— Да что вы за люди безжалостные?! — возопила Богиня. — Вас двое — на меня одну! Я — женщина…

— Вот как ты заговорила? — Низко опустив голову, скрывая лицо, Хозяйка надела полумаску. — А когда Ингмар с Рафаэлем мучали твоих актрис?

— Это совеем другое! — возразила Богиня запальчиво. И осеклась. — Совсем… другое… — У нее мелькнула новая мысль. — Ну и уйду от вас на Дархан! Там хоть порядочные мужчины, которые не обижают женщин. Да, вот прямо сейчас и уйду. Раз есть Поющий Замок, то и Дархан должен быть рядом.

— Вот за этой горой, — подсказал Лоцман.

— Не указывайте мне! Сама знаю. — У Анны блеснули глаза. Она выпрямилась, вытянула шею, поднялась на цыпочки. С лица сбежала краска; бледная кожа натянулась на щеках, напряглась. Казалось, горы тянут ее к себе, выпивая из Богини жизнь. — Ах! — Она покачнулась и шлепнулась бы на ступеньку, не успей Лоцман ее поддержать.

— Есть, — сказала Хозяйка.

Лоцман всмотрелся в затянутую туманом дыру в каменной стене. Дыра была хорошо видна выше белой стены Замка.

— Это? — Анна удивленно заморгала. — Это дорога на Дархан?

— Да. Вы сами ее открыли. — Охранитель мира на радостях готов был принести извинения, что они обошлись с Богиней так круто.

— Это же чертовски высоко, — сообразила она. — Как хотите, но я туда не полезу. Господин Лоцман, я немедленно возвращаюсь домой.

— Я вас не отпускаю.

— Что-о?

— Я закрыла вход в твою комнату, — безразличным голосом сообщила Хозяйка. — Великая Богиня может попадать домой как хочет, но только не через твое зеркало. Пойдем.

— Не беспокойтесь, — сказал Лоцман Анне. — В сущности, мы люди незлые и вреда вам не причиним.

Она передернула плечами и с оскорбленным видом направилась вверх по лестнице. Охранитель мира и Хозяйка побежали вниз.

В кладовке при гараже Лоцман отыскал две длинные прочные веревки, однако подходящих крючьев не нашел.

— Сделай мне кошки, — попросил он Хозяйку. — Такие, чтоб я зацепил за край туннеля и не оборвался. С тремя крючьями.

— Может, еще подождем? Вдруг твой пилот прилетит.

— В Кинолетном война. — Сердце у него защемило. Жив ли Шестнадцатый? Был бы жив — давно бы прилетел.

— Я сделаю лестницу, — решила Хозяйка. — Надежную, не выдвижную.

— А я поволоку ее с собой? Спускаться ведь тоже придется.

— Без лестницы нельзя. Ты — дважды проданный, трижды — или сколько там? — умерший. А ну как оборвешься с веревками? Кто будет тебя воскрешать?

— Сделай, пожалуйста, крючья, — тихо попросил он, и она сотворила.

Две большие, устрашающего вида кошки легли у его ног.

— Спасибо. — Лоцман привязал к ним веревки.

«Я боюсь за тебя», — услышал он мысленное признание Хозяйки. А вслух она сказала:

— У тебя всё получится.

Он посмотрел на нее. Даже с полумаской было видно, как осунулось и подурнело Хозяйкино лицо. Она усмехнулась запекшимися губами, пояснила:

— Хозяйке не положено много творить. Это дело Лоцмана.

— Я больше не попрошу.

Встав на цыпочки, она поцеловала его в подбородок.

— Когда ты вернешься с Дархана, я сотворю такое…

— Когда наши актеры вернутся из Большого мира, мы с тобой учиним такое…

— Правильно-правильно. — Хозяйка улыбнулась и, прижав пальцы к шелку на лице, промокнула набежавшие слезы. — Обязательно учиним.

— Надо же еще узлы навязать! — спохватился Лоцман. Они уселись на пороге гаража и стали вязать узлы на веревках. Потом оказалось, что веревки стали коротки, и пришлось их связывать вместе.

— И то правда, — заметил Лоцман, стараясь не показать, как он досадует на проволочки, — зачем мне две?

— И я тоже дивлюсь, — подхватила Хозяйка. — Одной хватит…

— …Чтобы угробиться, — докончил охранитель мира. — Не болтай ерунды, милая. Теперь вот что: если мои дарханские орлы доставят кого-нибудь в Замок без меня, принимать будешь ты.

— А я сумею открыть границу?

— Н-не знаю… Ну, рано или поздно я сам появлюсь.

— Я буду ждать, — сказала Хозяйка печально.

Он наклонился и осторожно, не касаясь полумаски и волос, поцеловал ее запекшиеся губы.

— Я побежал.

Брошенная кошка дважды соскальзывала, но на третий раз зацепилась за край туннеля. С силой подергав конец веревки, Лоцман полез наверх. Рассудив, что упираться в стену подошвами не стоит — не ровен час, крючья сорвутся, — он подтягивался на руках, хватаясь за узлы. Захватить бы веревку ногами и опереться на узел, облегчить работу рукам, однако узлы были некрупные и ноги скользили. Запретив себе смотреть по сторонам и видеть что-нибудь, кроме очередного отрезка пути, не разрешая думать о высоте, на какую забрался, воспретив чувствовать боль в усталых кистях, он лез и лез, пока не увидел торчащий в пустоте свободный крюк зацепленной кошки.

От блеска металла на фоне синевато-серого камня внезапно стало страшно. Пол у туннеля гладкий, крючья скребут по нему, сдвигаясь к краю… Заткнись! — велел он себе. Всю дорогу карабкался — и ничего, а под конец перетрусил. А ну давай вверх.

Он передохнул. Подтянулся от узла до узла. Еще. Теперь надо разжать пальцы правой руки. Пальцы не желали отпускать веревку, Лоцману пришлось усилием воли разжимать их по одному. Вытянуть руку — оп! Он ухватился за что-то. Пальцы взрезала боль. Там вовсе не гладкий камень, обрывающийся в пустоту. Лоцман рванулся, бросил тело вверх и вперед, упал грудью на пол перед стеной откатившегося тумана. Проскользнул внутрь целиком, оглянулся.

Крючья кошки цеплялись за металлическую пластину, укрепленную на полу туннеля. Хозяюшка, милая, спасибо! Это она сотворила — оттого-то и было ее лицо таким осунувшимся и усталым.

Лоцман выбрал веревку и с мотком в руке пополз в темноту, вслед за отступающим туманом с мельтешащими искрами. Искр-кадров было немного. Туннель был узкий, Лоцман то и дело задевал стенки плечами, потом ударился головой о потолок. Ужалил страх: Анне совсем не хочется в мир Дархана, туннель сужается и сейчас зарастет. Лоцман рванулся вперед изо всех сил. Хозяйка, сделай с ней что-нибудь, заставь поддержать проход. Хозяюшка, ты слышишь меня?

Стенки неумолимо смыкались. Толкая перед собой кошку с мотком веревки, Лоцман протискивался во мраке, где в крошечном пространстве на миг показывалась искра-другая. Сколько еще ползти? Я не хочу, чтобы меня раздавило! Хозяйка, что ж ты? Разве не видишь, как дыра в стене съеживается? Анна! Вы погубите меня — и погубите свой Большой мир. Анна, задержите туннель хоть на минуту, я успею…

На плечах трещала куртка. В свитере скользил бы легче… Анна, пожалуйста, я же ваш Лоцман, удержите туннель. Это не мне надо — вам, вашему миру.

Объятия камня становились всё туже — однако впереди забрезжило пятнышко света. Извиваясь, ругаясь от боли, Лоцман протискивался туда. Свет всё ближе. Еще десяток сантиметров. Еще. Застрял. Ох! Кошка, которую он толкал перед собой, исчезла в пустоте. Пальцы вцепились в моток, ощутили тяжесть повисшей кошки. Лоцман выдохнул, сжался как мог, продвинулся, превозмогая боль. Еще чуть-чуть. Еще. Проклятие — как больно!

Наконец-то. Голова и плечи оказались снаружи. Освобожденно вздохнув, он поглядел вниз. Разжал пальцы и отпустил веревку с кошкой, проследил взглядом долгое падение блестящих крючьев. Цеплять их здесь всё равно не за что — места для них нет.

У подножия гор расстилалась травянистая, в рощах равнина. Синим куполом выгнулось небо, в нем плыли белые, сложно слепленные облака; над Поющим Замком таких никогда не бывало. И сияло жаркое послеполуденное солнце. Лоцман поглядел вниз. Дернулся, выполз еще немного. Точно червяк из яблока, пришло на ум сравнение. Надо сотворить внизу что-нибудь такое, чтобы не убиться. Он разозлился. Как творить, когда Мария от него отреклась? Сейчас он вывалится из туннеля без чувств, а коли задуманное не сотворится… Он оборвал эту мысль. Несколько размеренных вздохов. Сосредоточиться. Плохо сосредоточился, еще раз. Дышать. Сосредоточиться. Напрячься. Ну!

Обмякнув, он рухнул вниз головой. В воздухе собрался в комок. Врезался в тугую сеть, взлетел. Упал. Снова взлетел. Да что я вам — мячик?!

При следующем падении Лоцман вцепился в сеть обеими руками. Его подбросило, но он удержался, еще несколько раз подпрыгнул на затихающей сети и остался лежать. Разжал саднящие пальцы, поглядел. Удивительно, как не содрал с них кожу.

Великий Змей, ловко вышло! Сотворил такую штуку — и хоть бы хны, даже сознание не потерял. Как будто Мария и не отрекалась. Отчего это так? Может, Лоцман перекинулся на своего Бога и питается энергией от него?

Он перевернулся на спину, с минуту полежал, приходя в себя. Надо двигаться. В Кинолетном война, и Большой мир во власти взбесившихся актеров.

Он сел на батуте, осмотрелся. Горы стоят внушительным напоминанием о самих себе. Мир по-прежнему невелик — хотя в сравнении с тем, что было, сильно разросся. Поселок должен находиться где-то в центре равнины; отсюда его не разглядишь, однако найти будет нетрудно. Лоцман спрыгнул наземь, взглядом поискал брошенную кошку. Не видно в траве — ну и ладно. Вряд ли еще где пригодится. Сюда бы даншел, на котором раскатывал Ловец Таи, или «лендровер»… Лоцман прикинул свои возможности. Змей его знает — а ну как сотворишь, да и свалишься у колес бездыханный? Не стоит рисковать. Охранитель мира двинулся через равнину пешком.

Поселок окружала вырубка, где только-только поднялись молодые побеги. Чутко прислушиваясь, Лоцман вошел в распахнутые ворота. Он не решился мысленно окликнуть актеров и обнаружить свое присутствие: ведь после того, как Ингмар запрограммировал Марию, никто заранее не скажет, каковы стали обитатели здешнего мира. Для начала следует понаблюдать за ними издалека, сориентироваться.

Однако поселок был пуст. Лоцман заглянул в домик землян — здесь на столе, как память, лежала маска со смертельным газом, которую Шестнадцатый пилот оставил умирающему Стэнли; затем Лоцман постучался в дом Кис. Где живет Таи, он не помнил, но опознать жилище Ловца оказалось нетрудно: возле дома стоял приведенный в поселок и заботливо вымытый мотоцикл. Охранитель мира погладил руль и седло.

— Дождался, дружище? А где Ловец? — «Дракон», разумеется, молчал. И молчал весь поселок — двадцать шестигранных домов, опоясанных окнами. Лоцман подавил желание немедленно позвать своих актеров, убедиться, что они здесь.

Он прошел по дороге мимо белого куба энергостанции, в дальний конец поселка. И Мария обмолвилась, что конец у повести был задуман трагический; надо полагать, всех сгубили пришельцы с Шейвиера, старой родины переселенцев. Ну, не разыграла же Мария этот сценарий до конца, не могло такое случиться наяву.

Вторые ворота тоже были открыты. Если бы Мария успела заселить мир исконными жителями Дархана, мехаши уже вовсю хозяйничали бы в поселке.

Метрах в двухстах от него находилась светлая, даже издалека казавшаяся веселой и солнечной, роща. Если актеров нет и здесь, думал Лоцман, шагая по накатанной дороге, тогда я уж не знаю, где искать. Придется кликать. Актеры были в роще. Он понял это еще на подходе, услышав пение Стэнли. Младший землянин исполнял что-то стремительное, залихватское, не похожее на стилизованные восточные напевы из ресторана «Мажи Ориенталь». Лоцман улыбнулся. В возрожденном мире только и дел что веселиться. Потом он различил голос Кис. Мягкий, переливчатый, ее голос был слабее, чем у Стэнли, но лайамка вдохновенно подпевала, и это было так красиво, что охранитель мира заслушался. Шагая по траве, он вошел в рощу, где с сизоватых острых листьев смотрели желтые пятна-глаза. Листья шелестели, словно деревья аплодировали пению актеров.

Лоцман прошел с десяток метров и увидел поляну. Остановился, наблюдая народный праздник. Возле родничка размером с блюдце стояли на коленях Стэнли и Кис, раскачивались, танцуя вскинутыми к небу руками, и самозабвенно пели. Милтон, позабыв свою серьезную сдержанность, приплясывал перед ними, выделывал потешные коленца, взмахивал руками. В кулаке был зажат какой-то поблескивающий предмет; Лоцман присмотрелся — не иначе как очки. А где Ловец Таи?

Запах дорогого лосьона выдал Ловца за мгновение до того, как он напал. Охранитель мира крутанулся на месте, однако горло непостижимым образом оказалось перехвачено, а руки намертво прижаты к телу. Он рванулся, хотел сделать подсечку — подсечка не удалась, он сам очутился в воздухе. Таи перебросил его через плечо и потащил. Лоцман испытал неожиданное ощущение покоя и полной защищенности — он находился в надежных руках, и уверенный в своих силах человек точно знал, что надо делать. Ощущение промелькнуло и исчезло, Таи поставил Лоцмана на землю.

— Кто знает этого человека? — Застывшие, ошарашенные лица актеров.

— Кто скажет слово в его защиту?

— Я скажу. — Стэнли опомнился первым. — Это наш Лоцман. — Он взвился с земли и с диким воплем ринулся к охранителю мира: — Ур-ра! Лоцман пришел!

Дальше началось сущее безобразие: с хохотом и криками, актеры насели на него вчетвером; они душили его в объятиях, подбрасывали, ловили, катали по траве, окунули лицом в родник. Пока хватало терпения, он отбивался в шутку, потом влепил Стэнли увесистую затрещину и крепко дал по рукам Милтону. Таи отпрянул, и лишь тогда Лоцману удалось встать на ноги.

— Ну, дайте же его мне! — вскричала Кис, обняла за шею, припала к груди. — Ты пришел… радость моя…

Лоцман задыхался:

— Змеевы дети. Насмерть задавят — и не поморщатся. — Веселье разом оборвалось — актеры ощутили неладное.

— Ты с дурными вестями? — спросила Кис.

— Случилось что? — в один голос с актрисой спросил Милтон.

Усевшись в траву, по-прежнему в объятиях Кис, Лоцман рассказал об Анне, о похождениях актеров Поющего Замка в Большом мире, о войне в Кинолетном городе, об Ителе, о Марии.

За рассказом последовало молчание. Стэнли сидел, поставив локти на колени и сцепив пальцы, низко опустив голову; старший брат машинально вертел в руках очки, у которых в общей свалке отломилась дужка; Таи задумчиво покусывал травинку. Кис заговорила первой:

— Но если Мария не пишет сценариев, она не настоящая Богиня.

— И всё вокруг тоже не настоящее? — возразил Лоцман. — Она думает о вашем мире и поддерживает его.

— Это другое, — сказал Милтон. — Если бы «Последнего дарханца» прочли и запомнили десять тысяч человек в Большом мире, они бы его тоже поддерживали.

— Она станет настоящей Богиней, когда возьмется писать роман для Ителя, — заявил Стэнли. — Тогда-то мы все и попляшем.

— Едва ли роман будет про нас, — заметил Таи. — Нынче в моде чудовища и прочие замки, а не инопланетные похождения. Я прав?

— Когда и если на нас обрушится корабль под командованием Инго-Лао — тут тебе будут и чудовища, и всё, что хочешь. — Милтон перестал вертеть в пальцах очки: вместо отломанной дужки незаметно появилась новая. Землянин нацепил очки, отвел от глаз длинную челку. — Нет, ребята, мне такой расклад не по нраву.

Таи обратился к Лоцману:

— Ты хочешь, чтобы я отправился в Большой мир и переловил тех поганцев?

— Один не пойдешь, — объявила Кис и даже привстала с земли.

Лоцман подивился ее горячности. Он в любом случае собирался просить землян идти с Таи, но почему в лице актрисы мелькнула такая тревога?

— С ним отправятся Стэнли и Милтон. Однако мало отловить актеров. — Охранитель мира хотел вслед за Таи сказать «поганцев», но не повернулся язык. — Надо что-то сделать с Марией — перепрограммировать ее и тех людей, которых актеры покалечили.

— Ну и заданьица ты даешь, — проворчал Стэнли. По заблестевшим глазам было видно, что возможность попасть в Большой мир привела его в восторг. — А с Ителем что делать?

— С ним я сам разберусь.

— Тогда двинулись. — Милтон поднялся на ноги. — Поглядим, каков из себя Большой мир.

Кис вскочила.

— Я тоже пойду! — Она повернулась к Лоцману. — Им нельзя идти без меня. Тех актеров тоже четверо, и там две женщины… — Лайамка на ходу сочиняла дополнительные причины, почему ей нужно проникнуть в Большой мир, не желая говорить о главной.

Охранитель мира вгляделся в своих людей. Не совершает ли он новой ошибки, которая обойдется дороже прежних?

— Всё провернем в лучшем виде, — успокаивающе сказал Таи. — Ловить актерскую братию — моя забота, а учить писателей уму-разуму станет Милтон. Где будем открывать границу? В поселке?

Ловец и земляне направились туда, а Кис придержала Лоцмана, заглянула ему в лицо своими огромными золотисто-карими глазами.

— Ты разрешишь мне пойти?

— Чего ты боишься? — ответил он вопросом на вопрос.

— Я хочу идти с Таи, — промолвила актриса неохотно. — Ты помнишь… роль у него была такая… за ним надо приглядеть.

Охранитель мира сам не был полностью уверен в Ловце — но как же актеры без него справятся? Милтон и Стэнли — против взбесившихся Ингмара с Рафаэлем? Да с ними еще Эстелла с Лусией, а эти красотки тоже не промах. Без Таи никак нельзя.

— Он свою роль давным-давно пережил, — сказал Лоцман, пытаясь успокоить то ли Кис, то ли себя самого. — Но ты всё же пригляди.

Открывать границу он решил из дома землян. В поселке не было зеркал, как в Поющем Замке, поэтому Лоцман стал перед окном.

Лучше бы снаружи была ночь — зеленая листва и солнечные блики сильно отвлекали; однако пришлось довольствоваться тем, что есть. Он выгнал актеров за порог, сосредоточился, глядя в окно и одновременно как бы вовнутрь себя.

Мария, где вы? Мария! Богиня, которую я не сумел защитить. Вы нужны мне. Где вы? Мария, вы слышите?

Я зову вас. Я требую, чтоб вы были здесь! Здесь и сейчас. Ну же!.. Ну!

В первое мгновение Лоцману показалось, будто он ее сотворил, — знакомо потемнело в глазах, тело охватила слабость. Одна из граней дома исчезла, и из проема глядела Мария, сидевшая перед компьютером; голубовато светился экран монитора с несколькими набранными строчками.

— Лоцман? — Она поднялась из кресла. — Откуда вы? Что это значит? Вы вломились в дом…

— Извините за беспокойство, — оборвал он и позвал: — Ребята, идите сюда.

Актеры вошли — собранные, деловые. Лоцман представил их ошарашенной Богине:

— Мария, познакомьтесь: Кис, Милтон, Стэнли, Таи… — Его взгляд остановился на ремне у Ловца на поясе. — Излучатель ты не возьмешь.

Бывший начальник службы безопасности с сожалением отстегнул оружие, протянул охранителю мира.

— Мало ли, пригодился бы.

— Мне полагается завизжать? — спросила Мария. — Я их боюсь. — Судя по тону, она нисколько не боялась и даже успела опомниться от первоначального изумления.

Всё же Лоцман сказал:

— Это ваши актеры — положительные персонажи, Они не сделают вам ничего дурного. Проходите, быстро. Кис!

Лайамка первая ступила в комнату к Марии, кинула взгляд по сторонам.

— Так вот он какой — Большой мир…

— Кто вам позволил приводить в дом толпу людей? — холодно проговорила Мария. — Надеюсь, они тут не задержатся?

— Ни одной лишней минуты, — улыбнулся шагнувший в комнату Милтон. — Мадам, разрешите? — Он одной рукой обнял Марию за плечи, другую положил на ее седую голову.

Лоцман впился глазами. Только бы актеру удалось… Богиня рванулась.

— Пустите меня!

На помощь кинулась лайамка, замерла со вскинутыми руками. Ее глаза вспыхнули, лицо залил горячий румянец. Милтон и Кис программировали так же, как актеры Поющего Замка, однако Мария не поддалась. Вывернувшись из рук землянина, она отскочила, сердито сдвинула брови.

— Ишь, что придумали! А ну пошли все вон!

— Не губите Лоцмана, — взмолилась Кис. — Поймите: Ингмар вас запрограммировал, и это надо исправить.

Богиня повернулась к ней, надменно вздернув подбородок:

— Послушай, актриса. Тебе ли программировать Богиню против ее воли? Всё поняла? Что вам тут еще надо?

Сраженный, Лоцман провел рукой по лицу. Он так надеялся… Что ж, выходит, продан дважды.

— Отдайте актерам тот сверток, который в бельевом шкафу.

Мария возмущенно фыркнула.

— Забирайте эту гадость! — Она вынула из-под простыней и вручила Ловцу сверток с револьвером, стилетом и наручниками. — А теперь выметайтесь.

Стэнли обернулся с порога, махнул Лоцману:

— Пока! Встречай нас в Замке.

Милтон ушел, не оглядываясь, расстроенный тем, что провалил задание.

— Мы попробуем еще раз, — шепнула Кис, потянулась к Лоцману через границу мира.

— Я кому сказала — вон! — прикрикнула Мария, и актриса исчезла за дверью.

Один Ловец остался в комнате, сверлил Богиню взглядом.

— А вы? — Она малость оробела.

— Ухожу. — Таи вернулся к Лоцману. — Ты слышал, что она сказала? Никто не в силах перепрограммировать Богиню против ее воли. Удачи тебе. — Ловец снова пересек границу мира, вежливо улыбнулся: — Боюсь, нам придется еще несколько раз вас побеспокоить. — И вышел.

— Это окно так и будет торчать в моей комнате? — спросила Мария.

— Будет.

— А они будут шнырять туда-сюда? Ну, знаете ли! В собственном доме покоя не найдешь.

Лоцман повернулся и вышел из дома. Сел на траву. Против воли не перепрограммируешь… А кто заставит ее захотеть? Она не желала продаваться Ителю, губить своего Лоцмана. Ингмар принудил. Искалеченный другой Богиней актер оказался сильнее охранителя мира, могущественней пришедших из иного мира актеров. Отчего? Неужто настолько всевластен Итель, подчинивший себе всё и вся?

Он сидел в густой траве, под теплым солнцем возрожденного мира — и не видел ни блесток света на ведущей к дому гравийной дорожке, ни буйной зелени кустов и деревьев. Всё чудилось — раздадутся шаги, отъедет в сторону дверь, и придет Мария, сядет рядом и скажет:

— Знаете, я поразмыслила немного. Пошел он, этот Пауль, к черту — не буду на него работать.

Однако в доме было тихо, и Богиня не появилась.

Зато в небе родился знакомый, родной и одновременно пугающий звук — рокот вертолета кино. Лоцман поднялся. Ноги были как деревянные и не желали идти. Он заставил их двигаться и вышел за ворота, остановился, глядя в небо. Вертолет снижался. Что если Мария с ходу принялась за книгу, и это летит Режиссер с командой операторов? Актеры ушли в Большой мир — кто здесь станет сниматься?

Другие актеры, осознал он. Сердце ухнулось вниз. Если Богиня не сможет навязать старым персонажам новые роли, она создаст новых актеров — и что тогда станет с его друзьями, когда они возвратятся сюда?

Вертолет опустился в стороне от дороги, заглушил двигатель. Лопасти швыряли в лицо яростный ветер; Лоцмана била дрожь. Если прилетело кино, он сейчас же вызовет актеров назад… Нет, он пожертвует ими и оставит в иномирье — потому что спасти Большой мир и Кинолетный город важнее, чем сохранить жизни четырех людей, как бы дороги ему они ни были.

Он ждал. Кажется, в салоне никого нет? Это не кино?

Из кабины неловко спустился наземь летчик, пошел, подгоняемый ветром. Стянул с головы шлем, выронил. Шестнадцатый. Живой! Лоцман рванулся ему навстречу:

— Привет, дружище! — Летчик повис у него на руках.

— Сумку из кабины… достань… Там лампа-солнце. Ранили меня немножко.

Лоцман усадил пилота на траву, хотел бежать к вертолету, однако Шестнадцатый поймал его за рукав.

— Стой. Потом принесешь. В кармане для тебя стимулятор. В городе бои. Отменены все полеты. Я угнал вертолет, — выговорил он слабеющим голосом — и вдруг повалился на землю. — Беги за лампой…