Безумный магазинчик

 
      Где-то далеко, в нищей голодной Индии, над кишащими заразой и паразитами затхлыми заводями раскрывались под солнцем прекрасные бело-розовые цветы лотоса — символ чистоты, расцветающей в грязи. В России бурлили политические страсти, над океанами проносились торнадо и ураганы, мир содрогался от кризисов, войн и землетрясений; голод, малярия и СПИД косили черное население Африки; Папа Римский просил прощения за преступления, совершенные церковью; главари религиозных сект в преддверии конца света травили, резали и жгли своих последователей, а маленький Рузаевский магазинчик № 666, прилепившейся к несущейся в черной бесконечности Космоса песчинке под названием планета Земля, жил своей собственной, веселой и бесшабашной, неповторимой и прекрасной, бурной и непредсказуемой жизнью.
      До платформы Рузаевка Денис доехал на автобусе. Пройдя по подземному переходу на противоположную сторону железной дороги, он словно попал в другой мир: из пыли, асфальта и высотных домов большого города он перенесся в утопающий в зелени безмятежный и пасторальный дачный поселок.
      Среди черных и гнилых покосившихся заборов, как мухоморы в пожухлой осенней траве, то тут, то там гордо вздымались на максимально дозволенную нормами строительства высоту прячущиеся за кирпичными оградами шикарные особняки новых русских.
      Старая и согбенная, как баба-яга, старуха в черном платке, размахивая клюкой, кричала на крупного белого козла, пытающегося через щель в заборе прорваться на чужую территорию. Тощие козы — гарем рогатого бандита — энергично ощипывали траву вдоль дороги, косясь на бабку черными и круглыми бусинками глаз.
      Справа доносился многоголосый собачий лай. Там, за березовой аллеей, виднелась окруженная забором из проволочной сетки собачья площадка.
      Денис остановился и задумался, прикидывая, как действовать дальше. Он даже не знал, где именно произошло преступление. У генерала Красномырдикова в Рузаевке был особняк. Может быть, убийство произошло в самом особняке? Хотя вряд ли. В выпуске новостей об этом обязательно бы упомянули. Для начала надо расспросить обо всем какую-либо старушку из местных.
      Зыков задумчиво посмотрел на бабу-ягу с козлом. Слишком дряхлая. Из такой много не вытянешь. Идущие от электрички пешеходы скорее напоминали дачников или отдыхающих, отправляющихся на рузаевское озеро. От них тоже толка не будет.
      Денис знал, что сразу за поселком начиналась зона отдыха. Несколько лет назад он бывал в этих местах. Большое озеро, окруженное лесом, в котором росли грибы и земляника. Туристы валом валили на рузаевские пляжи. К сожалению, туристы в качестве источника информации не годились. Надо было отыскать кого-либо из местных.
      Лай собак на площадке становился все громче и истеричней. Доносились и людские голоса. Крики усиливались. На площадке явно что-то происходило.
      Заинтересованный Денис сошел с асфальтовой дорожки и по выщипанной козами траве направился к сетчатой ограде.
      Человек тридцать собаковладельцев бестолково метались по площадке, отчаянно дергая за поводки своих возбужденных питомцев. Доги, «кавказцы», ризены, боксеры, овчарки и черные терьеры рычали и лаяли, то норовя вцепиться друг в друга, то задирая морды к небу, словно изливая ему свое возмущение.
      Бегающие по площадке люди тоже смотрели наверх. Денис сообразил, что источником переполоха оказался человек с громадной восточно-европейской овчаркой, стоящий на верхней площадке высокой и крутой тренировочной лестницы. Сложившись пополам и боком привалившись к деревянному ограждению, мужчина одной рукой держался за поясницу, а другой с трудом удерживал яростно лающего на толпу пса.

      — Тихо! — перекрыл всеобщий гвалт звучный женский голос.
      Над площадкой мгновенно воцарилась тишина. Молчали все — и люди и собаки.
      — Сидеть! — раздалась новая команда.
      Псы послушно опустили на землю пушистые разномастные задницы. Пожилая дама, по ошибке принявшая команду на свой счет, с готовностью уселась рядом со своим криволапым английским бульдогом. Теперь она не заслоняла от Зыкова женщину, которой с помощью двух четких коротких команд удалось навести порядок на площадке.
      Освещенная солнцем, под лестницей стояла молодая блондинка с нежной, как взбитые сливки, молочно-белой кожей. У девушки было сильное тело с развитой грудью и бедрами и крепкая широкая кость, придающая ей сходство с воспетыми в древне-германском и скандинавском эпосе белокурыми женщинами-воительницами.
      Как известно, каждый мужчина тащится от своего типа женщин. Одни западают на длинные жеребячьи ноги манекенщиц, другие сходят с ума от презрительного прищура черных миндалевидных глаз восточных красавиц, третьи теряют голову от аромата длинных, густых и жестких, как лошадиная грива, волос смуглых латиноамериканок.
      Денису никогда не нравились тонкие, как кобры, и длинные, как пожарные каланчи, манекенщицы, от которых еще несколько десятилетий назад нормальные здоровые мужчины шарахались бы, как от чумы. В университете сокурсницы Зыкова до хрипоты обсуждали преимущества разных диет и безжалостно морили себя голодом, вгоняя измученное молодое тело в непонятно каким идиотом придуманное прокрустово ложе 90-60-90. Впрочем, придумал это далеко не идиот.
      Искусно запущенная средствами массовой информации тенденция к повальному абсурдному похуданию приносила миллиарды долларов компаниям, выпускающим «чудодейственные» таблетки и препараты, гарантирующие быструю и эффективную потерю веса. Не меньшие прибыли получали производители тренажеров, пищевых добавок и диетпродуктов.
      Препараты и добавки худеть не помогали, а если и помогали, то вызывали вредные для здоровья побочные эффекты. Об этом газеты, купленные на корню мультинациональными компаниями, писали редко, и то лишь в тех случаях, когда не удавалось замять скандал, возникший вокруг очередного чудо-препарата.
      Будучи журналистом, Денис слишком хорошо знал, насколько легко управлять массовым сознанием, систематически и целенаправленно «промывая» людям мозги. Он и сам этим занимался. С помощью искусной пропаганды толпу можно было заставить худеть, толстеть, краситься в оранжевый или зеленый цвет, молиться или убивать, голосовать за того или иного политика, а то и страховаться от похищения инопланетянами.
      Специалист по мифотворчеству, он научился ценить в людях редко встречающуюся индивидуальность, способность противостоять навязываемым извне бессмысленным, нелепым или фальшивым ценностям и идеалам. Сам не понимая почему, Зыков был уверен, что блондинка на площадке была именно такой — сильной, умной и независимой личностью.
      Всего пару дней назад утверждавший в компании друзей, что любовь — это торжество воображения над интеллектом, Денис, так и не успев понять, что с ним происходит, пал жертвой въедливого и беспощадного, как голодный хорек, вируса любви с первого взгляда. Цыганка оказалась права. Зыков встретил свою блондинку и по уши влюбился в нее.
      — Я вас предупреждала, — сказала Катя. — Не стоило вам лезть на вышку.
      Василий Федорович попробовал распрямить скрученную ревматизмом поясницу и болезненно застонал. Его мощный овчар по кличке Феликс, решив, что хозяина незаслуженно обижают, яростно залаял на Катю.
      Семидесятилетний пенсионер, в прошлом полковник КГБ, назвал свою собаку в честь «железного наркома» — Феликса Эдмундовича Дзержинского. Воспитать пса полковник решил так, чтобы верному соратнику Ленина не было стыдно за своего мохнатого тезку.
      Бодрый подтянутый пенсионер и его овчарка выполняли все задания Кати на «отлично», с радостным азартом юных пионеров. Несмотря на предостережения Серовой, страдающий приступами радикулита Василий Федорович решил непременно взобраться наверх по крутой узкой лестнице вместе со своим питомцем.
      По закону подлости радикулит скрутил отставного полковника именно на верхней площадке, а возбудившийся от болезненных стонов хозяина Феликс рвался на поводке, истерически лаял и кусал всех, кто пытался взобраться наверх и помочь Василию Федоровичу.
      — Сейчас Боря наденет защитный костюм, заберется на лестницу и отвлечет вашу собаку, — сказала Катя. — Пока Феликс будет выяснять отношения с Борей, я поднимусь с другой стороны и помогу вам спуститься.
      Хозяева собак с любопытством наблюдали, как Боря Фридман надевает поверх телогрейки и штанов защитные щитки. Вооружившись куском вареной колбасы на случай, если Феликс предпочтет пойти на мировую, дразнила полез на вышку.
      Операция спасения началась.
 
      Дождавшись конца занятий, Денис подошел к калитке. Пропустив вперед двух игриво покусывающих друг друга ризеншнауцеров, он опасливо обошел стороной напоминающего огромный мрачный валенок коммодора и направился к Кате.
      — Здравствуйте.
      Девушка с вежливым интересом посмотрела на Зыкова.
      — Меня зовут Денис, — краснея, представился он.
      — Какая порода? — равнодушно поинтересовалась блондинка.
      — Порода? — растерялся Зыков. — Э-ээ… журналист.
      — Журналист? — вскинула брови девушка. — Теперь это порода?
      — Скорее, профессия, — уточнил Денис.
      Со свойственным влюбленным максимализмом он готов был убить себя за глупость.
      Серова вздохнула.
      — Я спрашиваю, какой породы ваша собака.
      Денис тупо посмотрел на нее.
      — У вас есть собака? — Катя начинала терять терпение.
      Собаки у Дениса не было. Он лихорадочно соображал, где бы ее позаимствовать. Разве что одолжить у мамы карликового пинчера Сухарика? Маленькое дрожащее существо, без труда умещающееся в обувную коробку. Будет выглядеть немного неуместно на площадке для служебных собак, но ничего более путного в голову, как назло, не приходило.
      Серые глаза девушки с легким раздражением смотрели на Зыкова. Еще немного, и она решит, что он «тормоз».
      — Собака у вас есть? — повторила вопрос Катя.
      — Есть, — ответил Денис. — Сухарик.
      — Сухарик?
      — Карликовый пинчер, — торопливо пояснил Зыков. — Он такой легенький и сухощавый, что его назвали Сухариком.
      — Вы хотите тренировать у нас на площадке карликового пинчера? — на всякий случай уточнила Серова.
      Денис нервно сглотнул и кивнул головой.
      — Какой именно курс вас интересует? Общий курс дрессировки, защитно-караульная служба, задержание преступников, следовая работа, поиск наркотиков или взрывчатых веществ?
      — Не издевайтесь, — попросил Зыков. — Вообще-то у меня нет собаки. Но я завтра же ее заведу, если у меня не окажется другой возможности познакомиться с вами. Какую породу вы предпочитаете?
      — Вы действительно журналист?
      Денис кивнул.
      — И каким ветром вас занесло в Рузаевку? Интересуетесь убийством генерала Красномырдикова?
      — Это все цыганка, — объяснил Зыков.
      — Цыганка?
      — Вы не поверите, но сегодня утром цыганка нагадала мне, что я найду убийцу генерала и стану знаменитым. И еще…
      — Что «еще»? — усмехнулась Катя.
      Денис вздохнул.
      — Еще я встречу красавицу блондинку, которая станет моей женой, — краснея, выпалил он. — Причем встречу сегодня. Вот я и встретил вас.
      — Вы что, делаете мне предложение? Я правильно поняла?
      — Ну-у… в общем-то да.
      — Что значит «в общем-то»?
      Разговор становился все более абсурдным, но отступать было некуда.
      — Я прошу вас стать моей женой, — ужасаясь самому себе, решительно произнес Зыков.
      — Я согласна, — спокойно сказала девушка и насмешливо посмотрела на испуганное лицо журналиста. — Но только при одном условии.
      — П-ри каком условии? — заикаясь, пробормотал Денис.
      — При условии, что вы раскроете убийство генерала и станете знаменитым. Кстати, меня зовут Катя. Рада познакомиться со своим будущим мужем.

* * *

      — Омоновец опоздал на службу, — сказал Колюня. — Начальство, естественно, психует. Он объясняется с шефом: «Готовлюсь к выходу строго по графику. Натянул камуфлягу „город“, налокотники, наколенники, прицепил к поясу резиновую дубинку-„демократизатор“, рацию в карман всунул, пистолет в кобуру, гранаты по „разгрузке“ распихал, нож в ножны. Надел каску-сферу, автомат на шею повесил, взглянул в зеркало… и от страха усрался».
      Майор Зюзин из ГИБДД хлопнул себя руками по бедрам и раскатисто захохотал.
      — На тебя, Колюня, и камуфлягу с гранатами цеплять не надо — и так любой усрется. Сам-то не боишься в зеркало смотреть?
      — Не, у меня желудок крепкий, — усмехнулся опер УВД Николай Чупрун. — Так что, поспособствуешь моему корешу с техосмотром?
      — Какие проблемы, — усмехнулся майор. — С тебя бутылка.
      — Договорились, — протянул ему руку Колюня. — Ну, бывай.
      — Счастливо, — пожал ему руку Зюзин.
      — Пистолеты, финки на снег. Выходи по одному! — хриплым голосом Глеба Жеглова гаркнул Колюня и двинулся, «разгребая» по Страстному бульвару.
      Испуганные прохожие шарахнулись в сторону.
      — Бандит, бесовское отродье! — охнула сгорбленная бабка с авоськой и испуганно перекрестилась. — Куда только милиция смотрит!
      Колюня довольно хохотнул и прибавил шагу. У него было прекрасное настроение. Сегодня у него был выходной. Утренняя тренировка в спортзале, потом плановое посещение любовницы — культуристки плюс самбистки-тяжеловеса «в одном флаконе». Плотный обед и еще более плотный секс. Сто пять килограммов мускулистой и горячей девичьей плоти — это покруче, чем штангу потягать.
      В довершение всего — стопочка водки и четыре кружечки пивка в компании дружка-«гиббона», то есть ГИБДДиста Паши Зюзина, законченного алкаша, но своего в доску парня, работающего в отделе «на правах», и прославившегося тем, что однажды он чуть не протаранил машину самого Ельцина.
      Эта история сделала Пашу знаменитым. С тех пор коллеги по работе называли Зюзина не иначе, как Трезвым Террористом, или сокращенно ТТ.
      Наклюкавшийся в доску майор твердо решил пересечь на своем «вольво» перекрытый в связи с проездом президентского кортежа Ленинский проспект. Он же майор ГИБДД, мать вашу так, а не какой-нибудь «чайник», с бараньей обреченностью ожидающий разрешения на проезд!
      Нетвердой ногой Паша Зюзин врезал по газам, миновал череду застывших вдоль тротуара машин и на глазах изумленного патруля вылетел с улицы Миклухо-Маклая на перекресток как раз в тот момент, когда по нему уже двигался президентский кортеж.
      — Банзай! — заорал майор, вихрем проносясь в пяти сантиметрах от знаменитого Ельцинского бронированного ЗИМа с потайными люками, предназначенными для снятия десанта с крыши. Водитель ЗИМа ударил по тормозам, выворачивая руль в сторону.
      — Террорист! — взвыл начальник службы охраны президента.
      Истерически завывая сиренами, бронированные черные «мерседесы» охраны помчались вдогонку.
      Зюзин не стал убегать. Послушно затормозив у тротуара на улице Двадцати шести бакинских комиссаров, он высунул в окно голову и удостоверение майора милиции.
      — Ша, ребята! Я св-вой! — дружески улыбнулся Паша сотрудникам ФСБ и службы безопасности.
      — Ах ты… еж педрильный! — задохнулся от возмущения охранник. — Что ты мне ксиву свою в морду тычешь? Ты ж президента чуть не укокошил, террорист мудохнутый! Ты же пьян в зюзю!
      — Не в зюзю, а Зюзин, — поправил его майор. — З-зюзин я. З-зачем сгущать краски? Жив твой президент. Пусть дальше Россию гробит. Св-вой я, говорю, свой! Вникаете? Майор ГИБДД. Вы ж у своего права не отнимите?
      — Отнимем. Еще как отнимем, — ласково пообещал сотрудник ФСБ. — А удостоверением своим можешь подтереться. Нам ГИБДД по фигу. Мы из другого ведомства.
      Сотрудник ФСБ ошибался. Права у майора Зюзина остались, так же как и его обязанности.
      Получив заключение экспертизы о проверке майора на алкоголь, фээсбэшник недоуменно потряс головой, а потом, наклонившись к Паше, нюхнул забористого запаха перегара и брезгливо поморщился. После этого он снова посмотрел на листок, где черным по белому было написано, что содержание алкоголя в крови майора ГИБДД П.Н. Зюзина не превышает допустимой нормы.
      — Как это не превышает? — сдавленным голосом поинтересовался фээсбэшник. — От него же несет за версту! Сделайте повторный анализ!
      Паша вздохнул и незаметно сунул лаборантке Леночке еще одну пятидесятидолларовую купюру.
      — Содержание алкоголя в крови не превышает допустимой нормы, — зверея, прочитал сотрудник ФСБ новое заключение. — Как это, мать вашу, не превышает? Да от него же разит!
      Леночка подмигнула майору и с явным удовольствием посмотрела на «чекиста». Фээсбэшников она не любила.
      — Раз анализ подтверждает, что майор Зюзин трезв, это значит, что он трезв, — отчеканила лаборантка. — Не знаю, как делают экспертизу у вас в ФСБ, а у нас он трезвый, хоть сто экспертиз проведите.
      Фээсбэшник сдался, хотя и накатал рапорт в соответствующие инстанции. В ответ пришла бумага из центрального управления ГИБДД, в котором майор Зюзин характеризовался как ценный кадр и офицер безупречной репутации. В результате майора временно перевели на патрульную машину и за ним закрепилось прозвище ТТ — Трезвый Террорист.
      Итак, расставшийся с майором Зюзиным Колюня разгребал по Страстному бульвару в направлении Петровки. Термином «разгребать» или «раздвигать» обозначалась весьма специфическая походка, напоминающая нечто среднее между движениями раскованных американских негров-рэпперов и конькобежцев на длинную дистанцию.
      Синяевский опер в такт шагам ритмично разворачивал туловище то в одну, то в другую сторону, и широко, со вкусом размахивал локтями, словно разбрасывая в сторону всех и вся. Этой крутой походочкой Колюня показывал окружающим, что у него все о’кей, что он пребывает в кайфе и чувствует себя на вершине мира.
      В огромном, нависающем над штанами животе опера при каждом движении приятно побулькивало пиво. Маленькие прищуренные близко поставленные глазки помещались в аккурат между загорелой приплюснутой лысиной с торчащими над ушами последними островками жестких курчавых волос и причудливо змеящимся вниз многократно переломанным носом, под которым презрительно и угрожающе кривились узкие плотно сжатые губы.
      Заправленная в джинсы грязноватая, некогда белая маечка открывала густую поросль растительности на груди и массивных квадратных плечах.
      Даже пребывая в хорошем настроении, стадвадцатикилограммовый Колюня наводил на окружающих суеверный ужас, когда же он зверел и «съезжал с катушек», от него шарахался даже ОМОН.
      К родимому зданию Петровки, 38, Колюня шел просто так, от нечего делать. Раз все равно проходит мимо, отчего бы не узнать, как дела у ребят?
      Перед входом в здание УВД стоял крытый грузовичок ОМОНа. На грязном, запыленном крыле какой-то шутник, прямо по анекдоту, пальцем написал «цэ-менто-воз».
      Сами омоновцы в полном боевом прикиде — масках, камуфляге, бронежилетах, с автоматами готовились погрузиться в грузовик.
      — Колюня! — распахнув объятия, к Чупруну бросился полковник Обрыдлов, его непосредственный начальник. — Ты вовремя! Мы едем на задержание Пасюка. Давай с нами!
      — Пасюка? — ухмыльнулся опер. — Такого я не пропущу. У меня с этим гадом свои счеты.
 
      Богдан Пасюк по прозвищу Удмурт, основной торговец оружием синяевской группировки, грубо подмял под себя инспектора налоговой службы Агнессу Деникину, не подозревая о том, что к двери ее квартиры стягивается подразделение ОМОНа.
      Агнесса застонала и выгнулась дугой, почувствовав шеей жесткие очертания спрятанного под подушкой автоматического пистолета «Кедр». Это прикосновение возбуждало ее даже сильнее, чем пронзающая ее насквозь твердая, как оружейная сталь, плоть Богдана.
      Омоновцы переглядывались, прикидывая, кто первый ворвется внутрь.
      — Давай! — шепнул Колюне полковник Обрыдлов и протянул ему свой пистолет.
      Крепко обхватив ладонью рукоять оружия, опер жестом предложил омоновцам расступиться. Задумчиво почесав через маечку волосатую грудь, Чупрун с яростным фырканьем встряхнулся всем телом, как кикбоксер перед решающей схваткой, вызывая прилив внутренней агрессии.
      Глаза Колюни устрашающе выпучились, верхняя губа приподнялась, обнажив неровный звериный оскал желтоватых прокуренных зубов.
      Сто двадцать килограммов яростной Колюниной плоти врезались в обитую рыжим дерматином дверь налогового инспектора. Дверь жалобно хрустнула и сорвалась с петель. Ведомый скорее чутьем, чем рассудком, опер безошибочно завернул в спальню и, сильно оттолкнувшись ногами от порога, как прыгун в длину, потной торпедой пролетел разделяющее дверь и кровать расстояние и всей своей тушей плюхнулся на не успевшего понять, что происходит, бандита.
      Вдавленная вглубь дорогого ортопедического матраса, Агнесса Деникина тихо вякнула, с ужасом почувствовав, как под двумя центнерами живого веса прогнулись и хрустнули ребра, безжалостно выдавливая из легких резервные запасы воздуха. Агнесса хотела крикнуть или прошептать хоть слово, умоляя освободить ее, но не смогла издать не звука.
      Рука распластанного на налоговом инспекторе Удмурта скользнула под подушку. Перехватив кисть Богдана, Витя злобно подпрыгнул на нем, и, следуя примеру неукротимого Майкла Тайсона, тяпнул Пасюка зубами за ухо.
      Ворвавшийся в спальню вслед за бравым опером ОМОН бодро защелкнул наручники на запястьях Богдана. Витя с сожалением выпустил из зубов недоеденное бандитское ухо, и, вытащив из-под подушки «Кедр», сполз с Удмурта.
      Пара дюжих ребят в камуфляге и защитных шлемах рывком поставила Пасюка на ноги, и красная как рак полумертвая Агнесса со свистом и хрипом втянула воздух в спрессованные легкие.
      Полковник Обрыдлов одобрительно хмыкнул, с интересом изучая ядреные формы Деникиной.
      — Налоговый инспектор и два мужчины сверху. Кажется, в групповухе такая позиция называется «гамбургер», — задумчиво заметил он.
 
      — Ты шутишь, — сказал Сергей Ясин.
      — Я не шучу, — возразил Максим Лизоженов.
      — На наркотики подсел? — осторожно поинтересовался бизнесмен.
      — Придумаешь тоже — наркотики! Я торгую, а не употребляю, — обиделся сын советского поэта.
      — Решил разыграть меня, да?
      — Какие, к черту, розыгрыши! — разозлился Максим. — От этого зависит моя жизнь.
      — Твоя жизнь зависит от того, сумеет ли Адам фон Штрассен оттрахать перед камерой Ладу Воронец?
      Лизоженов болезненно поморщился.
      — Не трави душу.
      — Извини за нескромный вопрос. А что, если у Адама не встанет?
      — Не встанет? На Ладу Воронец — и не встанет?
      — Но ведь он все-таки пес, — заметил Сергей.
      — Да хоть кот. Главное, что Адам — мужик. На Ладу у всех встает. На съемках последнего клипа при виде Лады в нижнем белье у нас слон цирковой возбудился. Чуть всю съемочную площадку не разнес. К тому же Адам твой — крутой парень. Он же мастино неаполитано! Зверь, а не пес! Врожденные инстинкты защитника. Высочайший интеллект. Адаму даже обучение не требуется.
      — Ты что, рекламу читал? — мрачно поинтересовался Ясин.
      — Читал.
      — Послушай! — Сергей с надеждой взглянул на приятеля. — А может быть, я вместо Адама…
      — Что — ты? — не понял Лизоженов.
      — Ну… это… оттрахаю Ладу. У меня точно встанет. Гарантирую.
      — Только если ты загримируешься под аргентинского дога, — вздохнул Максим. — Я бы и сам мог Ладу трахнуть, да проблема в том, что Психозу вынь да положь эстрадно-постмодернистскую зооэротику.
      — Так это нужно Психозу? — удивленно вскинул брови бизнесмен. К синяевскому авторитету он относился с уважением. Психоз уже в течение пяти лет обеспечивал надежную крышу его фирме. — Он что, извращенцем заделался?
      — При чем тут извращения? Это бизнес, — объяснил Максим. — Психоз собирается толкать порнушку зарубежным лохам по Интернету, вот ему и потребовалось нечто оригинальное, чтобы товар был конкурентоспособным.
      — Да, Лада Воронец, совращающая Адама фон Штрассена — это действительно нечто оригинальное, — согласился Ясин. — Кстати, как Воронец отнеслась к этой затее? Говорят, в последнее время она переключилась на женщин, мотивируя это тем, что все современные мужики — козлы и педерасты.
      — Лада пока ничего не знает.
      — Не знает? И как, интересно, ты надеешься ее уговорить?
      — С Воронец я разберусь. Кроме того, фон Штрассен — не козел и не педераст. Это же крутой мужик. Зверь. Женщины таких любят.
      — Ты уверен?
      — Уверен, — подтвердил Максим. — Вообще-то кроме Лады, там будет еще одна певица, начинающая. Поет хреново, зато тело — полный улет. Натуральная блондинка, между прочим.
      — И все это счастье — Адаму?
      Лизоженов кивнул.
      — Сейчас я тебе кое-что покажу, — сказал Ясин. — Сделай вид, что нападаешь на меня, только бей не сильно, не увлекайся.
      — Это еще зачем? — удивился Максим.
      — Давай, начинай. Адам, Адам! — позвал бизнесмен.
      Дверь комнаты медленно приоткрылась, и в нее просунулась здоровенная складчатая морда со скорбными и выразительными темно-карими глазами.
      Опасливо косясь на фон Штрассена, Лизоженов размахнулся и несильно ударил приятеля по плечу. Пес повернул голову на бок. В скорбных глазах зажглась искорка неподдельного интереса.
      — Бей! Кричи, угрожай мне! — подбодрил товарища Сергей.
      Лизоженов, постепенно входя во вкус, принялся осыпать Ясина ударами и оскорблениями.
      — Спасите! Помогите! Убивают! — притворно корчился от боли бизнесмен. — Адам! Взять его! Взять! Фас!
      Мастино неаполитано неспешно пропихнул могучее мускулистое тело в дверной проем, сел на пол и, время от времени поворачивая голову из стороны в сторону, с ленивым любопытством наблюдал за ходом поединка.
      — Взять его! Взять! — надрывался Сергей.
      Фон Штрассен тряхнул щеками и шумно сглотнул слюну.
      — Все! Больше не могу! Устал! — задыхаясь, выпрямился Максим.
      Пес встал и, неторопливо приблизившись к Лизоженову, задумчиво понюхал его ботинок. Еще немного подумав, он задрал ему носом штанину и нежно лизнул в щиколотку, словно благодаря за доставленное удовольствие.
      — Что это с ним? — недоуменно спросил Максим. — Я боялся, что он меня загрызет. А как же врожденные инстинкты защитника?
      — Туфта. Рекламный трюк для таких идиотов, как я. Как подумаю, что это бродячее кладбище собачьего корма будет трахать Ладу Воронец и роскошную натуральную блондинку — прямо выть хочется. Разве это справедливо?
      — Жизнь вообще несправедливая штука, — сочувственно вздохнул Лизоженов.
 
      — Тело генерала обнаружили здесь, у памятника Зое с кислотой, — сказала Катя, указывая на скромный гранитный обелиск, стоящий на газоне перед небольшим одноэтажным магазином.
      — Памятник Зое с кислотой? — недоуменно повторил Денис, скользя взглядом по строчкам, высеченным на сером граните: «Жителям поселка Рузаевка, погибшим на фронте в годы Великой Отечественной войны».
      — Его все так называют, — пояснила Серова. — Зоя Козлодемьянская — это замдиректора магазина. Она коммунистка, а Регина, директор магазина — демократка. Они все время ругаются из-за политики. Однажды они в очередной раз поссорились, и Зоя сказала: «Сейчас я вылью серную кислоту на твой поганый язык».
      Кислота для автомобильных аккумуляторов стояла в туалете, так что Зоя побежала за ней, а Регина, спасая свою шкуру, выскочила из магазина. Козлодемьянская погналась за Региной. Зрелище было то еще, если учесть, что обе дамы весят далеко за центнер, а кричат так, что запросто заглушают пароходную сирену. Все покупатели и сотрудники магазина высыпали наружу, чтобы посмотреть.
      Магазинное начальство побегало вокруг памятника, а потом замдиректора споткнулась о плиту в его основании, упала и пролила кислоту. Видишь, здесь даже пятно осталось. С тех пор рузаевцы называют этот обелиск памятником Зое с кислотой.
      — Веселая у вас здесь жизнь, — заметил Денис. — И часто у вас случаются такие представления?
      — По несколько раз на дню, — пожала плечами Катя. — Замдиректора всегда гоняется за директором.
      — Странно это как-то, — удивился Зыков. — Почему же тогда директор ее не уволит?
      — Потому что Зоя обеспечивает ментовскую крышу. Вусмерть упаивает ментов в сауне. Ты не поверишь, но она запросто может перепить целый взвод омоновцев, не говоря уже о хиляках из ОБХСС. Она недавно одному обэхаэсэснику голову проломила, насилу спасли. Роковая женщина. И магазин роковой. Знаешь, какой у него номер? 666. Число Антихриста.
      — И ее не посадили? — удивился Денис.
      — Кого? Зою? Ты что! Такую не посадят. И вообще, она не нарочно. ОБХСС пришло делать контрольную закупку. Ну, как водится, напились все вдребадан — и дирекция, и продавцы, и обэхаэсэсники. Сначала в баре при магазине пили, а потом в подсобку перешли. Тут в Зое бес и взыграл. Она крикнула: «Держите бабочку» — и прыгнула на руки тому парню. Обэхаэсэсник высокий был и тощий, а Козлодемьянская как-никак центнер с гаком. Парень сдуру ее подхватил, да вместе с Зоей и рухнул. Ей ничего, она сверху была, а он о напольные весы голову раскроил. Череп треснул, швы пришлось накладывать, но ничего, обошлось, потом они с Зоей даже любовь крутили.
      — С ума сойти, — восхитился Денис. — А откуда ты все это знаешь?
      — У меня на площадке их продавец собаку тренировал. Сенбернара-эпилептика. Я потом ему частные уроки давала, а заодно и отоваривалась в магазинчике по блату. Он по совместительству бандит синяевской мафии.
      — Кто бандит? — опешил Денис. — Сенбернар-эпилептик?
      — Да нет. Бандит — продавец. А сенбернар так ничему и не научился. Он все время лежит, как тряпка, когда не ест, а потом у него начинается припадок, и он выскакивает в окно, высаживая оконную раму. Поэтому у Глеба на всякий случай всегда несколько запасных рам со стеклами припасено. Пес одну высадит, он другую вставит.
      — Глеб — это бандит-продавец? — на всякий случай уточнил Зыков.
      — Продавец, — кивнула Серова. — А пса-эпилептика зовут Маузер. Полный идиот, но Глеб его обожает. Говорит, что Маузер чем-то напоминает ему Психоза.
      — Ты имеешь в виду авторитета синяевской мафии?
      — А кого же еще? Магазин под Психозом торгует. Идеальная крыша. И менты, и бандиты.