Под его взглядом горечь на лице отражения стала явственней, и Тредэйн поспешил вернуть зеркальце хозяину. От цирюльника он направился в лавчонку, где торговали подержанной одеждой. Выбор оказался невелик.

По большей части лохмотья, грязные тряпки, оставшиеся от дешевой роскоши бедноты. Все либо велико, либо мало, воняет, заляпано вином и черт знает чем еще. Отрепья, блестящие фальшивыми золотыми кружевами. Протертое до дыр, пожелтевшее белье, халаты и ночные колпаки. Единственно пригодным нарядом оказался угольно-серый костюм с яркой вышивкой — эмблемой стрелианских врачей. Чистая крепкая одежда отличного качества, да и покрой подходит для любой фигуры. Тредэйн мимолетно удивился, как попала сюда эта одежда и какая судьба постигла ее прежнего владельца?

Он был не в настроении тратить целый день на поиски костюма. Наряд врача включал в себя шляпу с прямыми полями, пару коротких серых сапожек и сундучок с двумя десятками стеклянных пузырьков. Тредэйн купил все и добавил еще одно — пару очков с дымчатыми стеклами, достаточно темными, чтобы скрыть глаза, знакомые каждому, кто хоть раз в жизни видел Равнара ЛиМарчборга.

Зажав под мышкой узел с покупками, он добрался до общей бани, где соскреб с себя накопившуюся за годы заключения грязь. Облачившись в костюм стрелианского доктора, он напустил на себя дух ученой важности и в первый раз почувствовал, что может без стеснения показаться на улице. Тюремные лохмотья были выброшены на свалку, за исключением кошелька убитого стражника, который перекочевал в карман серого плаща.

Звон башенных часов, пробившись сквозь туман, провозгласил наступление вечера. Надо было успеть до темноты отыскать себе приют, и Тредэйн не собирался ночевать в трущобах. Свернув к востоку, он скоро добрался до чистых купеческих кварталов, где еще сохранившиеся у него сомнения в собственной внешности окончательно рассеялись. Попадавшиеся навстречу прохожие — судя по виду, почтенные трезвые люди — вежливо кланялись ему. Он вспомнил: стрелианские врачи считаются лучшими в мире. Во всех странах к ним обращались за помощью самые богатые и знатные граждане, и жильцы дома, который почтил своим присутствием доктор с дипломом Эшеллерийского университета, законно гордились таким соседством.

Тредэйн вышел на берег серебряной реки Фолез и пошел вдоль нее на север, к Висячему мосту, по которому перебрался в Восточный город, уютное место обитания врачей, юристов и богатых купцов.

Врачей? Прекрасно.

Он стоял на тихой красивой площади с зеленым газоном посередине и строем безупречно белых особнячков по краям. Несколько домов было помечено трезубцем Белого Трибунала. Прохожие здесь выглядели сытыми и чистыми, кареты и экипажи находились в отличном состоянии. Табличка гласила: «Солидная площадь» — очень подходящее название!

На южной стороне площади стоял почтенный особняк с покатой крышей, стенами белого камня, с узором из черных фарфоровых изразцов, с начищенными до блеска медными фонарями и скромной табличкой в окне: «Сдаются комнаты».

Цены, конечно, высоки до безобразия, но что с того? Деньги теперь для Тредэйна не проблема.

Он подошел к парадной двери, настроившись преодолевать враждебную подозрительность, но встретил самое что ни на есть чистосердечное радушие. Хозяин — румяный толстенький человечек, представившийся почтенным Айнцлауром, радостно приветствовал нового жильца, и Тредэйн снова поразился волшебной силе одежды стрелианского врача.

Айнцлаур показал ему свободные комнаты. Все они оказались просторными, чистыми, с отличной обстановкой и неимоверными ценами. На взгляд Тредэйна, настоящий дворец. Он, не торгуясь, сговорился об оплате и тут же вручил задаток, после чего в его кармане остался один-единственный ауслин.

Ну, это легко исправить. Довольный Айнцлаур, кланяясь, выскользнул из сверкающей полированным мрамором прихожей. Тред остался один и ощутил, как уходит тревога, оказывается, он настолько отвык от людского общества, что полное спокойствие доступно ему только в одиночестве.

Но пора было заняться неотложными делами. Он снял темные очки, извлек из кошелька последний серебряный ауслин и произнес фразу, вызывающую бесконечное копирование предмета: мелкое колдовство, почти не требующее расхода силы. Рассеяно забавляясь, он смотрел, как новые и новые монеты возникают на всех горизонтальных поверхностях, вырастая кучками на столе, каминной полке, на сиденьях кресел и скамеечке для ног. Когда серебро начало переливаться на пол, он остановил действие заклинания, потому что в комнате не нашлось бы места для хранения такой груды денег. И так уже монеты заполнят целиком объемистый сундук.

Сняв с полочки один из искусственных ауслинов, Тредэйн внимательно рассмотрел монетку. Острая щербинка на краю, вмятинка на щеке чеканного профиля дрефа — во всех отношениях точная копия первой монеты.

Сколько силы отняло это заклинание? Он извлек из кошелька песочные часы и смотрел, как пересыпаются и гаснут песчинки. Это зрелище было мучительным. Пробы ради Тредэйн перевернул колбу и увидел, как струйка светящегося песка невероятным образом устремляется вверх, переливаясь из светящейся половины в темную.

Зрелище не из приятных.

Тредэйн отставил часы в сторону. Колдовская сила покинула комнату, оставив его стоять среди россыпей серебра. Вот он и богат, однако едва ли счастлив. Деньги сами по себе ничего не значат. Серебро громко просило пустить его в дело.

Но Тредэйн устал до изнеможения. Кажется, колдовство всегда отнимает много сил. Дотащившись из гостиной в спальню, он ничком упал на шелковое покрывало кровати, и осколки замыслов и воспоминаний исчезли в водовороте сновидений.

Через несколько часов он проснулся в полной темноте и тишине. Глубокая ночь. Бредовые сны мгновенно испарились из памяти. Он не мог вспомнить ни единого отрывка. И все же за время сна все сомнения разрешились, мысли пришли в порядок, и Тредэйн точно знал, что будет делать дальше.

Сколько-то времени он пролежал неподвижно, упиваясь тишиной, глядя в темноту широко открытыми невидящими глазами. Наконец, медленно поднявшись, он на ощупь добрался от постели к двери в коридор и оттуда в гостиную, освещенную холодным светом часов, которые он оставил среди россыпей серебра.

Часы надо бы убрать с глаз, подумалось ему. Не годится оставлять на виду такую интересную с виду вещицу. Да и сам бы он предпочел на них не смотреть, хотя не мог отрицать полезности подарка Злотворного.

Тредэйн взял часы, при их голубом свете прошел через мраморную прихожую ко входной двери, ключ от которой вручил ему вечером хозяин, и вышел в слепой холодный мир ночного тумана. Ни шагов, ни голосов, ни стука колес. Казалось, Ли Фолез крепко спит под тяжелым покрывалом.

Покинув Солидную площадь, он через Висячий мост перешел на другой берег и прошел по нему до Бриллиантового моста, яркие фонари которого в густом тумане казались роем светлячков. От него подобно лучам расходились темные бульвары, освещенные только редкими фонарями у белых мраморных стен и колоннад. Даже при свете часов трудно было что-либо разглядеть, но Тредэйн не замедлил шага. Здесь он легко нашел бы дорогу даже в полной темноте.

Вскоре он оказался перед домом, который искал — перед домом, в котором прошло его детство, перед бывшим особняком благородного ландграфа ЛиМарчборга.

Он остановился, чувствуя, как отчаяние заливает его душу. В голове не было ни единой мысли, только боль и смятение, от которых замирало сердце. Прошло мгновение — и Тредэйн очнулся. Он пристально разглядывал особняк, напрягая глаза в темноте и тумане. Знака Белого Трибунала не видно, равно как и никаких признаков того, что дом конфискован. И при этом особняк явно пустует. Окна нижнего этажа забиты, на ступенях крыльца — мусор. Красивый, дорогой и удобно расположенный дом заброшен.

Вполне возможно, что собственность после казни супруга перешла к леди Эстине. Но тогда, значит, она не стала жить в доме и не продала его. Чем объяснить такое пренебрежение ценной собственностью? Совесть замучила? Какая-такая совесть?

Это он и собирался узнать. Если, конечно, Эстииа еще, жива.

В первый раз пришло в голову, что мачеха могла умереть, но Тредэйн решительно отогнал эту мысль. Если не считать непрекращающейся истерии, здоровье у нее было превосходное, и не так уж она и стара.

Наверняка жива.

Тред огляделся по сторонам. Никого. Он беззвучно скользнул в тень узкой аллеи, отделявшей отцовский дом от соседнего особняка. Проходя между двумя зданиями, он машинально постучал пальцами по выступу мраморной плиты, как тысячу раз делал в детстве.

Выбравшись на задний двор, Тредэйн поспешил прямиком к черному ходу и подергал засов. Заперто, как и следовало ожидать, но легчайшее движение колдовской силы разрешило это затруднение. Какое-то мрачное любопытство заставило его взглянуть на песочные часы и проследить падение единственной песчинки.

Он вошел и притворил за собой дверь. Здесь было еще холоднее, чем на улице. Глубоко вздохнув, Тредэйн прислушался — и не услышал ни звука. Даже часы не тикают. Их, должно быть, уже много лет никто не заводил.

Черный ход вел на кухню, и Тредэйн осмотрел ее при холодном свете часов. Раньше здесь кипела жизнь. Огонь, тепло, голоса… А теперь — ничего. Кухня умерла. Дом умер. Было что-то пугающее в зеве погасшего камина. Тредэйн дрожал от холода. Зря он сюда пришел, не надо было ему этого делать. Захотелось вернуться, но колдун отогнал назойливую мысль. В конце концов, у него было здесь одно дело.

Из кухни через мертвые, с детства запомнившиеся комнаты, устланные призрачно-белым покрывалом пыли, Тредэйн пробрался в переднюю, где блестевший некогда пол скрывался под слоем пылинок, а хрупкая изысканность хрустальных подсвечников — под полотняными чехлами. Здесь Тредэйн остановился, воспоминания захлестнули его. Топот сапог, властные незнакомые голоса, щелканье стальных челюстей наручников. Равнар ЛиМарчборг и его сыновья — в оковах. Недоумение, растерянность, страх.

Перед ним были ступени лестницы. Блестящая полировка потускнела. Пальцы Тредэйна потянулись к перилам, нашарили глубокие порезы с нижней стороны — память о его мальчишеских упражнениях с первым в жизни карманным ножом. Он припомнил, как вскружило ему голову обладание по-настоящему острым стальным лезвием. Маленький Тредэйн испытывал его без конца, и следы остались по всему дому. Следы преступления, казалось, остались незамеченными, и мальчишкой он полагал, что ему просто посчастливилось ускользнуть от справедливого возмездия. Странно, что ему только сейчас пришло в голову: слуги наверняка обнаружили ущерб и доложили отцу, но лорд Равнар предпочел замять дело.

Взгляд поднимался вверх по ступеням. Тредэйну отчетливо представилась хрупкая дрожащая фигурка, застывшая на площадке, вцепившись побелевшими руками в перила. Леди Эстина смотрит, как Солдаты Света уводят из дома мужа и пасынков. Она знает, что свидетельства против них лживы, она еще может отказаться от своих, показаний, еще может что-то сказать. Но предпочитает хранить губительное молчание.

Только бы она не умерла!

Тредэйн поспешил вверх по лестнице, и дрожащий призрак леди Эстины заколебался перед его мысленным взором и исчез. Шагая по коридору второго этажа, он не устоял перед искушением задержаться у двери в свою прежнюю спальню. Помедлив, толкнул дверь и заглянул внутрь.

В голубом сиянии песочных часов он рассмотрел кровать, шкафчик для одежды, умывальник, пару стульев… Все покрыто чехлами. Быть может, это та самая мебель, но под полотняными накидками он ничего не смог узнать. Его собственные вещи исчезли бесследно. Ни одежды, ни книг, ни игрушек. Ничего не осталось.

Он прошел мимо комнат Зендина и Рава к дверям отцовских покоев в конце коридора. Дверь была широко распахнута — немое оскорбление памяти Равнара ЛиМарчборга — отец никогда не оставлял дверь открытой. Случайность или мелкая, злобная месть Эстины?

Тредэйн вошел и невольно попытался отыскать взглядом осколки разбитой стеклянной этажерки. Разумеется все убрано. Как и в его собственной спальне, здесь не осталось никаких личных вещей.

Справа — многозначительно приоткрытая дверь в кабинет Равнара. Если и там пусто, значит, напрасно он предпринял это горькое паломничество. Сердце забилось чуть чаще, и Тредэйн вошел в кабинет отца.

Нет. Старый стол и кресло на месте, их очертания угадываются под чехлами. И по всем четырем стенам до потолка — полки с книгами. Иным томам попросту нет цены. Собрание Равнара ЛиМарчборга считалось одним из лучших во всей Верхней Геции. Эстина не посмела разорить библиотеку.

Он медленно прошелся взглядом по полкам. Сокровищница знаний, плоды мудрости бесчисленных ученых и мыслителей. Образование Тредэйна оборвалось в тринадцать лет, а теперь он намеревался явить себя миру человеком образованным. У него не было времени прочесть и усвоить сотни нужных книг, не было времени даже на десяток. К счастью, существовало иное средство.

Тредэйн застыл в нерешительности. Одно название бросилось ему в глаза: «Энциклопедия естественной и сверхъестественной истории Врокула». Неплохо для начала.

Он понимал, что придется потратить немалую долю своего колдовского могущества. Но нужда была велика, и дело того стоило. Прижав пальцы к кожаному корешку выбранного тома, Тредэйн глубоко вздохнул, расслабил мускулы и напряг волю, произнося слова, вызывающие сосредоточенность разума. Открылась знакомая тропа, и по ней пришла привычная, но все же чуждая сила. Он направил ее на «Энциклопедию», и содержание книги перешло в него.

Снова, как в первый раз, он почувствовал, что сознание расширяется, усваивая новые сведения, но это было много легче, чем впитывать в себя искусство колдовства.

Животные, растения, минералы… Звезды и облака, излучения и ауры, ветры и дожди, призраки и Явления, пустыни и океаны — один мысленный глоток — и все это в нем, до смерти, а может быть, и дальше.

Что еще? Взгляд бродил по полкам. Вот еще кое-что интересное. «Исследования Ледяного моря». Тред протянул руку. Мгновение — и северные страны — со всей их топографией, геологией, климатом, флорой и фауной, культурой, обычаями и легендами жителей — принадлежат ему.

История. География. Жизнеописания. Математика. Естественные науки. Физика и метафизика. Изящные искусства. Философские системы. Литература и языки. Логика и риторика. Все под рукой, и он жадно глотал книги, обращая особое внимание на языки, а также историю и обычаи Стреля. Он потерял счет новым приобретениям. Том за томом врывались в мозг благодетельными снарядами, пока он не ощутил, что голова раскалывается от напряжения. Тредэйн устало опустился в зачехленное кресло, уронил голову и опустил веки.

Жар в мозгу медленно отступал. Подняв голову, Тредэйн оглядел кабинет. Кажется, ничего здесь не изменилось, а он почти ожидал увидеть, как фолианты испускают собственное волшебное сияние. Взгляд прошелся по полкам. Сколько знакомых названий, сколько книг, содержание которых прочно улеглось в памяти. Тредэйн не считал их, но наверняка не одна сотня. За пару часов он приобрел всеобъемлющее образование.

Разумеется, не даром.

Он не собирался смотреть на часы, но глаза по собственной воле отыскали склянку. Вот они, перед ним, на столе, песчинки неудержимо струятся из верхней колбы. Сквозь тяжелую усталость шевельнулась тревога. Казалось, этот быстрый ручеек никогда не остановится. Может, в часах что-то испортилось? Не мог же он за пару часов истратить столько силы. Захотелось перевернуть часы, но Тредэйн не стал и пытаться. Он уже пробовал, и что толку? Кажется, поток песчинок редеет? Нет. Да!

Песчаный ручеек прервался, и Тредэйн перевел дыхание. Еще осталось, и немало. Хватит, чтобы исполнить задуманное. Он сомкнул пальцы вокруг верхней колбы, но сияние неудержимо пробивалось наружу.

Поднявшись, Тредэйн без сожаления покинул кабинет, спустился вниз, через кухню выбрался на задний двор и глубоко вдохнул холодный сырой воздух. До его нового жилища не одна миля, а тащиться в такую даль не хотелось. Но экипажа среди ночи не найти. Пришло в голову, то крошечная частица колдовской силы легко прогонит усталость. Совсем малая толика, это так просто… и представил себе вытекающие из колбы песчинки — и побрел, тяжело переставляя ноги. На ходу Тредэйн начал перебирать новоприобретенные сокровища и вскоре забыл обо всем, даже об усталости. Тредэйн почти не замечал, куда несут его ноги, но краем сознания, как видно, отмечал путь, потому что в конце концов оказался на уютной Солидной площади, где яркие фонари освещали порог его нового дома.

Поднимаясь по безукоризненно чистым мраморным ступеням, Тредэйн заметил лежащий на них сверток. Тонкая пачка грубой желтоватой бумаги… черные чернила… какой-то узор…

Нахмурившись, он поднял памфлеты, мгновенно заметив знакомую кайму из мушиных крылышек. Опять эти Мухи! Пока он бродил по городу — как ему представлялось — в полном одиночестве, кто-то еще не спал и не терял времени даром. Пожалуй, эти листки раскиданы по всему городу. Он наугад перелистнул пару страниц. На сей раз никаких картинок, только текст. Сочинение на тему Трибунала. Прочитает, когда будет время. Только не сегодняшней ночью.

Проходя через прихожую к себе в комнаты, Тредэйн не переставал задумчиво хмуриться. Эти Мухи не только дерзки, но изобретательны и настойчивы. Большой тираж и тайное распространение. Так можно завоевать весь город, и даже выбраться за его пределы. Возможно, стоит последовать их примеру. Да, так он и сделает. Уронив брошюру на стол, заваленный серебряными монетами, Тред еле дотащился до постели.

Два дня спустя в окне на фасаде особняка на Солидной появилось скромное, но разборчивое объявление:

ДОКТОР ФЛАМБЕСКА

ВРАЧ ИЗ СТРЕЛЯ

ВОССТАНАВЛИВАЕТ НАРУШЕНИЯ

ВНУТРЕННЕГО РАВНОВЕСИЯ

Солнце еще не успело прожечь дыру в утреннем тумане, когда появились первые пациенты.