда ее не видно.
Вертолет приземлился возле скальной стены. Вот и «дракон» под обломком лежит — намяло бока бедолаге. А туннель в другой мир, смотрите-ка! После устроенного Лоцманом землетрясения он опустился почти к самой земле и вырос в размерах — хоть в полный рост шагай, только голову нагнуть. В ближайшее время надо будет его исследовать.
Вдвоем с пилотом они отвалили каменный обломок и освободили мотоцикл. У него оказался изрядно помят бензобак и поцарапано кожаное седло, но в остальном «дракон» не пострадал.
Летчик осмотрел приборный щиток:
— Компаса нет?
— Не завел.
— А Замка не видишь?
— Увы.
— Тогда держи прямо на солнце. Проедешь километров семьдесят, и чуть левее будет Замок. Бензина хватит?
Лоцман завел двигатель, глянул на бензомер.
— Дотяну. — Он поднял с земли и обтер от пыли шлем. — До встречи.
Летчик сунул руки в карманы, смущенно потоптался.
— Не знаю, свидимся ли. Ну, в общем… счастливо тебе. — Он полез в кабину.
«Проданный Лоцман — не жилец», — вспомнились слова чумазой девахи. Надо поспешать — вдруг начну превращаться в ходячую падаль? Садясь в седло, он усмехнулся.
Время у нас еще есть: не подписавший ОБЯЗАТЕЛЬСТВО Лоцман продан только наполовину.
Он гнал мотоцикл по степи курсом на солнце. Встречный ветер норовил скинуть с седла, привычно неслась под колеса ярко-зеленая степь, «дракон» шутя одолевал подъемы на углаженные, покладистые холмы. Всё превосходно — вот только Поющий Замок отчего-то не появляется, словно и нет в этом мире шестигранной пирамиды, которую всегда видать издалека.
Крепко ухватив рукояти руля, Лоцман окидывал тревожным взглядом горизонт, притормаживал на возвышенностях — тщетно. А ну как вовсе не сыщет? Будет дни напролет кружить по степи, безответно звать друзей, а к ним тем временем станет прилетать кино, вести съемки без Лоцмана…
«Ингмар! — позвал он. — Рафаэль! Хозяйка!»
Безмолвие.
Пилот сулил, что Замок покажется километров через семьдесят, — а по счетчику уже шестьдесят пять. Шестьдесят шесть; шестьдесят семь… Лоцман до рези в глазах всматривался в висящую над степью зеленоватую дымку. Шестьдесят восемь. Он сбросил скорость. Может, летчик ошибся и надо проехать не семьдесят, а восемьдесят километров? Пустое — Замок виден со всех концов мира. Точнее, был виден прежде. Шестьдесят девять. «Дракон» фыркал и тащился еле-еле. А если Замка здесь нет? Исчез, испарился, провалился под землю? Вздор: пилот его видел. Обожгла ужасная догадка — парень соврал. Пожалел проданного Лоцмана, думал оставить надежду… Нет, не может быть. Нельзя, чтобы летчик меня обманул, я не заслужил, я ведь не подписал…
Семьдесят. Он остановился, заглушил двигатель. Ну, где же? ГДЕ МОЙ ЗАМОК? Должен быть здесь; я знаю — летчик сказал правду. Замок тут, я хочу его видеть. Хочу его видеть, слышите?! Я обязан найти свой Замок, это мой долг, я же Лоцман!
Жмурясь, до боли стиснув пальцы в кулак, он выгнулся, как в жестокой судороге, всем своим существом повелевая миру явить взору Замок. Поющий Замок, ты здесь!
Лоцман медленно выдохнул, разжал ноющие кулаки. В глазах было темно. Огромный мотоцикл вдруг потерял равновесие и повалился набок, едва не сбив хозяина с ног. Охранитель мира отскочил и без сил опустился на корточки — он заставил-таки Замок появиться, он увидел его белые зубчатые стены, отливающие перламутровой голубизной башни, флаг над одной из них, золотые буквы на флаге: «ПЛЕННИКИ ПОЮЩЕГО ЗАМКА», а ниже и мельче — «Se non e vero, e bem troyalo». Это по-итальянски, уловил он обрывок разлитого в воздухе знания. Где она, эта Италия? Может статься, Богини продают своих Лоцманов именно там?
Он отдышался, набрался сил. Поставил на колеса мотоцикл, вскочил в седло и помчал к Замку. Всего-то ничего осталось — метров семьсот, не больше.
Однако едва он миновал мост и въехал в распахнутые ворота, окатило новое опасение: а не сотворил ли он Замок сам, лично, данной Лоцману силой? Не выросла ли посреди степи подмена, искусная обманка? Надо поскорей разыскать актеров и убедиться, что все четверо тут и он возвратился в свой прежний, настоящий Замок.
«Ингмар!» — окликнул он мысленно. Северянин молчал. Не слышит? Охранитель мира открыл рот, намереваясь позвать друга голосом, — но вдруг увидел своих актеров и лишь беззвучно выдохнул.
Потрясенный, Лоцман сполз с мотоцикла и, забыв о подставке, опустил «дракон» на траву. Неловкими пальцами расстегнул шлем, стащил его с головы, выронил, поднял и опять выронил. Великий Змей, что здесь творится?!
Глава 6
Замок напевал и посвистывал под дыханием мягкого ветерка. Главная лестница дворца была усыпана ветками печаль-дерева, бело-сиреневые цветы позванивали под ногами шагающих по ступеням людей. Навстречу Лоцману со скорбной торжественностью спускалась маленькая похоронная процессия. Ингмар и Рафаэль, в черных плащах и с обнаженными головами, несли на плечах завернутый в серебряную парчу гроб. За ними следовали Эстелла и Лусия — в черных мантильях, струящих кружево по распущенным волосам и белым платьям, с букетами в руках. Горели на солнце крупные головки цветов — красные, оранжевые, желтые; их обрамляло облако белых цветочков, которые обильно теряли лепестки, словно сеяли мелкий дождь. Процессия сошла со ступеней, повернула и направилась вдоль стены дворца. Медленно, размеренно, четко шагали мужчины, воплощением глубокой скорби скользили женщины, серебрился на солнце гроб, пылали разноцветьем букеты.
Кого они хоронят?
Актеры завернули за угол. Лоцман двинулся следом. Ослабевшие ноги плохо держали, внутри всё сжалось в полупредчувствии-полудогадке, он не мог выдавить ни звука и едва дышал.
Ингмар с Рафаэлем приблизились к рощице возле дворцовой стены — восемь деревьев, усыпанных спелыми персиками. Со стены им на кроны перекидывался дикий виноград, образуя плотный шатер. Мужчины поставили гроб на землю, на приготовленные широкие ремни, склонили головы. Эстелла с Лусией опустились на колени. Все четверо застыли в молчании; букеты в руках у женщин исходили ленивым белым дождем. Лоцман стал поодаль, завороженный.
Кого тут хоронят? Все актеры здесь, охранитель мира тоже; кто же остается? Смутная догадка внезапно обратилась в уверенность. Он в ужасе попятился и пятился, пока не уткнулся в стену Замка. Выходит, когда продают Лоцмана, умирает Хозяйка? Женщина в черной полумаске, такая прекрасная, что при воспоминании о ней сжимается горло. Он видел ее всего дважды — сперва сжигаемую страстью, едва не погубившую Рафаэля в приступе необъяснимой жестокости; и затем нежную, ласковую, казнящую себя за съемки. Он почти ощутил прикосновение ее губ, ее сильные объятия; почти услышал рыдающий крик: «Ты — мертвый Лоцман!» Ах, Хозяйка… Это не я мертв, а ты.
— Хозяйка, — прошептал он. — Хозяюшка… Явилась нежданно-негаданно, поразила его, увлекла — и исчезла. Обольстительная, пылкая, говорившая слова, которых он прежде ни от кого не слышал. И — умерла. Хозяйка, милая, как же так?
В окне третьего этажа мелькнуло зеленое пятно. Лоцман вскинулся, вгляделся. Вот опять — шевельнулась штора, отодвинутая осторожной рукой, и что-то почудилось: то ли вспыхнул и погас зеленый луч, то ли пролетела отливающая изумрудом пушинка.
Лоцман сорвался с места и ринулся ко входу во дворец. Это же она — Хозяйка!
Он сломя голову взлетел по лестнице, помчался по анфиладам комнат, с треском распахивая тяжелые резные двери.
— Хозяйка! — звал он. — Хозяюшка!
Не откликнулась. Только пару раз где-то хлопнули двери — похоже, красавица стремглав убегала. Лоцман бросил погоню: Хозяйке ничего не стоит выскочить на террасу или балкон, ускользнуть по одной из бесчисленных лестниц или скрыться в центральной, нежилой части дворца. Разве здесь отыщешь того, кто хочет остаться ненайденным?
Почему Хозяйка убегает? Может, им не след встречаться во время похорон? Да, но коли Хозяйка жива и здорова, кого в таком случае хоронят актеры?
Совсем сбитый с толку, он поспешил вниз. Наверное, пока он отсутствовал, Богиня поселила в Замке кого-то еще, и сейчас идут съемки… Вздор! Какие могут быть съемки, если во дворе не стоит вертолет кино?
Охранитель мира вернулся к рощице, невольно замедляя шаги. Ингмар с Рафаэлем уже зарыли могилу и выравнивали холмик. Женщины застыли рядом, прижимая к груди цветы. Перевитые лентами роскошные букеты не вязались со своеобразным трауром — белые платья, черные мантильи — и со скорбным выражением лиц, обрамленных распущенными волосами. Точь-в-точь кино снимают, подумалось Лоцману.
Он стал возле Эстеллы, вгляделся в ее нежный профиль. Поблекшие губы крепко сжаты, маленький треугольный подбородок дрожит. Актриса стоит не поднимая глаз, а Лусия — та и вовсе отвернулась. Северянин и виконт поглощены своим делом, углаживают могилу. Почему никто не замечает охранителя мира? Быть может, актеры не видят его точно так же, как он был не в силах разглядеть Замок? Проданный Лоцман для них не существует?
— Ингмар, — окликнул он, — я возвратился. — Северянин обернулся. Взгляд голубых льдистых глаз вонзился охранителю мира в лицо. Рафаэль тоже прекратил работу, отложил лопату. Лусия не шелохнулась, Эстелла глядела в сторону. Что с ними стряслось?
— Да вы не узнаете? Я ваш Лоцман. — Рафаэлю кровь бросилась в лицо.
— Наш Лоцман? — резко переспросил виконт. — Кто бы ты ни был, незнакомец, это дурная шутка.