Невысокий Огнев явно не подходил под это определение.
Воробейчик сразу ухватился за “явное вранье” следствию, когда Дмитрий спокойно подтвердил этот род войск. Конечно, название было у всех на слуху, но обозначало оно лишь службу в специальных частях, разновидностей которых в любой армии любой страны сколько угодно.
Но ни Воробейчик, ни Султанов об этом не подумали, ибо сами в армии не служили и судили о ней лишь по тупым газетным статьям из “Комсомольца Москвы” и из проамериканских телепередач НТВ.
На самом деле Огнев два года провел в отдельной части спецсвязи. Торчал в основном в бункере, занимался переводами с английского и немецкого, много общался с шифровальщиками и, что совершенно естественно, имел довольно высокую степень осведомленности в закрытой информации. Дислокация подобных частей не менялась, методы работы, в общем, тоже оставались прежними, поэтому у всех по Окончании службы отбирали подписки о неразглашении. Причем на длительные сроки. Для разумного человека такое положение дел является совершенно естественным и не вызывает никаких эмоций – армия обязана хранить свои секреты. Ссориться с войсковиками у Огнева не было ни малейшего желания – изменилось государство или нет, подписка осталась, а военная машина перемелет куда эффективнее, чем гражданская – следствие военной прокуратуры по фактам разглашения секретной информации не церемонится. Раз, два – и ты уже лес валишь в компании себе подобных. Да и к самой службе Дмитрий относился разумно – делал хорошо свою работу два года, льготы все после армии получил – в общем, и он, и государство обоюдно выполнили свои обязательства.
С институтом у зампрокурора все родилось спонтанно.
Воробейчик позвонил на кафедру, где учился Огнев, и нарвался на того единственного человека, которого Дмитрий считал откровенным подлецом и во время учебы этого не скрывал. Тот остался по окончании института на кафедре и, спустя пятнадцать лет, получил возможность отомстить.
Бывший секретарь комсомольской организации факультета был, по сути своей, человек ущербный, жизнь свою связывал с продвижением по чиновничьей лестнице и преуспел бы в этом, если бы не грянула перестройка. Огнева он ненавидел с первого курса за независимость – все рвались к главному комсомольцу с предложениями дружбы, он был инстанцией, утверждавшей самое святое – поездки за границу в составе стройотрядов, и не понимал, почему Дмитрия это не интересует.
Огнев же только ухмылялся.
Наконец терпение комсомольского вожака лопнуло, и на очередном собрании он прямо так и спросил: “А ты что, товарищ Огнев, не хочешь за границу поехать? С таким отношением к комсомольским поручениям ты бюро не пройдешь!” Собравшиеся замерли, момент был судьбоносный – либо Огнев станет таким, как все, либо секретарь комсомольской организации здорово поизгаляется.
Но не случилось ни того, ни другого.
Огнев ухмыльнулся в своей обычной манере и врезал в ответ: “А на фиг мне ваша заграница? Мне и здесь хорошо!” Комсомольчик заверещал, что все, Дмитрий никогда не получит от комитета комсомола разрешение, может забыть о карьере, все в характеристику впишут. Огнев нагло зевнул и сказал, что не понимает, чего это советский человек за границей потерял, может, за хорошую работу надо поездкой по любимой стране поощрять, а не “отправкой на чужбину, к чуждым народам”. Так и выдал.
Страну, мол, свою предпочитает остальным и ехать никуда не собирается – Кто хочет – пусть задницу рвет, а ему и здесь хорошо, по крайней мере, можно не бояться "попасть под влияние сладкой жизни”.
Это был сильный ход, все козыри были биты, и секретарь прилюдно утерся. Никаких других методов укрепления своей власти он не знал, да и карьера его после собрания пошла ни шатко ни валко – присутствовавшие «шишки» из райкома комсомола сделали свои выводы – не умеет “товарищ” с массами работать. Короче, путь в райком и далее закрыт.
Услышав от Воробейчика о том, что Огневым интересуется прокуратура в связи с уголовным делом, бывший секретарь сразу изрек, что не удивлен, ибо еще лет пятнадцать назад был уверен, что этим все и закончится. Зампрокурору слова эти сильно согрели душу, однако что именно имел в виду собеседник, выяснить не удалось – тот мямлил о “подозрениях в фарцовке”, и все.
– Ты акцентируй их внимание на странностях поведения, – Воробейчик смотрел мимо Султанова, разглядывавшего красочную инструкцию по противопожарной безопасности – очередное увлечение Шлемазюка.
– Да нет у него странностей, он очень спокойный.
– Ну придумай. Что, я должен за тебя твою работу делать? Скажи: потерпевшему угрожал, намекал, что тихо его уберет, мол, в армии научили… Пусть его на это колют, не выдержит, сорвется. Вера тебе будет, ты следователь… Если Огнев – и вправду спецназовец – все, значит, потерпевший обоснованно боится, если нет – то врет следствию, мы ему дачу ложных всунем, я подпишу – В любой момент можем обвинение предъявить по вновь открывшимся обстоятельствам…
–, Так нет же обстоятельств.
– А ты ищи. Ты договоры проверил?
– Липа это… Терпила сам и состряпал – Огнев ржал, на почерковедческой экспертизе настаивал. Там этот дурак пытался подпись его жены подделать, типа, и она при делах… Я еле отбился, хорошо еще, анонимки можно к делу не приобщать, а то вот был бы казус при проверке…
На самом деле “терпила” был ни при чем.
Упомянутые договоры Султанову Прислал сам Огнев, договорившись с приятелем об изготовлении фальшивой печати фирмы “потерпевшего”. По договорам выходило, что Огнев и его жена были должны все тому же бизнесмену полмиллиона долларов. Эти “документы” были присланы по почте с объяснением, что посылавший “боится мести” со стороны Дмитрия, и произвели неизгладимое впечатление на Воробейчика.
Бывший “потерпевший” заявил, что “смутно помнит” этот долг, следователь продемонстрировал бумажки Огневу и туманно намекнул, что новые обстоятельства дела иногда “всплывают”. Дмитрий дождался эксперта, тот провозился минут десять и, обозленный, уехал, обозвав сотрудников отделения “дегенератами, которым место на улице, с метлой”. Фальшивка была слишком явной. Огнев мысленно согласился с экспертом, подслушав под дверью.
Султанов вынужден был извиниться за фальсификацию материалов дела неизвестным лицом, оппонент грустно посочувствовал. Дело приобретало мистически-дебильный характер, причем главным блаженным вытанцовывался сам следователь.
– Ну ты даешь с этими египетскими казнями, – протянул Денис.
– А чо! – Ортопед шумно хлебнул чаю.-Горячий, блин! Тусовка там знатная была, фараон сам виноват…
– Не виноват твой фараон! Он, считай, вообще' не при делах был. Ты все время о еврейском боге забываешь, там же постоянно на него ссылки есть – то сказал, это посоветовал..
– Ну да, с Мойшей базарил, типа…
– Не только с Мойшей, он вообще всюду лез. Чуть что – он тут как тут со своими советами… Когда тусовка началась с исходом иудеев из Египта, так он им помогать стал и гадости фараону делать.
– Но фараон-то логичный пацан – решил, выгнал.
– Ага, конечно! Там поначалу не так все просто было. Я не пойму, Мишель, у тебя чего – Библия в кратком изложении? Только основные тезисы или вообще комикс? Судя по твоему изложению, у тебя в книжке глава должна называться так: “Как, типа, мужик нехороший, Фараоном звали, Мойшу на фиг, типа, послал, и он, типа, пошел, и чо, блин, из этого вышло” И на обложке надпись – “Типа про Бога, врубаетесь, пацаны, да?”.
– Да не, нормальный бук…
Адаптированный.
– Ага, ну тады ясно. Слухай сюда, щас тему вдвину про мужика Мойшу и лоха фараона.
– Динь, да кончай ты подкалывать – Ну не помню я точно, что там было.
– Ладно – Ну так вот: пришел Моисей к фараону и говорит – отпусти народ мой! Кстати, у евреев это любимая фраза, они ее к месту и не к месту вставляют… Фараон и говорит – идите спокойно.
– Они и пошли.
– Как бы не так! Вечером, а точнее ночью, к фараону явился бог иудейский и, как в Писании говорится, я цитирую – “ожесточил его сердце”. Заметь, не фараон сволочью был, а бог иудейский присоветовал!
– А на фига?
– Об этом ничего не сказано. Так просто. Видно, делать ему было нечего. Я ж тебе говорил – Библия – это фельетон, написанный явным противником иудеев, поэтому там дикости такие встречаются… Но в данном конкретном случае Бог, конечно, не при делах. Это кто-то из приближенных присоветовал, сказали – ты чо, фараон? А за уход заслать деньжат? Чисто финансовые соображения, народ богатый, грех не попользоваться – Ну, фараон и начал по утряни возбухать – ни фига, орет, не уйдут, не пущать! И посохом машет. Мойша к нему рванул – типа, мужик, мы же договорились, заслали слегка, чего надо? Прям, как ты, фараон себя повел – тебе барыга процент засылает, а ты копаешь – нет ли левачка, чтоб еще нагрузить… Вот и с жидами то же получилось – слишком много имущества с собой потащили, фараон и его команда решили еще пощипать – Тут и началось: вечером – счастливого пути, братья-евреи, утром – хрен вам в обе руки, пархатые! Ромашка, блин, – ехать – не ехать – Параллельно каждый раз фараон за свою подляну получал что-нибудь нехорошее – то чуму, то саранчу… Причем не себе лично, а египтянам в целом. Может, революцию хотели так спровоцировать, народ-то одурел. Евреи туда-сюда носятся со своей поклажей, гадости разные происходят постоянно, фараон чего-то у себя во дворце косорезит, баклан проклятый – фараон, правда, на десятый раз тоже сдал, махнул рукой – пусть едут! Мойша наконец повел евреев… Только отошли, этому придурку на троне опять присоветовали – айда за евреями! По тексту Библии, еврейский бог и присоветовал. Ну, фараон уже плохо соображал со всеми этими напастями и рванул вдогонку… Только евреи к морю подошли – оно и раздвинулось – Мойша приливы-отливы знал. Эти пробежались, а египтяне застряли – по мокрому песочку техника не прошла, тут их и накрыло водичкой. Фараон погиб – Думаю, он с собой покончил, надоело ему все это… Мойша-то духом и воспрянул, смотрите, кричит, как я его! Опять косяка засадил небось – Вот отсюда все эти легенды о богоизбранности…
– А манна небесная?
– Есть такая буква, Мишель! Явление природное, и достаточно часто случается – торнадо урожай собирает и переносит. На тысячи километров может швырнуть… Вот и тогда так же вышло. С тем же успехом арбузы или булыжники могли посыпаться, смотря, где смерч пройдет. Чистая случайность…
Ортопед задумался.
Расшифровка Денисом библейских сюжетов здорово помогала Мише в создании собственной системы мироощущения. Можно было, конечно, и поспорить с Рыбаковым о примитивизме приводимых им причин, вызывающих те или иные исторические события, но в наличии логики отказать было сложно. Ортопед становился формальным материалистом с библейским уклоном. Его очумелый антисемитизм уступал место чуть ироничному, но более приемлемому критическому восприятию Святого писания.
Хотя на коммерсантов это не распространялось.
– А чо, Динь, в нашем мире ваще чудес не случается?
– Мишель, а что такое чудо? Не будь столь категоричным, абсолютно ничего не бывает – тоже так говорить нельзя. Все зависит от определения понятия “чуда”. Кому-то что-то чудом покажется, кому-то нет… То, что ты барыг давишь, а менты тебя не берут – всем чудом кажется, а для тебя – обычное дело. Просто зрители не знают, что ты мусорам на лапу дал, думают – просто так. Вот и получается… Мы ведь вообще живем в мире формальностей, у нас любое слово множество значений имеет. Каждый человек у себя в мозгу свой образ видит. Вот ты какое яблоко себе представишь, если просто сказать “зрелое яблоко”?
– Ну, красное такое, большое, с пупырышками с одной стороны – Не помню, как сорт называется, мой любимый.
– А, “Стартинг”, знаю. Вкусные яблоки. А вот у меня образ – круглое, желтое, среднего размера. Вот видишь, мы хоть друг друга понимаем, но мыслим по-разному, одинаковое словосочетание вызывает совсем различные ассоциации. И это в элементарном понятии! А что говорить о категориях более высоких – Туда же вкладывается еще множество понятий, условностей, опыт наш жизненный, а он у всех разный…
– Да, верно. Ты, кстати, не забыл, мы с тобой о проверке интеллекта говорили?
– Нет, не забыл. Я позвонил, можешь в любое удобное время к моему дружбану подъехать. Он в судмедэкспертизе работает. Знаешь, где?
– Ага, возле “Техноложки”.
– Именно. Только пацанов с собой не бери, тогда труба будет, с их шуточками тебе либо агрессивность жуткую поставят, либо вообще дебилом получишься… Они доведут.
Когда кабина лифта уже почти доехала до нужного Гоблину седьмого этажа, в шахте что-то щелкнуло, треснуло, свет замигал, и лифт остановился.
Браток постучал кулаком по стене.
Та отозвалась дребезжанием дешевого пластика и лопнула во всю высоту.
Взору Гоблина открылась грязная бетонная стена.
Верзила почесал затылок и нажал кнопку вызова ремонтной бригады.
Никто не отозвался. Провода давным-давно были перерезаны местным хулиганьем.
– Эй, блин! – заорал Гоблин. – Люди!
Тишина. Дом будто вымер.
– Да отзовитесь кто-нибудь!
Вопль братка заметался в лифтовой шахте.
– Выберусь – головы поотрываю! – Гоблин попытался разжать двери, но только согнул одну из створок. – Лю-юди-и-и!
Забаррикадировавшиеся в своих квартирах жильцы сделали вид, что не слышат воплей из застрявшего лифта, и увеличили громкость своих телевизоров.
Гоблин бушевал еще минут сорок.
Он напрочь разнес три из четырех стен кабины и чуть не проломил потолок.
Но все тщетно. Около часа ночи браток притомился, махнул на все рукой И свернулся калачиком на полу, подложив под голову огромный кулак. “Ладно, завтра я снова буду крутым…” – подумал он, засыпая.
Глава 14 Так кто у нас псих?
Огнев прибыл для прохождения психиатрической экспертизы ровно в десять утра и в коридоре сразу увидел Султанова, грустно стоящего у окна.
– Что вы такой невеселый?
– Ничего, встал рано… Вот постановление, распишитесь.
Дмитрий взял листок и углубился в чтение.
– Интересно получается, – Огнев покрутил авторучкой. – А где это я вам противоречивые показания давал? Воробейчик в клювике информацию принес? Ну-ну, пернатый, погоди, скоро как в Китае будет…
Султанов молчал, смотрел в окно и делал вид, что к нему это не относится.
Огнев криво ухмыльнулся и продолжил:
– Так, следствием установлено, что… ля-ля-ля… двести миллионов рублей, ого! Кто установил? Вы? Ага, говорил, что у него было сотрясение мозга… Кому говорил? Неясно. Когда? Когда из камеры выходил, а Султановым в то время и не пахло?.. Ладно. Получается лажа, Иса Мухтарович, по этой писульке я не свидетель, а обвиняемый… Ну, и где обвинение?
– Если не согласны, можете написать, я же вам предлагал отказаться, – Султанов ткнул в листок постановления.
– Не дождетесь! А соображения свои я обязательно изложу – Порадую Воробейчика каллиграфией. Так, вот тут и накорябаем – С фактом экспертизы согласен, с мотивировкой – нет – и почему.
Султанов отошел.
Ему уже порядком надоел язвительный тон Огнева, тем более что по существу – гот был прав. Отправка его на психиатрическую экспертизу была чревата скандалом, он все же был свидетелем и потерпевшим от действий экс-терпилы. Хоть и в другом районе города, но все же. Назначить экспертизу против его воли было невозможно, втайне и Воробейчик, и все остальные задействованные сотрудники надеялись, что Дмитрий откажется и можно будет тянуть время, ссылаясь на алогичность его поведения и неадекватность заявлений. Согласие Огнева путало карты, дебильная мотивировка постановления становилась ясной всем.
– Иса Мухтарыч! – Голос “испытуемого” вывел следователя из мира дум – Не подскажете: “очкастый крючкотвор” с большой буквы писать или как? Все-таки заместитель прокурора…
– Где?! Вы мне официальный документ испортили!
– Да не волнуйтесь вы так – вот ваше гениальное постановление. Я пошутил.
Султанов выдернул листок, сунул в папку и вновь попытался принять независимый вид.
– Пройдемте сюда, Дмитрий Семенович… Куртку можете сдать в гардероб.
– Конечно, сдам, вежливые люди к врачу в кабинет в верхней одежде не входят, – ехидно подметил Огнев внешний вид следователя. Султанов сжал зубы – сам он только что вышел от невропатолога в плаще. – А вы что, не разденетесь? Автомат вместо пистолета сегодня взяли? Не хотите народ пугать?
– Проходите в кабинет, вас ждут, – отреагировал красный от раздражения Султанов.
“Пациент” вежливо постучал, зашел и присел у ближайшего стола. В большом кабинете сидели еще пяток врачей и беседовали с какими-то людьми. Видимо, испытуемые пересаживались по кругу, обходя всех специалистов.
Дальнейшие диалога испытуемого и врачей полностью соответствуют реалиям жизни. К сожалению…
– Паспорт у вас с собой? – осведомилась милая девушка в белом халате.
– А как же! Вот. – Пока она заполняла карточку, Дмитрий ознакомился с наглядным пособием по борьбе со СПИДом. Тупость текста была очевидна сразу – с такими рекомендациями проще было стать евнухом.
– Давайте побеседуем – Вы не возражаете против экспертизы?
– Нет, конечно.
– Вас не удивляет этот факт?
– Что именно меня должно удивить – сама экспертиза или метод проведения? Так метода я еще не знаю.
– Сама экспертиза.
– Не особенно.
– Я ознакомилась с постановлением – Вы пишете, что не согласны с мотивацией… Можно несколько подробнее?
– Видите ли, я считаю, что в официальных документах стоит писать правду, а не заниматься подтасовкой фактов. Следствие пытается высосать из пальца некие таинственные обстоятельства, придумать некий тактический ход…
– А вы считаете, что у следователя не было оснований?
– У нынешнего – никаких – Полтора года назад постановление было вынесено, я был обвиняемым, но тогда у следователя Яичко, я его указал, были совсем другие задачи – он деньги из меня выбивал. Сейчас вспомнили, когда от меня отвязаться надо. Вот пусть и пишут правду – надо закончить с процессуальными документами. Я ж не возражаю против экспертизы, пожалуйста, исследуйте. Мероприятие лично для меня интересное, познавательное.
– Ну что же, ответ исчерпывающий. Алкоголь употребляете?
– Нет.
– Совсем?
– Абсолютно. Не имею желания…
– Наркотики?
– Никогда не пробовал и не намерен.
– А алкоголь, что, тоже ни разу в жизни не пробовали?
– Нет, почему. На вкус знаю – Вернее, знал – Лет десять уже даже и не притрагивался. Лет в восемнадцать вино, пиво пробовал – не понравилось. – У Огнева было отменное здоровье, он действительно вообще не пил и к тому же был мастером спорта по вольной борьбе, о чем Мегрэ-Султанов и не подозревал. Ну не пришло ему в голову послать запрос в Спорткомитет.
– Вот тут следователь пишет о сотрясениях мозга.
– По-моему, это его перманентное состояние. Невропатолог улыбнулась. Она уже пролистала дело и заметила, что подобного идиотизма, несвязухи в доказательствах и бессмысленности претензий со стороны “потерпевшего” давно не видела.
– У вас какое образование?
– Незаконченное высшее.
– Где учились?
– В Герцена. На английском отделении.
– Почему не закончили?
– Потерял перспективу. Стало неинтересно и ушел.
– Чем в данный момент занимаетесь?
– Прохожу психиатрическую экспертизу…
Врач снова улыбнулась.
– Конкретный ответ. Я имею в виду другое.
– Я понял. Работаю дома, занимаюсь патентоведением…
– В какой организации?
Огнев непонимающе посмотрел на врача.
– Как – в какой? В Европейском патентном бюро, естественно.
– Ага… Ясно. Женаты?
– Йес, – Дмитрию было скучно.
– Как отношения в семье?
– Замечательные.
– Дети есть?
– Да, двое… Дочка и дочка…
– Жена работает?
– Да, она журналист…
– Горячие точки? И не боитесь за жену?
– Да какие горячие точки! Единственная такая точка – это утюг. Она театром занимается, премьерами, спектаклями. У нее уже Султанов допытывался, видать, контрамарочку хочет…
– Не любите вы его.
– Вести себя надо соответственно.
– Ну, в ваши взаимоотношения мы вторгаться не имеем права.
– А жаль.
– В детстве тяжелые болезни были?
– Нет. Как у всех – свинка, ветрянка…
– Травмы какие-либо?
– Руку сломал, когда с дерева свалился. Мне лет десять было…
– Головой не ударялись?
– Не-а. И болей головных нет. Чист, как первый снег.
– Ясно. У меня все, давайте к психиатру пересядем…
Дмитрий уселся за соседний стол, невропатолог пристроилась рядом. Заполненный листок лег перед психиатром, немного странноватой женщиной лет пятидесяти.
– Так-так, вы у час Огнев Дмитрий Семенович. Наследственные заболевания имеются?
– Оптимизм. Больше нет. Психиатр поджала губы.
– Кто-нибудь из родственников страдал?
– Только от неразделенной любви… По психиатрии – нет, точнее, не знаю…
– Что значит не знаете? – насторожилась психиатр.
– Вы понимаете, – очень серьезно начал Огнев, – я свое генеалогическое древо только с конца позапрошлого века изучил… А что там раньше было – убей Бог, не в курсе. Не обессудьте… Может, что и не углядели…
Невропатолог отвернулась, пряча улыбку.
– Между прочим, у нас тут и стационар есть, – заявила психиатр.
– А что, в экспертизу и обзорная экскурсия включена? – демонстративно обрадовался Огнев. – Здорово, не ожидал!
– Вы меня не поняли.
– Очень даже хорошо понял, – Дмитрий посерьезнел – Не выйдет. Я – свидетель.
– Как? – удивилась психиатр.
– Да, свидетель, – подтвердила невропатолог. “Ага, – подумал Огнев, – спец по психам забыла спросить, кто перед ней сидит. Нормально они тут работают, совсем как в ментовке”.
Психиатр наклонилась к Дмитрию, слегка покачиваясь. Огнев отклонился назад.
– Припадки были?
– У кого?
– У вас, разумеется.
– Нет, не было. Припадаю исключительно к плечу жены.
Психиатр вновь взяла листок.
– Вот тут написано, что вы учились на английском отделении, а занимаетесь патентами… Странно это.
– Кому как. Мне – не странно. Семью надо содержать, вот и работаю…
– А чем вы конкретно заняты?
– Я же сказал – патентоведением.
– В какой области?
– Патентоведение – это и есть отдельная область – Вам популярно объяснить?
– Можно конкретно, по существу… Тема работы? “Ладно, получай фашист гранату”, – подумал Огнев.
– Проблема гравитационных возмущений, – кратко ответил он.
Дмитрию стало интересно, чего же хочет психиатр – та явно ничего в физике не понимала и только умно кивала.
– Это общие слова – Можно разъяснить?
– Конечно. – Огнев широко улыбнулся, внимательно глядя психиатру в глаза. Ему уже было ясно, что та за время своей работы переобщалась со своими пациентами и в любом собеседнике бессознательно ищет патологий. И обязательно находит. –Решив путем интегрирования от единицы до необходимой величины значение гравитационного вектора совокупности полей, неравной нулю, я хочу найти подход к ограничению в объеме электромагнитного поля и рассчитать границу конца взаимодействий, – любой физик умер бы на месте, услышав этот бред, – изменив константу структурирования поля, можно снизить энергетические потери с куба до квадрата расстояния по ослаблению, – физика отпели и поволокли на кладбище, – это поможет разработать усовершенствованный аккумулятор, – гроб забросали землей, – вот, собственно, и все.
– Здесь все понятно, – изрекла психиатр. Огнев еле сдержался. – А какие знания вы дополнительно получали?
– Я проштудировал литературу по высшей математике и аналоговому моделированию… Я хорошо шел в школе по точным наукам.
– Ясно. Вот видите, и не надо было злиться.
– Я не злюсь…
– Ну, я же вижу, – снисходительно сказала психиатр.
– Скажите, а вы с диссидентами не работали? – ошарашил вопросом Дмитрий. – Методы больно по фильмам знакомые…
Психиатр вновь закачалась из стороны в сторону. “Может, сказать ей, – подумал наглый „пациент", – „Хорош качаться! В глазах рябит!" И вообще, я ненормальных боюсь…”
– Вы свободны…
– Минуточку, – сказала невропатолог, – завтра можете часикам к двенадцати подойти, психолог принимает, я карточку ей передам…
– А сегодня нельзя всех пройти?
– К сожалению, нет. Мы ведь бюджетники, в клиниках прием ведем. Следователя, когда выйдете, пригласите, пожалуйста…
Из кабинета Султанов появился минут через пятнадцать, злой на весь белый свет.
Дмитрий курил у входа в обществе какого-то громилы. Огнев познакомился с ним, попросив огоньку. Михаил приехал сюда с целью проверить свой интеллектуальный коэффициент и ждал прихода психолога. Узнав о беспределе следователя, Миша шумно возмутился и посоветовал “посадить того на пику”. Дмитрий, в благодарность за столь ценный совет, дал Михаилу адрес магазина, где продают компьютерные лазерные диски с тестами по всем областям. У него самого была парочка. Радикальный Михаил старательно записал адрес, сообщил, что обязательно сегодня же купит и пройдет тестирование в офисе у какого-то своего знакомого молдаванина Гугуцэ.
– Очень странно, –многозначительно сказал Султанов, когда они шли с Огневым к воротам, – первый раз в моей практике такой случай, чтобы за один день не справились…
“Кого ты лечишь? – подумал Дмитрий. – Во дает, думает, мне о графике врачей ничего не известно – Точно у ментов с головой плохо…”
– А зачем вас вызывали после меня?
– Попросили вопрос переписать, – независимо ответил Султанов, – в соответствии с УПК…
“Молодец, ты еще вопрос грамотно поставить не можешь, – мысленно улыбнулся Дмитрий. – Совсем, видно, впопыхах готовились, придраться-то не к чему…”
– Не опаздывайте завтра. Меня не будет. Справитесь сами?
– Легко, – ответил Огнев.
“Меня не надо за ручку водить, это вы с Воробейчиком все парочкой. Как два педрилы… Ну-ну, посмотрим, чего дальше делать будете…”
Денис отправился в очередное подземное путешествие.
Результаты первого вдохновляли. Он взял с собой раскладной рюкзак, десяток крепких черных полиэтиленовых мешков и титановый гвоздодер, который дополнительно можно было использовать как дубинку. За день до этого он заволок в трубу еще четыре мощных фонаря и спрятал их в обнаруженном возле завала углублений-Рыбаков внимательнейшим образом осмотрел обвалившееся перекрытие. То, что его не уберут в ближайшие годы, было видно сразу – для этого музей надо было ставить на капитальный ремонт. Единственное, что не понял Денис – почему в самом музее не обрушился кусок пола. На всякий случай он натянул поперек подвала веревку метрах в пяти от завала, чтоб даже случайно не приблизиться к нему – береженого Бог бережет. Он не поленился пройтись и в обратную сторону от входного люка и метрах в ста наткнулся на бетонную заглушку, запечатавшую трубу. Это и объясняло то, что в трубе даже крыс не было. После какой-то древней аварии этот участок перекрыли и забыли о нем. Температура здесь держалась почти постоянная – градусов семь-десять тепла. Не Ташкент, конечно, но работать можно. Видимо, поблизости проходили трубы с горячей водой, а естественный теплообмен регулировался участком, омываемым водой канала Грибоедова. Трубу не посещали как минимум лет двадцать, поживиться здесь было нечем, если не знать о ее направлении.
С обрезами, однако, Денис не расставался, а работая в подвале, набрасывал на ведущее в трубу отверстие квадрат очень плотного брезента. На поясе он закрепил патронташ с двадцатью патронами и чувствовал себя более или менее уверенно.
На этот раз он выбрал десяток ящиков, отволок их подальше от обвалившегося свода и вскрыл один за другим – сказывался свойственный ему педантизм. С четырьмя мощными фонарями, расставленными по углам, можно кино было снимать. В шести коробках обнаружились только истлевшая церковная одежда и судя по размерам, то ли шторы, то ли портьеры, два были набиты серебряной утварью. Предметов было много, штук сто, и весили они все вместе килограмм восемьдесят. Пришлось половину упаковать в рюкзак, остальные – распихать по трем мешкам и крепко стянуть горловины скотчем, чтоб не брякали. За сохранность Денис особо не волновался – еще не хватало каждую вещь тряпкой оборачивать, тогда год провозиться можно. Если что и поцарапается, не страшно, на ценах это отразится мало.
Два оставшихся ящика содержали десяток свернутых в трубку картин и толстенную папку с бумагами. Рыбаков тут же обмотал их скотчем, чтобы не развалились, и двинулся на выход. И то для одного раза это было многовато.
Рулоны и мешки привязали к багажнику на крыше, рюкзак сунули в салон. Ксения с Денисом напоминали дачников. Он, перемазанный, как трубочист, она в старенькой брезентовой курточке, древний “запор”.
Подозревать эту занюханную семейку инженеров в хищении ценнейших предметов искусства было смешно. Ни один уважающий себя сотрудник ГАИ и не посмотрит в их сторону – таких остановишь и сразу услышишь сопливые сетования на задержки зарплаты и косноязычные просьбы отпустить. Ограничения скорости им все равно не нарушить – “запоры” быстро не ездят, не позволяют технические характеристики. Ну и пусть тарахтят по своим делам, вокруг вон сколько “сладеньких” на “мерсах”, “вольво”, “крайслерах”. На выбор. Гаишники с трепетом относятся к престижу своей профессии, ронять собственное величие ради общения с водителями “инвалидок” не будут. Есть дела поважнее.
Как говаривал один чиновник из произведений Салтыкова-Щедрина: “Без взятки ни за какое дело не берись, руки не порть!”
На случай, если все-таки остановят и, ну совсем фантастика, обшмонают машину и обнаружат ценности, версия была готова – Ксения купила в двухстах километрах от города жуткую развалюху, и они вдвоем с Денисом как следует разворошили чердак. Повезло инженеришкам, купили курятник для своего незатейливого летнего отдыха и тут такое нашли! Не придраться, ясно сразу. А хозяин бывший, так тот к родичам куда-то под Псков подался, да и пил беспробудно последние полвека. У него если чего и спросить, так все равно не помнит.
