Пацаны России - Канкан для братвы

      Юра Петров осторожно выглянул из-за платформы, загнанной в тупичок на запасном пути Московского вокзала, за секунду оценил обстановку и спрятался обратно.
      Цепь матерящихся милиционеров из территориального отдела продолжала прочесывать район складов. Пузатый подполковник в бронежилете потрясал кулаком и орал на подчиненных, вот уже битых два часа заставляя их бродить по шпалам и искать спрятавшихся бездомных. Перед Новым годом подполковнику нужны были два десятка «пойманных с поличным» вагонных воров, дабы отрапортовать наверх об успешном завершении очередного отчетного периода. «Поличное» из вскрытого дюжим сержантом контейнера валялось неподалеку.
      Однако бомжей так просто не возьмешь. Завидев выползающих из дежурки сонных ментов и поняв, что охота началась, вокзальные завсегдатаи мгновенно растворились в толпе и попрятались по одним им известным убежищам. Улов линейного отдела составил всего три единицы «подозреваемых», чего для красивого рапорта было явно недостаточно.
      Петров заметил бурную и бестолковую активность правоохранителей достаточно поздно, но это не помешало ему юркнуть под бетонный настил платформы, на карачках пробежать сотню метров в полумраке и выбраться из оцепленного пространства прямо перед подходящим к перрону сочинским поездом.
      Загонщики были отрезаны от беглеца громыхающим составом.
      Юра пулей промчался мимо отстойника, где гнили старые вагоны, и схоронился за насыпью тупиковой ветки, куда отгоняли пустые платформы и цистерны. Возле тупика широко раскинулась лужа из сливаемого многими годами мазута, и Петров надеялся, что в такую грязь привыкшие к теплой дежурке милиционеры не полезут.
      В свои семнадцать с небольшим Юра имел опыт сорокалетнего мужика.
      Он бомжевал уже второй год, оказавшись на улице и без средств к существованию сразу после выхода из ворот детского дома. Оставленная ему умершими родителями квартира оказалась занята семьей грузинского коммерсанта, перебравшегося из нищей республики на берега Невы, а приход Петрова в райотдел милиции закончился тем, что у него отобрали все документы, сильно поколотили, отвезли на «уазике» в другой конец города и вышвырнули в лесополосе, предупредив, чтобы он и думать забыл о каком-то своем жилье и вообще о появлении в том районе, где существовал те пять лет, пока родители были живы. Начальник райотдела лично способствовал гостю из Тбилиси обрести вожделенные квадратные метры и не хотел лишиться нескольких тысяч долларов из-за какого-то мальчишки.
      Детдомовское воспитание помогло Юре не растеряться и начать выживать. Он прибился к компании привокзальных бомжей, проявил талант попрошайки и тем самым обеспечил себе какие-никакие пропитание и одежонку. Волчонок, с пятилетнего возраста видевший подлость и лицемерие взрослых и привыкший не верить ни одному человеку, превратился в молодого волка, готового зубами отстаивать свое право на кусок хлеба и крышу над головой…
      Сгрудившиеся у одного из контейнеров милиционеры завопили.
      Заскрипела ржавая дверь, и из железного ящика появились трое бездомных, привычно держащие руки на затылке.
      – На землю! – приказал подполковник и заглянул в темное чрево контейнера. – Есть еще кто?
      – Идите сюда! – позвал полупьяный майор замначальника линейного отдела по воспитательной работе, безуспешно возившийся с дверью соседнего вагона. – Тут заперто! Не иначе как изнутри забаррикадировались!
      Подполковник махнул рукой.
      – Ломайте!
      Двое сержантов с гвоздодерами наперевес бросились на помощь майору. Промзону огласили удары железа по железу. Минуты три милиционеры колотились в покрытую толстой жестью дверь, подбадриваемые суетливым майором.
      – Товарищ подполковник, никак! – запыхавшийся сержант опустил фомку.
      – А-а! – замначальника по воспитательной работе оттолкнул нерадивого подчиненного и вытащил пистолет. – Смотрите, орлы, как надо! – Майор встал в паре метров от вагона и направил ствол на огромный навесной замок. – Эй, там! На выход по одному! Считаю до трех! Раз!..
      – Идиот. – Опер из уголовного розыска, издалека наблюдающий за «штурмом» вагона, повернулся к своему товарищу. – Неужели они не соображают, что дверь заперта снаружи?
      – Два! – рявкнул майор.
      – Если б ты столько выпил, – вяло отреагировал коллега.
      – Три! – Майор выждал еще секунду, прищурился и немного присел на кривоватых ногах. – Получай!
      Грохнул выстрел.
      Выпущенная с двух метров девятимиллиметровая пуля чиркнула по дужке замка, по касательной прошла вдоль мощного стального швеллера, налетела на выступающую округлую головку заклепки, отрикощетила под прямым углом и угодила точнехонько в плечо тяжело дышащего сержанта.
      Тело с тремя лычками на погонах развернулось вокруг своей оси, взвизгнуло, смешно брыкнуло ногами и укатилось под откос.
      Несколько мгновений все находились в ступоре. Майор так и застыл с «Макаровым» в вытянутой руке, остальные разинули рты.
      Первыми очухались опера из уголовки.
      – Вызывай «скорую»! – старший лейтенант спрыгнул на рельсы и побежал к раненому. – Вот ведь мудаки!
      Его напарник стремглав бросился к телефонной будке…
      Юра Петров растянул тонкие губы в язвительной улыбке, поплотнее запахнул старое ворсистое пальто и, не оглядываясь, побрел к торчащей в километре от места происшествия водонапорной башне. Ближайший час доблестные стражи порядка будут заняты своим раненым товарищем и разборками с вышестоящим начальством. Так что у детдомовца была масса времени, чтобы отойти подальше от ставшего временно опасным ареала своего обитания.

* * *

      Бывший участковый инспектор Вячеслав Цуцуряк, изгнанный из органов по причине неоднократных случаев применения физической силы по отношению к заявителям, облокотился на перила крыльца и уставился на воркующих в вольере голубей.
      – И чо, летят, куда надо? – Цуцуряк сделал вид, что не верит уверениям продавца пернатого товара.
      – Как выучишь, так и полетят, – ворчливо сказал старичок в потертой кожаной тужурке.
      – А учить как?
      – Заплатишь – научу…
      – Долго?
      – Что долго? – голубятник неприязненно посмотрел на обрюзгшего Цуцуряка.
      – Учить долго?
      – Смотря что ты хочешь, – уклончиво заявил старикашка, теряя интерес к навязчивому, но нерешительному собеседнику.
      – Чтоб отлетел с письмецом километра на три-четыре, – объяснил экс-участковый.
      – Так знать надо, мил человек, откуда и куда, – старик уставился на забор, ограждавший территорию Пулковской обсерватории. – Ежели сюда, домой, то совсем учить не надо. А вот если куда еще…
      Цуцуряк воровато огляделся.
      Избушка старожила-голубятника располагалась совсем недалеко от центрального подъезда к зданию института и с трех сторон была окружена деревьями. С крылечка открывался вид на аэропорт, до которого по прямой было ровно шесть с половиной километров.
      – Вот что, дед, – решился Цуцуряк. – Я тебе залог за птиц оставлю. Тыщу рублей. Через недельку-другую, когда решу, чо и как, отдам остальные…
      – Не прогадаешь, – старичок посветлел лицом, увидев в руках посетителя свою пенсию за два месяца. – Но ты уж не тяни со второй половиной-то…
      – Не боись, – пробормотал бывший милиционер, – ты пока корми их нормально. И чтоб не засиживались, летали…
      – Само собой, – закивал голубятник, пряча деньги во внутренний карман комиссарской кожанки. – Ну что, по грамульке? Покупки обмывать положено, – дед с вожделением бросил взгляд на позвякивающий в руках посетителя полиэтиленовый пакет.
      – Я за рулем, – отказался Цуцуряк и извлек на свет Божий пол-литровую бутылку «Охтинской». – А ты выпей. И за себя, и за меня… Тебя как тут искать-то?
      – Я чо ж меня искать? – старичок бережно принял презент и сглотнул. – Я завсегда туточки. В любое время. Либо в доме, либо дорожки мету. В магазин для меня внучка бегает… А для сугреву?
      – В следующий раз. Бывай, – экс-участковый развернулся и пошел к машине, стараясь ступать по узкой, протоптанной по снежной целине тропинке.
      – Может, на посошок? – в последний раз предложил дед.
      В его голосе слышалась надежда на отказ, но правила хорошего тона все же заставляли пожилого дворника настаивать на совместном банкете.
      – Сам пей, – Цуцуряк отмахнулся и нажал на кнопку дистанционного управления.
      Грязно-серая «девятка» пискнула и мигнула фарами.
      – Тогда до встречи! – старичок скрылся в доме.
      Вячеслав тяжело уселся на водительское место, завел двигатель и опустил рычаг ручного тормоза. «Девятка» плавно покатилась под уклон, к выезду с территории астрофизического института.

* * *

      Как это обычно происходило вот уже на протяжении многих лет, каждый разговор Дениса с Ортопедом в результате оканчивался обсуждением еврейского вопроса.
      Случайная встреча возле компьютерного магазина на Литейном проспекте, куда Рыбаков подъехал тридцатого декабря, дабы подарить самому себе карманный ноутбук, не стала исключением из правил.
      Ортопеда он заметил слишком поздно. Вернее, не замечал до тех пор, пока обрадованный громила не подскочил сзади и от души не хлопнул приятеля по спине. Денис как раз делал шаг вперед, к стенду фирмы «Toshiba», и ладонь братка придала ему дополнительное ускорение.
      Выбравшись из-под рухнувших полок с аппаратурой и поорав на смущенного Михаила, Рыбаков сменил гнев на милость и разрешил Ортопеду загладить столь неудачное приветствие легким завтраком в гостинице «Невский Палас» и тем, что Грызлов доставит его домой.
      – …Когда я базарил с палестинцами, – браток отставил в сторону тарелку, заполненную обсосанными хвостами тигровых креветок, – то понял, чо у Израиля будущего вообще нет. Арабы, блин, не успокоятся…
      – Это неоднозначное утверждение, – Денис расслабленно откинулся на стуле.
      – Точно тебе говорю! Пока жиды коптят небо над Красным морем, интифада не прекратится, – словечко «интифада», означающее освободительную борьбу палестинского народа за возвращение собственных земель, Ортопед прочитал в словаре и теперь оперировал этим мудреным понятием с той же легкостью, что и пистолетом. Планы по освобождению из-под стражи товарища Глюка он тоже называл «интифадой», правда, прибавляя к этому определению прилагательное «антимусорная». – Еврейцы не по понятиям живут, на чужой земле. Если б не америкосы, блин, то с пархатыми давно бы покончили… Задавили бы, как клопов.
      – Не уверен, – возразил Рыбаков.
      – Почему?
      – Там не все так просто. С правом на землю – вообще бардак. Часть земель евреи купили у местечковых шейхов, часть до сорок восьмого года находилась под юрисдикцией англичан, и те передали их в состав новообразованного государства, часть была ничейной… Сам черт ногу сломит. Нормальных документов нет ни у той, ни у другой стороны. Одни легенды да ссылки на Библию. Существование Израиля – это как наличие у дверей школы круглосуточного пивного ларька. Вроде и лицензии нет, и родители учеников против, а сделать ничего нельзя. Ибо барыга заплатил в местной администрации и ментовке, и те его негласно охраняют…
      Сия житейская аналогия была Ортопеду очень хорошо понятна. Он сам неоднократно пользовался вышеуказанным методом, определяя дислокацию торговых точек подшефных коммерсантов вблизи мест массового скопления людей. Все решалось через районных чиновников, готовых за весьма скромную сумму дать разрешение на строительство борделя хоть в трех метрах от детского садика.
      – К тому же, – продолжил Денис, – Израиль нужен и арабам тоже. Без общего врага они бы перегрызлись между собой еще в пятидесятых годах. В том регионе у всех имеются территориальные претензии практически к каждому из соседей. Возьми войну Ирана с Ираком, захват Кувейта, конфликт между Северным и Южным Ливаном, проблемы в Йемене… А наличие Израиля, как точки приложения всеарабской ненависти, сглаживает противоречия и позволяет нынешним границам других государств более-менее устаканиться. Через одно-два поколения арабы уже не станут желать изменения территорий. Нарезали-то их от балды, карандашиком по карте! Так что иудеи выполняют некую стабилизирующую миссию на Ближнем Востоке. Прям по Библии… Все их не любят, все стараются насадить на пику как можно больше пархатых голов, и тем самым избегают крупных межарабских и межперсидских конфликтов. Куда, кстати говоря, втянули бы и Турцию с Азербайджаном, и Грецию, и половину Африки…
      – Тебя послушать, так жидов в Красную книгу заносить надо, – надулся Ортопед.
      – Неверный вывод, потому что есть и другая сторона медали. Диалектика, Мишель, диалектика… Если для арабского мира Израиль играет консолидирующую роль, то для всего остального мира – дестабилизирующую.
      – Как это? – заинтересовался громила-патриот.
      – На примере Израиля, – Рыбаков добавил в кофе сливки, – слишком много наций захотели самоопределения. Ведь что получается? Первыми массовый террор во имя великой национально-государственной идеи развернули именно евреи…
      – А наши, блин… ну, эти… народовольцы? – Ортопеду стало обидно за Россию, должную, по его мнению, быть первой во всем. Хоть в благих начинаниях, хоть в организации репрессий.
      – Детский сад, – Денис недовольно скривился. – Точечные акции… Я говорю о другом. О действительно масштабных террористических актах против другого народа в целом. Ничего подобного тому, что творилось в Палестине в период с сорок восьмого по пятьдесят второй год, ранее в истории не было… И это даже не партизанская война.
      Грызлов щелкнул пальцами, подзывая официанта.
      – Еще соку… Я как-то не слышал о тех событиях.
      – Очень зря. Они, естественно, не афишируются, но и скрыть их невозможно. А дело было так… Когда поток переселенцев из Европы стал достаточно большим, возник вопрос о захвате новых земель. Где-то году в сорок седьмом тогдашние духовные лидеры Израиля приняли решение о силовом воздействии на окружающие их народы. Но как это сделать? Мощной армии нет, мужчин немного, воинский дух не очень силен. Костяк отрядов самообороны составляли фактически подростки, воспитанные в лагерях для переселенцев. Единственный выход – терроризм. И иудеи принялись методично взрывать бомбы в палестинских поселениях. Не проходило и недели, чтобы не погибали десятки мирных жителей… И так – четыре года подряд. По независимым статистическим данным, от бомб погибло примерно восемь тысяч арабов, еще столько же – в мелких стычках с так называемыми «патрулями». Проще говоря – с мелкими отрядами, выходившими на вольную охоту… Территории Израиль получил, но одновременно с этим сам же и создал все предпосылки для контрнаступления…
      – То есть арабы дают оборотку? – резюмировал Грызлов.
      – Совершенно точно. Увидев, каким именно способом их выдавливают в пустыню, палестинцы приняли на вооружение метод еврейских бомбистов. И понеслось! Причем пархатые не просчитали менталитета своих соседей. Арабу не страшно погибнуть самому, ибо все в руках Аллаха, а согласно доктрине иудаизма, жизнь любого жиденка представляет великую ценность… Короче, риск не приветствуется.
      – Я вообще слышал, что иудаизм – это, блин, не религия, – серьезно сказал Ортопед.
      Рыбаков подождал, пока официант поменяет пустой графин на полный и удалится.
      – Проблемы теологии весьма запутаны. Особенно в иудаизме. Там и Тора, и Каббала, и учения хасидов… Вероятнее всего, и мы с тобой уже как-то раз говорили на эту тему, иудаизм – это общественно-политическая стратегия. Нечто вроде еврейского «Кодекса строителя коммунизма» в развернутом виде плюс свод практических рекомендаций.
      – Надо как-нибудь купить Тору и почитать, – решил браток, занося эту ценную мысль в электронную записную книжку. Сразу под пунктом «Не забыть отвести Гошу к ветеринару!».
      – Ага! – улыбнулся Денис. – Врага надо знать изнутри…
      – Точно!
      – Но мы несколько ушли в сторону… Так вот, последствия своих непродуманных действий евреи пожинают до сих пор и будут пожинать еще много лет. Арабов много, недостатка во взрывчатке они не испытывают, демографическая составляющая нормальная. В год те же палестинцы могут выставить десять тысяч камикадзе. Пусть даже девяносто процентов будут пойманы до взрыва. И что? Тысяча взрывов все равно произойдет… Тут никакое государство не выдержит. Прибавь к этому нервное напряжение, которое испытывают израильтяне. Нация, находящаяся под прессом паранойи, только слабеет, вредные генетические мутации закрепляются…
      Судя по широкой ухмылке Ортопеда, он мгновенно представил себе будущий «избранный народ мутантов», копошащийся на озаряемой взрывами территории и укладывающий штабелями мертвые тела.
      – Перейдем к глобальному восприятию, – Рыбаков промочил горло стаканом сока. – Пример Израиля заразителен. Чеченцы, ирландские католики, баски, тамильцы и многие другие говорят: «Почему евреям можно создавать собственное государство, а нам нельзя?». И они совершенно правы! Право наций на самоопределение, занесенное в устав ООН, не может применяться выборочно. Либо все, либо никто… Израиль – это бомба замедленного действия в общемировом масштабе. Как и сам принцип права наций на самоопределение… Разделение Хомо Сапиенсов по этническому принципу хуже любого другого противоречия. Это даже не средневековые представления, а родоплеменной строй.
      – Слушай, а как ты думаешь, у евреев в натуре есть ядерное оружие или они лажу гонят? – неожиданно спросил Ортопед.
      Денис с подозрением посмотрел на приятеля, пытаясь понять глубинный смысл вопроса.
      – Зачем тебе?
      – Да так…
      – Я не знаю. Может, есть, может, нет.
      – Разобраться бы надо, – браток уставился куда-то вдаль.
      Рыбаков хмыкнул.
      – Ты еще Мизинчика для разборки пригласи. Он в костюме мистера Икса будет очень вальяжно смотреться на еврейской военной базе.
      – А чо Мизинчик? – Грызлов вскинул брови.
      – Да я с ним вчера в театральные мастерские заезжал. Карнавальный костюм заказывали. Пашка поначалу хотел Суперменом стать, но потом узрел одеяние «господина Хэ» и остановился на нем.
      – На фига ему костюм? – искренне удивился Ортопед.
      – На Новый год, наверное, – Денис пожал плечами. – Киндера развлечь…
      Михаил Грызлов вновь извлек свою записную книжку и оставил в памяти вопрос о Мизинчике. Идея пошить себе карнавальное одеяние и в таком виде появиться, например, в сауне, пришлась Ортопеду по душе.

* * *

      За полтора часа до боя курантов и исполнения свежепринятого «старого-нового» гимна России Антону Антонову сообщили о том, что его обожаемая супруга благополучно разрешилась от бремени третьим ребенком.
      Сопровождаемый голосящими друзьями счастливый отец ворвался в роддом через пятнадцать минут после радостного известия, успев в процессе поездки до больницы имени Отто вылакать бутылку шампанского и чекушку водки. Для его небольшого веса сия доза была чрезмерной.
      Чадо вынесли еще спустя четверть часа, голенькое и обмытое.
      – Боже, какая у него улыбка! – задушевно сказал Антон, пытаясь сквозь туманное марево разглядеть хотя бы некоторые подробности новорожденного и баюкая в руках крошечное тельце.
      – Вы держите ее вверх ногами, – мягко поправила медсестра, страхуя покачивающегося папашу.
      – И задом наперед, – добавил старший акушер, поддерживая Антона под локоть. – Это девочка… А то, что вы нащупали – мой мизинец.
      – Блин! – громко выдал возвышающийся у дверей Кабаныч. – Но мы уже имя придумали! Владимир!
      – А чо? Нормальное имя, – заплетающимся языком сообщил Стоматолог, не просыхающий с католического Рождества.
      – Имя-то нормальное, но девка с ним еще наму-учается… – протянул возлежащий поперек больничного коридора Тулип.

Глава 3 БАКСЫ МЕЛКИЕ НАД ГОРОДОМ КРУЖАТСЯ…

      В шесть вечера первого дня третьего тысячелетия Денис Рыбаков положил трубку телефона и хихикнул.
      – Что веселишься? – спросила хлопочущая у плиты супруга.
      – На вопрос «Как ты себя чувствуешь?» девяносто пять процентов респондентов затруднились ответить. Оставшиеся пять просто не поняли заданного вопроса. Подождем до завтра…
      – Может быть, не стоит в ближайшие несколько дней над людьми издеваться?
      – Я ж не корысти ради, а токмо по причине производственной необходимости. Надо с максимальной выгодой провести те двое суток, пока менты и прокурорские отходят от праздника, – Денис посмотрел в окно на заснеженный двор, по центру которого вот уже двадцать минут кругами ползало чье-то неуправляемое тело в серой куртке с флюоресцентной аббревиатурой «ДПС» на спине. Время от времени со двора доносилась трель милицейского свистка, зажатого в зубах «ползуна». – Волосатый сообщил, что дело, по которому забрали Глюка, перевезено в здание Выборгского РУВД, и оно пролежит там до пятого-шестого…
      – Зачем перевезено?
      – Не знаю. Очередной зигзаг следственно-процессуальной мысли… Возможно, таким образом мусора пытаются запутать следы. Глюк ведь написал три десятка ходатайств и жалоб, по которым ведется проверка. Вот старшему следственной группы и могла прийти в голову идея об отправке материалов дела какому-нибудь своему дружбану в РУВД.
      – Тебе не кажется, что это бред? – Ксения покачала головой.
      – Кажется, – согласился Рыбаков. – Но факт есть факт. Тома дела сейчас лежат в канцелярии на Есенина… А сигнализации на окнах нет.
      – Так, – Ксения повесила полотенце на крючок и уселась напротив мужа. – Что ты задумал?
      – Слегка подправить бумаженции…
      – Это понятно. Я о другом.
      – Не волнуйся. Окна канцелярии выходят во двор жилконторы, которая по ночам пустует. Особенно сейчас. Дежурную смену можно отвлечь… Менты – они как бабуины, достаточно бросить им ящик ярких пивных банок – и покой на несколько часов обеспечен. Этим займутся.
      – Насколько мне известно, на окнах райотделов обычно ставят решетки…
      – Не проблема. Трос к бамперу – и готово.
      – Ну, тогда проще не исправлять бумаги, а уничтожить все дело.
      – Стратегически неверно, – Денис отмел предложение супруги. – Менты легко повторят следственные действия и напишут новые протоколы. Нам же нужно, чтобы сфальсифицированные материалы остались и были рассмотрены в суде. Тогда мусоркам не отвертеться… Если будет доказан факт подделки, им не позволят по новой расследовать все обстоятельства и прекратят дело по реабилитирующим основаниям. Я узнавал, на такой случай имеется специальное решение Верховного Суда.
      – Меня все же беспокоит сам способ проникновения в РУВД, – Ксения уменьшила огонь под сковородой, на которой шипели свиные отбивные.
      – Иного, к сожалению, нет. Через центральные ворота пройти можно, даже подняться на второй этаж, где канцелярия… А дальше? Две двери, одна из которых железная. Пока сломаешь, все менты сбегутся. С улицы эффективнее. И почти бесшумно…

* * *

      Перед глазами младшего советника юстиции Нефедко вспыхнули зеленые огоньки, уши заложило, как при резком повышении давления, откуда-то издалека донесся неясный грохот, и затылок следователя прокуратуры стукнулся о твердую ровную поверхность. Судя по глухому звуку – деревянную.
      Моисей Филимонович застонал и попытался открыть один глаз.
      Веко поднялось лишь с третьей попытки. Нефедко увидел чье-то голое волосатое колено, медленно, но неотвратимо приближающееся к его подбородку, испугался, собрал все силы и укусил невидимого противника.
      Резкая боль пронзила ногу, и следователь сообразил, что колено принадлежит ему самому.
      Моисей застонал, открыл второй глаз и постарался вспомнить, где он. Судя по знакомой люстре, плакату с изображением группы «Стрелки», перевернутому стулу с прожженным сигаретами сиденьем и валяющемуся рядом со съехавшим с кровати бордовым покрывалом, он находился в собственной гостиной. Как следователь попал домой, оставалось неизвестным. Последнее, что всплывало в памяти, был летящий в лицо Моисею кулак заместителя городского прокурора.
      Дальше – темнота.
      Нефедко ощупал нос, превратившийся от удара в раздутую сливу.
      Значит, драка с зампрокурора не привиделась. Однако следователь напрочь забыл причину возникшего конфликта.
      А начиналось все вполне мирно. В последний день уходящего года бывший сокурсник Моисея пригласил последнего в свой новый кабинет на Почтамтской улице, где расположена питерская городская прокуратура, дабы в тесном кругу «борцов с организованной и неорганизованной преступностью» отметить удачное окончание четвертого квартала и слегка размяться перед затяжным прыжком в третье тысячелетие. Каждый из гостей постарался поразить собравшихся литражом своего взноса в общий котел, так что на девять человек пришлось шестнадцать бутылок шампанского, пять литровых сосудов с водкой, три емкости с коньяком, двадцать семь разнокалиберных флакончиков ликеров, упаковка баночного джин-тоника и два ящика темного крепкого пива «Портер». Из закуски на столе наличествовали лишь коробка конфет и кулек мандаринов.
      Ничем хорошим столь масштабная попойка закончиться не могла.
      Так оно и вышло. Нагрузившись до бровей всего за пару часов, блюстители законности начали выяснять друг у друга, кто из них круче и кто лучше расследует уголовные дела. Причем половые различия роли не играли. Нефедко со стыдом вспомнил, как он на пару с коллегой из области дубасил на лестнице начальницу отдела по надзору за следствием в органах МВД, а затем мощным пинком под жирный зад сбил с ног улепетывающую по коридору секретаршу прокурора города Биндюжко. Затем была массовая драка у проходной, в которой приняли участие и трезвые милиционеры из охраны здания, потом веселье выплеснулось на улицу.
      Именно там Моисей что-то не поделил с заместителем прокурора и не успел уклониться.
      Следователь замычал, перевернулся на бок и тупо уставился в темноту под диваном. Страшно хотелось пить, но Нефедко не мог найти в себе силы даже для того, чтобы встать на четвереньки и в таком положении добраться до кухни.
      Спустя пятнадцать минут, собрав волю в кулак и кряхтя при каждом движении, Моисей дополз до совмещенного санузла, свесился через край ванны, открыл кран и принялся жадно хлебать, не обращая внимания на то, что вода льется ему за ворот рубашки. Выдув литра два, Нефедко почувствовал себя немного лучше и даже захотел курить. Но, выбираясь из ванной, он не удержал равновесия, ноги разъехались на скользком кафеле, и обнаженный до пояса следователь приложился многострадальным затылком о трубу парового отопления, в последнюю секунду уцепившись за работающий кран и развернув его на себя. Удар о батарею отключил Моисея часа на полтора, пока он не пришел в себя оттого, что плавает в ледяной воде под яростную трель звонка и глухие удары во входную дверь.
      Явление одетого в одну мокрую рубашку и оттого напоминающего изрядно потасканную порнозвезду Нефедко на лестничной площадке вызвало фурор. За две минуты соседи высказали ему все, что думали, вызвали злого, неопохмелившегося домоуправа и заставили подписать акт осмотра нижней квартиры. Напоследок расчувствовавшийся работник коммунального хозяйства засветил следователю в глаз.
      Шатающийся от слабости Моисей вновь потерял сознание.

* * *

      – Смотреть опять нечего, – Ксения отложила телепрограмму и провела тонким изящным пальцем по ряду видеокассет на полке, – Что ты бы предпочел, комедию или боевик?
      – Пока не решил, – Денис обернулся на брякнувший телефон. – Ого, Ортопед проклюнулся! – на дисплее автоматического определителя номера мигали заветные цифры. – Слушаю!.. Здорово, Мишель!.. Да-да-да, и тебя тоже, и всех наших!.. С девятьсот сорок шестым годом от истинной даты рождения Христа!.. Как не уверен? Ну-у, брат, Носовского и Фоменко читать надо! Не прогадаешь… А остальные?.. Даже так?.. Аккуратнее надо. Спирт и портвейн – две вещи несовместные… Это не я сказал, а Пушкин. Как и о виагре… Знал, знал Санек об этих чудо-таблетках… Ну, вспомни, из «Онегина»: «Какое гнусное коварство – полуживого забавлять»… Почему сомневаешься? А ты книжицу-то открой… Не помню я страницу, не помню. Ладно, это лирика. Дело есть, насчет Глюка… А вот после праздников будет поздно. Надобно не откладывая… Хорошо, давай. Через сколько?.. Угу… Угу… Нет… Ладно, выйду…
      Рыбаков повесил трубку и потянулся.
      – Я через полчасика отлучусь.
      – Надолго?
      – Не-а, минут на двадцать…
      – А почему Миша к нам не поднимется?
      – Во-первых, он не один, а в составе коллектива. И, во-вторых, коллективу в тепле плохо. Перебрали, теперь пытаются продышаться свежим воздухом…
      – Разумно, – кивнула жена.
      – Они во дворик подъедут и бибикнут, – Денис встал из кресла. – А я пока им инструкции подготовлю. На слуховое восприятие надежды мало. Хотя, судя по голосу, Ортопед почти трезв…
      Резван Пифия поддел ломиком щеколду контейнера, навалился и выдрал металлическую полосу из креплений.
      – Готово.
      Изможденный встречей Нового года Гриша Старовойтов утвердительно рыгнул.
      – Давай помоги, – Пифия потянул дверцу на себя.
      Взорам юных подрывников-"демократов" открылся штабель белых пластиковых мешков. Старовойтов посветил лучом фонарика, пытаясь разобрать надписи на мешках, но не разобрал. Глазные нервы действовали вразнобой и передавали в мозг отрывочные мутные картинки.
      – А ты, это… уверен, чо это селитра? – выдавил из себя Альберт Песков.
      – Сто пудов! – утвердительно заявил Резван. – Я по ведомости смотрел… Ну, чо встали? Хватаем мешок и понесли…
      – Один? – переспросил Песков.
      – Один, Алик, один, – Пифия зло скривил рот. – Больше не надо.
      – Не, это точно селитра? – Старовойтов впервые за вечер смог произнести связное предложение.
      – Естественно! – Резван окончательно озверел. – Вон ГОСТ написан! И воняет, как положено!
      Григорий с Альбертом медленно вошли в контейнер, с трудом подняли мешок за углы и поволокли его к забору, останавливаясь каждые двадцать метров. Пифия закрыл железную дверь, просунул в оставшиеся от слетевшего замка пазы алюминиевую проволоку, скрутил в косичку и оглянулся на сподвижников, застрявших у дощатого ограждения.