1

Генерал-майор Уэйл занимал должность командующего сухопутными частями для проведения особо опасных операций. В бесчисленных официальных документах он именовался сокращенно КСЧООО; немногие старые друзья называли его Малышом. В субботу предпасхальной недели 1941 года он был вызван в военное министерство на еженедельное заседание военного совета при генерал-инспекторе. Уэйл направлялся туда, томимый дурными предчувствиями. Он не был информирован полностью о недавних катастрофах на Ближнем Востоке, но знал, что дела там идут отвратительно. На прошлой неделе пал Бенгази. О том, где собирается оказать сопротивление отступающая армия, никто, по-видимому, не имел ни малейшего представления. В четверг предпасхальной недели противник атаковал открытый фланг австралийских частей в Греции. Где эти части займут оборону, также никто не знал. В вербное воскресенье подвергся бомбардировке Белград. Однако Малыша в то утро занимали совсем иные мысли. Стоявший на повестке дня военного совета вопрос, в связи с которым понадобилось присутствие Малыша, гласил: «Будущее частей специального назначения, дислоцирующихся в Великобритании».

Восседавшие за столом заседаний представляли собой плеяду военачальников, облеченных могущественными полномочиями, носителей важных титулов: генерал-адъютант, генерал-квартирмейстер, начальник управления личного состава, начальник управления снабжения.

То были не седоголовые тупые ветераны, хранители английских традиций, а поджарые, средних лет, поддерживающие себя в форме мужчины — люди, делающие карьеру. «Члены суда, собравшиеся для вынесения смертного приговора», — подумал Малыш, сердечно приветствуя их.

Председательствующий генерал-лейтенант попросил:

— Будьте добры, Малыш, напомните нам точный численный состав ваших частей на данный момент.

— Во-первых, сэр, у нас были алебардисты.

— Но только до прошлой недели.

— И оперативная группа Хука.

— Та-ак, группа Хука. В каком она состоянии согласно последним данным? — Он повернулся к сидевшему слева генерал-майору, окутанному клубами дыма из трубки.

— По-видимому, никто так и не придумал, как их использовать на Ближнем Востоке. Операция «Барсук» отменена, конечно?

— Конечно.

— Конечно.

— Конечно.

— Вряд ли это их вина, сэр, — продолжал Малыш. — Сначала они потеряли своего командира, затем лишились десантных кораблей. Помните, когда они прибыли в Суэц, канал был закрыт. Их разместили в палатках в зоне канала. А когда канал открыли, эти корабли понадобились для переброски австралийцев в Грецию. Потом их перевезли по железной дороге в Александрию.

— Да, Малыш, это нам известно. Конечно, они не виноваты. Я хочу лишь сказать, что они, по-видимому, не очень-то оправдывают свое назначение.

— По-моему, сэр, — сказал рыжий бригадир, мы скоро узнаем, что их просто расформировали и использовали для пополнения линейных частей.

— Вот именно. Так или иначе, но сейчас они находятся в составе сил на Ближнем Востоке. Меня интересует другое: какими сухопутными частями в метрополии вы командуете в настоящий момент?

— Э-э, сэр, как вам известно, вербовка добровольцев после отплытия оперативной группы Хука временно прекращена. В результате наши сухопутные части оказались без личного состава.

— Да, да.

Сидящие за столом, опустив глаза, машинально рисовали что-то на лежавших перед ними листках с повесткой дня.

— В данный момент, сэр, я располагаю одним офицером и двенадцатью рядовыми, четыре из которых обморожены и находятся в госпитале — вряд ли они останутся годными к службе в строю.

— Вот именно. Я просто хотел, чтобы вы подтвердили это.

В кафедральном соборе, купол которого был виден из окон военного министерства и значительно дальше, как на территории противника, так и в союзных странах, зажигали пасхальные огни. Здесь же все казалось Малышу холодным и мрачным. Палачи из управления министерства нацелились на свою жертву. Председатель управления личного состава нарисовал ряд маленьких лиц на своем экземпляре повестки дня.

— Откровенно говоря, сэр, мне кажется, управление личного состава так и не смогло уяснить полностью, какие задачи частей командос относятся к категории невыполнимых личным составом обычных линейных частей или морской пехоты. Управление неодобрительно относится к системе комплектования на принципе добровольности. Каждый военный должен быть готов выполнять любую поставленную перед ним задачу, как бы опасна она ни была.

— Совершенно верно.

— Штабные офицеры выносили свой приговор по очереди.

— Я только могу сказать, сэр, что система комплектования частей особого назначения ставит перед нашим управлением множество новых трудностей…

— По нашему мнению, сэр, командос либо станут corps d'elites[49] и в этом случае будут серьезно ослаблять другие рода войск, либо превратятся в своего рода иностранный легион, состоящий из подонков, и в этом случае мы вряд ли можем ожидать от них значительного вклада в военные усилия…

— Я не хочу сказать ничего плохого о ваших ребятах, Малыш. Они, несомненно, отличный сырой материал. Но, по-моему, вы должны согласиться, что этот эксперимент с ослаблением дисциплины в казармах совершенно не удался. Этот взрыв на Магге…

— Я полагаю… Если разрешите, я могу объяснить…

— Да, да, несомненно. Действительно, это не относится к существу вопроса. Извините, что мы затронули это.

— Если мы могли бы начать новый набор, я уверен, что отклик был бы…

— Именно против этого-то и возражает командование войск метрополии.

— Министерство информации… — начал Малыш нерешительно, совершенно отчаявшись. Руки, машинально чертившие что-то на листках с повесткой дня, замерли. На мгновение все затаили дыхание, затем резко выпустили клубы табачного дыма. — Министерство информации, — теперь уже вызывающе повторил Малыш, — проявило к нам большой интерес. Оно ждет только какой-нибудь успешной операции, чтобы разрешить прессе опубликовать все материалы о наших частях. Моральное состояние гражданских… — невнятно продолжал он. — Мнение американцев…

— Да, да, конечно, — сказал председатель. — Но это не касается нашего комитета.

В конце заседания был составлен проект памятной записки военного совета при генерал-инспекторе, в которой в отношении частей специального назначения рекомендовалось не предпринимать никаких мер.

Малыш возвратился к себе в управление. Во всем мире в это утро пели псалом «Ликуй, о господи». Но Малыш не слышал этого пения, и звуки псалма не находили никакого отклика в его пустом сердце. Он вызвал своих офицеров-операторов и офицера связи.

— Они жаждут нашей крови, — заявил он без лишних слов. Ему не надо было объяснять, кто занес над ними топор. Никому и в голову не пришло, что он мог иметь в виду немцев. — Только одно может спасти нас. Мы должны немедленно организовать какую-нибудь операцию и привлечь к ней внимание прессы. Что там у нас есть подходящее для довольно посредственного офицера и восьми солдат?

Операторы в штабе особо опасных операций были весьма плодовиты. В стальных сейфах в различной степени готовности и под различными кодовыми наименованиями у них лежали планы высадки на почти каждый заслуживающий внимания пункт бесконечной береговой полосы, занятой противником.

Наступила пауза.

— Как насчет «Пугача», сэр?

— «Пугач»? «Пугач»? Это один из ваших планов, не так ли, Чарлз?

— Этим планом никто особенно не заинтересовался. Но я всегда считал, что в нем кроются большие возможности.

— Напомните мне его.

План операции «Пугач» был наименее претенциозным по сравнению с планами всех других операций. Целью этой операции был крошечный необитаемый островок, расположенный недалеко от острова Джерси в проливе Ла-Манш. На необитаемом островке, как предполагалось, стоял заброшенный маяк. Рассматривая от безделья карту, кто-то из военных моряков высказал предположение: если допустить, что противнику взбрело в голову позабавиться радиопеленгованием, этот островок и эти развалины могли бы оказаться вероятным местом для радиопеленгатора. Чарлз напомнил Малышу об этих подробностях.

— Хорошо. Запускайте «Пугач». Йэн, вам придется заняться этим делом вплотную. Лучше всего немедленно свяжитесь с Мактейвишем. Вам придется отправиться вместе с ним.

— А где он? — спросил Йэн Килбэннок.

— Где-нибудь да должен быть. Кто-то должен знать. Пока вы и Чарлз будете разыскивать его, я постараюсь добыть подводную лодку.

Пока в христианском мире повсюду раздавался пасхальный колокольный звон, с бесформенного белого минарета, огороженного колючей проволокой, муэдзин призывал правоверных на молитву. На юге, на западе и на севере правоверные пали ниц, повернувшись лицом к Мекке. Лишь среди бесчисленных дюн Сиди-Бишра голос муэдзина остался неуслышанным.

Давно проснувшийся Гай поднялся с походной койки и крикнул, чтобы принесли воду для бритья. Он был дежурным офицером по бригаде. Время выполнения обязанностей у телефона на командном пункте близилось к концу. В течение ночи была одна воздушная тревога. Главный штаб в Каире молчал.

Бригада, по-прежнему именовавшаяся оперативной группой Хука, разместилась в нескольких бараках, стоявших в центре палаточного лагеря. Томми Блэкхаус, получивший временный чин полковника, был заместителем командира бригады. На третий день пребывания в Египте он возвратился из Каира с красными петлицами на воротнике и с кучей штабных офицеров, старшим среди которых был небольшого роста, лысый, моложавый человек в чине майора по фамилии Хаунд, назначенный начальником штаба бригады. Ни среди алебардистов, ни среди командос Гай не встречал никого, похожего на Хаунда. Равным образом и майор Хаунд никогда до этого не сталкивался с частями, подобными оперативной группе Хука.

Военную карьеру он избрал потому, что не был достаточно умен и ловок, чтобы устроиться на гражданской службе. В 1925 году в Сандхерсте[50] все считали, что британская армия никогда больше не будет вынуждена воевать в Европе. Молодой Хаунд проявил способности в административной области, а его неудачи в школе верховой езды компенсировались призами, которые он получал на всеармейский стрелковых состязаниях в Бислейе. Позднее, когда превратности войны привели оперативную группу Хука в Суэц без своего командира, майор Хаунд находился в составе резерва офицеров штабной службы в Каире. Отсюда его и назначили в оперативную группу Хука, где он не скрывал своего отвращения к отступлениям от армейских порядков, которые он встретил здесь. У них не было ни транспорта, ни поваров; среди них было слишком много офицеров и сержантов; они были одеты в самое разнообразное обмундирование и соблюдали многочисленные и противоречивые традиции различных полков; они носили необычное снаряжение и оружие: кинжалы, веревки с узлами и автоматы. Они могли бы показаться самыми распущенными, не будь среди них полусотни испанцев, сражавшихся за свободную Испанию, а позднее попавших сюда из Сирии и, непонятно почему, включенных в состав бригады. На фоне анархии, внесенной этими испанцами, все мелкие нарушения порядка стали незаметными. Из бараков, в которых разместились испанцы, лагерная военная полиция постоянно выгоняла женщин. Однажды утром за оградой лагеря полиция обнаружила слегка засыпанный песком труп египтянина с перерезанным горлом — это был шофер такси.

При отъезде из Каира майору сказали:

— Здесь не место разнузданным бандам, не признающим армейской дисциплины. Мы должны выбить дурь из этих типов, кто бы они ни были, сформировать из них нормальную пехотную бригаду.

Позднее поступило распоряжение: оперативную группу Хука расформировать, а личный состав ее использовать для пополнения других частей. Однако вслед за этим был получен приказ из Лондона: от выполнения предыдущего распоряжения воздержаться, так как вопрос о будущем всех частей специального назначения будет решаться на высшем уровне. Свое собственное мнение по этим вопросам майор Хаунд держал при себе. Официально эти вопросы перед ним, собственно, и не ставились. Он узнал о них в Каире из разговоров с закадычными приятелями во время своих частых поездок в Жокей-клуб и в отель «Шеперд». О состоянии дисциплины в лагере Хаунд упоминал в этих разговорах тоже только неофициально. Итак, оперативная группа Хука осталась в Сиди-Бишре, разлагаясь от безделья, катясь по наклонной плоскости от беспросветной скуки к дезорганизации, все больше и больше оправдывая подозрения главного штаба.

Гай по-прежнему был офицером разведки штаба. Подчиненное ему отделение разведки состояло из пяти очкастых солдат, признанных негодными к службе в частях командос и по этой причине изгнанных из строевых подразделений. По вопросам использования этих людей Гай с первых же дней вступил в жестокую личную войну с начальником штаба бригады. Позднее он ухитрился укрыть своих солдат от поползновений майора, передав их начальнику связи для прохождения специальной подготовки.

Завтрак — что-то вроде обжаренных в масле пирожков с начинкой из говяжьего мяса и песка и чая, отдававшего хлором, — ему доставили на стол в канцелярию. В восемь часов утра появились штабные писари, через четверть часа пришел старшина Людович, которого Айвору Клэру удалось перевести в штаб с повышением. Старшина осмотрел барак своими бесцветными глазами, заметил Гая, отдал ему честь жестом, напоминавшим скорее о ритуальных пассах в церкви, чем о военной выправке, и начал неторопливо перекладывать бумаги из одной корзинки в другую, не то что начальник штаба бригады, бодро вошедший в канцелярию в двадцать минут девятого.

— Привет, Краучбек, — энергично сказал майор Хаунд. — Из главного штаба ничего не было? Тогда мы можем считать последний приказ об отмене распоряжения остающимся в силе. Подразделения могут выходить за пределы лагеря. Как насчет вашего отделения? Чем вы собираетесь занять их сегодня? Я полагаю, они уже прошли курс специальной подготовки по связи?

— Они занимаются физической подготовкой под руководством сержанта Смайли.

— А потом?

— Строевая подготовка, — импровизируя на ходу, сердито ответил Гай, — под моим руководством.

— Отлично. Подтяните их.

В девять часов прибыл Томми.

— Опять неприятности с отрядом командос «Икс», — сказал майор Хаунд.

— Черт бы их побрал!

— Грейвс находится на пути к вам с докладом.

— Черт с ним! Гай, материалы перспективной аэрофотосъемки для операции «Барсук» еще у вас?

— Так точно, полковник.

— Отфутбольте их обратно в главный штаб. Теперь они не понадобятся.

— Вам нет необходимости быть в канцелярии, если сюда придет майор Грейвс, — сказал Гаю начальник штаба. — Лучше займитесь строевой подготовкой со своими людьми.

Гай отправился на поиски своего отделения. Заметив Гая, сержант Смайли поспешно поднял солдат на ноги. На песке остались дымиться шесть сигарет.

— Через четверть часа построиться у штаба бригады с винтовками и полной выкладкой, — приказал Гай.

В течение часа Гай муштровал солдат на мелком, как пудра, песке. Строевой плац окутался тучами пыли. Стоя под окном кабинета начальника штаба, широко разевая рот, Гай орал, как истый алебардист. В бараке майор Грейвс повествовал о несправедливости и невнимании к службе. Старшина Людович печатал на машинке свой дневник.

— …Нечетные номера первой шеренги берут левой рукой винтовки четных номеров второй шеренги за ствол, скрещивают их у дульного среза и разворачивают магазинными коробками наружу. Одновременно, действуя указательными и большими пальцами обеих рук, поднимают верхние антабки…

Гай запнулся, осознав очевидную несуразность сказанного в этих обстоятельствах.

— В данном случае, — продолжал он, подражая сержанту, муштровавшему его в прошлом, — поскольку нет второй шеренги, нет и четных номеров этой шеренги. Поэтому третий номер пусть считает себя в учебных целях четным…

Закончив объяснение, Гай подал команду:

— Отделение, составить винтовки в козлы! Отставить! Повторяю еще раз подробно. Нечетные номера первой шеренги — это вы, номер первый, — берут винтовки четных номеров второй шеренги — это вы, номер третий…

Из окна высунулась голова начальника штаба.

— Послушайте, Краучбек, не могли бы вы отвести своих людей немного подальше отсюда?

Гай повернулся на каблуке кругом и козырнул.

— Сэр!

Он снова повернулся кругом.

— Отделение, к Отходу! Кру-гом! Бегом марш! Стой! Кру-гом! Отставить! Кру-гом! Отставить! Кру-гом!

Теперь солдаты находились в пятидесяти ярдах от Гая, но он продолжал подавать им команды еще громче.

— Еще раз объясняю подробно. Нечетные номера первой шеренги берут винтовки четных номеров второй шеренги…

Сквозь запотевшие стекла очков солдаты заметили, что это представление разыгрывается не только ради их неудобства. Сержант Смайли своим зычным голосом начал повторять команды, отдаваемые Гаем.

Через полчаса Гай скомандовал: «Вольно». Томми Блэкхаус позвал его в канцелярию.

— Чрезвычайно впечатляюще, — заметил он. — Первый класс. Однако я должен попросить вас немедленно прекратить занятие. У меня есть поручение. Отправляйтесь в город, навестите Айвора и узнайте, когда он вернется.

Уже две недели Айвор Клэр не показывался на службе. Возглавляя команду, вооруженную деревянными колотушками для забивания колышков при установке палаток, выделенную для преследования арабов-мародеров, он споткнулся об оттяжку палатки и вывихнул ногу в колене. Остерегаясь забот медицинской службы сухопутных войск, Айвор устроился на лечение в частную больницу.

В автопарке Гай нашел грузовик, отправлявшийся за продовольствием. Дорога шла вдоль кромки воды. Ветер нес с берега тучи песка. На пляжах молодые гражданские парни, подставляя солнцу свои волосатые тела, гоняли мяч, громко и возбужденно крича. По дороге один за другим бесконечной лентой двигались армейские грузовики. То в одном, то в другом месте лента из грузовых машин прерывалась новенькими, наглухо закрытыми лимузинами, мчавшими дам с ярко-красными губами, наряженных в черный атлас.

— Высадите меня у «Сесила», — приказал Гай, ибо в Александрии у него кроме посещения Айвора были и другие дела. Он хотел отстоять пасхальную службу и предпочитал сделать это в городской церкви, а не в лагерной. Незаметно для себя в делах, имевших для него важное значение, он уже начал отделять себя от армии.

Церквей в Александрии, в этой древней колыбели теологических нелепостей, в настоящее время было довольно мало. Гай нашел одну из них на какой-то боковой улочке. Это было большое скромное здание, примыкавшее, по-видимому, к школе или госпиталю. Он вошел в царивший внутри непроницаемый мрак.

Упитанный малый в шортах и жилетке апатично подметал боковой придел. Гай подошел и обратился к нему по-французски. Тот, казалось, не слышал его. В темноте быстро, но плавно промелькнула бородатая фигура в рясе. Гай пошел за ней и напряженно спросил:

— Excusez-moi, mon pere. Y a-t-il un pretre qui parle anglais ou italien?[51]

— Francais[52], — ответил тот, не остановившись.

— Je veux me confesser, en francais si c'est necessaire. Mais je prefere beaucoup anglais ou italien, si c'est possible.[53]

— Anglais, — сказал спешивший священник. — Par-la.[54]

Он неожиданно свернул в ризницу, показав на ходу в сторону еще более темного придела. Из исповедальни торчала пара ног в гольфах цвета хаки и армейских ботинках. Гай опустился на колени и стал ждать. Он знал, что должен сказать священнику. Бормотание в тени, казалось, тянулось бесконечно долго. Наконец из исповедальни вышел молодой солдат. Гай занял его место. Бородатое лицо за решеткой было едва различимо, гортанный голос благословил его. Гай исповедался и умолк. Темная фигура за решеткой, казалось, стряхнула с плеч тривиальность только что сказанного Гаем.

— У вас есть четки? Произнесите молитву тридцать раз.

Священник отпустил ему грехи.

— Благодарю вас, отец, и молитесь обо мне.

Гай сделал движение, собираясь уходить, но священник задержал его:

— Вы находитесь здесь в отпуске?

— Нет, отец.

— Давно вы здесь?

— Несколько недель.

— Вы прибыли из пустыни?

— Нет, отец.

— Вы только что из Англии? Прибыли с новыми танками?

Гая внезапно охватили подозрения. Ведь он уже исповедался, и священник больше не связан тайной исповеди. Их по-прежнему разделяла решетка. Гай продолжал стоять на коленях, но обряд покаяния закончился, грехи были отпущены. Сейчас они были просто двумя людьми в стране, где шла война.