Рука генерала невольно потянулась к шраму. Сколько крови было, ужас! Пришлось в больницу ехать, швы накладывать… Впрочем, бог с ней. Как говорится «De mortuis nil nisi bene» — «О мертвых или ничего, или хорошо».
      «Пожалуй, я поставлю ей такой же обелиск из серого гранита. Все-таки столько лет прожили вместе, — расчувствовавшись, решил Роман Анатольевич. — А что, неплохо смотрится…»
      Ни с того, ни с сего ему вспомнилась картинка, помещенная на сайте «страшна яместь. ру» девятилетним Вовой Мусиным. Генерал стоит над могильной плитой, прямо как сейчас, а в спину ему, вращаясь, летит томагавк.
      Красномырдина передернуло. Вот ведь придумал, гаденыш малолетний. Зарубить его летящим томагавком! Хорошо хоть, что он не верит во всю эту чушь о компьютерно-виртуальной магии.
      Генералу почудилось, что он слышит свистящий звук вращающегося в воздухе топорика.
      «Ерунда, — подумал Красномырдиков. — Томагавк летит бесшумно».
      Это была его последняя мысль.
      Несколько раз провернувшись вокруг своей оси, топор вонзился ему в спину между четвертым и пятым грудными позвонками, перерубая спинной мозг.
      Роман Анатольевич умер, так и не успев понять, что страшное пожелание девятилетнего Вовы Мусина исполнилось.
      Денис Зыков проспал почти до полудня, а проснувшись, понял, что принятое этой ночью решение раз и навсегда покончить с грязной журналистикой следует немедленно воплотить в жизнь. Это означало, что ему необходимо в срочном порядке найти новый источник постоянных доходов, то есть устроиться на работу.
      Легко сказать — устроиться на работу! Приличной и более или менее нормально оплачиваемой работы днем с огнем не сыщешь, а вкалывать по восемь часов в день в какой-нибудь шарашкиной конторе за вшивые тридцать-сорок долларов в месяц страшно не хотелось.
      Денис вздохнул, сполз с кровати и, шлепая босыми пятками по полу, направился на кухню.
      Холодильник порадовал его сиротливо лежащим на полке куриным яйцом, пустым пакетом из-под апельсинового сока и трупиком выпотрошенной ящерицы, расслабленно плавающим в пузатой бутылке китайской водки с загадочным названием «Во йао чжу у тхиень».
      Как объяснил Денису китаец Жу, подаривший ему водку в благодарность за опубликованную в «Мега-СПИД-Экспрессе» статью «Желтомордые хунвейбины наезжают на подмосковных тараканов», косвенно рекламирующую продаваемые китайцем товары, в переводе это название означало «Я буду жить пять дней».
      — Почему только пять? — озабоченно поинтересовался Денис.
      Китаец закатил глаза и многозначительно поднял вверх указательный палец.
      — Это ессь глюбокий сьмисель, — сообщил он. — Только сьтобы его поняти, надо выпити бутилка до дна.
      Водка была желтая, как моча, а чешуйчатая бледно-зеленая ящерица со вспоротым брюхом, а зависимости от настроения ассоциировалась у Зыкова то с заспиртованным инопланетянином, то с расчлененным мутантом из фильма «Вязкая бесконечность ужаса».
      Выпить водку Денис так и не решился, отчасти из-за плавающего в ней трупа, отчасти из-за названия, но расстаться со столь экзотическим подарком было жаль, и он на всякий случай держал бутылку в холодильнике, чтобы ящерица лучше сохранялась.
      Повторно обведя взглядом скудные съестные припасы и убедившись, что ни в морозилке, ни в отделении для овощей не завалялся кусочек сыра или колбасы, Зыков вздохнул. Выбор был невелик. На завтрак он мог съесть яйцо, ящерицу, или же яичницу с ящерицей. При мысли о яичнице его передернуло.
      Впрочем, оставался еще один вариант — сходить в магазин. Поспешно натянув джинсы и майку, Денис выбежал на улицу.
 
      — Ты хочешь, чтобы я трахалась с собакой? — прозрачные голубые глаза несовершеннолетней Сусанны Потебенько, не мигая, смотрели на Максима Лизоженова.
      На всякий случай сын советского поэта, словно бы невзначай, переместился в другой конец комнаты, подальше от темпераментной путаны.
      — Но ведь ты мечтала стать актрисой, — напомнил он.
      — Певицей, — поправила его Сусанна. — Я мечтала стать певицей. Как Наташа Королева.
      — Да-да, я знаю, — кивнул головой Лизоженов. — Но ведь ты можешь быть поющей актрисой. Поющая актриса — это нечто большее, чем просто певица.
 
       Дельфин русалку полюбил
       Какой-то странною любовью, —
      фальшивя, запела Потебенько. — Кстати, почему именно с собакой? Тебе не кажется, что с дельфином было бы романтичнее? Я могла бы надеть резиновый хвост. Ты не в курсе, у дельфина большой дырокол?
      — Что? — недоуменно встряхнулся Максим. — Дырокол? У дельфина? Какой еще дырокол?
      — Господи! — Сусанна вздохнула и с сожалением посмотрела на Лизоженова. — Ну, дырокол… Вафля, банан, болт, костыль, палка, пистон, аппарат, подсердечник, свайка, штуцер, щекотунчик, водопровод, мотороллер… Не въезжаешь, что ли?
      — Мотороллер? — поморщился Лизоженов. У него перед глазами все еще стояло искаженное безумием лицо Психоза, рассказывающего сказку о мальчике, разбавляющем кокаин сахарной пудрой, и он никак не мог сосредоточиться на разговоре. — Что ты несешь? Какой, к чертовой матери, мотороллер?
      — Ну, ты даешь! — возмутилась Потебенько. — Я имею в виду член. У дельфина большой член?
      — Понятия не имею! Ты спрашиваешь меня так, словно я только тем и занимаюсь, что трахаюсь с дельфинами. И вообще, причем тут дельфин?
      — С собаками оттягиваются все, кому не лень, — объяснила Сусанна. — Если ты решил снимать порнуху с животными, надо придумать что-либо пооригинальней. Секс с дельфином, например. До такого даже Голливуд пока не додумался. Ты только представь: мы могли бы надеть на рыбку парик а ля Николаев, а я бы под черноволосую русалку загримировалась. Лицо у меня круглое, подштукатурить как следует — от Королевой не отличишь. Да и пою я не хуже. А если у дельфина нет дырокола — тоже не страшно. Присобачим к нему черный силиконовый штуцер из секс-шопа, никто и не разберется.
      — То есть в принципе ты не возражаешь? — уточнил Лизоженов, решив на всякий случай не развивать тему дельфинов, русалок, штуцеров и дыроколов.
      — А с чего мне вдруг возражать, — пожала плечами девушка. — Как сказал кто-то из великих: «Чем больше я узнаю мужчин, тем больше люблю животных». От дельфина уж точно триппер не подцепишь. Сниматься я согласна, но только при условии, что по роли я буду петь. И вообще, это должно быть настоящее кино, а не халтура какая-нибудь. Ты обещал сделать меня звездой.
      — Вот и умница, — с облегчением вздохнул Максим. — Главное — звездной болезнью не заразись, русалка ты моя Запорожская.
 
      — Позолоти ручку, серебряный!
      Темные костлявые пальцы цепко схватили Дениса за локоть.
      Голова старой цыганки была повязана закрывающим лоб грязным цветастым платком, мочки темно-коричневых ушей оттягивали здоровенные позолоченные кольца. В глубокой паутине морщин прятались поблекшие и словно выцветшие глаза.
      — Простите, я не верю в гадание. — Зыков попытался высвободить руку, но цыганка держала его так крепко, словно вместо пальцев у нее были пассатижи.
      — Потому и не веришь, что не гадали тебе правильно, яхонтовый. Позолоти ручку — чистую правду тебе скажу. Я ведь не обманщица какая-нибудь, не думай. У меня и диплом есть магистра оккультных наук. Хочешь, покажу?
      Свободной рукой цыганка начала задирать вверх длинные и засаленные ситцевые юбки, надетые одна поверх другой.
      — Нет, спасибо, я вам верю, — поспешно ответил Денис, сделав еще одну безуспешную попытку высвободиться.
      — Ты не смотри, что вид у меня такой, — между тем продолжала старуха. — Смотреть надо не на вид, а на суть. Перед тобой потомственная колдунья, академик высшей алтарной магии, Реализованный Мастер и Прогрессор Космоэнергетики, имеющий непосредственный доступ к Всеобщему информационному полю через энергоинформационные каналы лемуро-атлантов.
      «Во дает, старая! — восхитился Денис. — Не иначе, как объявлений из „Мега-СПИД-Экспресс“ начиталась. Шпарит прямо как по писанному. За одно это червонца не жалко. Слова-то какие запомнила: „энергоинформационные каналы лемуро-атлантов“. А я-то думал, что цыганки неграмотные».
      — Ладно, — сдался Зыков, вытягивая из кармана смятую десятку. — Подключайтесь к Всеобщему энергоинформационному полю.
      Бумажка быстро исчезла в складках засаленного одеяния.
      — Ай, хорошая у тебя судьба, — довольно запричитала гадалка. — Есть у тебя заветное желание, и исполнится оно, скоро исполнится. А еще ты встретишь девушку-блондинку, красавицу, женишься на ней, детей нарожаешь, и будете вы жить долго и счастливо.
      Денис вздохнул. От реализованного Мастера и Прогрессора Космоэнергетики он ожидал чего-либо более оригинального. Испокон веку цыганки предсказывают своим клиентам любовь красавиц и исполнение желаний.
      — И когда я встречу блондинку? — поинтересовался Зыков.
      — Сейчас, бриллиантовый, сейчас… — гадалка повернула его ладонь к свету, внимательно вглядываясь в нее. — Вот прямо сегодня и встретишь.
      — Прямо-таки сегодня? — не поверил журналист.
      — Говорю, сегодня — значит сегодня. Зарина никогда не ошибается.
      — А как насчет исполнения заветного желания? Когда оно сбудется?
      Цыганка провела грязным сломанным ногтем по его ладони.
      — Сначала будет смерть. Я вижу красную смерть. Через эту смерть все и начнется.
      — Что начнется?
      — Слава, — хихикнула старуха. — Богатство, счастье, любовь. Но сначала смерть. Красная смерть.
      — Какая еще смерть? Чья? Надеюсь, не моя?
      — Больше ничего не вижу. Глаза старые, больные. Позолоти ручку, может тогда и в глазах прояснится.
      — Я бы позолотил, да денег больше нет, — покачал головой Денис.
      — На нет и суда нет, — вздохнула гадалка, мигом теряя к Зыкову интерес.
      — Скажет тоже — красная смерть, — усмехнулся, глядя ей вслед, журналист.
 
      Лада Воронец провела по лицу розовым ватным шариком, смоченной маслом жожобы и, резким движением головы откинув назад длинные черные волосы, раздраженно поморщилась. Она не выносила мучительные утренне-дневные пробуждения с тяжестью в голове и отвратительным металлическим привкусом во рту. Сегодня, как назло, голова была особенно тяжелой, а металлический вкус во рту казался на удивление мерзким.
      Лада с ужасом подумала, что ей всего двадцать шесть лет. Если так будет продолжаться, во что она превратится годам к сорока?
      С улицы донеслись визгливые детские крики. Голая мексиканская собачка по кличке Алла Борисовна, которую два года назад подарил Ладе атташе посольства Нидерландов, навострила лысые грязновато-серые ушки и истерически залаяла. Тонкий пронзительный голос Аллы Борисовны терзал Воронец, как скрип железа по стеклу.
      Схватив с журнального столика сделанную из керамики и металла странного вида абстрактную скульптуру, Лада запустила ею в собачку. Юркая Алла Борисовна вовремя отскочила в сторону, и скульптура ударилась о стену. По комнате веером разлетелись осколки.
      Алла Борисовна возмущенно фыркнула и, демонстративно удалившись в соседнюю комнату, спряталась там под тахту.
      — Проклятье! — выругалась Воронец. — Черт бы побрал эту мерзкую лысую сучку.
      Невинно пострадавшая скульптура с малоаппетитным названием «Нейтрализатор выхлопных газов» была премией Лады за победу в конкурсе «Платиновая калоша». Несмотря на то что призы этого конкурса давались за самые сомнительные достижения в отечественном шоу-бизнесе, конкурс производился с необычайным размахом. На церемонию награждения, проходившую в Сочи, в гостинице «Рэдисон-Славянская», валом валили знаменитости и иностранные гости.
      Дизайн сцены составляли два огромных сверкающих унитаза. Из одного из них появился одетый в дырявые розовые кальсоны и черный смокинг ведущий, а другой использовался в качестве трибуны, с которой удостоенные награды номинанты произносили свою благодарственную речь.
      Конкурс проводился в номинациях «Куй года» — для быстро раскрученных исполнителей, «Они едят наше сало» — для исполнителей из бывших советских республик, «Без Баха в голове» — за плагиат года, «Оральная певица года» — для наиболее скандальных исполнителей и «Звезда без мандата» — для деятелей культуры, которые хотели стать публичными политиками, но так и остались просто публичными.
      Лада Воронец победила в номинации «Оральная певица года», обойдя хриплоголосую Машу Распутину и одетого в женское платье Шуру, за что и получила на трибуне-унитазе свой приз «Нейтрализатор выхлопных газов».
      После того как Лада стала лауреатом «Платиновой калоши», обойденные фортуной завистники пустили про нее полную яда «утку»: «Лада Воронец собирается дать бесплатный концерт для голодающих детей Африки. Правильно! Пусть дети Африки узнают, что есть вещи, пострашнее голода!»
      Певице было глубоко плевать на происки завистников и недоброжелателей. Она была великой и скандальной Ладой Воронец. Этим было сказано все.
 
      Лада задумчиво посмотрела на осколки «Нейтрализатора», прикидывая, стоит ли их убирать. Подметать ей было лень, пылесосить — тем более.
      «Домработница придет — уберет», — решила Воронец.
      Больше всего на свете ей сейчас хотелось нюхнуть кокаина.
      «Я не наркоманка, — сказала себе Лада. — Я прекрасно могу обойтись без наркотиков. У меня железная воля. Если я только захочу…»
      Порывшись в стопочке дисков, она выбрала «Dismember» и включила музыкальный центр. Первая песня называлась «Отвратительное ремесло». Подпевая, она автоматически переводила про себя английский текст на русский язык.
 
       Изломанные мысли в предсмертном состоянии.
       Кровь окрашивает мои руки.
       Беспорядочные мысли, гниющая душа.
       Убийственная преданность ведет меня за собой.
       Извращенные наслаждения, одержимость
       Подвели тебя к концу.
       Кровь струится из ран.
       Я кромсаю твой череп.
       Хрустящие под ногами кости, крики боли,
       Насильственная смерть после часов мучений,
       Окровавленный труп…
       Парк завален гниющими человеческими останками.
       Гниющие члены в холодильнике.
       Жестокое расчленение.
       Ненормальный экстаз.
       Бешеное расчленение.
       Конец твоим страданиям.
       Горы мяса…
       Быть казненным — нелепая смерть…
      В голове прояснилось. Нервная система автоматически откликнулась на завораживающе-ритмичную, бьющую по ушам музыку эмоциональным всплеском. Жар, зарождающийся в груди и животе, растекался по телу, наполняя его возбуждающей агрессивной силой. Ощущение силы и всемогущества. До чего же оно прекрасно!
      Певице казалось, что это она чувствует на своих руках горячую сладковатую кровь расчленяемого человеческого тела, что это она обладает божественной властью над жизнью и смертью, над страданиями и блаженством.
      Подпевая все громче, накручивая себя все сильнее и сильнее, Воронец стремительно уносилась ввысь на крыльях экстатических ощущений. Именно так она любила чувствовать себя на сцене. Изливающиеся из нее в зал раскаленные докрасна эмоции заражали зрителей, заставляя их вслед за певицей взрываться изнутри, вибрируя и задыхаясь от неконтролируемых всплесков мучительной и сладостной сексуально-чувственной агрессии.
 
      Лада начинала с лирических любовных песен в стиле приторно-сладкого, как липкая сахарная вата, «Ласкового мая». Вовремя и удачно переспав с нужными людьми, она протолкнула на телевидение пару клипов. О ней заговорили. У нее появились фанаты, но фанатов было немного, да и средства массовой информации упоминали о ней далеко не так часто, как ей хотелось бы.
      Воронец поняла, что ей необходимо радикально сменить имидж, стать более яркой, скандальной и раскованной, настолько яркой, скандальной и раскованной, чтобы ее было просто невозможно не заметить. Менять имидж следовало не резко, а постепенно, иначе она рисковала оттолкнуть от себя поклонников застенчивой и романтичной рыжеволосой девочки, наивно-тоненьким голоском поющей о любви.
      Лада покрасила волосы в угольно-черный цвет, начала петь на октаву ниже, а в ее голосе появилась то вкрадчивая, то истеричная развратно-сексуальная хрипотца. Тексты песен тоже изменились. На место слащавой лирики пришли полные эмоционального накала песни о страсти, сексуальном томлении, мести, ненависти, агрессии и тоске. Искусно расширяя палитру эмоционального воздействия на зрителей, Воронец буквально завораживала подростков, не представляющих, что делать с напором бурлящих в крови гормонов, в какое русло направить кипучую энергию полового созревания. Сотрясаясь от перевозбуждения, крича, плача, размахивая руками, срывая с себя одежду, подростки спускали пар на ее концертах, как английские болельщики на стадионах.
      Карьера Лады набирала обороты стремительно, как «феррари» на гоночном треке. Она моталась по стране, иногда давая по два концерта в день. Казалось, ничто не может помешать ей стать звездой номер один российской эстрады. Сильная и здоровая, как молодая шпалоукладчица, Воронец вдохновенно работала на износ и даже не подозревала, что в природе существует такая малоприятная вещь, как эффект маятника. Не подозревала до тех пор, пока не столкнулась с ним лицом к лицу.
      Однажды, выбежав на сцену под восторженные вопли зрителей, и услышав звуки заводившей ее с полоборота музыки, певица вдруг с ужасом поняла, что не чувствует ничего, то есть совсем ничего.
      Эффект маятника заключался в том, что после предельного эмоционального возбуждения непременно наступает эмоциональный спад. Молодость и увлеченность работой в течение нескольких лет помогали Ладе быстро и без особых затруднений преодолевать эмоциональные спады. Искусственно накручивая себя на концертах до нужной кондиции, певица не догадывалась, что собственными руками подталкивает себя к грани, за которой начинается нервное истощение.
      Теряя контроль над собой, Воронец провоцировала скандалы уже не в рекламных целях, а потому, что была не в силах сдерживать себя. Сначала помогал алкоголь, но его эффекта хватало ненадолго, а утренние похмелья становились все более затяжными и мучительными. Состояние эмоционального спада плавно переросло в депрессию, выбраться из которой Ладе удавалось лишь с помощью кокаина и героина. Именно тогда она и познакомилась с Максином Лизоженовым.
 
      Певица подошла к музыкальному центру и нажала клавишу замены диска. Расчлененка ей надоела. Хотелось чего-либо покруче. Место «Dismember» занял «Dark Throne». Теперь из динамиков зазвучала песня «Восход солнца».
       Мрак и холод царят в стране отбросов.
       Серый прах смягчает мое бесконечное падение.
       Потоками своих слез я рисую треугольник:
       Этот секрет оставил пастырь людей.
       Моя пылающая кожа падает на песок.
       Появляются святые ангелы.
       Я ору: «Лучше тащите по грязи их, чем меня!!!»
       Мне не нравится такой способ смерти.
       Твои богоугодные старания причиняют мне больше зла.
       Я говорю что хочу,
       И мое сердце потакает мне в этом.
       Почернев, ты хрипишь: «Моя цель — черное!!!»
       И Дьявол кричит мне: «Только я буду Господином!!!»
       Ожидание начала темноты…
      Теперь ее начало тошнить. Только этого не хватало. Через два часа — репетиция, надо готовиться к записи нового альбома. Одна маленькая понюшка марафета — и все неприятности позади. Проблема состояла в том, что вчера она использовала последнюю дозу и сдуру не заказала новую порцию товара. Завязать, видите ли, решила. А как же репетиция? А альбом? Главное сейчас — выпустить новый альбом. Ни в коем случае нельзя сбавлять темп. На ее место рвутся сотни юных и голосистых провинциальных девочек, готовых лечь хоть под самого черта, лишь бы пробиться наверх. Стоит «выпасть из обоймы» хоть на месяц — и тебя забудут. Она не позволит забыть о себе. Уж лучше смерть. «Последний раз. Это будет последний раз», — подумала Лада, и, сняв телефонную трубку, набрала номер Максима Лизоженова.
      Выгрузив купленные продукты в холодильник, Денис поставил чайник на огонь, бросил в кастрюлю четыре кампомосовских сосиски и в предвкушении долгожданного завтрака, плавно переходящего в обед, блаженно вздохнул и сглотнул заполнившую рот слюну.
      Как всегда бывает в таких случаях, вода в кастрюле закипала на редкость медленно, словно издеваясь над изголодавшимся журналистом.
      В надежде ненадолго отвлечься от голодных спазмов в желудке, Зыков включил радио, настроенное на волну «Эха Москвы».
      — Сегодня ночью неподалеку от платформы Рузаевка был обнаружен труп члена Государственной Думы генерала Романа Анатольевича Красномырдикова, — донесся из динамиков голос диктора. — Генерал был убит ударом топора в верхнюю часть спины, перерубившим ему позвоночник. Убийство известного военного и политического деятеля поставило в тупик как милицию, так и сотрудников ФСБ. Официально никаких версий пока не выдвинуто. Стандартное предположение о заказном убийстве в данном случае вызывает обоснованные сомнения. До сих пор топоры не входили в арсенал профессиональных киллеров.
      Генерал был вооружен пистолетом Макарова, но не воспользовался им. По предварительным данным не было обнаружено никаких следов борьбы. Преступник просто ударил генерала топором. Сомнительно, чтобы Роман Красномырдиков подпустил к себе незнакомого человека, да еще спокойно повернулся к нему спиной.
      Изголодавшийся Денис слушал вполуха, ожидая, когда зазвучит музыка.
      Пятиминутный выпуск новостей закончился, и комнату заполнили бодрые звуки рок-н-ролла. Музыку кантри и рок-н-ролл Денис не переносил. Он поморщился и переключился на «Радио Ностальжи», транслирующее французский шансон.
      От дна кастрюли отлепились первые робкие пузырьки. Их становилось все больше. Сосиски закружились в бурлящей воде, как бревна разбитого на каменистом пороге плота.
      Поглощенный созерцанием предсмертного танца сосисок, голодный Денис не сразу врубился в только что услышанную новость.
      Генерала Красномырдикова убили! Вот это да!
      — Пять, четыре, три, два, один, — повел Зыков обратный отсчет.
      При слове «ноль» он выключил кастрюлю и, цепляя сосиски вилкой, переложил их на тарелку.
      Черный хлебушек, немного горчички, потеющий на срезах свежий хрустящий огурец, разрезанный вдоль и слегка присыпанный мелкой солью, зеленый лучок… Вот это называется блаженство!
      Сосущее чувство голода отступало, сменяясь ленивым расслабленным благодушием сытого и довольного жизнью человека. В состоянии сладостной послеобеденной прострации Денис любил представлять ожидающее его блестящее будущее. В такие моменты его мечты были окрашены в мягкие розовые тона. Однако сегодня думать о будущем Зыкову почему-то не хотелось. Его мыслительный процесс снова переключился на погибшего генерала.
      Значит, Красномырдикова убрали, как, впрочем, и многих других умников, пытавшихся урвать сладкий и денежный кусок российского политического пирога. Что там они говорили про топор? Кажется, генерал был вооружен, и тем не менее спокойно повернулся спиной к убийце. Темная история. Роман Анатольевич был не из тех, кто беззаботно подставляет спину вооруженному топором человеку. Или убийца прятал топор под пальто, как Раскольников? Сомнительно. Лето. Тридцатиградусная жара, лишь слегка спадающая к ночи. Нет, раскольниковский вариант отпадает. Любопытная история. Из этого дела мог бы получиться сенсационный материал, если, конечно, удастся отыскать убийцу.
      Зыков вздохнул, представив, как он, оставив в дураках милицию и ФСБ, в одиночку раскрывает преступление, докапываясь до ужасной правды. Его имя становится известным всей стране. Он дает интервью толстым глянцевым журналам и выступает по телевидению. Он держится скромно, но в то же время с достоинством знающего себе цену профессионала. Вживаясь в созданный воображением образ, журналист все больше вдохновлялся.
      Пересилив послеобеденную лень, Денис встал из-за стола, подошел к зеркалу и, слегка приподняв подбородок, придал своему лицу выражение загадочной мужественности. Этакий одинокий волк, неподкупный рыцарь пера, отказавшийся разменивать свой талант на тошнотворные заметки для «желтой прессы».
      «А я бы неплохо смотрелся на экране», — подумал Зыков.
      Высокий лоб, выразительные темно-карие глаза, правильные черты лица, коротко подстриженные блестящие черные волосы… Возможно, ему даже предложили бы стать ведущим своей собственной программы, посвященной глубокому и тонкому анализу российских криминальных структур.
      Зыкову показалось, что он чувствует на своем лице обжигающий свет софитов. «Три, два, один…» — считал оператор. Камера включена. Он в прямом эфире. Многомиллионная аудитория смотрит на него и с замиранием сердца ждет его слов…
      За стеной послышался грохот и звон разбитой посуды. Муж с женой, живущие в квартире слева, с завидной регулярностью радовали Зыкова бурными семейными разборками.
      — Молодость мою загубил, вошь ты небритая! — Голос соседки алмазным сверлом прорывался сквозь железобетон. — Всю душу вымотал, живоглот, буратина безглазая!
      Денис вздрогнул, возвращаясь к действительности, и с отвращением покосился на оклеенную старыми рыжеватыми обоями стену своей маленькой однокомнатной квартиры, за которой бушевал набирающий силу скандал.
      О чем он только думает? Какие софиты, какой прямой эфир! Такие мечты не может себе позволить никому не нужный и даже не имеющий постоянной работы выпускник факультета журналистики с жалкими двумя сотнями в кармане. Это были его последние деньги.
      Если он и впрямь больше не собирается писать статьи для «Мега-СПИД-Экспресса», надо срочно искать другую работу. Только где он ее найдет? А что, если он начнет продавать с рук газеты в переходе метро? В некотором роде это занятие косвенно связано с журналистикой, к тому же он будет сам себе хозяин. Свободный предприниматель. Полная независимость и самодостаточность. Гордый одинокий волк, не желающий заискивать перед тупыми обрюзгшими редакторами…
      «Если бы мне действительно удалось распутать дело о смерти Красномырдикова…» — с тоской подумал Зыков и вдруг замер, затаив дыхание.
      — Смерть Красномырдикова… — одними губами еле слышно произнес он. — Красная смерть… Смерть, которая принесет мне славу, богатство, удачу… Так вот что имела в виду цыганка!
      Денис ожил и взволнованным ураганом заметался по квартире. Хотя на публике он смеялся над наводнившими Россию наглыми и жуликоватыми астрологами, гадалками и ворожеями, и утверждал, что не верит в их дурацкие предсказания, в потаенном уголке души прогрессивного журналиста, как и у большинства людей, дремала атавистично-первобытная вера в существовании чего-то, превосходящего человеческое понимание. Странное совпадение предсказания цыганки со смертью генерала пробудило ее от спячки.
      «Это не может быть простым совпадением» — назойливо кричал в ухо Зыкову внутренний голос.
      «Ерунда, — презрительно возражал ему трезвый аналитик. — Этому есть простое и очевидное объяснение. Цыганка случайно услышала об убийстве генерала, по радио или в разговоре прохожих, ее подсознание зарегистрировало эту информацию и автоматически вплело в сделанное мне предсказание словосочетание „красная смерть“».
      Гадалки просто гонят пургу, несут все, что им взбредет в голову, лишь бы выманить деньги у клиента. Вот и про блондинку она мне нагадала. Прямо-таки сегодня я ее встречу, женюсь и заведу кучу детей. Цыганки всем мужикам обещают сексапильных блондинок, а женщинам — богатых красавцев-бизнесменов. Какой дурак станет платить им деньги за плохие предсказания?»
      Все, вроде бы, ясно, логично и объяснимо, но в то же время в самой этой ясности и логичности крылось что-то отвратительное.
      «Если бы Колумб действовал логично, он не открыл бы Америку», — подумал Денис.
      При чем тут Колумб, ему было не совсем понятно, но сама по себе мысль вдохновляла.
      — Поздно пить боржоми, когда печень растворилась! — снова донесся из-за стены отвратительно-визгливый, как бормашина дантиста, голос соседки.
      Нервно покосившись на стену, Зыков вздохнул и неожиданно понял, что он должен делать. Поспешно запихнув в сумку фотоаппарат, ручку и блокнот, журналист выбежал из квартиры и с шумом захлопнул за собой дверь.