Коля гордился тем, что его мама выступает по радио и ее имя знает весь город. То, что у него есть отец и мать, казалось ему таким же незыблемым, как дом, в котором он жил, как школа, в которой он учился, как улица, где был ему знаком каждый мальчишка. Будущая жизнь представлялась ему ясной. Он вырастет и станет киномехаником, а еще лучше - машинистом паровоза. Далеко-далеко уходят рельсы, а по ним мчится поезд! И на паровозе, рядом с папой, - он, Коля! Мелькают столбы, будки обходчиков, медленно кружатся вдалеке поля, белый дым из трубы хлопьями путается в кустах, растущих на склонах насыпи... А паровоз мчится и мчится, набирая скорость!..
      Да, еще недавно о Коле заботилась мать, она охраняла его от опасностей и горестей. Теперь же он был брошен в бушующий поток. Сумеет ли он из него выбраться?.. Люди оказывались совсем не такими, какими он себе их представлял, они менялись на глазах. Коля не любил дяди Никиту, но не знал, что он предатель. Он боялся фотографа с базарной площади, а старик оказался добрым и даже хотел его спасти. Миша пострадал от гитлеровцев, а эти двое сердитых стариков почему-то ему не доверяют.
      Задумавшись, Коля смотрел в маленькое оконце. Сквозь него виднелась низкая серая туча. Вот медленно прошел часовой. Теперь это уже не черные ботинки на толстой подошве, а яловые истрепанные сапоги.
      В углу прикорнула Мая. Она как будто спит. У нее серое, усталое лицо, косички растрепаны, и от этого вся ее фигурка выглядит какой-то беззащитной и жалкой.
      Рано утром полицай принес каждому по миске жидкого супа и по куску сырого хлеба. Этого было мало, но Коля все же поделился с Маей: девочка была очень слаба. И он не заметил, как после этого потеплели глаза обоих стариков, они стали менее настороженными и более разговорчивыми...
      Прошло уже несколько часов, с тех пор как увели Михаила. Коля начал беспокоиться. Эти старики могут скрипеть сколько им угодно. Им просто везде мерещатся шпионы.
      Мая проснулась и стала заплетать свои косички. У нее были тонкие руки, и вся она казалась высохшей, удивительно хрупкой.
      - Мая, а ты пионерка? - вдруг спросил Коля.
      Старики в углу усмехнулись. Мая удивленно взглянула на него.
      - Конечно, пионерка! Я даже председателем отряда была. Осенью мне в комсомол вступать надо, - сказала она.
      - Вы бы потише говорили, - произнес рябой, - а то полицай услышит. Он вам покажет комсомол!..
      - Не услышит, - ответил Коля, - а услышит, что ему с нас взять?
      - Найдет чего! - буркнул рябой и умолк.
      Он подсел к окошку и стал осторожно поглядывать в узкий проулок, вдоль которого тянулась серая каменная стена. Потом он поманил к себе рыжебородого. Они примостились на нарах по обе стороны окошка и стали о чем-то тихо переговариваться. Когда окошко заслоняли яловые сапоги, старики отодвигались от него подальше, когда яловые сапоги удалялись, они вновь придвигались поближе.
      - Как по-твоему, что с нами будет? - спросил Коля.
      Девочка наморщила лоб.
      - Не знаю. Меня, наверное, пошлют в Германию.
      - Вот хорошо, если бы меня послали в лагерь! - вздохнул Коля. - Я был бы вместе с папой...
      - Не пошлют, - с уверенностью сказала Мая, - ты же не пленный.
      - А куда ж они меня денут?
      - Подержат, подержат, а потом вернут к дяде.
      Коля вспыхнул:
      - А я от него все равно сбегу!..
      - Куда убежишь?
      - К Якушкину!.. А может, в Малиновку! - Он наклонился к ней и заговорщически прошептал: - Я такое слово знаю, меня сразу в партизаны возьмут.
      - Какое? - с интересом спросила Мая.
      - Такое! Сказать не могу! Тайна.
      Рябой дед вдруг спросил:
      - А кого ты в Малиновке знаешь?
      - Многих знаю! - задиристо ответил Коля.
      Опять эти деды лезут не в свое дело!
      - Кого, например? - настаивал рябой.
      - Ну, одну тетку, которая с краю живет.
      - А как ее зовут?..
      Коля подозрительно взглянул на рябого:
      - А вы почему меня, дедушка, спрашиваете?
      - Очень просто - я сам из Малиновки. У меня там все кумовья да свахи...
      - Ну, а Полозневу знаете? - осторожно спросил Коля; он и сам не был уверен в том, правильно ли запомнил это имя.
      Деды переглянулись. На их иссеченных морщинами лицах вдруг появилось какое-то новое выражение. Они смотрели на Колю с любопытством и в то же время с недоверием. "Кто же ты? - как бы говорили их взгляды. - Знаешь ли ты, о чем болтает твой язык?"
      - Слышал о такой, - сказал Степан Лукич. - Только она из деревни давно ушла...
      - Куда ушла? - встрепенулся Коля.
      - Вот еще! Скажи ему куда! - угрюмо проронил старик. - Ушла, и все. А ты кем ей приходишься?
      Коля промолчал.
      - Ну, а еще кого в деревне знаешь? - продолжал допрос рябой.
      - Никого больше не знаю, - огрызнулся Коля.
      Он повернулся к любопытным дедам спиной и стал говорить с Маей. Она уже заплела косы и молча сидела, устало привалившись к грязной стене.
      - На улице дождь, - мечтательно сказала она.
      - А я люблю, когда дождик, - ответил Коля. - После него грибы растут.
      Мая оживилась:
      - Люблю ходить по лесу! Идешь, а под ногами земляника! Много-много. Ты ее собираешь, а тебе кажется, что из-за куста сейчас медведь выйдет!.. Ты медведей боишься?
      - Чего их бояться, - усмехнулся Коля. - Я не то что медведей, я и волков не боюсь!.. Волку свистнешь, а он к тебе бежит, как собака...
      Рябой засмеялся мелким смехом:
      - А волка-то живого ты когда-нибудь видел?
      - Видел!
      - Какой он?
      - Большой и серый!
      - Сам ты серый! - ухмыльнулся дед. - У нас волки были рыжие. А последнего, если хочешь знать, убили в двадцать пятом году. Когда тебя еще на свете не было!
      Коля засопел, не найдя что ответить на такое унижение. Но Мая вступилась за него:
      - Вот уж и неправда, дедушка! И теперь у нас еще есть волки. И не рыжие, а серые. Одного из них я сама видела, мой брат с охоты привез.
      - А что, Тимоша, - вдруг сказал рыжий дед рябому, - я тоже знал одного такого охотника, который серого убил. Учитель был такой, Геннадий Андреевич! Не слышал? Ну, тот, у которого еще лодка была своя. Он к нам часто приезжал.
      Коля насторожился. К чему вдруг дед упомянул о Геннадии Андреевиче? Признаваться ли, что он его знает?!
      - Да, помню, - отозвался Тимофей, - хороший мужик. Где он сейчас?
      - Не знаю. Говорят, остался... А может быть, и ушел...
      Коле очень хотелось сказать, что он знает, где сейчас Геннадий Андреевич, и этим показать свою осведомленность. Но за последние дни он научился молчать.
      - Это в вашей школе Геннадий Андреевич учителем-то был? - вдруг обернулся к Коле рыжебородый дед. - Ну, чего молчишь? Говори!
      Старики внимательно уставились на него, и Коля понял: весь этот разговор они завели не случайно и чего-то от него ждут.
      - Ну, в нашей, - сказал он насупившись.
      - Значит, ты его в лицо опознать можешь?
      - Могу, - ответил он.
      Старики вновь о чем-то долго шептались, потом Степан Лукич, кряхтя, отполз в самый дальний угол нар и поманил ребят к себе.
      - Подьте сюда, - тихо приказал он.
      По выражению его лица, сразу как-то помолодевшего, Коля понял, что старики пришли к какому-то важному решению. Он кивнул Мае, и они подсели к деду поближе. А в это время Тимофей продолжал пристально смотреть в окошко.
      - Вы, ребята, на свободу хотите? - серьезно спросил Степан Лукич.
      - Конечно, хотим, - ответили Коля и Мая.
      - Придется, ребята, вам отсюда бежать, а то худо вам будет.
      - Как - бежать? - спросил Коля, удивленно смотря на этого чудаковатого деда.
      - Это можно. Если только не струсите!
      - Не струсим! - оскорбился Коля.
      Тимоша, не отводя глаз от окна, вдруг сделал резкое движение рукой:
      - Подойди-ка сюда. Сумеешь протиснуться в отверстие?
      Коля на коленях подполз к окошку и, привстав, примерился. Да, он свободно мог пролезть в него. А Мая тем более.
      - Ну, а ты, Мая, не боишься? - спросил девочку Степан Лукич.
      - Боюсь, но полезу, - вздохнула она.
      - Вот что, ребята, - прошептал Степан Лукич. - Через полчаса полицаям привезут обед. Они поднимутся на второй этаж, а на посту останется лишь один часовой... Я начну колотить в дверь, требовать начальника. И вот тут самое главное!.. Как только часовой с проулка кинется к нашей двери - а для этого ему надо спуститься в подвал, - Тимоша разобьет стекло в окошке, и тут вы сразу же вылезайте. Но только не бегите, иначе вас заметят. Идите спокойно. А как завернете за угол на улицу, бросайтесь в проходной двор.
      - Рядом с молочной! - сказал Коля.
      - Точно. Вижу, город знаешь... Ныряйте туда, а там уж ног не жалейте.
      Коля оживленно слушал, но вдруг его лицо помрачнело:
      - Потом-то куда идти?..
      - А что, у тебя никого нету? - спросил дед.
      Коля подумал.
      - Пойду к дяде Якушкину. Он спрячет.
      - А ты куда? - спросил Степан Лукич Маю.
      Девочка растерянно посмотрела на него:
      - Мне пойти, дедушка, некуда. У меня дома нету.
      - Где же твои родители?
      - Отца арестовали, - сказала Мая, - а мама потерялась. Мы ехали в Воронеж. На одной станции она выскочила из теплушки и побежала за водой, как раз в это время поезд и тронулся...
      - Как же ты оказалась в городе?
      - Наш поезд разбомбило. Все, кто остался жив, разбрелись, и я вернулась...
      - История! - проговорил Степан Лукич. - Действительно, куда же вам, ребята, деваться? Ну как, Тимоша, можно им довериться?
      - А что, если их поймают? - с сомнением сказал рябой.
      - Да, дело сложное, - тяжело вздохнул Степан Лукич. - Что ж, Тимофей, без риска тут не обойтись.
      - С умом надо делать, - отозвался тот, - без ума-то и ребят погубим, и себя, да еще и других впутаем...
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.